Дом, где разбиваются сердца Шоу Бернард

Элли (в тон ему). А если бы я вам сказала, что я влюблена в другого мужчину?

Менген (в раздражении вскакивает). Я не шучу.

Элли. А почему вы думаете, что я шучу?

Менген. Повторяю вам, что я говорю совершенно серьезно. Вы слишком молоды, чтобы быть серьезной, но вам придется поверить мне. Я хочу быть поближе к вашей приятельнице, миссис Хэшебай. Я влюблен в нее. Ну вот, теперь я все выложил.

Элли. А я хочу быть поближе к вашему приятелю, мистеру Хэшебай. Я влюблена в него. (Встает и с видом совершенного чистосердечия заканчивает.) Ну, теперь, когда мы во всем открылись друг другу, мы будем настоящими друзьями. Благодарю вас за то, что вы доверились мне.

Менген (вне себя). И вы воображаете, что я позволю так злоупотреблять моей персоной?

Элли. Полно вам, мистер Менген. Вы же нашли возможным злоупотребить моим отцом в этих ваших делах. Брак для женщины – это такое же дело. Так почему же мне не злоупотребить вами в семейном смысле?

Менген. Потому что я не позволю этого! Потому что я не круглый простофиля, как ваш отец, вот почему!

Элли (со спокойным презрением). Вы не достойны ботинки чистить моему отцу, мистер Менген. Я делаю для вас громадную любезность, снисходя до того, чтобы злоупотребить вашей милостью, как вы изволили выразиться. Разумеется, у вас есть полная возможность расторгнуть нашу помолвку, раз уж вам так хочется. Но если вы только это сделаете, вы больше не переступите порога дома Гесионы. Я уж позабочусь об этом.

Менген (задыхаясь). Ах вы чертенок!… Вы меня положили на обе лопатки. (Сраженный, совсем было уже падает в кресло, но вдруг его словно что-то осеняет.) Нет, нет, погодите. Вы не так хитры, как вы думаете. Вам не удастся так просто провести Босса Менгена. А что, если я сейчас прямехонько отправлюсь к миссис Хэшебай и объявлю ей, что вы влюблены в ее мужа?

Элли. Она знает.

Менген. Вы ей сказали!!!

Элли. Она мне это сказала.

Менген (хватается за виски). Это какой-то сумасшедший дом! Или это я сошел с ума! Да что она, сговорилась, что ли, с вами – заполучить вашего супруга в обмен на своего?

Элли. А разве вы хотите нас обеих?

Менген (совершенно оторопев, падает в кресло). Нет, мои мозги этого не выдержат. У меня голова лопается. Помогите! Мой череп! Скорей! Держите его, сожмите его! Спасите меня!

Элли подходит к нему сзади, крепко охватывает его голову, потом начинает тихонько проводить руками от лба к ушам.

Спасибо. (Сонным голосом.) Как это освежает. (Борясь со сном.) Только не вздумайте гипнотизировать меня. Я видел, как люди становились круглыми дураками от этой штуки.

Элли (внушительно). Успокойтесь. Я видела, как люди становились дураками без всякого гипноза.

Mенген (кротко). Надеюсь, вам не противно трогать меня? Потому что ведь до сих пор вы никогда не трогали меня.

Элли. Ну конечно, пока вы не влюбились самым естественным образом во взрослую, симпатичную женщину, которая никогда не позволит вам приступиться к ней. И я никогда не позволю ему приступиться ко мне.

Менген. А он все-таки будет пытаться.

Элли (продолжая ритмически свои пассы). Шшш… Засыпайте. Слышите? Вы будете спать-спать-спать. Будьте спокойны, совсем, совсем спокойны. Спите-спите-спите-спите. Менген засыпает. Элли тихонько отходит, выключает свет и уходит в сад. Няня открывает дверь и появляется в полосе света, пробивающегося из передней.

Няня (говорит кому-то в передней). Мистера Менгена нет здесь, душенька. Здесь никого нет. Темно совсем.

Миссис Хэшебай (снаружи). Посмотрите в саду. Мы с мистером Дэном будем у меня в будуаре. Проводите его к нам.

Няня. Хорошо, душенька. (Идет в темноте к двери в сад, спотыкается о спящего Менгена, кричит.) Ах! Господи ты боже! Простите уж, пожалуйста! Не разглядела впотьмах. Да кто же это такой? (Возвращается к двери и включает свет.) Ах, мистер Менген, надеюсь, я не ушибла вас? Вот ведь, шлепнулась прямо на колени! (Подходит к нему.) А я вас-то и ищу. Миссис Хэшебай просила вас… (Замечает, что он совершенно неподвижен.) Ах ты господи! Да уж не убила ли я его! Сэр! Мистер Менген! Сэр! (Трясет его, он безжизненно валится с кресла, она подхватывает его и прислоняет к подушке.) Мисс Гесси! Мисс Гесси! Скорей сюда, голубушка! Мисс Гесси!

Миссис Хэшебай входит из передней с Мадзини Дэном.

Ах, мисс Гесси! Похоже, я убила его!

Мадзини обходит кресло с правой стороны от Менгена и видит, что, по-видимому, няня говорит правду.

Мадзини. Что побудило вас, женщина, совершить такое преступление?

Миссис Хэшебай (удерживаясь, чтобы не расхохотаться). Ты хочешь сказать, что ты это умышленно?

Няня. Да разве это похоже на меня, чтобы я нарочно человека погубила? Наткнулась на него в темноте, да и придавила. Вес-то у меня большой. А он слова не сказал и не пошевелился, пока я не тряхнула его. Потом, гляжу – валится замертво на пол. Экая беда вышла!

Миссис Хэшебай (подходит к Мадзини, обойдя няньку, и критически разглядывает Менгена). Глупости! Ничуть он не мертвый. Просто спит. Вижу, как дышит.

Няня. А почему ж он не просыпается?

Мадзини (очень вежливо говорит Менгену в самое ухо). Менген, дорогой Менген! (Дует ему в ухо.)

Миссис Хэшебай. Так не годится. (Изо всех сил встряхивает его.) Мистер Менген, извольте проснуться! Слышите?

Он начинает сползать ниже, на пол.

Ах, няня, няня! Он падает, помоги мне!

Няня бросается на помощь. Вместе с Мадзини они снова втаскивают Менгена на подушки.

Няня (стоя за креслом, наклоняется и нюхает). Может, он пьян, как ты думаешь, душенька?

Миссис Хэшебай. Может быть, хлебнул папиного рома?

Мадзини. Нет, этого быть не может. Он человек воздержанный. Кажется, когда-то пил изрядно, но теперь в рот не берет спиртного. Вы знаете, миссис Хэшебай, я думаю, он под гипнозом.

Няня. Под гип-но… чем, сэр?

Мадзини. Как-то раз вечером у нас дома, после того как мы были на гипнотическом сеансе, дети устроили игру в это, и Элли стала гладить меня по голове. И представьте, я заснул мертвым сном. Пришлось им посылать за специалистом, чтобы разбудить меня, после того как я проспал восемнадцать часов. Да они еще вздумали нести меня наверх в спальню, а так как дети, бедняжки, не могут похвастать силой, они меня уронили, и я скатился вниз по всей лестнице – и все-таки не проснулся.

Миссис Хэшебай еле удерживается от смеха.

Да, вам, конечно, смешно, миссис Хэшебай, а я ведь мог разбиться насмерть.

Миссис Хэшебай. Все равно, это ужасно смешно, и я не могу не смеяться, даже если бы вы и разбились насмерть, мистер

Дэн. Так, значит, это Элли загипнотизировала его. Вот потеха!

Мадзини. Ах, нет, нет, нет. Это для нее был такой ужасный урок. Я думаю, она ни за что на свете не решится повторить это.

Миссис Хэшебай. Тогда кто же это сделал? Я не делала.

Мадзини. Я думаю, может быть это капитан, как-нибудь так, не нарочно. Он ведь такой магнетический. Я чувствую, как я весь начинаю вибрировать, чуть только он приближается ко мне.

Няня. Уж капитан во всяком случае сумеет разбудить его, сэр. Об этом-то я постараюсь. Пойду приведу его. (Идет в кладовую.)

Миссис Хэшебай. Постой немножко. (Мадзини.) Вы говорите, что он может спокойно проспать восемнадцать часов?

Мадзини. То есть это я проспал восемнадцать часов.

Миссис Хэшебай. И вам после этого не было плохо?

Мадзини. Что-то я не совсем помню. Они вливали в меня бренди, знаете…

Миссис Хэшебай. Отлично. Во всяком случае, вы остались живы. Няня, милая, поди попроси мисс Дэн прийти сюда к нам. Скажи, что очень нужно, что я хочу поговорить с ней. Наверно, они где-нибудь с мистером Хэшебай.

Няня. Не думаю, душенька. Мисс Эдди, вот кто с ним. Но я сейчас пойду поищу и пришлю ее к вам. (Уходит в сад.)

Миссис Хэшебай (показывает Мадзини на фигуру в кресле). Ну, мистер Дэн, смотрите. Вы только посмотрите! Да хорошенько. Вы все еще настаиваете на том, чтобы принести вашу дочь в жертву этому чучелу?

Мадзини (смущенно). Меня прямо всего перевернуло, миссис Хэшебай, от того, что вы мне сказали. И чтобы кто-нибудь мог подумать, что я, я, прирожденный солдат свободы, если можно так выразиться, мог кому-нибудь или чему-нибудь пожертвовать моей Элли или что у меня когда-нибудь могла возникнуть мысль насиловать ее чувства или склонности, – это такой тяжкий удар моему… ну, скажем, моему доброму мнению о самом себе.

Миссис Хэшебай (довольно равнодушно). Простите.

Мадзини (уныло глядя на сонное тело). Что вы собственно имеете против бедняги Менгена, миссис Хэшебай? По-моему, он хороший человек. Но, правда, я так привык к нему.

Миссис Хэшебай. Неужели у вас нет сердца, нет чувства? Вы только посмотрите на это животное. Подумайте о бедной, невинной, слабенькой Элли в лапах этого рабовладельца, который всю жизнь заставляет толпы грубых, непокорных рабочих подчиняться ему и потеть для его процветания. Человек, для которого паровые молоты куют огромные раскаленные массы железа! Который способен часами безжалостно препираться с женщинами и девушками из-за какого-нибудь полупенни! Капитан промышленности – так, что ли, вы его зовете? Неужели вы способны бросить ваше нежное, хрупкое, беспомощное дитя в когти этого зверя? И только из-за того, что она будет жить у него в роскошном доме и он обвешает ее брильянтами, чтобы все видели, какой он богатый.

Мадзини (смотрит на нее широко раскрытыми, изумленными глазами). Дорогая миссис Хэшебай, да бог с вами, откуда у вас такие романтические представления о деловой жизни? Бедняга Менген совсем не такой.

Миссис Хэшебай (презрительно). Бедняга Менген – действительно!

Мадзини. Да он ничего не смыслит в машинах. Он никогда и близко-то не подходит к рабочим. Он не мог бы ими управлять. Он их боится. Мне никогда не удавалось его хоть сколько-нибудь заинтересовать производством. Он не больше вашего понимает в этом. Люди жестоко заблуждаются в Менгене. Они думают, что это такая грубая сила, – и все только потому, что у него плохие манеры.

Миссис Хэшебай. Не хотите ли вы уверить меня, что у него не хватит сил раздавить бедную малютку Элли?

Мадзини. Конечно, очень трудно сказать, как может обернуться тот или иной брак. Но я лично думаю, что у него решительно нет никаких шансов взять над ней верх. У Элли удивительно сильный характер. Я думаю, это потому, что, когда она была еще совсем маленькая, я научил ее любить Шекспира.

Миссис Хэшебай (пренебрежительно). Шекспир! Теперь вам еще только не хватает сказать мне, что вы способны загребать деньги лучше Менгена. (Подходит к дивану и садится с левого края, страшно раздраженная.)

Мадзини (идет за ней и садится на другой конец). Нет. Это я плохо умею. Да я, видите ли, и не очень стремлюсь. Я не честолюбив! Должно быть, поэтому. Менген – вот он насчет денег просто удивительный! Он ни о чем больше не думает. У него ужасный страх перед бедностью. А я всегда думаю о чем-нибудь другом. Даже на фабрике я думаю о вещах, которые мы делаем, а вовсе не о том, сколько они стоят. Но самое худшее во всем этом, что бедняга Менген не знает, что ему делать со своими деньгами. Это такой младенец, что он не знает даже, что ему есть, что пить. Он себе печень испортил тем, что ел и пил то, что ему совсем не полагалось. И сейчас почти ничего не может есть. Элли создаст ему режим и заставит соблюдать диету. Вы просто удивитесь, когда узнаете его поближе. Это, уверяю вас, самый беспомощный человек на свете. Проникаешься к нему таким, как бы сказать, покровительственным чувством.

Миссис Хэшебай. А скажите, пожалуйста, кто же в таком случае заворачивает всеми его предприятиями?

Мадзини. Я., И другие, вот такие же, как я.

Миссис Хэшебай. Которых он держит на побегушках?

Мадзини. Если смотреть с вашей точки зрения – да.

Миссис Хэшебай. А скажите на милость, почему же вы собственно не можете без него обойтись, если вы все настолько умнее его?

Мадзини. Ах, нет, мы без него пропадем. Мы погубим все дело за какой-нибудь год. Да я уж пробовал. Знаю. Мы бы слишком много тратили денег на разные разности, улучшили бы качество товаров. И все это обошлось бы нам очень дорого. И с рабочими тоже; мы, вероятно, в некоторых случаях пошли бы на уступки. Ну, а Менген держит нас в порядке. Он накидывается на нас из-за каждого лишнего пенни. Мы никак не можем без него обойтись. Вы знаете, он способен целую ночь просидеть, раздумывая, как бы ему сэкономить какой-нибудь шестипенсовик. Но Элли заставит его поплясать, когда она будет держать дом в руках.

Миссис Хэшебай. Так, значит, это ничтожество даже и в качестве капитана промышленности всего лишь шарлатан чистейшей воды?

Мадзини. Боюсь, что все наши капитаны промышленности такие вот, как вы говорите, шарлатаны, миссис Хэшебай. Конечно, есть фабриканты, которые действительно знают, что они говорят, знают свое дело. Но они не умеют добывать таких громадных барышей, как Менген. Уверяю вас, Менген по-своему хороший человек. Такой добродушный…

Миссис Хэшебай. Вид у него очень непривлекательный. И ведь он уж далеко не молод.

Мадзини. В конце концов, миссис Хэшебай, ни один супруг не пребывает очень долго в состоянии первой молодости. Да в наше время мужчины и не могут позволить себе жениться очень рано.

Миссис Хэшебай. Вот, видите ли, если бы я сказала так, это звучало бы остроумно. Почему же у вас получается как раз наоборот? Чего-то в вас не хватает. Почему вы никому не внушаете доверия, уважения?

Мадзини (смиренно). Мне кажется, все дело в том, что я беден. Вы себе представить не можете, что это значит для семьи. Заметьте, я не хочу сказать, что они когда-нибудь жаловались. Всегда они по отношению ко мне держали себя замечательно. Они гордились моей бедностью. Они даже частенько подшучивали над этим. Но жене моей приходилось туго. Она готова была со всем примириться.

Миссис Хэшебай невольно вздрагивает.

Вот то-то и есть. Вы понимаете, миссис Хэшебай, я не хочу, чтобы и Элли пришлось мириться…

Миссис Хэшебай. И вы хотите, чтобы она примирилась с необходимостью жить с человеком, которого она не любит?

Мадзини (грустно). А вы уверены, что это хуже, чем жить с человеком, которого любишь, а он всю жизнь у кого-то на побегушках?

Миссис Хэшебай (у нее исчезает презрительный тон, и она с интересом смотрит на Мадзини). Знаете, я теперь думаю, что вы действительно очень любите Элли. Потому что вы становитесь положительно умником, когда говорите о ней.

Мадзини. Я не знал, что я до того уж глуп, когда говорю на другие темы.

Миссис Хэшебай. Бывает иной раз.

Мадзини (отворачивается, потому что глаза у него влажны). Я многое узнал о себе от вас, миссис Хэшебай. Вряд ли только мне будет веселей от вашей откровенности. Но если вы считаете, что это нужно было для того, чтобы я подумал о счастье Элли, то вы очень ошибаетесь.

Миссис Хэшебай (наклоняется к нему в сердечном порыве). Я отвратительно груба, правда?

Мадзини (овладевая собой). Да ну, что обо мне говорить, миссис Хэшебай! Я вижу, что вы любите Элли, и для меня этого достаточно.

Миссис Хэшебай. Я начинаю и вас любить немножко. Я просто ненавидела вас сначала. Я считала вас самым отвратительным, самодовольным, скучным старым ханжой.

Мадзини (он уже решил принять ее тон за должное и заметно повеселел). Что ж, может быть я такой и есть. Я никогда не был в чести у таких роскошных женщин, как вы. Я их всегда побаивался.

Миссис Хэшебай (польщенная). А я, по-вашему, роскошная женщина, Мадзини? Смотрите, как бы я в вас не влюбилась.

Мадзини (с невозмутимой учтивостью). Нет, вы не влюбитесь, Гесиона. Нет, со мной вы в совершенной безопасности. Поверьте мне, много женщин флиртовали со мной только потому, что они знали – со мной это совершенно безопасно. Но, конечно, именно поэтому им это очень быстро надоедало.

Миссис Хэшебай (коварно). Берегитесь. Вы, может быть, вовсе не так неуязвимы, как вы думаете.

Мадзини. О нет, совершенно неуязвим. Видите ли, я любил по-настоящему. То есть такой любовью, которая бывает только раз в жизни. (Проникновенно.) Потому-то Элли такая миленькая.

Миссис Хэшебай. Вы… гм… Нет, знаете, вы начинаете раскрываться. Вы совершенно уверены, что не дадите мне совратить вас на второе такое же сильное чувство?

Мадзини. Вполне уверен. Это было бы противоестественно. Дело в том, что вы, как бы это сказать… от меня не загоритесь, и я от вас не загорюсь.

Миссис Хэшебай. Понятно. Ваш брак, по-видимому, это нечто вроде противопожарного крана.

Мадзини. Как вы остроумно перевернули мою мысль. Я бы никогда не додумался.

Входит Элли из сада; вид у нее удрученный.

Миссис Хэшебай (поднимаясь). Ах, вот, наконец, и Элли. (Обходит диван сзади.)

Элли (остановившись в двери с правого борта). Гинесс сказала, что вы хотели меня видеть. Вы и папа.

Миссис Хэшебай. Вы заставили нас так долго ждать, что это почти уже потеряло… Ну, впрочем, все равно. Ваш отец совершенно удивительный человек. (Ласково ерошит ему волосы.) Первый и единственный до сих пор, который мог устоять против меня, когда я изо всех сил старалась понравиться. (Подходит к большому креслу по левую сторону Метена.) Подите сюда. Я хочу вам что-то показать.

Элли безучастно подходит к креслу с другой стороны.

Полюбуйтесь.

Элли (смотрит на Менгена без всякого интереса). Я знаю. Он спит. Мы с ним тут говорили после обеда, и он заснул среди разговора.

Миссис Хэшебай. Вы его усыпили, Элли?

Мадзини (быстро вскакивает и подходит к спинке кресла). Нет, надеюсь, это не ты. Разве ты, в самом деле, сделала это, Элли?

Элли (устало). Он сам меня попросил. Мадзини. Но ведь это очень опасно. Ты помнишь, что тогда со мной было? Элли (совершенно равнодушно). Да, я думаю, я сумею разбудить его. Ну, а не я, так другой кто-нибудь. Миссис Хэшебай. В конце концов это не важно, потому что я, наконец, убедила вашего отца, что вам не следует выходить за него замуж.

Элли (внезапно выходя из своего равнодушия, очень раздосадованная). А зачем вы это делали? Я хочу выйти за него замуж. Я твердо решила выйти за него. Мадзини. Ты вполне уверена в этом, Элли? Миссис Хэшебай дала мне почувствовать, что я в этом деле проявил, быть может, некоторый эгоизм и легкомыслие.

Элли (очень отчетливо, внятно и уверенно). Папа, если когда-нибудь миссис Хэшебай еще раз возьмет на себя смелость объяснить тебе, что я думаю и чего я не думаю, ты заткни уши покрепче и закрой глаза. Гесиона ничего обо мне не знает. Она не имеет ни малейшего понятия, что я за человек – и никогда этого не поймет. Обещаю тебе, что я никогда не буду делать ничего такого, чего бы я не хотела и Не считала бы нужным для собственного блага.

Мадзини. Ты в этом вполне, вполне уверена?

Элли. Вполне, вполне. Ну, а теперь иди и дай нам поговорить с миссис Хэшебай.

Мадзини. Мне хотелось бы послушать. Разве я помешаю?

Элли (неумолимо). Я предпочитаю поговорить с ней наедине.

Мадзини (нежно). Ну хорошо, хорошо. Я понимаю. Родители – всегда помеха. Я буду паинькой. (Идет к двери в сад.) Да, кстати, ты не помнишь, как адрес того специалиста, который меня разбудил? Как ты думаешь, не послать ли ему сейчас телеграмму?

Миссис Хэшебай (направляясь к дивану). Сегодня уж поздно телеграфировать.

Мадзини. Да, пожалуй. Ну, я надеюсь, он ночью сам проснется. (Уходит в сад.)

Элли (едва только отец выходит из комнаты, круто поворачивается к Гесионе). Гесиона, какого черта вы заводите такие неприятные разговоры с отцом из-за Менгена?

Миссис Хэшебай (сразу теряя самообладание). Как вы смеете так разговаривать со мной, противная девчонка? Не забывайте, что вы у меня в доме!

Элли. Чепуха! Зачем вы суетесь не в свое дело. Вам-то что, выйду я за Менгена замуж или нет?

Миссис Хэшебай. Вы что, думаете запугать меня? Вы, маленькая авантюристка, которая ищет себе мужа!

Элли. Всякая женщина, у которой нет денег, ищет себе мужа. Вам хорошо болтать. Вы никогда не знали, что это такое вечно быть без денег. Вы можете себе подхватывать мужчин, как цветочки по дороге. А я, бедная, порядочная…

Миссис Хэшебай (прерывает ее). Ха! Порядочная. Как вы подцепили Менгена? Как вы подцепили моего мужа? И у вас хватает дерзости говорить мне, что я… я…

Элли. Сирена, вот вы кто. Вы созданы для того, чтобы водить мужчин за нос. Если бы это было не так, Марк, может быть, дождался бы меня.

Миссис Хэшебай (внезапно остывая и уже полусмеясъ). Ах, бедняжка моя Элли, детка моя! Бедная моя крошка! Мне до того жаль, что это так вышло с Гектором. Но что же я могу сделать? Ведь я не виновата. Я бы вам его уступила, если бы могла.

Элли. Я вас и не виню.

Миссис Хэшебай. Какая же я скотина, что начала с вами ругаться. Ну, идите ко мне, поцелуйте и скажите, что не сердитесь.

Элли (злобно). Ах, перестаньте вы, пожалуйста, сюсюкать, изливаться и сентиментальничать. Неужели вы не понимаете, что если я не заставлю себя быть жестокой, жестокой, как камень, то я сойду с ума. Мне совершенно наплевать, что вы меня ругали и обзывали как-то. Неужели вы думаете, что для женщины в моем положении могут что-нибудь значить какие-то там слова?

Миссис Хэшебай. Бедненькая вы моя женщинка! Такое ужасное положение!

Элли. Вам, наверно, кажется, что вы необыкновенно чуткая. А вы просто глупое, взбалмошное, эгоистическое существо. Вы видите, как меня ударило – ударило прямо в лицо, – и это убило целую и лучшую часть моей жизни – ту, что уже никогда теперь не вернется. И вы воображаете, что можно меня утешить вот этими поцелуями и сюсюканьем. Когда мне нужно собрать в себе всю силу, чтобы я могла хоть на что-нибудь опереться, на что-то железное, каменное, – все равно, как бы это ни было больно, – вы болтаете тут всякую чепуху и причитаете надо мной. Я не сержусь; я не чувствую к вам никакой вражды. Но только, бога ради, возьмите вы себя в руки и не думайте, пожалуйста, что если вы всю жизнь нежились в бархате и сейчас так живете, то женщины, которые жили в самом настоящем аду, могут так же легко ко всему относиться, как и вы.

Миссис Хэшебай (пожимая плечами). Превосходно. (Садится на диван, на старое место.) Но я должна предупредить вас, что когда я не сюсюкаю, не целуюсь, не смеюсь, то я только об одном думаю: сколько еще я могу выдержать в этом проклятом мире, наполненном жестокостью. Сирены вам не нравятся. Хорошо, оставим сирен в покое. Вы хотите успокоить ваше израненное сердце на жернове. Отлично. (Скрещивая руки на груди.) Вот вам жернов.

Элли (усаживается около нее, несколько успокоившись). Так-то вот лучше. У вас поистине удивительная способность – приладиться к любому настроению. Но все равно вы ничего не понимаете, потому что вы не из того сорта женщин, для которых существует только один мужчина и одна возможность.

Миссис Хэшебай. Я, конечно, совершенно не понимаю, каким образом, связав себя с этим чучелом, вы утешитесь в том, что не можете стать женою Гектора.

Элли. Вы, вероятно, не понимаете и того, почему сегодня утром я была такой милой девочкой, а сейчас я уже не девочка и не такая уж милая.

Миссис Хэшебай. Нет, это я понимаю. Потому что вы вбили себе в голову, что вы должны сделать что-то гадкое и мерзкое.

Элли. Нет, этого у меня нет в мыслях, Гесиона. Но я должна что-то постараться сделать с этим моим разбитым корытом.

Миссис Хэшебай. Ну-у! Все это вы переживете. И корыто ваше целехонько.

Элли. Конечно, переживу. Надеюсь, вы не воображаете, что я сяду, сложив руки, и буду ждать, когда я умру от разбитого сердца или останусь старой девой, которая живет на подаяние общества помощи престарелым инвалидам. Но все равно – сердце у меня разбито. Я просто хочу сказать этим, что я знаю – то, что было у меня с Марком, больше для меня никогда не повторится. И в мире для меня существует Марк и безликая масса других мужчин, которые все одинаковы. Но если мне отказано в любви, это еще не значит, что я к тому же должна жить в бедности. И если у Менгена нет ничего другого, так у него по крайней мере есть деньги.

Миссис Хэшебай. А разве нет на свете молодых людей с деньгами?

Элли. Для меня нет. Кроме того, молодой человек будет вправе ожидать от меня любви и, возможно, бросит меня, когда увидит, что ничего такого я ему дать не могу. Богатые молодые люди, вы сами знаете, имеют возможность очень легко отделаться от своих жен. А это чучело, как вы изволите выражаться, не может от меня ждать ничего, кроме того, что я намерена ему предоставить.

Миссис Хэшебай. Вы будете его собственностью, не забудьте. Если он вас купит, он постарается, чтобы эта сделка была выгодна ему, а вовсе не вам. Спросите-ка у вашего отца.

Элли (встает, подходит к креслу и разглядывает предмет их разговора). Об этом вы можете не беспокоиться, Гесиона. Я могу больше дать Боссу Менгену, чем он мне. Это я его покупаю, и за хорошую цену. Женщины в такого рода сделках судят лучше мужчин. И десять Боссов Менгенов не помешают мне делать то, что мне заблагорассудится в качестве его жены, и много больше, чем если бы я осталась бедной девушкой. (Наклоняясь над неподвижным телом.) Ведь правда, не помешают, Босс? Я думаю, нет. (Идет кчертежному столу, останавливается, прислонившись к нему, и смотрит в окно.) Во всяком случае мне не придется вечно думать о том, долго ли еще продержатся мои перчатки.

Миссис Хэшебай (величественно поднимаясь). Элли! Вы маленькое порочное, подленькое животное. И подумать только: я снизошла до того, что старалась пленить эту жалкую тварь, чтобы спасти вас от него. Так вот, разрешите заявить вам следующее: если вы вступите в этот омерзительный союз, вы больше никогда не увидите Гектора, поверьте мне.

Элли (невозмутимо). Я сразила Менгена, пригрозив ему, что если он не женится на мне, так он вас больше никогда в глаза не увидит. (Она приподнимается на руках и садится на край стола.)

Миссис Хэшебай (содрогаясь). Вы… вы…

Элли. Так что видите, этот ваш козырь – он для меня не неожиданность. А впрочем, ну что ж, попробуйте. Посмотрим. Я могла бы сделать из Марка человека, а не комнатную собачку.

Миссис Хэшебай (вспыхивая). Как вы смеете?

Элли (с почти угрожающим видом). А вот попробуйте, дайте ему повод думать обо мне; посмотрим, как вы посмеете.

Миссис Хэшебай. Нет, в жизни моей не видела такого наглого чертенка! Гектор говорит, что есть предел, после которого единственный ответ человеку, не желающему знать никаких правил, это хорошая оплеуха. Что, если я надеру вам уши?

Элли (спокойно). Вцеплюсь вам в волосы.

Миссис Хэшебай (ехидно). А я бы и не почувствовала. Может быть, я их снимаю на ночь.

Элли (так поражена, что соскакивает со стола и подбегает к ней). О нет, не может быть, Гесиона, чтобы эти чудесные волосы были фальшивые.

Миссис Хэшебай (поглаживая свои волосы). Только вы не говорите Гектору: он ведь думает, что они настоящие.

Элли (со стоном отчаяния). О, даже волосы, которыми вы опутали его, – все, все фальшивое!

Миссис Хэшебай. Ну-ка, потяните, попробуйте. Есть женщины, которые своими волосами ловят мужчин, как в сеть, а я вот на своих укачиваю младенца. А вам, золотые локончики, этого не сделать!

Элли (убитая). Нет, не сделать. Вы украли моих младенцев.

Миссис Хэшебай. Душенька, ведь я сейчас заплачу. Вы знаете, вот то, что вы сказали, будто я из него делаю комнатную собачку, это до некоторой степени правда. Может быть, ему следовало подождать вас. Ну разве какая-нибудь другая женщина на свете простила бы вам это?

Элли. Ах, но по какому праву вы забрали его всего, всего целиком и только для себя! (Овладевая собой.) Ну довольно, вы тут ничем не виноваты. И никто не виноват. И он не виноват. Нет, нет, не говорите мне больше ничего. Я не могу этого вынести. Давайте разбудим наше чучело. (Начинает поглаживать Менгена по голове в обратном направлении – от ушей ко лбу.) Проснитесь, слышите? Вы должны сейчас же проснуться. Проснитесь. Проснитесь. Просни…

Mенген (подскакивает в кресле и в ярости накидывается на них). Проснитесь! Так вы думаете, я спал? (В бешенстве отталкивает ногой стул и становится между ними.) Вы меня вогнали в такой столбняк, что я не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой. Меня могли бы так похоронить заживо! Хорошо, что до этого хоть не дошло. А они думают, что я просто спал! Если бы я свалился на пол оба раза, когда вы меня тут трясли, я бы сломал себе нос ко всем чертям и остался бы так на всю жизнь. Но зато теперь я вас всех знаю вдоль и поперек. Знаю, что вы за публика и куда я попал. Я слышал каждое -ваше слово. И ваше – и вашего драгоценного папаши – и (к миссис Хэшебай) ваше тоже. Итак, значит, я чучело! Я ничтожество! Я дурак! Дурак, который даже не знает, что ему есть. Я, видите ли, боюсь рабочих, которые бы все подохли с голоду, если бы я не кормил их, давая им заработок. Я отвратительный старый скупердяй, который только и. годится, чтобы им пользовались ловкие женщины и его собственные безмозглые управляющие. Я…

Миссис Хэшебай (с апломбом самого изысканного свойства). Ш-ш-ш… ш-ш-ш… ш-ш-ш… Мистер Менген, ваше достоинство обязывает вас вычеркнуть из памяти все, что вы слышали в то время, когда вы так мило притворялись, что изволите спать. Это отнюдь не предназначалось для вашего слуха.

Менген. Притворялся! Неужели вы думаете, что, если бы я только притворялся, я бы лежал здесь беспомощный и выслушивал всю эту клевету, ложь, несправедливость? Терпел бы это ляганье в спину, это поношенье… Если бы я только мог встать и сказать вам всем, что я о вас думаю! Удивляюсь, как меня не разорвало.

Миссис Хэшебай (воркующим голосом). Вам все это приснилось, мистер Менген. Мы только говорили, какой у вас удивительно мирный вид во сне. Вот и все. Ведь правда, Элли? Поверьте мне, мистер Менген, все эти неприятные вещи причудились вам в самую последнюю секунду, перед тем как вы проснулись. Это просто Элли погладила вас по голове против шерсти. И это пренеприятное ощущение вызвало у вас такой неприятный сон.

Менген (угрюмо). Я верю снам.

Миссис Хэшебай. Я тоже. Только они всегда сбываются наоборот.

Mенген (все его чувство бурно прорывается наружу). Нет, я до самой смерти не забуду, что, когда вы кокетничали со мной в саду, вы просто дурачили меня. Это было грязно, подло, недостойно так поступать. Вы не имели права привлекать меня к себе, если я вам внушал такое отвращение. Не моя вина, что я не молод и что у меня усы не вроде бронзовых канделябров, как у вашего уважаемого супруга. Есть вещи, которые порядочная женщина не позволит себе по отношению к мужчине, как мужчина не позволит себе ударить женщину в грудь.

Гесиона, пристыженная, садится на диван и закрывает лицо руками. Менген тоже опускается в кресло и начинает всхлипывать, как ребенок. Элли переводит глаза с одного на другого. Миссис Хэшебай, услышав эти жалобные звуки, отнимает руки от лица и глядит на Менгена. Потом вскакивает и подбегает к нему.

Миссис Хэшебай. Не плачьте. Я не могу этого вынести. Неужели я разбила ваше сердце? Я не знала, что оно у вас есть. Разве я могла это знать?

Mенген. Мужчина я или нет?

Миссис Хэшебай (полуласкателъно, полушутя и вместе с тем очень умильно). Ах, нет. Не то, что я называю мужчиной. Вы – Босс. И больше ничего. Ну, а зачем же Боссу сердце?

Менген. Значит, вы нисколько не раскаиваетесь? Вам не стыдно?

Миссис Хэшебай. Мне стало стыдно в первый раз в жизни, когда вы сказали, что это то же, что ударить женщину в грудь. И я поняла, что я наделала. Я чуть не сгорела от стыда. Вы взяли свое, Босс. Разве вам этого мало?

Менген. Так вам и надо! Вы слышите – так и надо! Вы жестокая, только одно и можно сказать – жестокая!

Миссис Хэшебай. Ну что же, жестокость была бы очень приятной вещью, если бы можно было найти такую жестокость, которая не причиняла бы боли. Кстати (усаживается около него на ручку кресла), как вас зовут? Ведь не Босс же, наконец!

Менген (отрывисто). Если вам угодно знать, меня зовут Альфред.

Миссис Хэшебай (вскакивает). Альфред! Элли, его зовут, как Теннисона!

Менген (вставая). Меня так назвали в честь моего дядюшки, от которого я никогда ни пенни не получил, будь он проклят. Но что из этого следует?

Миссис Хэшебай. Мне вдруг, знаете, пришло в голову, что ведь и вы тоже человек, что у вас была мать, как и у всякого другого. (Кладет ему руки на плечи и разглядывает его.) Крошка Альф.

Менген. Ну и характер же у вас!

Миссис Хэшебай. А у вас, оказывается, есть сердце, Альф. Крошечное такое, жалкое сердечко, но все-таки настоящее. (Внезапно отпуская его.) Ну, а теперь идите и помиритесь с Элли. У нее было достаточно времени, чтобы придумать, что вам сказать. Гораздо больше, чем у меня. (Быстро уходит в сад через правую дверь.)

Менген. Эта женщина своими руками вам всю душу наизнанку вывернет.

Элли. Вы по-прежнему еще влюблены в нее, несмотря на все, что мы о вас говорили.

Менген. Неужели все женщины такие, как вот вы с ней? Неужели они ничего больше не думают о мужчине, кроме того, что от него можно получить? А вы даже и этого не думали обо мне. Вы думали только о том, сколько времени проносятся ваши перчатки.

Элли. Когда мы с вами поженимся, мне не придется больше об этом думать.

Менген. И вы рассчитываете, что я женюсь на вас после того, что я здесь слышал?

Элли. Вы не слышали от меня ничего такого, чего бы я не говорила вам раньше.

Менген. Вы, верно, думаете, что я без вас жить не могу.

Элли. Я думаю, что теперь вы будете чувствовать себя одиноким без всех нас – теперь, когда вы нас так хорошо узнали.

Менген (с каким-то воплем отчаяния). Неужели за мной никогда не останется последнее слово?

Капитан Шотовер (появляется в двери из сада). Чья это душа предается здесь мучениям ада? Что тут случилось?

Менген. Эта девица не желает всю жизнь думать о том, сколько времени проносятся ее перчатки.

Капитан Шотовер (проходит через комнату). А зачем они? Я их никогда не ношу. (Исчезает в кладовой.)

Леди Эттеруорд (появляясь из двери с левого борта в роскошном обеденном туалете). Что это такое здесь происходит?

Элли. Этот джентльмен интересуется, останется ли за ним когда-нибудь последнее слово.

Леди Эттеруорд (подходит к дивану). Я бы ему позволила сказать последнее слово, дорогая. Самое главное, это вовсе не сказать последнее слово, а поставить на своем.

Менген. Она хочет и того и другого.

Леди Эттеруорд. Этого ей не добиться, мистер Менген. Последнее слово всегда остается за провидением.