Бремя юртов Нортон Андрэ

Глава 1

Девушка-раски изобразила двумя пальцами левой руки «рога демона» и плюнула сквозь них. Капли слюны, смешавшись с пылью, упали на глинистую дорогу, едва не задев край дорожного плаща Элоссы. Элосса не взглянула на девушку, ее глаза были прикованы к далеким горам, ее цели.

Ненависть городка душила ее, как облако пыли. Ей следовало избегать поселка. Никто из рода юртов не входил в местные поселения, если мог избежать этого. Передающаяся ненависть глубоко вгрызалась в высшее сознание юрта, затемняла восприятие, путала мысли. Но Элоссе нужна была пища. Вчера вечером, перебираясь по камням через ручей, она поскользнулась и упала в воду; припасы в ее поясной сумке превратились в клейкую массу, а утром их пришлось выбросить.

Торговец, к которому она обратилась, был угрюмым и грубым, но у него не хватило храбрости отказать ей, когда она быстро выбрала из его товара нужное. Из всех волн ненависти… Теперь, отойдя достаточно далеко от девушки, которая приветствовала ее плевком, Элосса пошла быстрее.

Юрты, мужчины и женщины, с достоинством проходили мимо раски, потому что игнорировали местных жителей и смотрели сквозь них, будто не видели. Юрты и раски различались как свет и тень, как гора и равнина, жара и мороз. У них не было ничего общего.

Они жили в одном и том же мире, ели одинаковую пищу, дышали одним воздухом. У некоторых в роду Элоссы даже были черные волосы, как у раски, и кожа их не отличалась по цвету. Раски были смуглыми от рождения, а юрты, живущие под открытым небом, темнели под лучами солнца. Если бы Элоссу одеть в хлопающую по щиколоткам юбку той девушки, что так наглядно демонстрировала свою ненависть, и зачесать волосы вверх, они почти не отличались бы друг от друга. Разница была только в сознании, в мысли.

Так было всегда. Высшее сознание юрт получал от рождения. Ребенка учили пользоваться им раньше, чем он начинал говорить, потому что высшее сознание было единственным, что хранило юртов от полного уничтожения.

Закар был нелегким миром. Страшные бури в холодный сезон загоняли кланы юртов в горные пещеры, разрушали города жителей равнины. Леденящие ветры, град, ливневые дожди — все живое искало от них убежища. Поэтому Паломничество было возможно только в два месяца ранней осени, и Элоссе нужно было торопиться, чтобы успеть добраться до цели.

Элосса воткнула посох в скользкую глину и свернула с дороги, которая шла к фермам. Впереди виднелись тускло-коричневые приземистые дома. Дорога углом поворачивала от гор, к которым шла Элосса. Ей хотелось бы уйти с равнины вверх, в родные для нее места, где можно было свободно дышать, где не было пыли и мысли неуязвимы для ненависти, исходящей от любого раски.

По обычаю своего народа она должна была совершить путешествие в одиночку. В тот день, когда собрались женщины клана, чтобы дать ей посох, плащ, сумку с запасами пищи, у нее замерло сердце, и не только от страха. Идти одной в неизвестное… Но таково было наследственное обязательство юртов, и каждая девушка и юноша выполняли это, когда их тела становились пригодными для служения Старейшим, а мозг мог воспринимать Знание. Некоторые не возвращались, а те, кто вернулся, — изменялись.

Они были способны, если хотели, поставить барьер между собой и своими товарищами, закрывая мысленную речь. И они становились серьезнее, озабоченнее, как если бы часть Знания, а может быть, и все целиком, давила на них тяжелым грузом. Но они были юртами, а значит, должны были вернуться в колыбель клана, принять Знание, каким бы горьким и тревожащим оно ни было.

Именно Знание и вело их к цели. Они должны были держать свое сознание открытым, пока в нем не появится путеводная мысль. Мысль эта была командой, и ей следовало повиноваться. Элосса шла уже четыре дня, и в ней все время работало странное принуждение, указывающее ей кратчайшую дорогу через равнины к горам, к стране, которую теперь посещали только по Зову.

Она и ее сверстники часто размышляли о том, что там находится. Двое из их компании уже уходили и вернулись, однако спросить их, что они там видели, запрещалось обычаями. В них уже стоял барьер. Тайна так и оставалась тайной до тех пор, пока каждый сам не уходил открывать истину.

Элосса не понимала, за что раски так ненавидели их. Может быть, из-за высшего сознания? У равнинных жителей его не было. Но тут было что-то еще. Элосса отличалась от хузов, кенпов и прочих живых существ, которых юрты уважали и которым помогали: на ее стройном теле, сейчас сероватом от дорожной пыли, не было ни шерсти, ни чешуи, однако в сознании этих существ не было ненависти к ней. Настороженность — да, если животное только что появилось в местах обитания клана, но это было естественно. Но почему же те, кто имел такое же тело, как у нее, глядели на нее с черной ненавистью в мыслях, когда она сегодня утром проходила мимо?

Юрты не хотели командовать никем, даже существами со слабым низшим мозгом. У всех живых существ свои ограничения, даже у юртов. Некоторые из ее рода были энергичнее, быстрее других, крепче в мысленной речи, у них были новые, необычные мысли, так что можно было подумать, что они мнят о себе очень много. Но юрты не управляли никем, и ими никто не управлял. Были обычаи, как, например, Паломничество, и все ему следовали, когда наступало время. Но им никто не приказывал поступать так. Это повиновение обычаю рождалось изнутри, и все, что нужно, делалось без вопросов.

Еще до ее рождения, в давние годы по счету клана, верховный правитель раски дважды посылал войска, чтобы уничтожить юртов. Те, кто дошел до гор, попали в сеть иллюзий, которую умели плести Старейшие. Люди отбивались от своих, потерянно бродили до тех пор, пока неизвестно как не возвращались к своему следу. В мозг самого верховного правителя раски было послано предупреждение. Так что, когда его храбрые солдаты стали по одному возвращаться, измученные и усталые, он вернулся в свой укрепленный город, и третьей экспедиции не было. После этого юртов и их горную страну оставили в покое.

Но среди раски были правящие и подчиненные, и поэтому, как сказала бы Элосса, они были достойны сожаления. Некоторые мужчины и женщины всю жизнь трудились для того, чтобы другие могли жить беззаботно, не утруждая рук, и, по всей видимости, трудящиеся слегка им завидовали. Но ненавидели ли они своих господ так, как ненавидели юртов? Может быть, ненависть к юртам коренилась в еще более горькой зависти к свободе и братству кланов? Но вряд ли раски могли что-нибудь знать о жизни кланов. Ведь у них не было мысленной речи, и они не могли выходить из своих тел, чтобы увидеть на расстоянии.

Элосса вновь пошла быстрым шагом. Скорей бы уйти отсюда! Она задумалась. Конечно, не о том черном, зловредном языке, что тянулся к ней, как когти саргона, и который она «видела» высшим сознанием. Подобные мысли годятся для детей, а не для тех, кто уже достаточно вырос, чтобы быть призванным к Паломничеству. Чем скорее она подойдет к подножию гор, тем для нее будет легче.

Итак, она шла ровным шагом по тропинкам вдоль ровных рядов пастбищ, отведенных для хузов. Эти терпеливые животные поднимали головы, когда она проходила мимо. Она молча здоровалась с ними, и это, казалось, так удивляло их, что они мотали головами и фыркали. Детеныш хуза потрусил параллельно тропе, по которой шла Элосса, и она чувствовала, как он тоскливо смотрит на нее. Она заметила в его мозгу смутную память о свободном беге без узды или поводьев.

Она остановилась и пожелала ему хорошей пищи и приятных дней. В ответ пришли удивление и радость. Те, кто управлял этими животными, не знали, в сущности, их образа жизни. Элосса хотела бы иметь возможность открыть ворота этих пастбищ и выпустить всех животных на свободу, о которой они только смутно вспоминали. Но у юртов было правило: не пытаться менять что-либо в жизни раски или их слуг — это было бы неправильным использованием талантов юртов. Только в особо кризисных обстоятельствах, для спасения собственной жизни юрты могли создавать иллюзии против нападавших.

Пастбища закончились, Элосса подошла к подножию гор. Путь был трудным, но привычным для нее. Она выбросила из своего сознания последние остатки того, что тревожило ее, пока шла через поселок. Она подняла голову и откинула капюшон, чтобы ветер перебирал ее красивые волосы и приносил свежесть ее легким.

Она замечала слабые следы тропинок. Возможно, жители городка ходили сюда охотиться или пускали скот пастись по холмам. Но, похоже, следы были давние. Поднявшись на вершину одной горы, Элосса увидела монолит выше человеческого роста. Явно не природного происхождения, потому что камень был не тускло-серый, как все вокруг, а темно-красный, как запекшаяся на солнце кровь.

Элосса вздрогнула, удивившись, откуда у нее взялись такие мрачные мысли. Она отогнала их, как ее учили, подошла ближе и увидела на камне резьбу. Время и непогода сильно разрушили изображение, оставив только намек на голову. Чем дольше Элосса смотрела на нее, тем сильнее в ней поднималась тревога, ускоряющая дыхание и вызывающая желание бежать, такая, какую она чувствовала в городке.

По очертаниям лицо принадлежало раски, но были в нем элементы чего-то чуждого, страшно чуждого — угрожающего, несмотря на печать древности, лежавшую на нем. Предупреждение, поставленное здесь в давние времена, чтобы путник вернулся обратно? Какая же опасность лежала впереди, если мастер сумел так отчетливо выразить зло?

Работа не выглядела законченной, но нарочито грубо вытесанные черты лица подчеркивали и усиливали ощущение опасности, производимое на зрителя. Да, это было совершенно явное предупреждение!

Элосса заставила себя повернуться спиной к изображению и посмотрела, что лежит вдали. Благодаря долгой тренировке, ее глаза научились изучать и оценивать пейзаж, она заметила еще один остаток далекого прошлого: далее от этой точки шла только одна дорога.

Камни были сдвинуты оползнями, откинуты упрямым ростом кустов и деревьев. Но насыпь, которая была сделана для этих камней, изменила природные контуры местности, так что нельзя было сомневаться в ее искусственном происхождении.

Каменная дорога? Такая бывала только возле городов верховного правителя. Построить такую дорогу было трудно, и в нормальных условиях тратить силы на прокладку ее по склону горы совсем ни к чему. Значит, эта дорога была очень и очень древней. Элосса подошла к ближайшему камню; край его торчал вверх, а сам он прятался в траве. Она опустилась на колени и положила руку на камень, пронизывая его читающей мыслью…

В ней возникло слабое ощущение. Оно шло из давних, диких времен, из такого далекого прошлого, что земля приняла камень и наложила на него свою печать. Элосса чувствовала след песчаной ящерицы, чьи лапки касались отрога; что лежало дальше во времени, она не могла почувствовать,

Мостовая вела в гору, куда Элоссе предстояло подняться, и использование старого пути дало бы девушке некоторое облегчение, возможность сберечь силы для более трудного дела. И она свернула на дорогу. Но древний путь мог быть закрыт, им прекратили пользоваться, и монолит был поставлен, чтобы запретить вход. Кто сделал это и зачем? Ее охватило любопытство, и она искала любой намек на то, что могло быть в конце этой дороги.

Чем дальше она шла, тем больше восхищалась искусством и умением, с каким делалась дорога. Она была проложена не самым легким способом, не поворачивала и не изгибалась, подобно следу животного или горной тропе и покрытым глиной дорогами на равнинах — а прорубалась через все препятствия, как будто упрямый мастер приручал страну, чтобы она служила ему.

Элосса дошла до места, где оползни отчасти скрыли дорогу, прорезавшую гору, и пошла по остаткам этих оползней, помогая себе посохом. Дорога все еще вела в нужном Элоссе направлении. В девушке росло любопытство, куда она ведет, хотя могло случиться, что придется свернуть в сторону раньше, чем это выяснится.

Здесь больше не было таких изношенных временем камней, как тот монолит внизу, но время от времени встречались небольшие камни, некоторые из которых стояли, и на них были следы резьбы, но от изображений остались только тени. Ни один не доставил ей неприятного ощущения, как тот первый камень. Возможно, они относились к другому времени и были поставлены с другой целью

Под тенью одного такого камня Элосса села и поела. Недалеко журчал горный ручей, и шум бегущей воды был хорошо слышен. Элосса чувствовала себя спокойно в этом лежащем вокруг нее мире. Но затем… покой был разбит.

Ее мысль-поиск лениво вылетела, преодолевая покой и свободу, и столкнулась с мыслью! Кто-то из клана в таком же Паломничестве? По горам бродили и другие кланы, с которыми ее народ мало контактировал в течение зимних месяцев. Нет, в этом коротком прикосновении она не уловила ничего знакомого, указывающего, что то был юрт — даже если юрт путешествовал, закрыв свое сознание.

Значит, это раски, потому что животные опознаются иначе. Охотник? Она не решалась, конечно, зондировать этот мозг. Хотя ненависть раски была угнетена страхом, кто знает, что может случиться, если раски вдали от своих встретится с одиноким юртом? Она подумала о тех юртах, что не вернулись из Паломничества. Объяснений этому было немало: падение со скалы, болезнь при отсутствии всякой помощи, смерть от какой-то опасности, которую они не могли остановить высшим сознанием. Ей надо быть осторожной.

Элосса туго завязала шнурки продуктовой сумки, взяла посох. Легкий путь по дороге закончился. Ей предстоит подвергнуть испытанию свое знание гор. У раски не было умения юртов подниматься в горы. Если ее действительно выслеживают, то она запросто сохранит расстояние между собой и преследователем.

Девушка не спеша начала подъем: кто знает, охота может быть долгой, и надо беречь силы. Она не могла послать свою энергию слишком далеко, но держала прикосновение к мозгу преследователя и все еще чувствовала что-то тревожное впереди. Легчайшее зондирование мозга можно делать только с интервалами, чтобы удостовериться, что за ней и в самом деле следят, а не просто кто-то идет по своим делам.

Глава 2

Высоко над забытой дорогой Элосса остановилась перевести дух и пустить мысль-поиск вниз. Да, он все еще шел за ней. Она нахмурилась. Хотя она и приняла предосторожности против этого, но по-настоящему не верила, что это может случиться. Раски никогда не выслеживали юртов. Об этом никто из ее народа не слышал после серьезного поражения Великого Правителя Филага два поколения назад. Что же случилось теперь?

Она знала, что может остановить его. Иллюзия, прикосновение к мозгу… Да, конечно, если бы она захотела воспользоваться своим талантом, этого оружия было бы достаточно. Но оставалось то, что лежало впереди. Когда человек идет в Паломничество, никто из побывавших в нем не делает никаких намеков, на что можно тут рассчитывать. Однако некоторые предупреждения и сведения были в основном о том, что паломнику понадобится весь его талант при встрече с тем, что его ждет.

Сама природа высшего сознания такова, что оно не постоянно, не всегда одной силы, независимо от того, как им пользуются. Оно растет и убывает, чтобы накапливаться для какой-то неожиданной надобности. И Элосса боялась расходовать то, что может понадобиться ей позднее, только на то, чтобы заставить незнакомца повернуть обратно. К тому же он, может быть, просто случайно шел тем же путем, а вовсе не выслеживал ее.

Приближалась ночь, а ночи в горах холодные. Надо отыскать пещеру, чтобы провести в ней темные и холодные часы. Элосса огляделась. Этот подъем не так крут, чтобы утомить ее, но дальше шли более крутые. Их можно оставить на утро.

Сейчас она стояла на гребне, расширявшемся в одну сторону. Наносы земли позволили укорениться небольшим кустикам и траве. Идя в этом направлении, она дошла до озерца. Полет мысли-поиска коснулся птиц и нескольких горных грызунов, ничего более крупного.

Элосса смыла с лица пыль равнин и напилась. Затем достала из-за пазухи металлический диск, висевший на крученом шнурке. Положив диск на ладонь, она в последний раз оглядела глазами и сознанием свое непосредственное окружение, удостоверясь, что может на короткое время расслабиться.

Поблизости не было ничего, за чем нужно было следить и чего остерегаться. Она хотела узнать, кто идет за ней следом. Если это просто охотник — прекрасно. Но раски поступает вопреки традициям, значит, тут что-то еще.

Она всмотрелась в металлическую пластинку. Поверхность ее, как ни странно, не отражала ее лица. Диск оставался абсолютно пустым. Элосса сосредоточилась и сначала попыталась увидеть то, что заведомо существовало, — это было бы доказательством, что в дальнейшем она увидит не просто порожденную ее воображением фантазию, а нечто реальное.

Предупреждающий монумент. По неотражающему зеркалу прошла рябь. Крошечный, неясно видный из-за расстояния камень с изображением злобного лица показался сейчас, ближе к вечеру, еще более темным.

Отлично, прием работает. Теперь более трудная задача — преследователь, которого она так и не видела, а лишь уловила мысль. Осторожно, очень медленно она послала вопрошающую мысль.

Мысль коснулась, задержалась. Элосса ждала. Если человек осознал зондирование, то ответ может прийти немедленно, и тогда она сразу же прервет нить связи. Но преследователь никак не реагировал. Она послала более сильный импульс, пристально глядя в зеркало.

В зеркале появилась маленькая фигурка, еще более неясная, чем камень, потому что Элосса категорически не хотела усиливать связь. Человек был одет в кожаную одежду раски. Конечно, охотник, поскольку у него были лук и колчан со стрелами, а кроме того, короткий меч. Лица его она не видела, но эманации мысленного прикосновения говорили, что он молод.

Элосса мигнула и тут же прервала контакт: пришел ответ. Этот человек понял, хотя и неясно, что за ним наблюдают. Он почувствовал беспокойство.

Она приняла этот факт с некоторым сомнением. По всем стандартам ее народа считалось, что раски не способны к такой осведомленности. Если бы у них было хоть в малейшей мере высшее сознание, их нельзя было бы обмануть иллюзиями. Однако Элосса была уверена в том, что прочитала за эти несколько мгновений связи. Он знал! Знал достаточно, чтобы почувствовать ее зондирование. Это делало его опасным. Конечно, она могла индуцировать иллюзию, правда, кратковременную — ни один юрт не мог долго удерживать иллюзию, так как для этого требовалась объединенная энергия многих людей.

Итак, она села и смотрела на заходящее солнце. Есть несколько полезных иллюзий, например, материализация саргона. Ни один человек не мог надеяться устоять против этих мохнатых убийц, которые выпивали кровь жертвы и логовища которых располагались высоко в горах. Они были так безумны, что даже юрты не могли влиять на них, разве только заставляли свернуть с тропы, если встречались с ними. К ним нельзя было обращаться с мысленной речью, потому что у них, в сущности, не было мозга, а лишь хаос слепой ярости и всепоглощающей жажды крови. Отличный выбор и…

Элосса напряглась. Саргон? Но там был саргон! Не внизу, где она предполагала поместить свою иллюзию, а на горе. И он шел к ней! Вода… да, конечно, вода, необходимая всему живому. Озерцо, рядом с которым она сидела, могло быть единственным источником воды поблизости. Она видела отпечатки птичьих лап на глинистом берегу и более мелкие следы мону. Саргона привлекала вода.

Нельзя сказать, что он недавно ел. То слабое сознание, какое было у этого зверя, мутилось от голода, подавляющего даже жажду! Голод! Элосса должна была сыграть на этом.

Саргона нельзя отогнать иллюзией, и изменить его путь Элосса не могла, потому что голод зверя был слишком силен. Она быстро пустила мысль-поиск и почувствовала руга, опасного зверя, который тоже жил в горах. Далеко ли он? Элосса не могла определить. Сейчас все зависело от того, насколько голоден саргон.

Работая точно, Элосса ввела в этот крутящийся водоворот яростного желания впечатление руга… приближающегося… Это должно вызвать не только представление неистового охотника о пище и крови, но еще и ярость от вторжения чужака в его охотничьи угодья. Два крупных хищника не могут занимать одну территорию без сражения, даже если они одной породы.

И Элоссе это удалось! Вспыхнула искра гордости, которую она тут же подавила. Самоуверенность была самой худшей ошибкой, за которую любой юрт мог поплатиться. Но зверь на склоне горы принял ее внушение и свернул в сторону. Ветер с гор донес след мерзкого запаха.

«Там руг», — продолжала она излучать. И саргон окончательно изменил курс. Надо вести его, продолжать…

Все это пробудило в ней силу, о которой она и не подозревала. Она твердо держала мысль. Она не боялась, что саргон почует ее. Юрты издавна делали разные травяные настои как для внутреннего, так и для наружного употребления, чтобы заглушить естественный запах, способный привлечь хищников.

Саргон бежал вниз по склону и был теперь много ниже того места, где сидела Элосса. Можно было прекратить посылать подгоняющую мысль. Руг был там, значит, рано или поздно… Она быстро пустила мысль-поиск и вдруг застыла.

Это не руг! Охота за человеком! Тот, кто шел за ней — случайно или с какой-то целью, — располагался так, что его запах оказался услышан. Саргон направился к нему.

Мороз пробрал Элоссу по коже. Она сделала невообразимое: пустила смерть по следу человека. Юрт мог подвергнуть раски воздействию иллюзий, но осудить его на смерть не мог. А она… Ее даже затошнило, какое-то время она не могла думать, охваченная ужасом, что развязала силы, которыми не умеет управлять.

Схватив посох и оставив сумку там, где сидела, Элосса направилась обратно по склону, на который недавно поднялась. Ее вина, и если она идет на смерть — что ж, это будет всего лишь расплата, которую она заслужила. У того человека были лук и меч, но против саргона это ничто. Она оскальзывалась и оступалась, обдирала руки, пытаясь удержаться.

Саргон закричал. Он был еще довольно далеко, но много ли времени в запасе у Элоссы? Ее тренированное сознание начало освобождаться от шока. Идти вниз этой дорогой — бесполезно. Посох — не оружие. Оставался только руг!..

Девушка призвала мысли к порядку, собрала силы. Она стояла на небольшом выступе спиной к горе и смотрела вниз. Густой кустарник внизу мешал ей видеть.

Руг! Ее мысли, призыв к сражению, метнулись в сознание животного. Руг был бойцом, яростным, но не безумным, как саргон. Теперь она с силой навязывала мысль, которую обычно внушала медленно и осторожно: «Саргон… здесь… охотится… убей… Убей!»

Второй огромный хищник ответил. Элосса играла на его ненависти, распаляя эту эмоцию до такой степени, что та могла сжечь человеческий мозг. И руг двинулся!

Из полутьмы донесся крик. Крик человека!

Она опоздала! Опоздала! Элосса всхлипнула и продолжала спуск. Руга уже не нужно было подгонять: он рвался в бой. Теперь надо было найти человека, вероятно, уже мертвого.

Ранен, но еще жив. И не только жив, но защищается! Он стоял на высоком месте, где саргон не мог его достать. Но ведь это ненадолго! Поскольку он ранен, мохнатое чудовище приложит все усилия, чтобы добить легкую добычу.

Руг… как бы в ответ на эту ее мысль раздался третий крик. Теперь Элосса увидела: огромная темная фигура, частично скрытая кустарником, огибала склон. Плотное тело, выше плеча человека, покрыто таким длинным и густым мехом, что коротких ног почти не было видно; он медленно пробирался, выпущенные когти раскидывали мелкие камни, землю, гравий.

Это был гигант даже среди ругов, достаточно взрослый, чтобы стать осторожным бойцом, потому что из выводка выживал сильнейший. Пожалуй, он был единственным возможным противником для саргона. Когда он заревел во второй раз, Элосса надеялась, что этот вопль вызова отвлечет саргона от завершающей атаки на человека.

На вызов ответил пронзительный визг. Может, саргон хочет сначала покончить со своей жертвой, а уж потом кинуться в сражение? Элосса пыталась добраться до его разъяренного мозга. Она не была уверена, что ее мысленный толчок возымеет действие. Мозг саргона жаждал смерти и разрушения.

«Руг!» Настойчивость Элоссы, может быть, была пустяком для саргона, но ничего больше сделать она не могла. Она знала, что человек еще жив, потому что в исчезновении жизни невозможно ошибиться: она почувствовала бы это как уменьшение ее самой. Не такой взрыв, как от смерти юрта, но все равно ощущение было бы замечено.

Руг остановился, взметнув из-под ног тучу гравия. Теперь он стоял на задних лапах, размахивая передними. Голова, сидевшая прямо на широких плечах, повернулась к кустам, челюсти приоткрылись и показали двойной ряд зубов.

Из укрытия показалась узкая голова саргона. Животное еще раз завизжало, пуская пену изо рта. Длинное, узкое, змеиное тело саргона свернулось, как пружина, а затем метнулось в воздух, на ожидающего руга.

Глава 3

Звери столкнулись в схватке, о которой Элосса знала не только зрением и слухом, но и по взрыву яростных эмоций, прокатившихся в ее мозгу и чуть не лишивших ее сознания, прежде чем она успела поставить барьер. Руг и саргон катались, нанося друг другу страшные удары. Элосса отползла к месту, откуда можно было спуститься. Долг по-прежнему призывал ее к опасному пятну внизу. Она была уверена, что тот, на кого напал саргон, ранен. Толчок, полученный ее мысленным поиском, был достаточно силен, так что можно было предположить, что человек все еще находится в большой опасности.

Она осторожно спускалась, пока вокруг нее не сомкнулся кустарник. Если она и производила при спуске какой-то шум, он все равно заглушался звуками битвы. Скрываясь в растительности, она с помощью посоха расчищала себе путь.

Очень осторожно она послала тончайшую нить-мысль. Да, внизу! Закрыв сознание от излучений ярости, исходящих от сражающихся животных, она шла к тому месту, где, как она знала, был человек.

Кустарник поредел. Она вышла на открытое место, где теснились скалы под быстро надвигающимися сумерками. Хотя ее сознание было закрыто, а уши почти оглохли от рева чудовищ, она уловила болезненный стон.

На вершине самой высокой скалы кто-то чуть приподнялся и снова упал. Одна рука свесилась. Элосса взобралась наверх. Было еще достаточно светло, чтобы увидеть тело с расплывающимся пятном на левом боку и плече. Она осторожно опустилась перед ним на колени и осмотрела рану. От плеча к ребрам кожа была содрана, как со спелого плода. В поясе Элоссы был маленький мешочек с лекарствами. Хотя человек не двинулся при появлении Элоссы, он был в сознании, и она не могла работать. Она не только не могла избавить его от сильной боли — ведь раски не знали внутреннего контроля, — но не могла и лечить, если мозг раненого по неведению станет препятствовать ей. Глубоко вздохнув, девушка присела на пятки и положила голову раненого себе на колени. То, что ей следовало сделать (поскольку человек был ранен по ее вине), шло в разрез с обычаями и законами юртов. Но обязанность, лежавшая на ней, диктовалась еще более высокими законами. Раз она причинила вред, она и должна исправить его.

Медленно, обдуманно, с большой осторожностью, как бы овладевая запретным, в котором ее не тренировали, Элосса включила мысль-поиск.

«Спать, — приказывала она, — отдыхать». Его голова дернулась на ее колене, глава приоткрылись. Да, она чего-то коснулась. Он все еще был на краю сознания и в какой-то мере знал о ее вмешательстве. «Спать… Спать…»

Часть сознания угасала под настойчивой командой. Теперь девушка включила другой приказ, чтобы отвести боль… Боль, конечно, останется, но как бы отдалится. Элосса делала такое с ранеными животными, с детьми юртов, сломавшими руку или ногу при падении. Но животные доверяли ей, а дети знали, что она умеет делать, и были готовы отдаться в ее власть. Сработает ли ее умение так же и на раски, который с ненавистью и презрением смотрел на весь ее род? «Спать…»

Элосса была уверена, что раски за пределом сознания. Она послала очень осторожную мысль-поиск, и ее вторжение не вызвало более тревоги.

Своим поясным ножом она разрезала его куртку и пропитанную кровью рубашку и обнажила страшную рану. Из мешочка на поясе достала сложенную ткань: внутри складок был толстый слой смеси сухих трав и чистого жира. С бесконечной осторожностью она соединила края разорванной плоти и, придерживая их одной рукой, другой медленно накладывала ткань. Хотя кровь и текла при наложении повязки, но через нее уже больше не просачивалась. Наконец вся рана была закрыта.

Элоссе пришлось ослабить мысленное влияние, потому что вся ее энергия и талант сосредоточились на другом. Как медленно она входила в его мысли, так медленно и вышла. К счастью, он не пришел в себя ни тогда, ни теперь.

Она положила кончики пальцев на ткань и, сконцентрировавшись, нарисовала мысленный образ здорового тела. Она сделала допущение, что тело раски ничем не отличается от тела юрта. Она приказала крови перестать течь из раны, подгоняя клетки наращивать новую соединительную ткань. Она чувствовала, как ее энергия льется через пальцы на рану. Излечить! Ее пальцы двигались взад и вперед, слегка прикасаясь к тряпке, и посылали силу высшего сознания, сосредоточенную на этой единственной цели.

Когда она завершила свои попытки, усталость навалилась на нее. Руки упали вдоль тела, плечи сгорбились. Наступила темнота, и Элосса не могла разглядеть лица спящего. Но он спал, и она больше ничего не могла для него сделать.

Она с усилием подняла голову. Шум битвы затих. Ее сосредоточенность ослабла. Она хотела поискать в ночи, но ее энергия сильно истощилась, все ее тело так устало, что она не могла даже двигаться, поэтому сгорбилась над спящим, ждала и слушала,

Ни звука, ни ощущения не взметнулось в ней. Она не могла проникнуть мыслью-поиском во тьму. Могут пройти сутки, а то и больше, прежде чем к ней вернется часть истраченного ею таланта.

В ночи послышался вздох. Голова спящего еще раз коснулась ее колена. Элосса напряглась. Она заплатила свой долг раски, но не думала, что ее забота о нем в какой-то мере смягчит врожденную ненависть его народа к ней. Хотя ей нечего было его бояться при его теперешнем состоянии, но его эмоции, если он полностью придет в себя, нарушат мир и покой, необходимые ей для восстановления силы. Она медленно отодвинулась от человека. Как ни велика была ее усталость, она знала, что должна уйти из его поля зрения,

Она встала и, опершись на посох, повернулась к склону. Из кустов до нее долетел запах крови и смешанная вонь руга и саргона. Там осталась масса изорванного меха и сломанных костей, а жизнь ушла. Два чудовища, равных по силе, сражались, пока не погибли оба.

Девушка обошла стороной это страшное поле боя. Послышался звук осыпающегося гравия, хриплый крик птицы, топанье лап: шли пожиратели падали. Никто из этой шумной компании не пугал Элоссу. Они найдут ожидающую их пищу.

Вверх и вверх. Она часто останавливалась, чтобы набраться сил и укрепить волю. Наконец она вышла к поросшему травой и кустарником месту, где бежал ручей. Она окунула в холодную воду лицо и руки и почувствовала голод. Элосса жевала, стараясь думать только о еде, но в конце концов не выдержала: повесила на шею шнурок и опять занялась едой. Она не знала, как и почему работает диск, но он был настроен лично на нее и, повешенный таким образом, мог дать ей знать о любой опасности.

Защитившись таким образом, насколько возможно, в этой дикой местности, Элосса вытянулась на густой траве, положив рядом свой дорожный мешок. В эту ночь не было времени для ежедневного размышления обо всем происшедшем, чтобы получить ответ на какой-то вопрос или предложить вопрос для изучения в будущем. Элосса хорошо разбиралась в снах, иногда очень живых, иногда же столь незначительных, что они улетали и она не могла удержать их, несмотря на всю свою тренировку. Но…

Она стояла на дороге, сделанной из хорошо пригнанных каменных плит. Дорога была прочной и гладкой, вилась, поднималась вверх, и глаза Элоссы не видели ее конца. И она пошла по этой дороге. Кто-то шел за ней, но она не могла оглянуться, а только чувствовала чье-то присутствие. Ее ноги почти не касались поверхности камней. Она как бы скользила над дорогой. Дорога все поднималась, Элосса шла, и кто-то все время следовал за ней.

Она шла быстро, и ей казалось, что она уже прошла большой путь с тех пор, как вступила на эту дорогу. Теперь она шла среди гор. Туман обволакивал ее тело, но дорога вела ее, и она не могла заблудиться. Она неслась так быстро, что все вокруг сливалось. Нужно, отчаянно нужно было добраться до какой-то точки, хотя Элосса не знала, что там впереди и зачем необходимо было идти туда.

Никого другого на дороге не было, кроме того, кто шел позади, шел, похоже, медленно, поскольку не догнал Элоссу. Но он шел по той же причине, что гнала ее вперед, и она это знала.

Все выше и выше. Затем — проход между высокими и темными стенами гор. Когда она вошла в этот проход, сила, которая несла ее, вдруг исчезла. Внизу клубился туман, закрывая нижние склоны, куда шла дорога. Потом туман вдруг разошелся перед ней, как раздвинутый занавес. Она смотрела вниз, в такую глубину, что у нее закружилась голова, и девушка не могла двинуться ни вперед, ни назад.

Внизу были блестки света, как будто там бросили горсть драгоценных камней. Они сверкали на башнях, на стенах высоких домов. Там был город, такой большой, величественный и импозантный, какого она никогда не видела. Башни взметнулись так высоко, что с земли, — подумала Элосса, — они, наверное, кажутся упирающимися в небо.

Там была жизнь, но город был таким далеким и в каком-то смысле призрачным, словно между ним и Элоссой легла граница другого измерения. А затем…

Она не слышала ничего, но в воздухе появилась вспышка пламени, яркая как солнце. Это пламя опустилось на город — не на центр, а далеко на краю. Вспышка дошла до городской стены, разлилась по ней и стала лизать ближайшие здания.

Над этим пламенем что-то висело. Огонь хлестал из низа и боков темной шарообразной массы. Шар опустился ниже. Между ним и землей металось пламя, распространявшееся все дальше.

Элосса была слишком далеко, чтобы видеть, что случилось с жителями города. Все горело. Рухнули три башни, когда изрыгавший огонь шар опустился поблизости, частично на город, частично вне его. Башни, стены, здания — все было раздавлено им.

Пламя поднялось выше, катилось все дальше по городу. Элосса качалась, борясь с силой, державшей ее здесь. Она чувствовала острое горе, но не могла сказать о своей великой печали, рвущей сердце. Это была катастрофа, а не преднамеренное действие, однако из нее возникло чувство вины, заставившее девушку опустить голову…

Элосса открыла глаза. Не было никакой дороги, не было никакого города, однако она не сразу пришла в себя и вернулась к реальности. Сон принес ей чувство вины, сходное с тем, какое она испытала, когда поняла, что невольно послала смерть подкрадываться к человеку.

Первая из двух лун стояла высоко в небе, а ее сестра показалась на горизонте. Лунный свет посеребрил воду в ручье; птица, питающаяся падалью, закричала, медленно поднимаясь от своего пиршества.

Элосса приняла позу для ровного дыхания, чтобы успокоить нервы. Она не сомневалась, что этот сон имел важное значение. Он не расплылся, не ушел из ее сознания, как большинство снов. Она была свидетельницей разрушения части города. Но почему ей было дано такое видение, она не знала.

Она взяла в руки диск и послала поиск. Существовал ли когда-нибудь этот город? Не по этой ли дороге, теперь уже почти разрушенной, она недавно шла? Она жаждала узнать это, но осторожность не советовала вновь пользоваться своим талантом, пока Элосса не будет уверена, что обрела полный запас сил.

Она медленно откинулась назад, скрестив руки на груди под плащом и зажав в правой руке диск. Однако больше не заснула. Воспоминание о том сне походило на тупую зубную боль, проникало в мысли, в воображение.

Зачем, где, когда и как? Об этом ничего не говорилось в обучении, которым она была занята с раннего детства, не было никакого намека на существование подобного города в прошлом или настоящем — юрты не жили в городах. Их жизнь, с точки зрения других, была груба и примитивна, но их внутренняя жизнь была совсем иной. А раски жили в городах, но город короля-вождя, конечно, ничуть не походил на город, который она видела во сне.

Да, тут была тайна, а тайны Элоссу возбуждали и в то же время вызывали беспокойство. В горах было что-то важное — сам факт Паломничества подтверждал это. Что она найдет там? Она смотрела на восходящую луну и старалась внести ясность и порядок в свой ум, как было принято в ее роду.

Глава 4

Утром Элосса наполнила водой фляжку, немного поела и продолжила путь вверх. Свежесть горного воздуха прогнала часть теней, нависавших накануне. Оставалась только мысль о человеке внизу. Элосса сделала для него все, что могла, остальное зависело от его собственных сил. Попытка контакта с ним теперь могла повредить как ей самой, так и ее миссии.

Вверх и вверх. Подъем был тяжелым. Она не торопилась и искала места, по которым было легче идти. Дул холодный ветер, по вершинам уже протянулись белые снежные шарфы. Позднее лето, ранняя осень равнин стали здесь зимой.

Один раз, когда она остановилась отдохнуть и с любопытством оглядывалась вокруг, она вдруг вспомнила, что видела уже такую каменную стену, поднимающуюся неподалеку. Пригнувшись, она пошла по узкому гребню, потому что по нему было удобнее подниматься по склону, как будто этот гребень был специально вырезан, хотя на самом деле он был естественного происхождения. Но дальше лежали остатки дороги, сделанной руками людей или других существ, равных по разуму человеку. Дорога эта, вероятно, была продолжением той, которую Элосса оставила у подножия горы, но в начале ее был проход, тот, что Элосса видела во сне.

Она заколебалась: не был ли этот сон вещим, не показывал ли он, куда она должна идти? А может, предупреждал, чтобы она не шла по этой тропе? Она стала вспоминать сон.

На той дороге камни не были разбитыми, она была целой и прочной и вела Элоссу, хотя та, в сущности, не шла по дороге. И сон, несмотря на страшное зрелище гибнущего города, вроде бы не пугал девушку. И она решила: этот сон был послан, хотя и не ее народом, потому что она тут же узнала бы технику. Значит… призраком прошлого? Теория и объяснение этого были знакомы ей, как собственное имя. События, сопровождаемые сильнейшими эмоциями, должны отпечататься на месте этих действий, как рисунок, воспроизводящий события. Эти эманации могут быть приняты долгое время спустя тем человеком, чья природа открыта подобному восприятию. В прошлом она видела тени трех людей из армии верховного правителя, принявших смерть от руга. Это произошло за много поколений до нее. Более великая смерть города вполне могла запечатлеть его агонию на местности.

Элосса опустила голову на руки, отгоняя воспоминания о сне, и вернулась к принуждению, которое привело ее в Паломничество. Оно было тут, оно указывало ей горное ущелье. Она подняла котомку, спустилась по древней дороге и пошла по проходу. Пройдя несколько шагов, она покачнулась и закусила губу.

Хотя она отступила за мысленный барьер, он не был надежным убежищем от эмоций. Она как бы вновь была поражена невидимыми ударами, заставившими ее вернуться назад. То, что лежало здесь, не было материальным, но приближаться к нему было так же трудно, как погрузиться по пояс в бурный поток и идти против течения, готового сбить с ног.

В этом проходе был не только ветер: здесь таилась злоба, глубокая и яростная, как бессмысленная ярость руга и саргона, крик мести. Элосса не сознавала, что шаг ее стал неровным, что она шатается из стороны в сторону.

Ее толкало то вперед, то назад, словно здесь противодействовали две почти равные силы, и она стала игрушкой их обеих. Но она все-таки продвигалась вперед, на шаг, на полшага, но вперед. Дышать было трудно. Она думала только о разбитой дороге, о том, чтобы продвинуться хотя бы чуть-чуть дальше.

Элосса боролась. Она так запуталась в этих силах, что даже в мыслях не смела освободиться. Нет, она должна идти до конца.

Вперед. Она слышала свое шумное дыхание. Боль петлей стягивала ребра. Она втыкала посох в щель перед собой и с усилием делала шаг, и потом опять искала такую же щелку.

Время для нее остановилось. То ли было утро, то ли вечер, а может, и следующий день. Жизнь и время остались позади. Каждый шаг приближал ее к полному истощению.

Наконец она вдруг оказалась в зоне абсолютного покоя. Две силы, использовавшие ее как арену, так неожиданно прекратили свои действия, что она в изнеможении прислонилась к скале, едва держась на ногах. Сердце ее сильно билось, дыхание вырывалось со свистом. Она чувствовала себя опустошенной, обессиленной, как была после того, как потратила свой талант на помощь охотнику-раски.

Элосса подняла голову, и ее дыхание сбилось: она была не одна!

Оказывается, она дошла до конца прохода. Как в ее сне, по склону клубился туман и не давал возможности видеть что-либо внизу и вдали. Но из тумана выделялся… Несмотря на все свое самообладание, Элосса вскрикнула от ужаса и крепче стиснула посох — единственное свое оружие. Но против… против чего?

По очертаниям это был человек. По крайней мере он стоял на двух конечностях, вытянув две другие перед собой. Одна рука наполовину скрывалась за овальным щитом, закрывшим тело почти от горла до бедер. Другая, худая, но с достаточно крепкими костями пальцев, держала рукоять меча. Почерневший от огня череп с уцелевшими кое-где прядями обгоревших волос был прикрыт шлемом.

Глаз у него не было… но он видел! Голова в шлеме повернулась к Элоссе. Никто, обгорев настолько, не мог бы остаться в живых! Однако это существо стояло прямо, зубы страшного черепа насмешливо скалились, как показалось Элоссе в ее страхе и отвращении.

Такое не может быть! Элосса сделала несколько коротких вздохов, чтобы успокоить нервы. А если не может быть, — сказал ей вернувшийся разум, — значит, это мысленная форма…

Существо двинулось. Оно имело три измерения, оно было столь же реальным, как ее рука, которую она подняла в жесте отказа верить. Мысленная форма… Но от кого и зачем? Щит поднялся в положение защиты, так что только глазные впадины были видны над его закопченным краем. Меч был наготове. Существо шло к ней…

Мысленная форма… если она сделана по обычному образцу, то ее питает и укрепляет страх самой Элоссы, ее отвращение. Это создание не было живым, его жизнь строилась из ее эмоций.

Элосса облизала пересохшие губы. Она всю жизнь имела дело с иллюзиями, но построенными ею самой или кем-то другим из ее рода. Это же было абсолютно чуждым, оно было порождено врагом, которого Элосса не могла понять. Как ей найти ключ к этому?

Всего лишь иллюзия! Элосса держалась за эту мысль. Однако иллюзия шла к ней и медленно заносила меч, готовясь разрубить ее. Все инстинкты девушки требовали, чтобы она защищалась посохом. Но поддаться этому требованию — это могло означать смерть.

Мысленная форма… под первоначальным страхом девушки зашевелились другие эмоции. Возможно, это родилось из ее сна. И теперь ужас вызвало не появление скелета, а воспоминание о виденном ею разрушенном городе.

Какой-нибудь страж или воин погиб здесь. Но в чьей памяти сохранилось это и зачем вышло теперь против Элоссы?

Проклятие стража, что умер на своем посту. Мысленная форма не обязательно родится от живого мозга: боль и ярость умирающего были так сильны, что могли проецироваться спустя долгое время после смерти мозга, родившего этот образ.

— Это прошло, — сказала Элосса вслух. — Давно прошло. — Но что могут сделать слова? Они не дойдут до мертвого. Но ведь это только проекция, она не опасна Элоссе…

Собрав всю свою уверенность, словно складки плаща, она отошла от скалы. Страж был теперь на расстоянии длины меча от нее. Элосса не уклонилась, уверенная, что всякое колебание повредит ей. Она пошла вперед, прямо на мертвого. Это было самым страшным испытанием, какому она когда-либо подвергалась. Шаг, еще шаг… теперь она стояла прямо против фигуры. Еще шаг…

Она споткнулась, как будто ее захлестнула волна эмоций, съедающая ее уверенность, ее здравый смысл. Но она прошла, прижав руку к голове, потому что в ней был как бы взрыв ужаса, который заполнил все, захлестнул все мысли, оставив только ощущения.

Элосса прошла сквозь стража!

Она оглянулась назад, но там ничего не было, как она и предполагала. В ее ногах чувствовалась такая слабость, что девушка боялась упасть. Держа посох обеими руками и склонившись к нему, она с трудом пошла в сырой туман, закрывающий спуск из прохода.

Звуки. Первая атака была зрительной, вторая — звуковой. Вопль, как издалека, но не крик животного. Крик нестерпимой боли и безграничного страха, разрушающего мозг. Элосса хотела заткнуть уши, но это означало бы признание, что проекция взяла над ней верх.

Что-то двигалось в тумане почти у самой земли. Элосса остановилась. На свет выползла фигура, у нее не было ни меча, ни щита, не было и признаков ожогов. Она ползла медленно, с трудом, как раненое животное, но это был человек. Одна нога была раздроблена, из нее сочилась кровь. Голова была поднята кверху, как будто ползущий искал впереди какую-то цель, которая поможет ему выжить.

Это была женщина. Длинные волосы прилипли к вискам. Оборванная одежда, которая, однако, не походила на обгоревшие лохмотья стража. Это был рваный, залитый кровью зеленый костюм, плотно облегающий тело. Такой одежды Элосса ни разу не видела.

Женщина с трудом подползла ближе. Ее рот открылся в беззвучном крике, и она упала ничком, все еще пытаясь поднять голову. Она смотрела на Элоосу, и в ее глазах была такая мольба о помощи, что девушка едва не утратила контроль над собой, над решимостью не дать ввести себя в заблуждение.

Молчаливая просьба ударила в сознание Элоссы. В этой фигуре не было ничего страшного. Она вызывала жалость, в какой-то мере требующую действий, также как страж вызывал страх. И у Элоссы было ощущение родства с женщиной, хотя та не была юртом и даже не от крови юртов, это Элосса знала.

«Помоги, помоги мне!» Невысказанные слабые слова звучали в голове Элоссы, и девушку заполнили эмоции. Помочь! Она бессознательно опустилась на колени, протянула руку…

Нет! Она застыла, не двигаясь. Иллюзия едва не победила!

Самое страшное для юрта — поддаться иллюзии. Элосса закрыла глаза рукой. Она не поддастся! Это означало бы предать себя всю! Но закрыть глаза — не выход из положения. Нужно прямо смотреть на эту иллюзию, рожденную ее эмоциями, и считать ее тем, что она есть — тенью из прошлого. Как страж питался ее страхом — а может быть, и страхом тех, кто шел этим путем до нее, — так эта женщина питается ее состраданием и желанием помочь. Элосса должна овладеть своими эмоциями и не дать разжалобить себя.

Элосса встала. Женщина на земле слегка приподнялась на одной руке, упираясь другой в стену. Ее глаза умоляли, губы шевелились, как бы не в силах ни сказать, ни крикнуть.

Как и в случае со стражем, Элосса собрала всю свою волю и решимость и, сжав посох, шагнула, вперед. Она не сводила глаз с женщины, потому что иллюзию надо встретить во всей полноте, не отклоняясь.

Шаг, еще шаг… Ее захлестнула волна эмоций — боли, страха, и превыше всего — мольба о помощи, о сочувствии…

Дрожащая, измученная, она прошла сквозь это. И снова вокруг нее сомкнулся туман, а она пробиралась дальше, стряхивая с себя непереносимую тяжесть чувств, которые вторично пытались захватить ее и в этот раз были куда более опасными.

Элоссе повезло, что здесь была дорога, потому что туман был так плотен, что легко можно было сбиться с пути. На разбитой дороге попадались камни, местами скользкая земля, но даже обходя их, Элосса вновь находила дорогу. Затем туман поредел. Она вышла из него, остановилась и оглянулась на проход, которого уже не было видно.

А вот это уже не иллюзия! Она полубессознательно метнула мысль для уверенности, не скрывается ли рядом с иллюзиями что-то другое, коснулась сознания и тут же отпрянула. Кто это? Она должна узнать, даже если эта проверка выдаст ее.

С величайшей осторожностью Элосса встала на скользкий камень и послала мысль-поиск…

Это был он! Раски, который, как она думала, остался далеко позади. Зачем он шел за ней? Несмотря на лечение, которое она применила к его ране, он, конечно, не настолько поправился, чтобы легко проделать такое путешествие. Но ошибки не было: это был тот самый мозг, которого она уже касалась. И он был здесь… Она почувствовала волну его страха. Наверное, он встретился со стражем. Как он мог пройти так далеко без всякой защиты от иллюзий? По самой своей природе он не мог иметь защиты.

Элосса задумалась. Она частично была виновата в его ране и, следовательно, обязана была помочь ему. Но сейчас ситуация изменилась: он сам выбрал свой путь, без какого-либо влияния с ее стороны, так что она не несла ответственности за то, что может с ним случиться.

Глава 5

Вперед — приказывала ей логика, подкрепленная всей тренировкой с раннего детства. Однако Элосса замешкалась, не в силах порвать тонкий контакт со страхом другого человека. Вперед! Это не твое дело! Если он хочет идти тайком, пусть сам и отвечает за свою глупость!

Она принудила себя сделать шаг, потом второй и решительно закрыла свое сознание от каких-либо эманаций, хотя в глубине души протестовала против такого решения. Последние клочья тумана рассеялись, и теперь она видела местность внизу. Вопреки всякой логике, Элосса надеялась увидеть то, что показывал сон, — город и нечто с небес, разрушившее его. Там и в самом деле было плато, почти такое же широкое, как равнина, по которой она прошла. Вдалеке смутно различались очертания других гор. Видимо, они окружали плато стеной с трех сторон, как защищающие барьеры.

Города как такового не было. Но когда она пригляделась к некоторым впадинам и выпуклостям на плато, заросшем травой, то поняла, что это давно оставленные руины. Там даже сохранились каменные столбы, видимо, последние остатки стен.

Она чуть повернула голову к северу, чтобы проследить за изгибом такой стены. Эти остатки не были городом, они находились значительно дальше того места, которое она видела во сне. Но на поверхности что-то возвышалось, и купол все еще был заметен. Это была та вещь, что спустилась с небес и все разрушила. Именно туда вело ее принуждение Паломничества. Это принуждение усиливалось и заставляло ее завершить путешествие как можно скорее.

Дорога сворачивала влево, вдоль горной стены, и была очень разбита, ее широкие участки снесли оползни или лавины, и оставшаяся тропа была не для неосторожного: один неверный шаг мог стать причиной падения в пропасть.

Элосса сосредоточила все внимание на этом спуске и шла очень осторожно, цепляясь посохом, переходая через трещины. Путешествие было более долгим, чем она предполагала, когда смотрела на свою цель с высоты.

Только к полудню она спустилась на уровень плато и остановилась отдохнуть и перекусить, а потом повернулась от запутавшихся в траве камней к куполу.

Как путь оказался более долгим, так и купол теперь вырисовывался гораздо дальше. Во многих местах поднимались могильные холмы, и от них дул холодный ветер, так что Элосса плотнее завернулась в плащ.

Чем выше становились развалины, тем круче становился изгиб полузасыпанного шара. В ее сне шар был достаточно велик, чтобы стереть большую часть города, и теперь она могла оценить его истинный размер. Над землей осталась едва ли четверть его объема, и она поднималась на высоту трех раски, если бы они встали один на другого.

Шар был однотонно-серый, но не цвета природного камня, а светлее, похожий на цвет неба перед летним дождем. Когда Элосса пошла к куполу, порыв ветра, проходя через развалины, испустил странную плачущую ноту, как будто откуда-то издалека доносились жалобные голоса мертвых.

Нет, хватит с нее иллюзий. Элосса остановилась и с силой ударила посохом по камню. Камень был достаточно прочен, он не иллюзорен. А у ветра часто бывает свой голос, когда он проходит через каменные формации, природные или созданные человеком.

Развалины стали еще выше и отбрасывали изломанные тени. Элосса подумала, что надо изменить путь и идти мимо курганов, но каждый нерв протестовал против этого решения. Это была дорога смерти.

Воздух закрутился, стал занавесом, который вскоре раздвинулся. Элосса увидела образы, более плотные, чем горный туман, хотя, вероятно, родившиеся из него. Одна такая фигура бежала, другие гнались за ней, протягивая тонкие руки. Бегущий увертывался, и девушка чувствовала его страх.

Нет! Она вновь поставила мысленный барьер. Фигуры исчезли, но Элосса ничуть не сомневалась, что такое опять появится на тропе, по которой она должна идти. Она потеряла больше сил, чем полагалось бы, даже учитывая ее опасный спуск с горы. Она обнаружила, что все сильнее опирается на посох, даже когда останавливается передохнуть, и ей тяжело дышать, словно она тоже отчаянно бежала, спасаясь от порождений тумана.

Голова ее дернулась. Ощущение неожиданного удара, толкающего ее влево. Она увидела тропу, идущую на запад, между могильными холмами. Несмотря на все ее усилия, контроль над собственным телом ускользал от нее. Она повернулась, но не по своей собственной воле, а под принуждением, достаточно сильным, чтобы взять верх над тем, что вело ее сюда.

Элосса боролась всем оружием высшего сознания, какое могла собрать, но в этом сражении не ей было дано победить. И она пошла по чуть заметной тропе, ведомая за ниточку, которую не могла оборвать. И она хорошо знала, что эта нить не имеет ничего общего с притяжением юртов — это был совершенно чуждый контакт.

И она шла, не пытаясь больше освободиться. Осторожность, которой ее учили, говорила, что ее воля и сила в самом ближайшем будущем могут подвергнуться более сильному испытанию, так что сейчас лучше их приберечь.

Могильники стали выше и скрыли от нее купол, иной раз она видела только полоску неба над головой. Тропа неожиданно закончилась темным отверстием в одном из курганов. Увидев его перед собой, Элосса догадалась, что сила, притянувшая ее, намерена заставить ее войти в эту страшную дверь. Она решилась на последнюю борьбу и так была занята, собирая свои силы, что не заметила того, кто крался за ней.

От удара в спину она выронила посох. Прежде чем она могла повернуться или высвободить мысленную силу для защиты, в ее голове пронеслась яркая вспышка, а затем Элосса погрузилась в ничто.

Из этого состояния ее вывел глубокий низкий звук, от которого вибрировал воздух, звук приходил через интервалы. Ее тело отвечало дрожью на медленное умирание звука и сжималось перед приходом следующего. Думать было очень трудно.

Элосса открыла глаза. Ни неба, ни дневного света. Темнота, прорезаемая слабым мерцанием огня, который она видела уголком глаза. Вибрация звука по-прежнему окутывала ее, путала мысли и не давала ей послать мысль-поиск, чтобы узнать, где она и кто принес ее сюда.

Девушка хотела подняться, но не смогла. И держал ее не мысле-плен, а вполне реальные оковы. Кольца обхватили ее запястья и лодыжки, более широкое кольцо шло на уровне колен, и еще одно — по груди. Она была прикована к твердой поверхности. Проведя по ней кончиками пальцев, она поняла, что лежит на камне.

Давление звука прекратилось. Элосса повернулась головой к свету. Он исходил от металлической лампы в форме чудовища, свет шел из его глаз и открытого рта.

Круг света был так мал, что Элосса не видела ничего за лампой. Там лежала непроглядная тьма, столь же плотная, как туман в горах. Теперь, когда сверхмощное биение наконец утихло, она смогла собрать силы и послать мысль-поиск. Раски!

Теперь было ясно, что она должна делать. Те, кто идет в Паломничество, дают обещание, что ничто не помешает их поискам. Успешность выполнения была необходима как всем юртам, так и каждому в отдельности: тот, кто сделал это и вернулся, добавлял мощи и силы всему клану. Она сама чувствовала прилив разделенной силы в тех случаях, когда после возвращения паломника устраивался пир.

Она должна выполнить то, за чем была послана. Если ее успех зависит от того, возьмет ли она верх над этим низшим «слепым» мозгом, значит, именно это она и должна сделать.

Определив добычу, Элосса послала вслед имеющемуся слабому контакту более сильное зондирование и… задохнулась от удивления. Сдвоенное сознание! Двойная жизнь. Одна охраняет другую. Охраняет или держит в плену? Последнее было всего лишь догадкой, но что-то говорило Элоссе, что это сущая правда.

Но ведь у раски нет ни мысленного контроля, ни высшего сознания! Какой же более сильный мозг может быть здесь? Сначала она ошибочно предположила, что здесь присутствует другой юрт. Но, во-первых, это было бы вопреки всем обычаям, за исключением особо важных случаев (вроде того, по которому она сейчас здесь находилась), во-вторых, то, что она быстро прозондировала, прежде чем резко отключить связь, не было юртом, но и не было раски, человеком, который следовал за ней. Это был другой… другой породы?

Она собрала свою защиту, рассчитывая на резкое ответное зондирование, которое было бы естественным при таких обстоятельствах. Раски больше всего боялись не видимого, материального, оружия юртов, а их мысленного посыла, который народ равнин считал сверхъестественной злой магией. Но ответного удара не последовало. И раски не двигался и не говорил.

Элосса еще раз послала тонкий усик мысли-поиска, как посылают разведчика оценить силы врага. Тело раски было спокойно, но в его сознании она коснулась кипящей силы. Ненависть и месть, как у иллюзорного стража в горном проходе. Ненависть слепая, нерассуждающая. Все намерения раски были теперь безумными, или, вернее сказать, их крепко держали мысли безумца.

Среди юртов были такие, кто мог бы войти в хаос, крутящийся теперь в этом мозгу, дать мозгу мир бессознательного состояния, пока не будет устранена причина, вызвавшая хаос. Но то были старые мудрецы, куда более могущественные, чем Элосса.

Она не решилась задерживать контакт более чем на секунду, чтобы не быть захваченной этим сумасшедшим вихрем ненависти и отсутствия логики и, в свою очередь, не заразиться этим. Все это не походило на обычное нарушение умственного равновесия, и Элосса была убеждена, что тут присутствуют две различные личности. Ей нужно осторожно искать путь к тому, кого она встретила раньше на горной тропе, минуя вселившуюся в него другую личность. Дать силу человеку, которого она зондировала раньше, — это могло быть способом подавления безумного существа, поселившегося в его мозгу.

Ненависть огнем полыхнула ей в лицо, обожгла ее мозг, как настоящее пламя, способное превратить ее в обугленный скелет вроде стража в проходе.

НЕТ!!! Нельзя думать о страже! Такие воспоминания усиливают безумное существо, оно так же питается подобными воспоминаниями, как и иллюзорные фигуры. Не случилось ли подобного и с раски? Может, он вошел в контакт с мысленной формой и был поглощен ею?

Элосса смотрела в темноту, но не могла увидеть раски. Не рассуждать! Сейчас не время для этого. Нужно собрать всю волю против вторжения ненависти и страха, сфокусироваться на нем. Она осторожно отвела назад мысленное прикосновение, чтобы другой не воспользовался этим для контратаки.