Космическая чума Смит Георг
1
Я очнулся из забытья и убедился, что на меня больше не давит пара тонн искореженного автомобиля. Я лежал на мягких простынях, укрытый лишь тонким и легким одеялом.
Я весь горел, будто сплошной сташестидесятифутовый нарыв. Правая рука онемела, а левое бедро здорово саднило. Дыхание напоминало уколы рапирой, а кожу лица будто разрезали на мелкие кусочки. На глазах лежала повязка, и вокруг было тихо как в могиле. Но я знал, что нахожусь ни в какой не в могиле, ибо мой нос работал достаточно хорошо, чтобы безошибочно определить ни с чем не сравнимый приторный запах, характерный для больницы.
Какая-то добрая и отважная душа вытащила меня из автомобиля прежде, чем пламя охватило топливные баки. Я надеялся, что, кто бы он ни был, у него хватило ума первой вытянуть из железного месива Катарину. Мысль о жизни без Катарины была невыносима. И поэтому я позволил черному сумраку окутать меня вновь, ибо он приглушал боль, как физическую, так и душевную.
Когда я снова очнулся, было светло, и приятный мужской голос произнес:
– Стив Корнелл, вы меня слышите?
Я попытался ответить, но мне не удалось издать ни звука. Даже хрипа.
Ко мне обратились вновь:
– Не пытайтесь говорить, Стив. Лучше думайте.
«Катарина», – тут же подумал я, потому что большинство медиков были телепатами, а не эсперами.
– Катарина в порядке, – ответил он.
«Могу я ее увидеть?»
– Увы, сударь, – быстро ответил он. – Вы испугаете ее до полусмерти.
«Неужели я так плох?»
– Да, Стив. Сломаны ребра, открытый перелом левой ключицы, сломаны предплечья. Шрамы, ушибы, ссадины, несколько ожогов, остаточный шок. И, если вас это волнует, ни следа Мекстромовой болезни.
«Мекстромовой болезни?» – мои мысли подернулись ужасом.
– Не стоит, Стив. Я заметил бы ее хотя бы потому, что это моя специальность. Не бойся.
«Отлично. Но сколько я здесь лежу?»
– Восемь дней.
«Восемь дней, и вы не справились с обычной работой?»
– Вам здорово досталось, Стив. Так что пришлось потрудиться. Но теперь, я полагаю, вы расскажите мне, что случилось?
«Мы с Катариной бежали. Так сделало большинство других пар, с тех пор, как в Институте Райна стало трудно хранить личные тайны. А потом разбились».
– Как это случилось? – спросил доктор. – Такие эсперы, как вы, обычно чувствуют опасность задолго до ее появления.
«Катарина обратила мое внимание на странный дорожный знак, и я отвлекся, стараясь припомнить что-либо подобное. Мы налетели на упавший ствол дерева и несколько раз перевернулись. Остальное вы знаете».
– Ужасно! – сказал доктор. – Но что за знак так приковал ваше внимание, что вы не заметили даже дерева?
«Странный знак, – подумал я. – Декоративный железный диск с завитками и маленькими кружочками, похожий на новенький бойскаутский значок, подвешенный на трех спицах. Одна из букв была оторвана. Я растерялся, потому что никак не мог представить себе, как можно было ее сбить, не повредив центральную конструкцию. Ну, а потом – удар».
– Это весьма прискорбно, Стив. Но через некоторое время с вами будет все в порядке.
«Спасибо, доктор. Доктор?..»
– Простите, Стив. Я забыл, что не все, как я, телепаты. Меня зовут Джеймс Торндайк.
Много позже, проснувшись опять, с более прояснившимся разумом, я обнаружил, что мои ощущения простираются уже до стены и на несколько дюймов за дверь. По всему было видно, что это типичный госпиталь, насколько хватало чувствительности эспера, вокруг была только слепящая белизна и нержавеющая сталь.
Зато в моей палате находилась сиделка, шуршавшая накрахмаленным халатом. Я попробовал заговорить, и откашлялся, пытаясь совладать с голосом.
– Могу… я видеть… где… – Я замолк, потому что сиделка, видно, была таким же эспером, как и я. А чтобы узнать это, требовалось полное напряжение сенсорных способностей. Только телепат, подобный доктору, мог распознать мои суматошные мысли. Но сиделка оказалась на высоте. Она сделала попытку:
– Мистер Корнелл? Вы проснулись?
– Взгляните, сестра…
– Называйте меня мисс Фарроу. Я позову доктора.
– Нет, подождите. Я пробыл здесь уже восемь дней?
– Вы были очень плохи, сами знаете.
– Доктор сказал, что она тоже здесь.
– Не волнуйтесь, мистер Корнелл.
– Он сказал, что с ней ничего страшного.
– Конечно.
– Тогда почему… Почему она здесь так долго.
Мисс Фарроу весело улыбнулась:
– Ваша Кристина жива и здорова. Она отказалась уезжать, пока вы находитесь в опасности. Не волнуйтесь. Скоро вы ее увидите.
Ее улыбка была веселой, но натянутой. Это была явная ложь. Она поспешно удалилась, и мне выпала возможность прощупать снаружи дверь, так как она прислонилась спиной к деревянной панели и заплакала. Она ненавидела себя за то, что не смогла справиться со своей ролью, и понимала, что я знал об этом.
Катарину никогда не называли Кристиной.
И Катарины не было в госпитале, потому что, если бы ее доставили сюда вместе со мной, сиделка знала бы ее настоящее имя.
Теперь это было для меня не столь важно, но мисс Фарроу оказалась не эспером, или, во всяком случае, не могла прощупать мои мысли, или найти имя Катарины по собственной воле. Мисс Фарроу была телепатом, а я называл свою девушку не по имени, а только привычным ассоциативным образом.
2
Я почти совладал со своим телом, когда в палату влетел доктор Торндайк:
– Спокойно, Стив! – сказал он с нетерпеливым жестом и толкнул меня в постель рукой – нежной, как рука матери, и сильной, как завязанные узлы на луке. – Спокойно! – повторил он настойчиво.
– Катарина? – прохрипел я умоляюще.
Торндайк нажал кнопку вызова и набрал какой-то код, или что-то вроде того, прежде чем мне ответить.
– Стив, – сказал он искренне, – все равно это нельзя скрывать от тебя вечно. Мы надеялись, что чуть позже, когда ты окрепнешь…
– Перестаньте ходить вокруг да около! – воскликнул я. – Или мне показалось, что я воскликнул, потому что голос мой прозвучал только в моем мозгу.
– Спокойно, Стив. Тебе здорово досталось. Шок…
Дверь отворилась и вошла медсестра с наполненным шприцом, его иголка покоилась в клочке ваты. Торндайк профессионально оглядел его и взял в руку. Медсестра молча вышла из комнаты.
– Не волнуйся, Стив. Это будет…
– Нет! Не надо, пока я не узнаю…
– Спокойно! – повторил он и поднял иголку к глазам. – Стив, я не знаю, достаточно ли вы тренированный эспер, чтобы определить содержимое этой иголки. Но если нет, можете поверить мне на слово. В ней находится нейрогипнотик. Вы не провалитесь в беспамятство. Вы очнетесь таким же, как прежде, но зато ваш движок отключится, и вы спасетесь от срыва.
Потом с удивительной ловкостью, которая меня поразила, доктор вогнал мне в руку иголку и позволил оценить дозу сполна. Я ощутил поднимавшееся во мне возбуждение. Мне стало не по себе, и я почувствовал, что эта дрянь сработала. Через полминуты я похолодел от мысли, что могу взвешивать факты, но не в силах ни на чем как следует сосредоточиться.
Торндайк заметил, что содержимое шприца подействовало, и спросил:
– Стив, кто такая Катарина?
Шок буквально сорвал туман наркотика, и моя голова пошла кругом от мыслей, кем была и что значила для меня Катарина. А доктор шел следом за моими мыслями:
– Стив, ты еще не оправился от недавнего потрясения, С тобой не было никакой Катарины. С тобой вообще никого не было. Пойми это и прими как должное. Никого! Ты был один. Понимаешь?
Я покачал головой. Мне казалось, что я говорю как актер, впервые читающий свою роль. Мне хотелось стукнуть по столу, чтобы усилить мой хриплый голос, но все, что я мог сделать, это спокойно ответить:
– Со мной была Катарина. Мы… – я не стал продолжать, потому что Торндайк отлично знал, чем мы занимались.
– Стив, выслушай меня!
– Да!
– Я знаю вас, эсперов. Вы чувствительны, может быть, даже больше, чем телепаты. Более впечатлительны…
Это была явная ложь. До Рейна бытовало мнение, что люди, будь то мужчины или женщины, мазаны одним миром. Теперь же основной принцип гласил, что эсперы и телепаты были лучшей частью человечества.
Торндайк улыбнулся моим возражениям и продолжил:
– С вами произошел несчастный случай. Вы разбили машину. Вы вообразили, как было бы ужасно, если бы с вами была Катарина. А потом вы построили в подсознании историю катастрофы и подогнали ее под факты.
«Но… как мог кто-то видеть катастрофу и не заметить следов женщины? Моей женщины…»
– Мы осмотрели все в округе, тщательно осмотрели, – сказал он, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Там не было никаких следов.
– А отпечатки?
– Ты бы опознал их?
– Естественно.
Торндайк спокойно кивнул:
– На стенках твоей машины было множество ее отпечатков. Но никто не может сказать о точной их дате, или о том, какие оставили раньше, какие после. Потом мы обошли всех соседей, желая убедиться, что она не ушла, ошеломленная и потрясенная катастрофой. Не осталось ни отпечатка, ни следа. – Он сочувственно покачал головой. – По-моему, ты хочешь спросить о том дорожном чемодане, который якобы положил в кабину позади себя. Там не было никакого чемодана.
– Доктор, – спросил я резко, – если мы не ехали вместе, может быть, вы объясните мне, откуда, во-первых, оказалось свидетельство о браке в моем левом кармане, во-вторых, с какой стати мы виделись с преподобным Тоулом в Индтауне, и, в-третьих, с чего это я хлопотал о свадебном костюме в отеле «Рейгнор» в Вестлейке? Или я рехнулся задолго до несчастного случая? Может, – добавил я, – после стольких приготовлений я поехал и разбился, как бы оправдываясь за то, что вернулся без невесты.
– Все, что я могу сказать, это то, что на месте аварии не осталось никаких следов вашей невесты.
– Вы копались в моем мозгу. Вы нашли ее телефонный номер?
Он озадаченно уставился на меня.
– И что вышло, когда вы позвонили?
– Я…
– Хозяйка сообщила вам, что мисс Левис нет дома, потому что мисс Левис проводит медовый месяц под именем миссис Стив Корнелл. Как насчет этого?
– Прекрасно. Сами знаете, как.
– Тогда, где же она, черт побери, доктор? – наркотик оказался не столь сильным, как следовало бы, и я вновь почувствовал волнение.
– Не знаем, Стив.
– А как насчет того парня, который вытащил меня из машины? Что он сказал?
– Он был там, когда мы приехали. Машину подняли с тебя с помощью блоков из полиспаста. Пока мы сюда добирались, полиспаст загорелся, и машина рухнула обратно, превратившись в исковерканное месиво металла. Он фермер, по фамилии Харрисон, парень лет двадцати четырех, зовут Филипп. Они клянутся, что там и в помине не было никакой женщины.
– Он, он…
Доктор Торндайк медленно покачал головой и мягко произнес:
– Стив, трудно предсказать, что бывает с человеческим мозгом при сильном шоке. Мне приходилось видеть, как он приобретает совершенно новую, фальшивую личность, – всю, вплоть до воспоминаний детства. Теперь возьмем еще раз ваш случай. Среди других удивительных вещей…
– Удивительных вещей? – прорычал я.
– Спокойно. Лучше выслушайте. Собственно, чему мне верить? Вашей невероятной истории, или показаниям кучи свидетелей, полицейским протоколам, скорой помощи и парням, которые вытащили вас из горящей машины прежде чем она взорвалась? И, как я уже говорил, разве мы можем верить вашим сказкам, когда вы буквально взрываетесь по поводу двух людей, один из которых поднимал машину, а другой вытаскивал вас оттуда?
Я пожал плечами:
– Очевидно, у вас сложилось ошибочное мнение. Кто-то мог…
– Тогда, если вы признаете, что часть вашей истории неверна…
– Это не доказывает, что остальное ложь!
– Полиция уже пыталась разобраться в этом трудном деле, – медленно сказал доктор. – Пока они ничего не добились. Скажите, кто-нибудь видел, как вы покинули квартиру с мисс Левис?
– Нет, – сказал я. – Насколько я помню, никто из знакомых.
– Поэтому нам придется заключить, что вы находитесь под влиянием шока. Я зло фыркнул:
– Тогда объясните наличие свидетельства, встречу с его преосвященством, заказ номера в отеле.
– Выслушайте меня, Стив, – спокойно сказал Торндайк. – Это не только мое мнение, а мнение многих людей, изучавших человеческий мозг…
– Другими словами, я рехнулся.
– Нет, перенесли тяжелый шок.
– Шок?
Он кивнул:
– Поверьте этому. Да, вы хотели жениться на мисс Левис. Вы подготовились, обставили квартиру, договорились со священником, запаслись свадебным костюмом, купили цветы невесте. Вы отпросились с работы, пришли к ней. Но оказалось, что мисс Левис выбыла в неизвестном направлении. Может, она оставила вам письмо…
– Письмо?
– Послушайте меня, Стив. Вы пришли к ней домой и узнали, что она исчезла. Вы прочитали письмо, где говорилось, что она не может стать вашей женой. Это так глубоко поразило вас, что вы не выдержали. Знаете, что произошло дальше?
– Я разбрызгал мозги вдоль проселочной дороги на скорости девяносто миль в час.
– А если серьезно?
– Все кажется мне удивительно нелепым.
– Вы отвергаете это, как отвергаете тот факт, что мисс Левис бежала, не желая выходить за вас замуж.
– Валяйте дальше, доктор.
– Вы поехали по той же дороге, что и собирались, но внезапная обида и боль повредили ваш рассудок. И потому вы разбились по-настоящему, увидев упавшее дерево и что-то похожее на воображаемый образ виновника катастрофы.
– Наверное.
Торндайк серьезно взглянул мне, в лицо.
– Стив, – сказал он, – признайся, что ни один эспер не допустит, чтобы физическая опасность подобного рода…
– Я же объяснял вам, как это случилось. Мое внимание отвлек этот знак!
– Ладно. Это еще одно доказательство, что с вами была мисс Левис? Теперь выслушайте меня. При первом потрясении вы не можете помнить ничего такого, что не захочет вспомнить ваш мозг. Авария слишком тяжелая вещь, так что теперь все свои невзгоды можете валить на нее.
– Тогда лучше расскажите, как объяснить тот факт, что Катарина сказала хозяйке, что она давным-давно собиралась выйти замуж и все ждала, когда же я открою ей свои намерения.
– Я…
– Думаете, я всех подкупил? Может, мы все стараемся ради Катарины, или для нее.
Торндайк пожал плечами.
– Я не знаю, – сказал он. – Я действительно не знаю, Стив. Я хотел бы…
– Это касается только нас двоих, – рявкнул я. – Или кто-то думает арестовать меня за похищение, подозрение в убийстве, рискованную и опасную езду и аварию при столкновении с деревом?
– Да, – сказал он спокойно. – Полиция настроена весьма радикально. Вами заинтересовались два высокопоставленных чина.
– Они что-нибудь нашли? – спросил я сердито.
– Они считают, что вся ваша история – чистая правда.
– Тогда к чему эта болтовня насчет шока, отклонений и тому подобного?
Он покачал головой.
– Мы не супермены, – сказал он просто. – Ваша история убедительна, и вы не врете. Вы верите в каждое ее слово. Вы видели ее, пережили от «а» до «я», но это еще не значит, что ваша история – правда.
– Послушайте!
– Она доказывает только то, что у вас, Стив Корнелл, не было каких-либо преступных, злых намерений относительно Катарины Левис. Они раскопали все, от и до, и поэтому мы можем вполне уверенно сказать, что с вами случилось.
Я фыркнул от отвращения:
– Ох уже эта ваша телепатия! Все так точно подогнано, словно жердочки в заборе. Я собираюсь поговорить со специалистом, пусть действительно копнет меня поглубже.
Торндайк покачал головой:
– Это лучшие люди, Стив. Известные ученые Редфери и Берко. Магна Кум Лауд .
Я захлопал глазами от удивления. Я знал множество подобных докторов, от медиков до языковедов. Я знал даже одного-двух профессоров, но не близко. Но если приглашают доктора пси, из школы Райна, тогда, брат, это да… Я умываю руки.
Торндайк рассмеялся:
– Вы и сами не так плохи, Стив. Окончили двенадцать классов в Иллинойсе, не правда ли?
– Я забыл, скрыл некоторые факты, – сказал я уныло. – Они вызвали всех одаренных мальчиков и собрали их под одной крышей для особой подготовки. Но, признаться, мне легче давалась механика, а не пси. Надеялся дорасти до дипломированного инженера, может, чуть дальше, но пришлось остановиться. Отчасти потому, что не хватало сноровки, а отчасти потому, что не было денег.
Доктор Торндайк кивнул:
– Я знаю об этом.
Я понял, что он осторожно уводит меня в сторону от основной темы, но не видел, как вернуть его назад без очередной словесной перепалки. Он меня успокоил. Он мог прощупать мой мозг и найти лучший способ увести разговор в сторону, пока я не пришел в себя. Было бы куда лучше хотя бы на миг отключиться от этой идиотской головоломки.
Он уловил мои мысли, но его лицо даже не дрогнуло, когда он мягко вернулся к разговору.
– Я не стану тебя принуждать, – сказал он горестно. – Я пси, и довольно хороший. Но я телепат, а не эспер… Я овладел интуицией в медицине только благодаря упорству, как говорится, – он застенчиво улыбнулся. – Я ничем не отличаюсь от тебя или других пси. Все эсперы думают, что развитое восприятие – важнее способности читать мысли и наоборот. Я собирался доказать, что телепат может стать хорошим медиком. Так я нашел свою дорогу в медитацию, читал мысли приятелей-однокурсников, которые были отличными эсперами. Я так навострился, что мог прочитать мысли эспера, наблюдавшего за моим осторожным анатомированием и действовать руками согласно его предсказаниям. Я мог успешно определять и устанавливать скрытые болезни, пока рядом находился какой-либо эспер.
– И чего вы добились?
– Телепатам лучше заниматься людьми, а эсперам – предметами.
– А медицина – как раз та область, где имеют дело с людьми?
Он покачал головой:
– Только не в случае опухоли мозга, а при внутреннем расстройстве или сильном обморожении. «Доктор, – говорит пациент, – я чувствую сильную боль слева, чуть ниже бедра». А после твоего диагноза оказывается, что это острый аппендицит. Понимаете, Стив, пациент не всегда знает, где у него болит. Только симптомы. Телепат может безукоризненно распознать все симптомы болезни, но требуется эспер, чтобы прощупать нутро пациента и найти опухоль, которая давит на позвоночник или печень.
– Понятно.
– Я сорвался на парочке тестов, которые проскочила остальная часть класса. И только потому, что не смог прочитать их мысли достаточно быстро и использовать мой собственный метод работы. Это показалось подозрительным, и вот я очутился здесь. Простой доктор, а не ученый.
– Но здесь вы нашли себя. Это ваша область, я уверен.
Он кивнул:
– Даже две, – психиатрия и психология, к каждой из которых я испытываю настоящую любовь. В медицинских исследованиях вполне можно использовать замыслы, идеи и теории других врачей и ученых, а не привлекать к экспериментам эсперов.
– Не обязательно, – сказал я, покачав головой.
– Ладно, Стив. Возьмем, к примеру, Мекстромову болезнь.
– Давайте возьмем что-нибудь попроще. Все, что я знаю о Мекстромовой болезни, можно вырезать на булавочной головке тупым столовым ножом.
– Давайте, все же, возьмем Мекстромову. Это мой шанс стать дипломированным ученым-медиком. Если я смогу найти ответы на несколько главных вопросов. Я работаю в клинической лаборатории, где только и встречаются редкие случаи Мекстромовой болезни. Остальные врачи – все как один эсперы, и еще – несколько ученых – прощупывают человеческие тела до последней клетки, ища и комбинируя. Вы знаете, некоторые из лучших эсперов могут разобрать клетки даже на составные части. А я буду собирать всю информацию, приводить ее в соответствие и, возможно, найду ответ.
– Вы нашли хорошую жилу, – сказал я.
И это было действительно так. Отто Мекстром был специалистом-механиком на космической станции «Белые пески», совершившей облет и посадку на Венере, Марсе и Луне. Через две недели после возвращения корабля домой у Отто Мекстрома, начали быстро твердеть кончики пальцев левой руки. Отвердение медленно распространялось дальше, пока его рука не стала твердой, как скала. Ученые изучали его, работали с ним, используя все возможные средства и проделывая всевозможные исследования, пока плечо Отто не стало таким же твердым, как его рука. Тогда они ампутировали ему руку по плечо.
Но в это время стали твердеть кончики пальцев на обеих ногах Отто, и на второй руке появились те же признаки. На одной стороне руки плоть осталась нормальной, а на другой нельзя было проколоть острой иголкой кожу. Бедный Отто сыграл в ящик после того, как чертова мерзость поглотила обрубки его ног и рук. Он умер, когда затвердение достигло жизненных органов.
С того дня прошло около двадцати лет. Ежегодно случается порядка тридцати подобных случаев. Все со смертельным исходом, несмотря на ампутацию и достижения современной медицины. Но один бог знает, сколько еще несчастных кончили жизнь самоубийством, не обращаясь в гигантский Медицинский исследовательский центр в Марион, штат Индиана.
Ладно, если Торндайк ничего не скрывает, никто не смеет утверждать, что телепатии нет места в медицине. И пожелаем ему удачи.
Больше я Торндайка в этом госпитале не видел. Они отпустили меня на следующий день, и мне ничего не оставалось, как только грызть ногти и удивляться, что же случилось с Катариной.
3
Следующей недели я почти не помню, и поэтому не буду вдаваться в подробности. Короче, я прослыл женихом, упустившим невесту, а жизнь между туманными обвинениями и полускрытыми насмешками была довольно жалкой. Два-три раза я говорил с полицией. Вначале как гражданин, запрашивающий определенную информацию и сетующий на неосведомленность соответствующих инстанций. Потом меня просто стали посылать куда подальше. Очевидно, полиция забросила столько же удочек, сколько рыбацкая флотилия на Большой Банке, а клюнуло меньше, чем в Мертвом море. Они сами признались в этом. Давно прошли времена, когда полиция ежечасно проводила аресты. Это значило, что они сели в лужу. Полиция с ее прекрасной компанией пси-мальчиков пришлось признаться, что их объегорили. Я беседовал с телепатами, которые сказали мне, что я ел на завтрак в день поступления в подготовительные классы, и эсперами, которые могли распознать цвет носимой вчера одежды. Что я – бедный эспер, об этом упоминать не стоит. А эти парни были молодцы и хорошо знали свое дело. Катарина Левис исчезла, точно так же, как Амброс Бирс.
А встречаться лицом к лицу с отцом и матерью Катарины, приехавшими с востока, чтобы повидать меня, было настоящим потрясением.
Первым делом я отправился обратно в госпиталь, надеясь, что доктор Торндайк сможет чем-нибудь помочь. В моем бессознательном бормотании могли проскользнуть слова, значение которых навело бы на какой-нибудь след Катарины.
Но здесь меня тоже подстерегала неудача. Начальство госпиталя очень извинялось, но пару дней назад доктор Торндайк перешел в Медицинский исследовательский центр. Связаться с ним я не мог, потому что он взял Шестинедельный отпуск, который собирался потом продлить и дальше, и отправился в поездку по Иеллоустоунскому заповеднику, не сообщив маршрута.
Я остановился на ступеньках, надеясь поймать рейсовый коптеркеб, когда двери распахнулись и вышла женщина. Я обернулся, и она узнала меня. Это была мисс Фарроу, моя недавняя сиделка.
– Ба, мистер Корнелл! Что это вы здесь делаете?
– Хотел найти Торндайка. Но, его здесь нет.
– Знаю. И не удивительно. Наверное, он получил возможность продолжить свое образование.
Я мрачно кивнул:
– Во всяком случае, надеюсь.
– Это было утверждение, а не вопрос.
– Вы все ищете свою Катарину?
Я кивнул головой:
– Надеюсь, кто-нибудь разрешит эту загадку. Или придется сделать это мне самому. Все остальные уже сдались.
– Желаю удачи! – сказала она с улыбкой. – Видно, вы настроены весьма решительно.
– Это все, что мне остается, – буркнул я.
Мисс Фарроу кивнула.
– Не только, – махнула она рукой. – Вы говорили с людьми, которые вытащили вас из-под машины?
– Нет, с ними беседовала полиция и заявила, что они ничего не знают. Сомневаюсь, что смогу выпытать у них что-то стоящее.
Мисс Фарроу искоса взглянула на меня:
– Не хотите спрашивать людей, которые о вас ничего не знают?
– Возможно.
В этот миг подошел коптеркеб, и, звякнул звонок. Мне хотелось поговорить с мисс Фарроу еще, но мотор, оказался тем, что надо, и я раскланялся. А она пошла по ступенькам, предоставленная собственным заботам.
Мне следовало бы задержаться и нанять другую машину, но через несколько часов я уже катил по тому же злосчастному хайвэю, сосредоточив во все стороны свое восприятие. Ехал я на этот раз медленно и осторожно.
Я тихо миновал место недавней катастрофы, постаравшись отключить свои мысли, когда увидел черное выжженное пятно. С верхней ветки все еще свисал блок, а на нем качался обгоревший канат, два фута которого были переброшены через ворот, и кончались коротким обожженным концом.
Я свернул влево на подъездную дорожку к дому Харрисонов и поехал по извилистой грунтовой дороге. Впереди все ясней и ощутимей становилось мертвое пространство.
Собственно, это была не мертвая зона, так как кое-что я там чувствовал, но чем дальше я всматривался в детали смутного дома, тем больше нужно было полагаться на зрение, нежели экстрасенсорное восприятие. Но даже если Харрисоны не нашли по-настоящему мертвой зоны, то сумели выбрать такое место, где мое восприятие оказалось малоэффективным. Это было все равно, что смотреть сквозь легкую туманную дымку. И чем ближе я подъезжал к дому, тем плотнее она становилась.
Как раз у стоянки, где ощутимо начинал сказываться эффект мертвой зоны, я наткнулся на рослого загорелого парня. Лет двадцати четырех, который копался в двигателе трактора. Он разогнулся, и я остановился.