Тёмный мир Каттнер Генри
Я стал думать. Я закрыл глаза и попытался расслабиться, чтобы воспоминания Ганелона выплыли на поверхность моего ума. Я все еще никак не мог привыкнуть к мысли о том, что со мной произошло, хотя это объясняло многое. Это даже объясняло бы – внезапно вспомнил я – и странную потерю сознания в самолете, когда я пролетал над джунглями Суматры, и дальнейшие события, когда все казалось мне каким-то не таким.
Возможно, именно в эту минуту, в самолете, Эдвард Бонд оставил Землю, а Ганелон занял его место. Оказалось двое близнецов, занявших чужие места и потому слишком испуганных и слишком беспомощных, чтобы что-нибудь понять.
Но это было невозможно!
– Нет, не помню! – резко сказал я. – Этого не могло быть. Я знаю, кто я. Ты не можешь доказать мне, что все это только иллюзия. Все слишком ясно, слишком четко.
– Ганелон, Ганелон…
Эйдерн подошла ко мне, и в голосе ее звучала укоризна.
– Подумай о восставших племенах. Попытайся, Ганелон. Попытайся вспомнить, почему они сделали с тобой все это. Лесные жители, Ганелон, непослушные маленькие человечки в зеленом. Ненавистные человечки, которые угрожают нам. Ганелон, это ведь ты, конечно, помнишь?
Может быть, это был определенного рода гипноз. Я подумал об этом позже. Но в этот момент в моем мозгу вспыхнула картина: я увидел одетую в зеленые одежды толпу, пробиравшуюся по лесу, и при виде ее почувствовал неожиданную горячую злость. В этот момент я и в самом деле был Ганелоном, великим могущественным лордом, ненавидящим этих людей, недостойных завязывать шнурки моих ботинок.
– Конечно, ты ненавидишь их, – прошептала Эйдерн.
Она, наверное, заметила выражение моего лица. Когда она заговорила, я почувствовал, что сижу в непривычной для себя позе. Плечи мои были горделиво расправлены, грудь выпячена вперед, а губы извивались в презрительной усмешке. Так что, возможно, она и не прочитала моих мыслей. То, что я думал, можно было видеть по моему лицу и осанке.
– И, конечно же, ты наказывал их, где и когда мог, – продолжала она. – Это было твоим правом и обязанностью. Но они обманули тебя, они оказались хитрее. Они нашли дверь, которая поворачивалась на временных осях, и вышвырнули тебя в другой мир. По другую сторону этой двери был Эдвард Бонд, который не питал к ним ненависти. Поэтому они и открыли дверь.
Эйдерн слегка повысила голос, и я уловил в нем насмешку.
– Фальшивые воспоминания, фальшивые воспоминания, Ганелон. Вместе с личностью Эдварда Бонда ты приобрел и его прошлое, но он пришел в наш мир таким, каким был, ничего не зная о Ганелоне. Он причинил нам много беспокойства, друг мой, доставил много хлопот. Сначала мы не поняли, что случилось. Нам сначала просто казалось, что Ганелон не просто исчез из нашего Совета, а появился среди повстанцев, организуя их на борьбу против собственного народа с какой-то совершенно непонятной целью.
Она мягко засмеялась.
– Нам пришлось поднять Гаста Райми из его сна, чтобы он руководил нами. Но в конце концов, изучив метод поворота осей времени, мы попали на Землю, искали тебя и нашли. А теперь перенесли тебя сюда. Это твой мир, Ганелон! Примешь ли ты его?
Я помотал головой, как во сне.
– Все это нереально. Я остаюсь Эдвардом Бондом.
– Мы можем вернуть тебе истинные воспоминания, и мы это сделаем. На какой-то момент они уже появились на поверхности твоего мозга, но на все это нужно время. А тем временем ты один из Совета, возможно, самый могущественный из всех нас. Вместе с Матолчем вы были…
– Подожди минутку, – сказал я. – Я все еще не совсем понимаю. Матолч? Это тот самый волк, которого я видел? Почему ты говоришь о нем так, как будто он человек?
– Но он и есть человек – время от времени. Он ликантроп. Может менять свой образ по желанию.
– Оборотень? Это невозможно. Это миф. Какие-то странные суеверия.
– С чего начался миф? – спросила Эйдерн. – Давным-давно много врат было открыто между Темным Миром и Землей. На Земле воспоминания об этих днях сохранились как суеверия, но их корни уходят в действительность.
– Это суеверия и ничего больше, – убежденно сказал я. – Вы просто утверждаете, что существуют оборотни, вампиры и всякие прочие выдумки.
– Гаст Райми может рассказать тебе о них больше, чем я. Но мы не должны будить его ради такого пустяка. Может быть, я… Ну что ж, слушай. Тело состоит из клеток. Клетки могут приспосабливаться в определенных пределах. Если приспособляемость увеличить еще в большей степени, тогда процесс метаболизма ускоряется настолько, что возможно появление оборотней.
Нежный детский голосок произносил слова из-под накинутого капюшона. Я начинал немного понимать. На Земле, когда я проходил в колледже биологию, я видел под микроскопом взбесившиеся клетки, клетки-мутанты и тому подобное. И среди людей было много случаев, когда они зарастали, как волки, волосами по всему телу.
А если клетки смогли приспособиться быстро? Странные вещи тогда могли произойти.
Но кости? Специальная костная ткань, так непохожая на клетки человека? Физиологическая структура, которая могла бы изменяться таким образом, что человек превращается в волка? Она должна быть уникальна!
– Частично это иллюзия, – сказала Эйдерн. – Матолч обладает вовсе не такой звериной фигурой, как это кажется. И тем не менее, он может менять свою форму и часто это делает.
– Но как? – спросил я. – Откуда у него такая сила?
– Он… мутант, – Эйдерн впервые за время беседы заколебалась. – Среди нас в Темном Мире много мутантов. Некоторые из них заседают в Совете, остальные – нет.
– Ты тоже мутант? – спросил я.
– Да.
– И тоже… можешь менять свою форму?
– Нет, – ответила Эйдерн, ее тонкое тело под покрывалом, казалось, задрожало. – Нет, я не могу менять свою форму, лорд Ганелон. Ты не помнишь, что… я могу?
– Нет.
– И тем не менее, я обладаю силой, которая может тебе пригодиться, когда повстанцы вновь нападут на нас, – медленно сказала она. – Да, среди нас много мутантов и возможно именно поэтому произошло наше отделение от Земли много веков тому назад. На Земле нет мутантов – по крайней мере, такого типа, как у нас. Матолч не единственный.
– А я не мутант? – очень мягко спросил я.
Она покачала головой.
– Нет. Потому что ни один мутант не может иметь в своей крови печати Ллира. Ты был посвящен. Один из Совета должен иметь ключ к Кэр Ллиру.
Холодное дыхание страха вновь на мгновение коснулось меня. Нет, не страха. Ужаса, смертельного, перехватывающего дыхание, кошмарного ужаса, который всегда охватывал меня при упоминании имени Ллира.
Я заставил себя спросить.
– Кто такой Ллир?
Наступило долгое молчание.
– Кто говорит о Ллире? – раздался позади меня глубокий голос. – Лучше не поднимать эту завесу, Эйдерн!
– И тем не менее, это может оказаться необходимым, – ответила она.
Я повернулся и на фоне черной портьеры увидел стройную фигуру человека, одетого, как и я, в тунику и брюки. Его рыжая борода дерзко выпирала вперед. Улыбка – оскал полных губ – о чем-то напоминала. В каждом движении его подвижного тела чувствовалась кошачья грация. Желтые глаза смотрели на меня с удивлением.
– Молись, чтобы в этом не было необходимости, – сказал человек. – Ну, лорд Ганелон, неужели ты забыл и меня тоже?
– Он забыл тебя, Матолч, – ответила Эйдерн. – По крайней мере, в этом образе.
Матолч-волк. Изменяющий форму.
Он усмехнулся.
– Сегодня вечером – Шабаш, – сказал он. – Лорд Ганелон должен быть готов к нему. Однако это дело Медеи, а она интересуется, проснулся ли Ганелон. Раз он проснулся, то можем пойти к ней прямо сейчас.
– Ты пойдешь с Матолчем? – спросила Эйдерн.
– Почему же нет, – ответил я.
Рыжебородый усмехнулся.
– А ты действительно забыл, Ганелон. В добрые старые времена ты никогда не допустил бы, чтобы я шел за твоей спиной.
– Но ты был всегда достаточно умен, чтобы не вонзить в эту спину кинжал, – ответила Эйдерн. – Если бы только Ганелон позвал Ллира, для тебя бы это добром не кончилось!
– Я просто пошутил, – небрежно сказал Матолч. – Мой враг должен быть достаточно силен, прежде чем я стану с ним считаться, так что я подожду, когда к тебе вернется память, лорд Ганелон. А тем временем Совет приперт к стенке и мы нуждаемся в тебе так же сильно, как и ты в нас. Так ты идешь?
– Иди с ним, – сказала Эйдерн. – Опасности нет, рычание волка не страшнее его клыков.
Мне показалось, что я уловил скрытую угрозу в ее словах. Матолч пожал плечами и отодвинул портьеру в сторону, пропуская меня вперед.
– Мало кто осмеливается угрожать оборотню, – сказал он через плечо.
– Я осмеливаюсь, – сказала Эйдерн из-под тени своего капюшона.
И я вспомнил, что она тоже была мутантом, хотя и не ликантропом, как рыжебородый, шедший рядом со мной по коридору.
Кто же была Эйдерн?
4. Матолч и Медея
Я до сих пор был все еще как в тумане. Я никак не мог понять – наяву это все творится со мной или нет. Шок притупил мои чувства, я не мог как следует думать. Самые обыденные мысли переполняли мой мозг, как будто концентрируясь на самых повседневных чувствах, но я не мог не обращать внимания на то, что находился не на привычной, твердой, родной Земле.
Но странная вещь. Что-то знакомое было в этих сводчатых залах с бледными стенами, мимо которых я шел рядом с Матолчем, такое же знакомое, как и в сумеречном лесном пейзаже, простиравшемся до горизонта, который я увидел из окна моей комнаты.
Эйдерн, Медея, Матолч, Совет.
Эти слова были важны, как будто я когда-то знал их хорошо на чужом языке, который потом забыл.
Подпрыгивающая походка Матолча, легкий размах его мускулистых плеч, свирепая улыбка полных губ из-под рыжей бороды – все это было не ново для меня.
Он пристально наблюдал за мной своими желтыми глазами. Внезапно он остановился перед красной портьерой и, заколебавшись, откинул ее, приглашая войти.
Я сделал шаг и остановился, глядя на него.
Он кивнул головой, как будто был чем-то доволен. Но лицо его так и не изменило своего вопросительного выражения.
– Значит, ты все-таки кое-что помнишь? Достаточно, чтобы понять, что это не комната Медеи? И все-таки войдем сюда на минуту. Я хочу поговорить с тобой.
Следуя за ним по винтовой лестнице, я внезапно понял, что он говорит не по-английски. Но я понял его так же, как понимал Эйдерн и Медею.
– Ганелон?
Мы очутились в застекленной комнате-башне. В дымном воздухе неприятно пахло, и угли еще дымились на жаровне-треножнике, стоявшем в самом центре комнаты. Матолч указал мне на кресло рядом с окном. Сам он небрежно уселся рядом.
– Интересно, много ли ты помнишь? – сказал он.
Я покачал головой.
– Совсем немного. Но достаточно… чтобы не совсем доверять.
– Значит, искусственные воспоминания землянина все еще сильны. Гаст Райми сказал, что рано или поздно ты все вспомнишь, но что на это потребуется время.
Как икона, – подумал я, – одна запись на другой. Но Ганелон все еще был чужим, я оставался Эдвардом Бондом.
– Интересно, – сказал Матолч, мрачно глядя на меня. – Ты много лет провел в ссылке, не поменялся ли ты целиком. Раньше ты всегда… ты ненавидел меня, Ганелон. Скажи, ты ненавидишь меня сейчас?
– Нет, – сказал я. – По крайней мере, не знаю. Мне кажется, что я тебе не доверяю.
– У тебя на это есть причины. Если ты вообще хоть что-то помнишь. Мы всегда были врагами, Ганелон, хотя и зависимыми один от другого нуждами и законами Совета. Должны ли мы быть врагами и дальше?
– Это от многого зависит. Я вовсе не хочу иметь врагов – особенно здесь.
Матолч нахмурил свои рыжие брови.
– О, это не речь Ганелона! В старые добрые времена тебе было все равно, сколько врагов у тебя будет. Если ты изменился настолько, то нас всех может ожидать большая опасность.
– Я ничего не понимаю, – сказал я. – Я почти ничего не понимаю из того, что ты говорил. Все это похоже на сон.
– Это хорошо. Если ты снова станешь старым Ганелоном, мы опять будем врагами. Но если ссылка на Землю изменила тебя – мы еще можем стать друзьями. Друзьями быть лучше. Медее это не понравится, не думаю, что и Эйдерн будет в восторге. А что касается Гаста Райми…
Он пожал плечами.
– Гаст Райми… стар, очень стар. Во всем Темном Мире, Ганелон, ты имеешь больше всех власти. Или можешь иметь. Но это будет означать, что надо идти к Кэр Ллиру.
Матолч остановился и посмотрел мне в глаза.
– Раньше ты понимал, что это означает. Ты боялся, но ты хотел власти. Однажды ты уже был у Кэр Ллира и посвятил себя ему. Так что между вами установилась связь, правда, еще несовершенная, но ее можно закрепить, если ты этого захочешь.
– Что такое Ллир? – спросил я.
– Молись, чтобы никогда не вспомнить этого, – сказал Матолч. – Когда Медея будет говорить с тобой, бойся, когда она заговорит о Ллире. Я могу быть другом или твоим врагом, Ганелон, не ради моего собственного благополучия, а ради благополучия Темного Мира, и я предупреждаю тебя: не ходи к Кэр Ллиру, как бы ни просила тебя Медея, и что бы ни обещала. По крайней мере, подожди, пока твоя память не вернется к тебе.
– Что такое Ллир? – повторил я вопрос.
Матолч отвернулся от меня.
– Я думаю, Гаст Райми это знает. Я не знаю. И не хочу знать. Ллир это… это… он всегда голоден. Но его аппетит может удовлетворить лишь… лишь…
Он замолчал.
– Ты забыл, – сказал он через некоторое время. – Одно меня смущает. Скажи, а как вызвать Ллира, ты тоже забыл?
Я не ответил. В голове моей была давящая пустота, как будто старые воспоминания просились наружу и никак не могли вырваться.
Ллир – Ллир?
Матолч кинул на жаровню щепотку порошка.
– Можешь ли ты вызвать Ллира? – спросил он, и голос его был вкрадчив. – Отвечай, Ганелон, можешь?
Неприятный запах дыма стал сильнее. Пустота в моей голове как бы раздвинулась, открывая путь непонятной тени. Я узнал этот смертельный запах.
Я встал, глядя на Матолча. Я сделал два шага и одним ударом ноги опрокинул треножник. Угли рассыпались по каменному полу. Рыжебородый вздрогнул от неожиданности и посмотрел на меня.
Я вытянул руку, схватил Матолча за тунику и затряс с такой силой, что зубы его застучали друг о друга. Жаркая ненависть переполняла меня.
Чтобы Матолч пытался меня обмануть!
Какой-то незнакомец разговаривал моим языком. Я слышал, как я говорю.
– Оставь свои заклинания для рабов и проституток! – рычал я сквозь стиснутые зубы. – Я скажу тебе, что желаю сказать, и не больше! Жги свои зловонные травы в другом месте, а не в моем присутствии!
Рыжебородая челюсть сжалась. Желтые глаза запылали пламенем. Матолч изменился в лице, его плоть потекла как вода, еле видная в облаках дыма, поднимающихся от валяющихся углей. Желтые зрачки угрожали мне из серого тумана. Меняющий форму издал нечленораздельный звук своим горлом – звук, который мог издать только зверь. Волчий рык! Морда волка глядела на меня!
Дым рассеялся. Иллюзия!? – проходила. Матолч, обычный человек, расслабился и осторожно высвободился из моего захвата.
– Ты… ты напугал меня, лорд Ганелон, – спокойно сказал он. – Но я думаю, ты ответил на мой вопрос, даже если эти травы, – тут он кивнул на опрокинутый треножник, – не помогли тебе освежить память.
Я отвернулся и пошел к двери.
– Подожди, – сказал Матолч. – У меня есть одна твоя вещь, которую я забрал у тебя недавно.
Я остановился.
Рыжебородый подошел ко мне, держа в руках оружие – шпагу без ножен.
– Я забрал ее у тебя, когда мы проходили сквозь Огонь Нужды, – сказал он. – Она твоя.
Я взял оружие и вновь двинулся к задернутому портьерой входу.
Позади меня Матолч заговорил.
– Мы еще не враги, Ганелон, – мягко сказал он. – И если ты мудр, ты не забудешь моего предупреждения. Не ходи к Кэр Ллиру.
Я вышел, держа в руках шпагу, я торопился, спускаясь по винтовой лестнице. Мои ноги несли меня сами. Оккупант в моем мозгу все еще был силен. Запись на иконе и письмо на ней становились заметнее, проявляясь как бы под воздействием сильного растворителя.
Верхняя запись, из-за которой я потерял память. Своя запись – настоящие воспоминания.
Замок – откуда я знал, что это замок? – был лабиринтом. Дважды я проходил мимо солдат, стоящих на страже, со знакомой тенью страха в глазах – тенью, которая, мне казалось, углублялась при моем появлении.
Я продолжал идти вперед, торопливо проходя бледно-янтарный зал. Я откинул в сторону золотистую портьеру и ступил в овальную комнату со сводчатым потолком, обитую бледным шелком. Журчал фонтан и легкий ветерок коснулся моей щеки. За комнатой арка выхода была оплетена ветвями с листьями.
Я прошел сквозь арку. И оказался в саду, окруженном стенами. В саду было множество экзотических цветов и причудливых деревьев.
Цветы сверкали как драгоценные камни на фоне темной зелени. Рубины и аметисты, прозрачные и молочно-белые, серебряные, золотые, изумрудные – цветы расстилались невиданным по красоте ковром. Деревья тоже не были безжизненными. Искривленные и могучие, как дубы, их толстые сучья и ветви были покрыты облаком зеленой листвы. Зеленый занавес угрожающе зашевелился. Деревья распрямились в ожидании. Я увидел, как черные сучья искривились и медленно потянулись ко мне… И расслабились. И снова стали неподвижны. Они узнали меня!
Над этим злым садом темное небо резко контрастировало со сверкающим на нем солнцем.
Деревья снова зашевелились.
Какое-то беспокойство охватило зелень. Змееобразная ветка изогнулась и быстро выпрямилась – ударила – и вновь стала на место.
В том месте, где она только что была, показалась фигура человека, бегущего вперед, уворачивающегося и кидающегося из стороны в сторону под страшными ударами, обрушивающимися на него со всех сторон со стороны леса-сторожа.
Человек в плотно облегающем фигуру коричневом костюме бежал ко мне.
Его суровое бесстрашное лицо кипело возбуждением, на нем было написано нечто вроде победного выражения. В руках у него не было никакого оружия, но к поясу был пристегнут пистолет, или нечто очень похожее на него.
– Эдвард! – сказал он настойчиво, стараясь говорить тише. – Эдвард Бонд!
Я узнал его. Не его именно, конечно, но я уже видел убегающие, одетые во все коричневое или зеленое фигуры, и ненависть, которую я уже один раз испытал с Матолчем, волной прокатилась по мне при виде него.
Враг! Выскочка! Один из многих, кто сумел воспользоваться волшебством против лорда Ганелона, великого лорда Ганелона!
Я почувствовал, как волна гнева заливает краской мое лицо, кровь застучала в моих висках с такой силой, с такой необычной незнакомой мне яростью, что другому мне стало страшно. Мое тело напряглось в позе Ганелона – плечи назад, грудь выставлена вперед, презрительная улыбка на губах, подбородок высоко поднят. Я услышал, как мой голос сыплет проклятиями на языке, который я не помнил, но понимал. И я увидел, как он отступил назад, и неверие было написано на его лице. Рука его потянулась к поясу за оружием.
– Ганелон? – заикаясь произнес он, пытаясь поймать своими глазами мой взгляд. – Эдвард, ты с нами или ты опять стал Ганелоном?
5. Ведьма в алом
В правой руке я все еще сжимал шпагу. Вместо ответа я с ненавистью сделал выпад. Он отпрыгнул назад, оглянулся через плечо и вытащил свое оружие. Я проследил за его взглядом и увидел другую фигуру, скользящую меж цепляющихся деревьев. Она была меньше и изящнее – девушка в тунике цвета земли и леса. Ее черные волосы ниспадали на плечи. Она держалась за свой пояс, и лицо ее было повернуто ко мне и искажено ненавистью, а зубы обнажены в страшной улыбке.
Человек, стоящий передо мной, что-то говорил.
– Даже если ты Ганелон, ты помнишь Эдварда Бонда! Он был с нами – он верил в нас! Выслушай нас, пока еще не поздно! Арис сможет убедить тебя, Эдвард! Иди к Арис. Даже если ты Ганелон, разреши отвести тебя к Арис!
– Это бесполезно, Эрту, – раздался тоненький голос девушки.
Она боролась с последним из деревьев, чьи ветви обхватили ее и никак не хотели отпустить. Ни один из них не пытался теперь говорить тише. Они кричали, и я знал, что в любую минуту могут появиться стражники, а я хотел убить их обоих сам, прежде чем кто-нибудь отберет у меня это удовольствие. Я жаждал крови этих людей, и в этот момент имя Эдварда Бонда не было даже воспоминанием.
– Убей его, Эрту! – вскричала девушка. – Убей его или отойди с дороги. Я знаю Ганелона.
Я поглядел на нее и крепче обхватил эфес моей шпаги. Да, она говорила правду. Она знала Ганелона. И Ганелон знал ее и смутно помнил, что у нее были причины ненавидеть его. Я видел это лицо раньше, искаженное ненавистью и отчаянием. Я не помнил где, когда и почему, но она выглядела знакомой.
Человек, называемый Эрту, неохотно вынул пистолет. Для него я все еще был, по крайней мере, образом его друга. Я торжествующе рассмеялся и снова взмахнул своей шпагой, слыша, как она со свистом рассекает воздух. На этот раз я не промахнулся, и на человеке показалась кровь. Он снова отступил назад, подняв свое оружие так, что я глядел прямо в черное дуло.
– Не принуждай меня к этому, – сказал он, сжав зубы. – Это пройдет. Ты был когда-то Эдвардом Бондом – ты станешь им вновь. Не вынуждай меня убить тебя, Ганелон!
Я поднял шпагу, видя все как в тумане, сквозь красную пелену ярости, застилавшую мозг.
Я торжествовал, сам не зная почему. Перед глазами уже стояла картина фонтана крови, хлынувшей из его перерезанных артерий, когда моя шпага опустится.
Я напряг свое тело для последнего, решительного удара! Вдруг моя шпага стала живой и затрепетала в моих руках. Невозможно – я даже не могу описать, как это произошло – мой удар возвратился ко мне же. Вся та сила удара, которую я подготавливал для противника, внезапно прошла по шпаге, по моей руке, по всему моему телу. Сильнейшая боль и шок, мне показалось, что сад вокруг меня завертелся. Земля стремительно приблизилась и больно ударила меня по коленям.
Кровавая пелена спала с моих глаз. Я все еще был Ганелоном, но Ганелоном оглушенным чем-то более могущественным, чем простой удар.
Я стоял на коленях на земле, опираясь на траву одной рукой, чувствуя сумасшедшую боль в пальцах другой руки, ранее державшей шпагу, которая валялась на траве ярдах в пятнадцати от меня и светилась призрачным светом.
Это было делом рук Матолча – я знал это! Мне нельзя было забывать, как мало можно было доверять этому хитрому, скользкому оборотню! Я применил к нему силу, силу физическую, наиболее оскорбительную для него, в его комнате, в башне, и мне следовало знать, что он отомстит. Даже Эдвард Бонд, каким бы мягкотелым дураком он не был, должен был дважды подумать, прежде чем взять дар из рук оборотня!
Правда, сейчас у меня не было времени злиться на Матолча. Я глядел в глаза Эрту, его лицо становилось все решительнее, и я понял, сейчас раздастся выстрел.
– Ганелон! – сказал он почти шепотом. – Истребитель! – палец его начал надавливать на курок.
– Подожди, Эрту! – вскричала тонким голосом девушка позади него. – Подожди, дай мне!
Я поднял голову, все еще оглушенный. Все произошло так быстро, что девушка еще не успела выбраться из охвативших ее деревьев и освободилась лишь в тот момент, когда я поднял голову. Она направила на меня свое оружие. За черным дулом пистолета ее лицо было белым как снег и искаженным ненавистью.
– Дай мне! – вновь закричала она. – Это будет отдача моего долга ему!
Я был беспомощен. Я знал, что даже на таком расстоянии она не промахнется. Я видел ярость в ее глазах, видел, как дуло чуть-чуть трясется, потому что руки ее тоже дрожали от ненависти, но я знал, она не промахнется. В это мгновение передо мной пронеслись отдельными сценами и жизнь Ганелона, и жизнь Эдварда Бонда.
Затем шипение, громкое шипение, похожее на змеиное, но неимоверно сильнее, послышалось за ее спиной. Деревья стали наступать с такой быстротой, которую невозможно было от них ожидать. Шипение усилилось. Эрту прокричал что-то невнятное, но я думаю, что девушка была слишком расстроена, чтобы могла что-нибудь слышать и видеть.
Она так и не узнала, что произошло. Она могла лишь чувствовать, как ломаются ее кости от могучего удара ближайшего сука, первым дотянувшегося до нее. Она выстрелила в самый момент удара, и раскаленная молния расплавила почву у меня под ногами. Я почувствовал запах горелой травы и торфа.
Девушка успела вскрикнуть только один раз, когда ветки обвились вокруг нее. Потом до меня отчетливо донесся хруст, который я неоднократно слышал в этом саду. Человеческая спина не более чем соломинка в объятиях могучих веток.
Эрту остолбенел, но всего лишь на мгновение. Затем он быстро повернулся ко мне, и на сей раз я знал, что он спустит курок без колебаний.
Но время лесных жителей истекло. Он не успел еще полностью повернуться ко мне, как из-за моей спины донесся смех, холодный, язвительный. Я увидел, как страх и ненависть скользнули по лицу Эрту, и как он отвел от меня свой пистолет и направил его вверх, на кого-то стоящего за мной, но прежде чем он успел нажать курок, нечто вроде стрелы белого цвета вылетело из-за моего плеча и ударило в грудь, чуть выше его сердца.
Читать бесплатно другие книги:
