Гелликония: приложения Олдисс Брайан

Но в царстве Прародительницы прикосновение живых к усопшим было под страшным запретом. Если паче чаяния раз установленное разграничение нарушалось бы, то оба нарушителя, и душа живого и останки усопшего, вместе канули бы в небытие. Чтобы превозмочь соблазн, душа короля Орла отплыла от отцовского светового пятна и повисла во мраке.

– Если можно, утешь меня еще одним советом, отец.

– Говори, сын.

– Во-первых, прошу тебя, скажи, если можно, нет ли среди вашего братства моего блудного сына. Во время последней нашей встречи я с тревогой заметил в его лице крайнее отчаяние.

– Мы с радостью принимаем к себе любого вновь прибывающего, и твоего сына, своего внука, я буду приветствовать лично - однако сейчас он еще не закончил свои странствия по миру света.

Обдумав услышанное, душа ЯндолАнганола снова заговорила.

– Отец, ты знаешь о моем положении в мире живых лучше кого бы то ни было. Посоветуй, куда мне теперь идти, что делать? Вернуться в Матрассил? Или остаться в Гравабагалинене? А может быть, идти, как и было задумано, в Олдорандо? Что мне сделать, чтобы будущее принесло лучшие плоды?

– Куда бы ты ни направился, везде есть те, кто ждет тебя с нетерпением. Многих ты знаешь, хотя и не всех - например, в Олдорандо тебя ждет не дождется некто, о ком ты понятия пока не имеешь. Твоя судьба сейчас в руках этого человека. Отправляйся в Олдорандо.

– Спасибо, отец. Твои советы всегда помогали мне справиться с трудностями жизни. Как послушный сын, я так и поступлю.

С этими словами душа короля устремилась вверх, к свету, оставив светящиеся сонмища усопших позади, двигаясь поначалу медленно, а затем все быстрее, словно сгорая от спешки и нетерпения. Где-то, неизвестно где, гулко били барабаны. Сумрачные звездочки усопших растворились внизу, канув в лоно Всеобщей Прародительницы.

Неподвижная человеческая фигура на полу деревянной колокольни едва заметно пошевелилась. Сначала ее охватила легкая дрожь. Потом человек поднялся и сел. На бледном лице открылись глаза.

Единственным живым существо, приветствовавшим его в этом мире, был Юлий, который, заметив, что король пришел в себя и задвигался, подкрался ближе и понимающе пробормотал:

– Мой бедный король спускался к предкам.

Вместо ответа король взъерошил рунту мех на загривке, потом ласково пригладил.

– Эх, Юлий, что за штука жизнь!

Помолчав с минуту, король хлопнул маленького фагора по плечу со словами:

– Ты хороший парень. Ты не причинишь мне зла.

Услышав похвалу, рунт завертелся около своего повелителя, начал жаться к нему, и тогда король вдруг почувствовал, что в бок ему давит какой-то предмет - засунув руку в карман, он выудил оттуда часы с тройным циферблатом, которые забрал у КараБансити. Едва взглянув на часы, он немедленно ощутил безотчетную тревогу, но все равно не мог заставить себя выбросить их.

Часы эти когда-то принадлежали Биллишу, человекоподобному созданию, утверждавшему, что оно явилось из другого мира, где не властны законы Акханабы. Биллиша необходимо было изгнать из памяти (как он изгнал когда-то из памяти проклятых мирдопоклонников), поскольку Биллиш воплощал вызов всей стройной концепции веры, на которой зиждилась Священная Панновальская Империя. Иногда, вдруг с ужасом подумав о том, что его могут лишить веры, король, поразмыслив, с еще большим ужасом убеждался, что это вполне возможно - ведь лишили же его многого другого. У него больше ничего не осталось - только вера да вот этот жалкий слабый агуман.

Король испустил стон. С большим трудом он поднялся на ноги.

Через час король ЯндолАнганол уже ехал верхом на Ветре во главе своей свиты. Рядом с ним, тоже верхом, ехал посланник Элам Эсомбер. Следом за королем ехали его капитаны, за ними свита посланника, а дальше, насторожив уши и выпучив неподвижные розовые глаза, маршировали ровные ряды Первого Фагорского, следуя уже пройденным много столетий назад путем на Олдорандо, теперь под началом нового короля.

Отбытие короля из дворца в Гравабагалинене и все сопутствующие этому тревоги и переживания произвели сильное впечатление на обитателей Аверна. Когда король наконец возвратился из п?ука и пришел в себя, многие незримые наблюдатели, если не подавляющее их большинство, испытали облегчение. Все они, даже самые преданные поклонницы с женской половины, не могли не признать, что лежащее на пыльном полу дворцовой башенки неподвижное тело короля, временно расставшееся с душой, пребывающей неизвестно где, - зрелище малосимпатичное.

В среде обитателей Гелликонии погружаться в п?ук, или искать «утешения у предков», было делом столь же обычным, как, скажем, плевать. Сам по себе п?ук не имел никакой важной религиозной подоплеки и зачастую существовал в стороне от религии. Как женщина способна зачать и выносить плод, так и душа любого обитателя Гелликонии могла покинуть свою телесную оболочку и отправиться странствовать в мире, доступном только усопшим.

На традицию обитателей нижнего мира погружаться в п?ук на Аверне смотрели как на приблизительную аналогию периодического обращения с молитвой к своему божеству. Но даже в подобном понимании п?ук не укладывался в рамки расхожего представления авернских семейств о «стройной» картине мира, следствием чего стало некоторое смущение и замешательство. Сексуальные пристрастия гелликонцев ничуть не смущали авернцев: неотрывное наблюдение за «соседями снизу» давно уже превратило выставленные напоказ сексуальные сцены в обычное дело; авернцы понимали любовь и вообще любое проявление высших эмоций среди обитателей «планеты наблюдения» лишь как побочный эффект повседневной деятельности, не всегда желательный, но неизбежный и потому, когда возможно, отбрасываемый за ненадобностью; но с религией невозможно было поступить так же просто, тут возникали особые трудности.

Авернские семьи видели в религии особый вид примитивной одержимости, болезнь психики, опиум для тех, кто не решался пока смотреть правде в глаза. В ту пору, когда СарториИрвраш, известный атеист, еще состоял при дворе в Матрассиле, семьи Аверна лелеяли надежду на то, что в конце концов советник сумеет склонить короля на свою сторону, убедить его, что за именем «Акханаба» кроется великий обман, и тем самым положит начало ослаблению религии и ее падению, в результате сильно упростив дело. Авернцы не понимали и не любили п?ук. На п?ук взирали как на нечто, также подлежащее скорейшему устранению.

Что касается далекой Земли, там отнюдь не разделяли взгляды Аверна. На жизнь и смерть там давно уже смотрели как на нерасторжимые половины единого целого: там, где жизнь протекает достойно, смерти не боится никто. Занятия гелликонцев п?уком вызывали у землян живейший интерес. В эпоху первых передач с Гелликонии напоминающее транс состояние аборигенов рассматривалось как подобие астральной проекции, во многом схожее с медитацией. Позднее появилась более углубленная теория, утверждавшая, что люди Гелликонии наделены удивительной способностью достаточно легко перемещаться через незримую грань, отделяющую жизнь от смерти, и возвращаться обратно. Эта открывающая новое измерение способность была предоставлена гелликонцам как бы в качестве компенсации за ущербность жизни, связанную с известными особенностями протекания Великого Года. Способность к вхождению в п?ук развилась эволюционным путем и по сути своей означала укрепление связи обитателей с их столь изменчивой планетой.

Именно такое понимание п?ука больше всего привлекало землян. Именно в этот период земляне открыли связь между населением Земли и самой планетой, что не могло не привести к возникновению симпатии и пониманию событий на Гелликонии.

Несколько дней после отбытия короля МирдемИнггалой владела неодолимая усталость, отчего королева не поднималась с постели.

Происшествия недавнего времени лишили ее существование былого аромата. После бури цветам уже не суждено поднять головки так же высоко, как прежде. Терзаясь глубоким чувством вины оттого, что каким-то образом послужила причиной неудач своего короля, она вместе с тем жгуче ненавидела его. Даже если она действительно явилась причиной всех его неудач, то не по своей воле, ибо в ее жизни рядом с Орлом не было мгновения, когда она не думала бы, как угодить и помочь ему. Теперь же оказалось, что годы, на протяжении которых она была ему верной и любящей женой, прошли даром и забыты им, как нечто малозначительное и не заслуживающее внимания. Понимая это, она сознавала и то, что под бурлением гнева в ней все еще продолжает струиться любовь. Вот это и было по-настоящему жестоко. Сомнения короля ЯндолАнганола были понятны ей, как, может быть, никому другому в его королевстве, да и во всем мире. Узы, раз связавшие их, оставались крепкими, и оборвать их она при всем желании была не в силах.

Каждый день, помолившись, королева погружалась в п?ук, чтобы поговорить с останками матери. Вернувшись в реальный мир и каждый раз вспоминая, что СарториИрвраш, воинствующий неверующий, отзывался об «утешении предков» как о зловредной форме суеверия, МирдемИнггала, сама не своя от терзающих душу сомнений, снова и снова спрашивала себя, не было ли свидание с матерью просто плодом воображения, случилось ли это на самом деле или нет, существует ли призрак действительно или порожден ее утомленным горестями рассудком, вслед за чем обычно приходили мысли о том, что же на самом деле случается после смерти и есть ли там хоть какое-то существование, отличное от того, что зарождается в голове пока еще живущих на этом свете и не ступивших на «тот» берег, откуда уже нет возврата.

Сомнения не давали ей покоя. И вместе с тем п?ук (и море) был единственным ее утешением. Ее брат, ЯфералОборал, пребывал теперь в царстве теней, и каждый раз, опускаясь туда к лону Всеобщей Прародительницы, она ощущала его нисходящую на нее любовь. Ее тайные страхи, что брат пал от руки короля Орла, оказались напрасными. О том, кто был настоящим убийцей брата, она узнала довольно скоро и была благодарна судьбе за это.

Когда для ненависти к королю у нее стало одной причиной меньше, она почувствовала лишь сожаление. В море ее окружали, возможно, единственные на всем белом свете верные друзья. Но каждый раз по возвращении на берег она ощущала, что душевный покой, в котором она ступала в море, покидает ее. Она садилась в носилки, и фагоры несли ее обратно во дворец; по мере того как деревянные стены приближались, в ней росло чувство обиды. День уходил за днем, а она не становилась моложе. О своих переживаниях она не говорила даже с Мэй, от которой в последнее время отдалилась. Когда горечь овладевала ею и становилась особенно невыносимой, она требовала, чтобы ее оставили в ее покоях одну. Закрыв руками лицо, она подолгу лежала на кровати.

– Я вижу, у вас почти не осталось сил выносить долее свое изгнание - может быть, вам лучше отправиться в Панновал и умолять Це'Сарра об отмене развода? - однажды предложила ей Мэй, едва сдерживая нетерпение и раздражение.

– Если ты считаешь возможным, чтобы я бегала за королем как комнатная собачка, - отозвалась МирдемИнггала, - то я иного мнения.

Ее память обожгли воспоминания о том, как в лучшие времена эта женщина, ее первая фрейлина, по повелению короля восходила на его ложе, и король наслаждался одновременно ими обеими, как распоследними продажными девками, обе они обязаны были ублажать его. Ни она, ни ее фрейлина ни разу не вспоминали об этом вслух - но случившееся когда-то лежало меж ними осязаемо, как лезвие меча.

Желая обрести умного и приятного собеседника, королева уговорила КараБансити остаться во дворце на несколько дней, которые уже растянулись в неделю. Анатом просил отпустить его, напоминая, что дома, в Оттассоле, его ждет жена. В ответ королева просила его остаться с ней еще на денек-другой. КараБансити просил извинить его и отпустить, но, будучи человеком сметливым, понимал, что даже на вежливые просьбы королевы непозволительно отвечать отказом. Каждый день они вдвоем гуляли по пляжу; иногда им навстречу попадалось небольшое стадо косуль. Обязанная следовать за своей госпожой Мэй неохотно плелась позади.

По прошествии недели и двух дней со дня отъезда короля ЯндолАнганола, посланника Эсомбера и их свиты из Гравабагалинена королева МирдемИнггала сидела в своих покоях перед открытым окном, задумчиво глядя на узкую прибрежную полоску своих владений. Внезапно дверь с треском распахнулась и вбежала дочь королевы, принцесса ТатроманАдала, о чем-то радостно и возбужденно крича и весело приветствуя мать.

Татро была на полдороге от двери к креслу матери, когда взгляд МирдемИнггалы, брошенный из-под спутанных волос и исполненный небывалой злобы, пригвоздил девочку к месту.

– Мама? Можно мне с тобой поиграть?

На мгновение королева увидела перед собой лицо короля-мужа - настолько были похожи дочь и отец. Что еще принесет с собой отравленная кровь Анганолов - новые беды в будущем? Королева злобно прикрикнула на Татро:

– Пошла вон, маленькая ведьма!

Изумление, обида, злость, потрясение, испуг - все это мгновенно пронеслось по лицу девочки. Она покраснела, черты ее словно бы набрякли и расплылись, и она залилась слезами.

Не в силах терпеть душераздирающие звуки, королева королев вскочила на ноги и босиком бросилась к ребенку. Рывком развернув девочку лицом к дверям, она крепко схватила ее за плечи и, вытолкав в коридор, с силой захлопнула за ней дверь. Потом силы вдруг оставили королеву, она прислонилась спиной к стене, прижала руки к лицу и разрыдалась.

Выплакавшись, королева почувствовала себя лучше. Разыскав девочку, она попросила у нее прощения и приласкала ее. Усталость в ней сменилась бодростью. Набросив мантию из сатара, королева спустилась вниз и вышла на воздух. Немедленно были доставлены ее носилки с золоченым троном и балдахином, защищающим ее от полуденного гравабагалиненского солнца, припекающего немилосердно. Послушные фагоры с отпиленными рогами осторожно подняли носилки и двинулись к морю. Вместе с ними в путь пустились мажордом СкафБар, принцесса Татро с нянькой и служанка няньки с игрушками принцессы и ее веселыми книжками.

Вскоре участникам маленькой процессии - а королеве с возвышения ее трона чуть раньше - открылось море. В этот час никто из придворных не сопровождал их. Фреир был благосклонен к купальщикам и светил вполсилы, заслоняясь вершиной скалистого утеса, слабосильный же Беталикс сиял в зените.

Ленивые волны, новенькие и отливающие глянцем, словно в первый день сотворения мира, одна за другой накатывали на берег, лишь на короткий миг являя пенные курчавые гребешки. Неподалеку от берега, на камнях острова Линен, маняще шумел прибой. От недавнего ливня ассатасси не осталось и следа, о них можно было забыть до будущего года.

Спустившись с носилок, МирдемИнггала некоторое время постояла на песке, оглядываясь по сторонам и любуясь природой. Четверка анципиталов неподвижно застыла по бокам от трона. Принцесса Татро уже подняла суету и крик, приказав нянькам и служанкам строить для нее «самый что ни на есть крепкий песчаный дворец» и сама принявшись за постройку, недовольная неловкостью подчиненных, в общем всячески репетируя роль, которую ей уже довольно скоро предстояло играть в жизни, эдакое «пианиссимо-грандиссимо». Быстрым, свободным и решительным движением королева освободилась от платья. Свет солнц обласкал ее умащенное благовониями тело.

– Подожди меня, мама! - крикнула Татро.

– Я ненадолго, - ответила дочери королева и, бегом добравшись до воды, ринулась в манящие волны.

Едва оказавшись в прозрачной соленой воде, рожденное на суше создание мгновенно словно бы обернулось рыбой с длинным раздвоенным хвостовым плавником, такой же гибкой, как рожденные в море существа, и почти такой же быстрой. Сильно разгребая воду руками и волной изгибая тело, королева проплыла мимо темной массы рифа Линен и остановилась, только когда бухточка осталась далеко позади. Побережье, вид на которое открылся слева, поворачивало к морю, создавая вместе со скалой Линен ощущение относительной укромности. Королева МирдемИнггала призывно крикнула. Почти тотчас вокруг нее появились дельфины - добрые друзья, с кем ей никогда не надоедало разговаривать.

Ее призывом был сладкий и манящий запах женщины. Достаточно был выпустить в воду капельку мочи, как серебристые тени немедленно принимались кружить около нее, быстро сужая круги, подплывая все ближе и ближе и замедляя свой бег настолько, чтобы она могла, как только ей того захочется, надежно опереться на спины двух своих приятелей, устроившись словно на золоченом троне.

Такой чести удостаивались не все морские обитатели - только избранные осмеливались подплывать к королеве. Всего ее приближенных насчитывалось двадцать один. За пределами этого круга оставались многочисленные придворные, не менее шестидесяти пяти голов. Лишь в редких случаях придворным наружного круга разрешалось присоединиться к кругу внутреннему и приблизиться к ней. Свою свиту, плавающую за пределами внешнего круга придворных, МирдемИнггала даже не бралась пересчитать. Возможно, их было около тысячи трехсот сорока пяти, а то и больше. Там были матери и дети, а также молодые самцы, все составляющие один косяк - как догадывалась МирдемИнггала.

По большому наружному кругу стаю все время стерегла от возможной опасности особая охрана. Королева королев своими глазами видела этих стражей всего считанные разы и, всякий раз испытывая от соседства с ними растерянность, вместе с тем понимала, что сторожей должно быть не меньше, чем дельфинов в основном косяке. В морских глубинах таились враги дельфинов - очевидно, ужасные и внушающие страх, коль из-за них принимались постоянные меры предосторожности. В обязанности сторожей входило охранять двор и молодняк косяка и немедленно оповещать всех при первых признаках приближения опасности.

Своим водоплавающим друзьям королева МирдемИнггала доверяла больше, чем спутникам-людям; но, как и в любых взаимоотношениях между живыми существами, что-то приходилось скрывать, о чем-то умалчивать. И как королева не могла поделиться с дельфинами своими переживаниями на суше, так и они скрывали от нее нечто пребывающее в глубинах, что-то темное, находящееся за пределами ее понимания. Не понимая сути тайны морских обитателей, она вместе с тем ощущала исходящую от этой тайны суровую музыку, не обещающую пощады.

Ближний круг придворных обращался к ней на своем музыкальном напевном языке. Раздающийся близ ее рук писк дельфинов был мелодичен и приятен для слуха - главный смысл сказанного ими был ей доступен, ибо вне всякого сомнения она была принята как королева не только на суше, но и на море. Так говорили ей ее приближенные, но откуда-то из морских далей доносились и другие голоса, незнакомые и наполненные чрезвычайной озадаченностью и болезненным сомнением.

– Кому принадлежит этот голос, друзья мои, мои верные подданные?

В ответ дельфины поднимали улыбающиеся морды и целовали ее плечи. Каждого из ближайших придворных она знала в лицо и давно уже наградила их именами.

Что-то беспокоило хвостатых созданий. Расслабившись, королева попыталась окружить себя ореолом спокойного понимания и уверенности, распространившихся в воде с выделениями ее желез, как чуть раньше - струйка мочи. Вместе с дельфинами она погрузилась в глубину, к холодным водяным слоям. Подданные кружили около нее, изредка благодарно касаясь ее своей нежной кожей.

Втайне она надеялась хоть краем глаза увидеть, как внизу, на глубине, промелькнет тень темного чудовища, подлинного хозяина неведомых глубин. Никогда прежде она не видела в воде под собой ничего подобного, возможно потому, что ей ни разу еще не приходилось проводить здесь, в Гравабагалинене, столько времени, никогда раньше ее не отправляли сюда в изгнание. На сей раз она не сомневалась, что увидит желаемое, судя по повадкам ее друзей, приближающееся с запада.

Дельфины предупредили ее о приближении поры «полета смерти» ассатасси. Они пытались предупредить ее и на этот раз, хотя и не могли точно указать срок пришествия беды, поскольку не обладали свойственным для человека чувством времени, хотя одно они ясно дали понять королеве - нечто надвигалось на берег, медленно, но неудержимо, и ждать его появления оставалось недолго. Ее тело трепетало в предчувствии небывалого. На каждое ее движение хвостатые друзья королевы откликались ответной музыкой.

Понимая, чт? манит ее в глубины, дельфины тем не менее решительно вынесли ее наверх, к свету.

Вдохнув воздух, королева осмотрелась по сторонам, всюду находя только спокойную и умиротворенную гладь моря с плавными рядами волн. Слуги принесли ее к мелкому месту на краю обрывистого основания скалы Линен, оставив среди зарослей морской травы, колеблющихся под напором набегающего на камень и отступающего течения. Под ногами у нее был мягкий гладкий песок. Оставив свою госпожу, дельфины отплыли на несколько футов в море. Выстроившись многочисленными рядами, ее морские придворные застыли в ожидании, все как один повернувшись рылами к западу.

За рядами ближайших придворных плавали сторожа и часовые, коих при большой скученности было столько, что море, насколько хватал глаз, казалось черным от блестящих тел, зачастую прижатых друг к другу. Никогда прежде королева не видела всего косяка сразу, никогда даже не подозревала, как он огромен, как много в нем дельфинов. Огромное скопище испускало звук необычайной слаженности, который из-за огромного количества участников понять королева не могла, ибо это превышало человеческие способности.

Она снова нырнула, чтобы осмотреться под водой, потом опять высунула голову на поверхность - свита последовала за ней. МирдемИнггала могла оставаться под водой от трех до четырех минут, но ее друзьям, дельфинам, так же как и ей, нужно было иногда делать вдох.

Королева оглянулась на берег. До берега было далеко. «Когда-нибудь, в один прекрасный день, эти великолепные создания, единственные, кому я могу доверять и кого люблю, унесут меня на своих спинах от человечества. И тогда я изменюсь, стану другой». Она не могла сказать, были ли эти ее мысли о смерти или о чем-то ином.

На далеком пляже суетились фигурки людей. Кто-то махал ей чем-то белым, развевающимся. Первое, о чем королева подумала с негодованием: «Уж не мое ли это платье?» Если так, ситуация на берегу была действительно критической. Она устыдилась и вспомнила о малышке-принцессе.

Внезапное понимание стеснило ей грудь. Несколькими короткими фразами объяснив кругу приближенных, что она уходит, королева поплыла к берегу. Ее спутники устремились туда же, по-прежнему полные жизни, расположившись перед ней строем, по форме напоминавшим наконечник стрелы, благодаря чему вода перед ней словно расступалась и плыть становилось значительно легче.

Оказалось, что ее платье в полной неприкосновенности лежало на троне, охраняемое фагорами, как обычно ссутулившими плечи и не ведающими эмоций. Одна из служанок, не сумев докричаться до королевы, скинула собственное одеяние и махала им. Едва королева появилась из воды, прислужница быстро оделась, испытывая неловкость от того, что все так запросто могут сравнить ее тело с великолепием королевского.

– На горизонте парус! - крикнула матери Татро, довольная тем, что первая успела сообщить новость. - Корабль, он идет сюда!

Уже с прибрежного утеса МирдемИнггала рассмотрела корабль в принесенную СкафБаром подзорную трубу. К тому времени, когда поднесли трубу, к первому парусу, видному уже вполне четко, на западном горизонте прибавились два других пятнышка, различимых еще смутно, но определенно также означающих паруса.

Вернув подзорную трубу СкафБару, КараБансити потер глаза тяжелой ладонью.

– Ваше величество, мне кажется, что самый ближний к берегу корабль не борлиенский.

– А чей же?

– Подождем еще полчаса, тогда можно будет сказать наверняка.

– Какой же вы упрямец, - вспылила королева. - Если вы что-то заметили, скажите и мне. Откуда этот корабль? Вам удалось прочитать знаки на его парусах?

– Мадам, мне показалось, что я вижу «Великое Колесо Харнабхара», но этого не может быть, сиборнальские корабли никогда не заходят так далеко от своих берегов.

Королева выхватила трубу из руки анатома.

– Конечно же это сиборнальский корабль - и преогромный. Что ему может быть нужно в этих водах?

Прежде чем ответить, анатом с мрачным видом сложил руки на груди.

– Плохо, что во дворце совсем нет гарнизона. Будем надеяться, что этот корабль держит курс на Оттассол, а сюда решил заглянуть за какой-нибудь пустяковой надобностью, с добрыми намерениями.

– Меня предупреждали - мои друзья, - едва слышно проговорила королева.

День мало-помалу клонился к закату. Корабли приближались еще медленнее, чем опускались за горизонт солнца. Во дворце поднялся переполох. Из сараев добыли несколько бочек смолы и откатили их к берегу над маленькой бухтой, где сиборнальский корабль предположительно должен был бросить якорь, если в его намерения действительно входило посещение Гравабагалинена. Если намерения команды окажутся враждебными, то бочонки можно будет поджечь и вылить смолу на берег, чтобы защититься хотя бы этим.

К вечеру стало душно. Теперь рисунок на парусе можно было различить даже невооруженным глазом. Беталикс уже коснулся горизонта и зажег вокруг себя концентрические кольца вечерней зари. Слуги и придворные без конца вбегали и выбегали из дверей дворца. Фреир тоже добрался до граничной черты и утонул за ней в таких же нимбических кругах, как ранее его сосед по небосклону. Сумерки запаздывали, и паруса в море словно светились: команда подняла их, чтобы не упустить ветер.

Сгустилась тьма, и на небе одна за другой зажглись звезды. Ночной червь сиял ярче других, затеняя тускло светящийся ниже Шрам королевы. Во дворце никто не спал. Отчаяние, смешанное с надеждой, гнало усталость и сон; беззащитным обитателям дворца не на что было уповать, только на удачу.

Приказав завесить окна в своих покоях, королева ждала прибытия кораблей сидя в кресле. Рядом с ней на столе мерцали свечи из белого китового жира. Вино в высоком, толстом стеклянном бокале, налитое для королевы рабом и охлажденное лордриардрийским льдом, стояло нетронутое, в пронизывающем свете свечей отбрасывая на стол трепетные блики. В ожидании своей участи королева неотрывно смотрела в стену прямо перед собой, словно вычитывая там незримые для других знаки судьбы.

В дверь тихонько вошел грум и попросил позволения сообщить последнюю новость.

– Госпожа, с берега доносится звон цепей. Они отдают якорь.

Королева велела привести КараБансити, и они вместе направились к берегу, где в засаде ждали несколько мужчин и фагоров, готовых по первому знаку из дворца поджечь смолу. Факел уже горел наготове. Решительно взяв в руку факел, королева принялась спускаться по извилистой тропинке к морю. Подойдя к пенящимся волнам, с шипением набегающим на берег, она с факелом в руке смело вошла в воду. Ее платье мгновенно намокло, но она не заметила этого, целиком сосредоточив внимание на пятне света, приближающемся к ее огню. Лишь оказавшись в воде, она почувствовала, что ее друзья нежно целуют ей ноги.

Постепенно сквозь шелест прибоя стал все яснее доноситься скрип весел.

Декорацией к сцене на море служила деревянная неясная громада корабля с подвязанными к реям парусами, закрывающая собой полнеба. Королева уже различала на веслах голых по пояс мужчин, дружно напрягающих могучие спины. На носу лодки стояли двое, один с лампой в руках - к несчастью, свет заливал их лица, делая неразличимыми черты.

– Кто посмел бросить якорь у этих берегов? - спросила королева у подплывающих.

Ответом ей был голос, исполненный несказанного восторга, трепещущий от предчувствия, срывающийся:

– МирдемИнггала, королева королев, вы ли это?

– Кто говорит со мной? - снова спросила она. Но она уже узнала этот голос, узнала прежде, чем ответ донесся к ней над волнами.

– Ваш генерал, госпожа, Ханра ТолрамКетинет.

Генерал спрыгнул в воду и вброд двинулся к берегу. Королева подняла руку, предупреждая тех, кто затаился на утесе, что поджигать бочонки рано. Оказавшись перед ней, генерал пал на одно колено и взял для поцелуя руку, украшенную кольцом с блестящим голубым камнем. Другая рука королевы легла ему на голову, ибо это было ей нужно, чтобы успокоиться. По сторонам от них полукругом стояли фагоры-стражники, личная охрана королевы. Тупые морды двурогих были едва различимы во тьме.

Следующим на берегу, кому пришла пора удивляться, стал КараБансити. Сделав несколько шагов навстречу вышедшему из лодки человеку, он заключил его в объятия. Перед ним был его друг и учитель СарториИрвраш.

– Я думал, ты бежал в Димариам - у меня были причины подозревать это. Я снова ошибся.

– Ты редко ошибаешься, но на этот раз промахнулся на целый материк, - отозвался СарториИрвраш. - С недавних пор я путешествую вокруг света. А что делаешь здесь ты?

– Я прибыл сюда с королем, но потом тот, вспылив, оставил меня. ЯндолАнганол решил испытать меня на твоем прежнем посту, и едва я открыл рот, как он чуть было не зарубил меня. Госпожа бывшая королева попросила меня ненадолго остаться, и я согласился, не в силах отказать ее милости. Несчастной женщине тут невесело, и я развлекал ее, как мог.

Тут КараБансити оглянулся на королеву, а вслед за ним и СарториИрвраш - ссыльная, не выказывая и следа грусти, во все глаза глядела на генерала ТолрамКетинета.

– Что слышно о принце Робе, ее сыне? - спросил СарториИрвраш. - Он не подавал о себе вестей?

– Вести о нем доходят, но где он сейчас и чем намерен заняться в будущем, не знает никто, - КараБансити нахмурился. - Несколько недель назад он был у меня в Оттассоле, как раз после полета ассатасси. Он пробыл в моем доме, в том, что в порту, всего два дня, но и за это короткое время успел надолго оставить там память о себе. Я склоняюсь к мысли, что он действительно спятил… - анатом хотел сказать больше, но передумал. - С королевой о нем лучше не говорить.

Пока на берегу шел оживленный разговор, лодка совершила еще один рейс к «Жрецу», чтобы забрать на берег Оди Джесератабхар и лейтенанта Ланстатета. Когда лодка во второй раз ткнулась в берег и гребцы вытянули ее достаточно высоко, чтобы ее не смыл самый высокий прилив, вновь прибывшие и встречающие вместе отправились во дворец, возглавляемые королевой и ТолрамКетинетом. Уже стояла глубокая ночь, но в окнах дворца горел свет, и их там ждали.

СарториИрвраш в самых напыщенных выражениях представил Оди Джесератабхар КараБансити. Анатом отвечал подчеркнуто холодно, дав понять, что сиборнальский адмирал на борлиенской земле не самая долгожданная гостья.

– Я понимаю ваши чувства, - неопределенно отозвалась Оди. Госпожа адмирал была бледна, ее лицо очень осунулось, губы от переживаний последних дней посерели, а волосы висели спутанными прядями.

Для нежданных гостей накрыли импровизированный ужин, перед началом которого генерал наконец встретился со своей сестрой Мэй и заключил ее в объятия.

– Ох, Ханра, что с нами со всеми будет? - спросила брата Мэй. - Увези меня обратно в Матрассил.

– Теперь все будет хорошо, - уверенно ответил генерал.

Судя по лицу Мэй, она не верила брату. Она мечтала только освободиться от королевы - ей совсем не хотелось получить ту в свояченицы.

На ужин была подана рыба, а после оленина под соусом гвинг-гвинг. Выпили все вино, оставленное свитой короля. В вино слуги обильно кололи лучший лордриардрийский лед. За ужином генерал ТолрамКетинет рассказал присутствующим о злоключениях Второй армии в джунглях Рандонана. Время от времени он, желая получить подтверждение своим словам, поворачивался к лейтенанту Ланстатету, занявшему за столом место рядом с сестрой генерала. Рассказ предназначался в основном королеве, но та, казалось, совсем не слушала. МирдемИнггала едва притронулась к пище и во все время ужина почти не отрывала от стола прикрытых пушистыми ресницами глаз.

Когда с ужином было наконец покончено, королева, взяв с каминной полки подсвечник, сказала:

– Ночь уже перевалила за половину. Я покажу дорогим гостям их комнаты. В отличие от моих предыдущих посетителей, вам я по-настоящему рада.

Солдат и лейтенанта Ланстатета устроили на заднем дворе. СарториИрврашу и Оди отвели спальню по соседству с покоями королевы. К ним немедленно послали рабыню, которая должна была помочь Оди раздеться и позаботиться о ее ране.

Когда все были устроены, МирдемИнггала и ТолрамКетинет остались одни в просторном, гулком обеденном зале.

– Вы, наверное, устали, - сказал генерал королеве, когда они начали подниматься по лестнице на верхний этаж. Королева ничего не ответила. Поднимаясь по ступеням впереди генерала, она пошатывалась не от усталости, а от охватившего ее волнения.

В коридоре второго этажа на окнах стучали незатворенные ставни, их раскачивал свежий ночной ветерок, подсвеченный сиянием ложной зари. Во дворцовых башенках ворковали голуби. Быстро, искоса взглянув на генерала, королева сказала:

– У меня нет больше мужа, у вас не было и нет жены. Я уже не королева, пусть меня и продолжают так называть. С тех пор как я прибыла сюда, я забыла, что значит быть женщиной. Вам, генерал, предстоит узнать, что я такое, прежде чем эта ночь умрет.

Распахнув дверь своей опочивальни, королева жестом предложила ТолрамКетинету войти туда первым.

Тот замер в нерешительности:

– Всемогущего ради…

– Всемогущий может только то, что в его силах. Я отринула веру, как сброшу сейчас это платье.

Генерал вошел в опочивальню, и королева, одним движением освободив завязки на шее, распахнула платье, явив взору взволнованного воина чудесную грудь, с сосками, обведенными широкими коричневыми кругами. Выдохнув имя королевы, генерал закрыл дверь.

Сделав над собой усилие, она отдалась ему.

Они не спали до самого рассвета, жадно используя то, что осталось от ночи. ТолрамКетинет сжимал в объятиях королеву, и его плоть была внутри ее.

Таким был ответ на письмо королевы, отданное ею ледяному капитану, - ответ, наконец нашедший ее.

Следующий день принес с собой тревоги, забытые за радостью ночной встречи. Сиборнальские корабли, «Союз» и «Добрая надежда», готовились бросить якорь в бухте Гравабагалинен, которую некому было защищать. Небольшой флотилией предводительствовал Пашаратид.

Положение было критическим и требовалось торопиться, но Мэй удалось уговорить брата уделить ей полчаса для приватного разговора; пока она рассказывала ему о своей несчастной жизни в Гравабагалинене, генерал заснул. От злости Мэй выплеснула на брата стакан воды, и генерал мигом проснулся и вскочил со стула, рассерженный и недоумевающий. Пошатываясь после бессонной ночи, он торопливо вышел из дворца и бросился на берег, где его уже ждала королева. МирдемИнггала стояла на краю обрыва в обществе КараБансити и одной из пожилых служанок. Все не отрываясь смотрели в море.

Солнца стояли по разные стороны небосклона, а черные курчавые тучи наползали на них, отчего казалось, будто светила пылают особенно ярко, словно из последних сил. В этом яростном свете паруса сиборнальцев блестели как кварцевые.

«Союз» был уже близко, тогда как «Доброй надежде» оставался добрый час хода до берега; эмблема на туго надутых парусах была отчетливо видна стоящим на берегу. Вышедший вперед «Союз» убрал часть парусов, чтобы дождаться своего спутника и войти в бухту вместе с ним.

Борлиенские воины под командой Ланстатета уже вовсю трудились, выгружая с борта «Жреца» снаряжение и оружие.

– Они собираются войти в бухту - да поможет нам Акханаба! - крикнул лейтенант генералу.

– Что здесь делает эта женщина? - сурово спросил ТолрамКетинет.

Пожилая служанка, личная рабыня королевы и давнишняя экономка деревянного дворца, помогала людям Ланстатета разгружать «Жреца». Возможно, она считала, что таким образом сможет выказать королеве свою преданность. Дюжий солдат поднимал из трюма бочонки с порохом и спускал их по пандусу на берег. Старуха-рабыня следила за тем, чтобы бочонки спускались ровно, и расставляла их на берегу, предоставляя мужчинам возможность заниматься другими неотложными делами.

– Что делаю? - помогаю! - крикнула она генералу в ответ. - А вы что думали?

На мгновение старуха отвлеклась, и следующий бочонок, покатившись по пандусу, сбил ее с ног, да так, что бедняжка, развернувшись, упала ничком на гальку.

Солдаты подняли рабыню и, не обращая внимания на слабые протестующие стоны, отнесли подальше от воды и устроили поудобнее. По разбитому лицу старухи стекала кровь. МирдемИнггала торопливо спустилась на берег, чтобы помочь своей верной служанке.

Увидев, что королева склонилась над несчастной рабыней, генерал ТолрамКетинет подошел к ней и коснулся ее плеча.

– Торопясь к вам, сударыня, я навлек на вас беду. Я ни в коем случае не хотел этого. Жаль, что я сразу не взял курс на Оттассол.

Ничего не ответив, королева присела рядом с пострадавшей и положила ее голову себе на колени. Глаза рабыни были закрыты, но дышала она ровно.

– Надеюсь, вы, сударыня, не жалеете о том, что я не сразу же взял курс на Оттассол? Вы слышите меня?

Когда королева подняла лицо, ее глаза взволнованно блестели.

– Ханра, я никогда не пожалею о том, что эту ночь мы провели вместе. Я сама этого хотела. Мне нужно было освободиться от Яна. К сожалению, я не добилась того, чего желала. Но это моя вина, а не твоя.

– Вы свободны от короля и перед Богом, и перед законом. Ведь он развелся с вами, не так ли? Я не понимаю, о чем вы?

В голосе генерала слышалось раздражение.

– Я знаю, генерал из меня никудышный, но в остальном…

– Ах, прошу тебя, прекрати! - нетерпеливо вскричала королева. - Ты здесь ни при чем и ни в чем передо мной не виноват. Разве я говорю о твоей войне в джунглях, разве я хоть словом упрекнула тебя за то, что ты не принес мне на своем копье победу? Я говорю об узах, о чувствах первоочередной важности чувствах, подолгу связывающих людей. О, которые не могут угаснуть сразу, как мы того пожелаем. Ян и я - это как бесконечный сон. Нет, не могу описать это словами…

Уже не пытаясь скрыть злость, генерал бросил:

– Вы просто устали. Я знаю, что случается с женщинами, когда жизнь поворачивается к ним своей темной стороной. Поговорим обо всем этом позже. Перед нами враг, и в первую очередь нам необходимо выяснить отношения с ним.

С этими словами генерал повернулся к морю и, указывая рукой на корабли сиборнальцев, продолжил уже совершенно другим тоном - тоном опытного воина:

– «Золото дружбы» так и не пришел, и это может означать только одно - причиненные ему повреждения очень велики. Адмирал Джесератабхар говорит, что команду на «Дружбе» наверняка примет Денью Пашаратид. И если Денью погибла, то Ио Пашаратид, командующий «Союзом», жаждет мести.

– Этот человек внушает мне опасения, - тихо проговорила МирдемИнггала. - И неспроста.

Сказав это, она снова склонилась над рабыней.

Генерал быстро взглянул на свою бывшую повелительницу.

– Вам нечего бояться, я здесь и защищу вас от любых врагов.

– Хочу надеяться, что так и будет, - пустым голосом отозвалась королева. - Ваш лейтенант уже занят делом - значит, надежда еще есть.

Король Орел позаботился о том, чтобы в деревянном дворце не осталось никакого оружия и его обитателям нечем было бы защититься. От скалы Линен в море выдавалась цепочка камней, образующая с прибрежной полосой узкий пролив, и всякое крупнотоннажное судно, подобное «Союзу», обязательно должно было пройти через это горло - в том-то и состоял единственный шанс защитников бухты. ГорторЛанстатет укрепил борлиенские силы дворцовыми фагорами. Совместными усилиями людей и двурогих с орудийной палубы «Жреца» были сняты три пушки и доставлены на берег, откуда их должны были перенести на косу и установить так, чтобы держать под прицелом всю бухту.

СкафБар вместе с другим слугой поспешно спустились на берег с носилками, чтобы забрать оттуда старуху-служанку, отнести ее во дворец и приложить к ее ранам лед.

Поклонившись королеве, ТолрамКетинет бегом отправился к своим людям, торопясь помочь им установить пушки. Опасность их положения была ему отлично видна. Не считая фагоров и безоружных слуг из дворца, в его распоряжении по-прежнему оставалась все та же дюжина, с которой он проделал далекий путь из Орделея. На борту каждого из сиборнальских кораблей, готовых вот-вот войти в бухту, было не менее пятидесяти хорошо вооруженных солдат.

Корабль Пашаратида, «Союз», развернулся, подставив берегу борт.

Дружно впрягаясь в веревки, защитники бухты силились втянуть на предназначенное ей место вторую пушку.

Умоляюще сложив на груди руки, КараБансити предстал перед королевой:

– Не далее как несколько дней назад я позволил себе дать королю совет, который тому не пришелся по нраву и едва не стоил мне жизни. Сейчас, с вами, я хочу рискнуть подобным же образом в надежде на лучший результат. Мне кажется, будет лучше, если вы и ваши фрейлины немедленно оседлаете хоксни и попытаетесь ускакать как можно дальше от моря.

На лице королевы зажглась печальная улыбка.

– Я ценю вашу заботу, Бардол. Но думаю, что сейчас уехать лучше вам. Возвращайтесь к жене. Я же останусь здесь, поскольку именно здесь мой дом. Вы ведь наверняка слышали о том, что Гравабагалинен населен душами воинов, павших здесь во время великой битвы много веков назад. Я предпочту присоединиться к сонму умерших, а не бежать.

Анатом понимающе кивнул.

– Возможно, вы правы. В таком случае, сударыня, я тоже остаюсь.

Уловив перемену в лице королевы, он понял, что ей приятно слышать от него такие слова. Под влиянием мгновенного порыва королева спросила:

– Что вы думаете по поводу «предательского» союза между вашим другом Рашвеном и ускутской леди - ведь она, кажется, адмирал, ни более ни менее?

– Ускутка все больше помалкивает, но я все равно ей не верю. Лучше будет, если оба они уедут отсюда как можно скорее. В рукавах сиборнальца всегда скрываются не только руки. На хитрость, сударыня, нужно отвечать хитростью - тем более что ничего иного нам не осталось.

– Но мне показалось, что она предана нашему бывшему советнику.

– В таком случае, сударыня, она - сиборнальский дезертир, что дает Пашаратиду еще один повод для высадки на наш берег. Нужно куда-нибудь отослать ее ради общей безопасности.

В море появился быстро разрастающийся клуб дыма, укрывший весь «Союз». Через несколько мгновений до берега донесся отдаленный грохот выстрела.

Ядро упало в море у подножия низкого утеса. Сделав «вилку», пушкари смогут навести орудие получше. Наверняка маневры на берегу и подготовка пушек не ускользнули от внимания дозорных на сиборнальских кораблях.

Выстрел с «Союза» был предупредительным. Вновь выполнив поворот, сиборналец на всех парусах устремился в бухту.

Так и не прибранные с ночи волосы королевы, стоящей теперь в одиночестве, развевались на ветру. Глядя по сторонам, она рассматривала пейзаж, который мог стать декорацией для сцены ее смерти. Может быть, так будет лучше для всех - смерть разом разрешит все ее проблемы. Она уныло подумала о том, что близость с ТолрамКетинетом, человеком благородным, но бесчувственным, не доставила ей никакой радости. Теперь их с генералом связывали эмоциональные обязательства, и это раздражало ее. По правде сказать, ласки генерала, его тело только острее пробудили в ней воспоминания о Яне. Она чувствовала себя одинокой как никогда.

Безошибочным чутьем она угадывала, что и Ян, ее гордый Орел, тоже одинок. И прояви она чуть больше выдержки, ее голод и тоску можно было бы утолить гораздо успешнее.

Далеко в море приближающийся муссон, переполненный дождевой водой, нес по небу волны темноты и косо падающего света. Полосы ливня плясали по далеким волнам. Облака неслись удивительно низко. «Добрая надежда» почти потерялась во мраке. Вглядевшись, МирдемИнггала заметила, что ее добрые друзья отчаянно сражаются с волнами. То, что поначалу МирдемИнггала приняла за льдины, оказалось кувыркающимися на водяных валах телами дельфинов. Быстро налетевший на берег ливень стегнул ее каплями по лицу.

В следующее мгновение берег принял на себя удар водяной завесы.

Пушка застряла, ее колеса увязли в грязи. Борлиенцы упали на колени, осыпая бранью разверзшиеся небеса. Ругались и кричали все, кто мог говорить. Если ливень не утихнет в ближайшие минуты, то о стрельбе можно забыть - вода зальет фитили в их дырчатых жестяных банках.

С надеждой выставить пушки на выгодную позицию пришлось распрощаться. С первыми же каплями дождя поднялся и ветер. «Союз» несся к бухте с бешеной скоростью.

Когда до входа в бухту осталось всего ничего и скала Линен уже поравнялась с правым бортом сиборнальца, дельфины пришли в движение. Морские подданные королевы двигались строем, ближайшие приближенные и собственно двор впереди. Не прошло и минуты, как узкое горло бухты было запружено их телами.

Моряки с «Союза», наполовину ослепшие от падающей сверху воды, с испуганными криками тыкали пальцами в кишащие у бортов их корабля черные гладкие тела. Упираясь носами в бока сиборнальца, дельфины не пускали его в бухту. Доски «Союза» затрещали и он замедлил ход.

Вскрикивая от восторга, королева МирдемИнггала, забыв обо всех печалях, бросилась к воде. Хлопая в ладоши, она подбадривала своих друзей. Вода, смешанная с песком, испачкала ее платье, но она не обращала на это внимания, забыв о буйстве природы. Внезапно решившись, она бросилась в волны. Даже генерал, устремившийся было вслед за королевой, остановился. Проплыв мимо «Жреца», королева исчезла во мраке и хлещущих струях дождя.

Вскорости после того, как она оказалась в воде, рядом с ней вынырнул один из приближенных ее двора и легко прихватил ртом край ее платья. Узнав в нем одного из важных чинов узкого круга, королева назвала его по имени. В суматошном ответе дельфина крылась тревога, которую она сумела распознать: держись подальше, великаны уже близко и - она не совсем смогла уловить смысл - они могут схватить тебя. Нечто из невообразимых глубин, какое-то огромное существо, учуяло ее запах.

Подобное известие испугало бы кого угодно, даже королеву королев. Она повернула к берегу, до которого добралась, сопровождаемая дельфинами. Пробравшись через пену у самого пляжа, она отжала платье и обернулась.

До «Союза» уже было рукой подать - его и королеву разделяло расстояние в несколько корпусов судна. Дельфины все еще тормозили ход корабля, плотной массой собравшись перед его носом - и ближайший двор, и совершенно неизвестные королеве. Сквозь завесу дождя королева различила на мостике сиборнальского корабля фигуру Пашаратида - он бешено жестикулировал, отдавая команды. Ио тоже заметил ее.

Пашаратид, высокий и стройный, стоял в распахнутой куртке, подставив ливню грудь, его борода вызывающе торчала вперед, морская фуражка была лихо сдвинута на затылок. Впившись в королеву взглядом, он внезапно оживился.

У ног Пашаратида лежало копье. Подхватив его за древко, он сбежал по трапу к борту, перемахнул через леер и, держась одной рукой за веревки, принялся остервенело бить острием вниз. После каждого удара морская вода окрашивалась красным. У бортов корабля закипела пена. Пашаратид без устали продолжал колоть.

У суеверных моряков дельфины считались неприкосновенными. Ближайшие друзья духов из морских глубин, эти животные, по мнению мореходов, не могли причинить вреда. Но попробуйте причинить вред дельфину, тем более убить его, и за жизнь такого глупца, за судьбу его корабля никто не даст и ломаного гроша.

Испуганные моряки пытались вырвать копье из рук Пашаратида. Не скоро, но это им удалось, и оружие убийства полетело за борт. Некоторое время после этого разъяренный Пашаратид продолжал драться на палубе, куда его оттащили несколько человек, но от него никому уже ничего не было нужно. Довольно скоро драка утихла сама собой. Добрые друзья королевы, защитники бухты Гравабагалинен, одержали победу в схватке с человеком.

Ливень и ветер бушевали с небывалой яростью. Буря достигла апогея. Высокие водяные валы в невиданном бешенстве обрушивались на берег. Королева закричала, торжествуя победу. В своем восторге она очень напоминала свою мать, Шаннану Дикую; испугавшись, как бы королева снова не бросилась в воду, генерал ТолрамКетинет заботливо увел ее от беснующихся волн.

Из брюха туч в море и землю били молнии, которым вторили громовые раскаты. Несущиеся по небу тучи расступились, выпустив из своей завесы «Добрую надежду», словно озаренную призрачным серебряным светом. Оба сиборнальских корабля разделяло едва ли треть мили, и матросы на отстающем судне прилагали все силы, чтобы подоспеть ко входу в бухту сразу за товарищами.

Целая армия дельфинов, вырвавшись из горловины бухты, устремилась навстречу «Доброй надежде», словно по команде невидимого военачальника.

Внезапно море содрогнулось. Волны вокруг лорайского корабля словно вскипели. Находившиеся на берегу впоследствии клялись, что море вокруг «Надежды» действительно кипело. Вода пошла водоворотами и забурлила, в ней замелькали какие-то огромные тела. Вдруг поднявшееся из моря невероятных размеров существо стряхнуло с головы воду. Существо поднималось и поднималось, и так до тех пор, пока его темя не оказалось выше мачт «Доброй надежды». На морде существа горели жарким огнем глаза, а ниже зияла огромная, как ворота, зубастая пасть и вились напоминающие угрей усы. Вслед за первым из моря поднялись еще несколько чешуйчатых тел, толщиной в несколько раз превышающих человеческое. Они казались порождением бури и волн.

Судя по резким, дерганым движениям голов, змеи были разъярены. Некоторые из них, постояв над водой, снова ныряли и плыли кругами, показывая над поверхностью в напитанном влагой воздухе гладкие черные тела.

Огромная голова одного из змеев вынырнула у борта «Доброй надежды», подняв водяной вал, от которого корабль закачался. Два змея принялись за дело совместно. Они что было сил вспенивали море, заставляя его бурлить. От могучего удара хвостом борт каравеллы затрещал.

Еще через мгновение невиданные змеи исчезли. Там, где они последний раз появлялись на поверхности и куда нырнули уходя, вода лежала ровно, без волн, заряженная внутренним напряжением. Явившись на зов дельфинов, змеи вновь ушли туда, откуда нагрянули, в невероятные, тишайшие глубины океана. Человеку редко доводилось видеть их воочию, и тем не менее змеи-великаны составляли неотъемлемую часть круговорота жизни Гелликонии, приспособившейся к суровым переменам Великого Года.

На теперешней стадии своего существования змеи были бесполыми. Период их активного спаривания давно миновал. Когда-то летучие, змеи веками предавались лишь любовным утехам, неустанно производя потомство. Подобно гигантским стрекозам, они и им подобные кружили, ухаживая друг за другом, над бескрайними просторами полярных шапок планеты, где у них не было не только врагов, но и свидетелей их забав.

С наступлением Великого Лета летучие змеи, совершив перелет на юг, к океанам, селились в морях, в том числе и в море Орла, названном так в честь змеев не слишком сведущими в орнитологии рыбаками прошлого. На далеких островах, Пуриче и Лордри, змеи сбрасывали крылья. Лишенные конечностей, извиваясь, сползали в море и исчезали в его глубинах.