Волшебница Колдовского мира Нортон Андрэ

Затем он сказал:

— Разумно было бы предпринять какую-нибудь диверсию. Только это не колдеры и не люди…

Пальцы матери задвигались в понятных мне жестах. Она не пересчитывала врагов, но вроде бы проверяла их. Затем она ответила:

— Они не подозревают о нас. Некоторые из них имеют знания, но это не Мастера — просто рожденные в лучах Власти. Не знаю, удастся ли повернуть их чарами, но попробуем. Армия?

— Начнем с нее, — решил отец.

Мать достала щепотку трав, которыми снимала чары, когда мы выглядели чудовищами.

Мы с отцом нацарапали земли с гребня холма и, смочив ее слюной, скатали в шарики, а мать вдавливала в них травы. Закончив это, она выстроила шарики в линию перед нами.

— Называй их! — приказала она. Отец так и сделал, долго и твердо глядя на каждый шарик. Некоторые из названных им имен я слышала раньше.

— Откелл, Бренден, Дермонт, Осберик.

Последнее было великим именем. Магнус Осберик удерживал Салкаркип и взорвал ее вместе с собой и напавшими колдерами, когда не осталось надежды на спасение.

— …Финне, — продолжал отец называть имена пограничников Древней расы, салкаров и некоторых фальконеров.

Все эти люди стояли когда-то рядом с ним, но теперь уже умерли, и наша магия не могла им повредить.

Когда он кончил, еще не все шарики получили имена, заговорила Джелит.

Имена, которые она называла, как-то особенно щелкали в воздухе. Она называла не воинов, а Мудрых женщин, ушедших за финальный занавес.

Она замолчала. Один шарик остался не названным. Что меня заставило? Ничья воля не входила в меня, не давила на мозг, не направляла мою руку, однако я сделала то, о чем и не помышляла. Я указала на последний шарик и назвала имя — не мертвого, а живого. Имя, которое я никогда бы не произнесла без принуждения, неизвестно как сорвалось с моего языка:

— Хиларион!

Мать бросила на меня быстрый оценивающий взгляд, но ничего не сказала, направив всю свою силу на призыв. Мы с отцом помогали ей. И вот из крошечных кучек земли, слюны и травы стали появляться фигуры, имеющие внешность названных людей. Были они настолько реальны, что можно было коснуться их и почувствовать их твердые тела. Они держали в руках оружие, готовые сражаться, и могли на самом деле убить.

Последний шарик, который я назвала, не принес плода. Я подумала: «Неужели только страх перед Хиларионом и, может быть, желание думать о нем, как о мертвом, отдаленном от нас, толкнуло меня на сей акт?»

Но сейчас не было времени для праздных размышлений, потому что с гребня холма спускалась армия, вызванная нами.

Впереди шли воины, за ними с полдюжины женщин в серых мантиях, у каждой из них на груди горел колдовской драгоценный камень, угрожавший врагу неизмеримо больше, чем сталь мечей воинов.

Так сильна была эта галлюцинация, что если бы я не видела сама процесс создания чар, я приняла бы эту готовую к сражению силу за настоящую живую армию. Но один шарик остался. Я хотела разрушить его, но обнаружила, что не могу этого сделать, и оставила его лежать, пока мы вчетвером пошли за армией, спускавшейся по нашей воле к воде.

Не знаю, кто из осаждавших первым заметил наступающих, только они все внезапно отхлынули от берега и кинулись на нас. Воины стали рубить, хотя сначала я думала, что враг почувствует нереальность армии и отнесется к ней, как к иллюзии.

Затем к нам повернулись сарны-всадники, и от них полетели огненные копья. Но никто из тех, в кого они целились, не крутился в пламени и не падал мертвым. И как только наши воины встретили Серых, так Мудрые женщины из второй линии послали вперед лучи из своих драгоценных камней.

Лучи эти, коснувшись головы кеплианца или его всадника, видимо, вызывали безумие, потому что кеплианцы с воплями бежали, но время от времени останавливались, дико лягаясь, скидывая и затаптывая своих всадников, которых не коснулись лучи.

Главным для нас было выиграть время.

Я хорошо понимала это и старалась вместе с родителями крепко держать энергию, питавшую эту иллюзию. Клубы тумана потянулись от острова к нам. Туман этот был практически нереален, его нельзя было разрубить мечом, и лучи, казалось, не вредили ему, хотя он старался отклониться от всего, что целилось в его центр.

И, как будто этого всего было мало, подошло ближе и то загадочное, что мерцало на другой стороне реки. Но сарны-всадники и Серые не делали никаких попыток перебраться на этот берег и принять участие в сражении или хотя бы доплыть до острова. Они как бы ожидали возможности к отступлению, оставив это странное существо вести битву.

Мать внезапно взмахнула рукой, и отец тут же оказался рядом и обнял ее за плечи, поддерживая. Меня задело лишь боковой струей этого хаотического завихрения, косо ударившего в нас, но мать, видимо, получила полный удар. Совершенно ясно, что удар этот исходил из того мерцавшего невидимого нечто. Но если оно предполагало небрежно уничтожить нас такой тактикой, то скоро поняло, что мы гораздо сильнее, чем оно думало.

Наши иллюзорные отряды не упали замертво и не ослабели. Они просто перестали существовать, потому что энергию, дававшую им жизнь, мы отвели для собственной защиты. Но наша армия успела расчистить дорогу к берегу, и люди на острове быстро воспользовались передышкой. Я видела, как встали рентанцы, ранее лежавшие в глубине, на них садились люди и, размахивая энергетическими хлыстами, сметали остатки нечести. Затем громадными прыжками через воду они бросились к нам.

Впереди был Кемок, за его спиной сидела Орсия. Ее волосы и перламутровая кожа поблескивали от воды. За ними ехали зеленые люди — четверо мужчин и две женщины.

— Садитесь! — крикнул брат.

Отец почти швырнул Айлию к одному из зеленых всадников и помог матери сесть позади второго. Я протянула руки к одной из женщин и взобралась на ее рентанца, а отец сел к одному из мужчин-всадников.

Кеплианцы и Серые, раскиданные нашим иллюзорным войском, больше не появлялись, и мы поехали к юго-востоку, держась берега реки. Мы ехали и знали, что мерцающая угроза идет позади, и что из всего, с чем мы встретились в этот день, она самая страшная.

Я оглянулась и увидела, что оно вышло из воды — видимо, бегущая вода не была ему помехой — и движется теперь по нашему берегу. От скорости его передвижения зависела теперь наша жизнь. Мы не могли остановиться и сделать новую армию, даже если бы могли призвать силы и дать им жизнь.

Я никогда не знала, какую скорость могут развить рентанцы, но в тот день увидала и вторично испытывать не хотела бы, разве что в случае самой крайней необходимости.

Я вцепилась в женщину, которая сидела предо мной, и все свое внимание сосредоточила на том, чтобы удержаться в седле. Окружающий мир проносился мимо меня с такой быстротой, будто рентанцы летели, не касаясь земли, и я закрыла глаза.

Затем мы поехали не по земле, а по воде, и все еще на восток, удаляясь от цели.

Каменистое дно под водой замедляло ход рентанцев, но все равно они бежали куда быстрее самых лучших лошадей Эсткарпа. Я боялась оглянуться, потому что безымянное нечто посылало нам уже не удары, имевшие целью сбить нас, а что-то вроде покусывания. Для меня эти коварные прикосновения были хуже удара меча. Их упорство показывало, что если уж это создание вышло на охоту, его ничто не заставит свернуть со следа.

Рентанцы тоже могут устать, что если они пойдут медленнее или вообще остановятся?

Наше путешествие по воде кончилось так же неожиданно, как и началось. Рентанцы перешли поток под углом, вышли на противоположный берег и повернули на запад.

Близился вечер, а ночь — время Тени.

Безымянное нечто может созвать помощников, не смевших выйти при дневном свете. Нам необходимо было найти какую-то защиту на ночные часы, и я надеялась, что та, с кем мы едем, тоже понимает это и позаботится обо всем.

Когда рентанцы остановились, я была поражена и могла только предположить, что они и в самом деле выдохлись, если подвели нас в столь опасном месте, как и то, из которого мы бежали. Мы оказались в открытой низине, где сухая трава была по колено рентанцам. Здесь не было никаких признаков поста Света — ни голубых камней, ни даже того ощущения добра, которое было в саду. Мы были открыты и беззащитны против любой атаки врага.

Зеленые люди сошли со спин своих союзников и предложили нам сделать то же.

Затем я наблюдала встречу Кемока с родителями. Кемок был таким же высоким и подтянутым как отец, только более стройным.

Он смотрел на отца, в его глаза, протягивая ему руки, и отец сжал их в приветствии пограничников, а затем они обнялись и приложились щеками друг к другу. Перед матерью Кемок опустился на одно колено, склонив голову, и она коснулась ее. Затем он поднял взгляд на нее, и она создала благословляющий знак.

— Хорошее приветствие в дурное время, — прокомментировал отец. — Похоже, что в этом месте у нас не будет защиты.

— Сегодня полнолуние, — ответил Кемок. — В эту ночь нам нужен Свет.

Но нам служила не только луна. Зеленый народ с уверенностью, показывавшей, что это делается не впервые, огнем своих хлыстов аккуратно нарисовал на земле звезду, достаточно большую, чтобы вместить весь наш отряд. На остриях звезды они зажгли костры из скрученной травы и поставили в середину каждого костра кубик смолы величиной с мужской кулак. Кубик загорелся, но не сильным, быстро коптящим пламенем. Из него выходил высокий столб голубого излучения, которое защищало от Зла.

Сидя в звезде, мы поели, а затем стали разговаривать. Нам было о чем поговорить.

Я узнала, что Кемок с Килланом были отнесены лавиной далеко в сторону. С ними был и Вальмонд, к сожалению, сильно пострадавший. Позднее они нашли переломанное тело Рокнара, а меня так и не могли разыскать. Их чуть не убила вторая лавина, засыпавшая место, которое они начали раскапывать. В конце концов они вернулись в Долину, надеясь, как и я, что наша связь сказала бы им, если я умерла.

Зима для Долины оказалась очень трудной.

Злые силы с наступлением холодов осмелели, и на границах той части страны, которая была очищена зеленым народом и его союзниками, что ни день происходили стычки.

Похоже, слуги Тени задумали измотать людей, держа их в постоянном состоянии тревоги.

Мои братья давно были знакомы с жизнью пограничников, так что легко вернулись к ней.

С приходом весны осаждающие силы Зла ослабли настолько, что патруль Долины продвигался с военными действиями все дальше и дальше. Кемок был занят как раз таким делом, когда мое прикосновение достигло его, и он тут же поехал искать меня.

Сейчас мы находились далеко от зоны влияния Долины, и нам следовало ехать очень быстро, чтобы оказаться под ее покровом.

Мы рассказывали друг другу о своей жизни, и все это заняло немало времени, хотя мы придерживались лишь голых фактов. Кемок вздрогнул, услышав о Хиларионе, и сразу посмотрел на меня. Я знала, что делается в его мозгу. Он думал, не придется ли нам снова бороться с другим Дензилом, только раз в десять более сильным. Я не могла сказать ни «да» ни «нет», потому что у меня не было никаких доказательств, только страх.

Рядом с Кемоком сидела Орсия и тоже смотрела на меня. Я избегала ее взгляда, потому что отлично помнила, как под влиянием Дензила желала ей зла. Могла ли я надеяться, что когда-нибудь она сможет на меня смотреть, не вспоминая о прошлом, о той стене, которая стояла между нами?

Когда мы наконец легли спать, она пришла ко мне, держа в руке маленький флакончик, не больше мизинца. Она осторожно открыла его и поднесла ко мне, так что нежный аромат коснулся моих ноздрей.

— Спи спокойно, сестра, и будь уверена, что сны, которые будут приходить, не будут иметь ничего от мрака.

Она увлажнила кончик пальца содержимым флакончика и провела им по моему лбу, векам и губам. Я поняла, что она дала мне свою магию, и поблагодарила ее.

Она улыбнулась и тщательно закрыла флакон. Затем сделала жест в сторону Айлии, которая сидела и смотрела в пространство невидящими глазами.

— Ей нужно побыть некоторое время в безопасном месте, — сказала Орсия. — Она не нашей крови, и то, что она видела, лежит на ней тяжелым грузом. Когда мы будем в Долине, Дахаун может дать ей лучшее лечение, чем мы.

Она повернула голову к ночному ветру.

В нем не было миазмов Зла, и хотя было холодно, чувствовалось возобновление жизни.

Глубоко вдыхая этот воздух, я чувствовала, как благодаря сердечной помощи Орсии с меня свалился один из моих тяжких грузов.

Большая часть нашей группы уже отдыхала.

Рентанцы, подогнув под себя ноги, пережевывали жвачку и думали свои думы, не похожие на наши, но столь же выразительные.

Орсия все еще сидела между мной и Айлией.

Она взяла меня за руку и испытующе взглянула на меня.

— Тебе лучше, сестра?

Если это означало вопрос, я ответила даже с большей твердостью, чем сама была убеждена.

— Да. Моя Власть вернулась почти полностью.

— Твоя Власть, — повторила она. — Если ты нашла то, что тебе дорого, береги это, Каттея.

Я поняла, что она в сущности имела в виду. Пожелав ей, в свою очередь, спокойной ночи, я завернулась в плащ и уснула.

Если в душистой жидкости Орсии было благо, то оно, похоже не сработало. Едва я закрыла глаза, как оказалась на гребне, где мы делали из земли наше маленькое войско. Я снова коснулась пальцами последнего шарика и назвала имя, которое не хотела произносить. На этот раз шарик остался просто землей, а тот, чье имя я назвала, вырос передо мной не такой, каким я его видела в последний раз в его пустой, разрушенной цитадели, а такой, каким он был в моем первом сне, когда он сидел в кресле и смотрел на открытые им Врата.

Он посмотрел на меня, и было что-то в его взгляде, от чего мне хотелось отвернуться, но я не могла.

— Ты вызвала меня на Битву Мертвых, — сказал он, не вслух, а мысленно. — Значит, ты боишься меня… или ненавидишь?

Я собрала все свое мужество, чтобы ответить честно:

— Я боюсь тебя, вернее, боюсь того, что ты можешь сделать, будучи тем, кто ты есть. Твои дни в Эскоре прошли. Не поднимай там снова своего знамени.

И как если бы моя настоящая мысль выплыла наверх, чего я боялась больше всего, я увидела позади него развернутое знамя, желтое, как солнечный свет на золотом песке, и на нем скрещенные жезл и меч.

— Не поднимать знамя, — повторил он задумчиво. — Значит, ты думаешь, Каттея, волшебница и колдовская девушка, что мои дни прошли? Я не сержусь на тебя, потому что между нами никогда не будет правителя и подчиненного. Но я предвижу, что ты еще пожелаешь этого знамени. Зови его, когда понадобиться.

Я собралась с мыслями, чтобы он не влиял на меня.

— Я хочу только, чтобы ты оставался в своем месте, Хиларион, и не ходил в наше. Я не призываю на тебя зла, потому что уверена, что ты никогда не шел с Тенью. Но оставь нас в покое!

Он медленно покачал головой.

— У меня нет армии, нет ничего, кроме меня самого. А за тобой долг, потому что ты назвала меня именем мертвых. Когда настанет время, весы уравновесятся.

Больше я ничего не помню. Остаток ночи я крепко спала и проснулась с неопределенным предчувствием, что наступивший день будет полон опасностей и злоключений, но в первые часы после того, как мы оставили лагерь, мне казалось, что я ошиблась.

Мы ехали прямо на запад. Рентанцы не мчались, как накануне, но все-таки бежали очень быстро и, казалось, не чувствовали веса всадников. Вскоре мы узнали, что если сарны-всадники и Серые потеряли наш след, то мерцающее нечто унюхало его. Скорость у него была не больше нашей, хотя оно вроде бы постепенно догоняло нас.

Я видела, как два зеленых всадника, которые скакали в арьергарде, то и дело оглядывались назад. Я сделала то же, и мне показалось, что я вижу вдалеке мерцание. Оно распространяло впереди себя какое-то влияние, замедлявшее наши мысли, туманившее мозг. Оно действовало и на тело, так как каждое движение давалось с трудом, рентанцы тоже начали поддаваться ему.

Яркий солнечный свет побледнел. Между ним и нами протянулось тонкое облако, и мы дрожали от холода, словно Ледяной Дракон вылез из своей берлоги и дышал на нас.

Бег рентанцев сменился рысью, а затем и шагом, но и он с трудом давался им.

В конце концов передовой, на котором ехал Кемок, громко закричал, и все остальные остановились. До нас дошла мысль передового рентанца:

— Мы не можем двигаться, пока эти чары не уйдут.

— Эти чары, — быстро откликнулась моя мать, — выше моих способностей. Нужны знания другого рода. Я не имела с ними дела.

Холод моего тела сравнялся с холодом моего внутреннего страха. Я была уверена, что мать может бросить вызов любому Злу, в этой замученной стране и бороться с ним.

— У меня есть магическая вода, — сказала Орсия, — но она слаба против того, что сейчас охотиться за нами. А у тебя Кемок?

Брат покачал головой.

— Я назвал бы великие имена и получил бы ответ, но не знаю какое имя может иметь с этим дело…

В этот миг я вспомнила то, что знала я одна — кто может встать против нашего преследователя. Я назвала его среди мертвых тогда, сама не понимая, почему. Если я позову его сейчас, то для смерти, потому что на нас уже лежало ее дыхание, и тот, кто вступит в эту битву, должен иметь такую мощь, какой нет ни у кого.

Даже Мудрые женщины Эсткарпа должны были работать сообща для своих великих чар.

Я могу позвать его, и он ответит и может быть, погибнет. Так говорил мне мой страх. Может ли женщина позвать человека на смерть, если знает об этом заранее?

Если я это сделаю, то не ради своей жизни, а ради жизней тех, кто может создать хорошее будущее для этой страны. Я соскользнула со спины рентанца и побежала назад, к невидимому существу. На бегу я звала на помощь, как зовет погибающий.

— Я вызываю… твое знамя…!!!

Почему именно так я сформулировала свою просьбу — не могу сказать. Но мне ответила золотая вспышка через все небо.

Она несла с собой тепло солнечных лучей, которые так странно ушли от нас.

Под знаменем стоял Хиларион. Не глядя на меня, он повернулся к тому созданию, и в его руке был не обнаженный меч, а жезл мага.

Он поднял жезл, как воин салютует своим мечом, прежде чем нанести первый удар.

Салют был четким, официальным, он содержал вызов тому, что преследовало нас.

Последующего боя я не видела. Мерцание до того усилилось, что мне пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Но одну вещь я могла сделать и сделала: то, что требовал от меня Хиларион, когда он был еще пленником Зандора, я теперь отдала ее добровольно, без его просьбы. Я послала ему всю свою силу и Власть, опустошая себя полностью.

Кажется, я упала на колени, прижимая к груди руки, но точно не помню. Я сознавала, что только это опустошение необходимо. Сколько времени это продолжалось — тоже не знаю.

Затем все закончилось. Я была высушена и пуста, и пустота эта была глубже, чем та, что оставила во мне рана, нанесенная когда-то Дензилом. Я безвольно подумала, что это смерть. Что ж, так и должно быть. Я не боялась смерти, а только хотела вечного покоя.

Неожиданно на мои плечи легли горячие руки и подняли меня. Это прикосновение вернуло меня к жизни, но я уже не хотела жить, потому что знала, что я наделала своим зовом.

— Ничего, подобного!

Я заставила себя открыть глаза и увидела не слепой хаос, как я предполагала, а того, кто стоял рядом. Я знала, что он не из породы Дензнла и ему подобных, которые ничего не дают, а только берут, и что в самом деле между нами никогда не будет ни управления, ни подчинения, а только равенство.

В словах не было нужды, и в мыслях тоже было только быстро исчезнувшее удивление — как я могла быть такой слепой и не видеть открытой двери, за которой не было никакого страха.

Мы вместе пошли к тем, кто смотрел и ждал. Открыватель Врат стал защитником жизни, и на этом я заканчиваю свою часть саги об Эскоре.