Комната, которой нет Тихомиров Артем
Надо очнуться.
Так дальше нельзя. Федор моргнул, сжал ручку, стукнул ею по столешнице. Он провел рукой по глазам, избавляясь от сонной пелены, а вместо нее появилось ночное видение: его жена занимается любовью с карликом. Офис на мгновенье испарился, уступил место сумеречной спальне.
Зазвонил телефон, и Федор подскочил на сиденье. За окном взвыли милицейские сирены. Звуки города ворвались в его сознание, вытесняя голоса родных и отзвуки прошлого.
Федор схватил трубку.
– Это я, – сказала Людмила. Очень далеко, как ему показалось, забренчали повешенные над дверным проемом балкона японские колокольчики. Голос жены доносился словно из закрытого гроба.
– Привет. Что там? В чем дело?
– Я ее видела, – сказала Людмила. – У нас в спальне.
Федор осмотрел свой офис, всю строго функциональную обстановку и испытал отвращение к этому месту, а потом его глаза остановились на перекидном календаре. Время течет сквозь пальцы безвозвратно. Цикл завершается.
Федору хотелось бежать куда глаза глядят.
– Что ты видела? Я не слышу…
– Дверь в комнату, – Людмила повысила тон. Голос стал тоньше.
– Ту самую?
Они говорили таким тоном, словно договаривались о групповом самоубийстве.
– Я понял.
– Ты хотел поговорить обо всем, Федя, так, может, приедешь?
Наверное, она прочла его мысли на расстоянии. Она права.
– Да, подожди, ничего не предпринимай, пожалуйста. Или, в крайнем случае, выйди на улицу и жди меня у подъезда. Поняла?
– Да. Все нормально.
– Что-нибудь было еще?
Федор боялся ехать домой. Он понял только сейчас, насколько возненавидел свое жилище после сегодняшней ночи.
– Нет, ничего пока.
Он вынул платок и обтер им потную красную шею. Затем промокнул кожу над верхней губой. Надо ехать, ничего не поделаешь. Даже если Людмила преувеличивает.
– Жди меня, я буду скоро.
– Федя?
– Да…
Он поднялся со стула, взял со спинки пиджак.
– Это будет как в прошлый раз? – Людмила чуть не плакала. Федор вообразил, что сейчас она испытывает, находясь там в одиночестве.
– Я не знаю. Не имею никакого понятия. К тому же я не до конца все вспомнил.
Людмила помолчала, потом добавила, что будет ждать. Оба положили трубку. Федор надел пиджак, закрыл все программы и выключил компьютер. Собираясь, он очутился возле окна и бросил в него случайный взгляд. Отсюда, со второго этажа, ему был виден тротуар с прохожими, полоса, на которой припаркованы машины, и пыльные кроны деревьев. Федор так бы и отвернулся, если глаза не зацепились за две фигуры, стоящие неподалеку от его автомобиля.
Ему на спину будто вылили кружку кипятка, Федор прирос к месту. Губы затряслись. Задергались мускулы лица. Боль от сердца ударила под лопатку, помчалась по нервам, отозвалась где-то еще.
– Откуда? Быть не может!
Федор дернул указательным пальцем воротник рубашки. Пуговица разломилась надвое, осколки полетели на пол.
На тротуаре стояли Виталий и какой-то мальчик в выцветших джинсах и клетчатой рубашке. Ольгин муж, погибший три года назад, разговаривал о чем-то с парнишкой, чуть наклонившись к нему, а тот кивал.
Картина была ничем не выдающейся. Оба вполне вписывалась в толпу прохожих, словно младший и старший братья или же отец с сыном, но никто, кроме Федора, не знал, что этому мужчине здесь не место. Чтобы не упасть, ему пришлось вцепиться в мягкую спинку кресла и навалиться на нее всем телом. Струйка пота побежала от виска по щеке.
Виталий, сбитый машиной, мертв уже три года.
А мальчик? Кто это такой? Федор присмотрелся, улавливая что-то знакомое в его чертах. Ему показалось, что этот ребенок, по возрасту лет семи-восьми, похож одновременно на всех, кого Федор знает, включая его самого. Виталий разговаривал с ним совершенно по-свойски.
Так, может, это только иллюзия? Совпадение? Внешностью бывший зять обладал вполне обыкновенной, его легко было перепутать с кем-нибудь. Федор дрожал всем телом, задыхаясь.
И это не может быть Виталий… потому что он мертвец.
Мальчик посмотрел на его окно, улыбнулся, помахал правой рукой. Виталий поднял голову и повторил этот жест. Они приветствовали Федора, словно старого знакомого, родственника, которого пришли навестить после долгой разлуки. Можно было подумать, что они в самом деле рады и искренни в своем желании доставить ему радость.
Федор отпрянул от окна. Решение созрело мгновенно, пересилило жгучий, не поддающийся описанию страх, и он побежал сломя голову вон из офиса. Пухленькая брюнетка-секретарша с красными щеками вскочила от неожиданности и что-то крикнула ему. Это даже не отложилось в его памяти. Он бежал, гонимый диким желанием встретиться с мертвецом лицом к лицу. Виталий вернулся, и для этого должна быть какая-то причина. Может быть, призрак пришел о чем-то ему сказать…
Федор в три больших прыжка, позабыв о беспокойном сердце, преодолел лестничный марш. Солнце ударило по глазам. Он на миг ослеп, приложил ладонь к глазам. Тут и город навалился на него, железо-бетонное чудовище, высасывающее кровь и душу, не знающее пощады. Федор посмотрел туда, где должен был стоять Виталий. Прохожие загораживали от него обзор, и Федор пошел против потока, вклиниваясь между людьми.
Ни Виталия, ни этого странного мальчика не было.
Федор заметался на узком пятачке, понимая, что впадает в панику, и с трудом контролируя эмоции.
Призраки пропали. Федор начал приставать к людям, спрашивая, не видели ли они высокого русого мужчину и мальчика лет восьми, вот прямо здесь. Не видели? Но как же так? Прохожие замечали искаженное лицо человека с выдающимся животом и стремились отдалиться от него. Глаза Федора лезли на лоб, пот покрывал пухлые щеки, блестел на шее. Мужчины из фирмы, работавшие по соседству с его офисом, вышли на крыльцо покурить и увидели, как тот носится из стороны в сторону. Один из них окликнул его, второй уже собирался спуститься и помочь, если нужно. Федор вовремя это заметил и остановился. Он махнул этим двоим: дескать, все в полном ажуре. Мужчины переглянулись, но послушались и не стали вмешиваться. Они видели, как Федор пригладил волосы, попробовал застегнуть верхнюю пуговицу на рубашке и не нашел ее, а потом поправил пиджак и чересчур старательной походкой нетрезвого человека зашагал к машине.
Он сел и закрыл дверцу. Кондиционер заработал на полную катушку.
Федор посмотрел на себя в зеркальце, потом огляделся по сторонам, чтобы убедиться. Виталия не было.
– Покойнички не гуляют по городу, не возвращаются, не ходят в гости, – пробормотал Федор. – Этому-то что здесь понадобилось?
Тут же он подумал, что если Виталий решил прогуляться по миру живых и навестить знакомые места, то он должен придти к своей бывшей жене. Бедная Оля.
Федор включил зажигание. Он чувствовал себя плохо, хуже некуда, сегодня было гораздо тяжелее, чем вчера. Может быть, он умирает от инфаркта как раз в эту минуту.
Сейчас ему хотелось только добраться до дома и прекратить эту пытку.
– Нет, покойнички не ходят, – проговорил Федор, выезжая на проезжую часть.
Он включил радио, прогулялся по станциям, не оставляя попыток вспомнить, где он видел этого смуглого мальчика в потертых джинсах.
В понедельник Лиза освободилась пораньше. Она позвонила Игорю, но его номер не отвечал. Были перебои с сетью. Девушка совершила небольшой вояж по магазинам, чтобы прикупить всякой мелочевки, и поехала домой.
Она думала о своем женихе, мысленно возвращаясь ко всем странностям. Сегодня ночью Игорь спал плохо, все ворочался, метался по постели и один раз чуть не столкнул ее на пол. Так было и раньше, но в этот раз ему снилось нечто ужасное. Однажды, проснувшись, Лиза стала прислушиваться. Игорь бормотал неразборчиво – и она ничего не поняла.
Ненормальности начались в воскресенье утром, еще до его поездки к Лизиному отцу. Из душа Игорь вышел бледный, с отсутствующим взглядом лунатика, как человек, переживший психологическую травму. Он изо всех сил старался быть нормальным, но Лизу было трудно обмануть.
Она присматривалась к нему все то время, пока они не легли спать. Игорь вел себя обычно – на первый взгляд. Червоточинка, которую он пробовал скрыть, виднелась отчетливо. Лиза пришла в смятение, не зная, что ей думать. Почему Игорь скрывает свои неприятности? Уж кому-кому, а ей-то можно рассказать. Даже необходимо. Хорошая у них будет семейка, если каждый будет переживать неудачные дни запершись в собственной комнатушке. Может, Лиза и идеализировала их будущий брак, но ведь это логично. Она хотела знать, что с Игорем происходит.
Вчера, позанимавшись любовью на диване, они уснули голышом прямо на подушках. Проснувшись, Лиза уже подумала, что все позади, но ошиблась. Игорь вновь не находил себе места. Так, по ее мнению, выглядит человек, которого преследуют. Впрочем, он хорошо играл свою роль. Ему так казалось.
И ночью эти кошмары и метания в постели…
Лиза рассматривала проблему и так и этак, но ни к чему толком не пришла. Видимо, она просто упустила какой-то важный момент. Или… Есть еще одна версия, вполне заслуживающая внимания. Игорь настолько испугался реальной перспективы жениться на ней, что абсолютно потерял голову. Это было плохо. Хуже каких-то там мнимых фобий. Вряд ли в этом случае изменились его чувства и его к ней отношение. Допустим, Игорь почувствовал свою неготовность, и именно это вызвало в нем страх и тревогу. Тогда теперь, вероятно, он стыдится своего поспешного предложения.
Поначалу Лиза ухватилась за эту гипотезу. Она многое объясняла и ставила на свои места. В конце концов, шаг им обоим предстоит сделать серьезный. Если разобраться, и для мужчины он нелегок.
Хорошо, все это объяснимо. И его нерешительность, отказ от откровенного разговора тоже понятен. Но было и нечто другое, выходящее за рамки обычных отношений. Нечто – в прямом смысле слова.
Уходя сегодня утром на работу, Лиза почувствовала, что оставляет квартиру не пустой. Игорь уехал пятнадцать минут назад, и ей предстояло, как всегда, закрыть двери на все замки.
На пороге она остановилась. Ее задержала какая-то неосознанная мысль, что-то вроде озарения. Лиза смотрела на прихожую и не понимала, в чем дело. Где-то вдали словно звенел колокольчик, порождающий слабое эхо.
Не разобравшись толком в своих ощущениях, девушка прошла по всем комнатам, проверила окна, двери и двинулась к выходу. Уходя, она прибавила шагу.
Яркое детское чувство: ты бежишь из пустого помещения, воображая, что кто-то смотрит на тебя из-под кровати или из-за угла. Лиза представляла себе человека-невидимку, стоящего за занавеской, и считала, что если она не будет достаточно быстрой, то чудовище унесет ее далеко-далеко, в страну, куда не доберутся ни родители, ни милиция. Унесет и съест, как съел уже многих детей.
Посмеявшись, Лиза сделала себе выговор за глупые детские фантазии. Она заперла двери и отправилась к лифту, но все-таки пару раз обернулась через плечо – не крадется ли кто-нибудь за ней. Нет, пора взяться за ум. Совершенно ясно, что в квартире никого нет, – и с чего бы ей думать по-другому?
На работу она добралась без происшествий, но, погруженная в свои мысли, почти не заметила этого.
Она вспоминала об Игоре и в течение дня и под конец совсем потеряла покой. Люда, девушка из редакции, даже спросила, почему у нее такое потерянное лицо. Лиза отшутилась. Беспокойство переросло в тревогу – с этим надо было что-то делать. Им с Игорем необходимо серьезно поговорить, расставить все точки над «и». Может быть, и проблемы никакой нет и она просто все напридумывала. Хорошо бы, если так.
Даже если дело в их будущей свадьбе, то разве ей самой легко было согласиться? Лиза не дала бы ответа так быстро, если бы не думала над этим раньше и не взвешивала «за» и «против».
Она помчалась домой, но в какой-то момент решила сбавить темп. Мысль о квартире немного остудила ее пыл. Опять то же самое… Лиза вспомнила, что осталось внутри после ее ухода. Как можно описать тот сгусток обретших самостоятельную жизнь эмоций, присутствие которого она уловила? Призрак? Нет, это не ответ на вопрос. Некое существо, питающееся страхом, неуверенностью и подозрительностью, сгусток силы, энергии, не имеющий названия… Как будет точнее? Лиза раньше никогда не боялась находиться в квартире одна, но сейчас испытывала самый настоящий страх. Он появился так внезапно, что Лиза просто не знала, как правильно поступить.
Она шла домой, но ей словно предлагали посетить замок, битком набитый привидениями. Настоящими злобными призраками.
Добравшись до своего этажа, Лиза собралась с духом и попыталась отогнать тягостные предчувствия. Только усилием воли ей удалось избавиться от навязчивых мыслей, что беспрестанно крутились в сознании. Она открыла вторую дверь, постояла, прислушиваясь, и прошла в квартиру. Включила в прихожей свет, поглядела на себя в висящее в простенке зеркало. Лицо покрылось загаром, кое-где переходящим в красноту. Это нехорошо. Кожа начнет шелушиться, к тому же неестественный цвет портит вид. Надо носить бейсболку, чтобы защитить от солнца хотя бы лицо.
Девушка сделала два глубоких вдоха, ежась от прохлады. Откуда-то тянуло холодным ветром. Ну вот, дома все нормально, никаких проблем. Нечего придумывать всякую чушь.
Разобрав сумки, переодевшись и умыв лицо прохладной водой, Лиза пошла на кухню. Надо приготовить им двоим перекусить. Игорь вернется примерно через час.
Сделав звук телевизора погромче, Лиза открыла холодильник – и тут ее взгляд проскользнул по другому зеркальцу. Тому, что висело возле окна.
Из него на Лизу смотрело отвратительное сморщенное стариковское лицо.
Она вскрикнула, отскакивая, и стукнулась левым бедром о кухонный стол. Звякнула посуда. Лиза почти не почувствовала боли.
Старик выглядывал, будто из-за угла, и усмехался синими тонкими губами. На его скошенном подбородке росли пучками седые волосы. Изо рта текла слюна. Выпученные глаза вообще, казалось, не имели век. В них была похоть и безумное веселье, нечто до предела извращенное, что может быть рождено только в мозгах биологического урода с искаженной донельзя психикой.
Обо всем этом Лиза успела подумать до того, как старик помахал ей рукой прямо из зеркала. Оно ей виделось под углом, но пространство изменялось, искривлялось, и могло показаться, что Лиза смотрит в широко распахнутое перед ней окно.
Призрак высунул длинный черный язык и захрипел. Лиза завопила в ответ и повернулась, чтобы побежать, но тут перед глазами возникло темное облако. Она и оглянуться не успела, как тьма накрыла ее со всех сторон. Лиза упала на что-то твердое, ощутив всем телом иглы и жесткие переплетения ветвей. Терновник? В детстве она очень боялась этого куста – после того, как сильно проколола себе палец. По ночам ей снилось, что ее выбрасывают голую в самую гущу зубастых ветвей и она кричит от боли. Или было что-то еще?..
Здесь примерно так же, как в тех снах. Лиза вопила в темноту, от страха и боли, на ней не было одежды. Острые шипы сдирали кожу с мяса. Она чувствовала запах своей крови.
Лиза завопила: «Помогите!» Ее тут же перевернули, но из куста не вытащили. И это был не спаситель – грубые твердые руки сжали ей грудь. Боль стала невыносимой. Смех старика приблизился к самому лицу, а потом на живот надавили, раздвинули ноги – и сопротивляться этой силе было невозможно. Лиза задыхалась – от давления нельзя было дышать. Старик смеялся возле ее лица, распространяя запах гнили, и засовывал свои пальцы ей в анус. Лиза стала дергаться, извиваться всем телом.
Терновые шипы проткнули ей спину в сотне мест, но боль от жестких пальцев была сильней.
Лиза освободила руки и взмахнула ими, попав по стене и ударившись костяшками. Эта боль затмила собой все другие ощущения. Тьма разорвалась вспышкой света.
Лиза сидела на табурете на кухне между столом и холодильником. Ни терновых колючек, ни крови, ничего похожего на то, что она сейчас испытала… Она вскочила, закружилась вокруг оси, осматриваясь.
Обычная кухня, где знаком каждый уголок. Работал телевизор, довольно громко. На столе лежали овощи, подложка с котлетами и упаковка рожек, приготовленных к варке. Здесь же и кастрюлька, еще не наполненная водой.
Зеркало.
Лиза схватила нож со столешницы и замахнулась на него. В зеркале ничего не было, отражался холодильник и часть плиты. Она оглядела себя, ожидая найти, что одежда порвана и заляпана кровью. Но все было цело и кругом ни царапинки. Что это за шутки? Откуда же здесь взяться терновнику? И этой живой тьме, которая окружила ее за миг до падения?
Лиза вспомнила, как мерзкий старик насиловал ее… В желудке перевернулся ком тошноты. Тело не лгало – хотя чувство проникновения было ясным, плоть не пострадала.
Никогда в жизни этой мерзкой физиономии Лиза не видела, хотя знакомые черты сквозь это нагромождение дегенеративных признаков все же проступали.
Она стояла, держа нож острием вперед, и старалась внушить себе, что старик ей только привиделся. Это же надо, умудриться заснуть в такой неподходящий момент! В эти несколько минут Лиза успела увидеть нелепый кошмарный сон, один из тех, что изредка снятся днем во время короткого отдыха. Иного объяснения этому она не видела.
Лиза положила нож на прежнее место. Подумав, взяла его снова и пошла осмотреть квартиру. Осмотр, разумеется, ничего не дал. Она была одна.
Лиза остановилась возле открытого в спальне окна. Снова где-то в отдалении звонил колокольчик, но теперь он был не один.
Не в этом ли причина поведения Игоря? Если в их доме поселился призрак и Игорю довелось встретиться с ним первым, то его реакция объяснима. Он просто испугался. Это вполне нормально.
Лиза приложила руку к глазам. Несколько секунд темноты принесли ей облегчение. Очевидно, что в реальности ничего этого произойти не могло. Ясно и просто как дважды два. Лиза была здравомыслящим человеком и с трудом допускала существование любых форм загробного мира. Она была не религиозна и не смогла бы подчиниться догматам официальных однобожьих церквей. Другое дело, признать существование мира за чертой реальности. Области, где обитают духи, незримые сущности, отражения сознания, мифы, страшные сказки и чудовища из детских снов. Другое дело – признать переплетение двух миров, некую взаимную связь…
Вот только зачем?
Лиза отняла руку от лица. Ее возмутил сам ход этих мыслей. О чем она думает? Нет, прочь, прочь! Это ее жизнь и больше ничья, ей решать, что впускать в нее, а что нет.
И не о чем здесь говорить.
Лиза взяла щетку, расчесала волосы.
А старик – только галлюцинация. Почему его появление не может быть объяснено элементарной усталостью?
Бывало, снились вещи и похуже, гораздо хуже, поэтому нечего зацикливаться на этом.
Наилучший выход – перестать фантазировать и дождаться Игоря. Они сядут и спокойно обсудят все проблемы, попробуют вместе найти выход из положения. Впервые в жизни Лиза столкнулась с подобными вещами и нуждалась в поддержке. Она надеялась, что Игорь не поднимет ее на смех, сделав вид, что не знает, о чем идет речь.
Жизнь начала меняться, Лиза слышала скрип невидимых механизмов, приводящих в движение отдельные части привычного для нее мира. Этот призрачный звук вызывал дрожь.
Войдя в кухню, Лиза отвернула зеркало к стене, потом то же самое сделала в коридоре. Ощущение надвигающейся беды не пропало целиком, но стало как-то спокойней.
Нарезая овощи, она не прекращала озираться по сторонам. Руку, державшую нож, сводило судорогой от напряжения. Лиза не замечала, как слезы текут из глаз. И вовсе не от лука.
Глава 8
Ольга прикоснулась пальцами к поверхности зеркала и подумала, что почти превратилась в старуху. У нее ввалились глаза, впали щеки, обострив скулы, кожа потеряла свежесть. В целом, внешний вид был устрашающим и жалким.
Вода лилась в раковину несильным напором. На Ольге был домашний халат, на ногах – сланцы, стоптанные вовнутрь. Из стока ванны доносилось сердитое урчание и бульканье.
Ольга смотрела на себя внимательно, стараясь ничего не упустить. Зрелище скверное. Каждую клеточку тела словно пронизывало отчаяние.
Неизвестно, сколько времени еще это продлится и что будет в конце. Впереди – густой мрак.
На работе Ольга прилагала максимум усилий, чтобы правда о родах, происшедших пять дней назад, не выплыла наружу. Организм понемногу возвращался в нормальное состояние. Ольге удавалось исправно сцеживать из груди молоко и выливать его в унитаз, по крайней мере, так было до среды. Саша ничего не замечал. Отчасти это ей на руку: он работал посменно и все свободное время ездил «бомбить» на своей «восьмерке», говорил, что деньги им понадобятся в скором времени на ремонт. Ольга не интересовалась подробностями. До среды она прожила относительно спокойно. Наибольшая опасность исходила на работе от Альбины и Игоря. С ними Ольга держалась, как могла, спокойно, приветливо, даже находила возможность отшучиваться, хотя прекрасно понимала, что подобное притворство приводит ее на грань нервного срыва.
Она ведь знала, что ситуация отнюдь не нормальная.
Ей снились страшные сны. Неопределенные и бессюжетные микрофильмы про ее старый дом, ничем не похожие на воскресный сон, когда ей удалось побывать в прошлом и пообщаться с матерью и отцом. Нет, ничего общего. Обычные кошмары.
Ольга помнила про комнату ровно столько, сколько вынесла из сна. Память не спешила выдавать свои секреты. Она так и не располагала нужной информацией, хотя силилась выудить из высоченной кучи обрывков и отражений что-нибудь важное. Ольга не знала уже, кто она и зачем существует. Ее сознание висело где-то между мирами.
Ольга понимала, что сходит с ума.
С понедельника по среду она убивала время на бесконечную войну с вопросами. На борьбу с памятью и страхом. Саша приходил домой со смены утром, когда она еще спала. Никаких разговоров и нежностей – он ел то, что было приготовлено заранее, целовал ее и уезжал. В другой раз Ольга устроила бы ему выволочку за то, что он перестал появляться дома, но сейчас вынуждена была молчать. Пусть так. Никому не нужно видеть ее стареющее лицо. Объяснить, в чем дело, Ольга не может даже сама себе, не говоря уже о любимом человеке.
Пальцы оставили на зеркале серые следы. Ольга посмотрела на свою руку, на которой проступили синие вены и вздулись суставы. Она закрыла глаза, сдерживая плач, и снова открыла. Рука вернулась в прежнее состояние.
В воскресенье Саша предпринял попытку заняться с ней любовью, но она была с ним груба. На миг позволила эмоциям выйти из-под контроля и накричала на него. Саша ничего не понял. Ольга почувствовала стыд и извинилась, придумала целую кучу оправданий, какие срабатывали и раньше. Потом она полночи тряслась от ужаса, что Саша заподозрил неладное.
Ей мерещились мертвые дети, топот маленьких ножек по полу, детский плач, который, казалось, обращается именно к ней. На следующую ночь Ольга услышала этот плач наяву, и вдруг Саша сказал ей: «Закрой окно, пожалуйста, дует…» Сначала она ничего не поняла, а потом встала и выполнила его просьбу. Звук был порожден сквозняком, но только ли?
Ольга зачерпнула пригоршню воды. Умыла лицо. Капли побежали по морщинам.
Одними губами она произнесла: я не старуха.
В большой комнате видеомагнитофон проигрывал кассету с мультиками.
Сегодня суббота, значит, с момента родов в торговом центре прошла почти что неделя. Все незначительные события Ольга успела позабыть, их вытеснило главное, наиболее яркий и реальный кошмар из тех, которые она до сих пор наблюдала.
Наверное, она была не права, что не позвонила родителям, не сообщила о беде брату или Альбине. Но как бы Ольга рассказала им эту историю с поездкой к Вере? Свою беременность и все последующее? Как нормальные люди отреагируют на подобные бредни? Они посовещаются и решат оказать ей помощь в виде специализированного лечения – почему-то Ольга была уверена.
Саша ничего не знал до среды и очень сомнительно, что он понимает в полной мере, что происходит сейчас. Что уж говорить о других.
Ольга обязана молчать. Это ее долг. Она не может даже задать родителям так сильно мучающие ее вопросы.
Она стареет. Теряет жизненные силы.
Ольга смотрит на себя в зеркало, а потом закрывает дверь, раздевается, чтобы осмотреть всю себя. Изменения неявные, но они есть. Обвисшая грудь, такая красивая раньше и такая безобразная сейчас. Проступающие сосуды на ногах, кривые пальцы, толстые желтые ногти, спина, начинающая горбиться. Ольга не могла придти к однозначному выводу. Иной раз как будто было все в порядке, ее плоть принимала прежнюю форму. Под другим же углом она словно заглядывала в лицо смерти. Повернувшись к зеркалу, Ольга увидела, что ее волосы поседели, став безжизненными, словно волокна пакли или свалявшиеся космы тысячелетней мумии. Она испытала шок и зажмурилась, как не раз делала. Теперь все в порядке – наваждение пропало.
Больше всего она боялась, что такие внезапные метаморфозы заметят посторонние. Коллеги на работе, пассажиры в транспорте или Саша, что самое худшее из всех возможных вариантов.
Впрочем, она ошибается. В том состоянии, в котором находится Саша, ему трудно будет заметить что-либо. Бред. В определенном смысле ему еще хуже, чем ей. Среда стала для него новой точкой отсчета, а для нее новым витком кошмара.
Она слышала, как в большой комнате раздается детский смех, и в ответ ей хотелось кричать. Вопить. Визжать. Откуда у нее берутся силы это терпеть? Наверняка источник, откуда она их черпает, не бесконечен. Что произойдет, когда он иссякнет?
С ее физическим увяданием постепенно пропадает способность держать себя в руках и адекватно реагировать на окружающее. Действительность для нее изменилась, похоже, навсегда и прежнее ощущение жизни больше не вернется. Ольга тает, словно свеча.
Все должно идти своим чередом, шепчет внутренний голос. Кто-то рождается, кто-то сходит в могилу.
Время подходит к назначенному часу – в чем бы смысл этой фразы ни заключался.
Ольга надела халат, завязала пояс. Пора выходить, прятаться все время в ванной не имеет смысла, это не убежище.
Она вышла и отправилась на кухню готовить обед. Мальчик захочет есть – может быть, он удовлетворится молоком, но, скорее всего, ему необходимо нечто большее. Он набирается сил. Дети быстро растут. Ольга улыбнулась, ставя воду в кастрюльке, чтобы сварить рыбных пельменей. Вчера ребенок умял десять штук – это хорошо… Ольга одернула себя… Хорошо?..
В комнате раздался высокий дребезжащий смех, Ольга вздрогнула, ее предплечья покрылись гусиной кожей. Слезы полились из глаз. Она поставила кастрюлю на огонь.
– Мама, мороженое еще есть?
Ольга быстро стерла слезы, прокашлялась.
– Сейчас будешь обедать, подожди. Потом мороженое съешь.
– Сейчас хочу! – потребовал мальчик.
– Ладно, подожди.
Она надеялась, что следов от слез не будет заметно. Постояла несколько секунд у двери холодильника, глубоко дыша и надеясь, что краснота исчезнет. В морозильнике было два эскимо, шоколадное и ванильное. Ольга взяла ванильное, сняла с него блестящую обертку. Непонятно с чего, она решила, что сейчас ему нужно именно это.
Мальчик сидел в кресле, подавшись вперед и глядя в телевизор во все глаза. На экране в своей манере буйствовал Дональд Дак. На ребенке были старенькие джинсы и клетчатая рубашка, ничего другого он принципиально не носил. На ногах кроссовки, тоже поношенные. Ольга не могла взять в толк, где он их раздобыл, ей приходило на ум единственное объяснение – мальчишка нашел это тряпье на помойке.
Ольга остановилась у кресла, протягивая ему мороженое. Мальчик оторвался от экрана, посмотрел на нее снизу вверх, нахмурился, сдвинул брови.
– Не обсуждай мои просьбы, – сказал он.
– Я не обсуждала.
– Обсуждала. Ты думаешь, я тупой и безмозглый уродец, да?
– Нет, конечно…
– Я знаю, – сказал он. Его черные чужие глаза, смотрящие исподлобья, сверлили ее, вызывая чувство зуда во всем теле.
Он взял мороженое и откусил верхушку, чавкнул и вернулся к просмотру мультиков. Ольга перевела взгляд на экран, машинально, и почувствовала, как подкашиваются ноги. Рядом с ним она всегда чувствовала ужас, панический животный страх, который мало-помалу разъедал ее изнутри. Ольга ощущала, как растет в глубине ее каверна, ничем не заполненный участок пустоты. Она не сумела пока придумать, в какие рамки вписать это существо, какое место отвести ему в мире, где все построено на причинно-следственных связях.
– Иди, там вода закипает, – сказал мальчик.
– Значит, будешь пельмени есть?
– Буду. Иди.
Ольга повиновалась и побрела на кухню. Она стала бросать в воду пельмени, не представляя себе, как доживет до завтрашнего дня.
Мальчик появился в среду вечером, около восьми часов, когда Саши не было дома.
Ольга открыла дверь не думая – словно это был гипноз – и увидела его на пороге, худенького мальчика, выглядевшего лет на семь, черноволосого, смуглого, черноглазого. Встретившись с ним глазами, Ольга почувствовала, как некая сила пригвождает ее к месту, лишает подвижности мускулы и суставы. Даже мысли застыли в нерешительности.
Ребенок держал руки по швам и стоял выпрямив спину, как солдат. Из-под сросшихся бровей были видны непроницаемо черные глаза, в которые было намешано слишком много разных эмоций, чтобы Ольга сходу могла определить главную из них. Только потом она поняла, что главным был гнев. В первые же секунды она испытывала лишь недоумение, приближающееся к истерическому страху. Лицо мальчика было знакомым.
Они рассматривали друг друга, а потом ребенок поднял руку и прикоснулся указательным пальцем к ее запястью. Ольга отстранилась.
– Ты кто? – спросила она.
– Мама, я пришел домой. Я хочу есть.
– Что? – Ольга уверяла себя, что ослышалась. – Какая я тебе мама?
– Ты моя мать, ты забыла?
Она открыла рот и закрыла, не произнеся ни звука. Лицо было знакомым. Этот ребенок появился на свет в туалете торгового центра «Уральский» и умер там же, на унитазном ободке, после чего упокоился на дне обувной коробки. Коробка отправилась в мусорный контейнер. Ольга задушила этого монстра, об отце которого не имела ни малейшего представления.
Теперь мальчик вернулся. На шее у него четко обозначалась темная полоса и пятна от ее пальцев.
Видит она это? Видит в эти секунды? Может видеть? Имеет ли право видеть?
Ольга подспудно ожидала чего-то такого. Этот призрак сначала появился в ее снах, логично, что в конце концов он вышел на свет.
Ребенок назвал ее мамой. Боги, дайте сил это пережить. Ольга приложила руку к своей шее, боясь, что мальчишка накинется на нее, чтобы задушить.
– Мне надо войти. Я не могу стоять за дверью, – сказал ребенок. Голосок у него был тоненьким, но не создавал приятного впечатления, как случается иной раз с детьми такого возраста. Ольге показалось, что он притворяется. Скорее всего, так и есть. Он по определению не может быть… кем же? Нормальным человеческим существом! Даже если отбросить все остальное, достаточно поглядеть в эти непроницаемые глаза.
Ольга вспомнила, как заглядывала в них, сидя в кабинке туалета.
– Я войду? – тон стал требовательным и нетерпеливым. Ребенок выпятил нижнюю челюсть. Злился. – Мама, ты должна мне все объяснить! Пусти меня домой!
Она сдалась и отступила, впуская мальчика в предбанник, а потом и в квартиру. Он остановился, оглядываясь по сторонам. Ольга быстро закрыла внешнюю дверь, надеясь, что соседи ничего не слышали.
– Мне здесь нравится, – сказал мальчик.
– Да?
– Конечно, мне должно нравиться, потому что это будет мой дом.
В его улыбке промелькнуло предостережение, но Ольга все-таки сказала:
– Ты не можешь быть здесь. Эта квартира моя и моего мужа.
– Он тебе не муж, – произнес мальчик.
– Муж. Формально нет, но все-таки муж, – Ольга повысила голос. – Почему ты со мной так разговариваешь?
Ребенок разглядывал одежду на вешалке, щупал, проверял швы, словно пришел на рынок что-то покупать. Ольга не понимала, что он делает и зачем.
– Я могу с тобой так разговаривать, мама…
– Я тебе не мама!
– Ты меня родила, ты помнишь хорошо этот случай. В прошлое воскресенье. И поступила очень плохо со мной. И это несмотря на то, что была избавлена от послеродовой лихорадки и прочих неприятностей… Такова, значит, твоя благодарность? Любая другая женщина умерла бы…
– Нет!
– Что?
– Ты не мой сын, ты им не можешь быть! – закричала она.
Мир крутился вокруг нее, и скорость вращения увеличивалась. Мальчик посмеивался. Он стоял, склонив голову и засунув руки в карманы своих стареньких джинсов.
– Я могу. Я и есть твой ребенок, от которого ты избавилась, мама. Получается, что ты убийца. Ты бросила маленькое беспомощное дитя в мусорный контейнер, как делают многие нерадивые матери, но я тебя прощаю.
Ольга ощутила невероятный прилив гнева, внутри нее точно взорвалась сверхновая звезда, по жилам понесся всесжигающий огонь. Она сжала кулаки, оскалила зубы и двинулась на мальчика. Она хотела, чтобы он почувствовал, увидел, услышал ее мысли, понял, насколько он ей чужд и ненавистен.
Заряд ее гнева был велик, но мальчик встретил его спокойно.
Он уловил мысленный посыл Ольги, ту волну негатива, которую она пустила в его сторону, и выставил свою защиту.
Она остановилась, не в силах продвинуться дальше. Что-то ее не пускало. Насмешливое выражение исчезло из черных глаза, а на его место пришла злоба. Ольге пришлось встретить ее лицом к лицу. Она боролась, вызывая в себе максимум ярости, но сопротивлялась недолго.
Кулаки ее разжались. Голова склонилась, как перед палачом на эшафоте.
– Кто ты такой, чтобы меня прощать? – спросила она.
– Я – твой ребенок, твой сын. А ты – моя мать.
– Что же ты будешь здесь делать?
– Об этом не думай, – сказал мальчик и пошел осматривать квартиру.
Ольга поглядела на часы. Она не знала, когда вернется Саша, с самого утра он уехал на своей машине «бомбить» и пока на связь не выходил. Что же Ольга скажет ему про этого пришельца? Объяснит всю подноготную? Расскажет свою дикую, ни в какие рамки не вписывающуюся историю?
Об этом не может быть и речи.
Мальчик оглядел спальню. Ольга вошла туда, убеждаясь, что этот кошмар настоящий и она не спит.
Читать бесплатно другие книги:
