Самые страшные войска Скутин Александр

Чека не дремлет

Лето 1982 года. Загородное шоссе около Московской кольцевой автодороги (МКАД).

История эта не о военных, о чекистах. Но они тоже служивые, тоже погоны носят, и следовательно многие военные маразмы и заморочки им свойственны тоже, в какой-то мере.

Это случилось в последний год жизни Брежнева. В понедельник утром полковник всесильного и всемогущего Комитета Государственной Бесполезности (шутка самих чекистов) ехал со своей дачи к себе на работу на Лубянку на своей личной "Волге" ГАЗ-24. Неподалеку от пересечения с МКАД его остановил инспектор ГАИ за превышение скорости. Полковник не стал доставать свою ксиву со страшной аббревиатурой КГБ, потому как был засекречен до неузнаваемости и светиться без крайней нужды ему было нельзя. К тому же, отношения милиции и гебистов тогда обострились до такой степени, что чекисты предпочитали при конфликтах с ментами вообще не светить документами, стараясь договариваться «по-хорошему».

Поэтому между полковником и гаишником состоялся такой диалог:

– Ну что, нарушаем, превышаем? – сурово спросил инспектор.

– Да вот, торопился, опаздывал, – виновато ответил владелец "Волги", профессионально законспирировавшись под простого завмага.

– Правила все равно надо соблюдать, – резонно заметил инспектор.

И добавил:

– Ну что ж, за превышение скорости вам положена просечка в талоне предупреждений.

Полковник сразу заволновался:

– Ой, не надо, а? Может не надо просечку? Командир, может, договоримся? Может штраф можно заплатить? Вы скажите сколько, я сразу заплачу.

Инспектор с полминуты держал паузу с задумчивым видом.

– Ну что ж, – сказал он наконец, – я вижу, вы водитель дисциплинированный, нарушать больше не будете...

И он еще немного подержал паузу, как настоящий актёр. Чем лучше актёр, тем дольше пауза.

– Значит, – еще пауза, – давайте с вами так договоримся. Вон у дороги стоит кафе, идемте туда. Вы мне ставите две рюмки коньяка и мы квиты.

– Да нет проблем, командир, хоть три рюмки!

И они пошли в кафе. "Товарищ в штатском" заплатил, гаишник выпил коньяк и отдал документы ему: – Все, я вас не видел, вы меня не знаете.

Когда полковник приехав на Лубянку, его сразу вызвал к себе шеф:

– Почему опаздываем? Понедельник – день тяжелый, так что ли? Много вчера принял? – Хмуро поинтересовался генерал.

Полковник, запинаясь, сбивчиво объяснил, в чём дело.

Отлично! – Радостно воскликнул генерал. – Попал мент!

И он нажал кнопку вызова адъютанта.

Минуту спустя к гаишнику срочно выехала неслабая команда из крутых ребят чекисткой группы захвата. Повязали они инспектора, и бармена из кафе тоже задержали как свидетеля. Бармен, увидев, какие конкретные ребята на него наехали, сразу же во всем признался:

– Да, гражданин начальник, все так и было, как вы рассказываете. Вот этот – в штатском – заплатил, а этот – в форме – выпил две рюмки.

– Ну что, паря, – сказали чекисты менту, – Вилы тебе корячатся!

Но инспектор стал все отрицать, в полную непризнанку ударился.

– Не пил, – говорит, – этого штатского не видел, а свидетели ваши – фуфло, врут все.

– Знаешь что, не залупайся – говорят ему чекисты, – два свидетеля против тебя показания дали, сейчас на экспертизу свезем, алкоголь в крови зафиксируем и все – суши сухари. Лучше соглашайся, пока не поздно, на чистосердечное признание. Может, суд учтет при вынесении приговора.

Но гаишик на чистосердечное не согласился, все отрицал, и сам требовал экспертизы на алкоголь.

Свозили его на анализы. И экспертиза показала: алкоголя в крови нет. Трезв как стеклышко, не пил.

Такого афронта чекисты не ожидали! Пришлось отпустить инспектора, извиниться перед ним. А на уровне руководства еще долго перед МВД отмазывались. И на всех совещаниях в верхах чекистов долго склоняли. А инспектор, наоборот, стал героем, получил поощрение за твердость и принципиальность в отстаивании чести мундира.

Но чекисты все же решили расследовать это дело до конца. Обложили они этого инспектора со всех сторон средствами наблюдения и стали плотно пасти его. И открылась им простая и гениальная комбинация!

Инспектор останавливал какого-нибудь нарушителя и раскручивал его на пару рюмок коньяка. Потом они шли в бар, где нарушитель платил за коньяк, а бармен (который был в доле!) наливал инспектору из коньячной бутылки ДВЕ РЮМКИ ЧАЯ. А деньги за коньяк они делили пополам.

Если б не попались на дошлых чекистов – хрен к ним подкопаешься. Никаких денег инспектор у нарушителя не брал. И коньяк, как оказалось, не пил.

Воруют-с!

Дело государственной важности

Ленинград, 80-е годы.

Дождливым ненастным вечером высшие руководители Ленинградского управления государственной безопасности по специальной секретной системе экстренного оповещения получили условленный кодовый сигнал: "Немедленный сбор!"

Чёрные "Волги" с антеннами радиотелефонов на крыше и особыми госномерами, от которых бросало в холодный пот инспекторов ГАИ, приняли в свои чрева генералов с внимательным, чуточку усталым взглядом, в неброских серых костюмах, но с твёрдой выправкой, и помчались по тёмным ленинградским улицам, разбрызгивая лужи, к хорошо известному в городе на Неве массивному зданию на Литейном, дом 4.

Дом этот был не простой, назывался он в народе "Большой Дом", и в нём размещалось УКГБ по Ленинградской области. Ну и МВД тоже, позже внутридельцев выселили в другое здание по соседству, на Захарьевской улице, уже в наше время. Здание Большого Дома было построено в 30-е годы на месте снесённого храма. Выглядел Большой внушительно: массивная прямоугольная громада без каких-либо архитектурных украшений, крыша вся утыкана разными антеннами всех мыслимых и немыслимых систем.

На вопрос приезжих: "А почему Большой Дом называется большим?" ленинградцы обычно с мрачным юмором отвечали: "А потому что из него Магадан видно".

Итак, все в сборе. Начальники служб собрались в кабинете главного чекиста Ленинграда и окрестностей. Большой зал с неярким освещением, длинный массивный стол, ряды стульев вокруг и кресло шефа во главе. Паркетный пол, панели из тёмного дуба, плотно зашторенные окна, портрет Дзержинского на стене, вышколенные адъютанты у дверей придирчиво ощупывают взглядами входящих. Всё скромно и в то же время внушительно.

Прибывшие тихо расселись и приготовились записывать.

Генерал хмуро окинул взором собравшихся руководителей подразделений и своих заместителей и негромко произнес (он знал, что чем тише говоришь, тем внимательней прислушиваются, в известных пределах, конечно):

– Внимание, товарищи! Всё, что будет обсуждаться сейчас, является строго секретным. Прошу не вести никаких записей.

Все немного засуетились, убирая ручки и листки бумаги. Генерал ещё раз оглядел сидящих, ни на ком не фиксируя своё внимание. Он понимал, что сейчас все напряжённо ждут, к кому именно он обратится. Вот такое оглядывание присутствующих в начале совещания обычно означало, что кому-то сейчас перепадёт. За что? Неважно, там во всё признаешься. Был бы человек хороший, а дело ему сшить всегда можно. Да и кто из нас не без греха? За один и тот же безобидный проступок могут и посадить, а могут даже и наградить, бывали случаи. Всё зависит от того, как наверху на это посмотрят.

– Генерал-майор К., – негромко произнёс начальник управления.

– Я! – тут же вскочил молодой энергичный заместитель начальника с молодцеватой выправкой.

И бодрым преданным взглядом посмотрел на своего шефа.

"Неплохо держится", – подумал генерал. – "А ведь у самого, наверное, сейчас кошки скребут на душе. Вот кто меня заменит, когда я уйду на покой".

– Садитесь, – небрежно махнул ему рукой начальник управления.

Генерал К.облегчёно вздохнул. Если шеф сразу предложил сесть, то значит немедленного ареста или отставки не будет.

– Так вот, товарищи, – продолжил начальник Управления. – Ко мне поступила такая информация. Сегодня утром товарищ К., выезжая на работу на своей автомашине, на Суворовском проспекте, по дороге к Смольному, обогнал машину самого первого секретаря обкома партии товарища Зайкова! Это вопиющий случай (генерал К. опять вскочил), который должен получить нашу самую суровую, принципиальную партийную и чекистскую оценку. На первый раз вы, товарищ К., получите строгий выговор.

Это первое. А второе – мною подготовлен совершенно секретный приказ, запрещающий служебным машинам нашего Управления, а также личным машинам наших сотрудников обгонять машину первого секретаря обкома.

– А если машины на оперативном задании? – удивлённо спросил начальник "семёрки" или, если правильно её называть, службы наружного наблюдения, одного из самых эффективных подразделений управления.

– Приказ касается всех без исключения, – сказал генерал, глядя прямо в глаза начальника "семёрки". – А ваши "топтуны" вместо того, чтобы гонять по улицам, пусть лучше карту города внимательней изучают.

Раздались смешки, многие заулыбались, а начальник "семёрки" смущённо опустил взгляд. Недавно его наружка крупно облажалась. Вели чекисты машину сотрудника одного дипломатического консульства. Обычная рутинная слежка. Но что-то подсказывало чекистам, что сегодня они не зря пасут иностранца со скромным дипломатическим рангом. Была на него информация, что дипломат совмещает консульскую службу с "деятельностью, несовместимой...". Чуяли чекисты, что сегодня их подопечный пойдёт на контакт. И через какое-то время иностранец на машине с красными дипломатическими номерами вдруг заметался, начал гнать, нарушая правила. "Топтуны" обрадовались: ага, выдал себя, голубчик. Теперь-то ты от нас не уйдёшь, с этого момента тебя будут пасти ещё более плотно. Наконец, машина с дипломатом, повизгивая шинами на поворотах, на большой скорости метнулась в подворотню и влетела в один из типичных глухих питерских дворов-колодцев. "Попался!" – возликовали сотрудники "наружки", они знали, что этот двор был тупиковый. Но на встречу чекистам, весьма и весьма нексати, стала медленно выезжать машина-мусоровозка. И они решили подождать его у выезда со двора, пока проедет мусоровозка. А куда ему деться? Но не дождались. А когда чекисты вошли во двор, то увидели, что машина иностранца припаркована под окнами, а самого его нет. Путём опроса бабулек этого дома, постоянно дежурящих у окон, впоследствии установили, что мужчина из этой машины, вошёл в парадную, вышел через другую дверь на проспект (парадная имела два выхода) и сел на троллейбус. Мстительные чекисты прокололи на той машине колёса, но это не избавило их от нагоняя шефа и насмешек своих коллег.

– Приказываю всем руководителям отделов и служб ознакомить своих сотрудников с моим приказом. На этом совещание закончено! – объявил начальник Управления, он не любил долгих совещаний. – Надеюсь, все сделали для себя нужные выводы. Все свободны.

И руководители ленинградских чекистов начали расходиться. Их задумчивые лица отражали озабоченные размышления. Ведь сегодня они ознакомились с новым, совершенно секретным приказом. Который поднимет государственную безопасность в области на небывалую прежде высоту. Поставит прочный заслон проискам западных спецслужб.

История, увы, подлинная.

Стажеры (не Стругацких)

Начало 80-х годов прошлого века. Губернский город N.

– Разрешите войти!

– Да, пожалуйста, конечно входите.

Чётким строевым шагом в комнату входит молодой невысокий, но крепкий парень с короткой стрижкой. Со стороны – реклама Вооружённых Сил, только что в штатском. Впрочем, и немного дурачится парень при этом, похоже, изображая тупого усердного служаку.

– Кандидат Стрелков Алексей по вашему приказанию прибыл!

Подтянутый, с военной выправкой и безукоризненным офицерским пробором председатель комиссии, перебил его:

– Спокойнее, Алексей! Во-первых, вы не в армии, у нас гражданская организация. Во-вторых, мы вам не приказывали, а просто предложили пройти специальные вступительные тесты на профпригодность и сейчас вы заслушаете мнение авторитетной комиссии. Давайте представимся. Ну, своё имя вы уже нам сообщили, теперь о нас. Я председатель комиссии, доцент кафедры психических заболеваний Радецкий Станислав Адамович, доктор медицинских наук. Мои коллеги, – кивок вправо, на сидящего моложавого подтянутого мужика с аккуратной чёрной бородкой в небрежно накинутом на костюм белом халате с торчащим из кармана стетоскопом, – главврач отделения городской психиатрической больницы, кандидат наук Суботич-Белосельский Валентин Родионович, и, – кивок направо, на сухощавого молодого очкарика с высоким, с залысинами, лбом, – младший научный сотрудник нашей кафедры, кандидат наук Ройтман Борис Наумович.

– А теперь, – сказал председатель комиссии, – мы посмотрим папку с вашим делом и примем окончательное решение о вашей профессиональной пригодности. Андрюша, – сказал он скучающему в стороне на табуретке парню в белом застиранном халате, – дай нам, пожалуйста, папку кандидата, там сверху лежит. Сидящий на табуретке здоровенный санитар с волосатыми руками флегматично поднялся, не глядя взял со стола у окна верхнюю папку и лениво отнёс её председателю. Всё это он делал с таким видом, словно говорил: «На, задавись своей папкой, жаба!» И снова устало плюхнулся на табуретку. По всему видно было, ему до смерти надоели эти комиссии по отбору стажёров. Члены комиссии с минуту разглядывали документы в папке, почти неслышно обмениваясь между собой непонятными медицинскими терминами.

– Итак, – закрыл папку председатель. – Я хочу сообщить вам следующее, Алексей.

Тот сразу вскочил и вытянулся. Председатель чуть усмехнулся:

– Вольно, вольно. И не вскакивайте каждый раз, вы же гражданский человек. Так вот, подробно обследовав вас, мы вынесли медицинское заключение, оно наверняка вас сильно удивит. У вас развивается маниакально-депрессивная шизофрения, с тяжелыми расстройствами поведенческих стереотипов. Опасности окружающим это пока не несёт, но вам надо срочно показаться в местный психдиспансер и проходить амбулаторное лечение. Короче, вы тяжело больны.

Реакция кандидата была такой: сначала непонимание, изумление, распахнулись глаза и приоткрылся рот. Недоумение, неверие, быстрый взгляд на комиссию, их белые халаты. И почти сразу же – страх в глазах: не может быть, как так?! И меня это настигло тоже! А может, всё же ошибка, не верится как-то. Наконец, Алексей стал вяло возражать:

– Как же так? Я же каждый год проходил строгую медкомиссию на работе. И в армии служил – ничего не было. Да и за собой ни я, ни окружающие ничего такого не замечали...

– Ваше заболевание пока в латентной, скрытой форме. Вспомните, вы наверняка разговариваете иногда сами с собой или со своими знакомыми мысленно, с любимой девушкой, например.

– Ну, как вам сказать...

А председатель продолжал:

– Вот здесь, к примеру, в вашем деле написано...

И он взял со стола папку, хотел, было, открыть её, но вдруг уставился на обложку:

– Позвольте! Это же не ваша папка!!!

Председатель резко повернулся к санитару на табуретке, который сосредоточенно откусывал заусенец на ногте большого пальца правой руки:

– Андрей! Я ЧЬЮ папку просил тебя передать мне? Ты же слышал, как представился кандидат!

– Дык, а чо я-то сразу? – вскинулся тот, выплюнув откушенный, наконец-то, заусенец и дал председателю другую папку. – Ты ж сам сказал: верхнюю папку, чо сказал – то я и дал! А то, главно, чуть чо – дык сразу я...

– Ладно, с тобой потом будем говорить отдельно и долго, и не сейчас, – процедил председатель и повернулся к Алексею:

– Простите, пожалуйста, молодой человек, этот разгильдяй будет наказан, а с вами ситуация обстоит следующим образом, – он достал желтоватый листочек из новой папки. – По заключению специалистов: у вас со здоровьем всё отлично. Крепкие нервы, уравновешенная психика, отличное здоровье. Хоть прямо сейчас в космонавты.

Кандидат сразу отошёл, немного улыбнулся. Председатель комиссии вышел из-за стола пожал ему руку и добавил:

– Вы можете идти, вопрос о зачислении вас стажёром решён. Поздравляю! Простите нас ещё раз за досадную накладку.

Уверенной, твёрдой походкой Алексей вышел в коридор. Председатель комиссии доцент Радецкий, он же, на самом деле, завотдела Владислав Сергеевич проверил, что стажёр ушёл, плотно закрыл за ним дверь, и вернулся к остальным «психиатрам», на самом деле – его заместителям по оперработе и оргработе Николаю и Олегу. «Санитар» Андрей был в их отделе завсектором. В медицине вообще, а в психиатрии в частности, собравшиеся в комнате не соображали абсолютно, едва ли они даже понимали смысл слов, которые наговорили Алексею. К медкомиссии их мероприятие не имело никакого отношения. Зато это имело прямое отношение к профотбору.

– Ну, что скажете, товарищи? – спросил Влад остальных.

– Отличный парень! – сказал Николай. – Мгновенно реагирует на обстоятельства, тревожность не выше допустимого, головы при этом не теряет и так же быстро приходит в себя.

– Согласен, – добавил Олег, он же «Борис Наумович», – сгодится нам этот парень. Из него может выйти отличный «полевой» работник. Как у него с физподготовкой, кстати?

– Разряд по лёгкой атлетике, – подал с табуретки голос Андрей.

– От себя добавлю, – сказал Влад, – когда я пожал ему руку на прощание, его ладонь была горячая и сухая. То есть, кровообращение хорошее, и потливость невысока. Какая будет резюма, товарищи? Берём Алексея к нам?

– Берём! – подтвердили Олег и Николай. И Андрей тоже чего-то утвердительно хрюкнул с табуретки.

– Так, – Влад взял трубку телефона, набрал местный четырёхзначный номер и сказал:

– Лика, скажи там – пусть следующий входит.

Следующий кандидат – высокий, хорошо сложенный парень. Из тех, на кого западают девушки, сразу и безоглядно. Чуть небрежной, в раскачку, походочкой, он вошёл в комнату, не закрыв за собой дверь, подошёл к «председателю комиссии», протянул ему руку и вяло сказал:

– Стажёр Ромашов. – И подумав, добавил, – Антон Александрович.

Так и не дождавшись, когда Влад пожмёт ему руку в ответ, он ухмыльнулся и сел на стул.

– Вообще-то, – сказал ему Влад, – вы ещё не стажёр, только кандидат.

– Как? – брови Антона чуть изогнулись в вежливом недоумении. – Разве мой папа вам не звонил?

– Кто бы нам не звонил, право принимать решение принадлежит только нам. Итак, Андрей, пожалуйста, дай нам папку с делом кандидата Ромашова.

И они в очередной раз слили незадачливому кандидату байку о том, что того «серьёзное расстройство психики, надо лечиться». Тот мгновенно покраснел, щёки запылали, глаза засверкали и, недослушав речь «комиссии», кандидат вдруг заголосил неожиданно тонким голосом:

– Что!!! Это вы мне!? Да вы... вы знаете, кто я? Да вы знаете, кто мой папа? Да стоит мне раз позвонить, и вы все завтра пойдёте новую работу искать, а я в ваше кресло сяду! Это я-то дурак?! Это вы МНЕ смеете такое говорить? Да сами вы придурки, идиоты полные, вас самим давно пора в психушку!!! Да я вас всех на чистую воду выведу, сволочи!!!

– А что вы так раскричались? – Вдруг спокойно спросил его Влад. – Я вообще-то не ваше дело читал. Не Ромашова, а Романова. Перепутал схожие фамилии, только и всего-то, а вы разнервничались. Вот ваша папка, рядом лежит. Нет у вас ничего, всё в порядке, не волнуйтесь.

– Так что, мне можно идти?

– Да, пожалуйста, вы свободны.

– Я принят, верно?

– Ваш вопрос будут решать позже, после дополнительного изучения, сейчас мы лишь проверяем вашу психологическую устойчивость. Решение комиссии сообщим вашему отцу по телефону.

Когда Влад закрыл дверь за Антоном, и вернулся, то решение комиссии уже созрело и было единодушным: таких нам не надо.

– Может, в МВД его порекомендовать? – спросил Олег.

Влад поморщился:

– А потом краснеть за свою рекомендацию ты будешь? Нет уж, дураки там тоже не нужны. Пусть лучше папа его пристроит спортивным обществом заведовать. Или Домом Культуры.

Третьим был типичный ботаник, веснушчатый, сутулый, в очках. Отрекомендовался как Залапский Фёдор. Он спокойно выслушал весь бред, что несли ему члены и комиссии и продолжал молчать, как ни в чём не бывало.

– Ну? – спросил его Влад.

– Что «ну»? – невозмутимо переспросил его ботаник.

– Что вы хотите сказать по поводу услышанного вами?

– Я думаю, – спокойно ответил очкарик, – что вы несли сейчас полную ерунду.

– Почему вы так решили? – сразу вскинулись Олег с Николаем.

– Да вот вижу так, и всё.

– То есть мы, три человека с высшим медицинским образованием, кандидат наук, доцент и аспирант, по-вашему, ничего не понимаем в психиатрии?

– Не знаю, какие вы специалисты, не мне судить, но то, что вы ваньку валяете, это совершенно однозначно.

Андрей, сидящий в сторонке и исподтишка наблюдающий за кандидатом, чуть не прыснул, сдержавшись огромным усилием.

– Молодой человек, – чуть повысив голос, начал Влад, – три компетентных специалиста высказали вам своё мнение, и вы, не имея специальных медицинских знаний, будете его оспаривать?

Очкарик тоже подобрался и веско сказал:

– Я хорошо знаю, что с психикой у меня всё в порядке, это подтверждает весь мой личный опыт и отношение ко мне окружающих. И сколько бы вы не привели мне компетентных специалистов, вам не удастся сбить меня с толку.

– Вы твёрдо уверены в этом?

– Да.

– И уже не измените своё мнение?

– Нет!

Как только за последним кандидатом закрылась дверь, все начали тихо ржать, схватившись за животы. При этом старались, чтобы их не услышали в коридоре.

– Ай да ботаник! Ай, молодца! Ну – умыл спецуру! Браво! Отлично! Берём этого парня, немедленно, с потрохами, – наперебой заговорили Николай и Олег.

Андрей просто беззвучно ржал в сторонке, не в силах что-то сказать, только выставил поднятый большой палец – отлично, дескать, пять баллов, с плюсом!

А когда просмеялись, Влад серьёзно сказал:

– Нет, ребята, Залапского мы не возьмём. Более того, его вообще нельзя на пушечный выстрел подпускать к специальным мероприятиям.

Изумление присутствующих зашкалило все ПДК (предельно допустимые концентрации).

– Как? Почему? Да он же на голову выше всех остальных кандидатов. В чём причина?

– Вообще-то, – Влад строго посмотрел на подчинённых и те сразу подобрались, – я не обязан вам отчитываться о своих решениях. Но так и быть, скажу. Умён этот, парень, очень умён. И опасен в тоже время. Сейчас он усомнился в решении нашей липовой комиссии, а завтра он усомниться в отданном ему приказе. У нас часто бывает, как вы знаете, когда мы не можем рассказать исполнителю истинные мотивы того или иного распоряжения. Иной раз приходится для пользы дела пожертвовать подчинённым. И он должен просто выполнить задание. Нам не нужны умники, которые поймут рискованность приказа для себя и потому не станут его выполнять. А потом этот умник додумается, и вообще решит слинять за бугор, при удобном случае, прихватив с собой пачку оперативных документов. Чтоб было на что жить там, за границей.

– Так что, – подытожил шеф – я вычёркиваю Залапского из списка. Такие нам не нужны.

И добавил:

– Коля, доставай кипятильник и заварку, а ты, Андрей, сгоняй за водой, будем чай пить.