Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы Валентинов Андрей

Единственно чего он добился – это должности офицера по особым поручениям при Ставке. Конечно, это было абсолютно не то. Арцеулов ехал в Крым не инспектировать – он спешил на войну, и очень скоро его посетило первое сомнение. Может, Ростиславу все-таки стоило остаться в Индии и вместе с Ингваром организовывать экспедиции в Гималаи. А может, и эта мысль посещала его все чаще, надо было ехать в Париж, чтобы краснопузый дурак Степка не оставался там один…

…Ростислав не выдержал и написал Валюженичу, сообщив свой симферопольский адрес. Ответа не было, и тревога росла. Ростислав вспомнил последний разговор с Наташей, странную телеграмму от Карла Берга и еще более странное молчание Тэда…

В свободное время, которого здесь оказалось слишком много, Арцеулов забегал в библиотеки: и в симферопольскую городскую, и в знаменитую севастопольскую, основанную адмиралом Лазаревым. Там он нашел немало статей Семирадского, несколько публикаций Семена Богораза и массу работ, напечатанных Бергами – Карлом и Федором, отцом Наташи. Были и Наташины статьи, но прочитать их, равно как и все прочие, Ростислав так и не смог. Физика и высшая математика – от этого он полностью отвык за фронтовые годы. Перелистав «Известия Императорской Академии Наук», Арцеулов нашел статью Родиона Геннадиевича, который оказался на простым учителем, а почетным доктором Стокгольмского университета. Ростислав решил ее основательно проштудировать, но не успел. Барон отправил его под Александровск, где Дроздовская дивизия насмерть схватилась с 13-й армией бывшего поручика Уборевича.

…День клонился к закату, но грохот канонады не стихал. Арцеулов то и дело поглядывал на Тургула – лицо Антошки оставалось невозмутимым, даже веселым, но глаза выдавали скрытое беспокойство. Что-то складывалось не так. Ростислав видел, что генерал сам готов немедленно мчаться в Александровск, где сражались его «дрозды».

Было уже около семи, когда адъютант позвал Тургула к телефону. Антошка отсутствовал долго, а вернувшись, бросил уже без всякой улыбки:

– Сглазил! Нас вышибли из центра и гонят дальше. Я послал туда полк Колтышева… Слушай, у Барона есть сведения о красных резервах?

– К Александровску идет 2-я Конная Миронова…

– Эти далеко. Объявилась свежая красная дивизия. Там, оказывается, есть ударный полк – 256-й имени Парижской Коммуны. Они опрокинули наш Первый Офицерский, представляешь?

– Ого! – Арцеулов покачал головой. – А кто командир?

– Какой-то Косухин. Говорят, бывший офицер. Вот бы кого достать!..

Тургул скрипнул зубами. Офицеров, служивших у красных, здесь в плен не брали…

…Арцеулов вновь вскинул бинокль, хотя рассмотреть хоть что-нибудь в дымящемся мареве было невозможно. Интересно, есть ли у краснопузого Степы родственники-офицеры, кроме брата? Впрочем, Степина фамилия не из редких, в отличие от его собственной. Да и то на всю Таврию гремело имя красного летчика Константина Арцеулова, что стало предметом частых язвительных шуточек сослуживцев Ростислава.

Еще полчаса прошло в молчании. Подполковник знал, что Тургул отправил в бой всех, кроме начштаба, которого в атаку посылать не принято, и его самого. В Александровске наступал момент, когда судьбу сражения могла решить свежая рота. Но к красным спешили резервы, а у Тургула оставался лишь один батальон – Особый Офицерский.

Адъютант вновь что-то доложил Тургулу, тот кивком отпустил его, минуту подумал и повернулся к Арцеулову:

– Нас прижали к южной окраине. Колтышев ранен, Володю Манштейна отрезали, он где-то в центре. Я вывожу батальон…

– Антон, разреши! – дернулся Арцеулов.

– Слава, ты же знаешь!..

– Ваше превосходительство! – Ростислав стал по стойке «смирно». – Даю слово офицера, что вышибу красных и продержусь в городе до рассвета!

– Господин подполковник, – грустно улыбнулся Тургул, – этого мало. Надо продержаться до десяти утра. На подходе бригада Морозова. Но к ним идет Вторая Конная…

– Я понял. Разреши!..

Тургул секунду подумал:

– С Богом, Ростислав. Вышиби этого Косухина! Далеко не забирайся, в центре много каменных зданий – зацепись за них…

– Так точно! – Арцеулов подбросил руку к козырьку и зло улыбнулся. Он не знал, доживет ли до рассвета, но в любом случае Степиному однофамильцу придется туго.

На южную окраину батальон ворвался без выстрелов. Кололи штыками – «дрозды» из Особого батальона были сплошь ветераны, еще с Ясского похода. Красные, уже уверенные в победе, дрогнули и покатились по горящим улицам к центру. «Дрозды» атаковали молча, экономя патроны и не давая врагу опомниться. Арцеулов шел впереди батальона с потухшей папиросой в зубах и трехлинейкой наперевес. Фуражку еще в начале боя сбила пуля. Ростислав не стал ее искать, радуясь, что вечерняя прохлада овевает разгоряченную голову. Наконец-то он воевал – и это был горький праздник, поминки по тем, кого Арцеулов оставил в далекой Сибири и здесь – от Одессы до излучины Дона.

Центр горел, но в нескольких массивных кирпичных зданиях красные все же сумели удержаться. В упор ударили пулеметы. Арцеулов помянул большой Петровский загиб, выплюнул окурок и бросил «дроздов» к ближайшему из домов – огромному, с толстенными стенами, похожему на старинный купеческий склад. Один пулемет удалось «погасить», и «дрозды» ворвались внутрь. Арцеулов оказался в большом помещении, где валялись несколько трупов и брошенные винтовки, но дальше ходу не было. Внутренняя дверь простреливалась: красные успели поставить еще один пулемет, а в маленькое окошко, больше похожее на крысиный лаз, нельзя было просунуть даже гранату.

Ростислав решил не лезть на рожон и отправил роту в обход. Вскоре ему доложили, что склад удалось окружить, но дальше красные не пускали. Арцеулов, послав донесение Антошке, приказал закрепляться. Сам он решил оставаться на складе. В случае артобстрела здесь безопаснее, а к красному соседству было не привыкать. Напротив внутренней двери поставили «гочкис», раненых унесли в тыл, и наступил момент для первого перекура.

В помещении склада вместе с Арцеуловым расположились десятка два офицеров. Ростислав достал папиросы, подавая пример. Вспомнилось, что точно так же в коротком промежутке между боями они перекуривали на окраине Екатеринодара. Папиросами угощал генерал Марков – они у него не переводились, к радости страдающих без табака «добровольцев».

– Господа, огоньку не найдется?

Вопрос повис в воздухе. Курильщики растерянно похлопывали себя по карманам, но – редкая вещь – ни у кого не оказалось ни спичек, ни зажигалки. Ростислав с сожалением вспомнил, что отдал свой коробок Тургулу.

– У красных попросить, что ли?

Нелепое предложение вызвало смех, но затем один из офицеров – молодой поручик с солдатским «Георгием» на груди, осторожно подошел к слуховому окошку, подмигнул остальным и прокричал:

– Эй, краснопузые! Спичек не будет?

– А повежливее можно? – донеслось в ответ. Поручик удивился, но, подумав, предпринял новую попытку:

– Господа красноармейцы! Не соблаговолите ли одолжить спички? Взываем к солидарности курильщиков!

На этот раз засмеялись за стеной. Легкий стук – коробок упал на пол, к нему тут же потянулись нетерпеливые руки. Красные не оплошали – по яркой наклейке кто-то успел сделать карандашную надпись: «Травитесь, беляки!»

– Вернуть не забудьте! – донеслось из-за стены. После того как сизый дым пополз под потолок, Арцеулов лично переправил надпись, заменив «беляки» на «товарищи», и отправил спички обратно, не забыв прибавить: «Сэнк ю».

– Дон'т менш ит! – послышалось в ответ.

– Ого! – офицеры стали переглядываться. Да, красные уже были не те, что в 18-м!

– Эй, краснопузые, откуда будете?

Ответа не ждали, но из-за стены прозвучало твердо и веско:

– 256-й имени Парижской Коммуны!

Кто-то присвистнул. Значит, здесь те, кто разбил Первый Офицерский! Лица недобро улыбались – если бы не кирпичная стена и не пулемет у прохода, тамошним курильщикам пришлось бы не сладко.

– А где ваш Косухин? – красного командира за эти сутки уже успели дружно возненавидеть.

– А на что он вам? В плен собрались, недобитые?

Там, за стеной, хорошего настроения явно не теряли.

– Да нам поговорить бы…

Офицеры стали перешептываться. Граната в окошко не пролазит, но можно просто пальнуть из винтовки…

Невидимые собеседники замолчали. Настала тишина, лишь где-то далеко, за несколько улиц, шла ленивая перестрелка.

– Ну я Косухин! – голос прозвучал спокойно, с явной насмешкой: – Чего надо, чердынь-калуга?

Ростислав похолодел. Разведка ошиблась: командир 256-го – не из бывших офицеров… Он жестом остановил собиравшихся высказаться на полную катушку «дроздов» и осторожно подошел к окошку.

– Степан?

За стеной молчали. Арцеулов хотел уже уйти и все забыть, но внезапно вновь послышался знакомый голос:

– Че, Ростислав, никак ты? Еще не расстреляли?

Тон и слова были под стать обстановке, но Арцеулову почему-то показалось, что где-то самым краешком в голосе Степы прозвучала радость. Из холода Ростислава бросило в жар.

– Сдавайся, краснопузый! – крикнул он первое, что пришло на ум, просто желая еще на минуту затянуть разговор. – Мы вас окружили!

– Это кто кого окружил, чердынь-калуга! – Степа засмеялся как можно обиднее. – Ладно, возьму тебя в плен – поговорим!

Ростислав отошел в сторону. Сердце бешено билось, в голове появилась знакомая слабость. Значит, они все-таки встретились! Господи, как нелепо…

– Вы его знаете, господин подполковник? – в тоне спрашивающего прозвучало уважение и одновременно страх, словно Арцеулов был знаком не с красным командиром, а с самим Вельзевулом.

– Немного, – Арцеулов отвечал, даже не думая. – Довелось…

Арцеулов заставил себя думать о другом. Красные не просто перекуривают. У них тоже приказ; и едва ли красноармейцы 256-го намерены всю ночь мирно отдыхать. Ростислав приказал батальону готовиться к бою. И вовремя.

Красные атаковали как только стемнело. «Дрозды» отбились, чуть было не захватили весь центр, но к врагу подошла подмога, и теперь уж дроздовцам пришлось туго. Спасали выучка, многолетний опыт, а также то, что Арцеулов до последнего момента держал в резерве два свежих взвода. Когда краснопузые уже валили по главной улице, разрезая батальон надвое, подполковник бросил офицеров в штыки – и бойцы полка имени Парижской Коммуны вновь отступили.

К полуночи стрельба стихла. Тургул прислал с вестовым записку, сообщая, что бригада Морозова на подходе и будет в Александровске еще до рассвета.

В помещении склада все оставалось без перемен. Правда, никто уже не думал переговариваться – и те, и другие смертельно устали. Когда часы показали половину второго, Арцеулов разрешил «дроздам» поспать, естественно, посменно, выставив караулы. Красные молчали. Оставалось ждать, кто подоспеет первым – командарм Миронов или командир Донской бригады Морозов.

…Арцеулову не спалось. Маленькое окошко притягивало. Ростислав представил, что там, за стеной, комполка Косухин тоже не спит. Подполковник быстро оглянулся и, осторожно перешагивая через спящих, подошел к черному отверстию. Он хотел окликнуть Степу, но внезапно сам услыхал негромкое:

– Ростислав, эй! Ты там?

– Здесь!

Кровь застучала в висках, хотя, казалось, волноваться нечего. Встретились бывшие приятели – нынешние враги. Такое бывало, и не раз, и не два…

– Я тебя третий раз выкликаю, чердынь-калуга! Спишь, что ли, капитан?

– Подполковник! – Арцеулов невольно усмехнулся.

– Все одно, я тебя главнее… Ну че, беляк, тебя твои не тронули?

– Неделю продержали, – вновь улыбнулся Ростислав. – Чуть за шпионаж не расстреляли.

– Ага! Меня тоже. Своим рассказал?

– Нет!

…Арцеулов не стал рассказывать Врангелю ни о «Мономахе», ни о тибетском монастыре. Что-то удержало. Да и под крымским небом его история выглядела слишком невероятной…

– И я тоже, стало быть… Ладно, от Валюженича письмо получил?

– Нет, – Ростислав забеспокоился. – Степан, что было в Париже? Вы встретили брата?

– Потом… Тэд напишет… В том перстне, ну, который… Две змейки, точно?

– Д-да… Но почему…

– Все, бывай, кадет! Скажи своим, чтоб мотали отсюда – щас двинем…

«Щас двинем»! Раздумывать не приходилось. Арцеулов отскочил от черного окошка и оглянулся. Офицеры спали, даже пулеметный расчет сморило: несколько часов боя прошли недаром.

– Тревога!

«Дроздов» не требовалось предупреждать дважды. Несколько секунд – и все были на ногах.

За стеной было тихо, но Ростислав знал, что порою означает такая тишина. Он жестом он указал на выход. В глазах офицеров мелькнуло удивление, но дисциплина превозмогла – один за другим «дрозды», стараясь не шуметь, выскочили на улицу. Арцеулов уходил последним. Он уже стоял в проходе, когда из внутренней двери вылетело что-то темное, тяжелое…

Ростислав успел отскочить и прижаться к стене. Взрыв потряс здание. Опоздай они на минуту, и связка гранат, заботливо припасенная красными на подобный случай, разнесла бы всех в клочья.

– К бою!

Вокруг уже гремело, на улице слышалось гудение моторов, а откуда-то издали доносилось еле слышное конское ржание. Авангард Второй Конной Миронова ворвался в город.

«Дроздов» выручила ночь, а также узкие, загроможденные битым камнем улицы. Красные не могли развернуться, и Арцеулов смог продержаться еще полчаса. Первый броневик подбили сразу, и стальная туша закупорила проход. Ростислав уже подумывал о контратаке, когда внезапно стрельба раздалась со всех сторон – из соседних улиц, сзади, даже с крыш. 256-й полк взял батальон в кольцо.

«Дрозды» заняли круговую оборону, огрызаясь из нескольких пулеметов. Сам Арцеулов с трофейным «льюисом» устроился на первом этаже горящего дома, решив никуда не уходить. В конце концов, в городе было ничуть не опаснее, чем в степи, где уже гуляют сабли мироновцев…

Под утро стрельба немного стихла. К батальону Арцеулова пробились остатки Первого Офицерского во главе с заместителем Тургула – одноруким Володей Манштейном. Тот, в запарке боя не узнав Ростислава, именовал его отчего-то «капитаном» и приказал держаться. Приказ был лишним – иного выхода просто не было.

Морозовцы ворвались в город в половине восьмого. Весы вновь заколебались, но уже через час с юга донеслась стрельба – к Александровску шла лучшая дивизия Русской армии – Корниловская…

Арцеулов оставался в городе. Когда 256-й полк, отстреливаясь и огрызаясь, отступил, он не выдержал и заглянул туда, где провел вечер. Взрыв разворотил все. Кирпичные стены змеились трещинами, чей-то забытый котелок расплющило и превратило осколками в сито. Ростислав покачал головой: в эту ночь смерть еще раз прошла мимо. Арцеулову внезапно почувствовал стыд. Он не желал подобного подарка. Тем более от проклятого краснопузого – потомственного дворянина Степы…

Тургул долго качал головой, грозил санаторием, а затем пожал руку, заявив, что составит особый рапорт, дабы Ростиславу дали наконец полковника, и разные нижние чины перестали бы путать звания. Присутствующий при этом Манштейн, узнавший наконец Арцеулова, то и дело порывался извиняться, но Тургул лишь зловеще похохатывал.

Ростислав упросил Антошку никому не сообщать о его участии в бою, опасаясь, что Барон вообще перестанет пускать на фронт. Слухи о случившемся в Александровске уже дошли до Тургула. Он несколько раз с интересом взглянул на приятеля, а затем, как бы случайно, поинтересовался, как прошла встреча с красным командиром Косухином.

– Поговорили, – лаконично бросил Ростислав.

– Так он из офицеров?

– Нет, – чуть помолчав, ответил Арцеулов. – Он слесарь.

…Врангеля он нашел в Джанкое. Главнокомандующий выслушал Арцеулова и ничего не сказал. Радоваться было нечему: Александровск взят, но дальше ни Тургулу, ни корниловцам продвинуться не удалось. Фронт замер.

Арцеулов хотел попроситься к Слащеву под Мелитополь, где тоже было жарко, но почему-то не решился. Что-то сломалось в душе. Краснопузый Косухин сыграл не по правилам. Между боями враги, случалось, разговаривали, но предупреждать об атаке было нельзя, просто невозможно. В апреле 19-го Косухин уже выручил его, но на реке Белой он лишь поделился водой с умирающим. Теперь же…

Барон велел ехать в Севастополь и ждать дальнейших распоряжений. Только тут Ростислав решился возразить и попроситься на передовую, но Врангель был непреклонен. В глазах командующего Арцеулов прочитал сочувствие к тяжелобольному, и ему стало не просто стыдно, а еще и невыносимо плохо.

…Уже в поезде, ночью, когда сон не шел и он курил папиросу за папиросой в холодном гремящем тамбуре, Ростиславу вспомнилось давнее позабытое правило. Врага отпускали, взяв с него слово больше не воевать. Никакого слова он Степану, естественно, не давал, но принял его условия, послушав совета и не оставшись на верную смерть среди выщербленных осколками стен…

В Севастополе Ростислава ждало письмо от Тэда. Оно было напечатано на машинке, вдобавок Валюженич дописал еще пару страниц своим чудовищным почерком. К счастью, послание оказалось на английском, и Арцеулову не пришлось продираться сквозь дебри польско-русско-американского воляпюка.

Ростислав прочитал письмо дважды, полюбовался аккуратно вычерченными схемами церкви святого Иринея и дома Карла Берга, а также присланной фотографией: улыбающийся Тэд и хмурый Степа на фоне Версальских фонтанов. Потом он долго курил, стараясь привести нахлынувшие мысли в относительный порядок. Ростислав наконец-то понял, что не давало ему покоя с первой же минуты приезда в Крым. Он ошибся. Это была не его война. Ему незачем воевать со Степаном Косухиным…

Оставалось два выхода. Первый – немедленно подать в отставку и ехать в Париж. Второй – оставаться здесь и ждать: то ли случайной пули, то ли подсказки…

В этот вечер он долго гулял по севастопольским улицам. Город поражал – здесь почти ничего не напоминало о войне. Лощеные тыловики прогуливали дам по Большой Морской и Историческому бульвару, посещали рестораны, где за ужин выкладывали сумму, равную месячному офицерскому окладу. Севастополь гулял, веселился и даже пускал фейерверки.

Когда стемнело, Арцеулов завернул в небольшой ресторан неподалеку от Графской пристани. Деньги имелись – жалование он почти не тратил, к тому же контрразведка после нескольких напоминаний вернула конфискованные фунты. Ростиславу повезло, его усадили за спрятанный в углу столик, откуда не было видно зала, и даже визгливый шум оркестра доносился не так явственно. Официант, скользнув наметанным взглядом по посетителю, извернулся и принес бутылку довоенной «Смирновской». Пить Арцеулову строго запрещалось, но в этот вечер настроение было настолько мерзким, что он пренебрег наказом эскулапов. Хмель не брал – привычные фронтовые нормы были куда круче.

Ресторан гудел, гоготал, вопил. Осипшая дива пела про шарабан-американку под неумолчный звон тарелок и рюмок. Арцеулов затосковал и внезапно подумал, что Степан все-таки – изрядная сволочь. Когда бы не он, все бы уже кончилось. А еще лучше, если б красный командир Косухин пристрелил его на берегу Белой. Тогда умирать было легче…

– Не думай об этом, брат-вояк! – знакомый голос прозвучал неожиданно. – Там для таких, как мы, тоже нет покоя…

Чешский подпоручик сидел за столом, держа в руке пустой прозрачный бокал. Лицо его было таким же, как и раньше, – спокойным, приветливым, и так же странно смотрели пустые неживые глаза. Даже шинель оставалась прежней – зеленой, поношенной. Сейчас, вблизи, можно было заметить несколько сквозных прожженных дыр: на боку, на животе и одну, самую большую – напротив сердца…

– Здравствуйте, поручик!

Страха не было. Неожиданная встреча внезапно показалась желанной.

– Подпоручик, – чех улыбнулся. – Поручиком я так и не стал, брат-вояк.

…В Сибири и даже позже, после Челкеля, Ростислав мог еще сомневаться, то теперь знал, с кем имеет дело. Непонятно лишь – почему. Ведь никогда прежде не встречался с этим улыбчивым парнем!

– Надо отдавать долги, – чех аккуратно поставил на скатерть пустой бокал. – Я тебе должен, Ростислав. Не думай об этом, брат-вояк. Если хочешь поговорить, то тебя ждут.

– Где? – Арцеулов весь сжался, боясь поверить. Значит, о нем вспомнили!

– Возле Албата, немного южнее, есть деревня. Неподалеку от нее – пещерный город. Тебя будут ждать послезавтра, перед заходом солнца. Будь осторожен, брат-вояк, ждать будут не только друзья… Прощай!..

Чех кивнул, встал и не спеша направился к выходу. Никто, казалось, не замечал неожиданного посетителя, но, странное дело, люди расступались, испуганно оглядывались, словно в жаркую летнюю ночь внезапно повеяло могильным холодом. Музыка смолкла. Оркестранты замерли, не решаясь взяться за инструменты. Чех спокойно прошел к выходу, оглянулся и помахал Ростиславу рукой…

Арцеулов улыбнулся. Молодой чех, так и не успевший получить нашивки поручика, тоже не любил тыловых крыс.

Глава 6. Приказ

До Албата Арцеулов добрался спокойно. Поезд довез до Сюрени, а там удалось подсесть на попутную татарскую арбу. Но, уже подъезжая к селу, Ростислав понял, что везение кончилось. Возле околицы его остановил патруль. Старший унтер, не слушая объяснений, направил Ростислава к какому-то «начальству».

«Начальством» оказался немолодой хмурый полковник, которого Арцеулов несколько раз встречал в штабе Барона. Он носил странную фамилию Выграну и руководил особым отрядом по борьбе с повстанцами. Удостоверение, подписанное Врангелем, тут же уладило вопрос о лояльности неожиданного гостя, но пропустить Арцеулова Выграну решительно отказался. Пути вперед не было – особый отряд ловил капитана Макарова.

Павел Васильевич Макаров, бывший офицер Феодосийского полка, был тем самым давним знакомым Арцеулова, сослаться на которого помешала чистая – и счастливая – случайность. Признайся он в контрразведке, что знает Макарова, дело могло обернуться так вовсе скверно, что и Тургул не помог бы. Пашка Макаров, которого Ростислав помнил как отчаянного сплетника, выпивоху и картежника, был арестован за шпионаж, бежал из тюрьмы и перекинулся к «зеленым», возглавив одну из самых опасных банд.

Выграну резонно заметил, что в лапы повстанцев спешить не стоит. Как раз вчера «зеленые» спустились с гор, оседлав южную дорогу – ту, которая и нужна Ростиславу.

Вспомнилось предупреждение чеха. Да, его ждут не только друзья…

…Полковник предложил «господину чрезвычайному представителю Ставки» – несуществующий титул подкреплялся самым язвительным тоном – принять участие в атаке на село. Буде таковая удастся, штабной подполковник может отправляться дальше один. Под собственную, естественно, ответственность.

Выбирать не приходилось.

В село ворвались с налету – с криком, гиканьем и даже с надрывным «Ура», переполошившим одуревших от зноя собак. Испуганные татары выглядывали из-за калиток. Ни Макарова, ни его людей нигде не было. Какие-то неизвестные в форме приезжали за продуктами прошлой ночью – вот и все, что удалось узнать. Арцеулов мысленно посмеялся над бдительным полковником, но Выграну оставался невозмутим. Солдаты окружили село и начали обыск. Внезапно возле одного из домов послышалась пальба. Опытное ухо уловило: били из «гочкиса».

…Им достались трупы – двое в военной форме, старой, явно с чужого плеча, а также винтовки, пулемет и полдесятка ручных бомб. Арцеулов понял – шутки кончились. «Зеленые» не были фантазией перепуганного штаба. Но отступать было поздно.

Он вышел из села в шесть вечера, рассчитывая добраться до пещерного города засветло, прихватив для верности одну из трофейных винтовок. На Ростислава смотрели странно: так глядят на сумасшедших – или на покойников.

Нужная тропа отыскалась быстро – помогла взятая в штабе карта. Вокруг было тихо и спокойно. Невысокие деревья с маленькими жесткими листьями словно скорчились от невыносимой жары; над пеленой леса молчаливо вздымались серые неприступные вершины. Но в дорожной пыли то и дело встречались отпечатки сапог, несколько раз попадались пустые гильзы, а однажды под ногами оказалась полная обойма от мосинской трехлинейки. «Зеленые» были где-то рядом.

…Врагов выдала тень: черная, выросшая в эти предзакатные часы, она лежала поперек тропы. Ростислав оглянулся. Сзади была спокойно, был шанс отступить, но уходить еще опаснее: тропинка шла ровно, первый же случайный взгляд обнаружил бы беглеца. Оставалось одно – нырнуть прямо в негустой крымский лес.

Теперь Ростислав шел осторожно, стараясь не задеть тонкие хрупкие ветки. Любой звук мог выдать, приходилось ступать мягко, на носок. Его расчет был прост – обойти засаду лесом и вновь вернуться на тропу. Несколько раз до Арцеулова доносились чужие голоса. Дозорные спокойно переговаривались, и подполковник подумал, что имеет дело с необстрелянной шайкой – иначе бы не оплошали с тенью!

Впереди мелькнул просвет. Арцеулов опустился на землю, стараясь не хрустнуть случайной веткой. Перед ним была поляна – небольшая, прилепившаяся к склону высокой горы. Горел костер. Пламя лизало большой черный котел, вокруг сгрудились десятка два небритых оборванцев, чуть дальше темнели силуэты спрятанных за деревьями лошадей, неподалеку, в аккуратной пирамиде, стояли винтовки.

В первую секунду Ростислав почувствовал вполне понятный испуг, затем – раздражение, и наконец – злость. Этих грабителей и дезертиров не стоило бояться. Будь у него хотя бы десяток дроздовцев, он показал бы Пашке Макарову! Особенно взбесили подполковника винтовки. Проголодавшиеся разбойники оставили их в пирамиде, воображая, что поступают по уставу! Повезло же им, что Арцеулов здесь не по их душу!..

Оставалось повернуть обратно, пройти лесом полсотни метров и вновь выйти на тропу. Ростислав презрительно усмехнулся, но внезапно замер.

На поляне появились еще трое. При виде их компания у костра смолкла. Один из оборванцев подскочил к пришедшим, что-то зашептал. Его выслушали, после чего все, не сказав ни слова, разошлись в разные стороны.

Тут уж не пахло дилетантизмом. Арцеулову вдруг подумалось, что компания болванов у костра – лишь прикрытие, нехитрая обманка. Настоящая засада не здесь…

Один из гостей прошел совсем близко, направляясь как раз туда, куда собирался Ростислав – по тропе вправо. Арцеулов затаил дыхание, стараясь получше рассмотреть врага. Аккуратная форма, странный нарукавный знак, фуражка… Шедший внезапно остановился, повернул голову – и Ростислава обдало холодом. На фуражке не было привычной красной пентаграммы, там голубел свернувшийся паучок – эмалевая свастика.

Арцеулов подождал, покуда стихнут легкие шаги и только тогда перевел дыхание. Его предупреждали не зря…

Ростислав отошел вглубь леса. Сердце лихорадочно билось, ладони, сжимавшие винтовку, скользили от пота. Внезапно над головой пронеслась тень. Арцеулов присел, вскинув оружие, но тут же облегченно вздохнул. Птица – необычно большой для здешних гор орел. Наверное, вылетел в поисках добычи, чуя приближающуюся ночь.

Тень исчезла, затем появилась вновь. Птица кружила совсем низко, задевая крыльями верхушки деревьев. И Ростислав вдруг понял, что это тоже – неспроста. Орел искал его, нашел и теперь не улетал, словно желая о чем сообщить.

Арцеулов вспомнил – орел был похож… Да, он чем-то напоминал изображение на барельефе в пещере у Челкеля! Ростислав решился. Осторожно оглянувшись, он сделал первый шаг туда, куда вел его странный посланец. Идти приходилось медленно, стараясь не шуметь. Орел, словно понимая, то возвращался, показывая, что не бросает человека, то вновь, медленно покачивая крыльями, уносился на юг, обозначая направление. Лес становился все гуще. Ветки уже успели в нескольких местах порвать плотную ткань кителя, на лице кровили свежие царапины, но Ростислав упорно пробирался дальше. Мелькнула и сгинула нелепая мысль о ловушке и тут же пропала. Какая уж тут ловушка? Достаточно было просто перекрыть тропу…

И тут в лицо пахнуло свежим ветром. Арцеулов, отодвинув колючие ветки какого-то особо навязчивого куста, выглянул и понял, что лес кончился. Перед ним был каменистый склон, вверх по которому вилась еле заметная козья тропа. Орел вновь снизился, а затем резко взмыл вверх…

Взбираться было легко. В затылок не целились винтовки, под ногами не скользил тибетский лед. Первые несколько десятков метров тропа шла круто, затем перевалила через гребень, и Ростислав невольно остановился. Прямо над ним чернели вырубленные в скале окна, вверх вели каменные ступени. Пещерный город… Ростислав вспомнил название: Тэпе-Кале – Замок Вершины.

Солнце уже скрылось за горой. Тропа кончилась, под ногами скрипели старой пылью каменные ступени, из темного отверстия дверного проема несло сыростью и тленом. Арцеулов оглянулся на потемневшие в сумерках кроны деревьев, на блеснувшую вдали у самого горизонта серебристую полоску моря и шагнул за порог.

…Из вырубленных в камне окон падал рассеянный закатный свет. Влево и вправо уходили узкие галереи, а впереди было то, что когда-то служило храмом или часовней: алтарная ниша, черные неглубокие провалы на месте древних могил, остатки фресок… Что-то знакомое бросилось в глаза: рядом с алтарем был когда-то изображен всадник. Время и люди не пощадили фреску, но можно было разглядеть белую масть коня и руку человека, поднятую к небу. Это могло быть совпадением, но рука невольно потянулась к полевой сумке, где, аккуратно замотанный в ткань, лежал эвэр-бурэ – подарок командира Джора…

– Сейчас он не понадобится, Ростислав…

Знакомый голос, говорил на неизвестном, но понятном языке. Старик сидел рядом с алтарем, пристроившись на чем-то, напоминающем старый коврик.

– Здравствуйте…

– Мир вам, Ростислав. Хорошо, что вы были сегодня осторожны…

– Те, внизу, искали именно меня? – понял Арцеулов. – А орел?..

Легкая улыбка мелькнула по обожженному солнцем морщинистому лицу:

– Значит, вы его все-таки увидели?

Ростислав уложил плащ-палатку на камень и присел, не зная что сказать. Старик тоже молчал, затем на его лице вновь мелькнула улыбка:

– Если не знаешь, как начать, начинай сначала!..

– Пожалуй, – выдохнул Арцеулов. – Понимаете… Я в трудном… нелепом положении…

– Нет, Ростислав. Просто вам приходится начинать все сначала…

Значит, это не шутка! Но почему сначала?

– Ваш путь должен был кончиться в пещере возле Челкеля, но вы попросили отсрочки.

Подполковник кивнул – правда. Он хотел помочь Наташе Берг и вернуться в Россию…

– Ваш последний бой уже позади, Ростислав!

Арцеулов понял. Там, в горящем Александровске, и ждало его неизбежное. Он так и хотел: встретить смерть в бою, среди товарищей, чтобы в лицо ударил огонь случайной гранаты – или целой связки, брошенной из темного прохода…

– И этот путь вы прошли до конца, – тихо сказал старик. – Ваша война закончена.

– Но… я ведь жив!

Морщинистое лицо вновь прорезала усмешка. Смех не был злым, скорее сочувственным.

– Вашу судьбу изменил тот, кто имел на это право.

– Кто?! – удивился Ростислав. – Тот, кто послал вас сюда?

Старик покачал головой:

– Не ищите так далеко…

Арцеулов не понял. Где искать? Не чумазый же Степка Косухин вершит людские судьбы! Спасибо ему, конечно – предупредил, спас, но ведь это просто случайность!

– Он имел право, – повторил старик. – Ему многое позволено, ибо платить придется дорого…

– О чем вы? О ком?

Ответа не было. Арцеулов постарался забыть о недобитом большевике, который так нагло влез в его жизнь. Имеет право, значит? Ну и пусть его!..

– Я хотел бы что-то сделать сам. Помочь вам…

– Мы не нуждаемся в помощи. В помощи нуждаетесь вы сами. Но я понял, Ростислав. Значит, вы снова хотите воевать? С кем?

Ответ пришел сразу. В последнее время об этом думалось часто.

– Красных я ненавижу, но еще больше ненавижу тех, с голубыми свастиками. Красные… Не в них сейчас дело. Мне хочется узнать, что и кто стоит за этим? Почему все это началось? Там, в Шекар-Гомпе…

Он не стал договаривать – слов не хватало. Старик немного подождал, вздохнул:

– Я понял. Твой друг рассудил так же – но сделал это раньше. Он уже выбрал свой путь…

Ростислав невольно скривился. Выходит, правда! Краснопузый с его четырьмя классами и здесь сообразил первым!

– Подумайте. Вам тоже придется идти до конца. Вы разучились бояться смерти, но есть вещи страшнее. Жертвуют не только жизнью…

Что-то жуткое, надчеловеческое было в этих словах. Чем еще можно пожертвовать? Надеждой на спасение? Собственной душой? Нет, они не имеют права!..

…И тут откуда-то из глубины памяти всплыли слова о тех, кто не побоится погубить душу. Тот, Кто приходил на землю, не зря упомянул об этом…

– Я согласен, – вздохнул он.

– А что вы хотите взамен? За все полагается воздаяние – и за дурное, и за доброе…

– Этому не обучен, – усмешка вышла горькой. – Не привык торговаться… А что, господин Косухин уже запросил свое?

– Да… – ответ прозвучал ровно и холодно.

Ростиславу стало любопытно. Интересно, на чем сторговались с краснопузым? За мешок с воблой? За вагон червонцев для большевистского казначейства? Или… за «Мономах», начиненный тротилом? Старик прав: все имеет цену, иначе они, белые, были бы просто клубом самоубийц. Их цена высока – спасение России. За это он тоже готов заплатить – всем…

И тут вспомнилось услышанное от монахов в оранжевых балахонах. Огонь Арджуны! Оружие победы, спрятанное в подземельях Шекар-Гомпа! Он сожжет Большевизию. Дотла! Не останется даже бродячих собак, чтобы выть на развалинах Смольного…

Ростислав ничего не успел сказать. Его взгляд встретился с глазами старика, и Арцеулову стало страшно. Большевики превратили Россию в развалины. Он готов сжечь то, что еще уцелело…

– Я… – короткое слово выговорилось с трудом. – Мне ничего не надо. Я лишь хочу все узнать, пусть перед смертью, за миг – но узнать. Ведь если смогу я, то смогут и другие…

Старик задумался, помолчал.

– Хорошо. Вы все поймете, Ростислав…

– Жду распоряжений…

Самое трудное было позади, оставалось привычное – ожидать приказа.

– Да, конечно, – бледные губы вновь улыбнулись. – Вы лишь воин, вам нужно указать путь. Пусть будет так…

Он заговорил медленно, нараспев, словно не отдавал приказ, а читал древнее заклинание:

– Рука вождя укажет путь, рассказ друга – место. Старый дом, хранящий мудрость… Полнолуние – в полночь тень передаст тайну. Одному не унести, половину спасет спасший тебя. Зови его ночью – он придет. Вокруг смерть, подарок выручит и защитит. Воспользуйся тайной или храни ее для того, кто сделает это вместо тебя…

Память у Арцеулова была отменной. Правда, он привык получать приказы иного рода, но выслушал странные слова с невозмутимым видом и без запинки повторил, пока еще не вдумываясь в смысл.

– У вас будет все время взвесить и понять, – кивнул старик. – Сейчас ночь, оставайтесь здесь, утром опасность отступит. Мы не увидимся больше. Прощайте…

Последние слова прозвучали еле слышно. Темнота уже затопила мертвый город, и, когда Арцеулов щелкнул зажигалкой, то понял, что остался один.

Страницы: «« ... 2930313233343536 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Остроумная фантазия на тему скандинавской мифологии. История о том, как один из обитателей Вальхалл...
Книга «100 великих военных тайн» ни в коем случае не претендует на роль энциклопедии по истории войн...
Смешная, загадочная и немного страшная история о том, как всем известный город становится местом для...
«Одиннадцать тысяч человек идеально ровными рядами выстроились в зале. Волевые подбородки, широкие п...
«Я от того проснулся, что Рюг во сне тихонько завизжал. Вначале я вспотел, страх высыпал по коже озн...
Четыре долгих года Костян провел за колючей проволокой. У него было время подумать над своей жизнью,...