Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы Валентинов Андрей

– Скажешь!.. командировке… Ты же пропал в Галиции, под Рава-Русской! Из разведки не вернулся, чердынь-калуга!

– Ничего не понимаю! – полковник даже руками развел. – Как они могли?

– Обыкновенно, – отозвался Семирадский. – Обеспечение секретности, сударь мой! Не думал, правда, что дойдет до такого…

– Какой ужас! – сообразила Берг. – Значит, вашей семье сообщили, что вы погибли, господин полковник?

– Выходит, так… Но я же писал, мне сообщали, что мои письма доходят, даже приветы передавали… А я еще удивлялся, Степа, что ты мне не пишешь…

– Ага, на тот свет, – вздохнул Косухин. – Слушай, Николай, объясни мне, чего тут творится? Мне нужен полковник Лебедев, который золото увозит.

– Золото, молодой человек? – поразился Семирадский. – Похоже, вас в вашей чеке надули-с! Эка хватили!

– Лебедев – это я, Степа, – пояснил брат. – Так я значился в документах военного министерства.

– Так ты – Лебедев?!

Это открытие поразило Степу едва ли меньше, чем неожиданное появление сгинувшего брата.

– Ты?! Так значит, ты командуешь этим, чердынь-калуга, «Мономахом»!

– Ого, господин полковник! – заметил Арцеулов, входя в избу. – Все ваши тайны для краснопузых – секреты Полишинеля!

– Не понимаю, – пожал плечами Лебедев, – какое золото? Степан, «Владимир Мономах» – это научный проект!

– Ага, научный! – при виде белого гада Арцеулова Степа вновь почувствовал себя на боевом посту. – Видел я вашу науку, чердынь-калуга! Сколько ребят живьем сгорело… А я думал, Коля, что ты аэропланы испытывал!

– Я испытывал аэропланы, Степа. А насчет прочего… Наверно, пришло время нам объясниться.

Покуда ставили чай, Степа познакомился с остальными. Правда, Арцеулов не собирался подавать руки красному командиру, да тот и не стремился. Худосочный Семен Богораз не произвел на Косухина особого впечатления, а вот профессор понравился, несмотря на очевидную иронию, с которой тот воспринимал скромную Степину личность.

Руку Натальи Берг Косухин пожимал с явной боязнью. Больше всего ему хотелось немедленно извиниться перед девушкой, объяснив, что он не стал бы стрелять, но слова как-то не клеились.

– Ну, хорошо, – начал полковник, когда процедура знакомства была закончена. – Мы действительно заигрались с этими тайнами. Честное слово, мне неудобно перед вами, Ростислав Александрович! Но если бы вы знали, как все это обставлялось! Меня, как видите, даже переименовали…

– И даже похоронили, господин полковник, – вставил Арцеулов.

– Да… Степан, что тебе наплели о проекте «Мономах»?

– Наплели!.. – буркнул Степа. – Сказали, что генерал Ирман вместе с полковником Лебедевым увезли куда-то часть золотого запаса. И что у вас пароль, этот… «Рцы мыслете покой». Буквы славянские…

– Да, «рцы мыслете покой», – кивнул полковник. – Р.М.П. – Российская Междупланетная Программа. Исследование эфира с помощью ракет.

– Как? – поразился Арцеулов. – Вы хотите сказать, что в России пытались создать ракету для эфирных полетов?

– Отчего же пытались, батенька! – ответил вместо Лебедева профессор. – Создали. Называется эта ракета «Владимир Мономах», а господин Лебедев, – уж извините, Николай Иванович, буду называть вас по-старому, привык – один из первых ее испытателей.

– Да ты чего, Коля? – обалдело спросил Степа, до которого, наконец, стало что-то доходить. – На Луну летал, да?

– Нет, – улыбнулся старший. – На Луну не приходилось. Пока осваивали орбиту. Я летал вторым, в апреле 16-го. Первым был капитан Барятинский.

– Нет, давай по порядку, – попросил брат. – Чего-то круто выходит…

– Постараюсь, – кивнул полковник. – Глеб Иннокентьевич, если собьюсь, поправьте… Началось это, насколько я знаю, в начале 90-х по инициативе графа Витте.

– Ну, не Витте и не графа, – тут же вмешался Семирадский. – Идея принадлежала господину Менделееву, а Государю представлял проект тогдашний министр финансов Вышнеградский. Александр III сей проект благословил, и начались работы…

– Первый пуск был в мае 1909-го, – продолжал полковник. – Полет летчика-испытателя планировали на начало 13-го, к романовскому юбилею, но не успели. В начале 14-го, когда стали готовить отряд испытателей, я был туда направлен. Официально считалось, что я преподаю в Качинской авиашколе. Ну, а потом война… В марте 16-го был первый пуск с испытателем на борту. Проект решили рассекретить после победы…

– И сколько же вы были в эфире, господин полковник? – спросил Арцеулов, покуда Степа переваривал услышанное.

– Сутки… Признать, под конец стало кисло, – улыбнулся Лебедев. – Конечно, когда меня принимал Государь, я уверил его, что полет доставил мне исключительное удовольствие…

– Так ты чего, царя видел? – перебил Степа, которого это обстоятельство поразило почему-то больше всего.

– Представь себе… Мне был пожалован орден Александра Невского, так что мы с тобой, Степа, теперь наследственные дворяне. Поздравляю!

Косухин-младший не ответил. Это было уже чересчур.

– В семнадцатом наша группа распалась, – закончил рассказ полковник. – Не знаю, где сейчас Барятинский и все остальные…

– Мой дядя и еще кое-кто в Париже, – отозвалась Берг.

– Возможно, – кивнул Лебедев. – В мае 18-го Сибирское правительство начало собирать тех, кто остался в России. Работы возобновились, на январь 20-го мы готовили очередной старт. При адмирале программу стал курировать генерал Ирман. Мы должны были испытать новый корабль – «Владимир Мономах-2»…

– Теперь понятно, – рассудил Степа. – Золото это для таких, как я, выдумали… Для дурачков. А вот, как ее… ракета нам, значит и вправду понадобилась. Это же первое дело для войны! Оприходовать ее надо – ради нужд пролетариата.

– Молодой человек зрит в корень, – кивнул Семирадский. – Этого мы опасались с самого начала. Говорил я господину Менделееву, говорил!..

– Ракета может только одно – взлететь, – возразил старший брат. – Мы собираемся ее запустить, чтобы испытать новый корабль. Специально для этого полета господа Семирадский и Богораз подготовили уникальную аппаратуру. Мы должны были лететь втроем: Георгий, светлая ему память, ваш покорный слуга и еще некто, мне неведомый. Но зачем большевикам мешать запуску?

– Для порядку, – пояснил Степа. – Хозяйство ваше под контроль взять…

– А вот это невозможно, Степан. База эфирных полетов находится в Китае. Большевикам покуда до нее не добраться.

Косухин стал думать дальше. Пока все складывалось логично, включая даже то, о чем брат умолчал – об аэродроме на Сайхене. Вот, значит, куда они собирались лететь! Но почему товарищ Венцлав не сказал ему, посланцу Сиббюро ЦК, правды, если дело это – чисто научное?

– Не сходится, братан, – заявил он наконец. – Чего-то ты мне не рассказал!..

При этих словах бородатый профессор и худосочный молодой человек переглянулись. Лебедев же улыбнулся.

– Остальное увидишь сам, Степан. Ты поедешь с нами…

– Господин полковник! – Арцеулов вскочил, возмущенно глядя то на Лебедева, то на Степу. – Вы что, намереваетесь взять с собой…

– Намереваюсь, – перебил его Лебедев. – А у вас есть другие предложения?

– Да он вас ночью зарежет!

– Степан, вы нас зарежете? – улыбнулась Берг.

Степа смолчал и насупился. Резать, конечно, он никого не собирался. Важнее все узнать – и рассказать товарищам по пролетарской партии!

– Господин полковник! – Арцеулов подумал о том же. – Прошу меня простить, но вы рассекречиваете проект. Красные будут все знать! Если вы не собираетесь подвергать своего брата пожизненному заключению…

– Не собираюсь, – вновь улыбнулся полковник. – Я беру Степана с собой, чтобы он не замерз здесь один, и чтобы его сумасшедшие комиссары не помешали запуску. А если у большевиков будет желание, они вполне могут продолжить работу сами.

– Это было бы забавно, – заметил Семирадский. – Папуасы запускают эфирный корабль. Боюсь, его распилят на зажигалки…

– Или начинят тротилом, – кивнул Лебедев.

– Это кто еще здесь папуас! – не выдержал Степа. Так его еще не обзывали.

Между тем появился чай, и обстановка несколько разрядилась. Даже Степа оттаял и начал с интересом прислушиваться к очередным эскападам профессора, вспоминавшего о своем путешествии к дикарям Малаккского берега. Ему внимали с интересом все, кроме Семена Богораза, который равнодушно прихлебывал чай, думая о чем-то своем.

Арцеулов также слушал забавные россказни Семирадского, но внутренне оставался собран. Ситуация Ростиславу определенно не нравилась. Он понял, до чего его спутники далеки от происходящего в горящей, залитой кровью стране. Для них красный командир был неожиданным, но по-своему приятным гостем, а то, что по странному велению судьбы Косухин оказался братом полковника, еще более настраивало их на благодушный лад. Арцеулов думал иначе. Из короткого рассказа Степы он понял, с каким упорством и бесстрашием краснопузый искал их посреди заледенелой тайги. Арцеулов даже достал карту, попытавшись прикинуть маршрут младшего Косухина, после чего лишь покачал головой. Надо было здорово ненавидеть врагов, чтобы идти почти наугад по их следам в тридцатиградусный мороз. Таких людей Ростислав уважал, а если это был противник, уважал, ненавидел и опасался. А посему капитан дал себе слово не спускать с краснопузого глаз.

После чаю компания разошлась по углам. Степа присел на лавку и закрыл глаза – многодневная усталость давала о себе знать. Внезапно он почувствовал чье-то присутствие.

– Господин Косухин? – Наталья Берг незаметно для Степы успела подойти и присесть рядом. – Я вас ни от чего не отвлекла?

– Нет… это… не отвлекли, Наталья Федоровна, – растерялся Косухин, вовремя вспомнив имя-отчество девушки.

Берг рассмеялась.

– Степан, не подражайте нашим ученым мужам и не именуйте меня с «ичем»! Можно подумать, что я мадам Кюри, и мне по меньшей мере семьдесят лет!

Степан не знал, кто такая мадам Кюри, но смысл сказанного до него вполне дошел.

– Тогда вы это… и меня господином не дразните… Наталья…

– Нет, «Наталья» – плохо, – покачала головой девушка. – Прямо Карамзин какой-то! На «Натали» не претендую, зовите Наташей. А вам как больше нравится – Степа или Степан?

– А никак, – осмелел Косухин. – «Степа» – как-то обидно, а «Степан»… Ну чего, Разин я что ли?

– Тогда остановимся на «Косухине», – решила Берг. – Звучит очень современно. Итак, Косухин, как там моя кошка?

– При кухне кошка, – сообщил Степа, благоразумно умолчав, что кухня эта – тюремная.

– Рада за нее, – кивнула девушка. – Я должна извиниться перед вами…

– За что? – поразился Косухин.

– За Али-Эмете. Маскарад был нелеп, но, честное слово, в ЧК мне не хотелось. Еще повезло, что на квартиру налетели вы, а не ваш этот… Чудов. Он бы и Али-Эмете не помиловал!

Степа, вспомнив свой разговор с Провом Самсоновичем, вынужден был признать полную справедливость данного предположения.

– Вы меня тоже извините, Наташа. Я… Ну, в общем, я бы все равно не выстрелил…

– Я знаю, – серьезно ответила Берг, и Степа ей почему-то сразу поверил.

– Ага, – согласно кивнул он, желая закончить неприятный разговор. – Наташа, а вы тоже лететь собрались?

– К сожалению, нет. Я буду на земле, Косухин, хоть, видит Бог, с удовольствием променяла бы свое место в рубке на право быть рядом с вашим братом. Если бы вы видели «Мономаха»!..

– А какой он? – подхватил Степа. – И вообще, Наташа, расскажите мне… Ну… с самого начала.

– Постараюсь, – кивнула девушка. – Знать бы только, где это начало…

В эту ночь Арцеулов решил не спать. Верный «бульдог» он пристроил под рукой, а сам лег поближе к двери, чтобы Степа не смог добраться до его горла, как это сделал бы на его месте он сам.

Утро началось странно. Лошади неожиданно заупрямились, отказываясь сделать хотя бы шаг. Выехать смогли только через час – и то с немалым трудом. Семирадский лишь пожимал плечами, сетуя на потерю кучерской квалификации, но Степа задумался всерьез. «Волков чуют…» – решил он, но промолчал.

Ехали медленно. Лошади то и дело останавливались, пряли ушами и испуганно дергались из стороны в сторону, норовя опрокинуть сани, поэтому несмотря на все усилия к Орлику – последнему селу перед Сайхеном – добрались уже в глубоких сумерках. Прямо у околицы их встретил вооруженный патруль. Косухин и Арцеулов невольно переглянулись, рука капитана сама легла на затвор карабина, но трое бородачей с охотничьими ружьями, ничего не сказав, пропустили поздних гостей. Полковник пожал плечами, велев ехать к одному из домов в центре села.

Открыл им мужчина лет сорока, очень высокий, худой, с короткой, явно не крестьянской, бородкой. Да и по целым залежам книг, которыми была завалена изба, было ясно, что попали они в гости к человеку образованному.

– Он местный учитель, из ссыльных, – сообщил Лебедев своим спутникам, покуда хозяин помогал Семирадскому распрягать лошадей. – Мы у него уже останавливались.

Хозяин отрекомендовался Родионом Геннадиевичем. Услыхав слово «ссыльный» Косухин не преминул присмотреться к сельскому интеллигенту. Среди кучи книг Степа сразу же приметил несколько томиков Кропоткина.

«Никак, анарх», – решил Косухин.

Анархистов Степа не любил, хотя среди них был сам товарищ Каландаришвили – знаменитый вождь сибирских повстанцев. Впрочем, «анархи» были все же получше, чем эсеры или всякие там меньшевики.

О политике, однако, не говорили. Правда, Арцеулов тут же спросил о встреченном ими патруле, но ответ его откровенно озадачил.

– Волки, господа, – пояснил Родион Геннадьевич. – Признаться, такого здесь еще не было на моей памяти. В селе паника. Уже трое погибли…

– То-то лошади бесились! – понял Степа.

– Ничего, – махнул ручищей профессор. – В крайнем случае дойдем пешком! До Сайхена рукой подать.

– Два дня пути, если пешком, – задумался Лебедев. – Лишний день – не беда. Надо достать лыжи…

– Лыжи достанем, это несложно, – заметил хозяин, и помолчав, внезапно заговорил совсем другим тоном. – Господа, вам лучше остаться! Здешние жители не из пугливых, но такими я их еще не видел. А ведь кержаков трудно напугать! Они уверены, что это не просто волки…

– И вы туда же, коллега! – возмутился Семирадский. – Вы же учитель, материалист. Помилуйте, как можно? Февральские волки, упыри, оборотни!..

– А я не материалист, господин профессор, – усмехнулся Родион Геннадьевич, выждав момент, пока Семирадский переводил дух после очередной тирады.

– Как?! – чуть не подпрыгнул тот. – Простите, батенька, но вы же учитель! И, по-моему, извините, из политических!

– Не совсем так. Меня, собственно, сослали за религиозные убеждения…

– А, вы раскольник… сектант, – Семирадский сразу же потерял интерес к собеседнику.

– Нет, – вновь улыбнулся тот. – Я, по убеждению бывших властей предержащих, самый настоящий язычник.

– Что?! Папуасы! – вскричал Семирадский. – Батенька, бросьте нас разыгрывать! Вы еще скажите, что вы – волхв!

– Увы, – развел руками Родион Геннадьевич. – Все проще. Вы слыхали о дхарах?

Гости недоуменно переглянулись.

– Я слыхал, – внезапно заявил Богораз. – В 1916 году в «Известиях Императорской Академии наук» была статья. Насколько я помню, дхары – древний народ, который жил на севере Урала. У них, кажется, была своя письменность еще до русских…

– С письменности все и началось, – кивнул хозяин. – Я был народным учителем в селе Якша. Это в верховьях Печоры, там еще живут остатки дхаров… Тогда, в начале века, я был, наверное, единственный дхар с незаконченным высшим образованием, и у меня была неплохая коллекция образцов той самой письменности. Кто-то донес, прислали комиссию из синода – тогда эти вопросы курировал сам господин Победоносцев. Вдобавок я составил письмо против планов нашего губернатора, который в порыве административного восторга хотел снести Дхори Арх – дхарское святилище…

– Сочувствую, коллега, – на этот раз вполне серьезно промолвил профессор. – Но все же насколько я понял, вашу эстафету поддержали? Кто-то же напечатал статью в «Известиях»…

– Это моя статья. К сожалению, дхарские древности больше никого не интересуют. Но я хотел сказать не об этом. Дхары еще не все забыли из своих древних знаний… Господа, сейчас в тайгу идти нельзя!

– Объяснитесь! – потребовал Семирадский. Все остальные сели поближе, почувствовав, что хозяин не шутит.

– Не знаю, на каком языке с вами говорить, господа, – начал учитель. – Насколько я понял, вы люди науки… Будь вы мои соплеменники-дхары, я бы сказал, что наступает ночь Гургунх-эра, когда ярты покидают укрывища, и что оборотни вышли в этом году слишком рано из своего логова в царстве Смерти, а вагры не боятся даже священного огня…

– Красиво… – тихо прошептала Берг.

– Но на этом языке вы меня не поймете. Что ж, это можно перевести так: в силу не до конца ясных климатических и прочих особенностей нынешней зимы, здешняя фауна внезапно стала проявлять несвойственные ей агрессивные наклонности. Вдобавок не исключены некоторые очень редкие явления природы, необъяснимые пока с научной точки зрения… Не ходите в тайгу, господа! Один из вас должен понимать, о чем я говорю…

– Признаться, покорен вашим пассажем о – как бишь его? – Гургунх-эре, – хмыкнул Семирадский. – Но особой опасности все же не вижу.

– Разве что можно оказаться в желудке какого-нибудь canis lupus, – не без иронии добавил Богораз.

– Я имел в виду не вас, – покачал головой учитель. – Я обращаюсь к тому, кто носит Охс Вагрэ – Перстень Духов…

Только когда все вслед за хозяином поглядели на Арцеулова, капитан понял, о ком идет речь.

– Помилуйте! – растерялся Ростислав. – Это даже не мой перстень!.. Да вы что, господа, в амулеты верите?

– Не настаиваю, – вздохнул Родион Геннадьевич. – Впрочем… Господин Арцеулов, кажется?

– К вашим услугам, сударь, – капитан кивнул и, не удержавшись, поглядел на черненых извивающихся змеек, украшавших печатку.

– Подойдите сюда!

Ростислав шагнул к окну. Сквозь заиндевелое стекло тускло просвечивал ущербный месяц. Родион Геннадьевич секунду постоял, словно в нерешительности, а затем резко растворил раму. В избу ворвался ледяной ветер.

– Снимите перстень и посмотрите сквозь него на лунный свет!

Голос учителя прозвучал настолько властно, что капитан немедленно подчинился.

Вначале в круглом серебряном ободке был виден лишь белый холодный лунный диск с заметным ущербом на правом боку. Но вдруг лунная поверхность затуманилась, сквозь тусклую пелену засветились маленькие синие огоньки. Ростислав невольно ахнул, но тут огни пропали, пелена раздвинулась, и вместо лунного диска он увидел темную пещеру, в дальнем углу которой тусклым огнем светилась невысокая ниша. Возле нее стояли двое. Одного – себя – он узнал сразу, второго же рассмотреть не успел – изображение вновь затуманилось, сверкнул синий огонь, и капитан невольно закрыл глаза…

Родион Геннадьевич, не сказав ни слова, закрыл окно. Все молчали.

– Я был бы очень вам признателен, господа, если бы опыты проводились с меньшим риском для здоровья присутствующих, – проговорил наконец Богораз и закашлялся.

Ему никто не ответил. Арцеулов медленно надел перстень на палец и сел в сторонке.

– Вы… вы что-то увидели? – негромко поинтересовалась Берг.

Ростислав лишь пожал плечами, не зная, что сказать.

– И что сей опыт должен означать? – вмешался Семирадский.

– По преданию, так можно увидеть будущее. Можете назвать это дхарским фольклором, господин профессор, – спокойно ответил учитель.

– А мне можно взглянуть? – заинтересовалась Берг.

– Нет, – покачал головой Родион Геннадьевич. – Это может увидеть только владелец Охс Вагрэ, и то не каждый. Перстень высвечивает переломный момент будущего, от которого зависит судьба…

– Да-с, да-с, забавно, – снисходительно молвил профессор. – Рискну все же проявить материализм и умеренный оптимизм. Если наши иппосы завтра все-таки взбунтуются, голосую за пеший поход. Вот-с.

– Вы правы, Глеб Иннокентьевич, – поднял голову Лебедев, за весь разговор не проронивший ни слова. – О февральских волках судить не могу, но нам надо быть в Сайхене хотя бы послезавтра к вечеру… Степан, раз так, ты можешь остаться.

– Господин полковник! – воскликнул Арцеулов, но Лебедев остановил его повелительным жестом.

Степа молчал, как будто сказанное вовсе его не касалось.

– Степан, – позвал брат. – Ты слышал меня?

– Не-а, – Косухин отвернулся. – Не слышал…

– Я серьезно…

– А я нет, чердынь-калуга! Да и его благородие меня не отпустит…

И Степа соизволил взглянуть на мрачного Арцеулова. Тот резко встал и отошел подальше.

После ужина Ростислав отозвал Родиона Геннадьевича в сторону и рассказал о том, что увидел сквозь серебряный ободок. Тот выслушал внимательно, но что-либо объяснить отказался.

– Я ведь не маг, господин Арцеулов. Просто вспомнил предание, а уж как сие толковать – вам, пожалуй, виднее. Почтенный господин Семирадский прав – все это лишь фольклор…

– Нет, – прервал его Ростислав. – Родион Геннадьевич, я, знаете, привык верить своим глазам. Не знаю насчет этого… Гургунх-эра, но кое-что увидеть довелось. Объясните!

– Не смогу… Мы действительно говорим на разных языках. Если бы вы могли мне просто поверить…

– Попытаюсь, – кивнул капитан. – Если что, сумею убедить полковника…

– Хорошо… – чуть подумав, согласился хозяин. – У меня три совета – знаете, как в сказках… Волки – обычные волки не опасны. Но бойтесь тех, которые с красными глазами…

– Да… – хрипло ответил капитан.

– До Сайхена путь длинный, придется ночевать. Ночуйте где хотите, но не заходите в церковь Святого Ильи. Здешние жители ее боятся. Есть предание, что там служил какой-то расстрига или самосвят. Будете смеяться, господин Арцеулов?

– Нет… Не буду. А какой третий совет?

– Если у вас кто-нибудь, не дай Господь, погибнет…

Учитель замолчал, словно не решаясь закончить. Ростислав терпеливо ждал.

– …Сразу же отделите его голову от тела.

Как ни странно, услышанное почему-то совсем не поразило капитана.

– Я вас понял, – кивнул он. – Остается надеяться, что ваши советы нам все-таки не пригодятся…

– Дай-то Бог… – странным голосом ответил хозяин.

– Вы что-то знаете? – понял Арцеулов. – Скажите, ведь для нас это очень важно!

– Не скажу – намекну. Вы ведь военный, господин Арцеулов, а значит должны знать, что иногда у человека можно заметить на лице… Нечто… Когда ему грозит опасность…

– Мы называли это «Взгляд Ангела».

– Вы знаете это предание? – удивился учитель.

– У нас его знал каждый, – кивнул капитан. – Ангел приходит к человеку перед смертью…

– Да… Одному из ваших грозит очень большая опасность. Очень большая…

Арцеулов долго не мог уснуть. Не то чтобы его до такой степени поразило услышанное, причина была куда более прозаичной – Ростислав наблюдал над Косухиным. Он видел, что Степа, примостившийся в углу и укрывшийся с головой полушубком, не спит. Уже не в первый раз приходила в голову вполне разумная мысль – пристрелить краснопузого, хотя бы «при попытке к бегству». Но подумав, Арцеулов вдруг понял, что не сможет. Тогда, у избушки – дело другое, тогда они были на равных… В конце концов Ростислав решил, что надо бы связать Степу, забрать полушубок, и оставить в этой деревне. Черт с ним, краснопузым, пусть дышит! Может, в следующий раз пощадит какого-нибудь офицера, все польза!..

Степа действительно не спал. Правда, он и не думал бежать или, к примеру, зарезать белого гада Арцеулова хозяйским хлебным ножом. Степа размышлял о брате. В глубине души он никогда не верил, что Николай погиб, ведь чудеса случаются даже на войне. И вот брат здесь, но даже в страшном сне Косухин не ожидал, что встретит не вернувшегося из германского плена поручика, а белого полковника, за которым шла охота чуть ли не по всей Сибири. А тут еще «Владимир Мономах» и эфирные полеты, которые, оказывается, совсем не то, что полеты на аэропланах и даже дирижаблях. Степан слабо представлял себе те сотни верст, о которых говорила Берг, но от ее рассказа веяло жутью: его брат, его Коля, крутился вокруг Земли в стальной чушке среди дикого холода, темноты, да еще в каком-то «вакууме». Правда, то, что брат летал на «Мономахе», наполняло сердце Степы законной гордостью. Он даже подумал, что Николая вполне могли бы запустить и первым, но этот Барятинский – небось, знатного рода, вот и сподобился… Не захотели великие князья пускать первым в «эфир» серую кость!

В общем, мысли у Степы оказались несколько путаными. Твердо он знал лишь одно – брата не бросит и «Мономаха» этого увидит.