Срочный фрахт Хаецкая Елена
На самом деле они должны были находиться в седьмом секторе – так сказала Уирко, когда Мегингоц спрашивал ее о курсе, и обходить опасную зону совершенно в другом месте. Мегингоц, естественно, не собирался сообщать на «Дивную» об истинном местонахождении «Молукки», и не его вина, что случайно он назвал истинный курс. Младший штурман перепутала право и лево и отклонила корабль в другую сторону. После того, как желтоглазая застрелила мичмана Тотту, Уирко вообще перестала понимать смысл столбиков цифр, появляющихся сбоку на экране компьютера. Они, эти цифры, что-то обозначали, но Уирко не помнила уже – что именно. Клоны входили и выходили, наливали ей кофе, задавали вопросы, требовали, ждали. Она отвечала им наугад, как наугад выбирала цифры, предлагаемые компьютером. Со стороны младший штурман выглядела испуганной – что было естественно – но вполне разумной. Каждый раз, когда клон случайно задевал ее, Уирко пронизывала дрожь брезгливости, и темная пелена все гуще окутывала ее мозг. Она пыталась бороться. Она даже начала внушать себе, что ничего особенного не произошло – просто она перешла на другой корабль, где, конечно же, другая команда, другой капитан. И кроме того, ее повысили в должности – она теперь старший штурман. Но это срабатывало далеко не всегда. В глубине души Уирко всегда знала правду. Рехнуться по-настоящему не получалось – она застряла в вечных сумерках.
Тем временем на «Дивной» росло нетерпение. Каждый день задержки означал огромные неполученные прибыли. Песчаные бури, землетрясения, кислотные дожди портили оборудование. Продукты подходили к концу, в баллонах иссякал кислород. Дважды приходилось ремонтировать крышу барака. Клоны были необходимы как можно скорее.
Мегингоц получил еще два отчаянных призыва и на оба ответил обещанием скорого прибытия.
Затем он нанес очередной визит отцу Гермиону.
– Что такое Мира-6? – осведомился он без всяких предисловий, раскинув руки в пышных рукавах по спинке дивана в каюте священника.
– Где мои диски? – вместо ответа спросил отец Гермион.
Мегингоц задрал брови – белые на обветренном красном лице.
– Какие диски? – фальшиво удивился он и тотчас засмеялся. – Не беспокойтесь, вот они. – И, вынув их из нагрудного кармана, точными быстрыми движениями начал бросать на стол. Шлеп, шлеп, шлеп – один за другим они аккуратно ложились рядом. – Видите? Все в полном порядке.
– Послушали? – Отец Гермион собрал их стопкой.
– А как же! Вы были правы – истории наивные, но тем-то они и хороши! Я, кстати, тоже был прав – ребятам понравилось. А этот ваш Хаделога – он, между прочим, свою человеческую жизнь отдал взамен жизни зверя. Видите? Даже звери чего-то стоят! Может, и нам, бедным, перепадет… ха-ха! Так что такое Мира-6?
– Ядовитые дожди. Нехватка кислорода – небольшая, но достаточная, чтобы изнурить человеческий организм. Сейсмическая активность. И много ценной руды. Сказочно много.
– Откуда сведения? – жадно потребовал Мегингоц.
– Отчасти от капитана Герхоха. Отчасти – из «Комментированного атласа».
– Угу. – Мегингоц принялся разглядывать свои ногти. – Поправьте меня, если я ошибаюсь. Двести клонов за месяц или, скажем, два извлекут из недр Миры-6 столько урана, золота, кобальда и тэ дэ, что короеды, взявшие концессию, уедут оттуда миллиардерами. Что до клонов, то они – кто останется жив – будут изрядно подпорчены. Тратить дополнительные средства и забирать их с Миры при эвакуации концессионеров будет бессмысленно. Я ничего не пропустил?
– Нет, – сказал священник. – Именно так они бы и поступили.
Мегингоц поднял глаза и устремил на отца Гермиона укоризненный взгляд.
– И вы еще обвиняете нас в жестокости!
– Я вас ни в чем не обвинял, – возразил тот. – Я говорил, что люди не имели права создавать искусственную жзизнь и производить на свет подобия человека, лишенные бессмертной души.
– Уточнение. Вы считаете, что человек все-таки бессмертен? – спросил Мегингоц. – И капитан Герхох сейчас не дрейфует в бескрайних просторах космоса, а живет себе поживает Где-То-Там?
– Насчет «живет-поживает» – я бы не сказал. Адские муки души – это тайна, – хмуро ответил священник. – Мне известно лишь то, что они существуют.
– Жаль, – молвил Мегингоц. – Я бы с удовольствием послушал, каким именно образом его там мучают… А мы, значит, умираем – и все? Уходим в пустоту?
– Мне тяжел и неприятен этот разговор, – сказал отец Гермион.
– Голубчик, всем нелегко! – воскликнул Мегингоц. – Вас, людей, как я понял, судит ваш Бог, ваш Создатель. Я не ошибаюсь? А нас, клонов, – кто судит нас? Человек – наш создатель? Человек, который отправляет нас в шахты под заведомые обвалы, а потом бросает умирать на «Дивной»? Таков его суд над нами?
– А чего бы вы хотели? – не выдержал отец Гермион. – Мало того, что человек – несовершенно существо! Тот человек, который посмел создавать вас, и тот человек, что решился вас использовать, – это падший человек, вполне предавшийся дьяволу! Чего вы ждете от дьявола? Любви и милосердия? Хрена вам – любви! Хрена вам – милосердия! Ложь и алчность, равнодушие и смерть вторая – вот и все, чего они добились, создавая вас, и вы, несчастные, вместе с ними!
– Но человек, как я понимаю, предается дьяволу добровольно, – осторожно сказал Мегингоц, боясь спугнуть священника. – А ведь у нас и выбора-то не было, не так ли?
– Нет души, нет и свободной воли, – ответил отец Гермион.
– Следовательно, мы ни в чем не виноваты?
– Ваша природа порочна изначально.
– Но посмотрите же, какие мы хорошие! – не отступался Мегингоц. – Какие мы красивые, терпеливые, умные! Мы все понимаем! И хотим-то пустяковой вещи – чтобы нас не оставили подыхать на чужой планете. Разве у нас нет права жить?
– У вас не было права рождаться, – сказал отец Гермион.
На четырнадцатый день мятежа визоры показали приближающийся корабль. Спустя час после этого на мониторе капитанского компьютера появились слова: «Немедленно сообщите имя командира корабля, номер лицензии на грузоперевозки в этом секторе, состав груза».
Мегингоц лихо послал ответное сообщение, назвался Герхохом, груз обозначил как продовольствие и горное оборудование для Миры-6, а номер лицензии вбил первый попавшийся. Затем – пока патруль разбирался с данными – прошел к штурману.
– Где мы находимся? – спросил он Уирко. Та подняла голову, ткнула пальцем в монитор, попав в пустое место, мимо цифр и графика.
Мегингоц наклонился над ней, взял ее за подбородок и почувствовал, что женщину мелко трясет. Глаза у нее были совершенно пустые и мутные.
– Куда ты нас завела? – прошипел Мегингоц.
Уирко позеленела и обмякла у него в руках. Мегингоц бросил ее на пол, перешагнул через тело и вышел.
По монитору уже бешено скакали слова: «Номер лицензии не существует. Доложите свое имя и ситуацию на борту».
Мегингоц криво ухмыльнулся.
«Капитан Мегингоц, – написал он. Буква за буквой. – Имею честь захватить «Молукку». Направляюсь в восьмой сектор. Везу груз клонов».
Патрульный помедлил, прежде чем ответить.
«Пират?» – появилось наконец.
«NL-642, клон Мегингоца, северный Люсео», – представился Мегингоц не без удовольствия.
«Сколько ЛЮДЕЙ на борту?»
«Пятеро».
«Мы требуем, чтобы вы немедленно сдались», – неуверенно, как показалось Мегингоцу, проступили зеленые буквы.
«Почему?» – быстро написал он.
«В противном случае корабль будет уничтожен».
Мегингоц крупно отшлепал: «ХА. ХА.ХА.»
Патруль ответил: «Ждите», и экран погас.
Трое членов команды, оставленные Мегингоцем в живых, относились к службе главного инженера – они были нужны на случай неполадок в двигательном отсеке или энергетическом блоке. Об Уирко можно теперь забыть – она нескоро придет в себя. Мегингоц вызвал «гнома» и попросил доставить в рубку священника.
– Что случилось? – спросил отец Гермион, усаживаясь в кресло первого помощника.
– Патруль, – коротко объяснил Мегингоц. – Скоро они опять выйдут на связь. Подождем. – Он принялся нетерпеливо постукивать пальцами.
– Откуда в пятом секторе патруль?
– Мы не в пятом секторе, к сожалению. Эта дура младший штурман завела нас в седьмой.
– Уирко? Я могу с ней поговорить? Где она?
– Валяется где-то без сознания.
– Что вы с ней сделали?
– Ничего! – заорал Мегингоц. – Хотя стоило бы! Истеричка! – Быстрым движением он убрал со вспотевшего лба белую прядь и засопел носом.
Отец Гермион вспомнил свой последний разговор с капитаном Герхохом и прикусил губу. В этот момент монитор опять ожил.
«Сканирование не показало наличия у вас на борту оружия, способного оказать нам сопротивления».
Мегингоц стремительно повернулся к отцу Гермиону:
– Не врут?
– Полагаю, нет, – сказал отец Гермион. – Кстати, вы можете также просканирвать их.
Мегингоц кивнул и отправил патрульному дерзкое: «Произвожу сканирование – ждите».
Отец Гермион откинулся в кресле, полузакрыв глаза. Мегингоц пролистал толстый том «Памятки штурману», а затем дал компьютеру команду и жадно уставился на экран. Потом сказал:
– Чтоб я сдох! Не врет. Что нам делать, святой отец?
– Я с ним поговорю, – предложил отец Гермион.
Мегингоц освободил капитанское кресло и встал чуть в стороне.
«Корабельный священник отец Гермион Юхтырь, Эльбейская епархия. Прошу обсудить со мной условия нашей капитуляции».
По экрану побежали вопросительные знаки. Они выпрыгивали один за другим, изображая крайнее удивление патрульного.
– Он издевается? – спросил Мегингоц, обкусывая бисерины с манжета.
– Подождем.
Череда вопросительных знаков потянула за собой слова: «А вы-то, черт побери, что тут делаете?»
«На борту люди, – написал отец Гермион. – Необходимо эвакуировать их. Назовите условия капитуляции».
«Клоны поступают в наше полное распоряжение. Людям будет оказана помощь. Капитан передается в ведение международной судебной комиссии».
«Капитан мертв», – написал отец Гермион и отвернулся от экрана вместе с креслом, чтобы Мегингоц мог прочитать последнее сообщение.
Мегингоц медленно покачал головой.
– Нет, – сказал он.
– Нас уничтожат, – сказал отец Гермион.
Мегингоц посмотрел прямо ему в лицо и улыбнулся.
– Вам-то чего бояться? Вы же бессмертны!
– Зато вы умрете навсегда.
Мегингоц вздохнул.
– Это уж наше дело.
Он наклонился над плечом священника и стал печатать одним пальцем:
«От Мегингоца. Высылаю шлюпку с людьми. Примите их на борт. Когда люди будут удалены, я уйду. Прошу не преследовать. Если вы не согласны, я выброшу людей в открытый космос».
«Ждем шлюпку», – ответил патруль.
– Вас уничтожат, как шлюпка прибудет к ним на борт, – сказал отец Гермион.
– А вы не слишком хорошего мнения о людях, правда? – И Мегингоц ушел отдавать распоряжения.
Уирко бессмысленно улыбалась и вертела головой, когда ее усаживали между механиками и пристегивали к креслу. Механики держались настороже, только один из них все время плевался. Отец Гермион стоял рядом, покусывал губу.
Мегингоц приглашающе взмахнул широким рукавом.
– Садитесь, отец Гермион. Все готово.
– Я остаюсь, – сказал священник.
– Ну и дурак, – молвил Мегингоц. И обернулся к розовощекому кудрявому пареньку, исполнявшему обязанности транспортного оператора. – Давай!
Отец Гермион отвернулся к окну. Он видел, как шлюпка появляется в черноте и начинает отдаляться от «Молукки». Как душа от тела, подумал он.
Кудрявый клон посматривал на священника с удивлением, но отец Гермион не замечал этого. Мегингоц вернулся в капитанскую каюту. На экране его ждало паническое послание с Миры-6. «Начались сильные землетрясения, – писал заказчик. – Таких еще не было. Где ты, черт тебя дери? Мы или погибнем, если останемся, или разоримся, если уедем. ГДЕ КЛОНЫ?»
«А пошел ты, кретин собачий», – написал Мегингоц.
Тотчас ожил патруль. «Борт принят. Только четверо. По их словам, вами задержан священник. Подтвердите».
«Подтверждаю», – написал Мегингоц. И обернулся к двери, безошибочно угадав момент, когда она начнет открываться.
– Входите, отец Гермион! – крикнул он. – Мы тут как раз про вас разговариваем.
«Отпустите заложника», – потребовал патруль.
«Он не заложник, – сообщил Мегингоц. – Остался добровольно. Остальные подтвердят».
Спустя некоторое время патруль обратился прямо к отцу Гермиону: «Отец Юхтырь, требуем вашего возвращения. В случае отказа будет оповещена иерархия Эльбейской патриархии».
«Делайте свое дело, – написал отец Гермион, – а я буду делать мое».
И отключил связь.
Мегингоц повернулся в капитанском кресле. Священник стоял перед ним, как ученик, вызванный к директору. Мегингоц разглядывал его с непонятной улыбкой.
– Они ведь уничтожат «Молукку» – в любом случае уничтожат, – сказал наконец клон. – Ваше присутствие на борту их не остановит. А в епархию сообщат, что вас убили злые клоны.
Отец Гермион промолчал.
Мегингоц потянулся к кофейнику и сластям, завернутым в развеселую блестящую бумагу с выцветшими уже Санта-Клаусами.
– Хотите?
– Не откажусь.
Отец Гермион уселся рядом. Мегингоц отпил из своей чашки и вздохнул:
– Знаете, обожаю человеческую еду. Кофе, чай, сладкое. Мясо люблю, фрукты. Только почти никогда не перепадало.
– А я, представьте себе, люблю можжевеловую водку, – признался отец Гермион, принимая чашку из рук клона.
Мегингоц сперва удивился, а потом захохотал:
– Водку?
– Это мой тайный порок… Я ведь вырос на Эльбее, ближе к полюсу. Там много можжевельника, и все пьют водку. И как-то по-доброму пьют, без безобразий…
Мегингоц упер подбородок в ладонь и уставился на священника немигающими глазами, совершенно хрустальными, с острой точкой зрачка. Как будто это на самом деле не точка, а восклицательный знак – вид сверху.
– Ну надо же, – протянул клон. – Вот никогда бы не подумал… А ваш отец – он тоже был священником?
Отец Гермион задумчиво поглядел на своего собеседника. Давно уже у него не возникало такого странного чувства. Время как будто замедлилось. Секунды еле плелись, минуты начали растягиваться, как жевачка.
– Нет, – сказал наконец отец Гермион. – У нас было хозяйство. Дом в лесу, молочная ферма, маленькое колбасное производство. Мое детство прошло среди запахов: копченого мяса, свежей крови, перца, пота, хвои. Никогда потом не было таких сильных, резких запахов…
Мегингоц поднес ладонь к носу и с любопытством обнюхал ее, сильно сопя.
– Вот уж не рассматривал людей с этой стороны, – признал он. – Запахи. Как странно… Возможно, люди, как и всякие животные, склонны в первую очередь воспринимать других по запаху. Поэтому клонов на самом деле почти никогда не удается по-настоящему выдать за людей. – И сунул руку под нос священнику: – Понюхайте!
Отец Гермион наклонился над этой рукой, очень белой, с небольшим лиловым пятном старого ожога чуть ниже кисти.
– Пахнет микросхемой, – сказал он наконец, удивленный.
Клон сжал пальцы в кулак и убрал руку. Вытащил из мятого кулька конфету, сунул в рот вместе с оберткой. Потом выплюнул липкую бумажку и сунул ее за компьютер.
– Когда мне было лет десять, – сказал отец Гермион, – я потерялся в лесу. Точнее сказать, зашел на дальнее болото, а там объелся ягодами и заснул. Было уже темно, когда я пошел обратно домой. Вы бывали в лесу ночью?
Мегингоц кивнул, нехорошо улыбнувшись. Священник продолжал:
– Особенно – туман и тени между деревьев. Сизые. И там, внутри, что-то шевелилось. В общем, я испугался. Стою и боюсь, а из чащи как будто смотрит кто-то…
– А потом?
– А потом я сказал: «Иезус, помоги мне преблагостью» – так всегда мать говорила. И сразу все изменилось. Я понял, что больше не один. Собственно, это было все, что я узнал о Боге – ничего большего мне не потребовалось за всю мою жизнь. Что человек на лесной дороге не один.
– Поэтому вы стали священником?
– Отчасти – да.
– Человек не один, – проговорил Мегингоц. – На лесной дороге. На любой дороге. А клон – один, ведь так, да?
Отец Гермион промолчал.
– Это потому, что души у нас нет, – проговорил Мегингоц. Он взял еще одну конфету, щека у него оттопырилась.
– И умираем мы насовсем, – добавил он.
– Да, – сказал отец Гермион.
– Паф – и больше ничего. – Мегингоц прилепил к компьютеру очередной фантик.
– Именно так.
– Как запросто вы с этим соглашаетесь, – с горечью произнес Мегингоц. – У вас-то впереди вечность, а у меня хорошо если полчаса. Только это какие-то чертовски долгие полчаса…
– Вы тоже заметили? – удивился отец Гермион.
– По-вашему, время тоже принадлежит одним только людям? – Мегингоц наморщил нос. – А вас, кстати говоря, не припекут за то, что вступались за нас?
– Епархия? Обязательно!
– Нет, при чем тут ваша епархия… Я о вашем Боге.
– Понятия не имею, – вздохнул священник.
– Вы простите, что докучал вам разговорами, – сказал вдруг Мегингоц.
– Не так уж и докучали, – отозвался отец Гермион. – Вы петь умеете?
Мегингоц чуть склонил набок голову.
– У меня баритон, – сообщил он. – Я нечасто пускал его в ход, но, думаю, справлюсь.
Они съели еще по конфете – для разогрева голосовых связок, как объяснил Мегингоц тоном знатока, – и отец Гермион начал напевать: сперва секстивиршия «Благой Хаделога и барсуки», потом песнопение «Похвалим» и балладу «Стрела и сердце». Мегингоц подхватывал – он легко запоминал любую мелодию, и голос у него действительно оказался приятный, только немного холодноватый.
Компьютер пискнул. На экране замигало изображение голубя с письмом в клюве.
– Ну-ка, кто это к нам ломится? – хмыкнул Мегингоц.
Голубь сменился черным экраном, на котором горели, помаргивая, буквы:
«Молука, немедленно известить о готовности сдаться, в противном случае будете уничтожены».
– Что я говорил? – фыркнул Мегингоц. – Какое им дело до священника на борту!
– Сдайтесь, – предложил отец Гермион. – Вас не уничтожат – попытаются снова продать. А я мог бы известить активистов из восьмого сектора – их граница совсем близко.
– Нет уж, – сказал Мегингоц. – Что я, не знаю, как все будет? Вас арестуют и отправят на Эльбею – подвергать административным взысканиям. Начальство, уверен, вами недовольно. А нас тем временем реализуют по бросовой цене. Результат, таким образом, будет тот же, но более мучительный и растянутый во времени. – Он помолчал и вдруг ненависть излилась из его глаз белым светом, и Мегингоц зашипел: – Лучше, чем сейчас, я никогда не жил. Я не хочу никакой другой жизни, ни для себя, ни для моих людей.
Он посидел немного перед экраном, чтобы успокоиться, а потом отправил патрульному ответ:
«Молукка» пишется через два «к».
Теперь им оставалось только ждать.