Девушка с амбициями Веденская Татьяна
Уверена ли я? Да черт его знает. Он хороший парень, но, если вдуматься, я его совсем не знаю. Знаю только, что он отлично целуется и что в детстве не дергал меня за волосы.
– Люблю, – выдохнула я, испытывая жуткое чувство неловкости, непонятно почему.
– Я хочу быть с тобой всегда и везде. Жить одной жизнью, с этого дня и до самой старости. Хочу решать все твои проблемы, рожать с тобой детей и вместе водить их в школу.
– Я тоже, – скорее по инерции шептала я. Голова кружилась от его поцелуев.
– Я бросил жену. Ты понимаешь, что я ради тебя оставил все?
– Понимаю. – На самом деле я совершенно ничего не понимала. Как он мог так все решить? А дочь? А работа?
– А дочь? Как она? А работа?
– Дочери я не нужен, я рассказывал тебе. А работа? Так и здесь, в Москве, работы полно. Найду что-нибудь.
«А где ты будешь жить?» – чуть было не слетело у меня с языка, как вдруг, глядя в его глаза, я осознала: он уверен, что мы будем жить вместе.
У меня окончательно сорвало башню. Никогда еще я не встречала мужчину, который с такой готовностью и с таким чувством бросил бы к моим ногам всю свою жизнь. Разве я могла этого не оценить? Разве выпал бы мне в жизни еще один шанс?
Позднее, когда я рассказала Марго и Дашке, как так вышло, что я снимаю маленькую однокомнатную квартиру на Петровско-Разумовской, они согласились – устоять под таким напором практически невозможно.
– Интересно, а он спросил у тебя, желаешь ли ты таких жертв? – поинтересовалась Марго, задетая красотой момента.
– Ну… как сказать…
– Прямо.
– Прямо – нет. Но я дала ему понять, что люблю его.
– И что? – не унималась Марго. – Если ты его, так скажем, любишь, сразу надо все бросать и кидаться в омут семейного быта?
– Не знаю. А что мне было делать?
– Надо было спокойно и с достоинством попросить время подумать.
– Ага. И отказаться, – передразнила менторский тон Марго Дашка.
– Может быть. А теперь тебе придется без всякого медового месяца переходить к семейным будням. Тебе еще не звонила его жена?
– Нет, – слукавила я.
На тот момент мы жили вместе уже месяц. Не могу сказать, что новая жизнь была похожа на сказку. После памятной ночи в Бусинове мы приехали с Пашей ко мне домой, и я сказала родителям, что мы любим друг друга и будем жить вместе.
Случился первый скандал.
– Пусть этот проходимец выйдет, я хочу поговорить со своей дочерью, – пророкотал папа.
– При всем уважении к вам, если я выйду, она выйдет вместе со мной, – отбрил папулю Паша.
Папа побледнел так, что я перепугалась и принялась прыгать вокруг него и рассказывать о том, как я люблю Пашу и как все будет хорошо. Мама сидела с грустным лицом и обреченно качала головой.
– Зачем тебе это, дочка? – спросила она меня.
Я промолчала, так как и сама до конца не понимала, зачем мне это. В конце концов Паша отвоевал право пересидеть в доме моих родителей пару недель, пока мы с ним не снимем квартиру. Он вытащил из «Газели» сумку, набитую какими-то штанами, книгами и автомобильными запчастями, и занес ее ко мне в комнату. Глядя, как Павел располагается на моей кровати, я чуть было не сдала назад и не попросила его вернуться к жене. У меня перед глазами стояла Дашка. Пьяная, вся в слезах и с вечным вопросом: почему вы не дали мне тогда от него уйти? Тогда – это еще в институте. Дашка поняла, что муж ей на фиг не нужен, но родственники, подруги (то есть мы) и главным образом ребенок не позволили ей тут же разрубить этот узел.
Я вдруг испугалась повторить ее судьбу.
– Иди ко мне, – притянул меня по-собственнически Паша, и все сомнения вылетели из моей башки.
Наутро я должна была идти на работу. С чугунной головой, с красными от недосыпа глазами я вяло перебирала бумажки в офисе и отвратительно сухо общалась с клиентами. Мысли в голове крутились самые разные. Как Паша собирается здесь жить? На что? И где, собственно говоря? Если он ушел из-за меня от жены, я тоже становлюсь ответственной за сложившуюся ситуацию.
– Во сколько ты заканчиваешь? – ворвался в мое сознание его голос из мобильника.
– В шесть, – ответила я.
– Я за тобой заеду.
– Я на машине.
– Ах, да… Тогда я буду без нее, – вышел из положения Павел.
В шесть он стоял и подпирал стену моего офиса. Мы поехали домой. Ехали молча, словно нам и не о чем было поговорить. Я поглядывала на Пашу, слегка отводя глаза от дороги. Он казался мне красивым и растерянным. Мы ехали домой. Я со своим мужем еду домой, сейчас мы зайдем в магазин и приготовим вместе ужин. Потом можно прогуляться и поговорить. И так каждый день. Разве не мечта? Разве не об этом я мечтаю уже давно?
– О чем ты думаешь? – нарушил молчание Павел.
– О тебе, – честно ответила я. – О наших отношениях, о том, что с нами будет.
– Хочешь поговорить об этом?
– Можно, – кивнула я, разворачиваясь под стрелку на светофоре, – только не сейчас. Дома.
– Дома так дома, – он нежно погладил меня по волосам.
С кем еще я так откровенно могла бы говорить? А может, это и вправду мой шанс? Конечно, придется как-то налаживать отношения с родителями, но… в общем, стерпится-слюбится. И надо решить вопрос с разводом, если Павел фактически уже ушел ко мне. Господи, как все быстро произошло и как необратимы перемены. Аж дух захватывает.
– Я хотел приготовить что-нибудь на ужин. Что бы ты хотела? – Мы стояли в магазине около дома.
– Я… А что ты умеешь?
– Вообще-то я почти профессиональный повар. – Он улыбнулся.
– Как это? Когда ты успел и где? Кто тебя учил?
– Сколько вопросов. Давай так. Я приготовлю то, что сам сочту подходящим, а ты оценишь.
– Согласна. – Я посмотрела на него взглядом, которым смотрят на прислугу.
Пашка засмеялся и притянул меня к себе. Я уж и не помнила, когда столько целовалась. Через пару часов я, просто в восторге от такой заботы, сидела за красиво сервированным столом, на котором дымилось какое-то сложное блюдо из мяса. Я не большой любитель мяса, но получилось и вправду вкусно. Я подумала, что на распродаже счастья мне случайно выдали главный лот дня.
– Итак, поговорим? О чем?
– О том, как мы будем жить. О том, что произошло. Я все еще не могу привыкнуть, не до конца понимаю.
– Чего? Что я люблю тебя?
– Это я допускаю. Но…
– Я люблю тебя настолько, что готов отдать тебе все. Я оставил жену и, поверь, ни на секунду не пожалел. Единственное, что может сделать меня счастливым, – это твоя любовь.
– Но как именно мы будем жить? У меня дома? Это тяжело для моих родителей, а я их очень люблю.
– Я понимаю. – Он опустил голову. – Мне бы не хотелось сразу портить нашу чудесную сказку прозой жизни, но ты права. Обо всем этом надо поговорить.
– Ведь все не так уж и просто. Ты приехал практически без вещей. И как твоя работа?
– Ее я тоже оставил. Все равно это была поганая работа.
– Почему? – не поняла я. У меня вдруг возникло странное чувство. Я подумала, как он мог жить жизнью, в которой все так погано? Как можно было терпеть поганую жизнь столько лет? А если бы он не встретил меня? И что, все это он терпел только ради ребенка, который тоже относился к нему погано?
– Это сложно понять, но я чувствую, что теперь, когда у меня есть ты, я смогу перевернуть всю жизнь. Я займусь тем, о чем всегда мечтал. Я не желаю навсегда остаться шофером, живя рядом с такой девушкой, как ты.
– Понятно. А какая у тебя мечта? – полюбопытствовала я.
– Я хочу быть дизайнером. Строить красивые дома, квартиры. Как ты думаешь, у меня может получиться? Только не смейся, ведь твоя мечта быть адвокатом когда-то тоже была только мечтой.
– Ну конечно, у тебя все получится! – бросилась я оказывать Паше моральную поддержку.
Мы плавно перешли к любви, потом действительно пошли гулять и долго, до самой ночи, вели сложные, закодированные разговоры о будущем, настоящем и о наших чувствах. Конечно, нам не будет просто. И право на счастье придется заработать. Для начала надо снять квартиру, чтобы не мозолить глаза моим родителям. Надо подыскать Паше в Москве какую-нибудь работу, чтобы он смог оплачивать текущие расходы. Пока этого не произошло, мне придется оплачивать квартиру самой (это меня сильно покоробило, но чего не сделаешь ради любви). Надо найти курсы дизайнеров, куда Паша срочно пойдет учиться, чтобы как можно быстрее воплотить в жизнь свою мечту.
– Ты согласна? – спрашивал он, заглядывая мне в глаза.
Я кивала, хотя на самом деле в моей душе плескались волны отрицательных эмоций. Мне приходилось срочно перестраивать свои представления о настоящей любви под конкретного мужчину, который всем был хорош и очень нравился мне, но ради которого мне надо многим пожертвовать. Откровенно говоря, я не была уверена, что он скоро начнет зарабатывать достоточно денег и я снова смогу покупать себе дорогие тряпки и летать в Египет с Дашкой. И отпустит ли Паша меня теперь куда-нибудь одну?
– Что тебя огорчает? – Павел явно понял по моему лицу, что я расстроена.
– Я боюсь, что моих денег не хватит на все.
– Ах, вот ты о чем. Слушай, я нормальный мужик, я люблю тебя. И все мои деньги будут твоими. Только сейчас помоги мне немного встать на ноги, и я всегда буду помнить об этом.
– Конечно, дорогой. Ведь мы любим друг друга. Какие между нами могут быть счеты! – устыдившись своей беспардонной алчности, запищала я.
Через неделю я впервые возвращалась с работы в малюсенькую однушку на первом этаже пятиэтажки в районе Петровско-Разумовской. Слава богу, у меня была машина, большинству граждан приходилось выстаивать в автобусах по сорок минут, добираясь до метро, и еще долго трястись в вагонах самой длинной и перегруженной ветки.
Паши еще не было дома, он поехал к какому-то знакомому договариваться насчет работы. Я побродила по картонно-бетонной клетке, посмотрела через низкие окна на темные ветви деревьев и села пить чай на кухне. Стены в моем новом доме были оклеены старыми выцветшими обоями. Паркетная доска рассохлась и скрипела при каждом шаге. Оказалось, что на кухне прекрасно слышны голоса обитателей всех квартир нашего стояка. Когда кто-то из них курил, запах дыма заполнял мою кухню и табаком начинали пахнуть все вещи на мне.
– Откровенно говоря, мне все это не очень нравится, – произнесла я в какой-то особенно пустой тишине. – Откровенно говоря, я не понимаю, как проживу здесь даже три дня, – проговорила я.
Паша сказал, что мы должны экономить, так как платить кучу денег за право жить в чужой квартире – глупо. Уж лучше копить на свою. Я была с ним согласна, но жить в ТАКИХ условиях… Я захотела услышать родной голос и подошла к старенькому телефонному аппарату. Внезапно он громко и тревожно зазвонил. Я похолодела, как героиня триллера, и осторожно взяла трубку.
– Алло? – раздался незнакомый женский голос на другом конце провода.
– Да, – выдохнула я.
– А Пашу можно? – осторожно поинтересовалась женщина.
Я удивилась. Мы здесь первый день, я была уверена, что женщина ошиблась номером.
– Мелкова? – глупо переспросила я.
– Естественно. – Женщина перестала говорить, как вежливая незнакомка, и включила в голосе сталь.
– А его нет.
– Вы Лариса?
– А вы? – снова переспросила я.
– А вы не догадываетесь? – грубо рявкнула женщина.
Я сразу догадалась.
– Откуда у вас этот номер?
– Какая разница? Он вчера дал его родителям, а они – мне. Вы в курсе, между прочим, что все наши надеются, что это временное помутнение закончится и он образумится?
– Не в курсе, – отрапортовала я.
– А вы знаете, что у нас дочь? Она плачет уже две недели.
– Он сказал, что вам на него наплевать, – пролепетала я. Я вообще не понимала, что говорить. Первый раз в жизни я разговаривала с абсолютно чужой женщиной, с которой, как оказалось, не поделила мужчину. К этому разговору я не была готова.
– Я не знаю, что он вам сказал, но допускаю, что мог наплести все что угодно. Мы прекрасно жили, у нас прекрасная дочь. Он, конечно, обаятельный парень, но, между прочим, далеко не главный приз. Что вы в нем нашли?
– А вы? – Я решила обороняться, наступая.
– Я его люблю, – резко отбрила меня она. Причем мне даже не пришло в голову выкрикнуть: «Ну и что, я тоже». – Я люблю его таким, какой он есть на самом деле, со всеми его недостатками. О которых вы, Лариса, пока даже не знаете.
– А какие у него недостатки? – поинтересовалась я.
– Он мечтателен, склонен к идеализации. Его всю жизнь шатает, он не в состоянии довести до конца ни одного дела. Ответственность для него – тайна за семью печатями. Если бы нашу семью пришлось кормить ему, мы бы давно умерли с голоду.
– Вот именно потому, что вы так о нем думаете, он теперь со мной, а не с вами. Вы никогда не давали ему шанса вырасти. Теперь я точно это поняла! – выкрикнула я. Все во мне возмущалось, когда эта… жена говорила о моем Паше (который не побоялся все бросить ради любви ко мне) как о неразумном ребенке.
– Да у него была тысяча шансов. Вы влюблены, по-видимому, и не желаете слышать очевидного. Я для вас, естественно, буду самой плохой. Так вы на полном серьезе решили жить с моим мужем?
– Он от вас ушел. Он больше не ваш.
– Ну и ладно, – каким-то отрешенным и немного усталым голосом охладила мой пыл она. – Решили – ваше дело. Я только предупредила из человеколюбия. Я хорошо его знаю, слышала про ваш «Пежо». Вы ведь, кажется, адвокат?
– И что? – возмутилась я.
– Он просто почуял, что с вами ему будет теплее и выгоднее, чем со мной. И, конечно, Москва – не то что Серпухов.
– Это просто несправедливо, так говорить.
– Да бросьте. Ну да жизнь покажет. Однако раз вы такой поворот судьбы мне устроили, то, по крайней мере, отдайте машину.
– Я? – Я чуть не задохнулась от возмущения. Она что, требует выкуп за мужа? Мой «Пежо»?
– Да не вы, при чем тут вы. Вы наслаждайтесь. Пусть Паша отдаст завтра утром ключи моему шоферу Денису. Он знает его.
– Ключи от чего? – продолжала я не понимать.
– От «Газели». От моей «Газели». О’кей?
– О’кей, – пролепетала я. Я как-то и забыла про то, что «Газель» – совместное имущество. Значит, теперь Паша останется и без машины. Что же он будет делать, на что мы будем с ним жить?
– Алиментов я не прошу, понимаю, что у него ничего нет. И передайте ему, что пока еще я готова принять его обратно. Но если мне удастся как-то по-другому решить вопрос, потом пусть не плачет.
– Этого я передавать не буду.
– Ваше дело. Значит, завтра Денис подъедет к вам на Петровско-Разумовскую за машиной. Счастья желать не буду, не уверена, что вы будете счастливы.
– Мне от вас никаких пожеланий не надо. Машину вашу получите. Все. Не звоните сюда больше. – Я швырнула трубку и посмотрела на себя в зеркало. Раскрасневшаяся, возмущенная. Грудь вздымается, волосы растрепались, пугало, и только. «Не могу ни минуты больше здесь находиться», – подумала я и кинулась к двери, схватив ключи.
Через час я сидела на кухне у Дашки и со слезами пересказывала события последних дней. Я хотела получить ответ: почему все, что начиналось так красиво, теперь оказывается таким сложным и болезненным?
– Киска, так всегда и бывает. Мужчины редко приходят в нашу жизнь без чемодана проблем и сложностей. Ты любишь его? – спрашивала она, с беспокойством глядя на мои слезы.
– Да, люблю, – ответила я, стараясь придать голосу максимальную уверенность.
– Ну и все. Тогда все пройдет и сложится, надо только потерпеть. Он ищет работу?
– Да.
– Значит, найдет. И все будет хорошо.
– Ты правда так думаешь? – как ребенок переспрашивала я ее, собираясь домой, то есть на эту чертову Петровско-Разумовскую.
– Ну конечно, – улыбалась Дашка. – Главное – это любовь.
Глава 4
…Не построишь
Осень, как молодой жадный вампир, выпила у природы все соки, обесцветила все вокруг и оставила лысые ветви уныло стенать об утраченной молодости. Никогда раньше я не замечала, чтобы листья с деревьев облетали с такой скоростью. Мне показалось, что в этом году не было ни бабьего лета, ни той поры, что называют «очей очарованье». И я стремительно менялась в такт осени, словно с меня тоже слетали молодость, очарование, восторженная радость жизни. Я жила с Пашей. Каждое утро я уходила на работу после его поцелуя, каждый вечер он ждал меня домой. Мы спали вместе на старом диване, от которого у меня начала ужасно болеть спина. Диванные подушки не стыковались между собой и то создавали бугры, а то и вовсе разъезжались в стороны, образуя провалы. Паша во сне много вертелся и что-то шептал. Часто по ночам я не могла уснуть и смотрела на этого незнакомца, с которым по необъяснимым причинам теперь делила свою постель. Я думала о чудных превратностях судьбы. Любила ли я Павла? Этот вопрос интересовал и меня саму, однако я не имела сил честно ответить на него, особенно когда Паша был рядом. Только если Дашка или Марго сильно доставали меня, им удавалось меня разговорить.
– Ты счастлива? – с беспокойством смотрела в мое лицо Зайницкая.
– Угу, – кивала я, – лучше расскажи о себе.
– Нет уж, давай о тебе, – вклинивалась Марго. – Потому что ты совершенно не выглядишь счастливой. Расскажи-ка нам, как конкретно ты счастлива.
– В каких позах и как часто? – ерничала я.
– И это тоже. Он все такой же принц, каким ты нам его расписала четыре месяца назад? Как у него дела с работой?
– Хорошо, – лукавила я, – он устроился.
– Ну слава богу, а то я уже подумала, что вы всегда будете жить на твои деньги. И где он работает?
– Ну девочки, что за допрос? – пыталась я вывернуться. Мне совсем не нравились их вопросы, я предпочитала изображать из себя слепоглухонемого капитана корабля без руля и ветрил. Но одновременно я искала этих вопросов, хотела, чтобы если не я сама, то хоть кто-то другой вынудил меня на них ответить.
– Это же простой вопрос, – с садизмом продолжала Марго.
– Если не хочешь – не отвечай, – адвокатствовала Даша.
– Извольте. Он работает установщиком кондиционеров в какой-то фирме, о которой я ничего не слышала. И я не могу сказать, что мне это сильно нравится, ведь, по сути, это просто работа какого-то монтера, а он обещал, что будет дизайнером и я смогу им гордиться.
– Ну, на все надо время… – протянула Дашка. – Мой Жорик тоже много чего мне обещал. И ни хрена не исполнил.
– Ну вот. И я говорю, что не имею права быть в претензии. В конце концов, человек ради меня бросил все. И жену, и дом, и работу.
– Все? – скорчила брезгливую морду Маргоша.
– Да, – уныло кивнула я, ибо груз морального долга перед светлым подвигом Паши ради нашего счастья порядком меня заколебал.
– Интересно, что же такое он ради тебя бросил? И что ради тебя совершил?
– Ну… вот это вот, – мямлила я. Мне и самой казалось, что во всей истории есть какая-то подстава.
– Что – это? Сменил старую авторитарную жену из Серпухова на молодую красивую любовницу – адвоката в Москве. Адвоката на французской машине, да еще оплачивающую квартиру.
– Подожди, Марго, он же теперь работает и будет сам платить за квартиру, – попыталась побороться за справедливость Даша.
– Не будет, – тихонько брякнула я.
Обе подруги демонстративно развернулись ко мне и нанесли на лица немой вопрос: «Как?»
– А вот так. У Паши зарплата всего триста долларов, а зимних вещей нет. И зубы надо делать. И вообще.
– Что вообще? Ты помнишь, что он тебе обещал?
– Тебе Жорик тоже много чего обещал, – повторила я Дашкины слова и втянула голову в плечи. Кажется, сейчас на меня посыпется вся пресловутая правда. Готова ли я к ней? Не уверена.
– Зачем тебе это надо? – спросила возбужденная Марго.
– Просто у нас любовь, – вяло отбивалась я. – Просто пока я еще хочу просыпаться рядом с молодым симпатичным мужчиной и заниматься с ним любовью каждый день. И мне все равно, что это не мужчина моей мечты. Не всем же жить с дизайнерами.
– Но ты-то как раз имела право претендовать на лучшее, – грустно пожала плечами Даша.
Мы оплатили счет и пошли к выходу. Я не стала настаивать на том, чтобы завалиться еще куда-то, не стала приглашать их к себе, что непременно сделала бы раньше. Мне двадцать шесть лет, и, хотя с виду я и вправду могла бы составить пару с каким-нибудь богатым красивым адвокатом, бог дал мне Пашу, и, наверное, он там наверху знал, что делал. Но вот болтать об этом с подругами мне хотелось все меньше.
– Где ты была? – словно рикошетом зацепил меня вопрос.
Я не успела войти в дом, а вопрос прогремел первым выстрелом. Оказывается, семейная жизнь полна скандалов и сцен. Раньше я об этом не знала. Вернее, знала, видела, глядя на Дашку, но никогда не примеряла этого к себе.
– Я встречалась с Дашкой и Марго.
– Ты не предупредила.
– А должна была? – удивилась я. Кажется, даже мама вот уже лет десять не спрашивает, куда и с кем я хожу.
– А как же. Я волновался. И вообще, я пришел домой, а тебя нет, еды нет. В квартире пусто и уныло. Это же неправильно, – завозмущался Павел.
– Ну, извини, а что я должна была? Сидеть у окошка и вязать тебе свитер?
– А что, неплохо. Но на это я не претендую. Достаточно просто наличия ужина. Я понимаю, ты никогда не была замужем и ничего не знаешь, но муж, приходя с работы, имеет право надеяться, что его покормят.
– Мог бы сварить пельмени, – дернулась я.
– Я всегда могу сварить пельмени, но какая тогда у нас, на фиг, семья?
– А я всегда могу сказать, что муж, требующий ужин, должен зарабатывать больше жены. И это совсем не наш случай, – выпалила я и уставилась на Павла, ожидая следующего хода. Я думала, что он бросится оправдываться. Может быть, скажет, что ему нужно еще немного времени, что скоро ему повысят зарплату, дадут подработку… Я не угадала.
– Это все твои подруги-феминистки. Нашептывают на ухо гадости. Каждый раз ты от них возвращаешься невыносимая.
– Я? Это я невыносимая?
– А кто? Не я же. Я все для тебя делаю. Я не виноват, что не уродился миллионером или адвокатом, как твой Аганесов. Скажи, у вас с ним что-нибудь было?
– Какое тебе дело? – возмутилась я. Его претензии бесили и пугали меня.
– Было, – с удовлетворением глядя в мое смущенное лицо, выдохнул Павел. – Я так и знал. То-то он на меня странным взглядом каждый раз смотрит. Тебе надо сменить работу.
– А больше мне ничего не надо? А носки тебе не постирать?
– Что в этом такого? Все жены стирают мужьям носки и не спрашивают при этом, сколько они зарабатывают. Просто ты меня не любишь. И хочешь разрушить все.
– Неправда! – крикнула я, хотя в целом это как раз была правда.
– Тебе наплевать на все. Я же вижу, ты от меня ждешь, что я надорвусь и оплачу всю твою жизнь. Заплачу за все и потом буду терпеливо ждать, пока ты нашляешься по подругам и по Аганесовым. Я оставил семью, лишился работы, машины. Дочь не хочет меня знать. Все – для тебя! Чтобы только быть с тобой. А ты не можешь потерпеть, дать мне встать на ноги. Унижаешь мое мужское достоинство! – кричал Павел.
Я посмотрела на часы. Было около часа ночи. Что и говорить, пришла я поздновато. Но если бы он заявился в такое же время, я не стала бы ему плешь проедать. Наверное.
– Хорошо, успокойся. Я люблю тебя, – устало согласилась я на мировую. Мне, в конце концов, и спать было пора. – Расскажи мне, как ты видишь нашу дальнейшую жизнь.
– Как я вижу? Я теперь не знаю даже. Я работаю в поте лица, но пока больше трехсот долларов никак не заработаю. Я их все отдам в семью. Но я считаю, что и ты должна заботиться о нашем будущем. Это не так странно, как ты преподносишь. Я приношу в дом свои деньги, ты – свои. Мы вместе решаем, на что их потратить. Так все живут.
– Я всегда сама решала, на что тратить деньги, – растерянно бормотала я.
Аргументов у меня не осталось, Павел был прав. Например, мои мама и папа именно так и жили, никогда не деля вещи и деньги на твои и мои. Только то были мои родные мамочка и папочка, а мне предлагалось поделить все с любовником, которого я знаю всего ничего, но который декларирует, что у нас семья. Претензии у меня определенно были, но как их озвучить, чтобы самой себе не показаться полнейшей стервой? Я молча кивала. И обещала подумать насчет того, чтобы вместе распоряжаться деньгами. И целый следующий день честно об этом думала. Я пришла к следующим выводам: во-первых, если деньги, которые я зарабатываю, не мои и не только для меня, мне гораздо меньше хочется работать, во-вторых, я не знаю никаких совместных трат, кроме оплаты квартиры, на которые я была бы готова выделить свои деньги, но, в-третьих, я согласна была дать шанс Паше и показать свою готовность создавать настоящую семью. Пусть подавится, зато я буду хорошей девочкой перед собой и перед богом. За такой подвиг мне обязательно выпишут VIP-пропуск в рай.
Я пришла домой пораньше, ощущая себя то святой Тамарой, то Зоей и Александром Космодемьянскими сразу. Я приготовила еду. Не могу сказать, чтобы очень вкусную, так как делала ее чуть ли не впервые в жизни. И дать какое-либо определенное название блюду, вышедшему из-под моих рук, например «мясо в кляре» или «макароны по-флотски», я не могла. Просто «еда». Ужин из съедобных продуктов. Но эту самую «еду» я готовила около двух часов!
– Надо же, чем это пахнет? – спросил Павел, когда зашел.
– Угадай, – черт дернул меня спросить.
– Ты что, выводила тараканов? – предположил он.
– Это ужин. Я приготовила ужин, – огорченно сказала я. И добавила: – А тебе придется его съесть. Ха-ха.
– Смешно. Ну, давай попробуем. – Он осторожно принюхался к содержимому тарелки. – А что это?
– «Еда», – заверила его я. Мне было любопытно.
Павел откусил кусочек. Потом еще. Потом нацепил на лицо выражение счастья и блаженства. Я расслабилась. Ну не может быть плохим мужчина, который так переносит неприятности!
– Я решила, что ты прав насчет денег. Мы должны вместе решать, на что их тратить. Ты ведь не виноват, что я пока зарабатываю больше тебя.
– Ну, слава богу, значит, ты все-таки любишь меня, – сделал Павел нелогичный вывод.
Я кивнула, и мы провели по-настоящему прекрасный вечер. Выбросили «еду», сварили пельмени и долго болтали, целовались и занимались любовью. Мы мечтали о пикниках в подмосковном лесу, о совместных путешествиях по миру, о морских круизах, где под шум мягких соленых волн будем засыпать, сплетая руки. Мы мечтали о детях.
Через пару дней идиллия кончилась. Я отвозила Пашу на работу. С тех пор как его супруга наговорила мне гадостей и отобрала Пашину машину, я все чаще по утрам подвозила его до метро, а потом и до работы. Это выходило само собой. В самом деле, глупо было бы ему переться по пробкам в автобусах и толкаться в переходах метро. Я делала небольшой крюк и подбрасывала Павла к офису этих самых кондиционеров. Иногда Паша просил забрать его вечером, но в основном я не могла. Или могла, но говорила, что не могу. Мне не хватало этих часов, когда в одиночестве, среди кучи железа, набитого людьми, я могла подумать обо всем или просто в голос подпевать рок-звездам на радио «Максимум». Я очень любила ездить одна, как оказалось. И вообще, мне не хватало этой пресловутой личной зоны, пространства, в котором можно побыть наедине с самой собой. Паша почему-то старался заполнить собой любую мою свободную минуту. Он даже в ванную ко мне вламывался через пять минут после того, как я туда заходила. Он садился на краешек ванны и смотрел на меня, разговаривал со мной. Иногда по ночам я ждала, пока он уснет, и тихонько выбиралась на кухню, где долго в одиночестве пила чай и смотрела в окно.
– Что ты там делаешь одна? Иди ко мне, – командовал Павел, если просыпался и обнаруживал, что меня нет.
Так вот, я везла его на работу, а Павел щелкал радиостанциями, потому что совершенно не переносил «грузовой» рок радио «Максимум». Я задумалась о своем и не сразу разобрала, что он говорит:
– У нас дом в Малоярославце. Я там вырос, как ты помнишь. А теперь он покосился, и я давно собираюсь, но никак не соберусь его поправить.
– И что? – выдохнула я.
– Мы бы могли там летом отдыхать.
– Я не люблю Малоярославец, ты же знаешь. Там полно родни, которую я не перевариваю и которая не переваривает меня.
– Ну, дорогая, это же все глупости и детский сад. Все давно выросли и изменились.
– А тогда, на свадьбе у Галки, ты был другого мнения, – съязвила я, потому что уже догадалась, к чему он ведет. Догадалась и заранее жутко разозлилась.
– Ну брось. Там прекрасная экология. И если у нас появится ребенок, его будет с кем оставить.
– Допустим. И что?
– Да нет, ничего. Просто я говорю, что собираюсь этим заняться, пока не наступили холода.