Ледяной клинок Казаков Дмитрий

Глава 1. Черные плащи 

Утро первого дня лета выдалось ясным и тихим. Олен Рендалл вышел во двор, с наслаждением вдохнул свежего, напоенного запахом молодой листвы воздуха. Зевнув, подступил к стоящей около крыльца бочке. Из ограниченного коричневым бортиком круга воды на него глянул заспанный молодой человек.

На щеке у него выделялась родинка, серые большие глаза смотрели с правильного, чуть вытянутого лица. Густые русые волосы свисали на лоб, наводя на мысль о том, что пора бы постричься.

Улыбнувшись отражению, Олен безжалостно погрузил в него руки и принялся умываться. Холодная вода потекла за ворот, защекотала спину, закапала на белую, расшитую у ворота рубаху, оставляя на ней темные пятна.

– Что, проснулся? – густой сочный голос донесся от сарая, где отец, вставший, как обычно, раньше всех, возился с упряжью.

– Еще нет, – Олен по привычке дернул себя за мочку уха и улыбнулся.

Отец, широкоплечий, как и сын, но не такой высокий, хмыкнул в густую курчавую бороду, где только в прошлом году появилась седина.

– Просыпайся, ехать пора, – сказал он и пошел к конюшне.

– Я знаю, клянусь Селитой, – Олен с трудом удержался от зевка. Широко, во всю силу, потянулся. Ощутил, как заскрипели суставы, как тяжкая истома прошла по напрягшимся мускулам.

Солнце едва светило из-за леса, но деревушка Заячий Скок, состоящая из полутора десятков усадеб, просыпалась. Доносилось квохтанье кур, требующих корма, мычание коров, ожидающих дойки. Покрикивали, приветствуя новый день, петухи, а над трубами поднимался дым, пахнущий горячей кашей и свежим, поджаристым хлебом с румяной корочкой…

Олен жил в Заячьем Скоке восемнадцать лет, с самого рождения, и знал, что до того момента, как удастся вонзить в этот хлеб зубы, придется хорошенько поработать. Поэтому он подтянул штаны и пошел к сараю, туда, где у переживших зиму остатков поленницы лежали топоры.

Выбрал самый большой и тяжелый, себе по руке, придирчиво осмотрел ушко, проверяя, как держатся клинья.

– Готов? – спросил от конюшни отец, после чего донесся негромкий скрип и перестук копыт.

– Ага, – ответил Олен.

Запряженный в телегу могучий жеребец по имени Серко глянул на молодого хозяина с удивлением – как же так, я готов работать, а ты еще нет? Олен подошел, потрепал его по морде, погладил густую гриву.

– Все помнишь? – отец нахмурился, словно отправлял на работу не молодого мужчину, а неразумного отрока, но тут же заулыбался.

– Конечно, – Олен даже не стал делать вид, что обижен. Положил в телегу топор, уселся на передок и взялся за вожжи.

За зиму, выдавшуюся в этом году не особо суровой, но сырой и долгой, подгнили бревна одной из клетей. Причем так основательно, что старший Рендалл решил сломать ее и возвести новую. А младшему сегодня с самого утра выпало отправиться в лес за бревнами.

На крыльцо вышла мать, наряженная в широкий домашний сарафан и украшенный бисером фартук.

– Смотри, не заблудись, сынок, – сказала она, и темных, глубоко посаженных глазах мелькнуло беспокойство.

– Мама, ну где там заблудиться? Это же Кривой Овраг? – Олен мученически вздохнул и тряхнул поводьями.

Серко задвигал ногами, колеса завертелись, телега покатилась к воротам.

Общинный лес Заячьего Скока, где барон дозволял рубить деревья, располагался в получасе быстрой ходьбы на север. С востока, от охотничьей чащи его отделял длинный овраг, заросший ивняком, а дорогу до леса и его окрестности знали даже не выросшие из рубашонок дети.

Олен выехал из ворот, махнул отцу, закрывающему за сыном створки, и повернул направо. Из-под копыт Серко с кудахтаньем метнулся черно-рыжий, как догорающее бревно петух, вскочил на забор расположенной через улицу усадьбы. Спустя мгновение из-за ограды выглянула краснолицая, дородная женщина.

– Ты что, не видишь, куда едешь? – визгливым голосом осведомилась она.

– Утро доброе, тетушка Ралита, – сказал Олен.

Соседка отличалась таким нравом, что сам Владыка Великой Бездны, на чьей спине покоится мир, не выдержал бы ее бесконечного ворчания и придирок. Но Олен знал, как с ней разговаривать, и что ни в коем случае нельзя оправдываться или говорить что-нибудь поперек.

Любое возражение станет поводом для многочасового скандала.

Тетушка Ралита пробурчала что-то и исчезла за забором. Олен поехал дальше, время от времени оглядываясь в ту сторону, где у южной околицы виднелась крыша дома Алирны.

Пройдет три месяца, наступит осень, пора свадеб. И тогда Олен возьмет Алирну под руку, приглашенный из святилища Всех Богов у Трех Холмов патриус произнесет слово брака. Они станут мужем и женой, и после пира Олен введет ее в дом родителей, как младшую хозяйку.

Обычно для молодой пары строили новую усадьбу, благо земли, деревьев и рабочих рук хватало. Но сестер и братьев у Олена не имелось, и поэтому дом родителей доставался ему.

Телега подскочила на кочке, и Олен, грубо вывалившийся из мечтаний, принялся озираться. Пока грезил, телега вкатила в лес и успела проехать достаточно много. Дома скрылись за деревьями, на обочинах потянулся напоминающий зеленую колючую стену ельник.

Шорох раздался одновременно справа и слева, закачались усаженные крупными иголками ветви. На дорогу с двух сторон вступили двое мужчин, наряженных одинаковым образом.

Черные плащи, какие носят всадники, свисали до самой земли. Тускло поблескивали длинные кольчуги из вороненой стали и округлые шлемы из того же металла, украшенные крылышками. Сапоги у незнакомцев были из дорогой лосиной кожи. На широких поясах, чьи пряжки украшало золоченое изображение половинки солнечного диска, висели короткие мечи в серебреных ножнах.

Олен натянул вожжи, останавливая телегу.

– Доброго утра, благородные мессены, – сказал он. – Да будут ваши дороги удачными. Не позволите ли проехать?

Страха Олен не испытал, только удивление: на разбойников чужаки не походили, да и что делать разбойникам в этом забытом богами углу графства Файн, где нет богатых купцов? Еще меньше они напоминали хирдеров, наемных вояк из дружины барона, от которых тоже можно ждать неприятностей. Скорее смахивали на воинов графа или иного благородного таристера, заблудившихся в лесу…

Вот только откуда они взялись в окрестностях Заячьего Скока, затерянного посреди лесов?

– Проехать, – ответил тот из незнакомцев, что стоял справа, более высокий, с ярко-синими глазами и крючковатым носом. – Клянусь Азевром и его тварями, ваша просьба не может быть исполнена, молодой человек.

Второй чужак, круглолицый и плечистый, улыбнулся, показав щербину на месте одного из верхних передних зубов.

– То есть вы не пропустите меня? – при упоминании кровожадного бога войны Олен почувствовал страх, но вместе с ним и злость – по какому праву они распоряжаются здесь? Кто вообще такие?

– Нет, – сказал голубоглазый. Оба чужака одновременно шагнули вперед и опустили правую руку к поясу.

Еще не осознав, что именно происходит, Олен перекатился назад. Нащупал лежащий на дне телеги топор и вскочил на ноги. Меч круглолицего, оказавшегося ближе, с глухим стуком ударился в борт, оставил глубокую зарубку. Блеснула сталь клинка голубоглазого.

– Эй, что вы хотите? – Олен перехватил топор обоими руками. – Что я вам сделал?

– Всего лишь убить тебя, клянусь Азевром, – сообщил голубоглазый, и на лицо его выползла кривая сладострастная усмешка.

Они атаковали одновременно, бросились стремительно, точно ядовитые змеи, взметнулись черные плащи. Олен оледенел, напряг мышцы живота, представляя, как их распарывает холодная острая сталь. Сжал зубы и с нечленораздельным воплем прыгнул вперед. Краем глаза заметил удивление на лице голубоглазого, ощутил рывок за рубаху и услышал треск рвущейся ткани.

От него ждали чего угодно, но только не этого.

С передка соскочил влево и оказался перед успевшим развернуться круглолицым. Тот махнул мечом, Олен присел, пропуская лезвие над собой. Обрушил топор на не защищенную кольчугой ногу. Тяжелое лезвие пропороло кожу, раздался хруст, брызнула кровь.

Круглолицый воин завопил, рухнул на землю, брошенный клинок упал рядом.

– Я не просто убью тебя, а буду долго мучить! – голубоглазый оскалился, залез на телегу и пошел по ней, поводя лезвием из стороны в сторону.

Олен ушел от направленного вниз удара. Скакнул вперед и вверх, прямо на голубоглазого, собственным телом сшибая того с телеги. Ощутил, как врезался во что-то тяжелое, звенящее. Увидел мелькнувшие сапоги, а потом сам упал на борт телеги так, что вышибло дыхание, а ребра затрещали.

На мгновение все померкло перед глазами. Когда Олен чуть отдышался, то обнаружил, что лежит брюхом на телеге, весь мокрый от пота, бока судорожно вздымаются, а в трясущихся руках зажат топор. Круглолицый чужак перестал орать, только поскуливал, а голубоглазого не было видно и слышно.

– Что же я наделал, помилуй меня Селита, – судя по лязгу зубов, дрожали и челюсти, и вообще все тело.

Олен с трудом распрямился, осторожно выглянул из-за телеги: голубоглазый лежал на обочине, и шея его была вывернута таким образом, как ее никогда не выгнет живой человек. Желудок сотряс болезненный спазм, и Рендалл едва успел отвернуться от телеги, как его вырвало.

Прямо в лужицу, оставшуюся от вчерашнего дождя, в коричневую от грязи воду, на плавающие в ней иголки.

Произошедшее только что не укладывалось в голове – он сумел выстоять в схватке с двумя настоящими воинами, и не просто выстоять, а убить одного из них! Для простого человека это так же маловероятно, как жениться на наследнице графства или вычерпать Дейн.

Драться Олену приходилось не раз, чаще для забавы, единожды – по серьезному поводу, но оружия он в руках никогда не держал. Раз в год в Заячий Скок являлся старый и беззубый баронский вербовщик, чтобы подучить обращению с копьем и щитом годных к войне молодых парней. Но в первый же день его напаивали так, что он утром третьего с трудом влезал на лошадь и отправлялся восвояси.

И, тем не менее, один из чужаков оказался мертв, а другой лишился возможности ходить.

– Нет… этого не может быть… – Олен зашвырнул топор в телегу, подобрал вожжи и принялся разворачивать нервно стригущего ушами Серко. На убитого и раненого он старался не смотреть. – Нужно вернуться в деревню… все рассказать… наверное, это разбойники…

Руки по-прежнему тряслись, а мысли путались: на лесных душегубов эти парни никак не походили – одинаково вооружены и хорошо одеты; суд барона никогда не оправдает простолюдина, совершившего убийство таристера – выходца из благородного сословия; может быть, лучше добить второго, уничтожить следы и спрятать тела в лесу?

Но даже эта судорожная идея зачахла и отдала концы, когда Олен подъехал к опушке и увидел между стволов Заячий Скок. Сердце застыло, будто пронзенное ледяным шипом, потом заколотилось с такой силой, что едва не проломило ребра. Язык примерз к гортани.

По улице и вокруг домов скакали всадники в черных плащах, блестело в их руках оружие. Ветер доносил крики, визг, собачий лай, а от сарая тетушки Ралиты поднимался густой черный дым.

Один из всадников погнался за убегающей женщиной, рубанул с седла. Кровь брызнула настоящим шлейфом, женщина неловко упала, а всадник помчался дальше, вскинув обагренный клинок. Под копыта бросился один из деревенских псов, отлетел в сторону от удара копытом и остался лежать.

Глаза Олена защипало, он одновременно захотел броситься вперед, к родному дому, и отступить в лес, бежать прочь от места, где убивают. Ладони, сжимающие топор, вспотели. Он даже сделал шаг, чтобы ринуться в деревню, где в этот момент неизвестно что происходит с родителями, Алирной, но удержал себя…

Та победа в лесу, если сказать честно – случайность. Выскочи Олен на открытое место, одного конного воина хватит, чтобы покончить с деревенским увальнем. И какой будет прок от такой глупой гибели?

Нет, надо действовать хитрее.

Молясь всем богам, чтобы его не заметили, Олен отвел телегу в сторону, под прикрытие густого ельника. Потрепал Серко по загривку, привязал вожжи к толстому морщинистому стволу. Перехватил топор поудобнее и пошел на восток, собираясь выйти к домам сбоку, со стороны огородов.

Шел бесшумно, тем охотничьим шагом, каким привык подкрадываться к диким гусям и тетеревам. Земли около Заячьего Скока были не самые плодородные, неурожай случался. Поэтому частенько от успеха на охоте зависело то, насколько сытым будет следующий день и даже год.

Олен миновал неглубокий овражек, прошел через покрывающую его дно крапиву. Поднялся по склону, оставив ряд вмятин в мягкой коричневой глине. Раздвинув стебли бурьяна, осторожно выглянул. Глазам предстали огороды, голые, если не считать зеленых стрелок чеснока и лука, а за ними – заборы задних дворов усадьбы Рендаллов и соседней, принадлежащей семейству Астинсов.

Всадников в черных плащах видно не было, хотя из-за домов все еще доносились крики.

Мысли вернулись к Алирне, Олен заскрипел зубами, борясь с черной тоской и яростью. Решил, что сначала нужно узнать, что и как с родителями, а затем можно будет подумать и о невесте, у которой есть отец и двое братьев, способных защитить собственный дом.

Выбравшись из зарослей, Олен рывком перебежал до забора и затаился под ним. Прислушался и, не уловив никаких звуков на заднем дворе, осторожно толкнул калитку. Та качнулась, но не скрипнула, и он проскочил в открывшуюся щель. Через мгновение оказался у задней стены дома, где и замер, пытаясь совладать с шумным, как ураган, дыханием.

Услышав шаги, дернулся и принялся озираться в поисках укрытия, и только потом вспомнил про зажатый в руках топор. Вскинул его для удара, но приближающийся со стороны улицы человек остановился, не дойдя до угла совсем немного. Послышалось шуршание, а затем мягкий щелчок.

– Мессен, – прозвучал хриплый голос. – Мессен, ответьте мне!

Последовал звук, какой издают суетящиеся в улье пчелы или метущая за стенами дома вьюга – мягкое, переливчатое жужжание. А потом заговорил кто-то еще, хотя Олен не слышал больше шагов.

– Слушаю тебя, Цастин, – голос странным образом плыл, то становился громче, то тише, звучал ревом, затем обращался в писк.

– Мессен, мы убили всех, кого нашли в этой проклятой деревушке, – истово сообщил хриплый.

«Всех?» – это слово колоколом отдалось в голове Олена. Земля закачалась под ногами, дыхание стало прерывистым и частым. Душу чуть не разорвали на куски необычно сильные чувства – желание немедленно броситься на обладателя сиплого голоса и обрушить на него топор так, чтобы мозги плеснули в стороны, и страх собственной гибели…

– Убили всех? – усомнился тем временем меняющийся голос. – Судя по Камню Памяти, щенок жив. Ищи его, используя след крови. Надеюсь, ты помнишь, как задействовать талисман?

– Да, мессен.

– Очень хорошо, Цастин. Не забудьте уничтожить трупы и саму деревню. Сожгите все дотла. И еще…

В этот момент немного пришедший в себя Олен совершил невероятно глупый поступок. Движимый непонятно чем, то ли любопытством, то ли безрассудством, он выглянул из-за угла.

Высокий мужчина в черном плаще стоял вполоборота, и крылышки на его шлеме отливали позолотой. В руке держал круглый медальон, и от него шел поток розового, искрящегося света, падал на лицо, высвечивая длинный прямой нос и уродливый шрам, идущий от виска к углу челюсти.

И именно из света шел принадлежащий «мессену» голос!

Олен отшатнулся, кляня себя за то, что высунулся. Магия! В том, что дело связано с ней, можно было догадаться, только услышав слово «талисман». Лишь маги, овладевшие секретами Истинного Алфавита, могут изготавливать подобные вещи для самых разных целей.

Но при чем тут он – Олен Рендалл из Заячьего Скока, в жизни не ездивший дальше городка Танненг?

Меняющийся голос затих, вновь раздался щелчок, и шаги начали удаляться. Олен дождался, пока они затихнут, и метнулся к калитке. Промчался через нее, хрустнули под ногами стебли лука, и он почти свалился в овраг, не обращая внимания на колючие кусты и жгучую крапиву.

И только тут, вжавшись лицом в холодную рассыпчатую землю, Олен дал волю душившему его горю.

Слезы текли, он давился и всхлипывал, тоска сжимала грудь стальным щупальцем. Сильнее всего на свете хотелось, чтобы произошедшее сегодня утром оказалось сном. Раз за разом отдавались в голове слова воина со шрамом «Мы убили всех, кого нашли в этой проклятой деревушке».

Отца, мать, Алирну, друзей, соседей…

Мысль о том, что недостойно мужчины вести себя подобным образом, высушила слезы. Олен вытер лицо подолом испачканной рубахи, сжал руками виски и задумался, что делать дальше.

Всадники в черных плащах охотятся за ним. Почему – непонятно, но выяснять это некогда, пока нужно просто выжить. Осталось выбрать – куда именно бежать? На юге ближайшее селение – Танненг, но оно далеко и по дороге к нему буду искать в первую очередь. Кроме того, в Танненге никто не ждет и не знает Олена Рендалла. На западе, в Трех Холмах можно спрятаться в святилище Всех Богов, обладающим правом убежища. Но не сидеть же под защитой патриусов всю жизнь? На севере дикий лес тянется до самых владений эльфов. И что остается? Восток, и лежащий за лесом и рекой замок барона Куртиана, хозяина Заячьего Скока, обязанного защищать тех, кто платит ему оброк.

Олен вспомнил о телеге, о привязанном к ней Серко. Подумал, что возвращаться туда рискованно, да и не потащишь их с собой через лес. Смирившись, что в дальнее путешествие придется отправиться пешком, Олен проверил, что у него есть. Кроме топора в руке, обнаружился нож на поясе, и тут же в небольшом мешочке – огниво, кремень и немного трута.

Их захватил сегодня больше по привычке, без особой необходимости.

Сапоги на ногах прочные, привезенные с торжища только этой весной. На рубахе после схватки остался разрез, но в прочем она выглядела прилично. Не хватало разве что лука, запаса стрел и мешка с провизией. Но о том, чтобы вернуться домой, нечего было и думать.

Олен подтянул пояс на бурчащем от голода животе, прошел до конца оврага. Бросил взгляд на охваченную дымом родную деревню и углубился в хорошо знакомый лес.

Идти было легко, под ногами шуршала опавшая хвоя. Куковала вдали кукушка, деревья раскачивались под ветром, солнце поднималось выше и выше, теплые лучи щекотали кожу. На ходу иногда удавалось заставить себя забыть о том, что случилось, но тяжесть на сердце снова и снова возвращалась, вынуждала скрипеть зубами.

К полудню, когда солнце начало припекать, Олен добрался до границы тех мест, где знал каждое дерево и канаву. Задержался, чтобы напиться из текущего к югу ручейка, умылся и пожевал едва вылезшего из земли щавеля. Рот наполнился кислой слюной, есть захотелось еще сильнее.

Перебравшись на другой берег, поскользнулся, едва не выронил топор. Дернулся, чтобы подхватить его и перед глазами все померкло…

…туманная хмарь разошлась, он увидел тех, кто преграждал путь.

Они стояли, не скрываясь, ровными рядами. Солнечные блики бегали по длинным кольчугам. Невероятно тонкими казались луки из белого тиса, и прямые клинки, словно выкованные из серебра. Ветер играл прядями черных, как смоль волос, а зеленые глаза с белых, не тронутых загаром лиц смотрели надменно.

Эльфы, один из геданов, Старших народов, пришедших в мир Алиона за много тысячелетий до людей.

Олен вспомнил, что видел одного из них на ярмарке в Танненге много лет назад, и не испытал тогда ничего, кроме удивления перед чужеродностью вроде бы похожего на человека существа. Но сейчас он почему-то ощутил тяжелую, подсердечную ненависть. И топор в руке, ставший много больше и тяжелее, поднялся сам.

Олен осмотрелся и обнаружил, что справа и слева от него стоят люди, грязные и лохматые мужчины, с топорами и копьями в могучих руках, с угрюмыми и злыми взглядами. Шевельнувшись, понял, что облачен в кольчугу, опускающуюся до колен, а на голове у него шлем.

– За мной! – рот открылся сам, а вырвавшийся из него яростный рев обратил бы в бегство медведя. – Вырвем им кишки во славу Предвечного Солнца!

– Вырвем! – отозвались сотни глоток и Олен, вскинув над собой топор, побежал вперед, прямо на эльфов.

Те нарочито медленно начали поднимать луки. Свистнула первая стрела, длинная, с белыми гусиными перьями. Один из бегущих споткнулся на ходу, упал наземь, хрипя и царапая торчащее из груди древко. Рухнул второй, третий воин, но вот копье вонзилось одному из эльфов в бок. Раздался хруст, и надменность исчезла с белого лица, сменившись гримасой боли и страха.

Олен ударил сверху вниз, просто и тупо, как дровосек. И когда лезвие его топора разрубило золоченый шлем, украшенный изображением ветвистого дерева, и раскололо эльфу череп, сердце сжалось от кровожадной радости…

Дальше он шел вперед, рубил и бил обухом. Уходил от вражеских ударов, скользил в чужой крови. Ощущал, как пот течет по лицу и спине, а топор становится все тяжелее. Выкрикивал оскорбления и плевал в лица врагов. Бой превращался в безумную кровожадную свалку, где сила оказывалась на стороне людей. Эльфы шаг за шагом пятились.

Потом они не выдержали и побежали, а тяжело дышащие, измученные победители, остались стоять между трупов.

– Слава! – заорал Олен, вскинув руку к темнеющему небу. – Слава Предвечному Солнцу!

Туман окутал мир с невероятной стремительностью, сердце испуганно вздрогнуло…

…и забилось так же, как раньше.

Исчезла кольчуга на плечах, давивший на макушку шлем. Канули неизвестно куда прыгающие от радости соратники и покрывающие землю тела с перерубленными шеями, выпущенными кишками и сломанными конечностями. Но мало того, пропал ручей, через который Олен только что переправлялся.

Он стоял на невысоком песчаном берегу, а внизу серебрилась довольно широкая, в полсотни шагов, река. Виднелся противоположный берег, низменный и зеленый, бобровая хатка выше по течению. С ветки ближайшего дерева на человека с любопытством смотрел дрозд.

– Что за наваждение… – Олен поднял руку и обнаружил, что по-прежнему сжимает топор, и что мускулы гудят так, будто и в самом деле размахивал им не один час. – Помилуй нас Селита…

Странное видение можно было объяснить усталостью и переживанием. Но солнце, за то время, пока Олен грезил, не сдвинулось, а глазам предстала Головица, река, до которой пути от Заячьего Скока не меньше десяти часов. Обычным ходом Олен добрался бы до нее к вечеру.

Или он, пребывая в помутнении разума, со всех ног бежал в нужном направлении?

На всякий случай присел на корточки и пощупал землю – вдруг угодил в очередной морок? Но песок оказался шершавым, как ему и положено, и горячим – за день нагрелся на солнце. Оставалось только поверить в то, что Олен с помощью неведомой магии попал прямо на берег Головицы.

Если есть враждебный колдун, то почему ни быть дружественному?

Олен огляделся, затем отправился в сторону бобровой хатки. Среди валяющихся около нее деревьев выбрал походящее, в пол-локтя толщиной. Поплевал на руки, и топор с чмоканьем вошел в древесину. Та отозвалась глухим гулом, в стороны полетели щепки, дрозд поспешно улетел прочь.

Вырубив пару чурбанов примерно одинаковой длины, Олен связал их собственным поясом. Получившийся плотик с плеском шлепнулся в воду, закачался на волнах. Первым на него лег топор, сверху улеглись рубаха и штаны, в которые был завернут мешочек с огнивом.

Последними стали сапоги, и Олен, оставшийся только в портках, зашел в совсем не теплую воду. Мурашки побежали по ногам, переползли на бока, холодный ветер огладил спину, взъерошил волосы. Толкая перед собой плотик и увязая в песке, Рендалл пошел вперед, на глубину.

Когда вода дошла до шеи, вздохнул полной грудью, оттолкнулся от дна и поплыл. Судорожно задергал ногами, вцепившись в плотик и задрав подбородок, чтобы волны не захлестывали лицо.

Быстро начал задыхаться, показалось, что сейчас пойдет ко дну. Но что-то твердое задело коленку, зацепило локоть. С испугом подумал, что напоролся на укрытую под водой корягу и та воткнется в живот, или здоровенный сом запросто откусит ногу. Но когда ударился обоими коленями сразу, понял, что просто-напросто достиг берега.

Еле перебирая трясущимися ногами, Олен выбрался на сушу и принялся одеваться.

По спине и по животу гуляли мурашки, зубы громко клацали. Вокруг кружились комары, норовили усесться на кожу, вонзить хоботок. Намокшая рубаха липла к телу, рукава закручивались вокруг предплечий.

– П-помилуй нас Селит-та, – пробормотал Олен, натягивая сапоги, внутрь которых вода, к счастью, не попала.

Повесил на пояс нож, мешочек с огнивом, последний раз оглянулся и пошел дальше.

Солнце жарило, одежда и волосы постепенно сохли, а он все шагал на восток. Туда, где за лесами находится баронский замок. Олен не бывал там, но по словам вербовщика представлял, как тот выглядит и где примерно находится. На ходу думал о том, как дать знать о своей беде мессену Куртиану и не попасть в лапы к его хирдерам, падким на забавы с беззащитными путниками.

На дорогу вышел совершенно неожиданно. Только что продирался через густой малинник, а спустя мгновение оказался на пыльной обочине, где в песке виднелись ямки-логова муравьиных волков и глубокие следы, оставленные лошадиными копытами и колесами купеческих повозок.

Дорога вела с юго-запада, от моста через Головицу, и уходила на северо-восток, скорее всего, к замку.

Немного подумав, Олен пошел по ней. Через пару сотен шагов миновал сломанную березу, около которой чернел круг кострища и валялась подранная рубаха из серого льна. Едва оставил за спиной поворот, отмеченный большим муравейником на обочине, как сзади долетел приглушенный стук копыт.

Олен отступил к обочине и стал ждать. Стук приблизился, и из-за поворота один за другим показались пятеро всадников.

Облачены они были в конические шлемы и латаные кольчуги, из-под которых торчали ноги в черных штанах и запыленных сапогах. У седел болтались щиты, а у поясов – мечи в ножнах. На туниках красовался герб барона – зеленый трилистник и две синие звезды на белом фоне, а бородатые рожи выдавали пристрастие их хозяев к разным порокам, от пьянства и чревоугодия до алчности.

– Ха, кто такой? – рявкнул один из всадников, шлем которого был украшен серебрением, а щеки – оспинами. – Разбойник?

От усталости и голода соображал Олен плохо. Только тут вспомнил, что держит в руке топор, а рубаха его перепачкана не только грязью, но и кровью. Опустил взгляд к земле и сказал просительно:

– Помилуйте, мессены! Не разбойник я! Мирный селянин из Заячьего Скока!

– Мирный? – хирдеры подъехали ближе, Олен уловил сильный запах конского пота, а также пива. – А чего тогда с топором по лесным дорогам шляешься? И, по-моему, этот твой Скок далековато будет.

– Разбойные люди напали на наш поселок сегодня утром. Я один спасся, – у Олена перехватило горло, он на мгновение прервался. – Бежал без остановки много часов подряд.

– Это по тебе видно, – кивнул хозяин серебреного шлема. – А вот про разбойных людей ты сказки рассказываешь. Откуда они по эту сторону Дейна? Или это были заблудившиеся эльфы?

Хирдеры с готовностью заржали – скорее рыба захлебнется, чем эльф не найдет дороги в лесу.

– Нет, не эльфы. Они были в черных плащах, а на шлемах у них торчали такие… ну, крылышки.

Один из баронских дружинников загоготал вновь, но смех вышел жалкий и быстро прервался.

– Крылышки, говоришь? – уточнил хозяин серебреного шлема.

Олен рискнул поднять взгляд. К собственному удивлению обнаружил, что вожак хирдеров выглядит напуганным, и что прочие всадники шарят взглядами по кустам, точно ожидая нападения.

– Клянусь юбкой Селиты, я сам их видел! И герб такой на поясах – половинка золотого солнца!

Вспомнились крики «Слава Предвечному Солнцу» из видения. Мелькнула мысль, что люди в черных плащах как-то связаны с ним, хотя Олен никогда не слышал, чтобы кто-то поклонялся непосредственно светилу. Народы Алиона, и гномы, и эльфы и гоблины с орками верили в одних и тех же богов. Был среди них Афиас, Светоносный, Хозяин Солнечного Диска, но никто не называл его Предвечным.

– Не клянись, парень, не надо, – хозяин серебреного шлема чуточку помедлил, размышляя. Затем без спешки опустил ладонь на рукоять меча. – А теперь положи топор и подойди ближе.

Олен краем глаза заметил, как оскалился один из хирдеров, как челюсти другого сжались, и понял, что сейчас произойдет. Он сделает шаг, а меч обрушится на голову, ломая кость, вонзаясь в мозг. Затем дружинники закинут тело поглубже в заросли и уедут.

Сопротивляться? Одному против пятерых, голодному и усталому? Глупо. Бежать? Поздно – не дадут и шага ступить, следят внимательно за каждым движением. Что же делать?

Не выпуская из рук топора, Олен шагнул вперед и сказал во весь голос:

– Как наследник свободного держателя земельного надела в баронских землях, прошу баронской справедливости, во имя Акрата!

– Вот шваль, грамотный, – хозяин серебреного шлема сплюнул, а прочие хирдеры обменялись полными разочарования взглядами.

Самый тупой и злобный дружинник знал, что законно выкликнутый призыв к богу грозы всегда бывает услышан. Произнесший его попадает под защиту Громового Сокола и остается под ней до того момента, пока проблема, вызвавшая обращение, не будет каким-то образом решена.

Глупец, осмелившийся поднять руку на того, кто призвал Акрата, если и порадуется своей дерзости, то очень недолго. В свою очередь тот, кто потревожил бога справедливости не по праву, рискует ощутить всю мощь его гнева. И довольно быстро превратится в горстку пепла.

Но Олен хорошо знал, что в этой ситуации он прав, помнил нужные слова и поэтому не боялся.

– Твое счастье, парень, что мы отправляемся прямо в замок, – кислым голосом сказал хозяин серебреного шлема. – Пойдешь с нами. Мы не торопимся, так что не отстанешь.

Предводитель хирдеров не соврал. Он сам и его воины ни разу не ускорили шага коней. Неспешно трусили себе по дороге миля за милей, через густой лес, мимо полей и селений. Замок показался в тот момент, когда побагровевшее солнце коснулось вершин деревьев.

Олен к этому моменту еле брел, с трудом поспевая за хирдерами. От пыли першило в горле, от голода бурчало в животе. Каждый шаг сопровождался вспышкой боли в натруженных мускулах. Топор казался тяжелым, словно бревно, но Рендалл упорно цеплялся за него.

Тоска и горе притупились за усталостью, ощущались, как засевшая в сердце тупая заноза.

– Приехали, во славу неба, – буркнул один из дружинников, и Олен поднял голову.

Дорога впереди опускалась к реке, в светлой воде чернела стена леса на дальнем берегу. А на ближнем поднимались зубчатые башни и стены замка, владел которым барон Куртиан ари Онистер, хозяин Заречья. Толстые стены и узкие бойницы создавали впечатление угрюмой мощи, широкие ворота были распахнуты, а над главной башней вились зелено-белые флаги.

У стен виднелась деревенька из дюжины хлипких, покосившихся домов. От них доносился собачий лай, коровье мычание и стук молота, говорящий о том, что тут есть собственная кузня. Дальше в сторону леса располагалось кладбище – торчали столбики, отмечающие могилы.

– Смотри внимательно, деревенщина, – гордо сказал командир разъезда, бросив на Олена презрительный взгляд. – Этот замок заложили еще в те времена, когда границы империи пролегали вот тут!

Как давно имели место эти славные времена, Олен имел смутные представления, знал только, что много веков назад. Но могучий замок внушал уважение, он казался постаревшим, но еще сильным воином, способным за счет опыта одолеть много более молодого противника.

За дружинниками Олен спустился к реке, вступил на единственную улицу маленького селения. Поймав на себе полный любопытства взгляд белобрысой девчушки, еще не сменившей детскую одежду на девичий сарафан, невольно смутился и опустил голову. По щекам и шее побежала горячая волна.

Не глядя по сторонам, прошел через селение и только у самого замка поднял взгляд.

– Хей, кого это вы притащили, во имя шавки Азевра? – спросил один из охраняющих ворота хирдеров, высокий и толстый, с рыжими усами и лишаем на щеке.

– Новую наложницу нашему хозяину, – хмыкнул второй, чьи глаза были узкими, как у змеи. – Он любит таких, молоденьких…

Олен поежился, по спине побежали мурашки – много слышал о дурных привычках барона, но никогда до конца не верил в рассказы о них.

– Нет, – ответил командир разъезда. – Это всего лишь проситель. Явился на баронский суд.

– Ну-ну, – хмыкнул рыжеусый. – Тогда пусть проходит.

Хирдеры у ворот спешились, повели коней под уздцы. Следуя за ними, Олен прошел ворота, вступил в узкий проход, пробитый в толстенных стенах. Миновал поднятую решетку из металлических прутьев толщиной в руку и оказался во внутреннем дворе замка.

Прямо напротив ворот располагалась центральная башня, серая и толстая, как невероятно старое дерево. На каменных боках виднелись трещины и сколы, оставленные временем. Начинающиеся с третьего этажа окошки светились желтым. Пространство вокруг башни не было замощено, из вытоптанной земли кое-где торчала трава. Со всех сторон поднимались стены, виднелись пристроенные к ним сараи, блестела черепица на их крышах.

Олен учуял запах мясной похлебки. В животе у него взвыло, в глазах помутилось.

– Слушай меня, парень, – сказал командир разъезда. – Ты, конечно, птица важная, но ради тебя барон из покоев выходить не будет. Ночь проведешь у нас, – взгляд его скользнул вниз, – если выпустишь из рук этот проклятый топор. Или ты и спать с ним в обнимку собрался?

– Нет, – сказал Олен.

– Отлично. Тогда подожди, нам нужно заняться лошадьми.

Он стоял и ждал, пока дружинники заведут коней в ближайший к воротам сарай. По двору сновали люди, слуги и воины, поглядывали на уроженца Заячьего Скока с любопытством. Тот от непривычного внимания смущался и мечтал о том, чтобы провалиться сквозь землю.

– Пошли, – принес спасение первым вышедший из конюшни командир разъезда.

Вслед за ним Олен направился в сторону большого сарая, пристроенного к восточной стене. Скрипнула сколоченная из толстых досок дверь, запах похлебки стал сильнее, к нему присоединилась вонь прокисшего пива и застарелого пота. По глазам резанул багровый свет.

– Ага, явились, мать вашу! – от обрушившегося на уши рева Олен едва не оглох.

Весь сарай занимало одно вытянутое помещение. Вдоль стен размещались широкие лежанки, на них валялись кольчуги, мечи и шлемы. По металлу ползали блики от воткнутых в скобы на каменной стене факелов. В центре располагался заставленный кувшинами и тарелками стол, вокруг него на скамьях сидели дружинники.

– Кого с собой притащили? – прорычал один из них, похожий на бородатого медведя, вырастившего на месте носа красную репку.

– Искатель баронского суда, – ответил командир разъезда. – Ночь проведет у нас.

– Имя у него есть?

– Да, – ответил Рендалл, пряча за спину топор. – Олен меня зовут.

– Отлично, – говорить нормально медведистый хирдер, судя по всему, просто не умел, зато улыбался широко, выставляя на обозрение крупные гнилые зубы. – Бросай свой колун и иди к столу. Судя по вытянувшейся роже, ты голоден. А у нас тут похлебка из бараньей требухи с бобами.

Олен кивнул, осторожно поставил топор к стенке. Удержался от того, чтобы броситься к столу бегом, медленно подошел, сел на край одной из лавок.

– Вот тебе, – проговорил командир разъезда, и перед Оленом появилась миска с бурой жижей, из которой торчала деревянная ложка с обкусанной ручкой. – Пива нальешь сам, в любую кружку. Для сна занимай лежанку около входа. Отхожее место в сарае у самых ворот. Больше никуда не ходи. Понял?

Олен кивнул – говорить не мог, от голода сводило челюсти. Взялся за ложку и принялся торопливо черпать восхитительно густую, наваристую похлебку. На зубах заскрипели волоконца мяса.

– Где вы нашли такого голодного? – спросил кто-то из дружинников, раздались смешки.

– Об этом – ни слова. Дело барона! – отрезал командир разъезда, и хирдеры послушно замолчали.

Миска показала дно, к этому моменту в животе у Олена стало тяжело и горячо, а по телу расползлась истома.

– Иди, ложись, – буркнул медведистый хирдер, – а то заснешь прямо тут!

Олен кивнул, с трудом оторвал себя от лавки. Хлопая слипающимися глазами и зевая, добрался до лежанки у двери. Сил едва хватило на то, чтобы стащить сапоги, после этого шлепнулся на заскрипевшие доски.

Глаза закрылись, но сон не пришел сразу. Вместо него явились мысли о том, что куда приятнее было лежать на полатях в родном доме. Вспомнились отец и мать, мягкий свет лучины, шипение падающих в лохань угольков. Нестерпимо захотелось вернуться туда, чтобы все оставалось по-прежнему, как вчера, позавчера, месяц или год назад.