Трафальгар стрелка Шарпа Корнуэлл Бернард
– Я ненавидела Брейсуэйта, – прошептала Грейс. – В последнее время он глаз с меня не сводил. Я видела, как у него текут слюни, словно у грязного пса. – Женщина вздрогнула. – Этот негодяй сказал, что, если я приду к нему в каюту, он никому не скажет. Я хотела ударить его, но испугалась Уильяма. Боже, как же я ненавидела!
– Поэтому я и убил его, – мягко промолвил Шарп.
Некоторое время она молчала, затем поцеловала его в кончик носа.
– Я знала. С того самого мгновения, как Уильям спросил меня о нем, я знала, что ты убил его. Он умер быстро?
– Не так уж быстро, – ответил Шарп. – Я хотел, чтобы он знал, за что умирает.
Леди Грейс задумалась, потом, решив, что ей все равно, была смерть секретаря быстрой или мучительной, прошептала:
– Никто еще не убивал ради меня.
– Ради тебя я готов сражаться с целой армией, – отвечал Шарп.
Он снова вспомнил о письме и снова отогнал сомнения прочь. Брейсуэйт хотел лишь выторговать несколько секунд своей никому не нужной жизни. Шарп не стал ничего говорить Грейс.
Закатное солнце бросало причудливые тени от фалов и вантов, парусов и мачт на зеленоватую водную гладь. Троих провинившихся матросов привели к капитану, и всем троим было велено неделю не давать рома. Помощник барабанщика забавлялся с кортиком и поранил руку. Пикеринг накладывал повязку, не переставая честить юного недотепу. Корабельный кот растянулся на камбузе у плиты. Стюард понюхал воду в бочке, сморщился, но недрогнувшей рукой поставил на бочке отметку мелом, признавая воду пригодной для питья.
Когда светило опустилось за горизонт, а небо окрасилось алым, вахтенный заметил в последних отблесках солнечных лучей дальний парус.
– Парус по левому борту! – прокричал он.
Шарп не слышал крика. Сейчас он не внял бы даже трубному гласу с небес, но команда задрожала от нетерпения. Добыча снова замаячила на горизонте, а значит, охота продолжалась.
Глава восьмая
Для «Пуссели» настали счастливые дни. Далекий парус на горизонте действительно принадлежал «Ревенану», но капитану Чейзу никак не удавалось подойти к французам так близко, чтобы прочесть на борту название. Однако матросы уверяли, что узнают бизань французского линкора. Сколько бы Шарп ни рассматривал в подзорную трубу чужие паруса, он не мог понять, что особенного видят в них матросы. Между тем моряки утверждали, что паруса «Ревенана» плохо заштопаны и потому висят криво. «Ревенан» и «Пуссель» были близнецами, шли с одинаковой скоростью, а бог ветров поровну осыпал противников своими милостями.
Оба парусника огибали громадный африканский материк, но «Пуссель» шла западнее и до экватора сохраняла преимущество. Затем французы должны были повернуть восточнее, чтобы пристать к берегу. Каждую ночь капитан сходил с ума от беспокойства, страшась потерять добычу, но наутро «Ревенан» снова и снова возникал на горизонте. Ни разу матросам Чейза не удалось перехитрить умелых моряков из команды капитана Монморана. Если Чейз менял курс, чтобы сблизиться с французским линкором, Монморан ловко повторял маневр, и английскому капитану приходилось, чертыхаясь, возвращаться к прежнему курсу. Чейз молился, чтобы француз согласился принять бой, но Монморан стойко избегал искушения. Он уверенно вел свой корабль во французскую гавань или в гавань французской союзницы Испании, а на борту «Ревенана» плыл человек, собиравшийся помочь Франции превратить Индию в британскую могилу.
– Надеется прорвать нашу блокаду у Кадиса, – язвительно заметил как-то после ужина Чейз и нахмурился. – Впрочем, нет ничего проще.
– Почему? – спросил Шарп.
– Большие корабли стоят на рейде, – объяснил капитан, – а у берега только пара фрегатов. Монморан легко отшвырнет их с дороги. Мы обязательно должны догнать его! – Чейз вздохнул. – Пешки не ходят в сторону, Шарп.
– Разве?
Шла первая вахта – с восьми вечера до полуночи. Чейз и Шарп пили бренди, и капитан учил друга игре в шахматы. Лорд Уильям и леди Грейс часто бывали гостями капитана. Леди Грейс любила шахматы и частенько заставляла Чейза хмуриться и ерзать над доской. Лорд Уильям предпочитал книгу. Впрочем, однажды он удостоил капитана партии и за пятнадцать минут разбил гостеприимного хозяина в пух и прах. Пятый лейтенант Холдерби иногда подсказывал Шарпу ходы. На людях Шарп и леди Грейс держались отчужденно.
Пассаты гнали корабль к северу, сияло солнце, и Шарп еще никогда в жизни не был так счастлив. После смерти Малахии Брейсуэйта любовники получили долгожданную свободу. Лорд Уильям корпел над отчетом для британского правительства. Любовникам приходилось встречаться с осторожностью, но иногда Шарпу казалось, что команда знает об их связи. Опасаясь внезапного прихода лорда Уильяма, они никогда не оставались в каюте ее светлости. Грейс приходила к Шарпу сама, в сумерках пересекая шканцы и пугаясь каждого шороха. Каюта Шарпа находилась рядом с каютой первого лейтенанта, где спал лорд Уильям. Со стороны могло показаться, что ее светлость направляется в каюту мужа, но едва ли любовникам удавалось обмануть рулевого на шканцах. При виде Шарпа боцман Джонни Хоппер со знающим видом ухмылялся. Шарп притворялся, что не замечает ухмылок. Впрочем, он не опасался, что команда выдаст его, – в отличие от надменного лорда Уильяма Шарп матросам нравился. Любовники уверяли друг друга, что бояться нечего, но в действительности очень рисковали. И все же, какой бы безрассудной ни была их любовь, они не могли ей противиться. Шарп до сих пор не мог поверить, что знатная дама полюбила простого солдата.
Однажды вечером они лежали в его каюте. Косые лучи закатного солнца проникали сквозь иллюминатор. Леди Грейс пыталась вспомнить, сколько комнат в ее доме в Линкольншире.
– Тридцать шесть, – наконец сосчитала она, – а еще холл и комнаты слуг.
– Разумеется, кто же считает комнаты слуг, – заметил Шарп и тут же получил удар локтем под ребро. Они лежали на одеяле, расстеленном на полу, – койка для двоих была слишком узкой. – А сколько у тебя было слуг? – спросил он.
– В деревне? Двадцать три. В Лондоне четырнадцать, а еще кучеры и конюхи. Шестеро или семеро? Уже и не помню.
– Меня посчитать не забыла? – съязвил Шарп, и снова острый локоток леди Грейс вонзился ему в ребра. – Больно же!
– Ш-ш-ш, – прошептала Грейс. – Чейз услышит. А у тебя были слуги?
– Маленький арапчонок, – ответил Шарп. – Он хотел вернуться в Англию вместе со мной, но умер. – Шарп замолчал, наслаждаясь прикосновениями ее кожи. – Служанка тебя не хватится?
– Она думает, что я лежу в каюте, и ей не велено меня беспокоить. Я говорю, что от солнца у меня мигрень.
Шарп улыбнулся:
– А когда идет дождь?
– Тогда я говорю, что мигрень у меня от дождя. Впрочем, Мэри все равно. Она влюблена в капитанского вестового и рада, что я ее не трогаю. Девчонка целыми днями торчит в буфетной. – Грейс провела пальцем по животу Шарпа. – Может быть, и они когда-нибудь уплывут вместе в бескрайнее море?
Временами Шарп воображал, что когда-нибудь они вместе с Грейс уплывут ото всех далеко-далеко. Любовники притворялись, что «Пуссель» – их корабль, команда – их слуги, а им суждено вечно скитаться по морям под сияющими небесами. Они никогда не говорили о том, что ждет обоих в конце путешествия. Грейс предстояло вернуться в мир роскоши, а Шарпу спуститься с небес на землю и навсегда расстаться с любимой.
– Мы с тобой словно дети, – повторяла Грейс, – беззаботные, легкомысленные дети.
По утрам Шарп упражнялся с морскими пехотинцами, днем спал, вечером ужинал с капитаном, а после ужина с нетерпением ждал, когда лорд Уильям погрузится в беспробудный сон, вызванный лауданумом, и Грейс придет в его каюту. Они ласкали друг друга, болтали, спали, снова болтали.
– С самого Бомбея я не принимала ванны, – однажды пожаловалась Грейс и вздрогнула.
– Я тоже.
– Но я-то привыкла к чистоте!
– Мне нравится твой запах.
– Я воняю, как и весь этот корабль! Кроме того, мне не хватает прогулок. В деревне мне очень нравилось гулять. Будь моя воля, никогда не вернулась бы в Лондон!
– Из тебя вышел бы неплохой пехотинец, – пошутил Шарп. – Нам, солдатам, частенько приходится бить ноги.
Некоторое время она молчала, затем провела рукой по его волосам.
– Иногда я мечтаю о смерти Уильяма, – наконец решилась Грейс, – мечтаю наяву, не во сне. Это ужасно!
– Я и сам иногда думаю об этом, – пожал плечами Шарп.
– Я хочу, чтобы Уильям упал за борт, – продолжила она, – или свалился с лестницы.
Особенно если подтолкнуть его, подумал Шарп, но тут же отбросил эту мысль. Убить шантажиста Брейсуэйта – это одно, но вина лорда Уильяма состояла лишь в том, что он вел себя заносчиво и высокомерно, а также имел несчастье быть мужем его возлюбленной. К тому же лорд Уильям не имел привычки спускаться в трюм или ночами разгуливать по палубе.
– Если он умрет, – прошептала Грейс, – я разбогатею. Продам лондонский дом и переселюсь в деревню. Заведу библиотеку и камин, буду гулять с собаками. Ты поселишься вместе со мной. Я стану миссис Ричард Шарп.
На мгновение Шарпу показалось, что он ослышался.
– Как же ты будешь жить без общества?
– Ненавижу общество! – выпалила Грейс. – Пустые разговоры, недалекие люди, бесконечное соперничество! Мне нравится жить затворницей и чтобы книги стояли от пола до потолка.
– А мне чем прикажешь заниматься?
– Будешь любить меня и ревновать к соседям.
– Ну, с этим я справлюсь, – согласился Шарп. Он понимал, что мечтам Грейс суждено остаться мечтами, вот только если бы лорд Уильям действительно покинул сей мир! – В каюте твоего мужа есть орудийный порт? – спросил Шарп.
– Есть, а что?
– Да так, – пожал плечами Шарп, размышляя о том, как проникнуть в каюту его светлости.
Однако по здравом размышлении отверг и эту идею. Каюта лорда Уильяма находилась недалеко от штурвала. Вряд ли Шарпу удастся незаметно от вахтенного офицера проникнуть туда, убить его светлость и избавиться от трупа. Даже скрип дверцы порта могут услышать.
– У него превосходное здоровье, – вздохнула леди Грейс назавтра, – он ни разу не болел!
– Его могут убить при штурме «Ревенана».
Грейс улыбнулась:
– Он забьется в трюм, любимый, и просидит все сражение под ватерлинией!
– Но ведь он мужчина! – удивился Шарп. – Он должен сражаться!
– Уильям – политик, дорогой мой, их тоже иногда убивают, но политики не сражаются. Он как-то сказал мне, что его жизнь слишком ценна, чтобы ею рисковать! Впрочем, в Англии Уильям будет со скромной гордостью утверждать, что первым кинулся на абордаж, а я, как верная жена, буду улыбаться и молчать. Политики все такие.
За дверью раздались шаги. Шарп внимательно прислушивался, ожидая, что шаги удалятся, но на сей раз кто-то остановился прямо за дверью каюты. Грейс сжала его руку. Раздался стук. Шарп не ответил. Стук повторился, затем неизвестный принялся трясти дверь.
– Кто там? – Шарп постарался, чтобы голос звучал сонно.
– Мичман Коллиа, сэр.
– Что вам нужно?
– Вас хочет видеть капитан, сэр.
– Скажите, что я буду через минуту, Гарри. – Сердце Шарпа забилось учащенно.
– Придется идти, – прошептала Грейс.
Шарп оделся, застегнул пояс, поцеловал Грейс и отпер дверь. Чейз стоял у перил левого борта, выглядывая на горизонте паруса «Ревенана».
– Вы искали меня, сэр? – спросил Шарп.
– Не я, Шарп. Вы понадобились лорду Уильяму.
– Лорду Уильяму? Зачем? – удивленно спросил Шарп.
Чейз приподнял бровь, намекая, что Шарпу должно быть виднее, и мотнул головой в сторону салона. Шарп снова вспомнил о письме, которым угрожал Брейсуэйт, поправил мундир и постучал в дверь салона.
Голос его светлости из-за двери пригласил его войти. Шарп подчинился. Лорд Уильям показал рукой на кресло. Его светлость сидел за длинным столом, заваленным бумагами, и писал. Скрип пера показался Шарпу зловещим. Некоторое время лорд Уильям продолжал свое занятие, словно забыв о госте. Сквозь открытое потолочное окно ветер шевелил бумаги на столе. Шарп уставился на седую макушку его светлости.
– Я пишу отчет, – неожиданно прервал молчание лорд Уильям, заставив Шарпа подпрыгнуть, – о политической ситуации в Индии. – Он обмакнул перо в чернильницу, написал еще одну фразу и только потом положил перо на маленькую серебряную подставку. Холодные, колючие глаза показались Шарпу остекленевшими, наверняка от лауданума, но смотрели с прежней неприязнью. – Обычно в таких делах я не привык обращаться за помощью к младшим офицерам, но у меня нет выбора. Мне хотелось бы услышать ваше мнение, Шарп, о военной мощи маратхов.
Шарп облегченно вздохнул про себя. Маратхи! Из головы у него не шло злополучное письмо, а его светлость, оказывается, хотел всего лишь поговорить о маратхах!
– Маратхи – смелые воины, милорд.
Лорд Уильям пожал плечами.
– Иного я от вас и не ждал, Шарп, – кисло вымолвил он, затем скрестил пальцы, посмотрел на собеседника поверх ухоженных ногтей и продолжил: – Я уверен, что со временем мы станем управлять всем континентом. Вскоре это поймет и правительство. Однако главным препятствием в наших планах могут стать именно маратхи и их предводитель Холкар. Выражусь яснее. Как вы считаете, может ли он помешать нам в захвате новых территорий?
– Вряд ли, милорд.
– Прошу вас, подробнее. – Лорд Уильям вытащил чистый лист бумаги и застыл с пером в руке.
Шарп тяжело вздохнул.
– Маратхи – смелые воины, милорд, – повторил он и заслужил сердитый взгляд его светлости, – но смелость – это еще не все. Маратхи не умеют воевать. Слишком верят в артиллерию. Выстраивают все пушки в линию, а пехота топчется сзади.
– Разве мы поступаем иначе? – удивился лорд Уильям.
– Мы располагаем артиллерию на флангах, милорд. Если их пехота пойдет в атаку, мы ответим перекрестным огнем. Так можно убить гораздо больше врагов.
– Да уж, в убийствах вы разбираетесь, – язвительно заметил его светлость. – Продолжайте.
– Выставляя пушки вперед, они думают, что их пехота защищена. А когда пушки потеряны, как оно обычно и случается, пехота становится уязвимой. Кроме того, сэр, наши гораздо быстрее заряжают мушкеты. – Шарп смотрел, как перо его светлости скользит по бумаге. – Мы не боимся подобраться поближе, а они норовят палить издалека. Подойди к врагу так близко, чтобы почувствовать его запах, – и ты его одолеешь.
– Их пехота не слишком дисциплинированна?
– Им не хватает умения, сэр. – Шарп задумался. – Да, пожалуй, и дисциплины.
– Все оттого, Шарп, – подчеркнул лорд Уильям, – что они не используют телесных наказаний. А что, если во главе маратхских пехотинцев поставить умелого командира из европейцев?
– Вряд ли, милорд, маратхи – не сипаи. Они разбойники, пираты. Нанимают пехотинцев из других штатов, а наемники никогда не будут воевать так, как местные. Кроме того, чтобы подготовить их, потребуется время. Год, не меньше. К тому же самим маратхам это вряд ли понравится. Из них выйдут неплохие кавалеристы, но пехотинцы они никудышные.
– Стало быть, вы считаете, что нам не стоит так беспокоиться о мсье Валларе?
– Понятия не имею, милорд.
– Не лгите, Шарп. Ведь вы узнали Полмана?
Вопрос лорда Уильяма застал Шарпа врасплох.
– Нет! – выпалил он, пожалуй слишком резко.
– А ведь вы должны были встречать этого человека, – его светлость заглянул в бумаги, – при Ассайе.
Можешь не притворяться, подумал Шарп, будто забыл это название.
– Я видел его только через подзорную трубу, милорд.
– Только через трубу, – задумчиво повторил лорд Уильям. – А вот Чейз уверяет меня, что вы его узнали. Иначе зачем Полману удирать от нас через всю Атлантику?
– Кто его знает, милорд, – ответил Шарп с запинкой.
– Ход ваших мыслей ускользает от меня, Шарп, – промолвил его светлость, не отрываясь от бумаги. – По прибытии в Лондон я обращусь за советом к нашим генералам, но пока придется располагать вашими скудными домыслами. Возможно, мне придется расспросить кузена моей жены сэра Артура. – Перо его светлости не переставая скрипело по бумаге. – Кстати, вы не видели ее сегодня после обеда, мистер Шарп?
– Нет, милорд. – Шарп едва не удивился вслух, где это он мог видеть ее светлость, но вовремя прикусил язык.
– В последнее время, – лорд Уильям поднял взгляд на Шарпа, – она среди бела дня куда-то исчезает.
Шарп ничего не ответил. Он ощущал себя мышью, попавшей в кошачьи лапы.
Лорд Уильям посмотрел на переборку, которая отделяла салон от каюты Шарпа. Рассматривал картину, изображавшую фрегат, которым когда-то командовал Чейз?
– Плотнее прикройте за собой дверь, Шарп. Задвижка совсем разболталась.
Шарп вышел. От напряжения он весь взмок. Неужели лорд Уильям знает? Неужели Брейсуэйт все-таки написал свое злосчастное письмо? Господи Исусе, подумал Шарп, а ведь я играю с огнем!
С лукавой улыбкой к нему подошел капитан Чейз.
– Он хотел, чтобы я рассказал о маратхах, сэр.
– А, вот оно что, о маратхах, – усмехнулся капитан. Он поднял глаза вверх и сверился с компасом. – Сегодня после ужина корабельный оркестр играет на баке. Вы хорошо поете, Шарп?
– Не особенно, сэр.
– А вот лейтенант Пил поет, и превосходно! Зато капитан Ллуэллин, даром что валлиец, вокала не жалует. Однако из канониров левого борта вышел неплохой хор. Что поделаешь, пришлось запретить им горланить песенку про адмиральскую жену. Это не для ушей леди Грейс, но, уверяю вас, и без хора вечер удастся на славу!
Грейс в каюте не было. Шарп прикрыл за собой дверь. По спине стекали струйки пота. Поистине он играл с огнем.
Через два дня на рассвете они заметили на юго-западе далекий остров. Вероятно, «Ревенан» миновал эти берега ночью, а к утру французский корабль был уже значительнее севернее. Шарп разглядел в подзорную трубу только серые тучи, что нависли над вершинами гор.
– Святая Елена, – сказал Чейз. – Островок принадлежит Ост-Индской компании. Если бы мы не гнались за «Ревенаном», то запаслись бы там водой и овощами.
Шарп вглядывался в клочок суши, затерянный посредине бескрайнего океана:
– Кто живет в такой глуши?
– Представители Компании, несколько угрюмых семейств да слуги-негры. Задира был там рабом. Можете расспросить его об острове.
– Вы освободили Задиру?
– Он сам себя освободил. Вплавь добрался до корабля, вскарабкался по якорной цепи и прятался, пока мы не добрались до суши. Не сомневаюсь, Ост-Индская компания не отказалась бы заполучить его обратно, но придется им обойтись без Задиры. Такими матросами не разбрасываются!
На корабле, кроме негров, служили матросы – индийцы, американцы, голландцы, шведы, датчане и даже двое французов.
– Почему он называет себя Задирой?
– Однажды он так отдубасил одного малого, что тот неделю приходил в себя, – весело ответил капитан, затем поднес к губам рупор и прокричал: – Хочешь, высажу тебя на Святой Елене, Задира? Старых приятелей навестишь!
Задира ребром ладони провел по горлу; Чейз рассмеялся. Между капитаном и командой «Пуссели» царил лад. Чейз жалел своих матросов, и они отвечали ему любовью. Капитан запросто общался с командой, но его авторитет от этого ничуть не страдал. Чтобы заслужить одобрение Чейза, матросы набрасывались на работу как одержимые. Они гордились своим кораблем, своим капитаном и готовы были сражаться за него до последней капли крови. Такой же репутацией обладал и капитан Луи Монморан, поэтому сражение, если ему суждено состояться, обещало стать жарким. Чейз поддерживал свой авторитет не жестокими наказаниями, а личным примером. Команда ничего не знала о сомнениях, глодавших капитана. Чейз не был уверен, что Мишель Валлар, выдававший себя за слугу Полмана, плывет на «Ревенане». Больше того, капитан не мог обещать, что догонит француза. Тогда ему придется попотеть, объясняя лордам из Адмиралтейства: ради чего «Пуссель» затеяла эту авантюру, завершившуюся столь бесславно?
Впрочем, на людях Чейз и виду не подавал, что беспокоится об удачном исходе кампании. Он всегда выглядел собранным и решительным, поэтому команда верила в своего капитана. Шарп внимательно наблюдал за Чейзом и пытался представить: смог бы он сам так управляться с солдатами? Что, если лорд Уильям действительно отдаст богу душу? Выйдет ночью прогуляться на шканцы, оступится и выпадет за борт? Сможет ли Шарп оставить армию?
И что тогда? Библиотека с камином? Грейс будет счастлива среди своих книг, а чем займется он? Впрочем, что проку задумываться об этом? Убийство пэра Англии – это вам не жалкого секретаришку задушить! Но не эти сомнения мучили Шарпа. При удобном случае он не отказался бы расквитаться с соперником, но понимал, что убийство мужа Грейс не даст ему спокойно спать по ночам. Шарп и сам удивлялся, что до сих пор прислушивается к голосу совести. Среди его знакомцев были такие, кто с радостью убил бы за бочонок эля, но Шарп знал, что это не для него. Для убийства нужна причина. Надменности и кичливости лорда Уильяма недостаточно. Впрочем, как и любви Шарпа к его жене.
Подтолкнуть лорда Уильяма к дуэли? Шарп сомневался, что его светлость примет вызов простого прапорщика. Скорее всего, лорд Уильям предпочтет действовать в обход – нашепчет нужное словечко в уши армейских, имеющих власть, и от Шарпа не останется мокрого места. Чтобы выбросить праздные мысли из головы, Шарп занимался с пехотинцами. Вместе с Ллуэллином они устроили состязание – побеждал тот, кто за три минуты успевал сделать больше выстрелов из мушкета, хотя никому из пехотинцев так и не удалось превзойти Шарпа. Однако с каждым днем пехотинцы все увереннее обращались со своими мушкетами. Шарп с Ллуэллином и сами до седьмого пота гоняли друг друга вверх-вниз по открытой палубе, фехтуя на саблях. Пехотинцы упражнялись с абордажными пиками, представлявшими собой восьмифутовые древки, снабженные стальными наконечниками. Ллуэллин уверял, что это оружие незаменимо, если нужно очистить от неприятеля узкие проходы на неприятельском судне. Командир пехотинцев также советовал Шарпу опробовать в деле абордажные топоры – устрашающего вида лезвия на коротких ручках.
– Пусть они выглядят неуклюже, – признавал Ллуэллин, – но эти штуки еще заставят лягушатников бояться божьего гнева! Один удар таким топориком по черепушке – и противник уже не встанет. Вид этих тупых уродин наверняка охладит пыл французишек!
«Пуссель» пересекла экватор. На корабле не было новичков, которые впервые переживали это событие, поэтому никого не стали переодевать в женское платье, брить саблей или окунать в море. Однако среди матросов нашелся весельчак, который нарядился Нептуном и обошел корабль с самодельным трезубцем в руках, требуя дани как от сотоварищей-матросов, так и от офицеров. Чейз велел выдать матросам двойную порцию рома и добавить на мачты заштопанные паруса.
Наступили спокойные дни. «Ревенан» маячил на горизонте к северо-западу. Корабли разделяло около сорока миль. Их силуэты отражались на зеркальной водной глади. Паруса обвисли, над кораблями висел пороховой дым. Издали «Ревенан» казался клочком тумана, утыканным мачтами. Лейтенант Хаскелл попытался рассчитать время стрельбы, наблюдая за «Ревенаном» в подзорную трубу.
– На выстрел у них уходит три минуты и двадцать секунд, – заключил лейтенант.
– Они просто не слишком стараются, – отвечал Чейз. – Монморан не хочет до поры до времени открывать, на что способны его канониры. Уверяю вас, когда дойдет до боя, они еще покажут выучку!
– А мы? – спросил Шарп у Ллуэллина.
Валлиец пожал плечами:
– В хороший день мы даем три бортовых залпа за пять минут, а можем и быстрее. Но пальни мы из всех орудий одновременно – и «Пуссель» разлетится в щепки! Поэтому стреляем по очереди из нескольких пушек. За пять минут быстрый орудийный расчет управится и с одним орудием, хотя чем больше пушка, тем сложнее. По части стрельбы французишки нам и в подметки не годятся!
Иногда Чейзу удавалось, используя весла, приблизиться к «Ревенану», но капитан Монморан всегда повторял маневр, и расстояние между кораблями снова увеличивалось. Однажды свежий бриз, словно забыв о «Пуссели», отнес французов за линию горизонта, но на следующий день британцы поймали ветер и пустились в погоню, а в штиль на сей раз попал «Ревенан». И вот «Пуссель», несмотря на усилия французских гребцов, начала шаг за шагом, ярд за ярдом, кабельтов за кабельтовым подбираться к своей жертве. Наконец Чейз велел приготовить к стрельбе двадцатичетырехфунтовую переднюю пушку. Все орудия левого борта были заряжены, и канониру оставалось только привести в действие кремневый замок. Капитан подошел к краю открытой палубы и нагнулся над открытым портом.
– После первого выстрела зарядить цепными, – приказал он.
Цепные ядра на первый взгляд мало чем отличались от обычных круглых, но состояли из двух половинок, которые в полете отделялись одна от другой. Полушария были соединены короткой цепью. Вращаясь в полете, они разрывали цепь и обрушивались на вражеские снасти.
– Слишком далеко для стрельбы цепными, – доложил капитану канонир.
– Мы подберемся ближе, – уверил его Чейз.
Позолоченная корма «Ревенана» сияла под лучами солнца, трехцветный флаг уныло свисал с флагштока на гакаборте, а перила запрудили матросы, негодующие на злую судьбу, которая благоволила британцам. Шарп пытался в подзорную трубу разглядеть Кромвеля или Полмана, но безуспешно. Впрочем, он уже мог прочесть на борту имя корабля, видел пенный след за кормой «Ревенана» и медную обшивку дна ниже ватерлинии, теперь светло-зеленого цвета.
Неожиданно длинные французские лодки с гребцами повернули назад.
– Неужели они хотят развернуться к нам бортом? – пробормотал капитан. – Барабанщик!
– Сэр? – Юнга выступил вперед.
– Бей сбор! – воскликнул Чейз. – Нет, стой!
Возможно, он неверно истолковал намерения французов? Что, если капитан Монморан почуял слабую кошачью поступь попутного бриза? Паруса на французском линкоре внезапно окрепли.
– Проклятье! – тихо ругнулся Чейз. – Чертовы французы, вечно им везет!
Орудийный порт снова закрыли, а двадцатичетырехфунтовый снаряд поместили в арсенал.
На следующее утро «Ревенан», повинуясь прихоти ветра, снова исчез за горизонтом. Корабли разделяло то же расстояние, как и две недели назад, только теперь «Пуссель» шла тем же курсом, что и ее французский двойник.
– Оторвался, – горевал Чейз, – нам его уже не догнать.
Однако спустя несколько дней неблагоприятные течения и северо-восточные ветра опять позволили кораблям сблизиться. Матросы «Пуссели» постепенно отвоевывали у моря пядь за пядью. «Пуссель» качало, корпус скрипел, волны перекатывались через палубу. Иногда дождевая пелена скрывала «Ревенан» из виду, но наутро он неизменно возникал на горизонте. Через подзорную трубу Шарп видел, что французский корабль тоже борется с качкой. Однажды он заметил обвисший на носу парус, но спустя всего несколько мгновений французы заменили порванную снасть.
– Изношенные паруса, – заметил первый лейтенант. – Поэтому при попутном ветре мы быстрее. Паруса у них слишком ветхие.
– Или слабые опоры, – пробормотал Чейз. – Но паруса меняют на загляденье, – печально вздохнул он.
– Наверное, держат готовыми запасные, – предположил Хаскелл.
– Похоже на то, – согласился Чейз. – Наш Луи свое дело знает!
– Наверняка в нем есть примесь британской крови, – не моргнув глазом отвечал первый лейтенант.
Они миновали острова Кабо-Верде, смутной тенью мелькнувшие на горизонте, затем проплыли мимо затянутых дождем Канарских островов. Теперь «Пуссель» часто попадались местные суденышки, при виде двух боевых линкоров спешившие убраться восвояси.
До Кадиса оставалась примерно неделя.
– Французы достигнут гавани как раз ко дню моего рождения, – вглядываясь в горизонт через подзорную трубу, с горечью промолвил Чейз и отвернулся, чтобы скрыть разочарование.
Как ни крути, а авантюра капитана «Пуссели» обернулась полным провалом. Ветра, как назло, словно сговорились против англичан.
– Куда направится Чейз, если мы не догоним «Ревенан»? – спросила Грейс у Шарпа в ту же ночь.
– Поплывет в Плимут, – отвечал он.
Шарп уже представлял себе, как мокрым осенним вечером они причаливают к каменной набережной и наемный экипаж навсегда увозит от него Грейс.
– Я напишу тебе, – промолвила Грейс, прочтя его мысли, – если буду знать куда.
– Шорнклиф. Кент. Казармы. – Шарп не мог скрыть отчаяния.
Мечты о невозможной любви разбивались о суровую реальность, как и последние надежды Чейза догнать «Ревенан».
Грейс лежала, вслушиваясь в шум дождя, бившегося в иллюминатор. Она уже оделась и собралась уходить, но снова прижалась к Шарпу, и он увидел в глазах любимой прежнюю печаль.
– Я должна рассказать тебе… – прошептала Грейс.
– О чем?
– Я молчала, потому что ничего уже нельзя изменить.
Шарп уже знал, что она скажет, но боялся верить самому себе.
– Я беременна, – тонким голосом промолвила Грейс.
Шарп сжал ее руку.
– Ты рассердился? – встревожилась она.
– Я счастлив, – просто сказал Шарп и положил руку ей на живот.
Шарп не лгал. Пусть у их любви не было будущего, но сейчас его переполняла радость.
– Ребенок твой.
– Ты уверена?
– Да. Наверное, дело в лаудануме, но… – Грейс замолчала и вздрогнула. – В общем, он твой, хотя Уильям думает иначе.
– Но если он не способен…
– Он будет думать так, как я ему скажу! – резко перебила она, но тут же расплакалась и спрятала лицо у Шарпа на груди. – Он твой, Ричард, и я бы жизнь отдала, чтобы ребенок когда-нибудь узнал, кто его отец!
Впереди ждала Англия, где им предстояло навеки расстаться. И Шарп никогда не увидит собственного ребенка, потому что у их преступной любви нет будущего.
В тот миг любовники и не подозревали, что на следующее утро все изменится в одночасье.
День выдался промозглым. Ветер дул с северо-востока. Дождевые потоки заливали палубу, с парусов капало. Серо-зеленую морскую гладь рябило от порывов ветра. Вахтенные офицеры в промасленных плащах выглядели неузнаваемыми. Впервые после Индии Шарп продрог по-настоящему. «Пуссель» сражалась с ветром и волнами, дрожа и сотрясаясь всем корпусом. Семеро матросов повисли на штурвале.
– Осень не за горами, – приветствовал Шарпа капитан. – Завтракали?
– Да, сэр, спасибо.
Завтраки становились все скуднее, так как запасы провианта подходили к концу. Офицерам приходилось довольствоваться бифштексами, галетами и кофе по-шотландски – отвратительным пойлом, представлявшим собой заваренные кипятком горелые подслащенные сухари.
– Мы догоняем. – Чейз мотнул головой в сторону французского линкора.
«Ревенану» доставалось не меньше «Пуссели», которая безжалостно настигала добычу. Так случалось всегда, когда ветер усиливался. Однако после второго колокола утренней вахты северо-восточный ветер сменился на предательский юго-западный. «Ревенан» уже не сражался с ветром, а, распустив паруса, гордо удалялся от «Пуссели». Спустя полчаса французский линкор неожиданно повернул к востоку, что могло означать только одно: вместо Кадиса «Ревенан» направлялся к Гибралтарскому проливу.
– Право руля! – крикнул рулевому Чейз.
Хаскелл кинулся к штурвалу. Матросы бросились ослаблять паруса. На палубу обрушивались дождевые потоки.
– Может быть, у них снова порвался парус? – Первый лейтенант пытался перекричать хлопанье парусины.
– Или Монморан решил плыть в Тулон! – проорал в ответ капитан.
Теперь французский линкор двигался быстрее, легко скользя по волнам и оставляя за бортом пенный след. Неожиданно «Ревенан» вернулся к прежнему курсу, и «Пуссели» пришлось снова расправлять паруса.
– За ним! – скомандовал Чейз рулевому и нацелил подзорную трубу на французский линкор. – Какого дьявола? Он что, решил поиздеваться над нами? Чтоб он сгорел!
Ответ пришел спустя десять минут, когда дозорный заметил дальний парус британского фрегата.
– Откуда здесь корабли блокадной эскадры? – удивленно воскликнул Чейз. – Слишком далеко к югу!