Трафальгар стрелка Шарпа Корнуэлл Бернард

– Прошу вас, миледи, – настаивал Чейз.

– Не упрямься, Грейс, – недовольно промолвил лорд Уильям. Несмотря на свой пистолет и шпагу, на палубе его светлость задерживаться не собирался. – Желаю удачи, капитан.

– Ценю ваше участие и благодарю, милорд.

Леди Грейс бросила на Шарпа последний прощальный взгляд, но при лорде Уильяме он не посмел ответить улыбкой, а просто смотрел на нее, пока Грейс не отвернулась. Шарпа пронзило острое чувство потери.

Капитан всматривался во вражеский строй. Неожиданно он окликнул Шарпа:

– Смотрите, наш старый приятель!

– Сэр?

– Видите «Сантисима Тринидад»?

– Вижу.

– Шестой сзади. Наш «Ревенан».

Шарп настроил подзорную трубу, посчитал корабли за кормой четырехпалубного гиганта и внезапно узнал черно-желтый борт. «Ревенан» открыл порты, показались орудийные дула, и в следующее мгновение корабль исчез в клубе дыма.

Теперь под огнем оказалась «Виктори». Вражеская эскадра уже не надеялась, воспользовавшись благоприятным ветром, укрыться в Кадисе и приняла бой. Тридцать четыре корабля объединенного франко-испанского флота сошлись с двадцатью восьмью кораблями британской эскадры. Двум тысячам пятистам шестидесяти восьми орудиям и тридцати тысячам французов и испанцев противостояли две тысячи сто сорок восемь пушек и семнадцать тысяч британских моряков.

– По местам, джентльмены. – Чейз повернулся к офицерам на шканцах. – По местам. – Капитан коснулся молитвенника в кармане кителя. – Храни нас Господь!

И сражение началось.

Глава десятая

Капитан Ллуэллин отправил Шарпа на бак. Сам Ллуэллин вместе с юным лейтенантом командовал сорока морскими пехотинцами на корме. Под начало Шарпу достались двадцать пехотинцев, хотя на деле заправлял на баке сержант Армстронг – коренастый, словно бочонок, и упрямый, как мул. Родом сержант был из Нортумберленда, откуда вывез глубочайшую неприязнь к шотландцам.

– Шотландцы – те еще ворюги, сэр, – доверительно поделился Армстронг с Шарпом. Тем не менее все шотландцы Ллуэллина состояли под командой сержанта Армстронга. – Должен же кто-то за ними присматривать, сэр, – объяснял сержант.

Шотландцы не жаловались на своего командира. Если их брата Армстронг просто недолюбливал, то несчастных, которых угораздило родиться южнее реки Тайн, просто ненавидел. По мнению бравого сержанта, настоящие воины получались только из нортумберлендцев, остальное человечество делилось на вороватых ублюдков, трусливых иноземцев и офицеров. Армстронг считал, что Франция расположена слишком далеко от Лондона, чтобы всерьез ее опасаться, а вот Испанию называл преисподней. Заметив интерес Шарпа к одному из семиствольных ружей Ллуэллина, прислоненных к фок-мачте, сержант буркнул:

– Зря вы заглядываетесь на эту штуку, сэр. Я приберегаю ее до тех пор, пока мы не ступим на неприятельский борт. С этой семистволкой мы враз очистим палубу от чертовых ублюдков!

Шарп не был ни морским пехотинцем, ни нортумберлендцем, к тому же вышел в офицеры из простых солдат. Стоило ли удивляться, что Армстронг ему не доверял! И все-таки этот коренастый и невежественный тип был лучшим рубакой из всех, что встречались Шарпу.

На баке расположились также две из шести тридцатифунтовых корабельных каронад. С пушкой, что стояла по левому борту, управлялся Задира – бывший раб из команды боцмана Хоппера. Чернокожий гигант, как и прочие канониры, обнажился до пояса и повязал голову шарфом.

– Скоро будет жарко, сэр, – приветствовал он Шарпа, кивнув в сторону неприятельского флота.

Полдюжины кораблей палили в «Виктори», в миле к югу еще полдюжины обстреливали «Ройял Соверен». Лисели «Соверена», который подобрался к вражескому строю раньше прочих, словно сломанные крылья, безжизненно свисали с разбитых рей.

Поверхность моря перед «Пусселью» рябило от ядер, но ни один из снарядов еще не достиг палубы и мачт. «Темерер» так и не смог перегнать «Виктори» и теперь шел по правому борту флагмана. Шарп видел, как, словно по волшебству, в его парусах появляются дыры, заставляя материю содрогаться. Перебитые тросы трепетали на ветру. Шарпу казалось, что «Виктори» и «Темерер» плывут прямо на четырехпалубного гиганта «Сантисима Тринидад».

– Мы попадем под обстрел минут через пятнадцать, – ответил Задира на невысказанный вопрос Шарпа.

– Удачи, Задира.

Чернокожий гигант осклабился.

– Не родился еще белый, который меня одолеет, сэр. Раньше-то они со мной не слишком церемонились, а теперь пришла наша очередь – моя и моей безжалостной крошки. – Он похлопал по стволу каронады – самого сокрушительного орудия, которое Шарп видел в жизни.

От пехотных пушек каронада отличалась длинным стволом и с виду больше походила на бесформенный котелок или кастрюлю. Колес у лафета не было, поэтому при отдаче ствол скользил прямо по палубе. Устрашающе зияло широкое дуло, внутри которого располагались тридцатифунтовое ядро и деревянный бочонок мушкетных пуль. Каронада не отличалась особой меткостью, но с расстояния в несколько ярдов изрыгала на вражескую палубу сноп металла, грозя выпустить кишки целому батальону.

– Эту штуку придумали шотландцы, сэр. – За спиной Шарпа возник Армстронг. Сержант презрительно фыркнул. – Варварское орудие, сэр. Да и артиллерист у нас варвар, – добавил он, посмотрев на Задиру. – Если мы захватим вражеский корабль, Задира, – приказал Армстронг, – держись рядом со мной.

– Есть, сержант.

– Почему рядом с вами? – поинтересовался Шарп, когда они с сержантом отошли от каронады.

– Потому что если этот черный дикарь полезет на врага, все бросаются врассыпную. Сущий дьявол, сэр. – В тоне Армстронга слышалось неодобрение – Задира определенно не был нортумберлендцем. – А вы, сэр? – подозрительно спросил Армстронг. – Останетесь с нами? – Армстронга мучил вопрос: собирается ли Шарп покуситься на его авторитет?

Шарп мог бы принять командование, но понимал, что пехотинцы принесут больше пользы, подчиняясь Армстронгу. Однако прапорщик не собирался, подобно юным офицерам, праздно расхаживать по баку, чтобы почти наверняка сложить голову под вражескими пулями. Армстронг знал свое дело, пехотинцы Ллуэллина были превосходными солдатами, поэтому Шарп не видел особой доблести в джентльменском презрении к неприятельским снарядам. Он и сам умеет стрелять.

– Спущусь-ка я вниз, – ответил он сержанту, – выберу мушкет.

Пока Шарп спускался к камбузу, снаряды начали шлепаться в воду рядом с бортом «Пуссели». Обычно внизу бывало многолюдно, теперь пустой и холодный камбуз выглядел заброшенным. Матросы залили огонь, и две корабельные кошки, вылизывая шерстку, недоумевали, куда девалось привычное тепло. Канониры сидели на корточках рядом с орудиями. Иногда кто-нибудь открывал орудийный порт и высовывался наружу, чтобы бросить взгляд на неприятеля, и тогда внутрь сумрачного помещения проникал яркий луч.

Слабый свет сочился сквозь широкие окна кают-компании на корме. В полумраке за закрытыми портами, словно связанные чудовища, маячили самые большие корабельные орудия. Обычно дула поднимали вверх и туго привязывали. Теперь стволы опустили, а лафеты подвинули к закрытым портам. Отсюда грохот вражеской артиллерии казался далеким нудным бормотанием. Шарп спустился в кубрик, освещенный приглушенным светом фонарей. Теперь он находился ниже ватерлинии. Артиллерийский погреб охраняли морские пехотинцы с мушкетами. Им было велено никого не впускать за пропитанную морской водой кожаную занавеску. Шарп попросил у одного из мальчишек в войлочных шлепанцах (таких мальчишек называли «пороховыми мартышками») поискать для него патронную сумку, другому велел найти пистолетные патроны, а сам отправился дальше, в небольшую оружейную, чтобы приглядеть себе пистолет. Тяжесть пистолета напомнила ему о Грейс. Он проверил кремневые замки.

Шарп поблагодарил мальчишек и поднялся на нижнюю палубу, где прикрепил сумки к поясу. Корабль слегка качало на волнах, и вдруг палуба под ногами Шарпа вздрогнула – первый снаряд поразил надводную часть «Пуссели».

– Ну вот, лягушатники и нас взяли на мушку, – произнес чей-то голос во тьме.

– И воздай нам по грехам нашим, – нараспев бубнил другой голос, но закончить молитву не успел.

– Открыть порты! – прокричал пятый лейтенант Холдерби, а корабельные старшины повторили приказ канонирам на носу.

Одновременно открылись все тридцать портов нижней палубы. Дневной свет упал на три гигантские колонны – корабельные мачты – и снующую толпу полуголых матросов. Пушки стояли в положении отката, туго натянув веревки.

– Выдвинуть стволы! – снова прокричал Холдерби.

Канониры бросились к пушкам – массивная палуба задрожала, когда они поволокли их к открытым портам. Холдерби, в шелковых чулках и шитом золотом мундире, нырнул под низкую балку.

– Залечь между орудиями! Между орудиями! Отдохните, джентльмены, пока есть время. Всем лечь между орудиями!

Чейз приказал команде улечься на пол ради безопасности. Тяжелые орудийные стволы должны были стать для канониров защитой от ядер, пробивших палубу. Мысль о снарядах, крушащих палубу его дорогой «Пуссели», заставила капитана вздрогнуть. Хаскелл вопросительно поднял бровь, и Чейз улыбнулся:

– Они разнесут нас в щепки, как думаете?

Хаскелл постучал по перилам шканцев:

– Французы строить умеют, сэр.

– Да уж, умеют. – Чейз привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть «Ройял Соверен». – Двадцать три минуты под огнем, – восхищенно воскликнул он, – и все еще на плаву! Да под каким огнем!

Правая колонна британцев уже готовилась протаранить вражеский строй, но «Пуссель» находилась в левой. Ей только предстояло пройти под шквалом неприятельской артиллерии, не имея возможности открыть ответный огонь. Чейз сморщился, заметив, что в парусах начали появляться дыры от снарядов. Испытание началось. По правому борту поднялся фонтан, обрызгав расчет одной из каронад.

– Водичка-то холодна? – обратился капитан к обнаженным до пояса матросам.

– А мы не купаться собрались, сэр, – пришел ответ.

Корабль, плывший впереди, подвергался еще более жестокому обстрелу. Чейз понимал, что с каждой секундой «Пуссель» приближается к настоящему пеклу. Стоило капитану подумать об этом, как тяжелый снаряд снес кат-балку по правому борту – только щепки разлетелись по баку. Внезапно Чейз заметил, что давно уже нервно перебирает пальцами правой руки по бедру, и усилием воли заставил себя успокоиться. Его отец, воевавший с французами лет тридцать назад, ужаснулся бы подобной тактике. В те времена линейные корабли подходили друг к другу с сугубой осторожностью, боясь повредить хрупкие нос и корму, а ныне британский флот несся на врага, словно разъяренный бык, не заботясь о повреждениях. Эх, знать бы, подумал Чейз и коснулся молитвенника в кармане, установил ли каменщик плиту на отцовской могиле, или камень по-прежнему пылится на церковных хорах?

– Спаси нас, Господи, – пробормотал капитан, – да не погибнем.

– Аминь. – Первый лейтенант Хаскелл расслышал бормотание капитана.

Шарп вернулся на бак, где пехотинцы прятались за грудой гамаков, затянутых сеткой, а канониры присели на корточках за пушечными стволами. Сержант Армстронг хмуро вглядывался во вражескую цепь. Шарп посмотрел направо: «Ройял Соверен» уже достиг вражеской цепи. Команда поднимала упавшие лисели, а пушки наконец-то открыли ответный огонь. От носа до кормы «Ройял Соверен» заволокло едким дымом. Орудия левого борта выпустили залп в корму испанского линкора, а орудия правого – в бак французского. Одну из стеньг «Ройял Соверена» снесло ядром, но это не помешало линкору пробить вражескую цепь, и на некоторое время он оказался в окружении неприятельских кораблей. Следующему линкору в колонне Коллингвуда еще предстояло проделать немалый путь до вражеской цепи, поэтому «Соверену» приходилось пока сражаться в одиночку.

Над головой раздались хлопки. Шарп поднял глаза вверх – ядро одно за другим пробило нижние паруса, прежде чем исчезнуть за кормой. Другой звук, на сей раз откуда-то снизу, заставил его попятиться.

– Попадание в корму, сэр, – сказал Армстронг, – сносят кат-балки.

Раздался треск, и Шарп увидел, как прочная деревянная снасть, при помощи которой поднимали и опускали якорь, переломилась посредине.

Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, левая щека непроизвольно дергалась. Шарп с силой сжал челюсти. Снаряд упал в воду прямо по курсу, обрызгав фигуру на носу «Пуссели». Это было похуже, чем при Ассайе. На суше у пехотинца всегда сохранялась иллюзия, что, отступив вправо или влево, ему удастся укрыться от вражеских снарядов. Здесь бежать было некуда. Медленно крадущийся вдоль вражеского строя корабль должен был выстоять под огнем вражеских линкоров, и каждый нес на борту батарею, несравнимую с той, которой располагал при Ассайе сэр Артур Уэлсли. Ядра чертили небо, и каждый такой росчерк означал, что вскоре ядро поразит палубу или снасти «Пуссели». Флагманский корабль Нельсона обстреливала дюжина вражеских кораблей. В нижних парусах «Пуссели» появлялись новые дыры. Снаряды падали рядом с бортами, поднимая фонтаны брызг. Внезапно раздался странный свист, почти стон, и на мгновение все стихло.

– Цепные ядра, сэр, – объяснил Армстронг. – Словно нечистый бьет крылами.

«Ройял Соверен» заслонили полдюжины вражеских кораблей. В облаке дыма на фоне затянутого облаками неба торчали только верхушки его снастей да раздавался грохот пушек. Тем временем вражеские корабли обрушили град ядер на «Пуссель», спеша воспользоваться тем, что противник не открывает ответного огня. Два снаряда поразили корпус рядом с ватерлинией, еще один срикошетил от левого борта, выбив щепы с абордажные пики длиной. Четвертое ядро сбило с грот-мачты свежевыкрашенные бугели, а пятое просвистело мимо передней каронады по правому борту, обезглавило морского пехотинца, а двух других отбросило назад. Кровавые брызги блеснули во внезапно потеплевшем воздухе.

– За борт его! – крикнул Армстронг пехотинцам, которые на мгновение утратили дар речи, потрясенные внезапной гибелью товарища. Двое пехотинцев подняли обезглавленное тело, но за борт выбросить не успели. Армстронг велел им снять с трупа амуницию. – И в карманах пошарьте, ребята. Разве мамаши не научили вас бережливости? – Сержант пересек палубу, поднял голову за окровавленные патлы и швырнул за борт. – Еще шевелятся? – Сержант бросил взгляд на двух пехотинцев, застывших в луже крови, словно тряпичные куклы.

– Маккей мертв, сержант.

– Так избавьтесь от него, и поживее!

Третьему пехотинцу ядро оторвало руку и вскрыло грудную клетку. Ребра торчали наружу из кровавого месива разорванных мышц.

– Этот тоже не жилец, – заявил Армстронг, наклонившись над раненым, который моргал и судорожно всхлипывал.

Ядро срикошетило от сетки, которой были накрыты гамаки, расщепило перила шканцев и пробило палубу, не причинив никому вреда. Еще одно снесло рею, и тут же два других превратили в щепки шкафут. Затем очередное ядро врезалось в одно из трехтонных орудий нижней палубы, разорвало двух канониров и наполнило корабль звоном, словно гигантский молот ударил по чудовищного размера наковальне.

Легкий западный бриз развеивал дым, застревавший в парусах и снастях вражеских линкоров. Шарп видел, как дымное облако прорезают вспышки пламени. Пламя на миг озаряло пороховой дым, над вражескими палубами поднималось еще одно облако, и еще одно ядро летело в направлении «Виктори», «Темерера», «Нептуна», «Левиафана», «Конкерора» и «Пуссели». Запоздавшая трехпалубная «Британия» еще не попала под огонь вражеских батарей.

– За борт его! – велел Армстронг пехотинцам, показав на раненого, который уже испустил дух.

Оторванная рука с торчащими сухожилиями и мышцами, словно забытый кусок требухи, валялась на палубе. Шарп наклонился, поднял ее и швырнул за борт. Внизу запели матросы. Один из пехотинцев опустился на колени и начал бессвязно повторять слова молитвы. Задира сплюнул за борт коричневую слюну и отрезал еще кусок табачной жвачки.

Шарп вернулся на свое место к фок-мачте и вспомнил, что не успел зарядить оружие. Весьма кстати – будет чем занять руки ближайшие несколько минут. Он рывком поднял мушкет – снаряд снес матроса с палубы «Конкерора». Вставил заряд – ядро прочертило воздух рядом с его головой и шлепнулось в воду за кормой. Один за другим три удара сотрясли корпус «Пуссели», пробив двойную дубовую обшивку. Матросы карабкались по мачтам, пытаясь соединить порванные снасти. В грот-парусе уже зияли шесть крупных отверстий. Громадный парус содрогнулся еще раз – и в нем появилось семь новых дыр. Чейз упрямо стоял на разбитых шканцах, словно вел свой корабль по ровной морской глади. Шарп забил заряд в ствол – между ногами показался кровавый ручеек из лужи, что натекла из тел убитых пехотинцев. Кровь алела на выскобленной до блеска палубе. Корабль слегка накренился влево, и кровавый ручеек свернул влево. Корма качнулась вверх – ручеек послушно потек вперед, нос судна поднялся над волнами – кровавый ручеек помедлил и потек назад.

«Пуссель» накренилась на правый борт – но тут Шарп наступил на упрямую струйку, вытащил шомпол и занялся пистолетом. Снаряд ударил в фок-мачту, заставив снасти вздрогнуть. Серебристые щепки усеяли воду за бортом – ядро поразило в живот Жанну д’Арк. Уши у Шарпа давно заложило. По палубе ручьем текла кровь – срикошетившее ядро попало в кого-то из матросов. Воздух наполнял мучительный визг – цепные снаряды вспарывали паруса и перерезали тросы. Шарп видел, как капитан Ллуэллин оттаскивает раненого к перилам. Звуки вражеских орудий сливались в однообразный и пронзительный распев. Вблизи неприятельские корабли казались островами, ощетинившимися пушками. Островами, изрыгающими дым и пламя. Звук еще одного сокрушительного удара раздался справа. Шарп наклонился и увидел, как выкрашенный черным борт «Пуссели» взорвался фонтаном щепок. Из открытого порта выпало тело, за ним еще одно. Окровавленная дверца порта болталась на одной петле, пока чья-то рука не оторвала ее, и дверца упала за борт.

Ядро просвистело над залитой кровью палубой, снесло перила на баке и пробило нижнюю часть грот-паруса. Теперь за борт с рей свисали уже три лиселя, а матросы пытались втянуть их обратно. Разрезное ядро – две железные полусферы, соединенные короткой штангой, – ударило в фок-мачту и глубоко вонзилось в дерево. Шарп посмотрел на флагманский корабль. Казалось, что «Виктори», еще не достигшая дымовой завесы, движется прямо на стену огня. «Соверена», со всех сторон окруженного неприятелем и отчаянно пытающегося сопротивляться в одиночку, окутывал дым. Внезапно часть перил на баке «Пуссели» исчезла, превратившись в груду щепок и опилок. Острый деревянный обломок пронзил легкое морскому пехотинцу.

– Ходжкинсон! Вниз его! – крикнул Армстронг.

Другому пехотинцу обломок вонзился в руку, но он упрямо отказывался спускаться вниз, несмотря на то что кровь пропитала рукав и капала на палубу.

– Всего лишь заноза, сержант.

– Пошевели-ка пальцами, сынок, – приказал Армстронг. – (Пехотинец послушно согнул пальцы.) – Курок спустить сможешь, – разрешил Армстронг, – только перевяжи руку. А то, пока дойдет до стрельбы, успеешь залить кровью всю палубу!

Следующее ядро вонзилось в носовую фигуру – в воздух взлетели деревянные обломки. Затем, увлекая за собой такелаж и паруса, с раздирающим скрипом на палубу обрушилась брам-стеньга грот-мачты. На некоторых кораблях над шканцами натягивали сетку, чтобы защитить офицеров от падающих сверху деревянных обломков. Однако на своем корабле Чейз не поощрял таких нежностей.

– Все рискуют одинаково, – ответил капитан Хаскеллу, когда первый лейтенант предложил натянуть сетку.

С точки зрения Шарпа, офицеры рисковали больше – неприятеля привлекали их шитые золотом мундиры. Впрочем, решил Шарп, у офицеров и жалованье выше.

Ядро перерезало фал стакселя, и парус безжизненно свис за борт. Матросы кинулись на бушприт, чтобы закрепить разорванный фал. Один, второй, третий залп. «Пуссель» содрогалась от ударов вражеских ядер. Все вокруг заволокло едким пороховым дымом, и Шарп гадал, как неприятелю удается разглядеть цель. Раздались радостные крики – матросам удалось поднять из воды стаксель.

Команда на грот-мачте пыталась починить брам-стеньгу. В грот-парусе зияла по меньшей мере дюжина дыр, оставленных вражескими ядрами. Линкор впереди «Пуссели» был поврежден ничуть не меньше. Разбитые мачты, сломанные реи, разорванные паруса. Впрочем, парусов пока хватало, чтобы медленно двигаться вперед. Рядом с «Пусселью» в воде плавали тела матросов с «Темерера» и «Конкерора».

– А вот и его величество вступил в бой! – воскликнул Армстронг.

Сержанта явно не заботило, как следует обращаться к главнокомандующему. Очевидно, Армстронг считал Нельсона почетным нортумберлендцем. Шарп услыхал грохот бортового залпа «Виктори». Пушки трехпалубного британского флагмана линкора ударили в бак французского корабля, так долго безнаказанно терзавшего англичан. Фок-мачта французов зашаталась и медленно осела. Орудия «Виктори» откатились, канониры с банниками, вдыхая дым и гарь, заскользили по влажной от крови палубе.

Хотя брам-стеньга «Пуссели» рухнула на палубу, реи еще удерживались цепями, а вот лисели «Конкерора» болтались в воде, и команда безуспешно пыталась втащить их на борт. Черно-желтые бока британских линкоров алели кровавыми пятнами. Воздух дрожал от орудийных залпов, свистели ядра, а волны Атлантики гнали англичан на вражеские пушки.

Прямо по курсу «Пуссели» лежал испанский линкор, его красно-белый флаг был так огромен, что почти плескался в воде. Порыв ветра отнес пороховой дым, и Шарп увидел дневной свет сквозь орудийные порты вражеского линкора. Полдюжины отверстий взорвались пламенем. Ядра просвистели над палубой «Пуссели», разрывая тросы и дырявя паруса. Корпус испанского линкора заволокло дымом. Еще залп – и снаряд вонзился в бак «Пуссели», второй ударил в фок-мачту, а третий упал в воду по левому борту. Шарп считал. Прошла минута, пороховой дым сгущался. Две минуты – орудия испанца все еще молчали. Медленно, как медленно, думал Шарп. Впрочем, медленные залпы тоже несли смерть. На мачтах вражеского линкора Шарп заметил матросов с мушкетами. Над головой засвистели пули. Перед отвесным носом «Британии» – аллегорической фигурой, держащей меч и трезубец, – в воду упал снаряд, подняв фонтан брызг. Морской пехотинец все еще молился, осеняя себя крестом и призывая Святую Деву.

«Виктори» почти исчезла в дыму. Шарп с трудом различал слабые отблески дневного света, отразившиеся от позолоты на корме флагмана. Вражеские корабли окружали «Виктори», от залпов их орудий морская гладь рябила. Наконец «Темерер» – второй линкор в колонне Нельсона – достиг вражеской цепи и дал бортовой залп. Открыл стрельбу и «Ройял Соверен» – первый линкор в колонне Коллингвуда. Море за бортами громадных кораблей кипело и пенилось. В пороховом дыму падали мачты. Во вражеской цепи к северу от того места, куда проник флагманский линкор адмирала Коллингвуда, появилась громадная щель. Неприятель окружал британские корабли южнее «Ройял Соверена», а севернее французские и испанские линкоры готовили еще одну ловушку для «Виктори».

Шарпу казалось, что все происходит мучительно медленно. Морское сражение совсем не походило на сухопутное: здесь не было ни несущейся во весь опор кавалерии, ни комьев земли, взлетающих в воздух из-под лошадиных копыт. Величавая красота парусных судов никак не вязалась с грохотом корабельных пушек. Корабли шли на смерть, гордо вздымая мачты, широко раскинув паруса над массивными остовами. В бой, прорезав неприятельский строй к югу от «Виктори», вступили «Левиафан» и «Нептун». Еще одно ядро оставило глубокую борозду в палубе на баке «Пуссели», другое ударило в бизань-мачту, третье, чудесным образом никого не задев, пролетело от носа до кормы и шлепнулось за борт. За стволами орудий на корточках примостились канониры. Чейз стоял у бизань-мачты, сцепив руки за спиной. До неприятельской колонны оставалось примерно три корпуса, и сейчас капитан выбирал, где прорвать строй.

– Румб на правый борт! – скомандовал Чейз, и рулевой со скрипом повернул штурвал.

Снизу донеслись вопли – ядро пробило обшивку и, срикошетив от грот-мачты, врезалось в канониров.

– Не торопись, – велел рулевому Чейз.

Рядом с ухом Шарпа что-то прожужжало. Мгновением позже мушкетная пуля вонзилась в палубу. Стреляли с мачт неприятельских кораблей. Усилием воли Шарп заставил себя стоять прямо. Испанский линкор заволокло дымом, а на его месте прямо по курсу «Пуссели» показался французский линкор и еще один неизвестный корабль. Шарп не мог разобрать, испанский или французский: флаг закрывали неповрежденные полотнища парусов. Паруса были грязными и потрепанными. Двухпалубный, меньше «Пуссели», на носу – фигура монаха с крестом в поднятой руке. Значит, испанский, решил Шарп. Чейз хотел провести «Пуссель» между испанцем и французом, но испанец явно вознамерился ему помешать. Наружная часть бушприта испанского судна, именуемая утлегарем, почти касалась французской бизань-мачты. Французы обстреливали корпус «Пуссели». Мушкетные пули барабанили по ее парусам.

Чейз размышлял. Он мог обогнуть французский линкор и подойти прямо к неприятельскому борту, но тогда «Пуссель» выбьется из строя. Меж тем щель все сужалась. Если капитан ошибется и испанцу удастся втиснуть свой корпус перед носом «Пуссели», неприятель может зацепиться за ее бушприт и удерживать британский линкор, пока под непрерывным орудийным огнем он не превратится в груду кровавых обломков. Хаскелл, поняв, что им угрожает, бросил на капитана удивленный взгляд. Мушкетные пули вгрызались в палубу под ногами. Очередное ядро разнесло рундук с флагами у гакаборта. Еще одна мушкетная пуля вонзилась в штурвал, другая разбила фонарь нактоуза. Глядя на сужающийся проход, Чейз испытывал сильное желание обогнуть корму испанца, но разве мог он позволить неприятелю диктовать свои условия!

– Идем прежним курсом! – велел капитан рулевому. Он никому не собирался уступать дорогу. – Канонирам приготовиться, мистер Хаскелл! – приказал Чейз.

Хаскелл повторил приказ капитана:

– Подъем! Изготовиться к стрельбе!

На нижней палубе мичманы и лейтенанты выкрикивали приказ капитана:

– Подъем! Готовься к бою!

Канониры сгрудились вокруг орудий, вглядываясь в открытые порты.

Морской пехотинец чертыхнулся и зашатался – мушкетная пуля пронзила плечо.

– Ступай к хирургу, – приказал раненому Армстронг, – да поживее! – Сержант поднял взгляд на французов с мушкетами, повисших на бизань-мачте. – Пора научить этих молодцов хорошим манерам! – прорычал он.

Наконец истерзанный бушприт «Пуссели» втиснулся в щель между вражескими кораблями. Канониры на нижней палубе еще не видели врага, но уже задыхались от плотного, словно туман, порохового дыма. Теперь «Пуссель» была так близко к неприятелю, что французские и испанские снаряды перелетали через ее палубу и поражали идущие следом корабли.

– Вперед! – скомандовал Чейз. – Полный вперед!

Настало время расплаты. «Пуссель» находилась в футе от кормы одного неприятельского корабля и носа другого и могла отомстить обоим. Сейчас горячий металл обрушится на врагов, превратив их корабли в кровавое месиво из раздробленных костей и деревянных обломков!

– Пушки к бою! – прокричал Чейз.

Пусть мерзавцы захлебнутся своей кровью, мстительно думал капитан. Пусть пожалеют, что родились на свет! Ублюдки еще заплатят за то, что сделали с его кораблем! Раздался скрежет, полетели щепки – бушприты «Пуссели» и испанца столкнулись, утлегарь испанца переломился, и «Пуссель» устремилась в узкую щель, зацепив сломанной брам-стеньгой французский флаг и разодрав его в клочья.

– А теперь зададим им! – раздался крик капитана.

Чейз вздохнул с облегчением – наконец-то пришел его час!

* * *

Лорд Уильям Хейл отказался делить укрытие со служанкой леди Грейс. Его светлость велел девушке найти себе место в трюме на носу корабля.

– И так приходится терпеть неудобства, – заявил лорд Уильям жене, – не хватало еще сидеть вместе со слугами.

Укрытие для дам располагалось на корме и представляло собой треугольное пространство рядом с рулем. Сверху нависали полки, где хранились офицерские вещи и где Малахия Брейсуэйт некогда прятал бумаги, за которыми спустился в трюм в день своей смерти. Чтобы создать хотя бы видимость комфорта, капитан велел застелить покатый пол старой парусиной. Лорд Уильям и леди Грейс сидели прямо под маленьким люком, который вел в оружейную на кубрике. Обычно там хранили кремневые замки и чинили мушкеты. Сейчас оружейная пустовала, но во время боя туда относили умирающих.

Лорд Уильям настоял, чтобы на ржавый крюк в потолке повесили два фонаря. На колени его светлость положил пистолет, сверху пристроил книгу, которую вытащил из кармана.

– «Одиссея», – сказал лорд Уильям. – Думал, что во время плавания найду время для чтения, но часы пролетели незаметно, верно?

– Верно, – вяло отвечала леди Грейс.

Грохот вражеских орудий заглушался толщей воды.

– Должен заметить, с годами мой греческий не стал хуже. Некоторые слова я забыл, но юный Брейсуэйт помог мне. Секретарем он был никудышным, но греческий знал превосходно.

– Терпеть его не могла, – заметила леди Грейс.

– А мне казалось, вы его просто не замечали, – пожал плечами лорд Уильям и уткнулся в книгу. Он водил пальцем по строкам и беззвучно шевелил губами.

Леди Грейс прислушивалась к грохоту орудий. Когда первый снаряд поразил «Пуссель», заставив судно задрожать, она поежилась. Лорд Уильям чуть приподнял бровь, но глаз от страницы не оторвал. Вода сочилась в трещину между деревянными стропилами рядом с леди Грейс. На миг ей захотелось прижать палец к размокшей старой пакле. Шарп рассказывал, как в приюте детей заставляли раздирать циновки, сплетенные из просмоленной пеньки. Волокна шли затем на заделку корабельных швов. От этой работы ногти Шарпа почернели, хотя он уверял, что виной тому кремневые замки мушкетов. Леди Грейс подумала о руках любимого и закрыла глаза. Что за наваждение на нее нашло? Даже сейчас она могла думать только о Шарпе. Корабль снова тряхнуло, и внезапно леди Грейс ощутила, как давят стены этого тесного укрытия, расположенного у самого днища судна.

– Я читаю о Пенелопе, – произнес лорд Уильям, не обращая внимания на удары, что ежеминутно сотрясали корпус судна. – Выдающаяся женщина, не так ли?

– Вы правы. – Леди Грейс открыла глаза.

– Квинтэссенция, э-э-э… я сказал бы, верности. Согласны?

Леди Грейс подняла глаза на мужа. Он сидел, прислонившись спиной к противоположной стене, и, казалось, испытывал немалое удовольствие от разговора.

– Пенелопа считается образцом супружеской верности, – осторожно ответила она.

– Вы когда-нибудь задумывались, дорогая, зачем я взял вас в Индию? – спросил лорд Уильям и захлопнул книгу, заложив страницу каким-то листом бумаги, вероятно письмом.

– Смею надеяться, потому что в Индии я могла оказаться полезной вам, – отвечала леди Грейс.

– Так и есть, – согласился лорд Уильям. – Должен признать, наши гости никогда не имели повода пожаловаться на плохое обхождение, да и дом вы вели превосходно.

Грейс промолчала. Руль скрипел на крюке. Вражеская канонада то затихала, то вновь звучала мощным крещендо.

– Впрочем, хороший слуга справился бы с этим не хуже вас, если не лучше, – продолжил лорд Уильям. – Нет, дорогая моя, вынужден признаться, что взял вас в Индию не поэтому. Откровенно говоря, я боялся, что вы не станете хранить мне верность, подобно Пенелопе.

Леди Грейс отвела глаза от ручейка, сочившегося по стене.

– Вы оскорбляете меня, – холодно промолвила она.

Лорд Уильям сделал вид, что не расслышал.

– Пенелопа хранила верность мужу все годы его странствий. Способны ли на это нынешние жены? – Казалось, его светлость всерьез задумался. – Как вы считаете, дорогая?

– Будь я женой Одиссея, – парировала леди Грейс, – я наверняка знала бы ответ.

Лорд Уильям рассмеялся:

– А вам бы это понравилось, дорогая? Выйти замуж за воина? Одиссея считают великим воином. Впрочем, мне всегда казалось, что на деле он был всего лишь ловким мошенником.

– Его называют героем, – возразила Грейс.

– Каковым, без сомнения, должен быть любой муж для верной жены, – тихо промолвил лорд Уильям и посмотрел в потолок.

Один за другим два ядра сотрясли корпус «Пуссели». Волна ударила в корму – лорду Уильяму пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Сверху послышался топот ног – первых раненых несли на стол корабельного хирурга. Еще один удар, на сей раз совсем близко. Леди Грейс вскрикнула. Стало слышно, как вода фонтаном забила из пробоины ниже ватерлинии, но корабельный плотник не зевал. Деревянная пробка плотно запечатала щель. Леди Грейс гадала, как глубоко под ватерлинией они находятся. Футов пять? Капитан Чейз утверждал, что ядра не могут достичь укрытия, так как вода замедляет их продвижение. Однако, если судить по звукам, раздающимся со всех сторон, «Пуссели» приходилось несладко. Скрипели основания мачт, журчала вода, чмокали помпы, стонала древесина, руль со скрипом ворочался в металлических уключинах, гремела неприятельская артиллерия, корпус корабля сотрясался от ударов. Леди Грейс, напуганная чудовищной какофонией, прижала руку ко рту, а другую положила на живот, где носила ребенка Шарпа.

– Здесь вам нечего бояться, – успокоил жену лорд Уильям. – Капитан уверил меня, что под ватерлинией еще никого не убивали. Ах да, я и забыл про беднягу Брейсуэйта. – Лорд Уильям сложил руки в молитвенном жесте. – Он был убит под ватерлинией, – насмешливо протянул его светлость.

– Он упал с лестницы, – сказала леди Грейс.

– Неужели? – Лорд Уильям явно наслаждался разговором. Громовые удары сотрясали корабль. Его светлость удобнее устроился на старой парусине. – Признаться, как раз в этом-то я сомневаюсь.

– Тогда что с ним случилось?

– Справедливый вопрос, дорогая моя. – Лорд Уильям сделал вид, что размышляет. – Если предположить, что кто-то на корабле недолюбливал беднягу Брейсуэйта… скажем, вы. Вы только что заявили, что терпеть его не могли.

– Верно, – вздохнула леди Грейс.

– Я не собираюсь обвинять вас в его убийстве, – улыбнулся лорд Уильям. – Однако у него могли быть и другие враги, которым хотелось, чтобы убийство выглядело несчастным случаем. Скажем, ваш Одиссей, пожелай он разделаться с юным Брейсуэйтом, наверняка без труда осуществил бы свое намерение.

– Брейсуэйт упал с лестницы, – упрямо повторила леди Грейс.

– Да-да, разумеется. – Лорд Уильям нахмурился. – Признаюсь, я и сам недолюбливал Брейсуэйта. Бестактный выскочка. Ему с трудом удавалось скрывать зависть к знатным и богатым. Мне пришлось нанять его, но я всегда был о нем весьма невысокого мнения. Впрочем, это не помешало Брейсуэйту довериться мне.

Леди Грейс подняла глаза на мужа. Лампы отбрасывали по углам зловещие тени. Прямо над ними в палубу вонзилось ядро, и корабельные переборки застонали, но на сей раз леди Грейс даже не вздрогнула. Ногтем она поскребла паклю в щели, пытаясь вообразить, каково приходится бедному сироте в холодном приюте.

– Сказать по правде, – счел нужным уточнить лорд Уильям, – он пошел на это не слишком охотно. Я не имею привычки поощрять подчиненных к излишней откровенности. Но нельзя не признать, что Брейсуэйту хватило ума подстраховаться на случай своей преждевременной кончины. Возможно, он обладал даром пророчества?

– Кто знает, – напряженно ответила леди Грейс.

– Мне почти жаль его. Вообразите, жить в постоянном страхе!

– Впечатлительные натуры плохо переносят долгие морские путешествия.

– Он так боялся, – лорд Уильям по-прежнему не обращал внимания на слова жены, – что оставил в бумагах запечатанное письмо: «Открыть в случае моей смерти». – Его светлость фыркнул. – Что за дешевая мелодрама, вы не находите? Я долгое время не распечатывал это послание, опасаясь, что оно содержит очередной перечень обид и самооправданий. Кроме того, мысль о том, что бедняга Брейсуйэт обращается ко мне из могилы, повергала меня в ужас! Я чуть не выбросил письмо за борт. Однако христианин во мне победил, и я распечатал злополучное письмо. О чем нисколько не жалею, ибо оно оказалось небезынтересным. – Лорд Уильям улыбнулся и осторожно извлек из книги сложенный лист бумаги. – Вот, дорогая моя, залог нашего семейного счастья, завещанный покойным Брейсуэйтом. Прошу вас, прочтите. Мне не терпится услышать ваше мнение.

Его светлость протянул письмо жене. Леди Грейс молча взяла листок. Какая теперь разница? Разве лучше, если он прочтет письмо вслух?

Муж положил ладонь на рукоять пистолета.

В это мгновение бушприт «Пуссели» снес утлегарь испанского линкора.

И леди Грейс узрела свою судьбу.

* * *

Корма французского линкора внезапно оказалась так близко, что Шарп смог бы дотянуться до нее рукой. На черном борту между двумя рядами резных оконных рам красовалось имя, нанесенное золотой краской. «Нептун». В отличие от трехпалубного британского линкора с таким же именем французский «Нептун» был двухпалубным, но Шарпу показалось, что французский парусник выше «Пуссели». Его корма, усеянная морскими пехотинцами с мушкетами, возвышалась над баком «Пуссели» на целый фут. Пули стучали о палубу и исчезали в сетке, прикрывающей гамаки. На гакаборте сквозь клубы порохового дыма виднелся резной щит с орлом и трехцветными флагами. В некоторых местах краска слезла. Шарп разглядел под красно-бело-синими республиканскими цветами золото королевских лилий. Задира, спокойно дожидавшийся, когда средняя часть французского линкора окажется прямо напротив дула его каронады, потянул шнур.

Каронада с грохотом откатилась назад, а палубу окутало облако черного дыма. Французских пехотинцев снесло с палубы мушкетными пулями, заряженными поверх массивного ядра, которое ударило в бизань-мачту. Треск мачты потонул в грохоте первого бортового залпа «Пуссели».

Поверх разрезных ядер канониры «Пуссели» закладывали «виноградную» картечь, целясь прямо в кормовые окна «Нептуна». Богато украшенные рамы по всему борту французского линкора исчезали в дыму, пушки на обеих орудийных палубах срывало с лафетов, канониров разносило на куски. Залп следовал за залпом, пока «Пуссель» медленным старческим шагом продвигалась вдоль борта «Нептуна». Тем временем орудия правого борта дали залп в корму испанского линкора, круша тяжелое дерево смертоносными ядрами. «Пуссель» продолжала вершить кровавую расправу, лишь едкий дым стелился от кормы до носа британского линкора.

Бизань-мачта «Нептуна» рухнула за борт. Сначала Шарп услышал, как закричали стрелки, а затем увидел, как они падают в воду. Каронада правого борта, заряженная ядром и бочонком мушкетных ядер, смела испанцев с бака. Кровь стекала в шпигаты испанца, фигура монаха на носу превратилась в щепки. Тем временем кормовая каронада «Пуссели» разрушила левую часть массивного распятия, прикрепленного к бизань-мачте испанского линкора.

Французский флаг плескался в воде вместе с упавшей бизань-мачтой. Поначалу капитан Чейз намеревался подойти к «Нептуну» левым бортом и последним залпом превратить вражеский корабль в залитые кровью руины, но юркий испанец втиснулся между ними, неосторожно подставив «Пуссели» правый борт. Два судна столкнулись бортами, раздался ужасающий треск, но испанец, опасаясь абордажа, в последний миг свернул, уступая «Пуссели» дорогу. Тут же испанские пушки дали залп в борт «Пуссели», и корму неприятеля заволокло дымом. Пехотинцы Ллуэллина продолжали обстреливать испанские мачты. Чейз хотел развернуть штурвал и снова сблизиться с неприятелем, но нужное мгновение было упущено, и капитан приказал рулевому повернуть к северу, к окутанной дымом и огнем «Виктори». Корпус флагмана почти скрывался в пороховом дыму, но за мачтами «Виктори» Чейз разглядел снасти еще одного французского линкора.

– Убрать лисели! – велел капитан.

Матросы устремились на реи. Один, сраженный мушкетной пулей, ударился о грот-рей и свалился вниз, оставив на парусине кровавое пятно.

Сломанная бизань-мачта изрядно замедляла ход «Нептуна». Чтобы избавиться от нее, команда бросилась перерубать топорами сломанные реи. «Пуссель», перезарядив орудия левого борта, продолжала методично обстреливать французский линкор. Грохот пушек наполнял воздух, море рябило, корпус «Пуссели» содрогался. Задира медленно перезаряжал каронаду. Спешить было некуда – чернокожий гигант не собирался тратить драгоценные снаряды на «Нептуна», матросы которого наконец-то справились со сломанной мачтой, – французский линкор повернул к северу.

Внезапно «Пуссель» оказалась в одиночестве. В четверти мили впереди маячил вражеский фрегат – слишком мелкая цель для боевого линкора, который мог атаковать куда более грозного противника. Колонна французских и испанских кораблей надвигалась с юга, но ни один не приблизился на расстояние выстрела. Сражаться против флагмана противника считалось большой честью, поэтому неприятельские корабли кружились вокруг «Виктори» и «Ройял Соверена», словно назойливые мухи. Рядом еще четыре британских линкора пытались противостоять восьми неприятельским – ждать помощи от тихоходной «Британии» пока не приходилось. «Нептун» направлялся в самую гущу битвы, а Чейз следовал за ним. Матросы «Пуссели», количество которых заметно уменьшилось, так как многие сменили павших канониров у пушек, полезли на мачты, убирая паруса. Морскую гладь усеивали обломки. Два мертвых тела проплыли мимо борта. Волны уже смыли с них кровь. На изуродованное лицо одного из трупов уселась чайка и принялась долбить его клювом.

Раненых отнесли вниз, убитых сбросили за борт. Стволы орудий крепко привязали, чтобы при качке они не задавили канониров. Лейтенанты перераспределяли расчеты, направляя канониров к пушкам, оставшимся без присмотра. Чейз вглядывался в удаляющийся испанский линкор.

– Я должен был захватить его, – печально промолвил он, обращаясь к Хаскеллу.

– Это не последний вражеский корабль на нашем веку, сэр.

– Сегодня я обязательно должен взять приз!

– Да вы оглянитесь, сэр, их тут видимо-невидимо!

Ближайшим к «Пуссели» неприятельским кораблем был двухпалубный французский линкор, стоявший к «Виктори» левым бортом. Орудия британского флагмана извергали дым и пламя в узкое пространство между бортами. Чейз представил, какой ужас должны были испытать французские канониры с нижних палуб, когда перед ними возникли три ряда британских пушек. Однако, приглядевшись, капитан заметил, что французы столпились на верхней палубе. Кажется, французский капитан собрал на шканцах, баке и открытой палубе всех матросов и канониров, вооружив их мушкетами, пиками, топорами и саблями.

– Они хотят взять «Виктори» на абордаж! – воскликнул Чейз.

– Господи, а ведь верно! – отозвался Хаскелл.

Борт французского линкора окутывал дым, скрывая его имя, но неприятельский капитан был явно не робкого десятка. Окажись его затея неудачной, и он наверняка потеряет корабль! Французы подтягивали «Виктори» абордажными крюками, а канониры закрывали порты и вытаскивали сабли, готовясь перебраться на палубу британского флагмана. «Виктори» была выше, поэтому линкоры не могли подойти друг к другу вплотную – между перилами оставалось расстояние в тридцать – сорок футов. Пушки «Виктори» продолжали обстреливать корпус французского судна, а французские стрелки столпились на мачтах и обрушивали град пуль на незащищенную палубу британского флагмана. Французский капитан явно намеревался бросить на штурм «Виктори» всю команду и к исходу дня стать адмиралом, пленив Нельсона и доставив его в Кадис.

Чейз вскарабкался по обломкам бизань-мачты. Он хотел посмотреть, что творится на палубе «Виктори». Увиденное ужаснуло его: на шканцах не было ни капитана Харди, ни адмирала, а морские пехотинцы в красных мундирах прятались за каронадами и отвечали на ураганную пальбу французов редкими выстрелами. Противоположный борт «Виктори» обстреливал еще один французский линкор.

Чейз спрыгнул с обломков мачты на палубу.

– Румб на правый борт! – скомандовал он рулевому, затем поднял с палубы рупор. – Задира! Ты зарядил мушкетные пули?

– Под полную завязку, сэр!

«Пуссели» оставалось пройти около сотни ярдов. Канониры капитана Харди направляли дула пушек «Виктори» прямо вверх. В правом борту французского линкора возникали отверстия от ядер, пробивавших левый борт. Однако британские канониры палили вслепую, и их ядра не долетали до французов, сгрудившихся на ближнем к «Виктори» краю палубы. Французский капитан велел матросам валить грот-мачту, которая должна была стать его мостом к славе. Снасти французского линкора путались со снастями британского флагмана. Мачты французского корабля усеивали стрелки. Мушкетные выстрелы трещали, словно ветки в костре. Залпы «Виктори» звучали подобно громовым раскатам. Щепки разлетались во все стороны от палубы и бортов французского линкора.

Пятьдесят ярдов. Предательский ветер совсем стих. Над водой висели клочья дыма.

– Румб к левому борту, Джон! – скомандовал Чейз. – Держись в четверти!

Туман, что окутывал борт французского линкора, понемногу рассеялся, и Чейз наконец разглядел его имя: «Редутабль». Французы перерезали фал, и массивная грот-мачта рухнула на закрытые сеткой гамаки, сваленные на палубе «Виктори».

– На абордаж! – проорал невысокий французский капитан удивительно зычным голосом и вытащил шпагу. – На абордаж!

Французы с воплями бросились на штурм. Волна подняла корпус «Пуссели».

– Стреляй, Задира! – крикнул Чейз чернокожему канониру.

Но Задира медлил.

Глава одиннадцатая

«Его светлость должен знать, – аккуратным каллиграфическим почерком писал Малахия Брейсуэйт, – что его жена вступила в предосудительную связь с прапорщиком Шарпом». Он, Брейсуэйт, подслушал на «Каллиопе» их разговор, и, как ни тяжело ему писать об этом, звуки, что доносились из каюты, свидетельствуют о том, что ее светлость презрела свое высокое положение. Секретарь писал дешевыми чернилами, которые расплывались на влажной бумаге. Поначалу, продолжал Брейсуэйт, он не поверил своим ушам, но когда увидел, как леди Грейс перед рассветом вышла от Шарпа, то решил высказать прапорщику свои подозрения. «Однако, когда я упрекнул его в том, что он забывает свое место и не оказывает леди Грейс должного уважения, прапорщик Шарп не стал ничего отрицать, а пригрозил, что меня убьет». Брейсуэйт подчеркнул последнее слово. «Именно это обстоятельство, милорд, долгое время связывало мне язык и мешало исполнить свой долг». В заключение секретарь добавлял, что ему крайне неловко писать о столь неподобающем поведении супруги его светлости, который всегда относился к нему с удивительной добротой.

Грейс опустила письмо на колени.

– Он лжет, – прошептала она со слезами на глазах.

Внезапно укрытие наполнил грохот. Пушки «Пуссели» наконец-то ответили на неприятельский огонь. Корабль содрогнулся, фонари закачались на ржавом крюке. Грохот повторялся вновь и вновь, усилившись, когда очередь дошла до кормовых орудий. Раздался ужасный треск – со скрипом и скрежетом столкнулись деревянные корпуса «Пуссели» и испанского линкора. Кричали матросы, палили пушки. Звук перезаряжаемых орудий был подобен дальним громовым раскатам.

Затем наступила странная тишина.

– Разумеется, лжет, – безмятежно промолвил лорд Уильям и потянулся, чтобы поднять письмо с коленей жены. Грейс попыталась схватить письмо, но муж оказался проворнее. – Брейсуэйт лжет, – продолжил лорд Уильям. – Уверен, он неплохо позабавился, рассказывая мне о ваших похождениях. Разве вы не видите, как он пытается скрыть удовольствие? Определенно, мое отношение к нему никак нельзя назвать удивительной добротой! Сама мысль об этом кажется смехотворной и оскорбительной!

– Он лжет, – более уверенно повторила леди Грейс. Слезы катились по ее щекам.

– Надо же, относился к нему с удивительной добротой! – фыркнул лорд Уильям. – Вся моя доброта выражалась в том, что я платил ему жалкие гроши, впрочем большего он и не заслуживал. – Лорд Уильям аккуратно сложил письмо и отправил в карман. – Меня смущает одно обстоятельство. Почему он пошел к Шарпу? Почему не сразу ко мне? Чего он хотел от Шарпа?

Леди Грейс молчала. Руль скрипел в уключинах, снаряд с грохотом вонзился в корпус «Пуссели», затем снова все стихло.

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Жители Нижних Земель боятся их и считают колдунами. Доля истины в этом есть, ведь почти каждый из го...
Хайнц Шаффер, командир немецкой подводной лодки U-977, рассказывает о событиях Второй мировой войны,...