Преодоление идеализма. Основы расовой педагогики Крик Эрнст

Судьба – другое метафизическое начало истории. И Судьба указывает на Бога, но он больше не обитает в мировой или человеческой сфере, он вне мыслимого. Интеллектуализм создал себе интеллектуального Бога. Мы не знаем о Боге ничего, кроме того, что он высоко над нами и далеко от нас, что от него исходят силы движения, рождения, творчества и смерти, которые недоступны для понимания, но проявляют себя во всех видах творчества на Земле. Судьба это темная сила, власть крови и земного тяготения, стихийная сила, которую нельзя ни рассчитать, ни понять, она вне всякого разума, она правит нами, указывает нам цели. Она ниспосылается Богом и остается вне всякого разума, который получает от нее стимулы и цели. Судьба живет в героях, она возносит их и низвергает в бездну, она живет в материнском лоне и в гробнице, властвует над рождением и смертью.

Судьба живет в героических ценностях, в войнах, в политике, в поклонении могилам предков и героев, в крови и в Матери-Земле. Она проявляется в вере, в жертвах и характере, ибо не «случайные» события делают нашу судьбу, а наша реакция на них, сила нашего противостояния, благодаря чему человек становится господином самого себя и творцом своего мира. Познание Судьбы и ее влияния на историю выводит нас далеко за пределы рационализма.

Будущее не может планироваться по программе, стимулироваться волевым решением или целенаправленной мыслью, заранее конструироваться по расчету. Но все будущие события уходят своими корнями в наше настоящее. Невозможна рациональная наука о будущем, которая позволяла бы государственным деятелям заранее рассчитать свой путь и разработать план. Но наука, которая сама живет верой, одержимостью Судьбой, силой порыва, вместе с государственными деятелями призвана к тому, чтобы формировать людей и указывать им направление. Она сама становится творческой, деятельной и ответственной силой, которая определяет будущее народа. Наука рационализма должна в бессилии отступить перед ней.

Смысл и задачи будущей философии права

Некогда философия права была цветущей ветвью немецкого идеализма. Во второй половине XIX века она захирела, хотя влияние теорий естественного права XVII и XVIII веков и позднейшей идеалистической философии права на законодательство было велико.

Но как в естественном праве, так и в разумном праве идеализма заключалось принципиальное заблуждение, которое в конечном счете должно было привести эти теории к краху. Действительность нельзя выводить из абстрактной идеи. О незнание этого факта разбивается любой рационализм.

Романтическая наука углубила знание исторической действительности. Историческая школа во главе с Савиньи признала определяющую роль народа. И право, как форма народной жизни, вырастает из глубин народа и соответствует его характеру.

Так романтизм поставил на место рационального действия естественный исторический рост. Но он впал тем самым в противоположную крайность и оказался в лагере реакции.

Романтизм по своей природе не мог и не хотел дать философии права. Но ее основы глубоко заложены в крови. Наш путь не ведет назад к романтизму… Мы не можем ни идеалистически конструировать немецкое будущее на базе идеи, ни просто полагаться на безличный рост.

Мы принимаем новые решения, будучи связанными узами крови и расы, и все вместе отвечаем перед Богом и перед будущим Германии. Частной религии и частного мировоззрения, частной жизни вообще больше нет: мы служим народу как целому, членами которого мы являемся.

Встает вопрос, нужно ли вообще нам в будущем то, что мы называем «философией»? Перед всеми науками стоит одна общая проблема. Идея расово-национального целого подняла нас на новый уровень жизни, на котором все науки должны обрести новое смысловое единство.

Познающий человек со своими научными познаниями стоит не где-то в стороне, на острове чистого созерцания, а посреди событий.

Специальные науки не перестанут существовать, они сохранят свой особый смысл. Но национально-политическая антропология (как будущая философия) это не одна из специальных наук, а их общая задача, общий смысл.

Если бы каждая наука была носительницей собственной философии, философия вообще была бы не нужна как особая отрасль знания.

Право вырастает на народной почве, из задатков и потребностей расы, как задача и жизненная ориентация народного сообщества и соответствует национальному характеру. Тем самым смещается исходная точка и центр тяжести как правоведения, так и всех других наук: центральное место занимает не отдельный человек, а народ как целое. Целое больше части.

Правоведение должно избегать двух крайностей: правового индивидуализма и марксистского правового коллективизма.

В немецкой философии права неприменимы категории и принципы римского права.

В основе любого позитивного права лежит идея вечной справедливости. Ее содержание изменяется по мере исторического развития.

Десять принципов целостной науки

Предварительное замечание. Перечисленные ниже 10 принципов новой теории науки претендуют на то, что они действительны не только для т. н. гуманитарных наук, биологии и медицины, но и для всей совокупности наук, т. е. и для математики и точных наук. Цель – одна всеобщая и неделимая наука о мире и человечестве в целом, которая включает в себя биологию и антропологию и преодолевает роковой антагонизм естественных и гуманитарных наук.

1. Принцип зависимости всех наук от жизни.

Научное познание происходит не только между формальным субъектом (чистым разумом) и заданным объектом; научное познание определяется всем познающим человечеством в целом.

2. Принцип зависимости от реальности и связи с реальностью. Нет никакого витающего над действительностью в отдельном пространстве духа, поэтому нет и чистого познания. Дух (разум) как форма проявления жизни выражает ее форму, вид и направление. То же самое и наука.

3. Принцип национальной и расовой обусловленности любой науки.

Бытие и становление каждого человека связано с высшим целым, в котором его жизнь обретает смысл. Поэтому и характер его научного познания обусловлен этим целым – народом и его расовой основой.

4. Принцип исторической обусловленности любой науки.

Каждый человек живет в определенную эпоху. Реалии этой эпохи и стоящие перед ней задачи определяют характер вопросов, которые он задает миру, а также метод и направление научного познания. Сама способность познания – часть жизни как целого, определяется ее характером и взаимодействует с ней в процессе исторических преобразований.

5. Принцип зависимости любой науки от места.

Каждый человек тем, какие вопросы он задает миру, и характером своего научного познания связан с условиями своей родины, своим происхождением, профессией, вероисповеданием и т. д. Отсюда множество возможных и меняющихся постановок вопросов, исходных точек, научных взглядов.

6. Принцип международной значимости и исторической преемственности научных достижений.

На биологическом единстве всего человечества, несмотря на расовые и национальные различия и исторические преобразования, основана возможность международного обмена, взаимопонимания и дружбы, а также создания международных объединений, церквей и т. п. Поэтому результаты научного познания, полученные при определенных национальных, расовых и исторических условиях, остаются действительными для международных культурных кругов до тех пор, пока эти круги развиваются в одном направлении.

7. Принцип цельности любой науки.

Цель любой науки, какими бы специальными проблемами она ни занималась, – мир и человечество в целом. Наука это определяемый разумом способ оформления картины мира. Каждая отрасль науки имеет свой взгляд на мир и человечество в целом и тем самым органически включается в идейный космос науки. Есть только одна наука со множеством аспектов, отраслей и особых исходных точек.

8. Принцип связи любой науки с мировоззрением.

Единство науки при множестве ее аспектов, отраслей и исходных точек становится возможным и обретает свой смысл в определенном мировоззрении, которое предначертано судьбой цельному культурному кругу в зависимости от его расового и национального типа, его исторической ситуации и задачи.

9. Принцип современности любой науки.

Научное познание даже самых отдаленных и чуждых вещей обусловлено современными проблемами, т. е. зависит от условий определенного жизненного пространства, его ситуации и задачи, его политического и мировоззренческого выбора. Поэтому научное познание может соединить прошлое и будущее с настоящим, придать им общий смысл и общее направление.

10. Принцип науки как силы, формирующей будущее.

Наука становится такой силой, сопереживая настоящее. Заключительное замечание. Изложенные 10 принципов – определение единого, основного смысла любой науки.

Мировоззрение и наука

Каждый первобытный народ имеет миф, который заключает в себе его мировоззрение. Миф это содержание общественного сознания, которое возвышается над повседневным знанием и зависит от отношения конкретного общества к миру и жизни. Определяется это отношение расовым и народным характером.

Великие героические эпосы многих народов разработали на основе мифа довольно подробную картину мира.

То, что мы называем нашим мировоззрением, выполняет для нашего народа сегодня ту же функцию, что и миф на ином этапе развития. Добавляется только философия, т. е. рациональное объяснение мифа. Место мифа занимает мировоззрение, т. е. рациональное развитие мифа. В нем проявляется наш расовый и народный характер с учетом исторической ситуации и того, что жизненно необходимо для народа. Расовый характер, пока он остается чистым и сильным, определяет постоянную, основную составляющую мифа и мировоззрения.

Философия и наука – промежуточные звенья между мировоззрением и картиной мира. Мировоззрение определяется силами, которые выше и ниже нас, которые наполняют смыслом нашу личную жизнь и придают ей определенное направление. В мировоззрении, вере проявляются изначальные силы: промысел Божий, Судьба, раса, духовные основы народа. Когда в действие вступает разум со своими понятиями и рациональной методикой, мировоззрение обретает зрелую форму.

В этом смысл любой философии, любой науки. Философией и наукой управляют стихийные силы мировоззрения (веры, стихийной жизненной ориентации, народного характера). Философия и наука уходят своими корнями в действительность, в жизнь и оказывают на них обратное воздействие.

Сегодня в мировоззрении происходит смещение центра тяжести. Мировоззрение эпохи рационализма, естественного права и Просвещения имело следующие догмы:

1) В каждом человеке заложено все, достойное человека. Человек хорош.

2) Силой своего разума каждый может возвыситься надо всем низким (неразумным).

3) В условиях полной индивидуальной свободы разум развивает свои врожденные задатки в соответствии со своими идеями истины, добра и красоты до зрелого уровня чистой человечности, гуманизма.

4) Разум позволил первоначально разобщенным людям создать общество (государство).

5) Конечное назначение отдельного человека – в сфере чистого духа.

6) Прогресс основан на передаче духовного наследия из поколения в поколение.

Наше мировоззрение отличается от него по следующим пунктам:

1) Отдельный человек вырабатывает свое мировоззрение не с помощью своего разума согласно своим индивидуальным задаткам и наклонностям, по своему произволу и выбору, а под действием сил, которые выше и ниже нас. Не мы выбираем – нас выбирают, не мы двигаем – нами двигают.

2) Наше мировоззрение ближе к жизненным реалиям, к политике, государству, экономике, праву, оно не живет больше в обособленном пространстве над действительностью.

3) Общество возникает не в результате целенаправленных, разумных действий отдельных людей. И отдельные люди, и общества вырастают на одной и той же родной почве. Закон целого выше собственного закона личности.

4) Национально-политическая общность уходит своими корнями в естественные, духовные основы крови и расы. Поток крови связывает в одно целое не только ныне живущих людей одного народа, но и цепь поколений.

5) Эти основы определяют Судьбу, стремление к историческому творчеству, расовый характер и жизненную ориентацию, а через них – линию исторической судьбы, политику, государство, ценности, право, воспитание, искусство, науку.

6) Народ в становлении никогда не пребывает в спокойном, законченном состоянии, он постоянно самообновляется в поисках своей цели в бесконечности. Смена форм при постоянстве расового и народного характера составляет историю народа.

7) При каждом новом ударе Судьбы, при каждом повороте истории народ снова предстает пред ликом Божьим и перед необходимостью творчества, придания нового смысла истине, красоте, добру, справедливости, любви, чести. Общество и человечество изменяют свои формы в соответствии с расово-национальными ценностями.

Если наука будет только вариться в собственном соку, она станет бесплодной. В древней Исландии флотоводцы и военачальники викингов обладали двойным знанием, техническим и своими представлениями о мире. Наука, миф и поэзия взаимно переплетались, науки в нашем смысле тогда не было.

Любая творческая деятельность осуществляется не по научным предписаниям и не по плану. Наука сегодня расширила горизонты моряков и полководцев по сравнению с временами викингов. Но главными определяющими силами остаются характер и Судьба. Знание будет тем ближе к мировоззрению, чем больше сама наука будет соответствовать расовому типу, характеру и Судьбе.

Начало и конец любой настоящей и плодотворной науки это созерцание. Наука оперирует разумом, понятиями, оценками и обоснованиями. Но наука не должна останавливаться на полпути, на уровне одних понятий, становиться самоцелью, как это случилось с философией и большинством наук. На первоначальном и на конечном этапах процесса познания законы логики, законы анализа и синтеза не действуют. Созерцание подчиняется совершенно иным закономерностям, противоположным логике.

Согласно «логосу», человек смертен или бессмертен: третьего не дано. Человек меняется или не меняется, он велик или мал, стар или молод – и так до бесконечности. В созерцании на начальном и конечном этапе ничего этого нет. Средствами языка это невозможно адекватно выразить, это «трансцендентально». Разве человек, дерево и все живое не различны при рождении и смерти, в молодости и в старости и не остаются в то же время одними и теми же? Разве Гете не учил, что стебель это, собственно, уже лист? Все живое и органическое, а потому и любое созерцание это постоянный протест, противоречие и противоположность разуму и логике.

Самые глубокие и великие немецкие мыслители, такие как Николай Кузанский, Лейбниц, Гете, Гегель бились над проблемой целостного воззрения и его закономерностей и не достигли цели. Отправными точками являются три закона: непрерывности, органической полярности и совпадения противоположностей. Это проблема будущего немецкого мировоззрения и будущей философии: выявить закон целостности.

Немецкий идеализм между двумя эпохами

Для нашего переходного периода понятие идеализма представляет собой затруднение. Преданы ли мы теперь какой-то идее? Должен ли я призывать молодежь искать спасение от плохой по определению действительности в состоянии чистой духовности или в т. н. культуре? Нет, мы не живем больше между действительностью и высшим миром идей. Мы стоим обеими ногами на твердой почве исторической действительности со всеми ее нуждами, так что наша эпоха ориентируется не на идею и идеал. Мы призваны к революционному действию, а не к бегству от действительности в мир идей. От людей нашей эпохи требуется не идеализм, а героизм.

Если понимать под идеализмом способность к самопожертвованию, то мы идеалисты. Эта способность проявляется у народов в те времена, когда Судьба ставит их перед выбором: преодоление трудностей или гибель. В этом нет ничего, характерного только для немцев или для нынешней эпохи. Правда, поведение немцев во все времена отличалось странными особенностями. Мы, немцы, не можем жить и действовать, исходя из непосредственных ощущений нашего бытия, мы неспособны к стихийным действиям, нам нужно все перенести в область размышлений и часто мы на этом и останавливаемся. Такова философская сторона немецкого характера. Когда встает вопрос о смысле жизни, немец отвечает: «Мы, вечные немцы, всегда в становлении, мы стремимся к бесконечной цели, мы неутомимые путники, мы никогда не успокоимся в застывших формах». Это соответствует нашему характеру и определяет нашу судьбу. Отсюда и особенности немецкого идеализма.

Но с немецким народным характером связан и ход немецкой истории. Она отличается постоянными вспышками энергии из духовных глубин народного подсознания. Но, так как немец никогда не может остановиться на твердой форме, в его становлении нет устойчивости. Немец никогда не бывает у цели, он всегда в пути, поэтому история немецкого народа это череда падений. С точки зрения латинской формы или англо-саксонской законченности характера немцы непредсказуемы и бесформенны, непостоянны и неудобны, а поэтому чужды и опасны. Другие народы живут в страхе перед немцами. Способность всегда начинать сначала делает немецкий народ народом революций, хотя ни одна немецкая революция в прошлом не достигала своей цели. Поэтому мы народ неисчерпаемой юности. Мы, как учил Мёллер ван ден Брук, после долгой истории остались молодым народом, и ни один другой народ не имеет таких неисчерпаемых внутренних источников жизни. Это некогда придавало силу и немецкому идеализму. Только в стране постоянных вспышек энергии могла родиться метафизика истории Леопольда фон Ранке, который выводит все эпохи из ритмически возникающих движений. Это факт, что другие народы Запада жили силами революций и движений, возникших на немецкой почве. Гельдерлин говорил об этом:

«Они пожинают плоды твоих идей, они срывают виноградные гроздья и смеются над тобой, некрасивая лоза, стелющаяся по земле».

Если мы зададим вопрос «почему?», то мы обратимся к другой черте народного характера, которая отличает и сильную, и слабую сторону немецкого идеализма. Во время упомянутых вспышек проявляется трансцендентность, т. е. стремление перенести конечные цели в потусторонний мир. Из-за этой черты немецкий идеализм не оказал влияния на действительность. Это о немце сказал Гете:

«Он тянется вверх и касается макушкой звезд, но никогда не стоит твердо на ногах, и им играют облака и ветры».

Духовное движение XIV века, силу которому давала немецкая мистика, кончилось ничем. В отличие от реформации Кальвина и англо-саксонских стран с их революционно-политической направленностью реформация Лютера имела аполитичный характер. Лютера интересовали отдельные души, а не история. Поэтому немецкая реформация застряла на полпути. У нее не было политического вождя, поэтому она не достигла цели. Немецкий идеализм в период между 1750 и 1850 годами также был потусторонним и аполитичным: он искал царство чистого духа, царство идей, гуманности, возвышающееся над плохой действительностью, и представлял собой по своей природе светскую теологию. Гельдерлин в 1800 году призывал немцев к героическим подвигам. Гегель в 1818 году звал молодежь назад, в царство чистого духа, где он может наслаждаться самим собой, когда кругом торжествовала реакция. Слабая сторона немецкого идеализма проявилась в бегстве от реальной истории. Гегель бежал к Абсолютному духу, Гете – к Матери-Природе. Немцы создавали поэзию, философию и музыку, пока другие народы Запада делили между собой Землю.

Теперь для немцев настала пора преодолеть самих себя в героической борьбе и в создании новой действительности.

Идеалистический человек это человек образования, героический человек – человек действия. Идеалистический человек живет в мире чистого духа, героический человек – в борьбе. Немецкий идеализм должен быть преодолен, если мы хотим стать политическим народом. Так уже не раз бывало в немецкой истории: немецкий народ становился способным к революционным действиям только пройдя горнило бедствий, иначе он легко довольствуется одними размышлениями. Героический человек восстает против мира, он верит в себя и не боится смерти. Такими были наши германские предки. Но героический человек не восстает против Бога. Он знает, что для победы нужно еще нечто лежащее далеко за пределами его личных сил и могущее быть даровано даже герою только как дар, как милость. Героем становится только такой человек, которым руководит Судьба. Героический человек гордо противостоит миру, но смиренно склоняется перед Богом с молитвой: «Да будет воля твоя!» Для героя нет идеалистического понятия Провидения, его место занимает темная, кровавая Судьба. Жизненные силы герою придают кровь и земля, а не дух.

Здесь намечается другая линия традиции. Пророками героического человека были Гельдерлин, Ницше, Стефан Георге, Мёллер ван ден Брук. Первыми героями были молодые люди времен мировой войны. Их воспел Эрнст Юнгер в книге «Война и воины». Теперь солдатский, геройский дух одержал победу над духом рационализма и преодоленного идеализма. Мы больше не будем убегать от действительности, а будем ее преобразовывать. Только героические подвиги сделают нас политическим и свободным народом.

Изменение картины мира лучше всего характеризует положение немецкого идеализма между двумя эпохами. Сегодня есть два мировоззренческих направления, которые непримиримо противостоят друг другу: с одной стороны, представители органического мировоззрения, а с другой – певцы героизма. Органическое или целостное мировоззрение ставит целое выше отдельного человека. Но в этом мировоззрении еще сохраняются слабые стороны немецкого идеализма, от которого оно происходит, если считать романтизм особой формой идеализма. И здесь вступает в действие критика со стороны певцов героизма. Идеалистически-органическое мировоззрение надеется на простой рост, на стихийные силы. Оно не признает героических подвигов, творчества, восстания отдельной личности против исторических реалий, в нем нет места для политической революции.

Но и героическое мировоззрение несостоятельно, если оно не указывает смысл подвига. Самим подвигом этот смысл не исчерпывается. Органическое и героическое мировоззрение встречаются сегодня в национальной идее: в народе воплощается и целое, и героизм. Намечается возможность соединить оба течения в новом мировоззрении, которое не будет больше витать в пустом пространстве чистой духовности, избавится от слабых сторон идеализма, уделяя основное внимание действию. Целью станет не образование, а воспитание воли и характера. Это мировоззрение можно назвать органическим, национальным, целостным, героическим, политическим и историческим.

Осью мировоззрения является новая философия истории, основанная на учении о героическом и политическом действии. Наука, искусство, образование получают от этого новые стимулы. Идея героизма заменяет идею гуманизма.

Национальная идея обязательна для всего народа, потому что она служит выражением национальной судьбы.

Воздвигнув мир чистого духа над низшей действительностью, немецкий идеализм разорвал наше национальное бытие на две части: искусство, наука, вся культура жили в особом мире, сами для себя. Воплощением этого высшего мира была гуманистическая образованная элита. Национально-героическое мировоззрение ликвидировало этот разрыв, восстановило единство народа и излечило его от вредной классовой идеологии. Культура не должна больше жить в особом мире, ее место – среди народа. Нужно оспорить притязания духа на высшее происхождение и принадлежность к высшему миру: дух должен взаимодействовать со всеми другими силами. Он, как и они, рождается на общей жизненной основе. Нужно оспорить, прежде всего, притязания т. н. культуры на роль высшей ценности. Когда мы избавимся от этих идеалистических притязаний и предрассудков, будущее нашей нации станет таким, как предопределено Судьбой.

Вождь «Фольк им Верден», 15 октября 1935

I

«Вождизм» как общее понятие это полученная путём сопоставления пустая форма, которая соответствует правилам терминообразования и пожеланиям науки XIX века. Получение научных познаний, претендовавших на обязательность для всех времён и народов, сопровождалось лишением терминов их содержания, их реальной формы. Вместе с хиреющим старым миром рушится также его система понятий, его наука и идеология.

Мы, поколение переломной эпохи, имеем в лице Адольфа Гитлера наше «здесь» и «теперь»: уникальный, конкретный и неповторимый образ вождя, вместе с которым из народного характера и народной воли, из кризисной ситуации и исторической задачи во всей сфере национальной революции возникает новая реальность. Образ вождя определяет действительность национал-социалистического государства, его основные и правовые термины. В уникальном образе Адольфа Гитлера возник новый тип вождя, который неизбежно останется образцом до тех пор, покуда будет действовать преобразующее начало этой революции, пока народы и эпохи будут испытывать такие же бедствия, такие же удары судьбы и стоять перед такими же задачами. Если поколение, которое вместе со своим вождём стоит на пороге новой исторической эпохи, осознаёт выпавшую на его долю миссию и свою ответственность, то ему не нужны больше вместе со всеми их научными терминами, познаниями и идеологиями притязания на абсолютность, ведущие в формальную пустоту и предназначенные лишь для маскировки отказа от преобразования действительности. Требования наших дней рассчитаны на много поколений вперёд, и если они будут выполнены, то мы будем жить всегда, во всех грядущих поколениях и следы нашей земной жизни не затеряются в вечности.

Нет вождя без нас и нет нас без вождя. «Мы» это народное сообщество людей одной крови, через которое новая действительность пробивается на свет, борется за обретение своей формы. В вожде этот процесс становления превращается в откровение, в действие, в творческое слово, в образ. Он не обитает в каком-то особом пространстве, а черпает свою земную силу, своё судьбоносное призвание из расовой и национальной жизненной основы, из порыва тех, кого нужда и судьба связали с ним в одно жизненное целое: вождь создаёт последователей и в то же время вырастает из движения, крови и своих приверженцев и в результате народное сообщество, германская история и сами немцы становятся образцом. Он сам служит прообразом, прототипом этого становления. Поэтому, как заявил он в своей речи 1 мая 1935 г., он отвечает за свой народ и ходатайствует за него перед Богом.

Он сможет выполнить свою задачу как носитель немецкой судьбы лишь в том случае, если мы, связанные с ним присягой, полностью разделим с ним эту ответственность. Он за нас, мы за него. Пока он может обращаться от нашего имени к миру и к нам самим, мы выполняем наше личное, национальное и историческое назначение. Пока он говорит, опираясь на жизненную основу связанного присягой сообщества, его слова – творческие дела, открывающие новые пути, воплощение необходимости. Отсюда его стихийная, динамичная сила, какой в наше время не обладает ни один другой человек.

Во времена военных и послевоенных бедствий мы мечтали о том, что явится народный вождь, который поведёт нас к нам самим, к народной свободе, в будущее. Но когда он пришёл, его сначала узнали лишь немногие. Остальные смотрели не в ту сторону. Теперь по милости судьбы мы нашли своё воплощение в нём, а он в нас. Мощный ток идёт по кругу от него к нам и от нас к нему. Он не выполнит свою задачу и сломает судьбу Германии, если у нас не хватит силы и характера стоять рядом с ним в беде и в борьбе и делить с ним ответственность. С нами случится то, чего мы заслужили. Судьба вождя это судьба немецкого народа. В этом наша верность и честь. Таково глубокое содержание той действительности, которую мы описываем с помощью понятий «движение», «соратники», «народное сообщество» и которая неотделима от образа вождя. Призвание, «счастье» вождя коренится в этой взаимосвязи, вырастает из наследия германской крови, принимает новый образ, создаёт новую действительность. «Люкке», счастье вождя или короля, согласно германскому пониманию жизни, это высшее откровение совместной жизни тех, кого судьба объединила в одно живое целое. Благодаря своему счастью вождь видит и находит путь в будущее. Тем самым он выполняет веление судьбы и свой долг перед сообществом, с которым он связан взаимной ответственностью. Божья милость к вождю это божья милость к его народу и миссия этого народа.

Гарантировано ли «счастье» вождю? Ничто не достаётся ни ему, ни нам даром, случайно: за всё нужно сражаться, всё требует тяжёлого труда. Один из отличительных признаков вождя это инстинктивная прямолинейность его пути, постепенное избавление немецкого народа от тяготевшего над ним со времён войны – и ещё до неё! – рока, сначала во внутренней политике в результате победоносной борьбы Движения, а после прихода к власти – также в экономической и внешней политике. Второй признак – неслыханная сила веры, способность после краха 1923 г. и ряда других поражений каждый раз начинать заново. Безвестный ефрейтор Первой мировой войны в обстановке краха и упадка насаждал непоколебимую веру в народ и победу. Ту же самую линию судьбы мы прослеживаем в становлении немецкого народа.

В дни прихода к власти вождь возвестил отдалённую конечную цель Движения: возрождение немецкого народа как целого. Преобразование государства, права и экономики, объединение Рейха, все новые порядки и новые формы культуры – этапы на пути к этой цели. Расово-национально-политическое мировоззрение указывает нам путь. Арена последней борьбы, в авангарде которой мы выступаем, – душа немецкого народа. Молодёжь ждёт того дня, когда вождь снова позовёт её на этот последний бой. И это тоже признак вождя! Борьба это выражение движения, пока не будет достигнута конечная цель. Пока идёт борьба за преодоление неблагоприятных экономико-политических и внешнеполитических обстоятельств, на культурно-политическом и мировоззренческом фронте временно идут позиционные бои за закрепление достигнутого. Военная дисциплина требует в данном случае упорства и личной ответственности. Могут быть утрачены отдельные передовые посты, но одного нельзя утратить: самого движения. И в культурно-политической позиционной войне возможна победа. У наших реакционных противников нет пополнения, нет новых возможностей духовного подъёма. Их термины превратились в пустые оболочки, их идеологии – в фикции. Их жребий – старческая слабость. Молодёжь с нами! Но ради движения и его конечной цели жизненно необходима борьба за молодёжь. Пусть она выросла в национал-социалистической действительности и воспитана ею, всё равно молодёжи, которая не пережила эпоху борьбы, грозит опасность расслабиться под влиянием реакции. Ответственная задача лежит на старых борцах. Мы все, старые и молодые, ждём того дня, когда нас позовёт вождь.

II

Вождь и движение неотделимы друг от друга, как вождь и его соратники. Но все механические представления и термины не отражают эту действительность. Архитектор получает заказ, составляет план и строит дом. В данном случае дела обстоят иначе, Вождь и Движение растут вместе. Движение живёт и растёт, оно не может быть «запланировано», создано целенаправленной мыслью. Как нет движения без вождя, так нет и вождя без движения, они полюса великого исторического становления, ведомые силой судьбы.

Вырвавшиеся из глубин силы выбирают вождя, чтобы обрести в нём единство и форму: вождь и движение имеют одну и ту же метафизическую основу. Судьба прорывается в них и совершает революцию, делает историю, устанавливает пределы. Нацию захватывает, формирует и направляет сверхличная сила. Это призвание, движущая сила, исполнение времён, экстаз и готовность, без которых не совершаются революции, не основываются государства, не делается история, не преобразуется действительность, не образуются народы, не возрождается человечество, и не могут исполниться судьбы. Эта сила и это призвание делают слово творческим действием. Движение делает вождя способным устанавливать новые порядки, быть политиком и воспитателем одновременно, политиком в высшем смысле слова – руководителем процесса исторического становления народа, а как воспитатель он указывает цель – формирование нового человека, внутренняя сила для чего черпается из движения, а образцом является он сам. Новая человеческая общность отличается тем, что все, кто в неё входит, связаны друг с другом неразрывными узами крови, жизни и судьбы перед миром и перед Богом.

Вождь это центр любой политики и любого воспитания. Воспитать ему подобного невозможно. Воспитать можно соратников и сообщество, руководствуясь идеалом, воплощённым в вожде. Так немецкий народ возродится на своей духовной и естественной основе.

Таким образом, подготовлена почва, на которой может возродиться миф крови взамен абстрактной гуманистической идеологии прошлых поколений. Нельзя снова впасть в заблуждение романтиков и Рихарда Вагнера: пересаживать умерший миф из прошлого в настоящее. В высшем мифическом сознании общества может стать живым, может быть познано мудрецами и изображено поэтами и художниками лишь то, что живёт и действует в самом этом обществе как творческая сила, как становящаяся действительность и обязательная форма. Если вместе с вождём и Движением из глубин потока нашей расовой и национальной крови восстаёт миф, то мы можем снова понять и полюбить в силу кровного родства, образ жизни и миф наших предков, и жизнь предков может возродиться во внуках. Но настоящий миф может родиться только из нашей крови, из нашей современности, из её борьбы и героизма, её судьбы, её чести и верности, но никогда – из воспоминаний о прошлом. Прошлое не возвращается, мы вступаем в новую жизнь. В местах, где собирались тинги, миф о вожде и Движении будет когда-нибудь действовать как живой на праздниках молодёжи. Пусть об этом подумают художники. Нас же связывает с нашими германскими предками возрождение их веры, их жизнедеятельности, их героической иерархии ценностей и их мифа на уровне III Рейха, на пороге которого стоит как живой образ Адольф Гитлер, а не Видукинд или Вотан. Мы шагаем в будущее, а не в отдалённое прошлое.

III

«Фюрер и рейхсканцлер». Эта двойственность, которая ещё не достигла окончательного единства, знаменует собой переломную эпоху. Вождь получил высшую государственную должность рейхсканцлера. Государство статично, оно олицетворяет собой традицию, Движение же, наоборот, устремлённая вперёд, изменяющая историю и революционным образом преобразующая государство сила. С Движением революция останется живой и победоносной, пока не будет достигнута её цель, пока её смысл не воплотится в новой действительности. Поколение переломной эпохи это арена, на которой постоянно идёт борьба между силами движения и застоя. Мы видим на многих примерах, что там, где Движение сливается с государством, его всегда тормозят силы инерции. Но Движение компенсирует эту потерю сил путём постоянного самообновления на расовой и национальной основе. Носителем движения становится молодёжь.

Мы ещё не у цели. Поэтому у нас ещё нет государства, созданного исключительно на базе движения. В существующем государстве, его законах и порядках ещё сохраняются отложения последних веков немецкой истории: государство смотрит в прошлое, а не в будущее. Но Вождь правит государством. Тем самым сделан решающий шаг к основанию нового государства: Движение создаст новую форму государства.

Движение призвано радикально преобразовать национально-политическую жизнь немцев в целом. Будущее государство воплотится между полюсами «вождь – народное сообщество». Движение уже создало ряд новых структур, которые играют решающую роль в государстве: партию, СА, СС, Трудовой фронт, Гитлерюгенд. В этих организациях воспитывается отборный слой ближайших сподвижников вождя. Движение преобразует уже существующие органы народа: семью, профсоюзы, экономические объединения, Рейхсвер, школы всех видов и уровней, наполняет их новым смыслом и содержанием. Народное сообщество – основа национально-политической общности, государство – форма, в которой сила и воля образуют способную к действию политическую власть, обеспечивают единство и общую ориентацию. В сфере между народным сообществом и государством воспитываются и получают политическую ориентацию наши соплеменники, наша молодёжь.

Некогда сувереном был король, создатель «государства». Потом буржуазная революция отобрала государство у короля, сделала государственный аппарат самостоятельным и объявила его сувереном. После национал-социалистической революции время этого «государства» истекло: она поставила народного вождя во главе народного сообщества и возникла новая реальность.

В результате происходит ломка всей системы традиционных терминов прежнего государствоведения и государственного права. Исходя из нынешней ситуации Рейнхард Хён формулирует в своей статье «Понятие вождя в государственном праве» («Дойчес Рехт» 15 июня 1935) сначала чисто негативные тезисы, отделяя новое от старого: 1) Вождь это не отдельная личность 2) Вождь это не диктатор 3) Вождь это не суверен 4) Вождь это не орган государства 5) Вождь это не орган корпорации 6) Вождь это не орган народа (следует учесть, что в п.п. 4–6 речь идёт о чисто юридическом понятии органа) 7) Вождь это не третейский судья.

Таким образом, взрывается вся традиционная теория государства и права, потому что возникла реальность, которую нельзя описать с помощью традиционных юридических терминов и формулировок прошлого.

Но с помощью каких терминов и формулировок можно дать позитивное определение вождя?

На этом держится будущее учение о государстве, о государственном праве, о праве, народе и действительности вообще, равно как и толкование смысла истории, в период которой мы вступили после национал-социалистической революции. Как будущее государство формируется силами и элементами Движения, так и наука о государстве и праве и историческая наука формируются под влиянием свойственного Движению, кристаллизующегося вокруг вождя мировоззрения, основные линии которого здесь вкратце описаны. К счастью, у нас нет пока застывших, догматических формул, которые мы могли бы противопоставить формулировкам прошлого и представителям реакции. Но мы противопоставляем им новую национально-политическую реальность – вождя, нашу веру и нашу национальную волю.

Находящаяся в процессе становления национально-политическая реальность совершенно уникальна, неповторима, несравненна и не имеет аналогов в прошлом, потому её пока нельзя определить в формулировках. Но когда-нибудь эти формулировки будут найдены. Это будет сделано не только ради борьбы с реакцией или обучения. В результате неизбежно снова возникнет аппарат, схема, которую можно будет переносить на другие явления. Это произойдёт уже при следующей смене поколений. Новая реальность кристаллизуется вокруг Адольфа Гитлера. Что и кто когда-нибудь займёт его место?

Не станет ли неизбежно главным, когда зайдёт речь о преемственности при смене поколений, аппарат? «Государство»? Наука о государстве и праве, историческая наука должны начать сначала, ориентируясь на созданную революцией и воплощённую в образе вождя реальность. От этого зависит немецкая история.

Сегодня нет науки, которая авторитетно могла бы сказать нам, что должно быть, как должны быть нормативно оформлены государство и право. Есть процесс становления, есть реальность, которая придаст содержание и смысл будущим терминам, нормам, определениям и наукам. Но определять вождя будут не государство и право, не политические и юридические термины, наоборот, от него получат новое назначение государство, право и соответствующие науки. В тот день, когда вождь назначит преемника, возникнет необходимость в терминологических формулировках, в определении государства и государственного права.

Врач и мировоззрение

I

Во время одной беседы на эту тему одни присутствовавший при ней врач смахнул всю проблему со стола небрежным движением руки, заявив: «Перелом костей или гоноррея во всём мире одинаковы, они везде и во все времена ставят перед врачом одну и ту же задачу; всё это не имеет ничего общего с мировоззрением, с расой, народом, историей, судьбой и целью жизни».

Те, кто так говорит, представляют преобладавший в последних поколениях тип техника от медицины. Для такого техника его профессия – прикладное естествознание с господством инструментов, аппаратов и химических лекарств и со всё большей специализацией и технизацией. Болезнь для него – изолированное явление жизни, которое рассматривается в изоляции и постулируется как общечеловеческая, единообразная сущность. Есть научно-техническое решение этой проблемы, столь же всеобщее, как и суть самой болезни. И это называется «врач»? Нет, это бесплотный и бездушный призрак, не живой, конкретный человек, а пучок идеальных требований, поставленных перед ним естествознанием. Нетрудно показать, что несколько поколений абстрактного, позитивистского или идеологического мышления сделали из «педагогов» и «судей» сплошь и рядом такие же бесплотные общие понятия и идеальные призраки, вешалки, на которые без разбора вешают идеальные требования той или иной специальной области.

Как и все позитивистские науки, медицина (и педагогика тоже) предъявляла абсолютистские притязания. Абстрактный призрак «врача», в конкретном образе позитивистского техника от медицины, со своими абсолютистскими притязаниями оказывался вне времени и пространства, противостоя всему миру. Всё, что вне его профессиональной области, всё иное, созданное народами и историей, для него заблуждение, если не обман.

Абсолютистская наука опирается на своё абсолютистское, абстрактное понимание истины. Но для врачей есть конкретный масштаб решения: успех лечения. Кто осмелится утверждать, что всё врачевание за пределами западной, позитивистски-технической медицины не что иное, как самообман или сознательный обман? Нет, обман в другом: и современной медицине не изобрести лекарства от смерти. Во всём мире и во все времена хорошее врачевание достигало удачных результатов. Пока не доказано обратное, я утверждаю: в самобытном жизненном кругу выросший в этом круге и принадлежащий к нему врач – пусть даже это будет шаман – достигнет лучших результатов в лечении характерных именно для этого круга болезней, чем универсальный западный техник от медицины.

Как и все позитивистские науки техническая медицина исходит из априорности своей техники. На это опираются её притязания на абсолютность и универсальность. При этом опыт, полученный в одном месте, обобщается и абсолютизируется, обычно с выпячиванием положительных сторон этого опыта и замалчиванием отрицательных. И это не всегда сознательный обман. Но обычно база опыта довольно узкая: опыт основывается на эксперименте, а эксперимент – не максимально возможной изоляции наблюдаемого процесса, т. е. при исключении взаимосвязей и влияний, которые играют весьма важную роль в реальной жизни.

Однако теория науки – спутница позитивистской науки – легко докажет, что мнимая априорность – а вместе с ней притязания на абсолютность и универсальность – это фикция и самообман. И мнимая априорность науки опирается на вполне определённую мировоззренческую основу. С XVII века, когда создавалась новая наука, в основе всей культуры и науки лежит представление о человеке, которое в сотнях вариаций воспроизводит один и тот же основной тип и настолько вошло в плоть и кровь, что считает свои предпосылки само собой разумеющимися, абсолютными и априорными. Это представление о человеке колеблется между полюсами «отдельная личность» – «человечество», заполняя всю реальность между ними абсолютным, чистым, не зависящим от типа, эпохи, расы, народа и т. д. разумом как началом, формирующим жизнь, началом познания абсолютной, общезначимой истины. Тот техник от медицины, слова которого были приведены в начале, своими притязаниями на абсолютность доказывает свою приверженность к этим индивидуалистически-гуманистическим представлениям о человеке. То, что он сам этого не знает, свидетельствует лишь о его ограниченности.

II

Мировоззрение и представления о человеке буржуазной эпохи отличаются тем, что их исходной точкой является автономный индивидуализм, их путь – разум и свобода личности, а цель – гуманность. Сюда входят и притязания на абсолютность познания.

Новое национально-политическое мировоззрение со своими представлениями о человеке строится вокруг национального целого и личного служения, крови и почвы, исторической действительности, судьбы, решения, а не свободы выбора и личных предпочтений. Под влиянием этого мировоззрения изменяются наука и исторические представления, стиль жизни и профессиональная этика. Это касается не только современных врачей, но и истории медицины.

Германский мир имел соё собственное искусство врачевания. Как и вся самобытная германская жизнь, оно было вытеснено античной медициной после вторжения христианства.

Античная медицинская наука от Гиппократа до Галена является исходной точкой всей европейской и переднеазиатской медицинской науки последующих тысячелетий. Во времена Галена, последнего великого медика античности, начался тот процесс окаменения, который захватил затем всё образование и всю культуру и закончился в VI веке с Кассиодором, Исидором Севильским и кодексом Юстиниана. Античность умерла. В 529 г. была закрыта Афинская школа и основан монастырь в Монте Кассино.

Католическая церковь навалила окаменевшие продукты античности на северные народы. Гален (с претензией на абсолютность) на много веков стал непререкаемым авторитетом для учёных врачей и медицинских школ. Уже тысячу лет Германия борется за то, чтобы преодолеть этот разрыв между своим и чужим и прийти к новой расово-национальной целостности. Все кризисы и потрясения, все прорывы, подъёмы и новые чужеродные наслоения (т. н. ренессансы) связаны с этим, также в вопросе о здоровом и больном человеке, о враче и медицине. Из этой области великий Парацельс сделал первый мощный прорыв в направлении к новому национальному мировоззрению, к преодолению противоположности между своим и чужим. Молодое поколение национально-политических врачей ориентируется на Парацельса. Но наш путь ведёт не назад в XVI век, к Парацельсу и Лютеру, а вперёд, в III Рейх с его расово-национально-политическим мировоззрением.

Под влиянием этого мировоззрения, которое соответствует новой реальности, естествознание и медицина тоже приобретают новые представления об истории. Они не могут больше оставаться особыми рядами традиций, представленных отдельными людьми, творческими достижениями, изобретениями, открытиями и методами. Они задаются вопросом о становлении народов, особенно немецкого народа, которое повлияло и на науку, и технику и медицину в частности. Это значит, что под влиянием нового мировоззрения история немецкого народа (и других народов) будет писаться и в плане науки, медицины, юриспруденции, образования. История живого народа – конечная цель для всех отраслей, которая объединяет их для совместных действий.

Такие теории и кафедры истории естествознания и всех наук, медицины, юриспруденции, педагогики жизненно необходимы для III Рейха. Национально-политическое мировоззрение открывает перед науками (с учётом их расовых, национальных и исторических предпосылок) новые огромные возможности, позволяет разрозненным отраслям объединиться, обрести общий смысл. Они все примут участие в создании национально-политической антропологии, которая заменит устаревшую философию. Останется ли теология вне этого процесса? Для молодого поколения врачей национально-политическая антропология – основа становления и действия, благодаря которой они по-новому смотрят на здорового и больного человека, на задачу, этику и ответственность своей профессии, стремясь к той же цели, что и судьи, учителя, экономисты, политические руководители.

III

«Врач» это не бесплотный призрак, не схематический пучок идеальных требований, а живой, конкретный человек, который лечит своих соплеменников. Как и на них, на него влияют кровь и почва, народный характер и народное сообщество, эпоха и традиции, историческая цель и судьба всего народа и его государства. Определённому народу в определенную эпоху соответствует свой, особый врач.

В основу могут быть положены следующие принципы:

1) Врачевание древней и распространённей медицинской науки. Врач – общечеловеческое явление, но он принадлежит к определённому народу, из которого он сам происходит и в котором выполняет свои задачи в соответствии с общей задачей.

1) Критерием для врача является успех лечения, способ которого предопределён тем кругом, к которому этот врач принадлежит. Налицо зависимость от расы, народа, истории, судьбы и мировоззрения.

1) Движущие причины исторических изменений в медицине не следует искать только в расширении самих медицинских познаний. Вера в научный прогресс это суеверие. Благодаря современной науке нельзя стать лучшим врачом, чем Гиппократ или Парацельс. Врач тогда становится великим, когда он наилучшим образом выполняет задачу, поставленную перед ним эпохой и его жизненным кругом. Об успехах можно судить только применительно к определённой задаче. Эта задача меняется, поэтому современный врач не стоит на том же уровне, что и Парацельс, а тот не стоял на том уровне, что и Гиппократ. А уровень определяется жизненным пространством народа и его исторической задачей.

4) Движущие причины изменений в медицине это движущие силы истории определённого жизненного пространства. Это относится и к изменениям государства, права, экономики, техники. На примере врача больничной кассы ясно видна взаимосвязь медицины с экономикой, общественным строем (государственный социализм) и государством. Над всем нашим национальным бытием, в том числе и над медициной, господствует примат политического решения. Врач становится политическим солдатом в своей области.

IV

В каждую эпоху сталкиваются разные тенденции развития и образуются многослойные структуры. Каждая эпоха отличается господством одного типа, но никогда не монопольным. Ни одну эпоху нельзя свести к общему знаменателю. Развитие по новому пути – результат борьбы противоположностей. Если современность отличается наличием пяти типов, включая преобладавший прежде тип техника от медицины, это не означает, что реальную медицину можно просто разложить по пяти ящикам. В каждом враче могут пересекаться несколько этих типичных линий, и современная медицина похожа на канат, сплетённый из пяти верёвок.

Первый тип – домашний врач старого стиля. Он уступает второму типу. Современник учителей священников и судей буржуазной эпохи, он кажется обречённым на вымирание вместе с ней. Но в порядке оправданной реакции против техников от медицины снова раздаётся клич: Назад к домашнему врачу. В этом есть рациональное зерно: врач снова будет общаться с больным, как человек с человеком. Домашний врач часто знал жизнь его пациента с юности, он был советником и духовным наставником. Но домашний врач принадлежал к буржуазной эпохе, а она кончается. На смену ему идёт национально-политический врач.

Второй тип – техник от медицины, для которого медицина – прикладное естествознание, т. е. техника с притязаниями на абсолютность и универсальность, отличается специализацией, использованием инструментов, аппаратуры и химических лекарств, часто тесно связан с крупной промышленностью, техникой и капитализмом и зависит от них. Этот тип представляют те всемирно известные универсальные техники от медицины, которые получают огромные гонорары и сами относятся к капиталистическому типу. Для этих позитивистов болезнь – во всём мире одинаковая проблема, решаемая техническими средствами, и часто – объект капиталистической эксплуатации.

И эта традиция не будет просто прервана и отброшена, её познания и техника будут использованы, но с господством чистого техницизма и позитивизма будет покончено.

Третья группа – представители натуральной медицины. Для меня не ясно, имеем ли мы перед собой в данном случае единый тип, или просто реакцию против школьной медицины, против второго типа. Для этой группы характерно множество одиночек и сект, часто чужеродного происхождения, вырождающихся в мошеннические организации. Но в целом эту группу следует оценивать положительно за её вражду к школьной медицине: она не даёт школьной медицине покоя, не позволяет ей достичь полного господства, умеет указывать на её слабые стороны и извлекать из этого выгоду, благодаря чему становится фактором «прогресса», хотя медики её не любят.

Решающий вопрос в этом случае: продолжает ли жить здесь хотя бы частично первобытное непосредственное познание природы и та харизма, на которой издревле основывалось врачевание, вне всяких школ и наук? При положительном ответе на этот вопрос это направление приобретает первостепенную ценность для будущего Германии.

Второй вопрос: продолжает ли жить здесь часть древнегерманской народной медицины, которая была задавлена чужеродными наслоениями, перешла в руки бродячих целителей, цирюльников, пастухов и не получила развития? Тот опыт и та мудрость, которые Парацельс черпал из сокровищницы немецкого народа, будут ли они снова отвергнуты школьной медициной и опять окажутся в оппозиции? Этот вопрос тоже имеет очень большое значение для будущего Германии.

Четвёртый тип – врач больничной кассы. Марксизм творчески импотентен и не он создал профсоюзы. Но он умеет присваивать и портить чужие идеи. Социальное страхование – плод прусского социализма консервативного типа, на это указывает социальное законодательство Бисмарка. Попытка организовать растворённых в массе граждан неизбежно увлекает на путь государственного социализма. Но на этом пути подстерегает массовый и классовый дух марксизма.

Врач больничной кассы происходит от домашнего врача, но превращается в его полярную противоположность. Если он не становится пролетарием, то в результате извращения марксистами идеи социального страхования он оказывается в очень трудном экономическом положении и в конфликте со своей совестью. Внутренняя история XIX века характеризуется диалектикой и борьбой между либеральным государством с его буржуазными «свободами» и сплочённым в классовой борьбе коллективом 4-го сословия, в котором, в конечном счете, растворился и прусский государственный социализм. Вся эта социальная и политическая диалектика сказывается и на врачах: частный буржуазный домашний врач в качестве врача больничной кассы вынужден идти по пути пролетариата, коллектива, классовой борьбы и превращения в государственного чиновника. В конце этого пути врач неизбежно становится чиновником марксистского тоталитарного государства. Национал-социалистическая революция прервала развитие в этом направлении. Национальная идея и национально-политическая действительность III Рейха создали новый уровень жизнеустройства народа и на этом уровне возникли врачи нового типа.

V

Пятому типу, национал-политическому врачу, принадлежит будущее III Рейха. Он рождён национал-социалистической революцией на новой основе и с новой задачей.

Новому строю соответствует врач нового типа. Это не буржуазный домашний врач; он не идёт по пути государственного чиновничества, так как национал-социалистическое государство не идёт по этому пути. Болезнь и здоровье в каждом отдельном случае будут делом народного сообщества и национального будущего. За медицину, как и за народ в целом отвечает национал-социалистическое государство. Сословие врачей становится национально-политической корпорацией со своими задачами и своей ответственностью… Врач не государственный чиновник, но и не частник, а ответственный слуга немецкого народа с особым общественно-правовым статусом под руководством и надзором государства. На этот путь вступают люди всех профессий.

В этом принципиально новое по сравнению с четырьмя другими типами. Традиция не прерывается, у всех предшественников берётся хорошее и преобразуется. Отличительные особенности этого типа:

1) Врач как член немецкого жизненного пространства отвечает за каждый отдельный случай болезни перед народным сообществом и будущим.

1) Болезнь, больной, врач, его диагноз и лечение, его поведение и ответственность определяются кровью и почвой, национальной судьбой, политической и исторической задачей национального жизненного пространства. Врач подчиняется примату политического решения и политического руководства.

1) Путь от политического решения к выполнению врачом своих профессиональных обязанностей определяется законами III Рейха о

2) защите расы, расовой гигиене, демографической политике, народном здоровье, браке и семье, немецком социализме и связанном с ними профессиональным законом о немецких врачах.

4) Поставленная перед национально-политическим врачом цель может быть достигнута только при соответствующем воспитании.

4) Медицинская наука радикально преобразуется под влиянием национал-социалистического мировоззрения и расово-национально-политической антропологии, чтобы идти вровень с реальными силами расы и истории, быть на высоте политической задачи – обновления народа. Национально-политическая антропология ликвидирует разрыв между природой и духом, между естественными и гуманитарными науками.

4) Задача национал-социалистической революции – обновление народа на основе крови и почвы. Эта цель одновременно политическая и воспитательная. Национал-социалистическое воспитание формирует народное сообщество и его руководителя, политического солдата, который в особенно высокой степени осознаёт свою ответственность перед будущим Германии. Перед лицом этой задачи и врач становится воспитателем наравне с судьёй, учителем и членом политического руководства. Все они отвечают за обновление народа и несут общую ответственность за будущее Германии. Все они – профессиональные подразделения политической армии и стоят на общей основе национал-социалистического мировоззрения. Общая вера поведёт и приведёт их к новым берегам.

Национально-политическая антропология. Том 1. Реальность Арманен-Ферлаг. Лейпциг, 1936

Предисловие

Основное содержание данной работы – показ того, что в действительности подразумевается под «биологическим мировоззрением». Оно охватывает понятие «жизнь» во всей его широте и глубине. Может быть, на меня набросятся представители точных наук. Но я заранее отвергаю обвинение, будто я вообще против механических наук. Я хотел бы создать на основе понятия вселенской жизни новую систему наук, которая соответствовала бы «биологическому мировоззрению». При этом механические науки, хотя и потеряют свою прежнюю роль основы всей системы наук, сохранят надлежащее место в этой системе.

В эпоху великого исторического перелома мы должны начать сначала и в философии вернуться к вопросу о началах и основах всех наук. Нужно, прежде всего, разделаться с профессорской философией эпигонов. Становится необходимым разрыв со всей унаследованной от греков онтологической философией, несмотря на всё уважение к великим достижениям греков и немецкого идеализма…

Данная книга претендует на новое описание сути наук. Некогда общей, обязательной основой всех наук была идея гуманности. С падением этой основополагающей идеи начался процесс безудержной специализации. Сегодня возникла потребность в новой связующей основе. Из неё возникнет новая картина мира человека, которая займёт центральное место, принадлежащее ранее идее гуманности. В этом примут участие все науки, которые получат в результате стимулы обновления…

Манера философствования греков выросла из «агона», соревнования, принципа, связанного с жизнью их полисов. Отсюда их диалектика. Ницше пошло на пользу, что его философия рождалась не за письменным столом, а во время одиноких прогулок по горам. Я не знаю, понадобится ли нам в будущем вообще «философия». Но нам нужно толкование мира и жизни, нужна новая картина мира и человечества, освещающая нам путь в будущее. Эта картина нарисована здесь средствами философского мышления и познания.

Гейдельберг, октябрь 1935 г.

Универсальная биология

Проблема биологии

Традиционная биология не соответствует своему названию. Когда сегодня речь заходит о биологическом мировоззрении или биологических основах мировоззрения, то имеется в виду биология в гораздо более широком смысле, а не просто специальная наука.

Сфера биологии как науки была определена в XYIII веке. Она возникла на почве, подготовленной Лейбницем. Благодаря его телеологии, учению о монадах и, прежде всего, снова введённому им в обиход аристотелевскому понятию энтелехии были положены пределы механической картине мира, характерной для того века. Был обособлен своеобразный принцип бытия растений, животных и людей, из вселенского механизма для них была выделена сфера, подчинённая особым законам. До этого весь мир считался механизмом, где действуют законы механического движения, которые можно описать математическими методами. Теперь же на периферии этого вселенского механизма, прежде всего, на поверхности Земли, обнаружилась сфера, не сводимая к законам механики.

Понятие «жизни» было боевым лозунгом борьбы против вселенского механизма, вера в который, казалось, восторжествовала на всех фронтах. Оно противоположно механическому мировоззрению. Биология два века находилась в обороне, хотя иногда переходила в наступление (Гёте, романтическая натурфилософия). И сегодня можно услышать от некоторых физиков-позитивистов, что биология – всего лишь прикладная физика. Если подвести итоги двухсотлетней борьбы, можно констатировать: биология (особенно благодаря неовитализму) сохранила свои позиции как наука, равноправная с другими, но никогда ей не удавалось, подобно механике, претендовать на роль основы всех наук, сделать своё основное понятие «жизнь» принципом мироздания.

Почему же сегодня биологии вдруг удалось стать основой нового мировоззрения? Потому что именно это мировоззрение, а не она сама, формулирует новое, всеохватывающее, универсальное, целостное понятие «жизни». Биология как наука оказалась к этому не готова. «Биологическое мировоззрение» означает сегодня нечто принципиальное иное, нежели мировоззрение, в основе которого лежит наука биология. Мировоззренческое понятие «жизни» относится к Целому, научное – только к его части.

Пока биология как наука сохраняет зависимость от картины мира, данной Коперником, т. е. от вселенского механизма Декарта Галилея Ньютона, а также от механического дарвинизма (учёные де Фриза о мутациях тоже совершенно механистично), пока «автономная» биология делит мир с механикой, она не сможет отвечать требованиям нового «биологического» мировоззрения. Биология попадает в затруднительное положение, из которого ей самой не выбраться.

Биология находится в этом безнадёжном положении уже 200 лет. Она сражается на два фронта: против механического мировоззрения и против теологии. Теология же уходит своими корнями в метафизику, в древний дуализм тела и души, материи и духа. Биология попала в круг, обрисованный дуалистическими парами «природа-дух», «этот мир – потусторонний мир», «чувства – разум» и т. д. и не могла с помощью своего основного понятия «жизнь» преодолеть эти дуализмы точно так же, как и механическое мировоззрение XYII века. Биология до сих пор сражается в узком пространстве между ними.

Средство, которым Лейбниц сражался с механическим мировоззрением, теология, в конечном счете, снова вылилось в теологию, а не в учение об автономной жизни. Зато очень помогло взятое у Аристотеля понятие энтелехии. Перспективным было учение Лейбница о монадах. Монада, в отличие от материального атома, это духовная сущность, но обладающая телом. Здесь зарождался принцип единства телесного и духовного, соответствующий целостному пониманию «жизни». Биология не сумела извлечь из этого выводов. В её понятие жизни не входит духовное, она не смогла преодолеть дуализмы природы и духа, тела и души и т. п. В органическом целом «жизнь». Как с одной стороны область механической, мёртвой, неорганической природы противостояла органической природе и ограниченному только ею понятию «жизнь», так и с другой стороны – самостоятельная область духа, не происходящая из природы и не принадлежащая к природе метафизическая область, предмет изучения не биологии, а гуманитарных наук, причём психология всегда болталась между гуманитарными и естественными науками, вследствие чего оказалась сегодня в индивидуалистическом тупике.

…Всегда оставалось неизвестным, какая пропасть разделяет неорганическую и органическую природу. К этому добавлялось и нечёткое положение психологии. Кант причислил её к естественным наукам, а «гуманитарных наук» вообще не признавал… Какой была его картина мира, дуалистичной или триалистичной? Исходил ли он из противоположности природы и духа, природы и разума или природы и души, причём дух, душа и разум просто перетекали друг в друга? Или из троичного метафизического деления природа – душа – дух (разум) в неоплатоновском и гностическом смысле? На этот вопрос до сих пор нет ясного ответа.

Из-за механически-биологического дуализма материи и жизни разорваны суть и смысл природы, она перестала занимать своё место в метафизике и превратилась в поле для накопления естественно – научных знаний. Одни лишь понятия механической, неживой, неорганической природы в противоположность биологической, органической, живой природе свидетельствуют о внутреннем разрыве единого понятия природы. Над основным термином биологии «жизнь» ставится «природа» как категория высшего порядка, причём и то, и другое отсекается от души, разума и духа. Результатом является хаос.

В своём пространстве между мировым механизмом – чисто материальной сценой жизни – с одной стороны и духовным миром с другой стороны жизнь как биологический термин ограничена миром животных и растений. В человеке эти система терпит кризис: он остаётся гражданином двух миров, ареной борьбы двух метафизических начал. Природе, биологии и жизни в её понимании человек принадлежит лишь телом, как того требовала метафизическая и религиозная ситуация в момент возникновения биологии. Формами, органами, функциями и «образом жизни» тела занималась одна лишь антропология как часть биологии. Понятие жизни было ограничено жизнью тела, как и вся природа – телесным и материальным. Духовное разумное относилось к другой метафизической области… Когда Гердер, Блюменбах, Гёте и романтические натурфилософы ввели в биологию заимствованный из других сфер термин «формирование», который со времени Винкельмана означал становление отдельного человека и всего человечества, казалось, был перекинут мост через противоположности к универсальному единству жизни. Реальности мира, природы и человека переплетаются и имеют общий органический источник: живой процесс самостоятельного становления мира. Однако идеи Гердера и Гёте позволили биологии лишь закрепиться на занятых позициях, но не победить противника…

У Гердера, Гёте и романтических натурфилософов у самих были слабые места: вселенская жизнь всё время соскальзывала у них в идеалистические понятия «гуманность», «идея», «дух». Народ как живая реальность подменялся «духом народа», реальная история – «духом времени», организм – идеей, государство – идеей государства, реальное человечество – идеей гуманности.

Жизнь как реальность

Выражение «биологическое» мировоззрение не совсем удачное. Оно не совпадает с наукой биологией и последняя не годится в качестве его главной основы. Это мировоззрение стремится к универсальному, целостному пониманию жизни, и требованию цельности отвечает только возникающая на его основе наука – расовая, национально-политическая антропология. Она призвана занять место отмирающей «философии» не как одна из наук, а как высшее выражение целого, охватывающего все науки. В результате возникает новая картина мира, новое представление человека о себе самом. Жизнь становится универсальным термином.

Жизнь это органическая взаимозависимость тела, души и духа. Человек это не арена борьбы разных метафизических миров; тело, душа и дух это разные стороны, разные способы развития первоначального единства, называемого «человеческая жизнь». Мы твёрдо стоим на позиции триединства: тело, душа, дух. Тело это внешняя, физическая сторона, которой до сих пор только и занималась биология, душа – внутренняя сторона, но не тела, а вне пространственного Я, субъекта и того, что он испытывает, чувствует, сознаёт. Способность Я объективировать свои душевные состояния, делать их понятными для других и встречно воспринимать состояния других мы называем обычным термином «дух».

(Примечание. Содержание понятия «дух» сильно изменилось, поэтому к нему нужно относиться с осторожностью. В любой дуалистической, в том числе и в христианской метафизике дух противоположен материи, миру, природе. В немецком идеализме дух – сущность человеческой культуры, поэтому он занимает особое место и служит предметом особого почитания. Во имя духа, по примеру священников, работают и врачи, учителя, юристы, художники. Национал-социализм намерен положить конец этим притязаниям духа. Речь идёт о жизни, а не о культуре, о человеке как целом, а не о его духе. Ни одна наука не может претендовать на высший ранг только потому, что она «гуманитарная»).

Дух есть выражение того факта, что индивидуальная жизнь существует не сама по себе и не только для себя. Дух есть выражение общественной жизни, но не её корень и не первопричина.

Жизнь как целое заключает в себе двойную полярность. Её первоначальное единство раскрывается в полярности «внешнее – внутреннее», тело – душа, а вторая полярность – это соотношение внутреннего с чужим внешним, Я – с Ты, Я с обществом, души – с духом (разумом). Жизнь как целое объединяет тело, душу и дух, но одновременно включает отдельного человека в категорию высшего порядка.

Здесь следует заранее отвести упрёк в возрасте к естественному праву или идеализму. Так как общество, народ, государство, право, язык в свою очередь основываются на «разуме» или «духе». В данном случае любое общество является изначальным явлением человеческой жизни, человеческой природы. Общество не основывается на разуме или духе, они лишь являются формами его выражения. Иными словами, общество это то истинное, высшее целое, благодаря которому только и становятся возможными дух, разум, понимание, творчество, язык, религия, право, государство, экономика, искусство, воспитание, народ, но не наоборот.

Следует различать понятия «целостность» и «всеобщность» жизни – они не тождественны. Цельным (например, народ как целое) называется замкнутое, самостоятельное и самодостаточное образование. Которое может существовать само по себе. Всеобщность – высшее, предельное понятие, вне которого нет больше ничего, даже времени и пространства.

Решимся ли мы сделать жизнь основным понятием Вселенной вообще? Заменим ли мы этим словом пустое слово «бытиё»? Может быть Космос, Вселенная – не нечто просто существующее, а живое?

Нам мешает придти к этому выводу древний дуализм природы и духа, тела и души. Нам мешает также мировой механизм, каким его представляла себе рационалистическая наука XVII века. Казалось, она одержала полную победу: не только Вселенная, но и растения, животные, люди-машины. Жизнь трактуется механически у Декарта, Гоббса, атомистов, материалистов. Но при этом сама мысль возвышается над механической действительностью и не позволяет ей стать всеобщей. Вселенная опять распадается на две части, и метафизика XVII века пытались её снова собрать (монизм, окказионализм и т. д.). Декарт своим знаменитым «cogito, ergo sum» установил примат мышления над бытиём, автономию разума. Мировой разум дополнил механическую картину мира. Лейбниц отвоевал для жизни лишь узкую полоску.

При таких представлениях о строении мира «неорганическая» химия была элементарной основой «органической», а не органическая, механическая природа (противоречие!) – основой органической природы (тавтология!). Ганс Дрин со своим неовитализмом попытался преодолеть этот порог…

…Но когда биология пытается утвердить свою самостоятельность, она ещё не может покончить со своей зависимостью от мирового механизма, от «неорганической» природы. Победа биологического принципа не оставила бы от прежней картины мира камня на камне.

У Канта природа в собственном смысле, сущность мира совпадает с разумом как подлинной природой человека. Но это лишь переносит центр тяжести проблемы. Как быть тогда с неразумной, «низшей» природой человека? С инстинктами, страстями, чувствами? Должен ли индивидуум под влиянием категорического императива изжить их и возвысится до чисто разумного существа?

Таков смысл всего «идеализма» и «гуманизма» в этике, педагогике, истории, религио – и правоведении – у Канта, Шиллера, Вильгельма фон Гумбольдта, Фихте и т. д. Но природе идеализм не понравился, она не захотела следовать его категорическому императиву. Это было концом идеализма: он разбился о несокрушимую реальность.

Между тем забылась вся проблематика «природы» и «духа». Дуализм естественных и гуманитарных наук воспринимался как данность, великая философия кончилась, а эпигоны не решались браться за важнейшие проблемы.

Не из науки «биологии», а из национал-социалистической революции, её веры, её мировоззрения восстал принцип жизни. Речь идёт не только о принципе целостности, но об универсальности мировоззрения: биологическое мировоззрение возникло и произвело революцию в науке. Эта революция началась с радикальной борьбы против механистических взглядов, против коперникианства и атомизма.

Но целостный принцип жизни как сердцевины мировоззрения не упал с неба, он имел великих предшественников, таких как Парацельс и Гёте. При этом мы не остаёмся в плоскости древней борьбы между Демокритом и Аристотелем, между атомизмом и энтелехией.

Истоки механического принципа нельзя понять, изучая историю философии и науки. Нужно понять его изначальную суть. Принцип жизни, возвышенный до уровня мирового начала, отдаёт антропоморфизмом. То же самое происходит и с механическим принципом, только тогда на высший уровень возводится не вся жизнь человека, а только его целенаправленная деятельность. Человек создаёт машины для своих целей. Эта деятельность переносится на Вселенную для её «объяснения». Механика Галилея – классический пример такого рода. Человеческая деятельность основана на разуме, поэтому механические воззрения и чистый рационализм всегда в союзе. Первоначально к этому антропоморфному союзу принадлежала и телеология, но у Лейбница она превратилась в противницу механического воззрения. Чистый рационалист признаёт механистическое действие, но не сверхчеловеческого деятеля. Но если сделать шаг к этому деятелю, к понятию Бога, к теологии. Деятель и действие снова встречаются на высшем уровне. Бог тогда – сверхчеловеческое существо, которое создаёт мировой план и по нему – мировую машину, как инженер машину или архитектор – здание. А при чисто механическом взгляде машина создаёт сама себя. Понятие Бога у Лейбница, в которое входит интеллект, остаётся в русле рационализма. Только при посредстве теологии можно перенести теологию, как принцип объяснения организма, ни жизнь, ни организм.

Вселенский принцип жизни, отказываясь от теологии (но не от религии!), от доказательств бытия Бога и рационалистической метафизики, должен отказаться и от телеологии, иначе он снова незаметно превратится в «духовное начало», растворится в разуме, в идее, сведётся к рационализму. Из анализа всех органических отношений понятие цели должно быть исключено.

Механистический принцип объясняет реальность – реальности человеческого целенаправленного действия. Сюда по необходимости относятся цель, разум, дух. Но не все они коренятся в человеческой жизни и являются лишь частными её выражениями. Это лишь этапы развития высшего – человеческой жизни как целого. Вселенский принцип жизни включает в себя механический принцип, но не как высший, а как подчинённую инстанцию. Механистические науки теряют тот высший ранг, на который они претендовали. Как основа мировоззрения они непригодны. Это означает радикальную революцию во всей системе наук. Надо всеми ними стоит как последняя, высшая инстанция целостность и всеобщность жизни…

…Биология, сделанная принципом мировоззрения, устанавливает рамки и создаёт основу для новой системы наук, от космологии до истории, системы в которой органично и окончательно преодолевается метафизический разрыв между природой и духом, между естественными и гуманитарными науками; системы, основанной на едином, всеобъемлющем, целостном принципе жизни. Такая биология создаёт основу для национально-политической антропологии.

Не следует больше пытаться заглянуть «за» проблему жизни. Нет ничего «до» жизни или «выше» жизни, из чего её можно было бы вывести. Жизнь изначальна, это начало и конец, это единственное изначальное явление, которое лежит в основе всех явлений.

После устранения дуализма природы и духа и изживания механистического мировоззрения следует преодолеть третье основное препятствие – онтологию, учение о бытии в том виде, в каком оно было создано греками и развито схоластикой и немецким идеализмом.

Вселенский принцип жизни

Понятие органической жизни, которой занимается биология, это только часть. Тонкий слой биосферы ограничен поверхностью механистически понимаемой Земли, которая в свою очередь представляет собой часть механистически понимаемого Космоса. Вселенский принцип жизни возвращает подлинный смысл слову «природа», отождествляя её с космической «жизнью». Природа сама служит себе основой, развивается из себя самой, через смерть возвращается к себе самой и создаёт новые образы в вечном круговороте. Решающее значение имеет исследование границы между живой и «неживой» природой, между организмом и мировым механизмом.

Т. н. история Земли уносит нас в далекие эпохи, когда на Земле не было жизни, когда вся она была «неживой». Это представление основано на чисто механистических принципах. В какой-то момент из мёртвой материи должна была возникнуть жизнь.

Современная наука резко разграничивает живую и неживую природу.

Но когда-то в прошлом был осуществлён переход через эту границу. Превратив её в абсолютную, наука сделала невозможным понимание происхождение жизни на Земле из-за своего механического подхода.

Но часть живых существ питается неорганической пищей, превращая её в органические вещества. Таким образом, вышеупомянутая граница нарушается непрерывно.