Запруда Тихомиров Артем
Царев ощутил злобный стыд.
«Почему я должен постоянно перед кем-то оправдываться и делать вид, что я совсем не то хотел сделать, что сделал?..»
Всю жизнь он ненавидел себя за это. Надо признать. Иногда Царев отмечал – дальней частью сознания – что переходит границы дозволенного и начинает заискивать. Оправдываться. Как бы чего кто про него не подумал… Холуйство совсем не подходит к его фамилии, это уж точно.
Царев взял сотовый в руку. Подбросил его несколько раз. Подумал: «Теперь я ходячий мертвец!» Сегодня Валя не будет знать, кто лежит рядом с ней в постели. В этом факте скрывается магия какой-то извращенной власти. Этот секрет известен только Цареву и его… русалке…
Лошкарев ответил на звонок не сразу. Его голос был прилично пьяным.
– Ого, – сказал он. – Соскучился?
– А…
– И зачем надо было уезжать?
У Царева перед глазами стоял приятель, в своих сланцах на босу ногу и светло-коричневых шортах. На животе полоска волос, поднимающаяся от паха. На груди – компактные волосяные джунгли, рыжие.
– Ты от чего бежишь? – спросил Лошкарев.
– Как это?
– Ты говорил, что все в твоей жизни рушится.
– Когда?
– Вчера вечером.
Вот о чем он вещал, выпив чуть-чуть пива.
– Прямо так и сказал?
– Почти.
До Царева долетела громкая отрыжка. Наверное, приятель купил так много пива для них двоих, а теперь пьет его сам. И уже близок к тому, чтобы отключиться.
«Потому что я уехал».
Царев был готов провалиться сквозь землю.
– Ты стараешься… удержать свой дом, но ветер его раскачивает и раскачивает… – Лошкарев засмеялся. От этого смеха мурашки бежали по спине. – И очень скоро все рухнет и погребет тебя под обломками… Ты так и сказал, брат… – Вновь порция смеха.
Наверное, Лошкарев врет. Не может этого быть. Царев не был склонен откровенничать о своих проблемах, даже с теми, кто наиболее близок ему.
– Перестань, – сказал он, чтобы положить конец этому веселью. Приятель замолчал. Его тяжелое сопение заполнило телефон.
«Моя жизнь разваливается… – а ведь это сущая правда. Об этом я говорил вчера. Но почему же воспоминаний не сохранилось?»
– Там у тебя все нормально?
Царев почувствовал сонливость. Веки стали сами собой закрываться. Голова потяжелела, словно вместо мозга в нее напихали булыжников.
– Порядок, а что? – спросил Лошкарев вполне нормальным голосом.
– Просто. Извини, что я уехал. Не знаю, почему так вышло. Не понимаю.
– Можешь вернуться? Еще не вечер.
«Он надеется». Мысль была заманчивой. И Валя бы не заметила, что он тут был. Царев вспомнил о запруде, и его передернуло.
– Нет, не могу. Может быть, в следующие выходные.
– Ну… – протянул Лошкарев. – Тогда надо созвониться в четверг, никак не раньше. Пока ничего не знаю.
– Я тоже.
Наверное, это был самый подходящий момент, чтобы рассказать о происшествии в лесу.
Царев смолчал. Не решился.
Он даже думал, что русалка наложила на него какие-то чары. Из-за них он вынужден молчать. И умереть в одиночестве.
Это существо не могло не знать… Царев не сумеет сделать выбор.
Говори, пока не поздно! Может быть, Лошкарев чем-нибудь поможет!
– Пока, созвонимся. Давай.
Он не хотел ничего говорить, ему было все равно. Распрощавшись с приятелем, Царев уснул в кресле.
Жена не пыталась скрыть недовольства по поводу его быстрого возвращения. Вероятно, Царев нарушил какие-то ее планы. Он не стал спрашивать, какие, потому что ему это было безразлично. Он думал о том, что скоро умрет. Даже сын, крутящийся поблизости, не мог развеять тягостных мыслей.
Валя готовила ужин не говоря ни слова. Ее губы стали одной тонкой линией. Царев наблюдал за ней стоя в дверях кухни, хотя знал, что она этого не любит. Остановившись со сковородой в руке, Валя спросила, что ему нужно. Единственный вопрос за два часа. Она не спрашивала о причинах его раннего возвращения.
– Как день прошел? – спросил Царев, ничего больше не придумав.
– Обыкновенно. Мы гуляли. Были в зоопарке.
Царев кивнул, понимая, что продолжения не будет. Жена совершенно не в духе. Приходилось только сожалеть о своем бегстве.
Но запруда. Запруда!
Через минуту внимание Царева отвлек сын. Целый час они вместе склеивали пластмассовую модель самолета, смеялись, болтали о всякой ерунде. Толя рассказывал о зоопарке. Шимпанзе стащила у одного парнишки бейсболку и он расплакался, хотя, по мнению Толи, уже не был маленьким. Еще в зоопарке бегемот прямо при них с мамой навалил здоровенную кучу. Все смеялись. «Ну и вонища была, когда ветер в нашу сторону подул», – добавил мальчик, улыбаясь.
Царев подумал тогда, что надо проводить с сыном больше времени. Хотя бы в эти оставшиеся дни.
В душной липкой тишине, примерно в полночь, Царев занимался любовью со своей женой. Он вспоминал голое белое тело русалки и морщился от отвращения. Надеялся, что Валя ничего не заметила. Хотя формы у этого существа были, можно сказать, идеальные, их цвет – белый, словно брюхо у некоторых рыб, – вызывал тошноту. Валя сопела и была напряжена. Царев сделал все, чтобы она расслабилась, и отчасти ему удалось. Звук, который она издала в конце, не оставлял сомнений, что его усилия не прошли даром.
Скоро всего этого не будет. Его ждет сырая могила и вечная тишина. Царев встал с кровати, поправил на Вале простынь и включил вентилятор.
По дороге на работу в понедельник Царев видел, как грозовые тучи несутся по небу с огромной скоростью. Сырые клочья серой хмари летели низко, почти задевая крыши самых высоких зданий. Многие люди задирали головы кверху, ожидая дождя, но его все не было. Зонты приведены в состояние боевой готовности. Пешеходы морально готовились к тому, чтобы вымокнуть. Грозу обещали сильную. Наверное, будет как две недели назад, решил Царев, стоя в пробке. Тогда над городом пронесся настоящий ураган, ломавший деревья и срывающий тенты с торговых палаток.
Новостные выпуски говорили о жертвах стихии: кому-то на голову упала ветка, кому-то поцарапало лицо осколком выбитого другой веткой стекла. Что-то в таком духе. От той грозы Царев помнил ветер. Он дул с такой силой, что тяжелые толстые нити дождя вытянулись параллельно земле. Сегодня люди готовились к чему-то подобному. Больно страшно выглядели эти тучи.
Время шло, а гроза не начиналась. Царев остановился за три машины до перекрестка и посмотрел по сторонам. Слева в праворульной машине сидела женщина с длинными белыми волосами. Она жевала резинку. Царев не мог разглядеть ее лица из-за больших очков. В его воображении пронеслось: вот она снимает очки и смотрит на него взглядом бледной русалки… О ней Царев думал все воскресенье. И дома, и на улице, куда пошел гулять с сыном, и в ванной, которую боялся принимать, но все-таки пересилил себя. Где-то в лесу бежал ручей, собирался в чаше запруды, питая жизнью это существо, похожее на женщину.
Царев моргнул. Видение исчезло. Справа от его машины находилась иномарка с черными стеклами, сквозь которые ничего не разглядишь.
Может, она сидит там и смеется над ним?
Задача простая: выбери одного из двух, и смерть пройдет мимо тебя.
Гроза все не начиналась. Воздух пропитался влагой, не давай дышать полной грудью. Царев провел рукой по лицу. Она дрожала.
Все будет послезавтра.
Все случится послезавтра.
На следующий день в обеденный перерыв Царев подсел к одному из коллег, хотя обычно предпочитал обходиться без компании. В столовой почти пусто. Из их офиса трое не вышли на работу, сославшись на недомогание. Один уехал в командировку. Это позволило Цареву думать, что его разговоров с Шумиловым останется незамеченным. Хотя с таким болтуном ни в чем нельзя быть уверенным.
Шумилов читал компьютерный журнал и пил чай.
– Привет.
– Привет. – Царев поставил перед собой поднос и атаковал еду.
Шумилов закрыл журнал.
– Ты смотрел эти фильмы, да? Все?
– Какие? – спросил Шумилов.
– Ну… Ты же вроде любишь… Ужасы там всякие, мистика. Специалист вроде бы.
Парень рассмеялся. Хотя он и работал в офисе, в нем еще много оставалось от студента. Шумилов пришел прямо с университетской скамьи и не успел обрасти с ног до головы канцелярской казенщиной.
Решение обратиться к нему у Царева возникло не спонтанно. Правда, он не знал, что именно хочет спросить, и решил импровизировать.
– В некотором роде, – ответил Шумилов.
– Как это?
– Ну. – Парень пожал плечами. – Интересуюсь.
– И веришь?
Царев оглядел столовую, столики, за которыми сидели обедающие. Никто, кажется, не проявлял к ним интереса.
– Смотря во что.
– Например, в привидений.
– Да, – сказал Шумилов.
Царев посмотрел в его серые глаза.
– То есть?
– Верю в то, что существует нечто, которое стоит в стороне от всего этого… От привычных вещей. Знаешь: это словно карты, которые ты держишь веером. Все они рядом, плотно сжаты, но каждая следующая чуть сдвинута в сторону. Но ведь их можно соединить в одну стопочку, чтобы они стали ближе.
Царев качнул головой, не понимая. Шумилов улыбнулся и вытянулся на стуле.
– Иногда что-то попадает в нашу вселенную с другой карты, с другого мира. Или в силу неизвестных нам процессов, либо еще по какой-то причине. Потому что миры, как я думаю, сплюснуты и прижаты друг к другу.
– Отличная концепция, – сказал Царев. – И ты всерьез думаешь, что так и есть?
– Моя теория ничуть не хуже других, – сказал Шумилов.
– Хм… теория… Скажи тогда: как можно избавиться от привидения, если оно что-то от тебя хочет.
– Сделай это. – Шумилов был серьезен. – Если возникла проблема…
Царев махнул рукой, засмеявшись. На самом деле, этот смех он из себя едва выдавил.
– Не проблема… Сын интересуется. Нахватался в школе разной ерунды…
– Сейчас вроде бы каникулы.
Царев заранее приготовил эту легенду. Когда он озвучил ее, она показалась ему глупее некуда.
– Он общается со школьными приятелями. У них какая-то игра. Знаешь, всякие страшилки, ерунда наподобие «Паночка померла».
Шумилов хрустнул суставами пальцев.
– «Паночка померла» – игра, в которую играют девочки.
– Может быть. – Царев доедал свою порцию еды, не имеющую вкуса, и злился. Словно это Шумилов пристал к нему с дурацкими расспросами, а не наоборот. – Короче, он меня спросил, что обычно бывает надо привидениям и как можно их прогнать…
– Слишком обще, – сказал Шумилов. Его взгляд был внимательным. «Нельзя чтобы он связал это со мной, – подумал Царев. – Или уже связал?» – Если есть какое-то задание, оно всегда конкретное. И при всей схожести, случаи разные.
– Ну, ты говоришь, что если выполнить желание призрака, то он уйдет?
– Если это дух умершего, – сказал Шумилов.
– А если нет?
– Не знаю.
– Почему? – Царев посмотрел на его ухмыляющееся лицо.
– Ты же спрашиваешь, как в жизни.
– Да нет…
– В фильмах много разной ерунды. Демонов и разных там существ изгоняют, иногда убивают. Но это кино… В жизни. Я с таким не сталкивался.
– Ясно. – Царев помешал свой чай. – А как в кино? «Звонок», например. Или еще похожие.
– А ты не смотрел?
– Нет. Некогда было. Да и глупости это…
– Ага. Ну так вот – у них ничего не получилось.
– У кого?
– У героев. Проклятие осталось и продолжило жить. А они умерли. Хотя и было условие, которое, как казалось, они выполнили.
Царев вспотел.
– Как везде, тут тоже была куча случайностей. Подростки стерли с кассеты условие, и героям пришлось вести свое расследование. Они нашли прах убитой девушки, но ошиблись. Проклятие не так легко победить. Видимо, просто невозможно.
– Да уж, чего только эти киношники не придумают. Значит, никак?
– Никак. – Шумилов смотрел на него прищуренными глазами. – Может, поделишься секретом? – добавил он тихо. – Если зашел разговор…
– Нет. – Царев положил ладонь на столешницу. Получилось так, словно он хлопнул ею. – Да нет никакой проблемы.
– То есть, игра?
– Ну…
– Ладно. Если что, звони. – Он оставил Цареву визитку, залпом осушил кружку и вышел из столовой. Некоторые проводили его скучающим взглядом. Компьютерный журнал остался на столе. Пообедав, Царев захватил его с собой, чтобы отдать хозяину.
Визитка отправилась в карман.
Шумилов шпионил за ним весь оставшийся день, но Царев сделал вид, что не замечает его. Он все обдумывал слова «специалиста». С проклятием нельзя тягаться, оно все равно сделает то, что хочет. Невзирая даже на то, что условия выполнены. Перед глазами появился образ жены. Существо требует у него привести к запруде или ее или сына. Кого он выберет? Возможен ли этот выбор?
Нет…
Под конец дня Царев почувствовал себя плохо. Мысль о том, что время утекает сквозь пальцы, а ничего так и не сделано, жгла его, лишая покоя. Напряжение становилось невыносимым.
Все случится послезавтра.
Грозы так и не было. Такого он не видел никогда в жизни. Тучи пронеслись мимо, не обронив ни капли. К семи часам ветер почти стих – и тяжелый воздух навалился на город с удвоенной силой.
Выбор невозможен.
Но кто установил это раз и навсегда?
«Никому не хочется умирать, мне тоже… Я хочу жить, – подумал Царев, въезжая на стоянку. – Почему мне при этом надо думать о ком-то еще, кроме себя? Что, меня смерть не пугает? Я герой?»
Нет же. Не герой. Он обыкновенный человек, который оказался в сложнейшем положении. Пусть кто-нибудь скажет, что он просто-напросто эгоист.
Выходя со стоянки, Царев почувствовал, что его тошнит. Тяжелый комок, давивший сначала на желудок, стал ползти вверх по пищеводу. Цареву пришлось остановиться в тени от кленов неподалеку от дома. Если он сблюет, то лучше здесь. Задыхаясь от духоты, Царев тем не менее закурил. Шли минуты, Царев начал чувствовать себя дураком. Мимо него по тротуару шли люди. Некоторые даже косились в испуге, что пробуждало в нем ярость. Со временем тошнота исчезла.
Через несколько минут Царев вошел в свою квартиру. Появилась жена. Сын гулял на улице, что было странно: Валя не отпускала его перед дождем.
Царев положил ключи на трюмо, подошел к жене и посмотрел в ее лицо.
– Хочешь есть? – спросила она.
– Пожалуй…
«Если дальше я буду готовить себе сам, что случится?»
Простой вопрос, на который непросто найти ответ. Царев обнял Валю за талию, поцеловал, положил голову ей на плечо. Таких минут в их совместной жизни не было давным-давно. Царев ощутил острое сожаление. Он не мог найти выход из своей ситуации, а жена даже не знала, в каком положении он оказался. Дни прошли впустую – то, что он делал как часть плана по «наведению порядка в делах», не особенно впечатляло. Послезавтра все решится. Или раньше?
Царев отстранился от Вали, она погладила его по волосам, взъерошила их. В этот момент он услышал знакомый звук: урчание, похожее на кошачье, но в десятки, сотни раз более сильное.
– Валь, иди сюда. – Царев отложил газету, которую читал за кухонным столом. Он посмотрел на жену, вышедшую из ванной, и поманил рукой. Перед ним стояла кружка с крепким кофе. Прежде чем Царев созрел для этого шага, он выпил уже три таких. Кофе был черным и сладким.
– Что? – спросила жена.
Царев сказал ей войти и закрыть дверь кухни – не надо, чтобы Толя услышал их разговор. Валя сдвинула брови, как всегда делала, предчувствуя неприятные вещи, и села напротив него.
«Можно подумать, это она мне собирается рассказать самую невероятную историю в жизни», – улыбнулся про себя Царев.
Теперь ему было несложно. Страх прошел. Даже образ женщины с двумя длинными косами, даже воспоминание о ее синеватых губах, не пугали его. Царев рассказал Вале все, что с ним произошло на даче у приятеля. Жена слушала, и ее взгляд больше говорил о том, что она не верит. Конечно, она и заявил об этом, когда Царев закончил. Рассказ не занял и пяти минут.
– Ты просто дурак, – сообщила Валя.
Царев улыбнулся, сделал глоток кофе.
– Почему?
Она считала, что он не готов к таким словам, но ошиблась. Царев и бровью не повел.
– Тебе, наверное, голову напекло. Скажешь, не бывает так? Сплошь и рядом…
– И?
– Тебе привиделось. Помнишь, ты говорил, что в десять лет у тебя был солнечный удар на пляже, и тебе привиделись великаны, выходящие из моря?
Царев не помнил такого. Но ведь сколько лет прошло….
– А сейчас почему ты думаешь, что твой рассказ – правда?
– Я чувствую, я помню ее прикосновения… – произнес Царев, отвернувшись в окно. Жена встала и развернула его к себе.
– Ты получил стресс и голову напекло…
– В лесу?
– Ну… Стресс! Сам говоришь, что ты думал, что заблудился!
– Если ты не веришь, то почему кричишь?
Валя надула губы.
– Потому что ты совсем сошел с ума. Мелешь, сам не знаешь что!
– Значит, не веришь?
– Конечно, нет! – Валя расхохоталась.
«Странная реакция для неверящего, – подумал Царев, – темнит… Или просто испугалась… Это возможно. Даже нормально».
В кухню вошел Толя. Мальчик был загорелым от постоянного пребывания на улице, волосы его, каштановые, порядком выгорели на солнце и приобрели цвет порыжевшей соломы. Толя улыбнулся им обоим, налил себе молока из коробки и вышел. И дверь не забыл притворить за собой. Цареву нравилось, что Толя не так глуп, как его мать. У него есть чувство такта, он никогда не оскорбит не подумав.
– Если ты не веришь, поедем, я тебе покажу то место, – сказал Царев.
– Я? Да ты…
– Поедем, если не веришь. По идее, если я тогда просто галлюцинировал, то ничего страшного нет. Мы погуляем в лесу, посмотрим на эту запруду. И вернемся назад… потому что ничего не будет, – закончил он.
Валя скрестила руки на груди. Сейчас ей надо было принять вызов или удариться в бегство. Второе явно означало бы, что она отступает перед мужем. Подчиняется ему… Сейчас совсем другие времена. Такой сценарий невозможен. Царев ждал, а она размышляла над последствиями. Но ведь если ничего не было, то никакой опасности нет. Царев ждал. Казалось, ее мысли были ему доступны.
– Поедем, – сказала Валя.
«Проклятие невозможно уничтожить… Но в моем случае это другое. Я не нарушал никаких границ, чтобы навлечь на себя гнев этого существа. Или все-таки нарушил?»
Царев вспомнил о табличках, на которых были написаны слова предупреждения. Он их проигнорировал, продолжая идти дальше, а ведь в них содержались конкретные указания. Строители запруды знали, в чем дело… знали, знали, знали… Царев посмотрел, как закрылась за женой дверь кухни. Теперь он почти не сомневался.
Не чувствуя, что хочет спать, Царев сел за компьютер в большой комнате. Жена и сын отправились в постели, оставив его одного. Тихое постукивания настенных часов навевало на Царева мрачные тяжелые мысли. Внутри его черепа в унисон с их ходом пульсировала большая черная тень. Сквозь ее завесу он видел воду в запруде, слышал урчание и плеск. Где-то в глубине ручья (хотя откуда там глубина?) ворочалось это существо. Русалка. Царев не помнил, чтобы она говорила ему о нарушении границ… Не было таких слов. Просто обещание смерти, если Царев не выполнит ее условия. Русалке нужны человеческие души, иначе бы зачем она требовала обмен? Царев вспомнил ее чудовищный скорбный плач, пронизывающий до самого сердца и вызывающий смертную тоску. Так, наверное, кричат бань-ши, предвещая гибель.
Руки Царева скользнули по клавиатуре. Он открыл папку, где хранились фотографии, снятые им на цифровую камеру. В том числе и те, которые он сделал у озера и в лесу. Царев начал просматривать их, не зная, что хочет найти там. Ему вспоминались блуждания по зарослям, паутина, запах леса и чавканье влажной почвы под ногами. Картины мелькали перед глазами.
А почему он вообще отправился на прогулку в одиночестве? Была ли для этого веская причина? Сколько Царев ни думал, он не находил нужного ответа… Можно сказать, что он пошел в лес под влиянием настроения. Можно сказать, он хотел пойти. А если на самом деле во всем виновата русалка? Если этому существу нужны жертвы, то оно может искать их самостоятельно, не дожидаясь, когда очередной прохожий набредет на ее логово.
Следующая фотография. Царев видел лесную дорожку, с которой свернул в сторону, чтобы вскоре заблудиться. Глубокие, словно вырезанные из бумаги, рваные тени лежали под кустами. Тропка, изгибаясь, уходила вглубь леса. Сосны. Опавшая хвоя. Ноздри Царева уловили знакомый запах, точно он снова оказался там и готовится сойти с тропы влево. «А ведь Лошкарев может что-то знать, если он говорил мне не сворачивать…» Царев сжал виски кулаками. Он вновь стоит на тропе, чувствуя дуновение ледяного ветра. Запах воды заглушает все остальное, запах воды и тела, только внешне похожего на человеческое. Русалка появляется перед ним, и ее огромные глаза, которые не назовешь даже звериными, смотрят ему в душу. Царев чувствует себя вывернутым наизнанку, в нем не осталось того, что можно было бы скрыть, что он хотел бы скрыть. Это ощущение рождает боль и ужас.
Царев дернулся, сидя на стуле, и ему пришлось схватиться за край столешницы, чтобы не упасть.
Он не в лесу.
Дома.
Ему привиделось.
В висках стучала боль.
Царев прислушался к тому, что делается в соседних комнатах. Жена ворочалась в постели, поскрипывал матрац. А ворочается она, по ее признанию, когда ей снятся сексуальные сны…
Из комнаты Толи доносился еле слышный сип. Значит, мальчик спит на спине. В будущем он будет храпеть.
Царев пошел в ванную, включил воду, сунул голову под струю и держал ее там, пока уши не стало покалывать. Это помогло. Тяжело дыша, с накинутым на голову полотенцем, Царев сел на крышку корзины для грязного белья.
«Завтра мы поедем туда, и все решится, так или иначе, – подумал он, – наконец что-то должно произойти… Я так больше не могу. Нужно поставить в этом деле жирную точку».
Он попытался вспомнить посетившее его несколько минут назад видение. Память снова подводила. Она представлялась ему дырявым мешком, в котором появляются все новые дыры. Зашьешь в одном месте, порвется в другом.
Что делать?
Валя не поверила ему. Вероятно, ее согласие было продиктовано потребностью дать мужу генеральное сражение и выйти из него победительницей. Даже ничья ее не устроит. Царев чувствует, как в жене возрастает ненависть к нему. Как сказать ей, как разъяснить, что он до сих пор ее любит, невзирая ни на что любит!?.
Выхода нет. Царев не видел для себя ни единой возможности избежать кошмара. Любой выход не сулил ему ничего хорошего.
Вытерев голову насухо, он поглядел на себя в заляпанное зеркало, висящее на стене в ванной комнате. Одутловатое лицо, глаза, спрятавшиеся глубоко в орбитах. Они похожи на крыс, загнанных в угол, откуда нет выхода. Они сражаются с тем, что их атакует, но проигрывают бой. Царев подумал, что во всем виноваты глаза… они видел это существо…
А еще уши. Они слышали то чудовищное урчание и плач русалки… Царев причесался, уловил волосы на косой пробор. Так он не делал давно. Примерно со школы. Теперь из зеркала на него смотрел большой усталый ребенок, стоящий на границе света и тени…
Вернувшись в большую комнату, Царев схватил телефон и достал из кармана визитку Шумилова. Позвонить? Но что он ему может сказать? Доскональное знание фильмов ничего не дает. Все эти затасканные сальные штампы о призраках приобрели слишком большую власть над умами, но никакого смысла в них нет. А значит, Шумилов ему не поможет. Использовать его в качестве жилетки, куда можно поплакаться, нереально. Они не такие близкие друзья, чтобы можно было доверить бывшему студенту подобное.
Царев разорвал визитку, сходил на кухню, бросил ее в мусорный мешок. Он испытывал сожаление из-за того, что сделал. С уничтожением этого картонного прямоугольника порвалась существенная, важная ниточка, связывающая его с миром обычных людей. Миром логики и понимания.
Большой усталый ребенок все-таки перешагнул границу. Теперь он на теневой стороне. И ему предстоит идти дальше, во тьму.
Царев лег спать на диване. Его почему-то устрашала мысль о том, чтобы пойти в постель к жене. Сейчас ему не до этого.
Думая о сыне, Царев уснул. Во сне кто-то плакал. Может быть, он сам, а может, русалка.
– Мы успеем до того, как Толя вернется, – сказал Царев. – Еще много времени. Он с приятелями долго торчит в гостях… На компьютере играют… Сама знаешь, что происходит в таких случаях…
Он чувствовал прилив сил. Полчаса назад Царев проснулся с четкой и ясной мыслью о том, как должен поступить. Надо идти простым логическим путем. Ему нелегко, он мучился все эти дни и не находил себе места потому, что не мог правильно поставить вопрос. Кто ему в конце концов дороже в жизни? Валя, которая его ненавидит? Или Толя, продолжатель его рода? Женщина или ребенок?
Валю может заменить другая. А вот сама она вряд ли согласится родить ему второго наследника. Все просто. И не о чем думать и забивать себе голову ненужными проблемами. Улыбаясь и пританцовывая, Царев умылся, потом съел завтрак.
– А что на работе скажут? – спросила Валя.
– У меня отгул. Имею право, – сказал Царев.
– Ну смотри… – Она поджала губы. Ей не хотелось ехать, по всему было видно, но она дала обещание вчера.
Вопрос принципа.
И для Царева тоже. Он принял твердое решение. Валя. Его жертвой будет жена, а не сын. Никакой альтернативы нет.
Толя что-то болтал в своей манере все утро и, едва проглотив яичницу, умчался к приятелю. Трудно было представить лучшую возможность провернуть дело. Царев чувствовал себя на коне. Все напряжение последних дней исчезло, словно и не было. Всю ночь он спал как мертвец и чувствовал теперь себя титаном, способным свернуть горы.