Семь кабинок Питерский Н.
маленького мальчишку. Здорово этот чувак психотерапевт его нагипнотизировал! Надо же, ведь не просто возник, а еще и спрашивать начал что-то типа: неужели после всех моих сеансов ты не стал хоть немного контролировать свои эмоции?! Если это так, ты безнадежен и тебе нет места в обществе нормальных людей. А где ему есть место, где, спрашивается?! Но все-таки, мысленно посмотрев на эту психотерапевтическую рожу, Олег почувствовал, что его немного отпустило.
– Нет, нет я не безнадежен! – произнес Олег в пустоту.
– С кем ты разговариваешь? – Штрих твердо решил, что пора избавляться от этого бешеного придурка. Но дальше пошло такое, что у него крыша поехала: Олег присел на колени перед Котенком, положил пистолет на пол, взял ее ладони в свои и посмотрел в большие глаза, из которых одна за другой выкатывались крупные слезинки и, оставляя на щеках черные разводы, устремлялись вниз. Котенок даже не пыталась их вытирать и только тихонько шмыгала носом.
– Просто заткнись, заткнись, слышишь? Заткнись означает «не разговаривай». – Голос Олега был на редкость спокойным, в нем совершенно не чувствовалось внутреннее напряжение. – Ты ведь можешь помолчать несколько минут? Можешь или тебе помочь? Если можешь, просто кивни головой.
Котенок утвердительно кивнула.
– Вот и прекрасно! – Олег был безумно горд собой, на следующем сеансе он обязательно расскажет, что все-таки смог сдержаться. Обернувшись к Штриху, он понял, что тот немного обалдел от Олегова хладнокровия: – Что будем делать? Его здесь явно нет. – Олег вдруг вспомнил, что еще не помыл руки, и подошел к раковине.
– Понятия не имею. А она не могла нас кинуть?
Положив пистолет на столешницу, Олег включил воду.
– Какой смысл, куда она его денет? Тем более что она сама на нас вышла. У тебя есть сигарета? – Олег вытер об себя руки и взял протянутую Штрихом сигарету. Штрих тоже закурил, хотя еще сегодня утром в который раз дал себе слово бросить.
– Хорошо, давай рассуждать, исходя из того, что она нас все-таки не кинула. – Штрих с глубокомысленным видом затянулся, ибо у него лично никаких соображений на этот счет не было. Да и быть не могло.
Паузу прервал голос Алексея:
– Извините…
Олег и Штрих грозно посмотрели на него.
– Чего тебе? – Олег стряхнул пепел на пол.
– Можно попросить у вас сигарету? – умоляюще произнес Алексей.
Штрих подошел и протянул пачку Алексею. Тот трясущимися руками взял сигарету. Штрих дружелюбно дал прикурить. Как бы люди друг к другу ни относились, когда прикуривают, дают прикурить или угощают сигаретой, они всегда ведут себя как старые друзья. Понятия не имею, почему так происходит.
Алексей благодарно кивнул Штриху:
– Спасибо.
Штрих снова вернулся к Олегу.
– На чем мы остановились? – спросил Штрих.
– Она нас не кинула, – напомнил напарник.
– Если она нас не кинула, значит, она просто хорошо его запрятала, – начал рассуждать Штрих.
– Или…. – У Олега мелькнула в голове какая-то мысль, но он ее не поймал, все еще как будто находясь под действием гипноза.
– Что «или»? – напряженно спросил Штрих. Теперь его раздражало исходившее от Олега спокойствие. Вы только посмотрите на него! Мать Тереза, блин!
Тут Олег напрягся, с трудом поймал-таки мысль и теперь готовился преподнести ее во всем блеске:
– Или ей помешали его спрятать. – Он был горд тем, что временами его мозг способен выдавать такие тонкие суждения.
– Помешали?! – Штрих аж закашлялся.
– Не знаю, но все могло быть. – Олег не умел доказывать состоятельность своих идей. В отличие от Штриха.
– Нет, не могло, она ясно сказала: диск в третьей кабинке. Раз она так сказала, значит, в этот момент он там и находился.
– Ну… логично, – поддался Олег.
Но тут опять встрял Алексей:
– Извините меня еще раз…
Олег, который уже не чаял вырваться из этой западни, снова сорвался и навел пистолет, целясь Алексею в глаз.
– Если ты пытаешься меня достать, у тебя это начинает получаться. – Олег без всякого выражения смотрел на, вполне возможно, будущий труп.
Алексей сглотнул слюну, которая комом застряла в горле. Ему стоило невероятных усилий выдавить из себя:
– Я просто услышал, что вы ищете что-то конкретно в третьей кабинке. Я прав?
Олег подошел к Алексею и приставил пистолет к его лбу. Сегодня он уже один раз сдержался, для него этого вполне достаточно. Это прогресс. Ничего страшного не произойдет, если теперь он размозжит голову этому придурку.
– Да, мать твою, ты прав! Что дальше? Очень советую, подумай, прежде чем ответить, потому что от этого будет напрямую зависеть, останется ли кафель сзади тебя таким же чистым, серым и гладким или окрасится в цвет советского флага, да еще с налипшими на него ошметками мозгов. – В глазах Олега читалось, что он искренне хочет, чтобы Алексей облажался и чтобы для него, Олега, не осталось ничего другого, как привести свои угрозы в исполнение.
Алексей уже пожалел о том, что встрял в разговор этих отморозков:
– Я просто хотел спросить, если диск, который вам нужен, находится в третьей, то почему вы ищете его в пятой кабинке?
– Что значит в пятой? – Олег отнял дуло своей «Беретты» от потного лба Алексея, обернулся и посмотрел на кабинки.
– Почему в пятой? Она третья.
– Третья если считать справа налево, а если считать слева направо – пятая. Вообще-то у нас принято читать и считать слева направо, – произнес Алексей. – Но, может быть, я ошибаюсь, – осторожно добавил он с интонациями ослика Иа-Иа.
Олег взглянул на Алексея, и в его взгляде что-то мелькнуло. Все-таки хорошо, что этот придурок не довел его до очередного умопомрачения. Олег хмыкнул и повернулся к Штриху:
– Черт! А ведь он прав.
Лицо Штриха тоже повеселело:
– Ну и кретины мы с тобой!
Алексей вытер испарину со лба. Он был еще жив! Какой странный сон ему снится!
Олег подошел к кабинке, взялся за ручку и попытался открыть дверь, но она оказалась заперта.
– Что это за срань?! Там что, кто-то есть? – растерялся Олег.
– Если она заперта изнутри, значит, там кто-то засел, – с умным видом констатировал Штрих. Прямо как светило медицины оглашает диагноз аккурат перед тем как получить гонорар. Только у этих, в сортире, шансы получить гонорар все уменьшались.
Олег повернулся к Алексею и Котенку:
– Вы тут что, групповуху устраиваете?
– Никакой групповухой мы не занимались! Мы сами думали, что здесь больше никого нет. – Вид у Алексея был потерянный. Вот что значит потерять лицо… как там у китайцев… или японцев… Хотя нет, лицо он потерял значительно раньше, просто понял это только теперь.
– Черт, какой-то урод там затаился и подслушивал весь наш разговор. А может, он каждый день нас подслушивал?! – забыв все свои страхи, завопила Котенок. – Выходи, извращенец!!! – Ее голос прозвучал устрашающе. Но ответом была тишина. Все переглянулись.
– Может быть так, что кабинка закрыта, а там никого нет? – то ли спросил, то ли просто вслух подумал Олег.
– Не может! Чтобы ее закрыть, нужно туда войти. А выйти можно только через дверь. Так что без вариантов. – Алексею вспомнились всякие дурацкие истории про призраков, которыми так увлекалась его мать. Но вслух вспоминать о чем-нибудь таком он не рискнул.
– М-да. – Олег развернулся лицом к кабинке, вынул из кармана глушитель и стал навинчивать его на дуло пистолета.
– Эй, ты меня слышишь? Я знаю, что слышишь, так вот: слушай меня очень внимательно. Я просил тебя выйти, просил по-хорошему, но ты никак не прореагировал. Ты проигнорировал мою просьбу, предпочтя промолчать, а мало того, что это просто невежливо и неуважительно по отношению ко мне. Это, мать твою, то же самое, что послать меня в задницу, во всяком случае, я именно так расцениваю твое молчание! А никто – слышишь, урод?! – никто не может просто так посылать меня в задницу! – Произнеся этот сложнейший монолог, Олег вздохнул и направил пистолет на дверь: – Но я готов дать тебе последний шанс. Пока я буду считать до пяти, ты еще можешь выйти оттуда! А вот если ты этого не сделаешь, лучше тебе помолиться, потому что я тебе не завидую, и никто из присутствующих здесь тебе не позавидует! Слышишь?! – Он обернулся к Алексею и Котенку, будто ожидая услышать от них самих подтверждение сказанному, но парочка молчала и с интересом ожидала, что будет дальше.
Выдержав паузу, Олег начал отсчет:
– Пять!.. Четыре!.. Три!.. Два!.. Я сказал два! Лучше тебе не испытывать мое терпение!!! – надрывно прокричал он.
Он взглянул на Штриха, ища моральной поддержки. Тот кивнул, мол, давай, разнеси эту дверь в щепки, прихлопни того, кто за ней затаился, как клопа!
– Один!!! – Сразу за этим возгласом последовало три выстрела, в том месте, где у двери был замок, образовалось небольшое отверстие, а сама дверь медленно приоткрылась.
Все переглянулись. Алеша и Котенок поднялись с пола и приблизились к остальным. Олег со Штрихом были уже у двери. Резким движением Олег распахнул ее.
Любопытную мордочку Котенка перекосило от ужаса.
– А-а-а-а-а!!!! – Котенок закрыла лицо ладонями и для верности зажмурилась. До нее даже не сразу дошло, что кричит не кто-нибудь, а она. В кабинке, развалившись в неестественной позе, на унитазе сидел парень двадцати с небольшим лет, одетый в дешевый спортивный костюм. Левый рукав куртки был засучен, руку в районе бицепса перетягивал черный жгут. Рядом на полу валялся шприц.
Алеша, видевший такое только по телевизору, почувствовал, что ему ужасно душно, а сегодняшний обед просится наружу. Он собрал всю свою волю, чтобы не облажаться на глазах у Котенка.
– Он что, умер? – Котенок смотрела на парня в спортивной куртке с таким участием, словно это была ее родная бабушка.
– Мертвее не бывает, похоже, перебрал с наркотой, – со знанием дела произнес Штрих.
– Откуда он взялся в женском туалете? – Олег разглядывал следы уколов на руке парня.
– Теперь он нам об этом не расскажет, – задумчиво произнес Штрих.
Последний укол Ринго
Загнувшегося от передоза парня, которого обнаружили Олег со Штрихом, звали Ринго. Как ни странно, это было его настоящее имя.
Родители Ринго, типичные советские интеллигенты, росли и мужали в годы запретов на все заграничное. Как известно, тлетворное влияние Запада цинично развращало умы советских людей, а несознательные советские люди, и особенно молодежь, упорно тянулись ко всему запретному и с восторгом, как и родители Ринго, с младых ногтей слушали «Биттлз», естественно, втихаря от предков, которые вечно были недовольны своими крейзанутыми на рок-музыке детьми. «Биттлз» произвели на обоих такое впечатление, что позже, когда они поженились и на свет появился замечательный крепенький малыш, долго выбирать ему имя не пришлось: чуть ли не в тот же день было решено назвать его Ринго, в честь Ринго Старра. Джон Леннон и Джордж Харрисон отпали сразу, потому что имена Джон и Джордж ассоциировались у советских людей в первую очередь с Джоном Кеннеди и Джорджем Вашингтоном. Трудно сказать, какая судьба была бы уготована дитяте, назови они ребенка именем американского президента. С Полом Маккартни была другая загвоздка. Родителям казалось, что такое имя стало бы поводом для бесконечных дразнилок – про пол. А как известно, это и вовсе была запретная тема. К тому же, прибавим мы, мальчик мог отреагировать на дразнилки неоднозначно и вообще впоследствии заделаться трансвеститом. Сами понимаете, имя Ринго было наилучшим из всех вариантов. Если к тому же учесть, что Джона убили, а Джордж, как выяснилось, тоже был не жилец.
Ринго рос примерным и послушным мальчиком, чему никак не могли нарадоваться родители. Он был тих, мало говорил, не любил шумных компаний и почти ни с кем не дружил, предпочитая шумным, драчливым мальчишкам книги. Благо у родителей была большая библиотека. А те нет чтобы вовремя забить тревогу: ведь не может быть ничего хорошего в том, чтобы ребенок постоянно сидел с книжкой, забившись в угол, как маленький звереныш. Во-первых, потому, что, как известно, от многих знаний многие печали. Во-вторых – всю жизнь за книгами не просидишь. Рано или поздно надо выйти в люди.
Ничего удивительного, что общаться с людьми Ринго так и не научился. Он не умел находить общий язык ни со сверстниками, ни даже с родителями. Я уж не говорю о девушках, с ними он и вовсе не мог связать двух слов. К тому же его, естественно, тянуло к самым бойким, веселым и бессердечным. А те никогда не упускали случая над ним посмеяться. Так что с годами Ринго все больше замыкался в себе и к своим двадцати трем стал совершенным бирюком.
Почему мы постоянно ходим друг к другу в гости, предпочитаем работать в компаниях, где, кроме нас, трудится масса народу, переписываемся по электронной почте с десятками практически незнакомых людей, постоянно сводим знакомства в кафе, ночных клубах и том же Интернете, влюбляемся, заводим семьи и рожаем детей, а когда жена окончательно осточертеет, обзаводимся любовницей? Почему вечно кому-то звоним, приобретаем домашних животных, записываемся в исторические клубы, выходим в день города на улицу, влившись в толпу, смотрим по телевизору тупые передачи, посещаем кинотеатры, где покупаем попкорн – не для того, чтобы его есть, а просто так, за компанию?
Потому что таким образом мы становимся частью чего-то целого. Мы перестаем быть одни. Мы впускаем в себя мысли и идеи других людей, которые подпитывают нас своей энергетикой. И еще потому, что мы ненавидим одиночество. Оно, как огромный серый камень, словно мхом, обросший страхами, тянет человека вниз, пригвождает его, забирает последние силы.
Да, в мире, который населяют шесть миллиардов человек, мы в большинстве своем одиноки. И часто неосознанно делаем все, чтобы избавиться от этого неприятного, но навязчивого чувства. И некоторые из выбранных нами средств убийственны, точнее – самоубийственны.
Ринго нашел выход из своего одиночества. Как ему казалось, лучший, хотя, конечно, это только казалось. Точнее было бы сказать, что он нашел лазейку в другой мир, мир без проблем и нервотрепки, без квартплаты и налогов, без катастроф и терактов, без напрягающих телевизионных новостей, без необходимости искать работу. Без армии, куда тебя непременно призовут. Без времени, которого постоянно не хватает, без дней, сливающихся в месяцы и годы, которые так пугающе зияют впереди, сразу же за цифрой «40». Мир, в котором нет глобального потепления и войн. А есть лишь безмятежный покой. И этот иллюзорный мир стал для него доступным благодаря наркотикам.
Как всякий уважающий себя потребитель наркотиков, Ринго по нескольку раз в год пересматривал фильм «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», снятый по роману Хантера Томпсона. Зачитывался взахлеб книгами непревзойденных представителей контркультуры Ирвина Уэлша и Чака Полланика, но иконой для него была, конечно, «Джанки» Уильяма Сьюарда Берроуза.
Ринго употреблял псилоцибин, глотал одну за одной таблетки метадона, курил «Лед», так как отравлять легкие обычным никотином считал слишком тривиальным, еще любил время от времени вдыхать фенциклидин и делал себе инъекции спидболла.
В данный момент он как раз направлялся за очередным пакетиком с порцией счастья к своему дилеру, которого все за глаза называли Зая. Потому что тот заикался, и довольно сильно.
Поплутав по территории заброшенного завода, где Моисей мог бы преспокойно водить евреев не сорок лет, а гораздо дольше, так как заплутать там было легче легкого, он наконец увидел капот черного лимузина Заи и прямиком направился к нему.
Зая, заприметив знакомую фигуру, вышел ему навстречу. Ринго не мог не оценить шикарную лисью шубу Заи, надетую поверх спортивного костюма. Подойдя к Зае, Ринго молча ему кивнул и протянул руку, ладошкой книзу. Тот, в свою очередь, сделал такой же жест, только развернув ладонь кверху. В тот момент, когда ладони соприкоснулись, Ринго что-то передал Зае, хотя заметить это было практически невозможно, разве что с помощью спецтехники. Зая тупо посмотрел на свою ладонь, в которой лежали сложенные купюры. Не поднимая рук и не разгибая купюр, он пересчитал их профессиональным жестом наркодилера, после чего небрежно засунул в карман. Его взгляд, и без того не отличавшийся живостью, сделался совсем неподвижным.
– Момоможешь брать, тттвой номер пять, – произнес он так, словно продавал на рынке квашеную капусту, и собрался было снова сесть в лимузин.
– Пять?
– Да, ппппппять. Какакие-то проблемы? – Зая недоуменно взглянул на Ринго.
– Да нет, в общем-то нет. Но, можно, я возьму товар под другим номером? – Во фразе Ринго было что-то отчаянное, что-то такое, что невозможно было проигнорировать.
Зая внимательно посмотрел на своего клиента. И что только в голову не приходит этим любителям дырявить свои вены!
– Тттовар ве-е-е-есь одинакковый. Какого черта ты будешь ббббрать тттовар под другим нонономером? Твой нономер пять, бббери и проваливай.
– Послушай, мне по жизни не везет с пятым номером. Я два раза оставлял на хранение сумки в универсаме в кабинке с номером пять, и оба раза они пропадали. На вступительных я вытянул пятый билет и провалился, а от пятой девушки я подцепил
какую-то дрянь и потом все лето раз в неделю посещал кавэдэ. – Ринго умоляюще взглянул на Заю. —
И еще куча всякой хрени со мной случилась, когда я встречал на своем пути номер пять. Я даже не сажусь теперь в пятый трамвай, меня там постоянно штрафуют, один раз я и билет купил, но, пока ехал, он куда-то запропастился, и меня снова штрафанули. Ничего ведь страшного не произойдет, если я возьму, ну, допустим, номер семь, это мое счастливое число, тем более ты сказал, что товар весь одинаковый. – Ринго понял, что его понесло и что это, конечно, не к добру.
Но выдающаяся речь начинающего оратора не произвела на Заю должного впечатления.
– Нннет, пропроизойдет. Если каждый зазазахочет брать тот нонономер, который ему ннннравится, то я пппппросто не буду ззззнать, в каком остался тттовар, а в каком пусто. Я пропросто-напросто зазазазапутаюсь, а я не хочу пупупутаться! Сесесейчас я знаю, что первые четыре кикикирпича у меня уже освободились. А тттак что я буду делать? Ммммне бббудет кккказаться, нанапример, что под нонономером двенадцать еще есть тттовар, а там его нене окажется, и я буду муууумучаться потом цецелую неделю, дудудумая, то ли это я его зазазабыл положить, то ли его уже взяли, ааа я не люблю создавать себе тататакие проблемы. Пппонятно? Или даже, зззнаешь что, я отдам тетебе деньги, можешь бббрать дозу у другого ддддилера, но только не жжжалуйся мне попопотом, что они разбавляют попопорошок тттальком. Я бббольше не продам тттебе ни ггграмма. Так что ттты вывыбираешь?
Такая реакция могла показаться странной только тому, кто не знал всей истории Заи. Впрочем, Ринго как раз относился именно к этой категории клиентов. Зая, а правильнее сказать Степан, появился на свет совершенно случайно, как, впрочем, и многие детки, рождающиеся у еще не вступивших в брак девчонок, молодых пар и многодетных семей.
Однажды уже немолодая женщина Вениамина Бобышева проснулась утром от ужасной головной боли и долго не могла понять, с чего это вдруг в ее голове что-то то ли взрывается, то ли уже взорвалось. И вдруг обнаружила рядом с собой, в постели, неизвестного мужчину. Она хотела рвануться к телефону и вызвать мальчиков в красивой синей форме, но что-то ее остановило. Возможно, внешний вид неизвестного, который был совершенно голым и в носках. Что, по ее понятиям, для настоящего грабителя было, скорее всего, неприемлемо. Собрав все свое женское мужество, Вениамина решила разбудить странного незнакомца. И хотя тот упорно не желал просыпаться, жутко ругался и даже махал руками, чтобы отделаться от нее как от назойливой мухи, она все-таки добилась своего. Незнакомец, ошарашенно повращав минут пятнадцать глазами, не без труда припомнил, что все дело в Светке-лифтерше, которая их накануне познакомила. Светка и водкой угощала, а вот сколько было выпито… тут он надолго замолчал, явно пытаясь что-то припомнить, но Вениамина опять начала его трясти и верещать. «Ты сама предложила, – вдруг, нагло улыбнувшись, сказал он. – Я вообще-то к Светке пришел». На этом мужик иссяк и снова захрапел, на этот раз сидя. С большим трудом его удалось вытолкать из квартиры лишь к ночи. Больше она его не видела, хотя, когда поняла, что беременна, Вениамина, конечно, пыталась мужика разыскать. Светка-лифтерша напрочь не могла припомнить того безымянного приятеля. А может, врала, зараза, кто ее разберет.
С самого рождения Степы-Заи на его жизни сказывался тот факт, что папины сперматозоиды в момент зачатия были залиты водкой по самые хвостики. И именно это, а не что иное могло служить объяснением, почему Зая пошел в первый класс на два года позже своих сверстников и даже мог не пойти вообще, так как мало во что врубался. Его любимым анекдотом был: «Звонит тампакс тампаксу и спрашивает: «Ты где?» Лучшей оценкой для него была двойка, а любимым занятием после школы – допивать пиво из выброшенных алюминиевых банок и проигрывать мамины вещи в наперстки. Он никак не мог понять, почему шарик постоянно оказывался не под тем стаканчиком, где он его только что видел! Зая, наверное, проиграл бы в любимую игру и квартиру, если бы мать вовремя не спохватилась и не решила спихнуть его в военное училище. Конечно, в роли курсанта он там был на хрен никому не нужен. Вениамина пристроила сына на кухню: и при деле, и к еде поближе. К тому же она решила не забирать его после работы домой, а отправляться вечером к маме шестнадцатилетний Зая самостоятельно не решался, и ему пришлось там жить. Жизнь в училище кардинально изменила сознание Заи, так сказать, раскрыла все его чакры на полную катушку. Он видел, как люди ходят строем, как обедают по
часам, как с видом камикадзе мчатся сломя голову исполнять приказ и ложатся спать, едва в казарме выключат свет. Он понял, что порядок и дисциплина – это страшная сила. Правда, был в его новой жизни и один минус: Зая начал нюхать «Момент», которым курсанты клеили подошвы своих ненадежных ботинок. Он делал это от скуки, перед сном, потому что засыпать, едва погаснет свет, не умел.
Неожиданное известие заставило Заю покинуть место обитания: тело матери обнаружили на полу рядом с кроватью; на тумбочке в изголовье стояла бутылка с остатками спиртосодержащей жидкости и химикатов. Похоронив маму, Зая продал ненужную квартиру и ушел в отрыв. Пришел же он в себя уже после того, как прокутил все деньги. Зато теперь он знал все виды наркотиков, какой процент девушек не носит нижнего белья, где достать паленые шмотки с настоящими лейблами, как отличить мусора, который косит под пробитого наркушника, чтобы схватить тебя с поличным, а также усвоил, что, когда берешь вещи в магазине, за них вовсе не обязательно платить. Согласитесь, такой бесценный жизненный опыт стоит потраченных денег. Отныне в его плеере целыми днями речитативил Тупак Шакур, а ночевал, точнее, дневничал (так как спал в основном днем) он в стареньком, чуть ли не послевоенном «Форде», который приобрел на последние двести баксов. Сидя в нем перед ночными клубами, Зая принимал клиентов, желавших приобрести всевозможные разновидности экстази. У Заи был представлен весь спектр. Можно даже сказать, у Заи был мобильный супермаркет экстази: белые, с выдавленными на них знаками D&G, $, звездой; ярко-красные; голубые со значками супермена и бегущим человечком; селенные с сердечком; синие; желтые с мальтийским крестом.
Но, помня о том, что ему довелось узнать в военном училище, Зая делал все по порядку и строго по расписанию. Выглядело это примерно так: Зая приезжал на первую точку всегда ровно в десять, ровно в одиннадцать на вторую, ровно в двенадцать на третью и т. д. К себе в машину не сажал незнакомцев, а только тех, кого мог узнать. Не брал с собой товара больше чем на штуку баксов. Не принимал деньги купюрами крупнее, чем по сто рублей, и ложился спать ровно в шесть утра. Теперь он не пугался неизвестности, когда приезжал в Финляндию: смело шел завтракать в «KFS», обедать в «Сбарро», а ужинал в «Пицца Хат». Как все-таки здорово, что фаст-фуд потеснил все кухни мира!
Прошло еще долгих шесть лет, прежде чем Зая смог себе позволить сидеть в огромном черном лимузине, с почти настоящими водительскими правами, которые не вызывали претензий у гаишников, и, не парясь о будущем, спокойно слушать последний альбом «Эминем».
И вот теперь, когда в его жизни все было правильно, все разложено по полочкам, этот поганец Ринго ни с того ни с сего пытается устроить ему бардак!
Ринго несколько опешил: он и не думал, что Зая способен на такие тирады.
– Не горячись, я только спросил. Я спросил, и, если ты отвечаешь, что товар хороший, то какие проблемы, я возьму номер пять.
Слова Ринго несколько успокоили Заю:
– Тттовар пппппросто улет. Яяя сам отложил дддля своих нунунужд несколько гггграмм из этой папартии. И уж если ттты рррешил, то давай зазабирай бббыстрей и не мозоль мммне глаза. Ааа если тттебе нууужна кокомпания, то нана чердаке в тооом доме… – Зая указал пальцем куда-то вдаль —…зазависают Длинный, Шшшурик и Филин, с полчаса уже, как тттрутся.
– Спасибо, но я нашел очень крутое место и теперь торчу только там.
– Чччто за место?
– Женский туалет. В «My Little Baby», – гордо заявил Ринго.
Зая решил, что парень пришел к нему, уже наглотавшись чего-то:
– Жжженский тттуалет, это сссортир, препредназначенный дддля женщин?
– Да, а разве бывают какие-то еще?
– Ррринго, я раразве похож нана человека, зазависающего в женских тттуутуалетах? Я ни разу нене бывал в таких меместах, поэтому ппппонятия не имею, какие они бббывают, и есть ли мемежду ними принц.. принципиальные отличия…. А ггггде ты, говоришь, он нананаходится?
– В «My Little Baby», это крутой ночной клуб в центре.
– И что тетебя в нем приприкололо? Я имею в вввиду сортир, – поинтересовался Зая.
– Да на земле нет места лучше, чем женский сортир. И не только когда под кайфом, а вообще. Во-первых, это помещение, в котором идеальная чистота, там даже воздух переполнен чистотой, она исходит от всего – от стен, от пола, от унитаза, на котором сидишь, я даже думаю, что там чище, чем в раю. Правда, сейчас там легкий ремонт и прежней чистоты не наблюдается. Но все равно это не мужской туалет, где в самом углу стоит гибонообразное существо и сверлит тебя взглядом. Я один раз там засел, так даже ширнуться не успел, как он меня выбросил оттуда. Не говоря уже о том, что там вечно нет туалетной бумаги, на стенках телефоны всяких педиков, которые предлагают совершенно немыслимые вещи. А на унитаз и не присядешь, понятно почему. Вот всего этого дерьма не встретишь в женских туалетах. И потом, там очень спокойно, я прихожу туда днем, когда вообще никого не бывает, поэтому у меня всегда есть три-четыре часа спокойно насладиться атмосферой, а какой там запах! Что-то непередаваемое, у них потрясающий дезодорант, таких в магазине не купишь. А когда там пересекаются две бабы, они непременно начинают трепаться, они просто не могут молча помыть руки или выкурить сигарету, нет, им обязательно нужно рассказать о том, как облажался муж в постели прошлой ночью, о том, как она провела выходные или какой бюстгальтер купила на распродаже. Черт, они даже белье туда ходят примерять. И, кстати, знаешь, у теток совсем по-другому развито мышление, они иначе смотрят на все вещи…
– Да лаладно, бабы по-другому дудумают? – Зая начал испытывать уважение к собеседнику и даже потер от волнения нос.
– Говорю тебе! Я такого там наслушался, мне можно диссертацию писать на тему: «Окружающая действительность глазами женщины». А самый кайф в том, что туда приходит одна парочка, парень и девушка, и они там оттягиваются по полной. Они думают, что там никого нет, и такие темы развивают, ты бы слышал! Хотя заканчивается все очень тривиально – он ее женит, и они уходят.
– И ты пппподслушиваешь их из сососедней кккабинки? Нуууу, ты и изизизвращенец.
– Слушай, называй как хочешь, но если ты один раз там зависнешь, то, поверь, постоянно будешь туда приходить.
– Ууубедил, Ринго, попожалуй, я попопопробую.
– Обещаю, не пожалеешь. – С этими словами Ринго направился к близлежащей стене из старого, некогда красного кирпича. Прежде это была стена огромного плавильного цеха, которая почему-то уцелела и теперь одиноко стояла среди руин. Подойдя к ней, Ринго нашел взглядом кирпич, на котором была нацарапана цифра «5». Вынув его из стены, запустил в образовавшееся отверстие руку. Вытащив шприц в аптечной упаковке и маленький пакетик с белым порошком, Ринго поставил кирпич на место и, помахав на прощание еще не севшему в машину Зае, удалился.
Осторожно открыв дверь, Ринго просунул голову и, убедившись, что в любимом месте отдыха никого нет, направился к одной из кабинок, но вдруг остановился и, поколебавшись, подошел к раковинам. Ополоснув руки, он взглянул на себя в ту часть зеркала, которую недавно кто-то протер, и увидел худое, усталое, невыспавшееся лицо.
– Хреново выглядишь, надо будет поколоть витаминов, – сказал он сам себе. И сам себе ответил: – Черт, да что это с тобой, Ринго, при чем здесь витамины? Посмотри на себя, как можно было так опуститься, это ведь женский сортир, а ты приходишь сюда как к себе домой! Разве не ты клялся родителям, что больше с тобой такого не случится? Тебя еле откачали, если бы врачи не подоспели, ты бы спокойненько лежал в могилке, сверху весь усыпанный венками из искусственных цветов.
И в упор посмотрел на себя в зеркало.
Может, Ринго померещилось, а может, и в самом деле под воздействием принятой накануне марки LSD, отражение как будто изменилось. Появились темные синяки под глазами, губы стали бледными, как у покойника, а лицо исказилось гримасой.
И этот покойник в зеркале неожиданно произнес:
– Ладно, не кори себя, у тебя трудный период в жизни, ты провалил экзамены, никак не можешь устроиться на хорошую работу, тебе приходится мириться с тем, что по ночам ты разгружаешь фуры с морожеными пельменями, нет, парень, у тебя есть моральное право пару-тройку раз ширнуться. К тому же родители понятия не имеют, какая сейчас жизнь, в их золотые годы они со всех сторон были защищены государством. Обязательное трудоустройство, бесплатные санатории от предприятий, льготы со всех сторон: не жизнь – сказка. А сейчас? Полное дерьмо. Да и какого хрена ты тут себя оправдываешь, тебе нравится твой образ жизни, и к черту все! Ты волен сам выбирать: жить со знаком плюс или минус. Ты же не собираешься тридцать лет горбатиться в каком-нибудь офисе, продавая по телефону канцтовары. Возвращаться уставшим домой, садиться перед кастрюлей холодных щей и слушать от расползшейся, как кисель, жены с коэффициентом интеллекта ниже единицы подробный пересказ последней серии из сериала для домохозяек. Лучше прожигать жизнь красиво и быстро – пшик и погас, зато как горел!
Ринго даже не понял, это он сказал или ему послышалось, а если все-таки он, то неужели вслух? Нет, это не мог быть он.
Тогда кто? Подожди-ка, он ясно видел, как отражение произносило эти фразы, двигая синими губами, так что были видны кривые, коричнево-грязные, словно проржавевшие зубы. Не его зубы – у него они белые и ровные.
Ему стало страшно, он опустил голову и уставился на струйку воды, которая с легким шумом стекала по грязной раковине. Ринго представил себе, что это с шумом несется вниз водопад, разбиваясь о пласты мрамора и исчезая в огромной черной дыре. Вода немного успокоила его.
– Да, – произнес он. – Красиво и быстро, как Федя Азимов, как Кислый, как Радик. Черт, а ведь Радику было всего двадцать… Нет, глупо так умирать. Столько интересного происходит в мире, у нашей сборной по футболу новый тренер. Нет, нет, нет, я ведь еще молод, я еще могу бороться в этой поганой жизни за место под солнцем. И показать всем, что Ринго – не какой-то паршивый наркоман и полный неудачник. Решено: это последний мой кайф, завтра иду в клинику. За несколько месяцев меня приведут в порядок, я подготовлюсь, похожу на курсы и на следующий год обязательно поступлю. А если годам к тридцати ничего не добьюсь, тогда можно будет послать все в жопу и сесть на иглу, но не сейчас, только не сейчас.
Ринго выключил воду и снова поднял голову к зеркалу. На него посмотрело его обычное, ничем не примечательное лицо. Он раздвинул губы в улыбке. Зубы были его, красивые и белые.
– Все, это мой последний укол! – произнес он решительно. – Раз уж купил, глупо было бы выбрасывать. Просто денег жалко.
Он повернулся и быстрым шагом направился к своей излюбленной третьей кабинке справа.
Но едва он устроился на унитазе, как услышал звук шагов.
В туалет зашли Валерия с Людком. Ринго напрягся.
– Да успокойся ты, он тебя не бросит, – раздался голос Валерии Павловны.
Услышав этот приятный властный голос, Ринго успокоился. Тетка, которой он принадлежал, время от времени заходила сюда, чтобы проверить, не появились ли сантехники, или сделать нагоняй уборщице. Типа, она у них была начальницей. Правда, Ринго это волновало меньше всего на свете.
Между тем Валерия Павловна продолжала:
– Погуляет немного и вернется. Это абсолютно нормально для мужика в его возрасте.
Ринго, уже не вслушиваясь в диалог, не спеша оголил руку и начал растирать место, куда собирался сделать укол. Эти голоса действовали на него, как шум прибоя. Или щебет птиц.
Сквозь легкую пелену кайфа до него донесся голос Людка:
– Даже не с одной?
– Да, представляешь, с тремя какими-то мочалками.
Эти слова вызвали у Ринго улыбку, он прикрыл глаза и попытался представить, как, нежно касаясь его губами и постанывая, три обнаженных девушки, готовые воплотить любую его фантазию, извиваются возле него. Мечты нарушил пронзительный возглас Людка:
– Тремя?!
И голос Валерии Павловны:
– Да, кобель хренов. Он сказал этим шлюхам, что это его квартира, они подумали сначала, что я его мать, и долго не врубались, чего я так разоралась.
Ну ничего, через пару минут ему уже никто не помешает, никто не сможет потревожить его мысли и разрушить его иллюзорный и такой реальный мир.
Ринго стянул бицепс жгутом, держа один конец во рту, взял шприц и поднес к вене.
Валерия Павловна продолжала:
– Одна так его и спросила: чего это твоя мать так вопит? Козел!
Шприц выпал из расслабленной руки. Ринго закрыл глаза, на его худом лице блуждала глупая улыбка.
Ему стало вдруг так хорошо, что непроизвольно вырвалось:
– А-а-а-а…..
– Что это за дерьмо в моем клубе? – Валерия Павловна внимательно посмотрела на дверь, из-за которой до нее донесся этот непонятный, но почему-то пугающий звук.
– Это, наверное, жена Самуила Андреевича. – Людок понизила голос.
– С чего ты взяла? – Валерия Павловна была заинтригована.
– Ты сидела к ней спиной, а я все видела. Сначала она пила, как сапожник. А потом встала и вышла минут двадцать назад…
Тело Ринго обмякло, голова склонилась, веки были сомкнуты. Если бы сейчас Людок начала орать, это не произвело бы на него никакого впечатления.
– Вот она сюда и завалилась. Она же не знает, что этот туалет на ремонте, а нашим и в голову не пришло ее проводить.
О, она была права, ему уже ничего не приходило в голову! Совсем ничего. Ринго был уже очень далеко…
Два котенка играли на залитой солнцем лужайке с аккуратно подстриженной сочной зеленой травой. Они легонько били друг друга лапками по мордочке, отскакивали в сторону и даже кувыркались, время от времени отвлекаясь на пробегавших и пролетавших мимо жуков. Один котенок был черненький с двумя большими серыми пятнами на брюшке и голове, а второй совершенно белый, как после стирки с отбеливателем. Черный котенок заметил стрекозу, севшую на лист лопуха, и, медленно крадучись, словно леопард, заприметивший жертву, направился к ней. Оказавшись возле стрекозы, он едва успел ткнуться в нее своим холодным носом, как та бесшумно взлетела и вмиг исчезла с нагретого солнцем лопуха.
– Как жаль, что мы не умеем летать! – буркнул раздосадованный черный котенок.
– Ну почему же не умеем? Я, например, летаю иногда, только не люблю это дело, – сказал белый котенок, облизывавший правую заднюю лапу. Давалось ему это с трудом из-за круглого животика, время от времени он терял равновесие и перекатывался с боку на бок.
– Ты умеешь летать? – Черный котенок, наблюдавший, какой тот неловкий, не скрывал своего изумления. – Но как?
– Откуда я знаю как! Просто взлетаешь и летишь. Вот смотри! – Белый котенок неожиданно приподнялся над землей и закружился на высоте полутора метров над головой черного.
От неожиданности черный котенок так и застыл и, потеряв равновесие, снова ткнулся носом в давно уже опустевший лист лопуха.
– Я тоже так хочу, – промяукал он.
– Ну так давай ко мне. – Белый котенок пронесся над кустами смородины, попутно срезав коготочками несколько ягод. – Давай сюда, поиграем в Пёрл-Харбор!
Черный котенок подпрыгнул и неожиданно почувствовал, что его уже не тянет к земле. Он завис в воздухе на высоте тридцати сантиметров.
Какие странные ощущения, вот это да! Легкий ветерок обдувал его со всех сторон. Он распластался в воздухе, и что-то вдруг понесло его вперед, какая-то сила внутри маленького черного котенка проснулась от долгого сна и рвалась наружу. Теперь все выглядело по-другому: скамейка со столиком, старый сарай, совсем маленькая конура и рядом с ней пес, зашедшийся в лае, – все казалось ему таким смешным и крошечным. Он впервые почувствовал себя не беспомощным существом, которого пинали все, кому не лень, а грозным хищником, для которого нет преград. Котенок пролетел до конца участка и понял, что не умеет поворачивать. Тем временем в нескольких сантиметрах под ним с бешеной скоростью пронесся старый забор, и котенок очутился уже в совершенно незнакомом мире.
– Эй, а как же я? – услышал он голос белого котенка.
В следующее мгновение кто-то пролетел над ним, слегка коснувшись черного левого уха. Он увидел своего белого братца, который, расправив все четыре лапы, пикировал сверху, держа на прицеле маленького воробья, глупо решившего, что он сможет уйти от летающего кота.
Незаметно для себя котята подлетели к лесу, который еще вчера казался им таким далеким, даже недосягаемым. Правда, когда они смотрели в сторону леса, сидя на старом заборе, им представлялось, что это просто густые заросли кустарника. Теперь же оказалось, что лес был не то что огромным, а необъятным и зловеще темным.
Видя, как с невероятной скоростью к нему приближается темная стена гигантских деревьев, черный котенок завопил:
– Я хочу домой!
– Рули хвостом! – крикнул в ответ белый котенок.
Черный котенок попытался, но у него ничего не получилось, словно какая-то злая сила затягивала его в лес.
Тем временем белый котенок, который все еще гнался за изворотливым воробьем, оглядевшись вокруг, неожиданно понял, что они с братцем залетели слишком далеко. Видя, что черному котенку нужна помощь, белый подлетел к нему и собрался было доходчиво объяснить, как следует рулить хвостом, как тоже почувствовал, что его буквально затягивает в этот ужасающе темный лес.
– Я ничего не могу сделать! – услышал голос белого черный котенок. – Нас куда-то несет!
О, он и сам, к несчастью, это понял!
Ветки деревьев приняли котят недружелюбно. Они вырывали из них клочки шерсти, хлестали по лапкам и маленьким ушам. От ужаса котята зажмуривались, когда подлетали к очередному дереву. Мордочки были в кровь расцарапаны, а маленькие тушки все в ранах и ссадинах. Неожиданно деревья закончились, и котята увидели под собой затянутое тиной и поросшее камышом болото с противно квакавшими лягушками. Посреди этого вонючего пространства стоял одинокий дачный нужник с почерневшими заплесневелыми досками. Он возвышался над болотом, как черная крышка гроба. Котята почему-то мчались именно к нему. Когда до нужника оставалось метра три, дверь открылась и – о ужас! – котята увидели сидящего в нем мертвеца, опутанного паутиной. Он был абсолютно гол, и плоть его была до костей изъедена червями. Котята в отчаянии завизжали, и в тот же миг тьма и ужас накрыли их с головой…
– Черт возьми! Какого хрена ты не поставила будильник! Вот бля! Меня уволят на хрен! Думаешь только о маникюре! – Это были первые слова, которые услышала Котенок, не успев открыть глаза. Страшный сон с котятами растаял, его сменило белое пространство потолка.
Здравствуй, новый день, отличное начало! Она еще не открыла глаза, а уже столько всего услышала. Положим, это так, Котенок действительно дольше всего способна была сосредотачиваться только на состоянии своих ногтей. Но что в этом плохого?..
Котенок потянулась и посмотрела на свои ногти. Они были в идеальном состоянии. Может, она и не умела готовить, не знала, как включать пылесос и где в этой квартире щетка для мытья полов, но зато она единственная из всех своих подружек могла сама сделать себе приличный маникюр.
Котенок помотала головой, чтобы окончательно избавиться от воспоминаний о кошмарном сне, и тотчас забыла о нем, переключив свое внимание на человека, метавшегося по комнате в поисках носков.
Мужчины – загадочные существа. И почему они еще не погибли как вид в безжалостном процессе эволюции? Ну как можно каждый вечер разбрасывать по комнате носки, чтобы наутро в панике минут десять искать их? Вместо того чтобы аккуратно положить их в домашние тапочки, а лучше – бросить в корзину с грязным бельем, а проснувшись, взять чистенькие, от которых будет исходить запах морозного утра, если верить рекламе порошка, который она купила только потому, что цвет упаковки удачно сочетался с ее новым лаком для ногтей.
– Приготовить тебе яичницу? – дружелюбно спросила Котенок.
– Какую, на хер, яичницу?!! Ты что, издеваешься?!! Блин. Я так опаздываю, что меня уже ничего не спасет, тем более твоя вечно подгоревшая яичница! – прокричало ей в ответ существо мужского пола, которое откликалось на имя Дима.
Вот так всегда: стараешься быть милой и заботливой, а в ответ получаешь такое, промелькнуло в голове у Котенка. И хотя подобные утренние сцены были не редкостью, она не торопилась заменить своего Диму кем-то еще.
Котенок у мамы и папы была старшим ребенком. С детства она начала замечать, что все самое лучшее и самое сладкое родители норовят отдать в первую очередь ее младшей сестре Елене. За что она Елену втайне возненавидела и, когда они оставались дома одни, колотила сестренку что есть мочи, крича, что вообще прибьет, когда вырастет. Но годы шли, и у Котенка появились гораздо более интересные заботы. Мальчики. Они как голодные шакалы постоянно крутились вокруг стройной и красивой девушки. Поэтому с пятнадцати лет родители редко видели Котенка дома, что позволило им все свои педагогические усилия посвятить младшенькой, на которую они возлагали большие надежды. Их знакомый к тому времени открыл модельное агентство, и папа, пожалуй, гораздо поспешнее, чем это позволяли приличия, отвел туда дочурок. Котенок к тому времени вконец отбилась от рук и через полгода благополучно вылетела из агентства за неявку на показы, хамство и появление на подиуме в нетрезвом виде. Елена же своими длинными ногами, фотогеничной мордашкой и упорным трудом пробивала себе путь к славе. И в семнадцать лет умудрилась подписать контракт с немецкой фирмой, которая выпускала каталог наподобие «Отто». Теперь четыре раза в год она летала на фотосессию в Германию и возвращалась оттуда с грудой шмоток и карточкой «VISA GOLD» с заметно подросшим банковским счетом. Самое обидное – Котенок была красивее сестры, на фото она смотрелась эффектнее ее, а Котенкина фигура была тоже ничуть не хуже. Она попыталась вернуться в агентство, но там прекрасно помнили, что застенчивая на вид девушка представляет собой на самом деле, а потому никаким уговорам не поддались и клятвам не поверили. В другие агентства она соваться не хотела, зная, через какой публичный дом ей придется пройти в начале карьеры, не имея поддержки у собственников. Поняв, что безвозвратно упустила свой шанс красоваться в журналах, Котенок была полна решимости что-то делать, чтобы родители без содрогания вспоминали о ее существовании. Прежде всего она решила жить отдельно. Ей повезло: в это время как раз освободилась квартира двоюродной бабушки, которая решила, что для ее пожилого организма будет полезен загородный воздух, и обосновалась безвыездно на теплой и вполне комфортной даче. Вторым шагом стало то, что она бросила двух своих мальчиков, намереваясь незамедлительно перейти на мужчин постарше. Котенок рассчитывала выискать среди зажравшихся жлобов, которым удалось скоренько раскрутиться за то время, пока президент страны «работал с документами», одного покруче и немелочного, потому что ей очень хотелось зимой ходить в норковой шубке. Вскоре Котенку повезло: на вечеринке, куда ей посчастливилось попасть по великому блату, на ее непомерно длинные ноги обратил внимание один солидный и, главное, совсем не старый мужчина. Мужчину звали Вадим, и было ему тридцать два года от роду, но кто же мог подумать, что тринадцать из них он беззаветно посвятил пребыванию в исправительных учреждениях, расположенных в окрестностях Магадана. Что и наложило определенный отпечаток на его психику. Сначала все было отлично, Котенок и припомнить не могла, чтобы за ней когда-нибудь так ухаживали. Хотя, честно говоря, никто за ней вообще не ухаживал. Конечно, зрелый мужчина – это вам не мальчики с четвертого курса политехнического. В ее гардеробе появилась дорогая одежда и шикарные туфли, а шею стали украшать изделия из золота. Ей нравилось сидеть в его «Лексусе», слушать тихую музыку, в то время как они неслись по ночному городу со скоростью сто двадцать, а может, и больше, и чувствовать нежное дуновение кондиционера, ласкавшее ее безупречно ухоженные волосы. Но эйфория длилась недолго: по вечерам, когда они заезжали в какой-нибудь кабак, он напивался в хлам и напрочь слетал с катушек. Обычно пьяный разгул заканчивался тривиальным мордобоем. Вадим вместе с пьяными вусмерть друзьями лупил, под оглушающий женский визг, ночных посетителей и подлетевших на помощь охранников, а затем, в свою очередь, сам оказывался битым резиновыми дубинками, когда на происшествие прибывал наряд милиции. Поначалу Котенок относилась к этому философски: не бывает ведь людей без изъянов. Тогда это не люди, а роботы. Она терпеливо обрабатывала его раны зеленкой и вдыхала аромат цветов, подаренных наутро и принесенных к ее ногам вместе с извинениями. Но после того как она дважды неудачно подвернулась ему под руку во время очередной пьяной драки, настолько неудачно, что ей пришлось расстаться с тремя передними зубами, Котенок решила, что пора завязывать с парнем, мечтающим, чтобы его физиономия снилась в кошмарных снах вышибалам всех питейных заведений Петербурга. Однако попытка корректно расстаться привела к тому, что к трем выбитым зубам прибавились синяк под глазом и распухшая щека, так что на работе, где подходил к концу испытательный срок, ей объявили: ваш внешний вид нас категорически не устраивает, до свидания. Она заперлась в квартире и перестала отвечать на его звонки. Но этого оказалось мало: ей приходилось затыкать уши ватой, чтобы не слышать ударов ногой в дверь, не прекращавшихся часа два, а среди ночи ее будил пьяный голос Вадима, оравшего и матерившегося под окнами. Соседи ее возненавидели, а участковый ходил к ней, как на работу, чуть ли не каждый день. Не говоря уж о том, что мобильный буквально надрывался, стоило ей его включить. Через неделю она совсем перестала выходить на улицу и просила подружек сходить для нее за продуктами, а еще через несколько дней Котенок сменила номер мобильного телефона и покинула отличную квартиру в центре с видом на парк, за которую платила своей двоюродной бабушке буквально копейки. Она перебралась в грязную бетонную клетушку со скрипучими полами и без лифта, да еще и платила на сто пятьдесят долларов больше. Примерно месяц ушел на то, чтобы привести себя в порядок, после чего Котенок твердо решила, что впредь будет умнее.
Она снова стала украшением ночных клубов Питера, и вскоре судьба свела ее с более шикарным мужчиной. Тот, правда, был постарше, и у него были проблемы с ногами. Она обнаружила это только во время первого свидания, а в клубе, когда они познакомились, вовсе ничего не заметила. Там к ней подошел красивый молодой человек и сказал, что один господин, на которого он работает, хотел бы угостить ее шампанским, но не может понять, за каким столиком она сидит. Котенок, которая ненавидела сидеть за столиком, разрешила себя пригласить. Когда они подошли к тому господину, ее взору предстал сорокалетний полноватый мужчина, который легко обаял ее галантными манерами и умением интересно рассказывать. Мужчину звали Борис Абрамович, и он оказался владельцем крупного турагентства. А вот когда она согласилась на следующий вечер пойти с ним в театр и молодой парень, подошедший к ней в клубе и оказавшийся водителем Бориса Абрамовича, вытащил из лимузина инвалидное кресло, Котенок восприняла это как что-то несколько неожиданное, но вполне естественное. Потом была поездка в Германию, где она уже сама катила тележку со своим кавалером. В их отношениях ее напрягал только один момент, касающийся интимной жизни: Борису Абрамовичу нравилось, когда Котенок надевала школьную форму, заплетала косички и звала его учителем, так как только это его заводило. Зато песцовая шуба, которую он купил ей, когда они отдыхали на Кипре, стала ответом на все ее недоуменные вопросы. Но однажды вечером, когда Борису Абрамовичу пришлось часа на два отлучиться по неотложному делу и Котенок решила посмотреть какой-нибудь фильм, она наткнулась на кассету, где любимый мужчина совокуплялся по очереди с разными девушками, как и она, одетыми в школьную форму. Причем, как минимум две из них явно были действительно школьного возраста. Котенок долго решала, продолжать ли ей встречаться с человеком, склонным к педофилии, или стребовать с него еще одну шубу и свалить. Но тут ей помог сам Борис Абрамович, которому наскучила великовозрастная ученица, и он нашел себе новую, помоложе.
Следующим мужчиной в жизни двадцатидвухлетнего Котенка оказался двадцативосьмилетний сын банкира Андрей, коммерческий директор папиного банка. Сразу после первого свидания в шикарном ресторане Андрей позвонил ей ночью и, чуть не плача, сообщил, что в банк ворвалась налоговая полиция, отец задержан, а все имущество опечатано. Они встретились в кафе, Андрей вылил на нее поток слез и соплей, рассказывая, как у него отняли ключи от только что пришедшего из текущего ремонта «Bentley». Котенок осмелилась пригласить убитого горем некогда богатого прожигателя жизни в свою халупу. А когда утром проснулась, обнаружила, что песцовая шуба и все украшения, которые были на виду, ушли вместе с сыном банкира. Как потом оказалось, в банке, который, по словам Андрея, принадлежал его отцу и в котором он занимал такой высокий пост, ни отца, ни сына никто не знал.
Потом у нее был страшно нудный совладелец боулинга, целыми днями рассказывавший про своих доберманов, которых было почему-то шесть. Юрист, жуткий скупердяй, вечно подзывавший управляющих и торговавшийся с ними, клянча скидки, где бы он ни находился, даже если в заведении таковые вовсе не были предусмотрены. После него был парень, который увлекался гонками и, в отличие от тех двух, был абсолютно нормален во всех отношениях, кроме одного: как оказалось, он был по уши влюблен в свою машину, а Котенка воспринимал в основном как собеседника, перед которым можно лишний раз ею похвастать.
И вот когда Котенок решила, что мужской род деградировал окончательно и бесповоротно, на ее пути возник Дима. Он не был богачом, не покупал ей шуб и не возил по дорогим ресторанам, зато был успешным молодым сотрудником рекламного агентства, делавшим стремительную карьеру под злое шипение завистников. Вот почему проспать для него было немыслимо и вот почему его так выводило из себя спокойствие Котенка, которой и в самом деле было все равно, успеет он в свое распрекрасное агентство или нет. Она уважала мужчин, ставивших превыше всего работу, но ей не нравилось, когда такие мужчины хотя бы на время становились ее спутниками жизни: они даже в выходные часами названивали по мобильному каким-то Пал Сергеичам, что-то согласовывали, кого-то куда-то посылали, короче – не обращали на нее никакого внимания. Почти никакого.
Сейчас все это было где-то далеко, за стенами вмиг ставшего ненавистным туалета. Перед ее глазами был труп молодого парня в дешевом спортивном костюме, который полулежал в неестественной позе, откинувшись на бачок унитаза, с застывшей пеной в уголке рта. В одно мгновение она вдруг вспомнила утренний сон, и ей даже показалось, будто именно этого парня она видела во сне в нужнике посреди болота, с телом, изъеденным червями. Правда, лица она не помнила, но в любом случае тот сон вовсе не был случайным…
Читать бесплатно другие книги:
