Темный набег Мельников Руслан
Равномерно так наполнял. Рассчитано. Порция за порцией.
Вероятно, прерывать процесс было нельзя. Тевтоны, трудившиеся у стола, не останавливались. Один сосредоточенно качал меха сифона. Второй – поддерживал трубки и следил за уровнем жидкости в стеклянном сосуде.
А Всеволод уже шагал дальше – вглубь помещения – к прикрытым плащами бочкам и бревнам. Так и есть! Не бочки это вовсе и не бревна.
Еще два трупа. Раздетые и обмытые. У одного разворочен живот. У второго – левое подреберье. Тоже испиты: крови – почти нет. Ждут своей очереди? Одежда и доспехи мертвецов лежали рядом. Судя по облачению, все трое – не какие-нибудь кнехты, а полноправные братья-рыцари ордена Святой Марии.
Поглощенные работой алхимики по-прежнему безмолвствовали, но из-за двери уже несся злой приглушенный шепот:
– Русич! Вернись!
От былого радушия и сдержанности Томаса не осталось и следа. Замковый кастелян стоял с факелом у двери и исходил бессильной злобой.
Что ж, ладно, можно и вернуться. Теперь – можно. Вернуться и поговорить. Расспросить. Есть ведь о чем.
Всеволод вышел из лаборатории.
– Кто это? – он кивком указал на трупы.
– Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков, – недовольно процедил Томас.
«Три рыцаря, павшие во время последнего ночного штурма», – припомнил Всеволод.
– А я-то полагал, их отпевали в часовне.
– Отпевали. Но служба закончилась, и останки перенесены сюда, – совсем уж недружелюбно глянул на него кастелян.
– Зачем? Что здесь происходит?
– Как что? – вопросом на вопрос ответил Томас. – Тебе не приходилось присутствовать при бальзамировании трупов?
– Нет, – честно признался Всеволод.
Вообще-то об обычае готовить покойников к длительному хранению в могилах и склепах он слышал, но, сказать по правде, никогда его не понимал и не одобрял. Сказано ведь: прах – к праху, и чего тут еще мудрить?
– Так значит, – Всеволод поскреб в затылке, – значит, ваши алхимики…
– Да, – раздраженно перебил его кастелян, – этим они занимаются тоже.
Всеволод промолчал. Только в изумлении покачал головой. Порядочки, однако, в Закатной Стороже…
Голос Томаса сделался торжественным:
– Брата Фридриха, брата Вильгельма и брата Якова готовят к погребению. В их тела впрыскивают раствор, препятствующий тлению. Затем их облачат в боевые доспехи. А после все трое будут упокоены. Таково распоряжение мастера Бернгарда. И таков наш последний долг перед павшими.
Помолчав немного, однорукий рыцарь добавил:
– Бальзамирование следует завершить до возвращения магистра. Не будем мешать.
Так и не переступив порога, кастелян отступил от двери. Вздохнул:
– Вам вообще не следовало бы смотреть на это. Все-таки вы…
Тевтон вновь умолк, не закончив фразы.
«Чужаки» – додумал недосказанное Всеволод. Да, они не являются членами ордена. И – да, пожалуй, пялиться на здешние предпогребальные таинства им не приличествует.
– Пора подниматься наверх, – сухо произнес Томас, закрывая дверь лаборатории.
Что ж, наверное, пора… Только вот…
Дернулось на сквозняке факельное пламя, бросило отблески дальше по галерее. Дальше был тупик. Заканчивающийся, как успел заметить Всеволод, глубокой, нишей. А в нише – еще одна дверь. Потяжелее и покрепче, чем все прочие в этом подземелье. И ведь нет, не показалось! В самом деле – дверь. Темнеющая железом, но не поржавевшая, содержавшаяся – сразу видно – в образцовом порядке.
Запертая дверь.
– Что там? – Всеволод шагнул в проход – посмотреть поближе.
– Нельзя! – преградил ему путь Томас. – Вот туда вам точно нельзя!
– Почему? – нахмурился Всеволод.
Опять какие-то секреты…
– Не нужно нарушать покой мертвых, – раздраженно ответил Томас.
– Мертвых? – Всеволод опешил. – Там что, тоже мертвые?
– Это склеп, русич. Своих павших братьев мы хороним здесь, а не на погосте за замковой стеной.
Ах, вот в чем дело… Очень удобно. Из алхимической мертвецкой – прямиком в склеп по соседству. Недалече выходит.
– К тому же у меня все равно нет ключа от этой двери, – добавил рыцарь.
– У замкового кастеляна нет ключа? – удивился Всеволод – У кого же тогда ключ от склепа?
– У мастера Бернгарда, – ответил Томас. – Когда в склеп вносят павших братьев, он открывает дверь. Все остальное время склеп заперт. И это правильно. Зачем понапрасну тревожить останки благородных рыцарей?
– Хм-м, а останки неблагородных воинов? – прищурился Всеволод. Помнится ведь, помимо трех рыцарей прошлой ночью погибло еще девять человек. – Их вы хороните снаружи?
Томас нахмурился и поджал губы.
– Гибнут многие, однако для всех места в замковом склепе не хватит.
Понятно. Значит, погост за стеной…
– Каждого воина, павшего при обороне Зильбернен Тор, мы отпеваем, как доброго христианина и с почестями отправляем в последний путь, – заверил тевтон. – Но здесь, в подземельях замка, находят упокоения только полноправные братья ордена.
«Интересно, а куда положат моих дружинников? – подумал Всеволод. – И куда положат меня?»
Мысли в голове зашевелились не из приятных. Да уж, мысли… Бродить в темноте подземелий расхотелось напрочь. Тем более лезть в склеп Серебряных Врат.
– Возвращаемся, – вздохнул Всеволод. – Веди нас обратно, брат Томас.
Чем дальше они уходили, тем более разговорчивей становился однорукий провожатый. Видимо, близость склепа, давящая атмосфера подземелий и угрюмое молчание спутников изрядно угнетали и его самого. К тому же тевтон явно чувствовал себя виноватым за непозволительный тон, которым, забывшись, заговорил с гостями. Все-таки подобным тоном с союзниками, призванными на помощь, не говорят. Вряд ли мастер Бернгард похвалил бы кастеляна за такое.
В общем, будто прорвало Томаса… Разгоняя тишину, и стремясь хоть как-то сгладить неприятное впечатление от первого знакомства, кастелян говорил, говорил, говорил… Без умолку и без особого в общем-то веселья. Но много чего понарассказывал. И о Закатной Стороже, и о нелегкой жизни ее обитателей, и о нечисти, рвущейся по ночам из Проклятого Прохода. И о битве, конца которой не видно и победа в которой едва ли возможна. Разве что о замковом упыре кастелян ни разу не обмолвился. Впрочем, пустые слухи Всеволода не интересовали. Ему было интересно реальное положение дел.
Всеволод слушал немецкого рыцаря, не перебивая. Сагаадай и Золтан тоже внимали тевтону. Что ж, они ведь хотели узнать о тевтонской крепости как можно больше. И вот – узнавали. Из первых, что называется уст. От очевидца печальных событий и непосредственного их участника. От свидетеля Набега.
Брат Томас рассказывал…
Глава 11
Одиночки-волкодлаки, первыми миновавшие Проклятый Проход, не причинили большого вреда. Да, несколько раз оборотни нападали на тевтонские дозоры. Да, перекинувшись в человека, дважды проникали в замок, а ночью обретали звериную личину и…
И погибали под серебрёной сталью.
С вервольфами справлялись быстро. Одиночки потому что… Противостоять им орденские братья научились в считанные дни и с минимальными потерями.
Но волкодлаки ушли и за ними пришли упыри. С тех пор Серебряные Ворота находятся в странной осаде. Если, конечно, можно назвать осадой нескончаемые ночные штурмы с регулярными дневными перерывами.
Несметное темное воинство атаковало замок еженощно, однако каждое утро нечисть неизменно отступала. Потом все повторялось заново с ужасающим постоянством. Упыри приходили после заката и, оставляя под стенами цитадели горы трупов, уходили, прежде чем заря золотила снежные вершины горных хребтов. Но кровопийцы, однажды уже перешедшие границу обиталищ и уцелевшие во время штурма, обратно в свою неведомую Шоломонарию больше не возвращались. Перед восходом кровососы искали убежище по эту сторону рудной черты – в мире людей. Им годилось любое укрытие, куда не проникают губительные для темных тварей солнечные лучи: пещеры, глубокие расщелины в скалах, подвалы брошенных домов, кладбищенские склепы, даже свежие могилы, в рыхлой земле которых легко было зарыться с головой.
Затаившись в дневных убежищах, твари дожидались следующей ночи. А дождавшись…
Одни присоединялись к новым полчищам, извергаемым Мертвым озером и шли на очередной штурм тевтонской Сторожи. Другие постепенно расползались по окрестностям и уходили вглубь страны на поиски иной добычи.
Ночь была временем нечисти, и часом испытаний для защитников крепости. Днем же… Днем воины Закатной Сторожи отдыхали, сколько могли, чинили поврежденные укрепления и хоронили павших.
А еще…
Днем, случалось, рыцари орденского братства квитались за ночной страх. Оставив в замке небольшой гарнизон, отрывая драгоценное время от сна и работы, тевтоны устраивали карательные вылазки.
Рыцари, оруженосцы и посаженные в седла кнехты совершали стремительные рейды по обезлюдевшим землям комтурии в поисках укрывшейся нечисти. Находили многих. А, обнаружив – безжалостно изничтожали.
Иногда достаточно было откинуть крышку подвала или взломать дверь набитого темными тварями кладбищенского склепа – и дальнейшую расправу вершило солнце. Иногда саксы сжигали брошенные дома, в которых пряталось упыриное отродье. Иногда – забрасывались горящим хворостом гроты и пещеры, превратившиеся в дневные убежища кровопийц, до тех пор, пока обезумевшие, обожженные твари сами в корчах и муках не выползали из темных нор под солнечные лучи и клинки мстителей. В таких случаях визжащая нечисть, не видя и не слыша ничего вокруг, бросалась в последний бой без всякой надежды на победу или хотя бы на глоток алой теплой крови. Зато черная кровь лилась потоком. Лилась и испарялась на солнце.
Нередко тевтонам приходилось спускаться в темноту с факелом в одной руке и обнаженным посеребренным мечом – в другой. Чтобы достать, убить, добить. Чтобы напасть самим. Чтобы наверняка покончить с исчадиями темного обиталища. Тогда нечисть отбивалась – яростно, отчаянно, люто. Тогда и днем бывали потери. Редкие, небольшие, не в пример ночным, но да – случалось и такое.
…В этот раз вернувшийся из большой дневной вылазки отряд тоже привез раненого. В седле пошатывался, поддерживаемый с двух сторон оруженосцами молодой бледный рыцарь с жуткой раной под изодранной посеребрённой кольчугой. Страшный, судя по всему, был удар! И для попавшего под него, и для нанесшего. Нечисть бьет по жгучему серебру вот так, наотмашь, не жалея когтей и пальцев, либо в азарте битвы, чуя добычу и рассчитывая на живую кровь, либо будучи загнанной в угол, когда ничего иного ей уже не остается.
Около полусотни тевтонских рыцарей, окруженных оруженосцами, конными стрелками и кнехтами въехали на замковый двор, когда закатное солнце уже красило горы багровым румянцем. Но время тьмы – настоящей, кишащей кровососущими тварями еще не наступило. Время было. На краткий отдых, скорый ужин и подготовку к ночному бою.
Раненого приняли орденский священник в белом плаще поверх черной рясы и лекарь-алхимик в грязном прожженном фартуке. Очень странно было видеть за одним делом этих двоих, которые в ином месте и при иных обстоятельствах чурались бы друг друга, как чет ладана, но сейчас, как и прочие тевтоны, именовали себя братьями.
– Раненного – в госпит! – распорядился Томас.
В следующую секунду однорукий кастелян затерялся где-то среди запыленных рыцарских плащей и усталых коней. То ли он забыл о гостях, то ли, наоборот – спешил доложить магистру о прибывших союзниках.
Клирик и знахарь увели, точнее, уволокли куда-то обвисшего у них на руках раненного рыцаря. Этого бедолагу темные твари до конца испить не успели, а значит, еще была надежда.
– Глянь-ка русич, – Золтан дернул Всеволода за рукав, – Кажись, по нашу душу.
Ага. Кажись…
Тяжело ступая в их сторону направлялся предводитель вернувшегося отряда. Глава Закатной Сторожи. Мастер Бернгард.
Рослого боевого коня магистра уже подхватили за повод, и тянули в сторону расторопные слуги. Благородное животное – цок, цок, звяк, звяк – степенно удалялось к конюшне. Красавец-конь! Весь в серебре: блестящий налобник с выступающим между глаз шипом, нагрудник – аж с тремя шипами, которые в бою заставят расступиться и людей и нелюдь. Вздымающиеся бока прикрывала вплетенная в попону прочная сетка из спаянных воедино стальных и серебреных колец. На поводе и сбруе тоже побрякивали бляхи с насечкой белого металла. Даже подковы, как показалось Всеволоду, были подбиты посеребренными гвоздями. Что ж, копыто хорошего обученного коня в сече – тоже грозное оружие и подспорье всаднику.
Тяжелое длинное копье (серебро – на наконечнике и на осиновом древке. Таким, к примеру, можно пошурудить в какой-нибудь норе, где прячется от солнечного света упырь) магистра, а также его большой треугольный щит (густые серебряные нашлепки, а по центру – черный в белом окоеме крест) держали оруженосцы, однако шагающий к гостям тевтонский старец-воевода вовсе не был безоружным.
Слева на рыцарской перевязи у Бернгарад висел длинный меч, едва не касавшийся ножнами земли. Справа, на поясе, перетягивавшем добротную кольчугу двойного плетения с частыми серебряными вставками и посеребренные бляхи нагрудника, покачивался узкий кинжал. На правом запястье в кожаной петле болтался увесистый шестопер, все шесть граней-перьев которого также украшала густая серебряная насечка.
Посеребренный горшкообразный шлем Бернгарда выглядел диковинно. Таких Всеволоду видеть еще не приходилось. В отличие от привычных глазу сильно сплющенных сверху и наглухо закрывающих головы и лица шлемов-ведер прочих орденских рыцарей, этот имел округлую верхушку и был к тому же снабжен подвижной лицевой пластиной-забралом, сильно выступающей вперед.
Сейчас забрало было поднято, а лицо – открыто.
Лицо уверенного в себе человека. Лицо человека, способного заставить поверить в себя других. Лицо человека, знающего о многом.
Высокий лоб, горбинка на носу, резко очерченные скулы, выступающий вперед подбородок, плотно сжатые губы, умные колючие глаза в глубоких впадинах под кустистыми бровями. Борода и усы с обильной сединой – пострижены и ухожены, а не торчат клочьями по обычаю иных тевтонских рыцарей-монахов.
Бернгард на ходу снял и сунул кому-то из слуг шлем и толстый войлочный подшлемник. По запыленному плащу рассыпались волосы. Длинные, белые. Сплошь седые.
Магистр Семиградья, комтур Серебряных Ворот и член генерального капитула ордена Святой Марии – мастер Бернгард, не подчинявшийся, по сути, ни орденскому гроссмейстеру, ни угорскому королю, ни Римскому Папе, но по своей лишь воле, охоте и разумению сдерживающий натиск тварей темного обиталища, был уже в преклонных годах.
Возраста орденский магистр – примерно того же, что и старец-воевода Олекса, однако и столь же крепок. Здоровья в этом широкоплечем, кряжистом, пышущим недюжинной силой старике было куда как больше, чем в окружавших его тевтонах – исхудалых, уставших, вымотанных, угрюмых.
Да и вообще мастер Бернгард своим обликом мало походил на чистокровного германца. Впрочем, на явного выходца из какого-либо иного знакомого Всеволоду народа – тоже. Сколько кровей и каких именно намешано в его жилах так сразу и не определишь. В то же время – Всеволод снова и снова ловил себя на этой мысли – Бернгард чем-то неуловимо напоминал Олексу. Только брови сведены сильнее и глаза смотрят суровее и жестче, чем у воеводы русской Сторожи. Что ж, Набег, ночные штурмы – понятное дело…
– Ну, здравствуй-здравствуй, рыцарь-русич, – голос мастера-магистра, обратившегося к Всеволоду, прозвучал глухо и басовито, будто тевтон говорил из-под опущенного забрала. Седая голова чуть качнулся в приветственном кивке. – Так это, значит, твоя дружина сегодня прибыла?
Пронзительные глаза Бернгарда смотрели испытующе.
Всеволод тоже склонил голову, приветствуя хозяина замка. Поправил магистра:
– Наша.
– Что? – не понял тевтонский старец-воевода.
– Не моя, говорю, – наша дружина. В Сибиу-Германштадте к нам примкнул отряд татарской Сторожи-Харагуула.
Всеволод кивнул на Сагаадая.
– Это предводитель татар. Сотник-юзбаши. Богатур Сагаадай.
Тевтон повернулся к кочевнику, еще раз качнул головой:
– Что ж, приветствую и тебя… э-э-э… благородный… доблестный… рыцарь… воин… богатур…
Ответный кивок татарского шлема. Сдержанный и почтительный. Молчаливый. Право говорить сейчас Сагаадай предоставлял Всеволоду.
– С нами также прибыли шекелиские воины, желающие биться с нечистью здесь, а не бежать от нее в неизвестность, – продолжил Всеволод. – Шекелисов ведет сотник Золтан Эшти – начальник горной заставы с Брец-перевала.
На Золтана Бернгард взглянул лишь мельком. Но все же и ему кивнул, приветствуя.
– Дошли не все, – счел необходимым сразу предупредить Всеволод.
– Знаю. Мне доложили. Господь, да позаботится о павших.
Бернгард молитвенно сложил руки и прикрыл глаза, но скорбел недолго – ровно столько, сколько того требовала элементарная вежливость. Видимо здесь, в черном замке с серебряными вратами уже научились не тратить на скорбь много времени.
Глава 12
– И все же хорошо, что вы пробились, – суровое лицо предводителя тевтонов изменилось. Теперь мастер Бернгард улыбался. Почти весело, почти открыто, почти искренне. – Такая удача выпала не всем.
– Не всем? – нахмурился Всеволод.
О чем это он?
– Из Северной Сторожи до Серебряных Ворот добрались лишь два десятка израненных рыцарей. Остальные, вместе с вожаком-ярлом, пали в пути от клыков и когтей темных тварей…
«Ага, значит, есть еще и Северная Сторожа, – пронеслось в голове Всеволода. – Но два десятка… Это же почти ничего!»
– …Помощь из Южной Сторожи не дошла вовсе.
«И Южная есть… И – не дошла… Вовсе…»
– Неужто, и их всех нечисть перебила? – сник Всеволод.
– Не нечисть – люди, – вздохнул Бернгард. – Сарацины, спешившие сюда, не смогли благополучно миновать Иерусалимское королевство[5] и обойти границы Романии[6]. В боях погибли все, кроме нашего гонца, посланного за подмогой на юг. Ему удалось вернуться.
Всеволод не сразу осознал, о чем речь. Осознав же…
– Сарацины?! – в изумлении воскликнул он. – Тевтонские рыцари призвали на помощь сарацин?!
Бернгард криво усмехнулся.
– Беда грозит всему людскому обиталищу. А в жарких песках Палестины, возле берегов Мертвого моря тоже имеется древняя кровавая граница, над которой стоит своя Сторожа. У магометан, как и у нас, есть воинское братство, посвященное в тайну темного мира. Туда-то, в это братство, я и посылал гонца. Набег есть Набег и сейчас нет большой разницы, кто встанет на пути нечисти – христиане или мусульмане. Пришло время позабыть былые распри. Разве не так, русич?
Всеволод кивнул. Ну да, пришло. Наверное. Раз уж в тевтонской крепости ради общего дела собрались и немцы, и русские дружинники, и степные язычники…
– Мы, татары, – начал перечислять Всеволод, загибая пальцы, – рыцари из северных земель, сарацины… Кто еще, мастер Бернгард? За кем еще были посланы гонцы?
– Ни за кем, – неожиданно сухо ответил немец. – Больше мы никого не ждем. Других дозоров на границе миров нет. А если даже и есть, то мне о них не ведомо.
– Значит…
Всеволод обвел растерянным взглядом крепостной двор, заполненный вооруженными людьми. Сейчас-то здесь было даже тесновато. Но вряд ли это надолго. Если никакой подмоги больше не будет.
– Значит…
Бернгард ждал – вежливо и терпеливо.
А подмоги – не будет.
– Значит, это все? – Всеволод неопределенно махнул рукой вокруг.
– Это значит, что, благодаря вам, гарнизон крепости стал многочисленнее, чем прежде, – тевтон снова улыбался. Правда, натянуто и скупо. – Нас сейчас даже больше, чем было в начале Набега. Ненамного, но все же больше.
– Но твари темного обиталища – их-то меньше не становится, – хмуро заметил Всеволод.
– Не становится, – согласился Бернгард. – Каждую ночь их тоже становится больше.
– А вы…
– А что мы? Мы в меру своих сил уничтожаем нечисть.
– Убиваете одних, освобождая место для других?
– Это не самое важное.
– А что же тогда важно?
– Что замок по-прежнему в наших руках. И что есть еще, кому его защищать. И пока дело обстоит так, будет и надежда.
– Какой в ней прок, в той надежде? – невесело усмехнулся Всеволод. – Рано или поздно Серебряные Ворота падут. Так есть ли смысл удерживать обреченный замок.
– Обреченный? – тевтонский магистр сдвинул брови. – В твоем сердце говорит страх, русич?
Всеволод покачал головой:
– Непонимание. Отсиживаться по ночам за стенами, теряя бойцов и растрачивая драгоценное время на дневные вылазки – неразумно.
– Вообще-то днем мы истребляем нечисть десятками, а то и сотнями.
– А ночью приходят тысячи, да, мастер Бернгард?
– Что ты предлагаешь?
– Действовать. Напасть самим. Пробиться через границу миров…
Сагаадай и Золтан, слушавшие их разговор, чуть придвинулись к Всеволоду. Оба тем самым будто без слов выражали ему свою поддержку.
– И? – с вежливым интересом поинтересовался Бернгард. – Что дальше?
– Сделать то, что следовало делать с самого начала, – с вызовом бросил Всеволод. – Пока еще не поздно… пока не стало совсем поздно.
– Что именно? – мастер Бернгард смотрел на него уже со злой насмешкой. – Что – сделать?
– Если темные твари приходят в наш мир, нам тоже нужно найти способ, чтобы… – Всеволод выдержал паузу и закончил: – Чтобы проникнуть в их мир.
– Думаешь, там, на земле темного обиталища, в открытом поле мы перебьем больше нечисти, чем здесь, за Серебряными Воротами?
– Там у нас будет шанс устранить главную опасность.
– Да? В самом деле?
– Черный Князь! – горячо воскликнул Всеволод. – Его следует убить там, прежде, чем он появится здесь.
– Черный Князь? – Бернгард поднял бровь. – Ты, вероятно, говоришь о…
– О Черном Господаре – так называют его угры, – не очень вежливо перебил Всеволод убеленного сединами собеседника. – Волохи именуют его также Шоломонаром и Балавром. Татары – Эрлик-ханом. Вы же, немцы, зовете его Нахтриттером, Рыцарем Ночи.
Тевтонский магистр глубокомысленно кивнул:
– У него имеются и иные имена и прозвища. Царь-змей, Василиск который есть Гебурах, воплощение пятого Сефирота власти – власти ненависти, разрушения и тьмы…
– Гебурах? Сефирот? – насупился Всеволод. Слова были незнакомыми и пугающими. Но бесстрастно-холодный тон тевтонского магистра пугал еще больше.
– Я использую древний язык каббалистов и магических трактатов гримуаров, – объяснил Бернгард.
– А-а-а, – с кривой усмешкой протянул Всеволод. – Выходит, во главе эрдейской комтурии стоит маг и каббалист?