Темный набег Мельников Руслан

Глава 4

– Здесь, наверху, сильный ветер, – объяснил Конрад. – Ветер уносит запах нечистой мертвечины.

Да, ветер поддувал. Но и от телеги с разворошенным грузом тоже тянуло изрядно. Вонь у края обрыва стояла такая…

– Будто тумен мангусов здесь полег, – поморщился Сагаадай.

– Ничего, – успокоил татарского юзбаши Конрад. – Похоже, вниз сбрасывают последнюю партию.

– Ну и нечего пялиться, – отчего-то вдруг озлившись буркнул Всеволод. Впрочем, понятно отчего. Как-то не очень радушно встречала их Закатная Сторожа. Все заняты делом, а к гостям, получается, и выйти некому. Ладно, если хозяева не встречают на пороге с хлебом-солью, придется в чужой дом входить самим.

– Поехали дальше, – приказал Всеволод.

Кони вступили в покосившиеся ворота тына.

Сразу за частоколом обнаружился ров. Вырытый в земле, выбитый в скале и обложенный к тому же почерневшей глиной. Воды во рву не было. Да и зачем: вода и сама здесь не задержится и не задержит нечисть. Зато – полно пепла. Ветер развевал остывшую золу, поднимал серовато-белые вихрики, норовя бросить горсть-другую в глаза.

Судя по всему, ночью во рву бушевал огонь. А теперь здесь тоже трудятся безрадостные изможденные люди в черных одеждах, в повязках и капюшонах, прикрывающих лица и волосы от кружащей в воздухе невесомой пепельной пыли. Орденские служки чистили ров от золы и рассыпавшихся угольев, ровняли крутые края, намазывали новую глину взамен треснувшей и искрошившейся, укладывали сухой хворост, валежник, поленья и целые бревна. Готовили новый костер…

Эти тоже в разговоры вступать не спешили. Косились только. Кланялись между делом Конраду и работали, работали, работали без передыху. Что ж, после захода солнца их труд спасает жизни и окупается сторицей.

Возле рва стояли телеги, груженные дровами. В упряжи всхрапывали от забивавшего ноздри пепла кряжистые тяжеловозы с разбитыми бабками. Понятное дело: боевых коней на такие работы не отправляют.

Уставшие коняги терпеливо ждали, чуть покачивая понурыми головами и слабо обмахиваясь хвостами. Дрова, по всей видимости, доставляли сюда из лесов у подножия замкового взгорья. А нелегкая дорога туда-сюда, да вверх-вниз вымотает любую скотину.

По ту сторону рва высились замковые стены. Высокие, толстые, прочные, кое-где покрытые жирной копотью. Пятеро каменщиков – таких же мрачных и неразговорчивых кнехтов правили стены. Каменщики орудовали каменотесными молотками и большими плоскими черпаками для раствора-замазки. Рядом стояла бадья с раствором.

Всеволод присмотрелся. Ах, вот оно что… Кнехты ставили на место, а где нужно – меняли на новые темные исцарапанные глыбы, выдранные из кладки. Не выбитые тараном или ядром камнеметного порока, а именно выдранные нечеловеческой силой и невообразимой крепости когтями. Особенно пострадала стена возле угловой башни. Там и кипела работа каменщиков.

Еще Всеволод обратил внимание на то, что пространство между стеной и рвом непривычно, неразумно большое. А может, как раз наоборот: именно так – и разумно. Видимо, все задумано с таким расчетом, чтобы от жара, идущего снизу, не потрескалась кладка. Вон – и утрамбованная, обложенная камнем насыпь на краю рва имеется. Вроде бы и вал, а вроде, и дополнительная защита крепости от огня.

По левую руку через ров перекинут широкий и массивный подъемный мост. Здесь ров подходил к стенам ближе, чем в других местах. И насыпь-вал здесь обрывается ровно на ширину моста.

Прямо за мостом – ворота с опущенными решетками. Да уж, воротца! Из-за частокола их было не рассмотреть, но сейчас…

Всеволод подумал, что тевтонская твердыня, как это ни странно, в полной мере соответствует обоим своим названиям. Кастленягро. Зильбернен Тор…

Если смотреть издали – ну, черный замок он и есть черный замок. Стены и башни сложены из темных базальтовых глыб, изрядно к тому же закопченных, так что цитадель резко выделяется на фоне далеких снежных вершин. Но вот если подъехать поближе, вплотную… Да, ворота здесь, действительно, серебряные. Среди сплошь темного камня это особенно сильно бросается в глаза.

То ли мост в поднятом положении надежно прикрывал воротную арку от дыма и копоти. То ли немцы регулярно чистят врата, чтобы в полной мере использовать против нечисти губительную силу белого металла. Так или иначе, но толстые – в руку – кованные прутья воротных решеток поблескивали сильнее, чем клинки Всеволода. Да, ошибиться невозможно: сталь с серебром. И серебра в той стали немало. Эх, была бы хоть одна такая решеточка у них в Сибиу!

Здесь их было целых две: одна на въезде в арку, вторая – на выезде. Обе – опущены. Мало того…

Через прутья внешней решетки видно: из стен и сводов воротной арки густо торчат посеребренные крюки и штыри, вмурованные в камень. Да и вымощен въезд в замок оч-ч-чень хитро. Между ровными каменными плитами – частые отверстия. А в дырах тех неглубоко утоплены стальные колючки, и у каждой – по серебряной капле на конце. Видимо, где-то у привратной стражи имеется рычаг, который в случае опасности позволяет выдвинуть серебрённые зубья над камнем.

Ох, и неуютно будет упыриному отродью, даже если оно прорвется сюда. Вот уж где земля поистине взгорит под ногами у нечисти!

Всеволод внимательнее присмотрелся к мосту, который поднимаясь, также становился частью ворот. Ну, конечно! В массивных, щедро смазанных дегтем звеньях цепей угадывалась насечка белого металла. И на толстых, оббитых железными полосами боках моста – вон – шляпки серебряных гвоздиков, да штыри с посеребрёнными остриями. Вне всякого сомнения, изрядная толика серебра имеется и на наружной поверхности, обращенной сейчас ко рву.

По опущенному мосту можно было беспрепятственно проехать к воротной арке. Ну, а дальше что? С решетками-то как быть? Они ведь обе опущены, даром, что снаружи трудятся кнехты. Даже днем тевтонские братья блюдут осторожность. Пуганные видать, битые…

Всеволод поднял глаза. Наверняка, их отряд давно заметили со стен. Не могли не заметить, но поднимать решетки стража не торопится. Однако и мост тоже опущен. Гостям словно дают понять: подождите, мол, дела неотложные. Как покончим с ними – займемся вами.

Ну-ну… Сначала зовут на помощь, а после…

Одно хорошо в этом неловком ожидании: можно не спеша рассмотреть грозную орденскую цитадель вблизи и во всех деталях.

Стены и надвратные башни крепости нависали над головой, подобно сказочному чудищу-великану, воздевшему для удара каменные лапы. Боязно вообще-то было стоять под такими.

Сверху косо, под разными углами, на пришлых всадников смотрели частые бойницы. Что и кто за ними – не разглядишь, но из таких укрытий можно бить стрелой и на дальние дистанции, а можно поражать противника, приблизившегося вплотную, уже под самыми стенами. И копья тоже метать можно. И варом шпарить и смолью жечь…

Судя по черным жирным полосам-потекам, хорошо различимым даже на закопченном базальте, защитники крепости, действительно, опрокинули вниз не один котел чего-то жгучего-горючего.

Но еще больше внимания привлекали стальные шипы под бойницами и каменными зубцами боевых площадок. Шипы торчали густо и грозно, образовывая у верхней кромке стен, возле самых заборал непролазные заграждения. Они напоминали когтистые пальцы, выступавшие из кладки и загнутые вниз. Эти стальные когти, видимо, опоясывали поверху практически всю внешнюю стену. Причем – и Всеволод уже не ничуть тому не удивлялся – острия всаженных в камень колючек явственно поблескивали серебром.

Поневоле вспомнился простенький острог русской Сторожи, затерянный среди глухих лесов и топких болот между Черниговом и Брянском. Там тоже хранят границу обиталищ, но ничего подобного там нет и в помине. Есть только добротный осиновый тын на валу с крепкими из осины же выструганными воротами – вот и вся крепость. В русской Стороже больше привыкли надеяться на посеребренные клинки.

Тут же…

Камень с белым металлом тут.

Ох, богато живут тевтоны, если даже на стены серебро лепят. В свое время взяли, небось, немало дани с окрестных земель. И брали, видать, белым металлом. Или это не дань была, а плата за сторожную службу?

Замок не подавал признаков жизни. Стражи на стенах – не видно и не слышно. Только стучат топоры там, где молчаливые кнехты чинят пролом в частоколе, трещит укладываемый в ров хворост, возятся у стены каменщики, да скрипит возвращающаяся от обрыва смрадная повозка. Но то все снаружи, по эту сторону Серебряных Врат. А внутри? А по ту?

«Да что они, в самом деле?!» – Всеволод нахмурился. Совсем уж негоже ведут себя негостеприимные орденские братья. Этак ведь и обидеться можно. И коней назад повернуть от запертых ворот. Хотя…

Хотя ехать-то по большому счету, уже некуда. И до темноты надежного убежища поблизости не найти. Но от этого лишь множилась злость и раздражение.

Бу-у-ум-м-м-м!

Словно в ответ на невысказанные мысли – за стеной вдруг ударил колокол. Безрадостно и уныло. Один-единственный раз.

Долгий вибрирующий звук тяжело поплыл над окрестностями, будто отлетающая душа, обремененная бесчисленными грехами.

Кнехты, трудившиеся под замковыми стенами, ненадолго прервали работу. Перекрестились. И – продолжили.

В бойнице над воротами, вроде бы, мелькнуло чье-то лицо. А может, показалось. М-да, мрачное все-таки местечко! Всеволод невольно передернул плечами. Повернулся к Конраду:

– Поторопил бы ты своих братьев, а? Покричи им, что ли, – пусть ворота откроют, в конце-то концов.

– Нельзя, – сакс ответил тихо, но твердо. Шлем свой Конрад держал в руке, ликом был скорбен, в глазах посла застыла печаль.

Рыцарь тоже перекрестился. Вздохнул:

– Сейчас – нельзя. Ни кричать нельзя, ни торопить. В замке отпевают павших братьев. Слышал колокол?

Колокол Всеволод слышал. Но…

– Но нам-то что теперь делать?

– Ждать. Магистра уже должны были известить о нашем прибытии. Но, наверное, мастер Бернгард, по какой-то причине не может покинуть замковую часовню до конца службы. А без его приказа ворот не откроют.

– Понятно.

Всеволод досадливо крякнул: эх, не в добрый час они прибыли. Но раз уж такое дело, действительно, придется подождать: как ни крути, а прощание с павшими соратниками не менее важно, чем встреча новых союзников.

Ждали они, впрочем, недолго.

– Wer?! – каркнул со стен невидимый страж.

– Ишь, спрашивает, кто такие, – скривился татарский юзбаши. – Будто сам не видит.

Не всякий степняк понимает немецкую речь, но Сагаадай, как и Всеволод, вел свою дружину на помощь к тевтонам, а значит, должен был понимать.

Конрад выехал вперед. Завел коня на мост. Поднял голову, давая дозорному возможность осмотреть себя.

– Я – Конрад фон Рихтен, посланник мастера Бернгарда, – громко выкрикнул рыцарь.

– Кого ты привел с собой, брат Конрад? – спросили сверху.

– Со мной едут русы, в земли которых я был отправлен за подмогой, примкнувшие к нам в дороге татары и шекелисы с Брец-перевала. Русичи и татары – носители серебряного оружия и хранители границы между мирами. Все обучены бою с нечистью. Шекелисы тоже изъявили желание вместе с нами защищать Серебряные Врата.

После недолгой паузы со стены ответили:

– Проезжай, брат Конрад. И пусть твои спутники следуют за тобой.

Звякнули цепи. Заскрипели вороты. Медленно поползли вверх тяжелые, поблескивающие серебром решетки. Сначала одна, затем вторая. Копыта коней глухо простучали по настилу моста и вступили на плиты воротной арки. Звонкое эхо, выбитое подковами, заметалось под каменными сводами.

Всадники миновали ворота…

Глава 5

Ну, точно – не замок, а целый городок! Внутренний двор крепости был достаточно просторным, так что сотня с лишним верховых въехала туда без стеснения. Но вот расположиться вместе, единым отрядом оказалось не так-то просто. Поставленные сразу за внешними стенами каменные строения хитро расчленяли и дробили пространство на несколько путаных проходов, где русичам, татарам и шекелисам поневоле пришлось рассредоточиваться.

Всеволод огляделся с седла. Умно. Очень умно. На таком поле брани и с невеликим отрядом можно выстоять против целой армии.

Справа и слева, спереди и сзади сгрудились в беспорядке, устроенном однако с явным умыслом и точным расчетом, конюшни, склады, кузни, оружейни, прочие хозяйственные постройки, жилые помещения для слуг, казармы кнехтов… Одни соединены друг с другом впритык, другие стоят поодиночке, вразброс. И всюду, куда ни глянь, – повороты, тупики, проемы, лазы, ниши, щели, двери, бойницы. Из-за любого угла можно нанести смертельный удар. Из любого окна – пустить стрелу. Да и перегородить рогатками или телегой такие проходы – пара пустяков.

Этот, в общем-то, невеликий и незамысловатый лабиринт, непременно сбил бы с толку любого противника, ворвавшегося в крепость, но ничего не ведающего о ее внутреннем обустройстве. Лабиринт запутал бы, расколол, рассеял вражеские силы. Позволил бы защитникам выиграть время, перегруппироваться, нанести ответный удар.

Всеволод отметил также, что все крыши на замковом дворе крыты одним материалом. Осина. Осиновые бревна, осиновые доски, осиновая дранка… Нечисть на такую кровлю без особой нужды не полезет, нечисть предпочтет наступать тесными улочками. Зато людям с крыш отбиваться – милое дело! Каждый дом можно превратить в спасительный островок-башенку на котором сподручно держать оборону.

Было бы только кому сражаться.

Увы…

Тевтонская Сторожа выглядела обезлюдевшей. На замковых стенах – пусто. Да и под стенами тоже не так, чтоб очень густо. В домах – никого. Двери – нараспашку. Людей – раз, два и обчелся. Там вон, вроде бы, мелькнул белый рыцарский плащ. А там – кольчуги и черные куртки кнехтов.

Да, у каждого – серебро на доспехах. Но мало… слишком мало народу. Непозволительно мало для такой огромной крепости. Перебили упыри почти всех уже, что ли? Но как тогда оставшийся гарнизон вообще еще удерживает эту цитадель?

Конрад и Бранко первыми миновали застроенный внутренний двор. Остальные в тягостном молчании проследовали за ними.

Уткнулись в стену, огораживавшую центральную часть крепости. Сразу за внутренней стеной – тесно, буквально друг на друге – громоздились неприступные укрепления замка-в-замке, цитадели-в-цитадели, над которыми главенствовала круглая башня-донжон с тевтонским – черный крест на белом фоне – стягом, венчавшем островерхую крышу. Под донжоном ютилась замковая часовенка, которую нетрудно было распознать по латинянскому кресту над невысокой колокольней.

Понятно… Внутренняя крепостца, должная стать последним оплотом защитников Серебряных Врат, если упыриное воинство все же пробьется через замковый двор. Поверху этот детинец, как и внешние стены, густо щетинился серебрёнными шипами. Внутрь вели небольшие – всадник проедет, лишь опустив копье и пригнув голову – ворота. Тяжелые створки тоже – все в заточенных колючках из стали и белого металла. Серебро… опять серебро. Интересно, все же, откуда его здесь столько-то!

Ворота детинца оказались чуть приотворенными. Возле низкой арки стояли пятеро рыцарей. Изможденные, осунувшиеся, с запавшими и краснющими (сколько ж ночей не спали, бедолаги?) глазами. Без доспехов, с одними мечами на перевязях. В белых плащах с черными крестами по левому плечу.

Встречали, похоже…

Только невеселая выходила встреча.

Двое тевтонов – перевязаны. Плечо. Бок… Повязки сильно кровят. Видимо, под ними выдраны изрядные куски плоти.

Еще у одного отсутствовала кисть левой руки. Давно отсутствовал: культя, торчащая из закатанного рукава, уже зажила и затянулась. Отрубили руку? Оторвали? Откусили?..

Краем глаза Всеволод заметил, как Эржебетт, обряженная в мужские одежды и брони, старается укрыться за спинами дружинников. Боится девчонка? Не мудрено. Эти израненные и измученные рыцари больше походили на призраков, чем на живых людей.

Вперед выступил однорукий. Худой, сухой, немолодой, с обильной сединой в клочковатой бороде. На поясе возле меча под обрубком левой руки у калечного рыцаря позвякивала увесистая связка ключей. По бледному лицу с воспаленными глазами скользнула слабая немного растерянная и виноватая улыбка. Так улыбается уставший хозяин дорогим, но все же не ко времени явившимся гостям.

Вот, наверное, и есть главный тевтон…

– Кто этот, без руки? – шепотом поинтересовался Всеволод у Конрада, – Ваш старец-воевода? Магистр? Мастер?

– Нет, – так же тихо ответил посол. В голосе Конрада послышалась тревога. – Это не мастер Бернгард. Это кастелян замка. Брат Томас.

Однорукий подошел ближе.

С приветственной речью тевтон, правда, не спешил. Задержав взгляд где-то за спиной Всеволода – то ли на шекелисском музыканте Раду, то ли на Эржебетт в ратной одежде – немец изумленно сморгнул, потом – нахмурился. Будто мимолетная туча скользнула по лицу сакса. «Не нравится, что молодежь в дружине?» – истолковал невысказанное недовольство Всеволод. Напрягся.

Впрочем, тень недовольства быстро рассеялась. Тевтон чуть склонил голову:

– Рад приветствовать тебя, брат Конрад, и твоих спутников. Мы давно ждем и неустанно молимся о благополучном завершении вашего нелегкого пути по проклятым эрдейским землям.

Всеволод окинул взглядом свой вымотанный, поредевший отряд. Видимо, молились тевтоны, все же, не очень усердно. Потери… Эх, слишком большие потери понесла его дружина. А уж о воинах Сагаадая и вовсе говорить не приходится. Да и ратники Золтона… Или в сложившихся обстоятельствах это и есть то самое благополучное завершение пути? Погибли не все, и – Слава Богу. И за то надо благодарить небеса. Всеволод покосился на культю замкового кастеляна. Может быть, очень даже может быть…

Конрад уже соскочил с коня. Тоже поклонился однорукому.

– И я рад видеть тебя, брат Томас. Но позволено ли мне будет узнать, где мастер Бернгард? Почему он не вышел встречать подмогу?

– Его нет, – коротко ответил однорукий рыцарь.

– Что?! – Конрад изменился в лице. – Он… он убит? Это его отпевали?!

– Господь с тобой, брат! – покалеченный тевтон в ужасе сотворил здоровой рукой крестное знамение. – Мастера Бернгарда просто нет сейчас в замке. Сегодня он вновь вывел за стены наших доблестных братьев, ибо нельзя…

Однорукий сглотнул и продолжил хрипло, сквозь зубы:

– … нельзя прощать злу сотворенное им. Нельзя давать покоя днем исчадиям тьмы, которые уничтожают добрых христиан ночью.

– Вылазка? – понимающе спросил Конрад.

– Вылазка, – кивнул Томас. – Большая вылазка. Братья выехали из замка поутру. Должны вернуться на закате.

– На закате? – нахмурился Конрад.

– Перед отъездом каждый дал обет искать и истреблять проклятых нахтцереров, покуда солнце не коснется горизонта. Я тоже отправился бы с братьями, но рука… – Томас с сожалением глянул на левую культю, горестно вздохнул, – Меч-то я, слава Господу, держу по-прежнему крепко, и оборонять замковые стены могу не хуже других. Но в конных вылазках мастер Бернгард участвовать мне запретил. Говорит, повод должен лежать в крепкой длани, а не болтаться намотанным на огрызок предплечья.

Всеволод покосился на Сагаадая. Вот уж кто спокойно управился бы с лошадью вовсе без рук – одними только ногами. Но тевтонский рыцарь – это, конечно, не степной кочевник. Однорукий тевтон в седле, пожалуй, и в самом деле много не навоюет.

– Я, несколько раненых и немощных братьев, небольшая часть стрелков и кнехтов остались здесь, чтобы отдать последний долг павшим, приглядеть за замком и подготовить крепость к новому штурму, – продолжал калечный германец. – Но не будем об этом. Сейчас у нас милостью Божьей великая радость. Ты, брат Конрад, все-таки привел союзников Святого братства!

Закончив свою речь, Томас, наконец, повернулся к Всеволоду и Сагаадаю. Кастелян безошибочно распознал предводителей союзных дружин и приветствовал обоих сдержанным поклоном.

– Прошу простить за то, что заставил вас и ваших воинов ждать у ворот. В этом не было ни злого умысла, ни желания обидеть или оскорбить. Времена нынче неспокойные. А когда ночи опасны, то разумный человек и днем стережется. Здешние разбойники – черные хайдуки, могут пожаловать к крепости и при солнечном свете. Да и одиночка-вервольф в человеческом обличье, того и гляди, проберется незамеченным. Кто ж их знает – все ли они сбежали от кровопийц, или кружат еще где-нибудь поблизости. Береженного, как известно, Господь бережет, а воинов мне мастер Бернгард оставил немного. Вот мы и опускаем решетки, даже когда за стеной ведутся работы. Потерять нескольких работников все же не так страшно, как потерять весь замок…

Всеволод поморщился. Такая логика ему была не по душе. Хотя с другой стороны… В чем-то, наверное, однорукий рыцарь прав.

Томас, видимо, заметил неодобрение, промелькнувшее на лице гостя, но понял его по-своему. Поспешил заверить:

– Разумеется, нерадивый страж, не сообщивший мне о вашем появлении сразу, будет наказан со всей надлежащей строгостью.

Кастелян кивком указал в сторону, где, понурившись, стоял кнехт – маленький, худенький, невзрачный человечек с изуродованным лицом. На правой щеке кнехта выделялась рваная, не до конца еще зажившая рана. Ни меч, ни копье такую не оставят, а вот упыриный коготь – запросто.

– Не стоит, – поспешил заступиться за провинившегося стража Всеволод. – Мы не в обиде. Думаю, имелась уважительная причина, по которой этот воин не осмелились вас потревожить. Я слышал колокольный звон.

Тяжкий вздох.

– Ну, вообще-то… – кивнул Томас. – Знаете, вы прибыли в тот момент, когда мы прощались с братьями, погибшими в бою.

В воздухе повисла неловкая пауза. Упрек – не упрек. Извинение – не извинение.

– Не карайте своего стража, – еще раз попросил Всеволод. – Пусть дальше несет службу.

Кастелян пожал плечами:

– Как вам будет угодно. Вы – гость, причем, долгожданный гость. Вам решать.

Едва заметным движением руки Томас отпустил кнехта. Тот низко поклонился – и не понять, то ли кастеляну, то ли Всеволоду предназначался его поклон – после чего быстро и бесшумно удалился.

Томас сокрушенно покачал головой. Все-таки радоваться великой радостию – той самой, которая милостию Божьей – у однорукого рыцаря нынче не получалось.

– Прошлой ночью снова был штурм, – тихо проговорил кастелян. – Пало три рыцаря. Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков…

– Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков, – эхом отозвался Конрад. – Я хорошо знал их. Все трое – доблестные воины и благочестивые христиане.

– Еще погибло девять человек, – добавил Томас. – Верные оруженосцы, славные стрелки, бесстрашные кнехты…

– Девять… – также негромко повторил Конрад. Нахмурился. – Три и девять. Двенадцать. Слишком много.

– Проклятые нахтцереры едва не влезли на западную стену. Пришлось поджигать ров.

Некоторое время вновь царила тишина. Затем Томас вздохнул:

– Отбивать атаки все труднее. Нечисти становится больше, а людей остается меньше. Те же, кто еще жив, валятся с ног от ран и усталости. Ночью – битвы. Днем – вылазки, похороны погибших и изматывающая работа. Не спим, случается, целыми сутками.

– Теперь будет легче, брат Томас, – Конрад кивнул назад, на запыленных молчаливых всадников. – Подмога пришла.

– Да, конечно, подмога… – однорукий рыцарь поднял глаза. – Легче… будет легче…

В глазах тевтонского кастеляна стояла беспросветная тоска. Его криво изогнутые губы уже мало походили на радушную улыбку. На гримасу отчаяния – больше. Похоже, брату Томасу, не очень верилось, что подмога из сотни с небольшим всадников способна что-либо изменить.

Глава 6

Расседланных лошадей поставили в пустующие конюшни, доверив заботам орденских конюхов. Русская дружина, татары и десяток угров с Золтаном во главе расположились в гарнизонных казармах под внешними стенами. Прежде, судя по всему, здесь было полно ратного люда. Теперь стало просторно и пусто, так что места хватило всем.

Всеволоду и Сагаадаю отвели покои в донжоне. Наверное, это было весьма почетно: внутренние помещения огромной башни и примыкавших к ней пристроек с многочисленными коридорами, переходами и лестницами занимали лишь братья-рыцари из орденской верхушки. Но почетом дело и ограничилось. Гостевые покои оказались унылы, безрадостны и, по большому счету, не отличались от монастырских келий. Ну, разве что попросторнее малость.

Всеволод с любопытством оглядел выделенную ему комнатушку.

Да уж… Голые каменные стены, узкие жесткие полати с парой истертых медвежьих шкур, грубо сколоченные стол, массивная лавка. У стены – неподъемный сундук с плоской крышкой, который тоже, по всей видимости, использовали здесь как лавку (внутри – лишь пыль, грязь, старая ветошь, да паутина). Узкое окно-бойница, через которую видно часть внешней западной стены, склон замковой горы и вход в ущелье, ведущее к Мертвому озеру. Низенькая – чтобы войти, приходилось здорово гнуть спину – дверь с медным кольцом и массивным засовом. Еще – подставка для свечей, да на стене – крюк под лампадку. Все. Обстановка еще проще и незамысловатее, чем в дружинной избе родной Сторожи. Хорошо, хоть пол – не голый, каменный, а крытый досками. Но и доски эти – старые рассохшиеся, с глубокими трещинами.

– Уж не обессудьте за наш скромный быт, – словно оправдываясь, развел руками Томас, лично занимавшийся размещением гостей, – У нас все братья живут так. Мастер Бернгард – тоже. Мирские радости чужды воинам креста.

Что ж, на особую роскошь в крепости рыцарей-монахов Всеволод и не рассчитывал, но после изобилия серебра на воротах и стенах, подобный аскетизм оказался все же несколько неожиданным. Хотя с другой стороны… Серебро – оно ж там для дела, не для красы.

– Все в порядке, брат Томас, – кивнул Всеволод.

Сам-то он и под открытым небом, закутавшись в конскую попону, переможется без труда, но вот…

Осторожно, стараясь не выдать сокровенное ни словом, ни взглядом, Всеволод попросил обустроить в комнате еще одно ложе. На немой вопрос в глазах кастеляна, пояснил:

– Для моего оруженосца. Он будет жить со мной.

Вообще-то не «он» – «она». За отрока-оруженосца Всеволод выдавал Эржебетт. Только брату Томасу об этом знать пока не обязательно. Неприятные объяснения Всеволод решил отложить на потом. Раз уж магистра в замке все равно нет. Появится – с ним и будет разговор на эту тему, а до тех пор. Не в общую же казарму селить девчонку, в самом деле?

Томас ни о чем не расспрашивал. Распорядился выполнить просьбу гостя и удалился, сославшись на неотложные дела. Три кнехта притащили набитый соломой тюфяк, и еще одну пару медвежьих шкур. Все это бросили в угол – на пол. Для оруженосца, видимо, большего и не полагалось.

Сделав дело, двое кнехтов ушли сразу. Один отчего-то замешкался на пороге и задержался. Тот самый – с рваной щекой. Провинившийся стражник, которого Всеволод спас от наказания.

– Вы это… господин… – спасенный все не уходил, неловко переминаясь с ноги на ногу. Пыхтел и краснел, будто совершил что-то недостойное, а теперь совестился.

От немца сильно несло чесноком. Надуманное средство против упырей, никчемное совершенно, но многие на него все же уповают, полагая, что хуже не будет.

– Ну… знаете… – бормотал кнехт.

– Что такое? – озадаченно спросил Всеволод. – Да говори же!

Кнехт огляделся по сторонам – как-то нехорошо, воровато даже. Потом – сказал, понизив голос:

– Спасибо, добрый господин, что заступились за меня перед братом кастеляном.

– А-а-а, это… Пустое, – рассеянно отмахнулся Всеволод.

– Да нет, не пустое вовсе, – не согласился тевтон. – Сказать, по чести, я ведь просто уснул на посту. Потому и не заметил вас сразу, и брата Томаса вовремя не предупредил. Если б разбираться стали – заставили бы клясться на Святом распятии и Библии. А тут уж не солжешь. Вызнали бы, в общем, что к чему… – кнехт сбился, передернул плечами. – Знаете, за такое у нас спрос строгий…

Всеволод нахмурился. Вообще-то за такое и в его дружине по головке гладить не стали бы. Может, не стоило мешать Томасу? Пусть бы выпороли хорошенько нерадивого стража. Оно полезно. Впредь урок будет: не спи в дозоре сам и не подставляй других.

– За такое у нас казнить могут, а могут – и того хуже – выгнать за стены, на ночь глядя, – торопливо продолжал кнехт.

Ах, вот оно что! Не в порке, оказывается, дело. М-да, порядки в немецкой Стороже суровы. Впрочем, во время Набега, наверное, так и надо. Только так.

– А я ведь, почитай, двое суток не спал. Мы обычно днем по очереди отдыхаем, но сегодня – большая вылазка. Народу в замке осталось мало, работы – много. Вот и миновала меня та очередь. Ну, и сморило… Спал, покуда колокол в часовне не ударил. А как проснулся – вы уж под самыми воротами стоите. И хорошо, что вы. А если бы враг какой? Знаете, самому тошно. Злость на себя берет! Знаю, что виновен, а брату кастеляну признаться страшно… Вот вам сказал и, вроде как, легче стало. Теперь – хотите губите, хотите – милуйте.

Переживал бедолага-кнехт. Искренне переживал и каялся. Поедом себя ел за слабость, недозволенную воину Сторожи. Но выслушивать его жалобы сейчас было недосуг.

– Ступай с миром, – сказал Всеволод. – Брату Томасу я тебя не выдам, но чтоб больше…

– Никогда! – обрадовано заверил кнехт. – Ни в коем случае! Веки вырву, а на посту не усну!

Незаживший шрам на лице делал его улыбку кривой, неприятной и пугающей. Словно не во весь рот улыбался тевтон, но еще и во всю правую щеку – чуть не до уха.

– Ступай-ступай, – поторопил Всеволод.

Кнехт, однако, не уходил. Перестав вдруг улыбаться и посерьезнев, немец тихо промолвил:

– Я ведь не только поблагодарить вас хочу, добрый господин. – Предупредить еще…

Вот это уже было любопытно. Всеволод подошел ближе.

– О чем?

Кнехт снова зыркнул по сторонам, убедился, что никто не подслушивает, и быстро-быстро зашептал – в самое ухо, обдав Всеволода густым чесночным запахом:

– Вообще-то у нас об этом говорить не принято… Но знаете, господин… вы бы того… дверь запирать на засов не забывайте… особенно если спать ложитесь… И оруженосцу своему тоже передайте…

Да, очень интересно это было!

– А в чем, собственно, дело? – спросил Всеволод.

– Так… – кнехт отвел взгляд. – Всякое говорят… И разное бывает…

С этими словами тевтонский служка попытался выскользнуть за порог. Всеволод – не дал. Схватил странного советчика за рукав, быстро втянул обратно в комнату, запер дверь.

– Нет, погоди-погоди, мил человек. Раз уж начал, то, будь любезен, договаривай до конца. Рассказывай, давай, что тут у вас творится? От чего и от кого закрываться надобно?

– Да я и сам толком ничего не знаю, добрый господин, – оказавшись взаперти, нежданный доброхот стушевался, втянул голову в плечи, заозирался совсем уж затравлено. Видать, жалеет уже, что вообще полез со своими откровениями и предупреждениями. – И никто ничего не знает. Просто слухи ходят и…

– И?..

– Случается, люди в замке исчезают.

– Как это?

– То есть, не совсем исчезают. Потом-то их находят. Только…

– Ну?!

– Обескровленных совсем. Досуха высосанных. Будто нахтцерер какой постарался…

– Вот как? Темная тварь в крепости? – Всеволод внимательно смотрел на тевтона.

Тевтон же смотреть ему в глаза не хотел. Не похоже было, чтобы кнехт врал. Но… Что боялся – вот на это очень похоже.

– И часто у вас такое?

– Что? – непонимающе захлопал глазами немец. От страха бедняга стал совсем плохонько соображать. – Что – часто?

– Людей похищают и испивают?

– Нет-нет-нет, – зачастил кнехт. – Совсем нет. Вот в прошлом месяце одного нашли. И в позапрошлом – тоже. И у обоих – ни кровинки.

– А раньше? Было что-то подобное раньше?

– Ну, раньше-то, до Набега поселяне из комтурии поговаривали, будто в эрдейских землях нечисть объявилась и вокруг замка рыскает. Якобы из тех тварей, что еще в давние языческие времена прошли через прорванную границу.

Глава 7

Страницы: «« « 1234 » »»