Раскрыть ладони Иванова Вероника

— Конечно. — Великан выпрямился и с удивлением взглянул на меня. — Мы же не шарлатаны какие, а почтенная Гильдия, и отвечаем за свои обязательства.

Ну да, наверное. Это мне нужно потом долго доказывать и выпрашивать, а с убийцами спорить и торговаться не будут. С другой стороны, люди, желающие убить своего врага чужими руками, немало рискуют деньгами. Ведь может случиться то же, что произошло в Виноградном доме или сегодня:

— Подождите-ка. А если Тень погибает, не выполнив заказ? Что тогда?

Убийца недовольно скривился:

— Ничего хорошего для того, кто умер.

С умершими-то мне всё ясно, но живые-то не перестают быть живыми, а значит, нуждаются в продолжении жизни:

— А деньги?

— Остаются в Гильдии.

Теперь понятно, почему он такой кислый... Вся плата за несовершённое убийство прошла мимо кармана Тени. Впрочем, если бы он умер по-настоящему, ему было бы плевать на звонкие золотые или серебряные кругляшки.

— Таковы правила, — развёл руками бритоголовый. — На все эти магические штучки тоже требуются траты, и ещё какие!

Присматриваюсь к ближайшей бумаге с восковым оттиском:

— Магические?

— А как же! Вот вы думаете, что видите перед собой?

— Обычную виграмму, только заверенную...

— Правильно, не подписями, а кое-чем понадёжнее. На каждой из этих бумаг рука заказчика оставила особый отпечаток, по которому легко можно узнать, кто пожелал смерти ближнему своему.

Любопытная подробность.

— Хотите сказать...

— Пока заказ не исполнен должным образом или не отменён по смерти исполнителя, обе стороны связаны обязательствами. На всякий разный случай, — подмигнул бритоголовый. — К примеру, чтобы не было соблазна передумать.

Удобно, ничего не скажешь. Значит, на той виграмме, с которой он сейчас сдул восковую пыль, был отпечаток руки...

— И его нельзя сохранить?

— Кого?

— Этот оттиск.

Великан покачал головой:

— Только пока заказ действует. По окончании действия или при смерти второй стороны печать теряет свою силу.

— Значит, я не смогу...

— Узнать, кто хотел вас убить? Сможете. Потому что нет никаких причин против того. Никто ведь не запрещает мертвецам свидетельствовать против живых!

Придётся поверить на слово. Да и есть ли гильдийцам смысл врать? Лично я не вижу ни малейшего. Добро бы, с меня можно было что-то взять или заручиться поддержкой, а так... Но оплатить долг хотят честно, этого у них не отнимешь.

Я посмотрел на Тень:

— И кто же?

Убийца сдвинул брови, припоминая:

— Имя не назову, не принято у нас об этом спрашивать. Но описать могу.

За неимением лучшей возможности ухватимся за ту, которая подставила свой загривок:

— Было бы неплохо.

— Мужчина. Взрослый, но не старый. Зажиточный. Да, собственно, можно было бы и не продолжать, потому что... — Он сделал паузу, от которой у меня неприятно кольнуло сердце. — Его лицо как две капли воды похоже на твоё, так что тебе лучше знать, кто он.

Почему-то я не удивляюсь. Совсем. Господин старший распорядитель снова готов к решительным действиям? Но как же быстро... Ведь он не собирался убивать, тогда, на чердаке, наслаждаясь моей болью и отчаянием. Почему же передумал? Поспешные шаги обычно совершаются под действием страха, стало быть, дядюшка испугался. Но чего?

А-а-а-а, какой же я дурак!

Поводыри и мой танец с лентами. Это не могло остаться незамеченным, ни в коем случае. Разумеется, сплетня сразу же пошла гулять из уст в уста, и скорее всего, уже спустя час Трэммин знал о моих «подвигах». А ещё знал кое-что другое, донельзя важное и серьёзное.

Знал, что мой дар вернулся ко мне.

Нельзя было лезть на рожон, ой нельзя! Сидел бы себе тихохонько, зато безопасно, выбрал бы момент и ударил побольнее... Не получилось: первым удар нанёс дядя. Вернее, постарался нанести. И самое смешное, действовал расчётливо и разумно, как всегда. Не стал дожидаться, пока я приползу сдавать новые экзамены на включение в Регистр.

Всё правильно. Пока мне отказано в звании мага, меня можно убить, как простого смертного, без риска быть обвинённым в покушении на своего собрата по искусству.

Умный, сволочь. Впору восхищаться и гордиться родством с таким талантливым злодеем. Тьфу!

— Но точно указать на него нельзя?

— Почему же? Можно. Даже перед судьёй.

ЧТО?! Неужели... Нет, быть такого не может!

Ошарашенно пялюсь на убийцу:

— Ты согласен засвидетельствовать заказ на суде?

Тот без особой охоты, но подтверждает:

— Угу. Я имею на это право, потому что договорённость была разорвана по всем правилам.

— И твои слова... Будут приняты судом?

Тень пожимает плечами:

— Откуда я знаю? Я ещё ни разу такого не пробовал.

Бритоголовый задумчиво цокает языком:

— Очень может быть. Мне даже будет любопытно посмотреть на всё это... Да и придётся, ведь только я могу подтвердить смерть и соблюдение наших законов.

— Каким образом?

Великан похлопал себя по тугому животу:

— Знаете, как говорят? Хорошего человека должно быть много, а плохого — ещё больше! Наверняка ведь удивились, увидев меня? Мол, что такой здоровяк делает в Гильдии, он же и подкрасться ни к кому близко не сумеет? Так вот, я — Тень только наполовину. Правда, эта половина состоит из многих сотен других...

Он приподнял рукав, показывая чистую кожу предплечья.

— Не верите? Смотрите внимательно!

Спокойствие длилось не больше вдоха, а на выдохе по загорелому ковру побежали змеи узора. Тонкие и толстые, с зубчатыми боками и совершенно гладкие, они сменяли друг друга с пугающей быстротой, ни разу не повторяя один и тот же рисунок, а на лбу великана выступали бисеринки пота. Одна змейка — одна бисеринка. А когда безумный бег завершился, и кожа снова вернулась к прежней чистоте, бритая голова оказалась мокрой. Полностью.

Избавившись от убийственного очарования змеиного танца, я спросил:

— Что это было?

— Половинки. Каждая из Теней носит в своей плоти частичку магии. Все видят рисунок на коже, но не все знают, на что он способен. К примеру, удостоверяет принадлежность к Гильдии и все полагающиеся при этом права. А ещё может ускорить исцеление так сильно, что даже самые страшные и смертельные раны затянутся в считанные минуты... Правда, это происходит нечасто.

— Почему?

Убийца грустно улыбнулся и ответил вместо великана:

— Потому что мало кто согласится умереть, чтобы родиться.

Так вот по какой причине он двигал сломанным запястьем, как ни в чём не бывало, уже на подходах к Гильдии! А я-то удивлялся, почему не щадит раненую руку... Всё просто. Но от такой простоты становится страшно.

— Вы хотите сказать...

Бритоголовый помолчал, но, видимо, решив, что нам применить полученные знания всё равно будет не на ком и некогда, уточнил:

— Если остановить сердце, а потом снова заставить биться, повреждённая плоть излечится. Но это рискованно, да и самому проделать трудновато, что ни говори.

Да уж... Обязательно требуется вмешательство извне, хотя бы для того, чтобы прервать жизнь, а потом снова вдохнуть её в задержавшееся на Пороге тело. Пожалуй, я бы не рискнул довериться кому-то настолько, чтобы позволить убить себя. Потому что ни за что не поверил бы в последующее оживление. Даже самым близким другом.

— Но откуда вы узнали, что умер именно этот человек?

— Оттуда же. Я ношу в себе оттиски узоров каждого из Теней. И если кто-то умирает, сразу чувствую это. И точно знаю, кто и как умер. Такова моя работа. Я — память Гильдии. А если попросту, Кладовщик. Так меня называют.

Чувствует? Могу поклясться, ощущения не из приятных, если хоть немного похожи на мои танцы с занавесями.

Но почему, будь я проклят, что-то в его словах никак не даёт мне успокоиться?!

— И часто Тени умирают?

— Не слишком. Предпоследний раз смерть приходила в Гильдию пять лет назад, а последний — сегодня ввечеру.

Смерть Тени. Сегодня. Единственная за пять лет. Что-то во всём этом неправильно. Совсем-совсем неправильно. Ведь несколькими днями раньше...

Понял. Моя очередная и нелепая ошибка. А может быть, заблуждение, но перемена причин меня не оправдывает и не извиняет. Остаётся, конечно, слабенькая надежда... Избавиться от неё сразу или потянуть время? Нет, не буду ждать. Без толку.

— Вы уверены?

Бритоголовый удивлённо расширил глаза:

— В чём?

— Что сегодняшняя смерть была единственной за многие годы?

Черты широкого лица слегка заострились, как будто мой вопрос привёл собеседника на грань оскорбления:

— Не уверен. Я просто знаю, и всё. Сомнения неуместны, потому что магия в моём теле не подчиняется никому и ничему, а стало быть, и не лжёт.

Я вдохнул поглубже, задержал дыхание, стараясь унять дрожь прежде, чем задать последний, невинный, но способный убить вопрос:

— Разве четыре дня назад не умерла одна из Теней?

Великан отрицательно мотнул подбородком.

Так. Только спокойно. Без суеты и ошибок. Сначала убедись во всём до конца и только потом действуй.

— А вы можете показать мне виграмму заказа, который принял к исполнению один человек из вашей Гильдии?

Переход разговора к делам обыденным помог бритоголовому расслабиться и снова радушным хозяином:

— Если желаете посмотреть, покажу. Но объясните, кто именно принял заказ?

Что я знаю о Тени? Внешность? Ерунда! Нет никакого смысла описывать то, что может меняться каждый день. Рост, вес, цвет волос и глаз... Не подойдёт. Нужно что-то отличительное, что-то, присущее ему одному. Например...

— Знак, которым он метит своё оружие. Этого будет достаточно?

Кладовщик подумал и кивнул:

— Вполне. И как же сей знак выглядит?

— Руна «Ар».

— Хм-м-м... — Бритоголовый двинулся вдоль стола. — Знаю-знаю такого. Он как раз недавно принёс новую виграмму... Вот она.

Я с трудом удержался, чтобы не вцепиться в указанный листок дрожащими от злости пальцами.

Толстая бумага, пронизанная грубо спрядёнными шёлковыми волокнами. Несколько торопливо написанных строчек. Хранящий свою форму овал воска с отпечатком... Дядюшкиной руки, конечно же. Ведь он сам признался, что желал убить племяника и для того нанял Тень. В шаге от меня на столе лежит неопровержимое свидетельство преступления. Если предъявить его перед Надзорным советом, господина старшего распорядителя ждёт, по меньшей мере, казнь. Мучительная и непредотвратимая.

Всего лишь клочок бумаги, но сколько силы в нём заключено! Целая жизнь. И я могу распорядиться ей по своему усмотрению, так, как пожелаю. Так, как решу и выберу сам.

Но осталось прояснить ещё один вопрос. Небольшой.

— А если Тень отказывается от исполнения заказа?

Великан презрительно сузил глаза:

— Это происходит ещё реже, чем смерть.

— Почему?

— Потому что у договора нет обратного хода. Ты можешь не браться за исполнение, это твоё право. Посчитать, что оплата недостаточно велика или что твоих сил не хватит на удовлетворение стремлений заказчика. Но если печать поставлена...

— Отказаться невозможно?

— Возможно, — в разговор снова вступила Тень. — Только мы предпочитаем умирать, а не отступать.

Непонимающе смотрю на обоих, пока ко мне не снисходят для неохотного объяснения:

— Отказ разрывает договор, но только со стороны заказчика: на его копии оттиск разрушается. Но на гильдейской копии — остаётся, а это означает конец, потому что, пока не исполнен взятый заказ, мы не имеем права браться за следующий.

— То есть, из-за одного-единственного отказа убийца никогда больше не может...

Кладовщик торжественно и скорбно кивает:

— Никогда. До самой своей смерти. Потому что и узор не сможет вернуться.

Татуировка продолжит прятаться в глубине плоти, не занимаясь исцелением, и довольно будет любой опасной раны, чтобы... Должно быть, для того, кто привык к лекарским услугам змеящегося рисунка, очень трудно забыть о них навсегда. Не говоря уже о том, что все годы учёбы и оттачивания мастерства летят насмарку. Отказался? Значит, разрушил всё, к чему стремился и на что надеялся. Может, это и правильно. Если берёшься за какое-либо дело, будь любезен с ним справиться. Не уверен? Не берись. Я тоже так поступаю. Вернее, поступал, когда расплетал заклинания. И ни за что не сдался бы, даже понимая, что моих умений не хватает. Ну ладно, с меня спрос небольшой, я — просто упрямый дурак. Но Тень?..

Сколько же должна весить причина, способная заставить наёмного убийцу перестать убивать?

— Я хочу видеть...

Привратник, не говоря ни слова, отступил в сторону, то ли приглашая меня войти, то ли просто освобождая проход к дому по аллее дикого винограда, да так и остался на своём месте, закрывая ворота и предоставляя нам с демоном право проделать путь до крыльца без провожатых.

Всю дорогу от Гильдии до Виноградного дома мы молчали. Джер ни о чём не спрашивал, только косился в мою сторону одновременно рассеянно и лукаво, словно догадываясь, какие причины вынудили меня по ночной темноте отправиться на прогулку, а я не мог говорить, потому что... бесился от злости. И злиться было, на кого.

Во-первых, я сам. С какой стати взял и поверил дядиным словам? Знаю же, что господин старший распорядитель врёт всем, всегда и по любому поводу. Вернее, не говорит ни слова правды. И тем не менее, как только услышал, что свидетелей происшедшего в доме Амиели, кроме меня, не осталось, преспокойно похоронил Тень в своей памяти. Мол, туда ему и дорога, за Порог. Не по-людски поступил, нехорошо, живого человека записал в покойники. Мерзко-то как... Даже кажется, что всё внутри в единый миг стало склизким и грязным.

Второй повод для злости — сам убийца. Зачем он это затеял? Взял заказ, так почему не исполнил? Не захотел меня убивать? Ну и на здоровье! Но никто не просил его подставляться под удар и городить всю ту чушь, ни капле которой не поверил хозяин Виноградного дома. Да, вынужден был её принять, куда денешься? И звучало почти правдиво, и видимых огрехов в истории не было, но чувствовалось, что Тень лжёт, да ещё как самозабвенно... Дурак. Не мог сигануть в окно и раствориться в ночи? Ну да, мне пришлось бы объясняться с Амиели, но не думаю, что dyen Райт в отместку покусился бы на мою жизнь. Скорее заставил бы служить, ведь с живого человека доходов всяко больше, чем с мёртвого.

А если бы и убил, что с того? Никому не стало ни жарко, ни холодно. Разве что, тот приютский мальчишка, угодивший в сети обезумевших лент... Он бы умер, потому что никто не набрался бы смелости помочь. Значит, глупость Тени всё-таки принесла пользу. Позволила спасти юную жизнь. И всё было сделано не зря? Может быть. Но я не успокоюсь, пока не узнаю, ЗАЧЕМ всё это было сделано!

— Я знал, что ты придёшь.

Он стоял на средней площадке лестницы, словно не мог определиться, какой встречи я заслуживаю. Хотел бы показать своё превосходство, оставался бы наверху. Хотел бы отнестись ко мне, как к равному, спустился бы в самый низ. А так получается ни то, ни сё: вроде, и некое уважение выказано, а вроде и насмешка никуда не делась.

— Ваша прозорливость поистине поразительна, dyen Райт. Потому что я сам вовсе не собирался сюда возвращаться.

— Разве у тебя не было причины вернуться?

А ведь он нарочно сохранил расстояние между нами, и вовсе не для того, чтобы в очередной раз унизить меня, нет. Хозяин Виноградного дома желает ясно видеть выражение моего лица, но не хочет показывать лишние чувства на своём, потому и остался за пределами залитого светом свечей круга.

— Я думал, что не было.

— И тебя не заботила судьба твоего друга?

Следовало бы вспылить и заявить, что Тень моим другом не была и никогда не станет. Можно было начать новую игру и поторговаться, выкладывая на стол козырные карты. Но зачем? Мне ничего не нужно от Амиели. Ни денег, ни иных благ: если уж очень сильно буду нуждаться, найду способ разжиться монетами. А вот убийца мне нужен. Для короткого, но очень важного разговора. И ради достижения этой цели я могу пойти на многое, но только не на лукавство. Некогда.

— До сегодняшнего вечера я считал его мёртвым, а судьба мертвецов меня никогда не волновала.

Райт растянул губы в довольной улыбке:

— Если у меня и были сомнения насчёт твоей разумности, сейчас ты их развеял. Но одного ума мало, чтобы добиться успеха. А ты ведь пришёл сюда, чтобы чего-то добиться, верно?

Да. И моя цель вполне определена, а не призрачна и наивна, как прежде. Всего лишь хочу задать вопрос и получить на него ответ, неважно, честный или лживый: мера искренности пусть остаётся на совести Тени. Я выслушаю всё, что мне скажут, возьму на заметку и уйду прочь. Чтобы, наконец, начать жить, а не притворяться живым.

— Где он?

— Это имеет значение?

И правда, не имеет. Никакого. Мне не нужно указывать место, мне нужно заполучить человека. Всего на несколько минут.

— Я хочу поговорить с ним.

— А он? Захочет говорить с тобой, как ты думаешь? Захочет видеть друга, который бросил его без помощи и надежды на спасение?

Тьфу. Сплюнул бы на мраморный пол, да жаль оставлять грязные разводы.

Пытаешься поймать меня в ловушку стыда? Не выйдет. Ошибочка, господин, и очень глупая. Я могу выглядеть безвольным трусом и вести себя не самым достойным образом, но это не повод раз и навсегда заносить меня в конец списка заслуживающих право на существование. Хочешь, чтобы тебя удивили? Желаешь ещё раз развлечься за мой счёт?

— Меня не заботят чужие желания. И ваше — тоже. Я всего лишь предлагаю сделку. Вы позволяете мне перекинуться парой слов с захваченным вами человеком, а я за это обещаю не причинять ущерб вашему имуществу. В том числе, и жизням ваших людей, — последнее добавляю, видя, как ожидающие приказа за спиной Амиели стражники кладут ладони на рукояти мечей.

— Смелое заявление.

Райт смотрит на меня застывшим, но вовсе не безжизненным взглядом, потом начинает спускаться всё ниже и ниже, пока не ступает на мраморные плиты у подножия лестницы и не оказывается совсем рядом со мной, а я, не переставая злиться, чувствую невольное удовлетворение от удавшейся работы, глядя, как уверенно двигаются прежде больные и немощные ноги старика.

— Ты изменился за прошедшие дни.

— Это важно?

— Кому как, — Хозяин Виноградного дома задумчиво поправляет складки мантии.

— Вы позволите нам поговорить?

Он пробегает пальцами по золотому шнуру вышивки:

— У меня есть выбор?

— Или позволите, или нет. Но в любом случае...

— Ты полон решимости добиться своего, — заключает Райт. — Тогда я изберу третий путь, можно?

Кажется, меня снова поставили в тупик.

— Третий?

— Просто не буду мешать. Это тебя устроит?

Улыбка у него вовсе не стариковская, а озорная, как у мальчишки, ворующего сливы в чужом саду и успевающего увернуться от цепкой хватки сурового сторожа.

Третий путь, значит? Просто постоять и посмотреть, что получится? Да, хороший выбор. Я бы сам так хотел, но не получается. Даже прямо сейчас не могу остаться в стороне и дождаться завершения истории. Хотя бы потому, что каждая минута промедления добавляет ещё один камешек на ту чашу весов, где громоздится опасность.

Господин старший распорядитель если и не узнал ещё о неудаче, постигшей наёмного убийцу, то с минуты на минуту узнает, потому что готов поспорить, Трэммин проверяет состояние оттиска на своей копии виграммы каждый час. Что он предпримет, когда обнаружит, что воск рассыпался пылью? Повторит попытку? Возможно. А возможно, наоборот затаится, чтобы продумать новое покушение. В любом случае, я рискую, причём серьёзно: или быть готовым отбиваться от врагов, или мучиться от ожидания неизвестности. Но хуже всего, если дядюшка потребует провести расследование и докажет, что я пользовался магией без должного разрешения. Кто угодно мог счесть мой успех случайностью, но только не господин старший распорядитель! Нет, сейчас он совершенно уверен, что не довёл месть до конца и станет прилагать вдвое больше усилий, нежели раньше. Потому что боится.

— Если ваш выбор не противоречит моему желанию, зачем спорить?

— Действительно... — Райт вдруг сложил брови удивительно растроганным домиком. — Золотые слова! И какие правильные... Да, ты изменился, парень. И в очень хорошую сторону.

А я считаю иначе. Только спорить, и правда, не собираюсь. Дворовые шавки могут громко и заливисто лаять, но всё равно не собьют панцирную пехоту с шага, ведь так?

— Где он?

Вместо ответа хозяин Виноградного дома вытянул руку, указывая на дверь, судя по всему, ведущую к кладовым и прочим комнатам, куда сами хозяева обычно не заглядывают вовсе, оставляя всё на откуп слугам.

Так, провожать меня снова никто не собирается? Ну и ладно, надеюсь, не заблужусь. Коридор освещён скудно, но достаточно, чтобы видеть, куда ставишь ногу, и различать, какие двери закрыты на засовы давным-давно, а какие совсем недавно распахивались... Вернее, какая.

Хм, а она и не заперта. Наивная беспечность? Нет, уверенность, подкреплённая толстыми железными гвоздями: при всём желании, бессмысленно даже думать о побеге, когда твоё тело почти в дюжине мест прибито к деревянному лежаку. Жестокий старичок, однако, ой и жестокий! Мог бы обойтись цепями или сразу прикончить, а не заниматься пытками.

Под головой Тени, да и в других местах доски потемнели от влаги и стали скользкими. Уже не могут впитывать пот? Дерево, и то устало, а человек ещё держится. Почти четыре дня борьбы за жизнь. Но ради чего? Есть причина, заставляющая убийцу лежать совершенно неподвижно, чтобы гвозди не разорвали больше сосудов, чем уже успели? Видимо, есть. И сейчас я узнаю, в чём она заключается.

— Не устал ещё?

Нарочно стараюсь не пускать в голос все чувства, но всё равно получаются не слова, а злобное карканье. Правда, оно достигает цели не хуже, чем что-либо другое: веки Тени вздрагивают и начинают раздвигаться, а когда из серых глаз слегка уходит муть боли, движение добирается и до пересохших губ.

— Пришёл...

Ни вопроса, ни сожаления. Радость? Тоже нет. Может быть, немного удивления и, кажется, удовлетворение, словно я сделал что-то ожидаемое и желаемое. Что-то, к чему меня принудили и строго следили, чтобы не сбился с пути ни на шаг. Наёмному убийце тоже нравится играть в куклы? Но почему для игр нужно было выбирать именно меня? Да и если судить строго, сейчас на ярмарочного болванчика больше похож тот, кто лежит, не решаясь расслабить ни одну мышцу.

— Да, пришёл. Не мог не прийти, потому что не люблю оставлять вопросы без ответов.

Убийца смотрит, не мигая. Чтобы видеть моё лицо, ему приходится здорово скашивать глаза, и можно было бы помочь, придвинуться ближе, наклониться, но... Тогда боль, горечью перекатывающаяся в горле, совсем осмелеет, вырвется из подчинения, хлынет наружу и утопит меня в своём потоке.

— Вопросы?

Вот у кого ни голос не дрожит, ни всё остальное! Завидую. Самой чёрной завистью на свете.

— Всего один.

— Хочешь спросить?

— И спрошу, потому что ты не сможешь меня не услышать.

Он всё-таки не выдержал и моргнул:

— Спрашивай.

И где же все слова, которые я так тщательно подманивал, собирал и пестовал? Разбежались, разлетелись, расползлись, а в напрасных поисках шарить по полу что-то не хочется. Значит, придётся спросить прямо и грубо:

— Какого рожна?!

Молчит, удивлённо расширяя глаза. Не понимает? Или притворяется? Он у меня сейчас доиграется!

— Зачем ты всё это сделал?

Тихий шелест губ:

— Неважно...

— Нет, важно! Мне! О себе можешь думать всё, что угодно, но не смей уходить от моего ответа! Я же не прошу невозможного, только ответь: зачем?!

Веки смеживаются, но не потому, что Тень хочет подремать. Просто иным способом взгляд ей не спрятать.

— Не спрашивай...

— Буду! Сколько раз нужно повторить? Десять? Сто? Тысячу? Я не оставлю тебя в покое, пока не получу ответ. Слышишь? Не оставлю!

— А потом?

В его голосе слышны нотки, до сумасшествия напоминающие надежду, и это ещё больше распаляет мою злость. Значит, что-то должно быть и «потом»?! Значит, он всё продумал наперёд и наверняка, а я сейчас всего лишь фигурка на игральной доске, которую переставляют с места на место хладнокровные и равнодушные игроки?

— А потом не будет ничего! По крайней мере, с моим участием. Доволен? Этого добивался?

— Не совсем...

— Ты будешь отвечать?

Веки вздрагивают, но остаются на месте:

— Да. Задавай вопрос, но только один. На большее у меня не хватит сил...

Ах так? Не хватит? Четыре дня топтался на Пороге, а теперь устал и трусливо решил сделать последний шаг?

— Зачем?

— Что именно?

Нужно начать с самого начала? Вспомнить нашу первую встречу и протянувшуюся от неё странную и запутанную цепочку последующих? Наверное, так было бы правильнее и разумнее. Но когда я прислушивался к голосу разума?

У меня есть только один шанс, да? Право только на один вопрос? Хорошо. Спрошу. Но не о по-настоящему важной вещи, а о том, что заставляет меня беситься. Хотя, может быть, именно эта причина единственно важна?