Мы – силы Еловенко Вадим
Ханин поднялся и сказал:
– Пойдем, остров обыщем. Тьфу ты, опять остров…
– Остров, остров, хсподин сташий льтенант, – поддакнул комод, выходя следом за ним.
Серов, проходя мимо дневального, сунул тому кулак под нос и сказал:
– Только ляпни кому…
– Как можно, господин мичман?! – с готовностью сказал дневальный, волей-неволей слышавший весь разговор через неплотно запертую на кухню дверь.
Обойдя «остров» и никого не обнаружив, трое собрались около особняка, и Ханин сказал комоду:
– Ну, все… выбора нет. Пусть дневальные общий сбор командуют здесь, перед особняком.
– Есть, – сказал и, заскочив сначала в особняк и там крикнув команду, побежал в следующие здания, занятые ротой Ханина.
Прошло более десяти минут, прежде чем рота построилась, и Серов уже открыто материл курсантов, обзывая их той нецензурной бранью, которой, в принципе, при правильном употреблении военно-морской флот может только гордиться.
Рота стояла и боялась дышать, видя своих командиров не просто в гневе, а в хорошо скрываемом за ним тихом шоке. Но роту не проведешь, и видят курсанты, что набирает в грудь воздух командир Ханин, чтобы озадачить или ошарашить всех в строю.
– Приветствую, курсанты.
– Здравия жлаем, хсподин сташий льтенант, – прокашлялась рота.
– Около часа назад расположение роты покинули двое курсантов, – Ханин, называя их по фамилиям, смотрел за строем, особенно за первым взводом. – На острове, – в этот раз он не стал поправляться, – их не обнаружили. Отсюда, данные курсанты согласно закону находятся в самовольной отлучке…
Раздались нервные смешки с задних рядов. Серов вытянул шею и посмотрел, кто там вольности себе позволяет.
– Эй, на шкентеле, вы у меня сейчас купаться пойдете. Погода и ваше настроение соответствуют.
– …Курсанты, у меня нет надежды, что они вернутся назад. У меня нет надежды даже на то, что они живы. Что еще живы. Я даже не буду объяснять почему. Сами поймете чуть позже. Но сейчас я хочу вас… вас попросить, а точнее, спросить: кто еще считает, что нам надо покинуть наше расположение немедленно, не дожидаясь, пока нас найдут спасатели? Шаг вперед.
Никто не двинулся. Нет, не потому, что все считали, что надо сидеть на месте. Просто из чувства самосохранения. Мало ли их сочтут потенциальными бегунами и от греха подальше просто запрут или начнут вести за ними тщательное наблюдение.
– Что, все считают, надо спасателей ждать?
А вот такой вопрос вызвал из рядов мощное возмущение, выраженное неразборчивыми выкриками.
– Так что не выходите?
Ропот стих. Серов тихо обратился к старлею:
– Так нельзя.
– Что?
– Ну, у нас же не гражданка. Если они почувствуют вашу неуверенность, они вконец на все болт забьют.
– Я без тебя знаю… Так надо. Надо, чтобы они осознали, что теперь это не просто рота из состава училища, а совершенно самостоятельная группа.
– Это для чего?
– А вот это мы потом обсудим.
– Хорошо, – кивнул мичман и, развернувшись к роте, рявкнул: – Смирррна! Что вы, блин, как бабы стоите, у которых… как это… критические дни. Что переминаемся? Слушаем командира!
Ханин еще раз продумал все и сказал курсантам:
– В общем, так… У нас есть выбор: ждать еще двое суток. Именно на столько у нас есть провианта. Это соответствует указаниям командования – ожидать, пока нас не вывезут в расположение ближайшей части. Но мы можем также нагрузить припасы и, совершив марш-бросок длиной в сутки или двое, добраться до ближайших селений и сообщить о том, что мы благополучно… или как получится… выбрались, и дальше, получив указания, направиться в место нашей будущей дислокации. Вы – курсанты. Хоть вы уже и воины, раз приняли присягу и сделали уже немало для такого срока службы, однако вы еще три месяца назад были гражданскими лицами. И я искренне опасаюсь, что тяжесть перехода скажется на вас. Выдержите ли вы? Не будет потом стонов, что, мол, устали или там… болеем?
Командир третьего взвода, не выходя из строя, сказал:
– Господин старший лейтенант. Это все равно лучше, чем сидеть на пороховой бочке. Но мы сделаем так, как вы прикажете.
Ханин посмотрел на командира взвода и сказал тихо про себя:
– Ага, только знал бы я сам, что делать…
Он оглядел весь строй, в котором не было даже девятнадцатилетних, и сказал мичману:
– Они дети. Они совсем дети. Мы их не доведем…
– Брось, Ханин. Ты-то чего раскис? Давай команду, и к вечеру у нас будет с десяток плотов плюс командирский катер.
Ханин еще раз оглядел курсантов и объявил громко:
– Итак, слушай мою команду! Первый взвод во главе с мичманом Серовым сейчас… немедленно приступает к постройке и вязке плотов. Второй взвод со своим командиром готовит материалы для строительства. Третий взвод приступает к обыску всех помещений на острове, повторяю – всех, и подготовке необходимых припасов для перехода. Для дополнительных указаний, командир третьего взвода, ко мне. Остальные, приступать к работам.
Мичман сразу после Ханина скомандовал:
– Первый, второй взводы, не расходиться! Куда повалили? Становись обратно, кому сказал?!
Ханин с командиром третьего взвода, старшиной первой статьи, отошли подальше от слишком громко отдающего указания Серова и остановились возле дверей особняка.
– Так, слушай меня… – начал Ханин, – сейчас по отделениям заходите в каждый дом и начинаете шерстить шкафы, тумбочки, короче, все места, где могут храниться теплые вещи: плащи, сапоги, носки, в конце концов; рубашки, футболки, нижнее белье… – Видя вопросительное выражение лица курсанта, Ханин пояснил: – Это на случай непредвиденных купаний. Все это ко мне… я буду здесь. Скажи, чтобы мне вынесли стол и пару стульев. Мне бумагу достаньте и ручку. Сделаем опись изъятого по необходимости. Все понятно? Завтрак через час. Приступайте.
Командир третьего взвода убежал собирать своих бойцов, а Ханин тем временем решил послушать Серова.
– …гвозди, молотки, вагонка, веревки, ДВП, ДСП, все строительные материалы, какие найдете. Пожалуй, клей, краску, цемент и так далее не надо. Сами разберетесь – не маленькие. Все сюда для составления описи. Первый взвод, пока вам готовят все это, не расслабляйтесь и приступайте к слому забора. Только смотрите совсем его не разломайте. Доски, я имею в виду, не крушите, ими еще бревна сбивать. Всем разойтись!
Ханин подошел к Серову и поинтересовался:
– А на бревна ты этот домишко пустишь? – он указал на деревянный сруб на склоне.
– Да. Только пусть у нас все сначала готово будет.
– Хорошо. Я не против. Что там с, типа, командирским катером?
– Я послал Кирюху и одного из его же взвода. Пусть в воду спустят и сюда перегонят. А нашу резинку на буксир возьмут.
– Отлично. Просто, чтобы вещи не замочить, в катер их закидаем.
– Я тоже так думаю. О! Эти уже стол тащат.
Ханин огляделся на курсантов, что вынесли из особняка журнальный столик, и пояснил:
– Да, я сказал, чтоб вынесли.
– Опись подробную делать?
– Да, по возможности. Ну там, гвозди не штучно, конечно, мерить – пачками, килограммами… Ну, на глаз. Короче, сам смотри.
– Хорошо.
Хорошо, да не совсем… Вернувшиеся через час с соседнего островка бойцы сообщили, что строящийся флот неожиданно остался без флагмана.
– Ну, а ты что думал? – философски заметил Серов Ханину. – Что эти уроды вплавь ушли?
– Вот уж воистину уроды, – сплюнул Ханин под ноги.
– Командир, мы тебе такой плот забабахаем, не плот, а плотище! – смеясь, заверил Серов своего командира.
– Да это-то тут при чем? Главное, чтобы припасы не замочились, – нахмурился Ханин.
– Спокойно. Все будет круто!
К обеду старлей и мичман составили две описи.
«Список изъятых по моему приказу вещей из поселка. Вещи для обеспечения действий вверенной мне роты:
Из дома номер девять:
1. Носков теплых – 8 (восемь) пар.
2. Носков обыкновенных – 6 (шесть) пар.
3. Тулуп овчинный – 1 (один).
Из дома номер шесть:
1. Сапоги резиновые (болотники) – 1 (одни).
‹…›
13. Кастрюли разноразмерные – 9 (девять) шт.
14. Бак – 1 (один).
Дата.
Подпись:
ст. лейтенант ВМФ Ханин».
«Список изъятых строительных материалов и вещей для обеспечения действий пятой роты курсантов училища имени…
1. Дом – 1 (одна) штука.
2. Гвоздей разной длины – 5-8 (пять-восемь) кг.
3. ДСП, снятых со стен и перегородок, – 22 (двадцать два) листа.
4. ДВП, снятых со стен и перегородок, – 40 (сорок) листов.
5. Ломов – 3 (три) шт.
57. Рельс – 1 (один) шт.
Дата.
Подпись».
– Ладно, над домом люди просто ухмыльнуться, но над рельсом… не знаю. Оборжутся, – сказал Ханин, прочитав опись мичмана. – Зачем рельс спер, Серов?
– Пригодится… – разумно, а может и не очень, заявил мичман. – И в конце концов, я не спрашиваю, зачем тебе в описи флаг России.
– Еще бы ты спрашивал… Да это они от усердия.
– Они в него заворачиваться будут?
– Отстань, они, в отличие от тебя, патриоты.
– Так лучше б Андреевский сшили… от усердия, – заметил Серов, видя, как трое курсантов, надев флаг на палку от метлы, размахивают им словно футбольные болельщики на стадионе.
– Так, все… прекращай. Давай сюда свою писанину, – сказал старший лейтенант.
Ханин вложил два листка в полиэтиленовый прозрачный пакет и подвесил под козырьком над крыльцом особняка.
– Вот. Кто оборвет, тому сам руки пообрываю, – обратился он к курсантам неподалеку.
Ханин приказал уложить все найденные предметы одежды в пакеты, а потом и в мешки из-под картошки, так же найденные в домах и занесенные в опись. Проконтролировав процесс, старший лейтенант и мичман направились к уже описанному и конфискованному на слом дому. Вокруг сруба стояли, ходили, чесали затылки курсанты и командиры взводов и отделений.
– Что вы смотрите на него, как бараны, – на подходе громко возмутился Серов. – Это же ломать, а не строить! Лестницы найдите. Разломайте крышу. Потом подцепляйте ломами доски и бревна и скидывайте их на землю. Давайте бегом.
Под командованием мичмана и при молчаливом присутствии командира курсанты поставили своеобразный рекорд училища: разбор строения за четыре часа. Ханин всерьез подозревал, что рекорд никогда побит не будет.
Разобрав домик и откатив бревна к спуску, где намечалось их превращение в плавсредство, командир разрешил обед, по времени скорее похожий на ужин, и часовой отдых.
Через полтора часа работы возобновились. Кто по пояс в воде вязал спущенные концы бревен в полотно плотов, кто на уже связанных сбивал бревна вдобавок досками и мастерил на них настил. К десяти вечера было готово уже три плота, и их опробовали курсанты, забравшись по пятнадцать-двадцать человек на каждый. Плоты проваливались по самые настилы, а при неправильном расположении пассажиров вообще грозили утопить всех. Но Серов был доволен.
– Пусть сидят, как мыши, а не то утонут, – заявил он.
Ханин, осмотрев то, что осталось от постройки, сказал менее радостно:
– А что, собственно, дальше? У тебя больше-то и строить не из чего.
Почесав за ухом, мичман заявил:
– Ну, у нас еще не один забор есть.
– Неуверенно как-то ты заговорил… Я, кстати, тоже думаю, что забор – это не выход. И что будешь делать?
– Придумаю что-нибудь.
– Давай думай. Только ночь уже на дворе… лучше, наверное, завтра продолжить. Пусть ужинают и «отбиваются».
– Хорошо. Я зайду, как все закончим.
– Да. Давай пораскинем мозгами вдвоем. Я у себя. Пойду поем. Я вспомнил, что я еще не ел, в отличие от вас всех.
Серов, усмехаясь, отошел от Ханина и обратился к курсантам с тем, чтобы они закруглялись, а бачковые – готовили пайки на ужин. Ханин развернулся и пошел к себе.
За время пребывания в домике курсантов казалось, что весь он пропитался специфическим запахом казарм. Невольно поморщившись, Ханин приказал дневальному раскрыть окна и проветрить помещение. А сам, скинув китель и оставшись только в брюках и тельняшке, завалился на койку. Закрыв глаза, он, ни о чем не думая, пролежал так почти час и был выведен из своего состояния появившимся Серовым. Они сели за стол, где Дневальный уже поставил им чай и по тарелке вареной в мундирах картошки. Наскоро перекусив, Серов предложил прогуляться к плотам. Ханин оделся и последовал за мичманом.
– Ну и?.. – спросил Ханин, который не особо желал выползать на улицу в темень и сырость.
Серов показал на склон, где возле костра грелись трое курсантов:
– Я поставил охрану на ночь. На случай повтора дезертирства.
– Ну, вполне логично. Только откуда ты знаешь, что твои охранники не сбегут первыми? – улыбался, рассматривая курсантов, Ханин.
– Там я Кира поставил в первую смену, он не даст послабления. А во второй Витька – комод первого отделения.
– Две смены?
– Да, по три человека.
– Ты за этим меня сюда вытащил?
– Нет… – Серов на мгновение замолчал, всматриваясь в чуть освещенное костром лицо командира. – У нас нет возможности соорудить еще плоты. Командир?
Ханин горько усмехнулся, но, спохватившись, сказал:
– Я уже знаю это. И… я думал над этим.
– И что?
Ханин посмотрел на небо, на котором в рваные проемы облаков проглядывали редкие звезды. Серов терпеливо ждал решения командира. А старший лейтенант все смотрел на небо и будто ждал чего-то, а может, и просто решался на что-то.
Наконец он сказал медленно и с расстановкой:
– Мы разделимся.
– Что? – изумился Серов.
Ханин посмотрел на мичмана и повторил:
– Мы разделимся. Пойдем двумя группами. Первая выйдет сегодня на рассвете. С ней пойду и я. Я возьму третий взвод. И отделение второго. Без лишнего риска мы доберемся до суши… до возвышенностей. Как только мы обнаружим поселения, я отправлю на плотах ребят из второго взвода за следующей командой. Ты посадишь здесь на плоты свой первый взвод во главе с Кириллом. А сам будешь с остатками ждать здесь, пока те не высадятся в месте нашей стоянки и не вернутся за тобой. Я же тем временем со своим взводом буду продвигаться дальше. В селении я оставлю пару ребят посмышленей, чтобы встретили вас. Киру ты дашь ружье.
– Зачем?
– Дашь, но скажешь, чтобы даже не думал стрелять по своим. Только в случае, если ему или оружию будет что-то угрожать. Если случится попытка или сам побег, пусть не преследует, а только выяснит, в каком направлении побежали. Понятно?
– Так оружие зачем?
Ханин посмотрел на Серова чуть рассеянным взглядом и сказал:
– Чтобы защитить тех, кто с ним… от всяких отморозков.
– Каких? Могу спорить, что вокруг на сотни километров никого не осталось – всех эвакуировали.
– Может, и не всех. Нельзя рисковать. И если на Урале… да и по всей стране беспорядки, то нельзя исключать того, что здесь тоже не бродят сбившиеся банды.
– Как связь держать будем?
– Через связных. Те, кто останется в селении, сообщат вам направление, куда мы направились. Далее, если мы где-то встанем или повернем, я пошлю обратно кого-нибудь с донесением.
– Что-то мне это не нравится. Не лучше ли всем собраться в одном месте, а уж после двигаться дальше?
– Если мы найдем достаточно провизии, то так и поступим. А если нет, то надо будет ее искать. Для этого-то я, собственно, и собираюсь двигаться с третьим взводом дальше.
– Ну, а когда найдете, то потащите ее обратно или пошлете связного… я правильно понял? – спросил Серов.
– Да. Только вот тебе как раз придется туго, пока мы не найдем чего. Тебе, мало того что придется голодать со всеми вместе, так еще и смотреть, чтобы они не разбежались.
– Это-то ладно… если недолго. Как мы отыщем тех, кого ты оставишь? – спросил Серов, укладывая у себя в голове все нюансы.
– Ребята, которые погребут обратно, будут знать, где искать.
– Если что найдете из припасов, отправьте обратно. Хорошо? А то боюсь, что на завтрак нам только и хватит.
– Без проблем. Погрузим столько, чтобы вы дождались и второго возвращения. Конечно, если найдем. А так… Пусть твои еще раз все обыщут. Может, крохи какие и найдут.
Серов промолчал. Ханин развернулся к дому и сказал:
– Пошли спать. Я при обходе сам предупрежу дневальных, во сколько поднимать третий взвод.
5
Антон заглушил двигатель и внимательно всмотрелся в холмы перед ним. Как и на других, он не заметил признаков живых людей и уже собирался снова завестись и плыть дальше, отыскивая или людей, или более-менее большой участок суши, но в это время он заметил краем глаза движение на самом удаленном из холмов. Повернувшись и до слез напрягая зрение, он так и не увидел ничего, что бы привлекло его внимание. Но, уже не веря глазам, он не мог спокойно двинуться дальше. Заведя мотор, он направил катер к холму, который привлек его внимание.
Он потерял счет дням, которые рыскал вдоль новой береговой линии юга Финского залива. Пристать надолго он нигде не решался, поэтому спал в лодке. Насморк, полученный еще во время спасения с гидрометеопоста, так и не проходил. И если днем его он почти не мучил, то ночью это было сущее мучение. А утром, просыпаясь с пересохшей до боли глоткой, он долго не мог отпиться, чтобы хоть как-то смягчить горло и связки. Вот и в это утро он еще спустя час после сна покашливал в кулак…
…Лодка, в сущности, была подарком божьим. Когда вода дошла до поста, Рухлов даже не представлял, что делать дальше. Он ведь отдал спасательскую лодчонку своим коллегам, убравшимся накануне. Сидя на обдуваемой ветром решетчатой башне вертушки, он с тоской смотрел, как вода вползает в помещение поста и вымывает оттуда бумаги и другой мусор, подхваченный ею с пола. Так, заглядевшись на прибывающую воду, он не сильно смотрел за временем. Собственно, от созерцаний и мыслей его отвлек банальный голод. Развязав мешок, он достал кусок хлеба и, отламывая от него по маленькому кусочку, подносил ко рту. Хлеб, сухой и без всего, казался Антону достаточно изысканным блюдом, если учитывать, что из запасов у него остались только три банки консервов и эта вот буханка. Но консервы он берег, даже не представляя, сколько ему еще куковать на этой вышке. Да и что говорить, ему и открыть-то их нечем было. Разве что по-варварски – об какой-нибудь железный угол ударить. Съев треть буханки и почувствовав, что если он не запьет эту трапезу, то помрет от икоты, Антон склонился к железному настилу башни, на котором скопились маленькие лужицы дождевой воды. Пить было противно и неудобно, но жажда сильнее мелких неприятностей. Напившись, Антон стал от нечего делать оглядывать чуть прояснившийся горизонт. С вышки был виден даже Кронштадт. Вернее, не он сам, а его смутная тень. Там флот, там теплые каюты, горячее питание и покой. Там защита от стихии. Антон, чтобы не травить самого себя, стал осматривать места не столь отдаленные и уже через несколько минут увидел то, от чего возликовал. В полукилометре от него на прибывающей волне покачивался катер. Судно явно к чему-то было привязано, иначе его давно бы снесло.
Через полчаса Антон преодолел водную преграду и смог-таки добраться до катера. Забравшись в него, он поблагодарил Бога, что не переломал себе ноги, столько раз спотыкаясь и падая. Отдышался и стал осматривать катер. Пяти метров в длину, он оказался яликом, снабженным мотором, и, на его, Антоново, счастье, с полным бачком топлива. Еще минут пять ему потребовалось, чтобы разобраться с двигателем и запустить его на холостом ходу. Катер был прикован к тележке под ним, и Рухлов даже не представлял, как освободить его. Пришлось останавливать двигатель и снова прыгать в далеко не теплую воду. Ощупав место крепления цепи, он досадливо поджал губы. Нечего было и думать о том, чтобы разломать в таких условиях замок или кольца, через которые проходила цепь. Забравшись обратно в лодку, он попробовал кольцо на форштевне. Безнадежно. Длинный штырь, в который переходило сваренное кольцо, проходил насквозь форштевень и уже изнутри был загнут. Таким образом, у Антона появилось средство спасения, только вот его еще бы неплохо спасти само. Перекинувшись через борт, Рухлов добрел до домика, погруженного в воду до самых окон, и решив, что это дом хозяина катера, он без зазрения совести взломал дверь.
Ножовка по металлу, найденная в доме, помогла справиться с проблемой. Отпиленное кольцо, через которое проходила цепь, с шумным бульком скрылось под водой.
Потом довольно долго Антон выталкивал катер со двора, при этом он все-таки задел хлипкий забор. Тот под натиском ялика проломился и исчез под водой, но вскоре некоторые его доски и щепы всплыли, довольно бодро поплыв в сторону поста. С титаническими усилиями Антону удалось удержать лодку и не дать ей двинуться за щепками забора. Забравшись на борт, Антон снова завел двигатель и осторожно переключил скорость. Вода сзади вспенилась, и ялик медленно стал продвигаться вперед. Ялик набирал скорость, и форштевень без усилий и толчков расталкивал мусор и доски, плывущие навстречу. За кормой образовывались маленькие водовороты из мусора, которые растворялись в кильватерной струе, вспененной быстро вращающимися лопастями винта. Управление было элементарным, и Антон даже умудрился ни разу не посадить кораблик на мель или, еще того хуже, врезаться в торчащие тут и там, покинутые всеми постройки. Много трудов стоило Рухлову выбраться на открытую воду Финки.
Естественно, первым порывом Антона было направить свою лодку к Кронштадту. И спустя где-то два часа он уже лавировал между кораблями Балтийского флота, высматривая тот, что ему больше приглянется.
Зрелище боевых кораблей, превращенных в лагерь беженцев, производило удручающее впечатление. Правда, корабли обеспечения были не намного лучше. Почти на всех суднах, пришвартованных к плавучим бакам, на палубах были видны гражданские. Бегали по палубам дети, мужчины, кто в чем, стояли и курили у лееров. Некоторые настолько увлеченно обсуждали свои проблемы, что даже не обращали внимания на проплывающего мимо них Антона. А может, они уже настолько привыкли к снующим мимо катерам и лодкам, что еще одна ничем для них не выделялась. Антон и в самом деле постоянно посматривал вперед, чтобы избежать столкновения с то и дело выскакивающими из-за корпусов больших кораблей катерами. Насколько Антон мог судить, женщин здесь тоже было не мало. Многие из них занимались бельем, висевшим на растянутых на баке и юте канатах и тросах. Единственно, кого было меньше всего в этой братии спасенных, так это самих военных. Или, по крайней мере, людей в форме. Нет, матросов было достаточно, они следили за порядком, управляли катерами, ослабляли или вытаскивали швартовые концы, а вот офицеров на палубах видно было мало.
Подойдя к одному из сторожевиков, Антон обратился к неизвестному ему капитан-лейтенанту с вопросом: кто старший в соединении и на каком из кораблей того можно найти. Сплюнув, офицер объяснил, и Антон, поблагодарив, направился к флагману – большому противолодочному кораблю, на котором располагался теперь и штаб. Пришвартовавшись, Антон поднялся по спущенному трапу на палубу и, представившись, попросил встречавшего дежурного офицера, из-за спины которого выглядывала девочка лет восьми, о том, чтобы его проводили к главному в соединении.
Офицер потер подбородок и спросил, хочет ли Антон занять примерно трехсотое место в очереди к вице-адмиралу. Рухлов спросил, нельзя ли как-то ускорить его прием с докладом. Офицер, капитан второго ранга, только покачал головой, но сказал, что можно попробовать обратиться к начальнику штаба.
Через почти три часа мытарств по каютам Антона представили даже не начальнику штаба и даже не его заместителю, а некому капитану-лейтенанту, который очень внимательно выслушал рассказ Антона, взял у него последние снимки со спутников и анализ наступающего антициклона. Пообещав, что обязательно передаст все услышанное и полученное в отдел штаба, заинтересованный в этих данных офицер предложил Антону расположиться на учебном судне «Ярославль». По комментариям Антон уяснил, что на этом судне народу было поменьше и даже можно было поселиться в каюте, где всего трое или четверо «пассажиров». На остальных судах, пояснил капитан-лейтенант, уже давно такой роскоши нет. Живут по восемь человек в каюте, которая рассчитана на четверых. По двадцать в восьмиместных кубриках. И это с маленькими детьми и стариками.
Антон поблагодарил офицера и, выяснив место стоянки корабля, отправился туда. На корабле он представился старшему помощнику, а тот после связи с флагманом получил подтверждение на распределение Рухлова у него на корабле. Каютка, в которую поселили Антона, была мала, но у каждого из обитателей была своя койка, и Антону не пришлось ни с кем тесниться. Сама она чем-то напоминала купе вагона, только с иллюминатором вместо окна. Был даже умывальник. Антон завалился на койку и под покачивание корпуса тихо уснул, так толком ни с кем не познакомившись из соседей: двумя женщинами и одним пожилым мужчиной, тоже спавшим по прибытии Антона.
Разбудили его поздно вечером и пригласили сначала на ужин, а потом на сеанс связи, который потребовал его начальник, когда ему сообщили о прибытии в Кронштадт одного из его подчиненных. Антон вернулся в свою каюту потерянный и расстроенный. Его поблагодарили за работу, похвалили за заботу о подчиненных, долго говорили, что он герой, раз смог добраться и сообщить о себе, а после этого… отправили в бессрочный отпуск.
– Сам понимаешь… – говорил Батый своим густым, немного грустным голосом. – Никто не возьмется тебя ко мне перетаскивать. А навязывать тебя флотским как специалиста – только их злить. Так что чувствуй себя в отпуске.
– На сколько? – спросил Антон, сам понимая бестолковость своего вопроса.
– Ну… – замялся Батый. – Пока все это не закончится, или пока мы тебя не вытащим.
– Понятно…
Проведя ночь в душной даже с открытым иллюминатором каюте, наутро Рухлов обратился к старпому. На предложение его в помощь команде хоть кем-нибудь старпом вздохнул и объяснил, что его помощь не понадобится и единственная просьба к бывшему старшему гидрометеопоста – просто дожидаться в своей каюте, когда его смогут эвакуировать на Большую землю.
Антон, после таких слов решив, что и сам сможет до нее добраться, тихо покинул корабль, даже не прихватив ничего с собой. Хорошо, что хоть у его катера охрану не выставили. Да и вообще, с охраной в Кронштадте дела обстояли теперь не ахти. Единственная проблема для Антона была – куда направить нос лодки. Решив, что на юге у него больше шансов, Рухлов, стараясь не оборачиваться на покинутый плавучий остров, пошел на юго-восток.
А потом начались дни бесцельного блуждания между островками. Множество раз подходя к строениям, он садился на мели и был вынужден прыгать в воду и стаскивать свой корабль с них, напрягая до судорог мышцы всего тела. Но таковые усилия того стоили. Десятки обследованных островков дали Антону три канистры топлива и провизии, которой на неделю бы хватило группе из десяти человек. Умереть с голоду или застрять до того, как он найдет нормальную сушу, то есть пробьется сквозь лабиринт островков и отмелей, Антон не боялся. Правда, спустя какое-то время он стал ощущать определенную тоску по общению с людьми и честно старался кроме провианта найти еще и тех, кто бы составил ему компанию.
И неудивительно, что, заметив движение на одном из отдаленных островков, Рухлов попер туда, рискуя в очередной раз сесть на мель или разбить винт о невидимые подводные препятствия…
Вот и островок. Антон выключил двигатель – последнее время холостые обороты барахлили, а он даже не представлял, как они регулируются.
Нос ялика мягко въехал в размокший грунт, и, засунув нож за пояс, Антон спрыгнул на берег. Неудачно. Сразу поскользнувшись, вырывая подошвами траву из мокрой почвы, он практически по пояс съехал в воду. Чертыхаясь, Рухлов вылез на сушу и попытался счистить с брюк грязь. Кое-как отряхнувшись, он посмотрел вверх по склону и осторожно стал карабкаться туда, изредка помогая себе одной рукой. Забравшись, он огляделся. Островок оказался довольно приличным. Он помещал на себе пять жилых домов и, наверное, вдвое больше других построек. Не торопясь и в то же время не показывая вида, что он чересчур осторожничает, Антон направился к ближайшей постройке. Только вот войдя на порог, он поспешил сразу выбежать. Непереносимый запах разложения ударил в нос и неминуемо вызвал бы тошноту, если бы Антон, не перестав дышать, не выскочил обратно на крыльцо, решив для себя, что этот дом он, пожалуй, обойдет стороной. Выйдя на дорожку между двумя домами, он, напрягаясь, исторгнул своим осипшим горлом:
– Эге-ге-гей! Есть тут кто?! Откликнитесь!
А в ответ – тишина. Антон в этот раз осторожно вошел в соседний дом и, не обнаружив запаха, прошелся по комнатам. То, что тут до него побывали, у Рухлова сомнений даже не вызывало. Шкафы открыты, ящики выдвинуты – форменный обыск. Последствия: разбросанные бумаги, какие-то школьные тетрадки, книги, безделушки, ручки, фломастеры и т. д. Осторожно ступая и рассеянно рассматривая обстановку, Антон обошел весь дом и вышел на крыльцо. Отчего-то страшно захотелось курить, хотя Антон считал, что вполне бросил с момента, когда отправил своих подчиненных прочь с последними сигаретами.
Еще раз крикнув, чтобы невидимые ему обитатели перестали бояться и показались, Антон постоял, ожидая ответа, а потом, так его и не дождавшись, направился к следующему дому. Но вот в разбитом окне что-то мелькнуло, и Антон остановился.
– Эй. Не бойтесь. Я не бандит и не вор. Послушайте. У меня там лодка! – крикнул он, напрягаясь. – Я вас вывезу в Кронштадт. Там сейчас плавучая база. Там места для всех хватит. Послушайте! Ау!
Он еще приблизился к дому на несколько шагов.
– Не бойтесь! Я не причиню никакого вреда вам. – И с усмешкой добавил: – Только и вы это… на меня не бросайтесь. Хорошо? Я не слышу? Послушайте. Я сейчас войду, и мы поговорим. Может, вам еда нужна. У меня есть. Без проблем. Наедитесь до отвала. Ну, ответьте же в конце концов.
Чувствуя, что боль в горле усиливается, Антон сделал последнюю попытку:
– Послушайте! Я простыл тут и не могу долго кричать. Я сейчас войду, а вы постарайтесь не бросаться на меня. О'кей? Вот, смотрите, я даже свой нож кладу на землю.
Антон медленно положил вытащенный из-за пояса нож на гравий дорожки и не торопясь направился к дверям дома.
Толкнув створку, он повременил, прежде чем зайти в сумрачное помещение. А затем, решившись, сделал шаг вперед и огляделся. Никого. Осторожно прошел в помещение, в окнах которого заметил движение. Там, на столе, прямо перед разбитым окном вовсю шуровали крысы, которые даже при виде человека не отвлекались от своего занятия.
Горько усмехнувшись, Антон сказал:
– Так вот для кого я все это говорил? Ну, вы уж, серые, извините, вас я в Кронштадт не отправлю. Беру свои слова обратно.
Он уже хотел повернуться, но в этот момент непонятный болезненный укол в спину и женский голос, злой и решительный, остановили его:
– Стой. Не шевелись.
Антон, поморщившись от боли, сказал:
– Стою. Не шевелюсь. Но, сударыня, мне больно. Честное слово.
– Потерпишь.
Антон судорожно соображал, что ему делать – вот ведь попал.
– Кто ты?
Рухлов, не временя с ответом, сказал:
– Старший гидрометеопоста Антон Рухлов.
– Чего? – не поняла женщина сзади.
– Синоптик… – пояснил Антон. – До недавнего времени старший.
– Где старший?
– Да на своем посту, – поморщившись от боли, сказал раздраженно Антон.
– А-а-а-а, – протянула женщина. Давление на нож ослабло, но было все равно неприятно отвлекающим фактором. К тому же Антон чувствовал, что по его спине стекает тонкая струйка крови.
Читать бесплатно другие книги:
