Манон, или Жизнь Букша Ксения

Де Грие

Поднимаюсь

На лифте на самую вершину

На самую вершину огромного здания

Корпорации RHQ, я выхожу из лифта на двадцатом

Этаже и вижу, как в окне, справа от моста, строится бизнес-центр,

А к нему прикреплен гигантский арбузно-полосатый рекламный щит:

«Аренда офисов», и башенный кран навис над бизнес-центром,

И машины грохочут по широкому проспекту, где размазано

Ветром яичное солнце, желтое, как одуванчики

На зеленых газонах, и паруса неба косо

Поднимаются над пивоварней

Над башнями и трубами

Промзоны

Прохожу по длинному коридору и попадаю в отдел кадров. Обычно я не спрашиваю у Эми, почему она сказала «да» или «нет». Но тут особый случай.

– Эми, почему вы выбрали Манон?

– Сами увидите.

– Я хочу быть подготовленным.

Фрау Эми сегодня в алой помаде и белых кудряшках. Пятьсот лучших причесок; красота ваших волос вовсе не зависит от их длины и густоты.

– Вундеркинд она, что ли?

– Ох, нет. Манон не вундеркинд. Но, знаете, она будет хорошим работником. Во-первых, она старательная, любопытная, во-вторых, от нее прямо веет… свежестью, живостью, – Эми улыбается при воспоминании о Манон. – Она совсем не стесняется, удивительно свободно себя чувствует.

– Да кого тут стесняться-то, – говорю.

Когда я сюда пришел, еще живы были ветераны восьмидесятых в пиджаках от Armani. А теперь кого бояться? Не меня же, старину Рэна де Грие, который хоть и ходит в пиджаке от Armani, но, в сущности, добрый малый. Если не хуже.

На собеседованиях я обычно занимаюсь своими делами, а вопросы задают Вике и Кнабе. После собеседований, независимо от их исхода, мы спускаемся на первый этаж и покупаем мороженое. Такая у нас сложилась смешная традиция. Мы заседаем тройкой, в которой роли распределены раз навсегда. Вике (персиковое) – злой следователь, Кнабе (сливочное) – добрый, я (карамельное с орешками) – главный.

Ну вот. Значит, справа Вике, вооруженная брекетами и ручкой с золотым пером; слева Кнабе, подпирающий щеку ладонью; по центру – медитирующий де Грие.

К окнам липнут солнечные зайчики и тени тополиных листьев. В углу под потолком висит на железном кронштейне телевизор.

– Манон Рико, не так ли? – проницательно говорит Вике, постукивая золотым пером по брекетам.

– Совершенно верно, – говорит Манон.

Тут я поднимаю голову и смотрю на Манон.

В этот миг мое сердце наносит грудной клетке первый чувствительный удар. Из тех ударов, после которых хочется приложить к груди клетчатый платочек или хотя бы ладонь.

Однако эта Манон – очень красивая девушка, – вот такое я делаю очевидное открытие.

Беру пульт телевизора, убираю звук.

– Так-так, Манон, – говорит Кнабе добродушно. – Расскажите мне о ваших успехах. Смелее. Не стесняйтесь.

В комнате очень прохладно, почти холодно. Кондиционер явно перестарался.

Кнабе спрашивает:

– Скажите, почему вы хотите у нас работать?

– Я хочу денег, – отвечает Манон.

– Денег. Отлично. Сколько?

– Я хочу зарабатывать пятьдесят тысяч евро в год сейчас и не менее миллиона евро в год – потом, – излагает Манон.

– Вы любите перемены или предпочитаете воспоминания?

– Какими предметами в школе вы интересовались больше всего?

– Ну, вас ведь обучили читать балансы, – подразумевает Кнабе.

– Вы ведь знаете, как оценивать компанию по ее имущественному положению, – предупреждает Вике.

– Ну конечно, – говорит Манон.

Утро медленно перетекает в день. Солнце входит в верхнюю треть. Манон берут, и теперь мы с ней на «ты».

– Герр де Грие будет твоим непосредственным начальником, – говорит Вике.

Я говорю:

– Можешь называть меня просто Рэн.

– А можно я буду называть вас просто Рэнди?

– Разумеется.

– Вы сидите с западной стороны нашего building?

– Да, с западной. Вечером солнце светит прямо в окна.

– Сколько лет вы работаете в этой компании?

– Двенадцать лет, из которых девять – в Нью-Йорке.

– Вы из Америки?

– Да, прямиком с Уолл-стрит.

– А вы партнер?

– О, нет.

– Ему остался один шаг до партнерства.

Манон поднимает брови. Как, только один шаг? Да, всего один шаг. Ловко придумано, герр де Грие. Вот-вот – и я партнер. Алле – гоп!

– И что же, вы собираетесь сделать этот шаг?

– Конечно, он собирается. Он уже, можно сказать, его делает, – поправляет Вике.

– А мне до этого надо сделать еще очень много шагов, так?

– Верно, тебе предстоит шагать и шагать, – подтверждает Вике.

Вике ошибается. Не стану я никаким партнером. Манон говорит:

– Я писала вам письма, но ваша почта идентифицировала меня как спам.

– Теперь де Грие – твой начальник, и ты сможешь связаться с ним в любое время дня и ночи, – говорит Вике.

– Связь в любое время, даже ночью! Это воодушевляет!

Я искоса озираю Манон, сказавшую это, – от прически до туфелек, в резком белом свете ламп.

Сижу перед компьютером. Кладу скрюченные пальцы на клавиатуру, быстро-быстро печатаю какой-то бред. Потом стираю все одним ударом.

Телевизор раз в пятнадцать минут поет: Blue skies… nothing but blue skies…

Будет гроза.

– Прикинь, этот придурочный автомат у меня деньги зажрал.

– Ну, я тебя типа поздравляю.

– Пять евро зажрал и говорит «кофе нет».

– А какого хрена ты туда пять евро засунул?

– Дак он же берет пятеры.

– Иди засунь тысячу, вот увидишь, он тоже возьмет. Засунь тыщу, нажми на молоко. Ведро выдоишь.

– Шит. Я пить хочу.

Blue skies… nothing but blue skies… Жгучая печать телевизора на виске. Солнце нагрело стены, высушило землю в горшке с кактусом. Blue skies… nothing but blue skies…

– Манон, – говорю я, – мы идем обедать.

– О, да, – говорит Манон. – Обедать, да, Рэнди! Пойдем…

В эфире шумы и потрескивания, пересыпь песка. Цветы на подоконнике угрожающе воспрянули.

Мы входим в лифт. Теплый серый алюминий лоснится и сияет радугой. Зеркала подрагивают и отсвечивают.

Я расстегиваю на ней блузу и принимаюсь целовать, лизать, нежно перебирать и стискивать.

– Я не ангел, – говорю я, когда мы выходим из лифта. – Внутри руки у меня железяка. В аэропорту она всегда гремит.

Фонтан журчит рахат-лукумовой сладкой водицей. У стены растут припудренные пылью крапивы в тошнотворных солнечных пятнах. Дует свежий жаркий ветерок. В городе все остекленело от жары. Желтое небо начинает темнеть и выгибаться, тени текут вспять.

Blue skies… nothing but blue skies…

– Рэн, ты нам нужен не убегай, надо посовещаться насчет Viveeeeedii!

Ненавижу совещания. Компания Vivedii пятнадцатый год беспрерывно кого-нибудь поглощает, давится, поперхивается, но поглощает. Как чайка на морском берегу жрет огромный кусок какой-нибудь дохлятины.

– Зачем связываться сейчас с Vivedii? Что мы получаем? Транзакционные издержки и высокие риски. А что отдаем? Много денег отдаем.

– А давайте вообще не будем ни с кем связываться, и весь отдел облигаций на фиг уволим.

Ненавижу совещания.

– Рэн, что с тобой, ты сегодня какой-то весь дерганый.

На заседаниях каждый то и дело что-нибудь говорит.

– Харт имеет в виду, что сейчас можно передохнуть и заняться другими вещами. Например, есть розничные пенсионные программы.

Примерно раз в семь минут наступает моя очередь открывать рот, поэтому все время приходится следить за разговором.

– И что мы рознице предложим? Государственные облигации?

Ненавижу розницу. Ненавижу государственные облигации.

Ненавижу читать балансы.

Люблю читать Сенеку.

– Они такие ликвидные.

Облигации Vivedii – это как старинная игра в «огонек», когда поджигают палочку и передают друг другу – у кого последняя протухнет. Третий директор подряд попадает в тюрьму за подделку балансов.

– Давайте попробуем.

– Мы уже пробовали.

– Давайте попробуем еще раз.

Я говорил, что будет дождь. Местный варварский климат мне, легионеру империи, хорошо известен. И вот пожалуйста: гроза идет с Висбадена. Новости: Trenitalia сменила поставщика. Bank Leu отказывается выдать имена клиентов, затребованных американской Комиссией по ценным бумагам и биржам.

– Рынок недвижимости Франции во втором квартале…

Тут раздается первый удар грома.

– Ну вот, как новости, так какие-то проблемы на сервере.

– Глючит и тормозит.

– Ему давно пора в отставку.

Манон стоит в дверях, широко распахнув глаза.

– А еще слияние с Лондоном затеяли.

– Ненавижу, когда техника глючит.

– Фригидная тварь.

– Что происходит-то вообще?

– Да сервер опять, какие-то проблемы.

– Бури, шумы в эфире.

– Банановые чипсы на терминал рассыпали.

Манон подходит к окну и с восторгом смотрит на ливень, который вдруг хлынул стеной.

– Не темни, Рэн, там что-то происходит, мы хотим знать, что там происходит.

– Там ничего не происходит, там просто какая-то опять техническая проблема, вы что, забыли, что ли, так уже было.

– Я обожаю тебя, маленькая сволочь, обожаю, только сделай побыстрее и погромче.

– Не так убыточно, как обидно.

За окном моросит дождь, но уже не темно. Странный желтый свет разливается по небу и по домам. Течет в оливковые сладковатые лужи.

– Привет, народ, у вас тоже?

– Мне уже клиенты звонят.

– Да расслабьтесь вы, – говорю. – Вике, где папка по Vivedii, по прошлогоднему выпуску?

– Сервер просрался?

– Сервер в порядке. А вот я – в жопе.

Захожу в туалет и плещу на лицо водой из-под крана.

Холодная вода заливает мне уши, ломит лоб. Я начинаю опасную жизнь.

Вике и Кнабе вытаскивают меня из туалета и добиваются моего внимания.

Кнабе говорит:

– Короче, Рэн, мы о подарке Эрику.

– Ты знаешь, что Эрик любит эти штуки. Троглодитов.

– Трилобитов.

– Да, да, вот этих вот тараканов. Рэн, будет лучше, если ты сам поедешь сегодня и купишь… Мы тебя прикроем.

– Прямо сейчас?

– Можно позже. Просто сегодня ты мне их должен отдать, чтобы завтра получился сюрприз.

– Открывает Эрик Харт коробочку, а там окаменелый таракан, – ухмыляется Кнабе. – Как у Гая Риччи в «Револьвере»: «Будет радость».

Вике:

– Рэн?

– Хорошо. Но за это я потребую от вас массу мелких услуг.

На дворе мокро. Солнце уже пробивается сквозь тучи. Плоское поле стоянки залито водой. Беру дворник в руку и сгоняю воду с лобового стекла машины.

Когда я вижу Манон, уже поздно что-либо предпринимать. Она распахивает дверцу и садится рядом.

– Клевая тачка, – говорит Манон. – Можно я поеду с тобой?

– Со мной? Хорошо, поехали. Только ни звука Эрику.

– А кто такой Эрик?

– Я имею в виду нашего генерального директора. У него день рождения, я еду покупать ему трилобитов в подарок.

Мы выруливаем со стоянки. Июньский вечер, на лавочке сидят подростки, солнце и небо, парк и трава, когда мы выруливаем со стоянки и едем по улице.

– Рэнди, – говорит Манон. – Слушай меня внимательно, Рэнди: мы с тобой сейчас уедем из этого города и больше никогда сюда не вернемся.

– Что ты имеешь в виду?

Ярко-синее небо блестит, будто грозы и не было. Мокрые улицы блестят. Солнце заходит. Закат разгорается на золотых медных тарелках, на трубах, в окнах Трианона. Белым огнем текут воды реки. Пробкой это, пожалуй, не назовешь, но и простором тоже. Мельтешение, гуща. Питательная среда.

– Что ты имеешь в виду?

Все, дальше ехать некуда. Впереди автострада.

– Ну, вперед, – подбадривает Манон.

Три, четыре:

Ты не застегнул ширинку,

не зашнуровал ботинки,

Ты не допил свой кофе, ты не

вышел из пары десятков сделок

ты не проверил почту и аську

там сообщение от твоей герлфройндин

оно мяукает

оно прыгает

оно хохочет и говорит:

«о-оу!»

Ты забыл на столе свою сумку

из нее

сыплется

всякаярунда

Ты вообще

ничего не

выключил

Ты вообще ни

скемнепопро

щался

Ты поехал покупать

шефу трилобитов

Ты поехал покупать

шефу трилобитов

а уехал навсегда

Не дождется шеф трилобитов твоих!

и пусть твоя аська мигает и хохочет,

и почта плывет черно-зеленой лентой,

и кофе остынет, прокиснет, засохнет,

и пусть зарастает все то, что было,

плавленым сырком!

плавленым сырком

пусть заволакивает —

уже никто его

не оплакивает,

а паттамушшта,

а паттамушшта

тебя не будет здесь

больше никогда!

никогда, никогда

Страницы: 1234 » »»