Солдаты армии Трэш Лялин Михаил
17.02.03, «taste this, bitch», светает
В доме везде полумрак, кроме кухни. Сумка лежит там, где я ее и оставил. Но мамаши белобрысого нет. Вот говно!!! Быстро хватаю сумку и боковым зрением замечаю слева, на лестнице, движение. Я только и успеваю, что нагнуться. Дробь дырявит штукатурку. Поскользнувшись в луже крови, я разворачиваюсь, чтобы драпать. Нет времени даже оглянуться, кто стрелял. Тесак и Прыщ между тем столбами торчат в прихожей.
– Мотаем! – кричу я, и они, поснимав маски, пускаются наутек на улицу.
Я скатываюсь вниз в прихожую. В этот момент грянул второй выстрел – опять мимо. Я оглянулся, – мамаша белобрысого на лестнице перезаряжала ружье, но руки у нее сильно дрожали. Ведьма ведьмой: волосы слиплись от скотча и крови наподобие дрэдов, морда вся в губной помаде. Я подошел, вырвал у нее ружье и лбом прицелился ей в переносицу. Хрясь – и она присела на ступеньки, запекшаяся было кровь вновь заструилась на халат.
– Всех достану… – проговорила она, пуская кровавые пузыри, и закрыла глаза.
Я стянул маску и послал ей в рожу смачный харчок со словами:
– Попробуй это, сука!
Время – 8:53.
17–18.02.03, бункер, пересечение ул. Уральской и пр. КИМа, остаток дня и часть ночи
Я догнал своих корешей на перроне. Я же говорил, что я лучший из нас троих бегун! В тамбуре электрички мы побросали в сумку с надписью «Adibas» пушки, маски и обе рации. Затем Тесак осторожно вытащил из-за пазухи своего «пилота» пакет с грином и положил его туда же. Мы сошли сразу за аэропортом, на ж/д платформе «Ленинский проспект», и пешком повалили в бункер, дабы не привлекать своим видом лишнего внимания ментов в метрополитене. Теперь отдыхаем здесь.
Бункер, точка, погреб… Называйте это место как хотите, только сейчас в нем сидим мы втроем, потные и усталые. Я вижу, как напротив тяжело вздымается грудная клетка Тесака, как его мокрая спина оставляет отчетливый след на холодном бетоне, как слева от меня хлюпает носом Прыщ. Он сильно напуган тем, что мы учудили. Я не вижу лица Тесака, так как он опустил свою тыкву на сложенные на коленях руки, но догадываюсь, что и он еле-еле отходит от пережитого. Я это знаю, потому что сам чувствую страх. Животный страх, страх перед физическим небытием. Смертью значит.
БЛЯ! Как больно! Сильно ноет левая рука, но я добью этот текст, а потом уже разберусь с ней. Вот сука!.. Да нет, это я не с рукой разговариваю, по крайней мере, я еще не совсем отупел, это я про ту суку, которая меня искусала и исцарапала…
Судя по проникающему через вентиляционную решетку свету, на улице царит февральский вечер. Левую руку отпустило, и я спокойно могу набивать текст на старом «АйБиЭмчике». Ноутбук я прикупил на «Юноне» за сто долларов: мне нужен был хороший помощник, а этот оказался не очень требовательным. Он отлеживается у меня здесь, в тайничке, рядом с газовой горелкой, обернутыми сначала в полиэтилен, а затем в шерстяной носок спичками и прочей хренотенью, как-то: атлас петербургских улиц, пара охотничьих ножей…
Сейчас горелка стоит посередине небольшого бетонного бункера полтора на два и обогревает три измученных тела. Тесак сладко посапывает, свернувшись калачиком на собственном пуховике. Прыщ разложил на бетоне в качестве подстилки свою одежду и сидит, обхватив руками колени. Думаю, от произошедшего он до сих пор в шоке. Ну а я, придвинувшись поближе к теплу, освещенный экраном на жидких кристаллах, сижу и печатаю. Я размышляю: «Надо использовать каждую возможность, дабы добить текст. Нельзя упустить ни одной детали, ведь история только начала принимать опасный оборот. Кто знает, чем это все закончится?» Поэтому я и сижу мертвецки усталый и набираю на мягкой, слегка пружинящей клавиатуре черные буквы на дисплее. А еще я думаю о предначертанности нашего пути: «Знает ли Он, чем все закончится? И не заложен ли в начале каждого нашего поступка путь, который мы будем обязаны пройти? Каждый – свой». Еще я вспоминаю надпись готическим шрифтом железными буквами, распростертую на воротах нацистского Бухенвальда… Интересно, они знали, что она взята Ницше из Библии?
Раз уж упомянул, скажу пару слов о бункере. Окруженное со всех сторон высоким забором, наше место доступно не каждому взгляду. Сразу за забором начинается песчаная насыпь, кое-где перемежающаяся с кучками гравия. Неожиданно насыпь обрывается почти на два метра вниз бетонированной стеной. Если оторвать взгляд от земли, мы увидим нечто вроде котлована. Практически всегда в нем стоит вода – иногда чуть выше среднего уровня, иногда чуть ниже. Средний уровень для меня – это вода, не доходящая до коленных чашечек сантиметров пятнадцать. Посередине такого бассейна возвышается на три этажа нелепейшая постройка: четыре длиннющих сваи, перекрытые на трех уровнях железобетонными плитами. Похоже, здесь предполагали построить автомобильную стоянку. Трехэтажную, с серпантином или лифтовым механизмом… Так как вода практически никуда из «бассейна» не уходит, то цвет и запах ее и вовсе удручает, пусть она сейчас и под толстым слоем льда. Но мы слегка отвлеклись. Проложим свой путь слева от постройки. По самому краешку. И где-то посередке счистим ногой с бетона снег, налетевший за день. Обнаружим там, под слоем белого пуха, железный люк с прорезями – люк вентиляции. Попробуем поднять крышку. Медленно, но поддается. Отваливаем ее в сторону на счищенный ранее снег. Так достаточно будет. Спускаемся внутрь.
Темнота, но это лишь пока глаза не привыкли. Когда проходит какое-то время, мы узнаем себя в очертаниях каменного колодца, из которого нет выхода. Но постойте! Кажется, вон там, в темноте, виднеется какой-то лаз. Направляемся к нему, бережем голову, залезая внутрь. Теперь мы двигаемся не только в темноте, но и в неимоверно узком пространстве. Спина неприятно скрежещет одеждой по бетонному потолку, а руки и колени обдираются о неровный пол. Но вот мы теряем опору под руками и проваливаемся еще на полметра вниз. В воздухе перекувырнувшись, приземляемся на лопатки на дно нашего бункера, точки, погреба…
Вот мы и на месте. В окно продуха, выходящее прямо на «бассейн», слабо бьет ночной свет. Но самое главное, мы находимся где-то на полтора метра ниже уровня земли, и температура из-за этого здесь постоянная. Что зимой, что летом. Все очень просто – земля в наших широтах не успевает промерзнуть на большую глубину. Теперь можно располагаться и чувствовать себя как дома!
Деньги лежат в тайнике. На дворе почти ночь, а может, и действительно ночь. Газовый баллон совсем выгорел, надо встать и поменять на новый, а то так и подохнуть недолго. Еще бы пожрать чего-нибудь. И выпить для сугреву… Неплохо бы. Да, невьебенно тогда было бы круто!
Я отыскал в запаснике тушенку, зажег новый баллон и поставил греться банку. Я надеюсь, что мы никогда больше не увидим ту швабру. До сих пор слышу ее скрипучий голос: «Я вас всех достану». Бля, стоит признать, даже сейчас я не могу стряхнуть озноб того, что мы натворили. И, кроме того, я же собственными руками разрушил один из базовых принципов солдата армии ТРЭШ: «…кроме женщин, детей и стариков».
МАНИФЕСТ ПОКОЛЕНИЯ ТРЭШ
19.02.03, у себя в Гатчине, 6:30
Я ничего не помню о сегодняшнем дне. Очнулся трезвеющим, стоя посреди своей комнаты. На белых настенных китайских часах стрелка застряла на половине седьмого. Я стоял и сжимал в одной руке сумку с муляжами, масками и рациями; в другой – кусок оконного стекла. По нему стекали и падали на пол капельки бурой крови. Ради любопытства я сжал ладонь еще сильнее, и заместо капель на стекле образовались две полоски, похожие более на струйки от пролитого томатного сока, нежели на кровь. Чтобы придать ощущениям долю реальности, я облизал стекло. Тошнотворный вкус наполнил глотку, и меня вывернуло прямо на ковер. Меня вырвало от самого себя, от ужаса деградации, от убийственной тяжести бытия и от проделанного нами.
Слишком уж много во мне было дерьма! Я стоял, упершись ладонями в колени, и ждал, когда же, наконец, полностью от него смогу избавиться, чтобы, проблевавшись, стать чистым, как весенний ветер…
Нет, хуй тебе, такому не бывать никогда! Этого не случится. Это не случилось ранее и поэтому не произойдет позднее. Так же, как ты забрался в эту яму с дерьмом, точно так же ты обязан из нее и выползти. Только ты сам, а не добрый дяденька со стороны, можешь как погубить себя, так и спасти… Ты хочешь сказать, у тебя не было выбора? Запомни, это ХУЙНЯ! Потому как у любого человека в любой ситуации есть выбор: остаться ли ему самим собой, либо стать частью Системы. Весь фокус заключается в игре на человеческих слабостях: если сегодня уступил, то и завтра уступишь; а если нет, то за тебя кто-то даст слабину, и тебя ликвидируют как вышедшую из строя деталь Системы. Представь себе, будто она – интегральная микросхема, а ты – один из тысячи транзисторов в ней. Как, полегчало? Готовясь бороться с Системой в целом, будь способен проиграть, но не выйти из Игры. Будь готов ответить ударом на удар. Это не правило солдата армии ТРЭШ. Так, жизненное наблюдение.
Может быть, Вождь тогда прав? Смирись и живи? И я понял! Все понял. Так больше продолжаться не может! Из тупика нет выхода, даже если дать задний ход. Ветвь развития человечества исчерпала себя, и мы, те, кто идет с новыми мыслями, чертовски дерзкими идеями, не затуманенным жировой прослойкой мозгом и чистой, как колодезная вода, памятью, то есть все те, кого называют «солдатами армии ТРЭШ», должны и способны взять на себя решение проблемы. Никто, кроме нас! Настало наше время!
И в тот самый миг, как только про себя все это прокрутил, я подошел к письменному столу, сел и быстро, по свежим следам, записал чернилами и кровью, растекающимися по листам в клеточку, следующее:
Хватит! Мы слишком долго жили во мраке, чтобы привыкать к серым будням! Нам нужен свет, но не тот, который отражен в миллионах голубых экранов этой планеты, нет, нам нужен истинный Свет, тот, который принес людям Прометей. Он нам нужен! И если так, то мы не будем разводить пустые и никому ненужные разговоры. Нет, наши методы другие – если нам что-то необходимо, мы встаем с колен и достаем это сами. Так возьмем же наш Свет сами и приготовимся к битве!
1. К вопросу о литературе ТРЭШ.
Любой текст, написанный о поколении ТРЭШ, составляет корпус нашего движения. Но только тот текст может быть признан идеальным, который внутренне не противоречит движению. Он и составит основу ТРЭШ. Так как в принципе таких текстов будет немного (в природе все идеальное объективно ограничено), то необходимо с достаточной строгостью отнестись к их отбору.
Мы специально называем наши произведения текстами, так как считаем их более приближенными к реальности, чем литература в привычном понимании этого слова. Поэтому наши тексты имеют практический характер, они не несут в себе социокультурных черт. Текст выполняет функцию призыва к действию и, одновременно, практического пособия. И ничего более.
Большее значение, по сравнению с вербальным изложением текста, в движении ТРЭШ придается невербальной передаче смысла. Особенный, почти знаковый смысл приобретает в этом случае использование ненормативной лексики. Мы считаем, что недоиспользование (неупотребление) или, наоборот, неоправданное употребление матерных выражений в текстах ведет к искажению существующей действительности. Как в повседневности невозможно обойтись без крепкого слова, так и современное произведение, лишенное его, кажется некой сомнамбулой. Таким образом, недоиспользуя или пользуясь неверно бранными словами, автор лишает свой текст права быть реалистичным. А основное правило идеального текста ТРЭШ говорит о том, что любой ТРЭШ-текст должен быть настолько привязан к существующей действительности, насколько это вообще может быть разумно доступно автору.
2. Об идеологии.
Так как в большей своей части ТРЭШ-движение основывается на литературной базе, т.е. на обобщенном в единый корпус произведений жизненном опыте авторов, то и брать идеологию следует из первоисточников. Изучение первоисточников – вот главная задача для стадии первоначального становление ТРЭШ-идеологии!
Базовой аксиомой над литературным пластом для каждого солдата армии ТРЭШ возвышается одна единственная оговорка: «…кроме женщин, детей и стариков». Так как по отношению к базису все оставшиеся правила будут являться надстройкой, то и действовать необходимо согласно такому логическому заключению.
Всего правил солдата армии ТРЭШ шесть:
Первое — надо хорошо знать отступные маневры, прежде чем начинать драку.
Второе — если бьешь первым, то бей на поражение.
Третье — никогда не рассчитывай на сострадание со стороны противника.
Четвертое — будь против Системы, но играй по ее правилам.
Пятое — создай свое правило солдата армии ТРЭШ.
Шестое — действуй!
3. О музыкальной культуре.
Этот раздел неслучайно введен в манифест. За годы эволюционирования музыка становилась все проще и все доступнее. Менялся сам тип музыки, а следствием этого явилась деструктуризация сознания человека относительно его предпочтений. Мы можем с уверенностью сказать, что сегодня музыка более направлена на конечного потребителя (а таковым является массовый пользователь). Потребности человека формируются самим рынком, а он, в свою очередь, лишь часть Системы. Поэтому настоящая музыка не может быть создана рынком, а значит – Системой тоже.
Не секрет, что философия главенствующим элементом в цепи «высших моральных практик» признает именно музыку (по Ницше эта цепь: народный фольклор – поэзия – музыка). Следует отметить, что в воспитании настоящего солдата армии ТРЭШ огромное значение имеет тип музыки. И дело здесь не в том, чтобы целыми днями слушать R.A.T.M. или Slipknot. Вовсе нет! Смысл музыки – в морально-этической стороне воспитания каждого человека. С помощью Настоящей музыки можно проникнуть гораздо глубже, чем за простую видимость вещей. С ее помощью становится возможным познать саму суть происходящего в мире, узнать скрытый от глаз заурядных людей смысл Вселенского Процесса Жизни.
4. О внутреннем порядке.
Когда мы говорим «внутренний порядок», мы в первую очередь подразумеваем порядок в нас самих. Пока оного мы не обрели, нам нечего соваться за пределы наших собственных тел. Пока ясность мысли не набрала предельную глубину, нам нечего противопоставить внешнему миру. До тех пор мы будем безоружны, пока не сможем подавлять собственные слабости. Потому как Система тоже обладает слабыми сторонами, мы сможем выиграть эту войну только с помощью внутренней силы. А она, в свою очередь, не берется просто так с Небес, где сидит добрый боженька. Она нисходит только на тех, кто полностью прошел путь самоочищения и не дрогнул. Только такой человек готов принять бой и выиграть Битву. Но за одной битвой последуют многие. И многие из нас так и не дойдут до конца, пусть они и достигнут внутренней святости. Мы должны быть к этому готовы. Но не так, чтобы затыкать собой дыру в шеренге, образовавшуюся из-за павшего товарища, дабы напроситься на очередь теперь уже себе в грудь. Нет, это не наш метод, не метод солдата армии ТРЭШ! Мы стараемся не попасть под очередь противника, но и не укрываемся за спинами впереди идущих. Так поступают только порождения Системы – жалкие отбросы общества, я с вами говорю! Мы хитрее, умнее и чище вас, запятнавших себя не столько кровью противника, сколько кровью своих же товарищей! Поэтому мы будем двигаться вперед, изворачиваясь, соблюдая правила Игры, правила Системы. Но запомните, блядское отродье, мы построим свои правила, и тогда моря поглотят ваши останки! Мы уже здесь! А ведь вы этого никак не ожидали, не так ли?! Мы не тупые кролики, которых можно перевести на мясо в любое для вас удобное время. Нет, пусть товарищ впереди упал, но мы извернемся и пройдем еще сотню-другую шагов, прежде чем вы найдете способ уничтожить следующего. Но эти шаги, они будут чисты, как майская роса ранним утром. Они будут завоеваны потом и кровью, и только поэтому будут чисты перед Господом!
5. О врагах явных и скрытых.
Глухие да не услышат, ибо лишены подобного дара.
Слепые да не узрят, ибо в глазницах их зияет пугающая пустота.
Мы не требуем хоть какой-нибудь сатисфакции со стороны тех, кто не выбрал, чью же сторону он примет. Мы не собираемся доказывать всем вам наше право на существование. Мы даже не хотим уничтожать наших врагов. Мы просто ставим мир перед фактом своего существования, и не считаться с нами с этого момента станет просто невозможно. Мы самодостаточны. У нас нет ярости к нашим врагам, потому как ярость ослепляет и делает нас слабыми. «Мы размышляем, и уже поэтому обрекаем себя на поражение»,[8] – так говорил полковник Куртц об американцах во Вьетнаме, и то же самое мы можем с уверенностью в голосе отнести к самим себе. Только когда мы начинаем задумываться о смысле поступков, мы обретаем человеческое обличье и, значит, все те болезни, кои сопутствуют человеческому существу. Но мы должны выиграть эту Войну, и поэтому мы остаемся глухими к внутренней ярости, которая любого сделает слабым. Когда ты испытываешь подобные чувства к врагу, со временем ты уже не можешь абсолютно толерантно относиться нему. Ты начинаешь испытывать определенные чувства, а они сеют в душе семена сомнений в правильности совершенных тобою поступков. В конце концов, мы всего лишь инструмент в руках Господа, так почему бы нам полностью не отдаться Его воле? Или мы думаем, что мы намного умнее Его?!
На вашем пути бойтесь врагов скрытых и презирайте открыто возражающих. Ненависть делает явных врагов движения ТРЭШ слабыми, точно так же, как это происходит с нами. Скрытых же врагов выявить очень сложно. И дело здесь не в их изворотливости. Все гораздо проще – просто они не хотят, чтобы существовали такие, как мы. Мы – как бельмо на глазу у топ-модели, или как не на шутку разыгравшаяся язва двенадцатиперстной кишки во время праздничного обеда. Но мы, солдаты армии ТРЭШ, знаем, что Система, выпускающая и наших врагов, и безразлично относящихся к нам людей, и, наконец, будущее пополнение поколения ТРЭШ, сама сгнила, начиная от деревянных свай в основании и заканчивая стропилами, крышей. Она выпускает гнилых людей, и только благодаря этому стало возможным само возникновение ТРЭШ-поколения. Того заблудшего сына, который разрушит к черту мать-прародительницу. Он проделает это во избежание дальнейших мучений своего родителя. Он избавит в одночасье ее от язвенных наростов, гниющих ран, до крови расчесанной сыпи, покрывшейся коростой сукровицы… Он сделает это из-за любви и предельной ясности своего сознания, ясности в том, что иначе и быть не может.
Мы сделаем это, мы разрушим Систему! И никто не сможет остановить нас, солдат армии ТРЭШ. Мы найдем в глубине разжиревшего и погрузневшего тела Системы тот огонь, который стал началом всего, огонь Прометея. Мы и только мы найдем его и заново положим начало Свету. Никто, кроме нас! Только мы! Пусть товарищи гибнут… Прометей пожертвовал собой ради Света, так почему бы и нам не повторить его путь самопожертвования?! Зато в конце нас встретит огонь, который подарит очищение.
И таковым будет начало…
19.02.03, по-прежнему у себя, 8:40
Закончил писать уже жутко утомленным. Тетрадка в клеточку превратилась в набухшую от крови и пота кипу листов. Я устало обвел комнату взглядом, за окном забрезжил рассвет. Я подумал, что не спал уже двое суток, и от этой мысли мне стало еще невыносимее, так как память возвратила в мельчайших подробностях все произошедшее за эти два дня. Я посмотрел на поднятую над поверхностью стола кисть – пальцы заметно тряслись. Окруженному одним лишь кругом от настольной лампы, мне стало совсем уж невыносимо сидеть в темноте, где и за окном, и в комнате, и в самом мне простирался мрак. Встав и сделав пару шагов, тело наконец-то почувствовало физическое истощение и повалилось на мягкий ворс ковра. Уткнувшись носом в него, я ощутил едва уловимый запах пыли и кислый – блевотины. И провалившись на самое глубокое дно самого темного из колодцев, я согрел свою пропавшую душу мыслью: «Где-то там, в конце, тебя действительно будет ждать Вечный огонь, согревающий заблудшие души и очищающий падшие».
Часть 3
ТРЭШ ОТСТУПАЕТ
ПАДЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ, ИЛИ К ВОПРОСУ О ФИЛОСОФСКОЙ МАТЕРИИ БЫТИЯ. ПУСТОТА И НИЧТО
1.03.03, Таврический парк, день
Я двигаюсь вперед только по инерции прожитых дней!
После той вылазки в Николаевскую, где мы порядком облажались и наломали дров, нам всем троим нужна была передышка недели на две.
Выглянуло первое радостное солнышко. Все было спокойно, СМИ не трубили о жуткой расправе и тому подобной херне. Все улеглось, и я был уверен, подуспокоился не только я, но и моя боевая двойка. Мы сидели на лаве. Большую часть грин я изначально предназначил детям деревни Николаевская. Я хотел сделать доброе дело. Чтобы ребятишки ходили в нормальной одежке в школу. Чтобы община заботилась об умственно отсталых и калеках. Чтобы женщины смогли накормить голодные семьи… Вот для чего я затеял ту вылазку. Я думал искупить грехи и сбросить камень страданий с шеи. Мне казалось, что так будет справедливо.
Мы сидим на скамейке в Таврическом саду за небольшим парком аттракционов, отделенным от сада оградой, и пьем пиво: я – «Невское Классическое», Тесак – «Адмиралтейское», Прыщ – «Балтику №3». В общем, круто сидим!
– Тесак, когда ты оглядываешься назад, что ты там видишь? – неожиданно даже для самого себя спросил я.
Я посмотрел на этого большого человека, откинувшегося на спинку скамьи и нежившегося на солнышке. Он зажмурил глаза и ответил:
– Гребаную пустоту, друг, гребаную пустоту…
Я слегка призадумался, но как ни старался отыскать хоть что-то хорошее, что совершил в жизни, ничего так и не находил. Может быть, когда-то в глубоком детстве… Да, какая-то херь всплывает. Но мне абсолютно насрать, я живу настоящим!
– Как ты думаешь, если мы уйдем из этого блядского мира, кто-нибудь пожалеет об этом?
Тесак опять задумался. Меня всегда поражало его умение подолгу держать паузу, выводя всех из себя, а затем парой фраз попасть в точку.
– Я так думаю, что ни хуя подобного.
– А как же вечный след во Вселенной и прочая ботва, а?
– Не-а, друг, такая муть не катит! Где ты видел, чтобы трое ублюдков оставили на небосводе довольно четкий след? Разве что в Аполло-13…
Мы весело заржали сами над собой.
– Ни хуя мы в этом мире после себя не оставим, – продолжил более серьезно Тесак, отхлебывая «Адмиралтейское». – Да и стоит ли?..
Повисла тишина. Я зажмурился на ласковое солнышко и тоже подумал: «А стоит ли?»
– Мы все ничто, потому как порождены ничем!
Я вспомнил слова Вождя: из ничего рождается ничто.
– Верно подмечено, чувак!
Я мельком отметил усратого в говно Прыща. Мы еще даже пить не начали, а он – в говно! За это я его и недолюбливаю. Прыщ пытается сосредоточиться на перспективе укутанного в снег парка, но взгляд затуманивается и расплывается. Я окликнул его, пьяная рожа еле-еле смогла найти, кто с ней разговаривает. Я вставил ему еще одну открытую бутылку пива в руку, он замотал башкой.
– Пей! Я блюду твою норму!
Прыщ поморщился, но поднес ко рту бутыль. Тесак улыбнулся. Вот и бери потом Прыща на серьезные дела, когда он в говно со второй «тройки»! В таком состоянии с Прыщом съябывать от кого-нибудь бесполезно. Лучше либо не вмешиваться сегодня ни во что, либо принимать бой на месте.
1.03.03, инструкция по применению проездного билета в качестве туалетной бумаги
Я пошел срать. Нашел закоулок между помойкой и стеклянным сводом оранжереи. Получалось так: со стороны парка меня засечь не могли, зато работники и посетители оранжереи с ужасом наблюдали, как человек срет прямо под их носом. Я пару раз подмигнул симпатичным девчонкам. Уверен, охота выбирать растения у них резко отпала. Когда я закончил свои дела, передо мною встала достаточно серьезная проблема: вытереть жопу снегом или порыться в карманах. Я предпочел второе, хотя и так порядком отморозил задницу. В карманах оказался лишь один бумажный трамвайный билетик.
На самый пожарный случай существует следующая инструкция по подтирке жопы с помощью столь незначительного клочка бумаги:
I. Билет сгибается пополам, затем еще раз пополам.
II. Из билета вырывается сердцевина.
Ни в коем случае не выбрасывайте оторванный уголок! Он нам еще пригодится.
III. Раскрываем получившуюся конструкцию. Продеваем указательный палец в образовавшуюся дырочку. Продеваем до второй фаланги. Поправляем «юбочку».
IV. Тщательнейшим (!) образом вытираем задницу этим пальцем.
V. Аккуратно снимаем налипшее на палец говно с помощью «юбочки».
VI. И вот тогда-то и наступает время заветного уголочка! С прилежной педантичностью мы извлекаем внешней стороной уголка дерьмо, забившееся к нам под ноготь.
Полезное примечание: прежде чем приступить к подтирке задницы, попробуйте напрячь и расслабить несколько раз мышцы таза. Говна вам придется вытирать намного меньше!
1.03.03, небольшая разборка, 14:34
Я представляю, что случилось с теми людьми, которые наблюдали за мной в тот самый момент, когда я подтирался согласно вышеизложенной инструкции.
Опорожнив кишечник, я выходил с позиции и заметил что-то кроваво-грязное на снегу. Поверх того, что я увидел, пролегал свежий отпечаток протектора ГАЗ-5304. Я остановился. Я попробовал различить в месиве хоть какие-нибудь идентификационные признаки раздавленного существа. Тщетно. И я подумал: чем же я отличаюсь от этого, перемолотого колесами машины, куска мяса? О, Господи, ничем!..
Проколотая точка. Кажется, это из математического анализа. Очень похоже на людей. Мне почему-то вспомнилась песня Оззи «Zero the hero». Ноль – герой. Бля, достаточно поэтично звучит! Может, мы все большие нули? Черная тоска наползает на меня всей своей мощью, как после героиновой ломки. На ум сразу приходят гребаные аналогии типа «people equal shit» (это из Slipknot’а). Дерьмо! Заткнись!
Тесак молчит, по лицу видно – думает.
– От нас ничего не останется, потому как мы сами ничто, верно? – Тесак пытается продолжить свою мысль. Я вспоминаю слова Вождя и присаживаюсь рядом.
– Из ничего произрастает ничто. Так сказал тот мужик с дрэдами, – мне неловко называть его Вождем при Тесаке.
– Чертовски верно сказано! – добавляет Тесак и одним глотком осушает своего «Степана».
Я же углубляюсь в дебаты с самим собой насчет людских страданий. Голод, засуха, dictatorshit… Бля, если заботиться обо всем мире в целом, так и шизофрению недолго заработать! Как Бог там один управляется?
Происходит внешний толчок. Я пока не могу определить, откуда он идет. Может, блевануть? Да нет, брось! Ты еще и не выпил как следует. Но толчки не прекращаются, они лишь становятся более частыми. И я понимаю, что кто-то орет.
Я оглядываюсь (14:37). За оградой находятся детские аттракционы. Паровозики, карусельки и прочая хуйня, доставшаяся в наследство от Великого и Могучего. И есть там вроде домика для персонала. Туда ведет лестница, в которой отсутствует множество ступенек, а заместо них плашмя лежат доски. Очевидно, раньше там была горка. С балкончика какой-то мудак что-то орет нам во всю глотку. Орет на нас. С ним наверху еще какие-то мужики и их прошмандовки, которые пришли нажраться и потрахаться.
– Не обращай внимания! – говорит мне Тесак.
Я и не обращаю, но внутри уже зарождается нехороший огонек. Я бессилен. Ярость и злость – это все, что осталось от моего поколения. Тупая ярость, тупая злость.
Даже Прыщ что-то в ответ им буркнул. Я встаю и… меня ведет в сторону. Мужики наверху ржут. Девки все накрашенные, у каждой по несколько пачек презеров распихано по карманам. От нашей скамейки до крыши метров пятнадцать. Какие острые шипы на полуметровой ограде!
Тот мудак продолжает крыть нас, бляди смеются все неистовее. Я делаю вид, что убрался вконец, и плавно подхожу к нашей урне. Мы к этому моменту прилично уже убрали стеклянных бутылок. Достаточно, на мой взгляд. Нехороший огонек пожирает мой мозг. Из двух выпущенных (14:40) за секунду бутылок «тройки» одна разлетается об перила, другая, разбиваясь об лоб прошмандовки, взрезает ей все лицо. Теперь, дорогуша, никакая косметика не поможет, и будут тебя ебать по жизни в жопу, чтобы не видеть твое уебышное лицо!
Оравший долбоеб пытается спешно спуститься (14:41) по наклонным доскам. Видно, что он, как и Прыщ, тоже перебрал. Но я готов к новой атаке, и через несколько секунд две бутылки вырубают уебка, попав ему прямо в торец. Он обмякает на перилах и едет вниз, шмякается об землю. Одна из прошмандовок наспех перевязывает (14:42) другой лицо, когда на сцене появляется еще несколько действующих лиц. Они выскакивают один за другим из гребаного чердака. Они пялятся на нас, некоторые посылают на хуй. Когда балкончик набился ими полностью, один здоровенный мудофель оттолкнул в сторону изрезанную бабу и ее подружку, а сам принялся швырять в нас пластиковыми бутылками из-под пива. Но они жутко тормозили о воздух и падали, не долетев до цели. Оцените преимущества пива в стекле!
Я оглянулся (14:43). Тесак стоял в боевой позе, готовый ринуться в бой в любой момент. В то же время мимо нас пролетели две водочные бутылки, но они были посланы слишком сильно и, пролетев над головами, закружились на льду канала. Ярость во мне прыснула в кровь адреналином. Пиздюки получат свое!
Мудофилы, поняв, что им нас не достать, принялись спускаться (14:45) по гребаной лестнице. Они, видать, не знали участь дружка, распростертого на земле! Я скомандовал: «Сейчас!» – и штуки три пивных бутылей «приземлились» (14:45:24) россыпью на двоих гнойников… Мне доставляет огромное эстетическое удовольствие сам звук полета пустой бутылки, а именно, как она делает горлышком свое «фьют-фьють». Как она летит в цель с максимальным ускорением и, достигая ее, разлетается на мелкие кусочки! Одурманенный яростью, мозг фиксирует мельчайшие подробности: как двое мудаков теряют равновесие; как они приземляются на настил; как десятки острых стеклышек врезаются им в тело; как, скользя по наклонным доскам, пиздюки оставляют за собой кровавый след и, наконец, как они корчатся от боли, придавив мосталыгами своего кореша.
Я понимаю (14:47), что пора завершать спектакль, и еще штуки четыре стеклотары летят в середину толпы на балкончике. Тесак хватает непочатого «Степана», я – Прыща под мышку. Пока мудаки наверху матерятся от боли ударов и порезов, мы медленно отступаем (14:48). Один из тех хуетесов, что оказались на земле, приковыляв к забору, пытается перемахнуть его, помогая себе матюгами. В этот момент об его голову с хрустом бьется полная бутылка Тесака. Мой друг рад, улыбается. Пиво вспенившимися струйками стекает с поникшей на изгороди головы уебка. Тесак оборачивается ко мне, и в его глазах читается: «Нас меньше, но мы здорово уделали их!» На моем лице взаимная радость.
– Делаем ноги! – кричу ему, и мы сматываемся. Ментура должна подъехать с минуты на минуту.
Огонек покидает мозг. Хронометр показывает 14:49.
1.03.03, тупая злость, 19:36
Мы тащимся по занюханной улице рядом со станцией метро «Чернышевская». Мы уже слегка протрезвели, и Прыщ плетется отдельно, стараясь самостоятельно удержать равновесие. Впереди готическая церквуха, такая же занюханная и жалкая, как и вся улица. Новоанглийский стиль, начало прошлого века. Она выглядит словно закопченная рыбешка с этим толстым налетом сажи на кирпиче. Да и сама улица, впрочем, второсортный отброс: рытвины одна глубже другой; развалившиеся поребрики; размазанные по тротуару собачьи фекалии; грязные стекла; немытые целую вечность фасады; мусор, перемешанный со снегом, высится горушками возле подворотен; зассаные подъезды, откуда веет затхлостью, разрухой и плесенью; откровенные помойки, а не машины расставлены вдоль. Некоторые из них навсегда лишились способности перемещаться в пространстве. И из ближайшей к нам (Opel Kadet) вылазит грязный, как сама улица, бомж. Я рукой даю знать, что вперед пойду один, а сам посматриваю по сторонам в поисках палки. От бомжа воняет, как от сотни вокзальных сортиров. Грязные космы волос выползают из-под шапки, порванный в нескольких местах тулуп выглядит эксклюзивно засаленным (в куче мусора нахожу обрезанную трубу), вместо ботинка на одной ноге полиэтиленовый пакет, руки в говне (готовлюсь к удару), а ноготь мизинца на левой руке достигает поистине гигантских размеров. Я думаю, что ему глубоко наплевать на себя.
Я бью со спины и бью ровно под колени. От неожиданности и силы удара бомж снопом валится на землю. Ебаный засранец! Получай, сука! Бомж пытается встать, пыхтит, отдувается, но в это время пара точных ударов проходят ему в голову. Бомж оседает на земле.
– Сука! Будешь знать, как топтать Божью землю своими дерьмовыми ногами! Вот, блядь! Ты же, сука, больше не человек, ты и работать разучился! Получай!
Я стараюсь как можно больнее врезать ему по коленной чашечке. Размахиваюсь и… меня кто-то хватает сзади за талию и отбрасывает в сторону.
– Блядь! Успокойся ты наконец! Он же ничего не сделал! – орет на меня Тесак.
– Блядь! Да ты же ни хуя не понимаешь! Из-за таких мудаков…
Я принимаюсь избивать стонущего бомжа ногами в живот. Тесак вновь отталкивает меня. Я замахиваюсь на него.
– Будь ты проклят! Ты попадешь в Ад! – доносится сиплый голос бомжа.
Я пару раз успеваю ударить того по башке, перед тем как Тесак утаскивает меня вверх по улице. Снег под головой бродяги начинает темнеть. Я кричу на всю улицу:
– Мы все будем гореть в Аду! Никто не спасется!
Я вижу, как к бомжу подскакивают его же кореша и начинают по частям раздевать того, стонущего о помощи. Непонятная злость захлестывает меня со всех сторон.
– Блядь, друг, ты иногда пугаешь меня! Что с тобой происходит?
– Отъябись, Тесак! – я говорю без злобы, лишь бы он заткнулся.
«Ночь будет морозной», – думаю я, глядя на яркие, будто протертые заботливой рукой Творца, звезды.
СОШЕСТВИЕ В АД №3
15.03.03, в Николаевской
Мы поехали в Николаевскую только лишь из-за денег. Я пообещал сам себе отдать часть добычи в пользу детей Преисподни. Так и сделаю. На руках у нас было семь тысяч грин.
Вождь встретил нас с распростертыми объятиями, а когда я рассказал, зачем мы явились, он накрыл небольшой стол. Но вот что странно, сейчас я не испытывал к этому человеку никакой симпатии, даже наоборот – появилась потаенная злоба. Я пока не мог определить, откуда растут ее корни. Все это вкупе сжигало меня изнутри сильнее, чем снаружи.
– Чегой-то вы сегодня без Кати? – лыбится во весь рот Вождь и встает.
Вместо ответа я просто хочу хорошенько врезать ему промеж глаз. Но приходится отвечать:
– А зачем она нам?
Человек с дрэдами пошел прятать семь кусков грин, но мой ответ явно заставил его призадуматься. Из темноты вынырнуло грязное лицо. Улыбка оказалась такой же грязной. Пока он прятал бабло, я с Тесаком переглянулся. У моего дружка на роже висела игривая улыбка. Блядь! Да что здесь происходит? Такое ощущение, будто меня круто прокинули! Откуда оно могло взяться?
«Ужасный» человек вернулся. Он нарезал колбасы, черного ржаного хлеба и разлил водки. Я чуть прикрутил фитилек у керосиновой лампы.
– Почему вы до сих пор не можете проложить ебаное электричество? Народу у вас хватает! – кажется, я начал понимать, откуда взялась злость.
– А зачем? Люди, которым оно нужно, воруют электроэнергию у толстозадых пиздюков через дорогу, – говоря все это, он пережевывал бутерброд. – У нас, кстати, из-за такой хуйни куча проблем. Понаедут пиздюки на корытах, а ты разбирайся, кто, сколько и кому должен!
Отвращение усиливалось. Вождь хренов!
– Так почему же не провести линию электропередачи, а?
Он недоуменно посмотрел на меня.
– Я думал, некоторые вещи в вашем возрасте должны пониматься без слов.
И этот мудила снова улыбнулся своей мудацкой улыбкой. Ну, блядь, держись!
– Да ни хуя подобного! Я точно понимаю сейчас только одно – передо мною сидит хмырь, которому мы привезли за просто так семь кусков; который чешет языком направо и налево, а сам ни хуя не пробует наладить в деревне, жители которой полностью ДЕГРАДИРОВАЛИ! Какой, в жопу, может быть разговор о грядущем поколении, если ему предшествовала группка пиздюков, подобная вашей?!
Вождь явно не ожидал такого поворота событий. От изумления он открыл рот. Тина, гнившая в сердцевине души, почти полностью вылезла наружу. Козел начал заплетающимся языком:
– Если не хотите, не возите товар. Я думал, вы взяли достаточно комиссионных. Как я понимаю, цену вы неплохую смогли набить… Или я что-то не так говорю?!
К концу своей фразы он торжествовал с улыбкой на своем сраном лице. Я просто не понимал, о чем он толкует. Я обернулся на Тесака. Он смотрел неподвижным взглядом на мужика в дрэдах.
– Тесак, что за хуйня?! Я лично ни хуя не понял из его речи. А ты?
Ни один мускул на лице Тесака не пошелохнулся. Будто ебаный сфинкс, он сидел и смотрел на мудилу. Мне почудилось, что еще секунда – и Тесак безразличным голосом истукана задаст свою любимую загадку. Но он лишь сквозь зубы процедил:
– Спасибо за угощение!
И потянул меня на выход.
Хотя шла середина марта, все равно было холодно. Тесак вышагивал впереди, я еле успевал догонять его.
– Бляха муха, Тесачище, друг! Что за хуйня?! О чем это он базарил? Что это еще за «товар»? Хули он улыбался?!
В мозг стучалось все больше и больше вопросов. Если честно, то казалось, словно мир вокруг меня закручивается все сильнее. Будто я попал в ебаную воронку. И петля на шее вот-вот затянется.
Тесак остановился. Он выжидательно посмотрел на меня и, пока Прыщ догонял нас, рассказал стандартную хуйню про какие-то лекарства для его будущей тещи. Я не сказал ему, что его отмазы – полное говно. Промолчал. А что такого? Я же его друг! Я смолчал, но в душе поселилась еще большая тревога. Мы выдвинулись в сторону станции, и Тесак всю дорогу травил байки.
СОЛДАТЫ АРМИИ ТРЭШ
18.04.03, переулок Каховского, пятница, 8:47
Неплохо мы сегодня оттянулись. А вышло так все из-за того распиздяя с шавкой! Сам во всем виноват! Надо было субординацию соблюдать. Славно мы повеселились!
Началось это дерьмо – проще не придумаешь. Мы вывалились с хаты Тесака, вышли из-под арки, а только затем двинулись не направо, как в тот памятный день, а свернули в противоположную сторону. Тесак с Прыщом чуть ушли вперед, а я зырился по сторонам – хорошая привычка, никогда не помешает. При надвигающейся опасности важно знать, откуда она придет – с фланга или с тыла. «Кто предупрежден, тот защищен», – так, кажется, эти ебыри римляне говорили. Особенно, наверное, это помогло Гаю Юлию Цезарю. Двадцать три ножевых ранения – не та опасность, от которой можно скрыться за первым попавшимся кипарисом!
Но сегодня с утра вокруг царило только умиротворяющее блаженство: начали проклевываться сквозь набухшие почки молодые зеленые листочки; по небу быстро-быстро летели обрывки облаков; соловьи заливались кто во что горазд. Говорят, мужским особям требуется обязательное присутствие неподалеку соперника, дабы друг у друга перенимать навыки верещания. И только в таком случае возникает знаменитая соловьиная трель. В противном случае певун застывает на месте и никуда не двигается в развитии многоступенчатой системы призыва самки.
Точно таким же видится мне самосовершенствование солдата армии ТРЭШ – я не хочу быть похожим на застывший в своей опалубке кусок бетона. Только постоянное стремление вперед позволяет превзойти соперника, который, в конце концов, выбьется из последних сил. Данное обстоятельство является нашей козырной картой при борьбе с ожиревшей Системой. Она неповоротлива, мы для нее слишком малы и юрки. Она уничтожит одного из нас, но всех перебить не сможет, и место погибшего займут десятки более хитрых и изворотливых от ленивых ударов Системы солдат. Это мы и называем «движением ТРЭШ». «Я ненавижу тебя настолько, что хочу уничтожить!» – вот наш боевой клич. Мы идем! Мы уже рядом.
Я глубоко вобрал в легкие чистого весеннего воздуха, испытав прилив жизненной силы после краткого размышления. И только тогда заметил посторонний шум. На меня с неистовой яростью бойца бросался плюгавенький песик. Я перевел взгляд чуть выше и увидел того самого распиздяя. Он открывал свой сарай. Это был седой полулысый старикан с желтой от дыма сигарет морщинистой кожей лица. Мне сразу стало ясно, что лавка помогает ему со старухой прокормиться, да еще детям чуток помогать. В общем, он создавал жалкое впечатление у наблюдателя. Таких мы, солдаты армии ТРЭШ, обычно не рассматриваем как серьезную силу противодействия. Они в течение жизни оказались полностью поглощенными и порабощенными механизмами Системы, этой жирной сучкой.
Но в данный момент меня больше занимало отрабатывающее свою жратву тявкающее существо. Я вообще-то не люблю, когда на меня поднимают голос, а особенно подобные твари. Мужик, заметив мой бешеный взгляд, направленный на собаку, скороговоркой бросил:
– Иди своей дорогой, она не укусит!
Адреналин выбросился в кровь. С какого хуя долбоебаные стариканы начали указывать, что мне делать?! И я со злой усмешкой спросил:
– Твоя собака, мужик?
Чувствую поверхностью кожи, как он застремался. Помялся-помямлил и опять за свое:
– Давай иди своей дорогой, не укусит она.
А шавка только заводиться начала, ну и я тоже, значит, не отстаю. Получилось так, что тявкает шавка ровно посередине между мною и старым пиздоболом. Что-то около двух метров. А ровно за спиною мужичка его лавчонка. Я так медленно, словно плохой парень из дешевого голливудского фильма, поднимаю взгляд с исходящей на сип собаки и смотрю поверх плеча мудозвона. Он должен был понять, куда я вылупился. И тут я ставлю точку в мелодраматической части этой истории. Я говорю:
– Хорошенький у тебя магазинчик!
Не глядя на осунувшееся выражение лица пиздюка, поворачиваюсь через левое плечо и спустя несколько секунд догоняю своих друга-нов. Думаю, у него есть возможность подумать над моими словами. Но только до вечера. Все равно ничего уже не изменить!
Шавка так и лаяла, когда я догонял ждущих меня Тесака с Прыщом.
18.04.04, «Копеечка» на станции метро «Приморская», 18:21
Мы решили заглянуть в «Копейку» – ведь надо что-то жрать! Схема, которой мы придерживаемся при краже в продуктовом супермаркете, очень проста. Мы заходим втроем одновременно. Каждый обособленно, но все заодно. Стараемся накладывать в корзины понемногу, только то, что не сможем украсть. Но и пиздить мы много не собираемся, только самое необходимое. Жадность не одного фраера сгубила!
Наша группа придерживается двух стратегий при магазинных кражах:
I. Вор-скромник.
Стандартная стратегия, при которой вор незаметно пытается спиздить то, что ему надо. Кражу пытается прикрыть другими покупками.
II. Вор-франт.
Одновременно и самая опасная, и самая пон-товая стратегия. Вор старается действовать как можно более открыто и нагло, полагаясь, что наглость отпугнет тех, кто попытается его задержать.
Для продуктового вора главное – это иметь большие карманы куртки. Большие – это не значит огромные. Они должны быть широкими и высокими, чтобы положенный в них товар не сильно оттопыривал их. Желательно в тот же карман положить шапку (если зимой) или связку ключей (если пиздишь товар летом).
Точно не помню, что украли два моих кореша, но сам я поживился маленькой банкой Pringles на 50 г, парочкой коктейлей «Мажитель» по 200 мл каждая, а напоследок, перед кассой, спиздил две микроупаковки кофе «Чибо» (запамятовал объем). Я никогда не пробовал украсть что-нибудь действительно объемистое, что-нибудь вроде упаковки из шести банок пива или сраную двухлитровку коки. Тесак говорит, что это даже проще, чем красть мелочевку. Он использует вторую стратегию. И поэтому я горжусь моим другом. Мы с Прыщом чуток поскромнее.
Украсть – это одно дело. Не попасться – вот другое! Надо ненавязчиво следить за другими покупателями и персоналом. Первостепенная опасность исходит, прежде всего, от других покупателей: какому же мудаку не доставит удовольствие задержать на месте вора! Если по жизни ты неудачник, то очень важно хоть на секунду почувствовать себя «дядей Степой». Персонал, особенно в «Копейке», довольно пассивен. К примеру, если мы воруем у Тесака, т.е. возле «Примы», то следим за теткой или вышибалой на верхнем балкончике. В хлебобулочном отделе – за камерой в левом углу. Ну и, конечно, за контролерами, снующими между кассами, как крысы.
Самое главное в нашем деле, чтобы внутренняя нервозность не проистекала вовне. Стратегия №2 рассчитана немного на другое. Там изначально принимается воинственная позиция. Поэтому ей могут пользоваться исключительно профессионалы актерской игры вроде Тесака. Я – нет.
В принципе дрожь в руках быстро унимается, если подумать о чем-нибудь действительно отвлеченном. К примеру, о строении и составе газового облака G-168R неподалеку от созвездия Андромеды.
Наверное, последний момент, который я выделю особо, относится к пропорциональности купленное/украденное. В крупном супермаркете желательно, чтобы соотношение было таким – 1/1,5, т.е. по сумме украденного оказалось бы в полтора раза больше купленного. Если пропорция соблюдена или даже превышена, то считайте себя настоящим профи!
18.04.03, переулок Каховского, 20:57 Окна в магазинчике еще не погасли, но вывеска уже была сменена (19:45) на «Закрыто». По идее, хозяин должен был свалить около часу назад, но, видать, сука сильно перепугался. Надеюсь, что шавка при нем.
– Надо идти, – говорит Тесак. – Иначе можем прождать до рассвета.
У-у-у, молодчинка Тесак, будто мысли читает!
– Вперед! – командую я (20:57).
Уже достаточно стемнело, и мы напяливаем маски прямо на улице. Мы идем (20:58) вдоль фасада дома Тесака, стараясь максимально вжаться в стену. В руках у каждого из нас по бите. Хорошей деревянной бите. Я бесшумно перелезаю (20:59) оградку и сразу нагибаюсь к дверному замку. Можно попробовать ворваться без шума. Мои приятели расселись на карачках подле меня. С улицы от посторонних глаз нас защищает загородка из засохшего прошлогоднего плюща. Я ковыряюсь (21:03) ножичком Wenger в косяке, и пружина замочка поддается. Все очень красиво и профессионально!
Перед тем как настежь распахнуть дверь, я просовываю сверху дверного косяка пятерню и придерживаю язычок колокольчика…
Мудила стоит ко мне спиной и копается в прилавке. Я оглядываю (21:06) магазин: собаки не видно, выключатель расположен возле входа во второе, подсобное, помещение. Нарастающим воем пролетает в голове у меня знакомая мелодия. Не могу понять, какая.
Я бью (21:07) пиздюка под зад. Он падает, как сноп сена, на колени – гулко и безмолвно. Пару ударов наотмашь в голову, и он уже не сможет подняться. Лежит, кряхтит, сука! Блядь, мудак какой! Кровь быстро проступает на раскроенном мною лбу. В памяти всплывает образ того бомжа с его говенными словами: «Будь ты проклят!..» От злости я еще пару раз мудохую (21:09) его битой. Мышцы в шее хуетеса расслабляются, и голова бессильно валится на пол – верный признак отрубки.
– Прыщ, проверь подсобку! Тесак, займись прилавками!
Пока Тесак довольно беззвучно крушит прилавки один за другим, я обчищаю (21:10) карманы и незапертую кассу ублюдка. Деньжат немного, но ради принципа их стоит забрать.
Вдруг до нас с Тесаком долетает (21:11) лай и протяжный вой. Я бросаюсь в подсобку. Среди пустой тары лежит Прыщ и воет, а псина вцепилась ему в руку и, оскалив зубы, рычит на меня. Ах, ты ебаная блядь! Меня не сдерживает даже то обстоятельство, что зубы твари все еще сжимают плоть Прыща.
Первый удар падает прямо на свежую рану – псина успевает отскочить. Прыщ воет (21:12) еще сильнее. Сучка отошла в глубь подсобки, и я вижу только ее звериный оскал. Сейчас получит свое!
Делаю ложное движение вперед. Псина взметается в прыжке, но я тут же отскакиваю в сторону. Сучка приземляется брюхом на бетонный пол. Я с плечевого замаха луплю (21:13) ее сзади по сраной башке битой.
То ли мозги, то ли кровь струйками бьют из ушей твари. Ярость внутри слегка улеглась, но как только я вижу и слышу, что эта тварь еще рычит в оскале, на выручку подоспевает Тесак. Он ловким движением ковбоя накидывает (21:13) лассо на шавку и затягивает петлей на ее ебаной шее. Другой конец он перекидывает через потолочную балясину и виснет на веревке. Псина, с минуту подергав в агонии конечностями, замирает с распростертыми в разные стороны лапами. В глазах – смертельный испуг. Я смачно отхаркиваю (21:15) на нее и поднимаю скулящего Прыща, пока Тесак закрепляет веревку на стенном крюке. Краем глаза я подмечаю, что большая часть полуподвала отдана под емкости со спиртом.
Читать бесплатно другие книги:
