Запретная дверь Синицын Олег
– Не беспокойтесь по поводу шрама, я...
– Что у тебя с лицом? Фу, какое уродство. Я не буду с тобой разговаривать.
«...я была в ужасе...»
– Это всего лишь шрам: Он никак не повлияет на обследование.
«Золотой» пациент не слышал его, закатывая истерику.
– Я не буду с тобой разговаривать. Убирайся прочь! Дайте мне врача с нормальной рожей!
Андрей думал, что сумеет сдержать себя, но слишком много в нем накопилось после разговора с Кривокрасовым. Истеричный пациент стал последней каплей.
Он ответил так, что его услышали в коридоре:
– Другой врач не может диагностировать ваш недуг. Не хотите моей помощи? Тогда распрощайтесь со своими ногами и закажите инвалидную коляску поудобнее, потому что на ней вы проведете остаток жизни!!
Он вышел из палаты, с удовольствием вспоминая перекошенное ужасом лицо пациента. Сквозь дверь донесся голос ведущей телепередачи:
«Не пугайтесь, если врач посоветовал стимулировать роды».
3
Переодеваясь в конце дня, Андрей обнаружил в халате листок с описанием препарата для клинических испытаний. Откуда он взялся? Наверное, Андрей машинально сунул его, когда собирался проверить на прочность халат профессора.
Листок с синими печатями и несколькими подписями влиятельных руководителей представлял собой маленькую частичку Кривокрасова. Первым желанием было порвать его на куски или сжечь в туалете, сумасшедше хихикая и радуясь маленькой мести. Но затем порыв угас. Обратить в пепел клочок бумаги нетрудно. Только в этом случае конфликт с Кривокрасовым перейдет на новый уровень, а Андрей пока не знал, нужно ли ему это.
Так и не решив, что делать с листком, Андрей сложил его и убрал в блокнот.
Каждое возвращение домой вызывало в нем тягостные чувства. Квартира казалась чужой с того момента, как он впервые после больницы переступил порог. Все сверкало чистотой, все стояло на своих местах: тапочки в прихожей, одежда на вешалках, DVD-диски убраны в шкаф, велотренажер зачехлен. Ни пылинки кругом. Пока Андрей лежал в больнице, мать приходила сюда каждую неделю, тщательно пылесосила ковры, перемывала чистую посуду. Надеялась, что Андрей обрадуется.
Он не обрадовался. Не такой он оставил квартиру одиннадцать месяцев назад, теплым солнечным утром. Тогда ее наполнял аромат жизни, в ней обитал надеющийся, любящий, стремящийся к чему-то человек. А сейчас она выглядела бездушной, словно подготовленная к продаже после смерти хозяина. «А разве не так? – подумал Андрей. – Во мне все умерло после той аварии».
С каждым днем ему становилось хуже. В душе копились зависть и злость, мир вокруг словно потемнел. Он разучился радоваться Жизни, как год назад. Любимая девушка его бросила. Страстное увлечение у него украли. Как жить дальше?
«Так и жить, – говорил он себе. – Ничего не изменишь». Он вернется на кафедру ради прибавки к жалованью невролога. Будет покорно выполнять все указания Кривокрасова, проводить клинические испытания снотворных, целовать зад профессора, если это окажется в планах кафедры на следующий квартал. И никаких личных исследований, никакой инициативы, упаси боже!
Погасив свет и забравшись в постель, Андрей подумал, что проворочается полночи, вспоминая сегодняшнюю встречу с Кривокрасовым. И без того полтора последних месяца его мучила бессонница. Сновидений он не видел с тех самых пор, как встал на ноги и начал ходить. Однако уснул Андрей быстро. И сновидение пришло. Причем не просто сновидение, а самое главное в его жизни.
Кошмарное и невероятно прекрасное...
4
Андрей бежал по странному лесу. Низкие деревья с кривыми стволами мало напоминали реальный мир – скорее преддверия ада. Или рая. Или того и другого, вместе взятых. За ним гнались карлики, которых он толком не разглядел. Андрей устал и вымотался до чертиков. Нужно где-то отдохнуть, прийти в себя, собраться с мыслями.
Деревья закончились, и он оказался на берегу полноводной реки. Перед ним стоял бревенчатый дом без окон. Где он его видел? Скорее всего, в другой жизни. Дом мог послужить убежищем... Только вход в него перегораживала дверь. Глухая, плотно сколоченная, с вырезанной на поверхности спиралью. Хорошо знакомая ему дверь, только непонятно откуда. Он лишь знал, что за ней скрывается тайна. Большая тайна, запретная. Табу, за которое нельзя проникать человеческому разуму.
Ладонь, обхватившая кованую ручку, ощутила рельеф и холод металла. Контакт был отчетливым. Андрей удивился, насколько эта ручка была реальнее всего, что его окружало, – и бревенчатого дома, и кривого леса, и земли с небесами. По телу пробежала короткая дрожь. Сердце замерло в волнующем ожидании. Он не помнил, что решил не заниматься сновидениями. Вообще не осознавал, что спит. Проснуться во сне способны очень немногие люди, и доктор Ильин пока не входил в их число. Он покорно следовал сюжету сна, по которому требовалось войти в эту дверь, чтобы спастись от карликов.
И Андрей потянул за ручку.
Дверь поддалась легко. Повела себя так, словно открывалась всегда. В ее поведении сквозил немой упрек: дескать, и почему же ты, братец, не делал этого раньше?.. Из открывшегося проема дохнуло холодом. В первый момент Андрей ничего не увидел, пространство за проемом окутывала тьма. Лишь затем открылись уходящие вниз стены и свод.
Коридор.
Наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, спящий доктор Ильин переступил через порог. Под ногами оказались узкие, крутые ступени, с которых можно запросто навернуться. Холод усилился, прихватив его сквозь тонкую рубашку и врачебный халат. Андрей постоял на месте, пытаясь разглядеть, что находится в конце коридора, но ничего не увидел. Перила отсутствовали. Он уперся руками в стены и стал медленно спускаться.
Чем дальше оставалась дверь, чем глубже он погружался во мрак, тем сильнее становился страх. Этот спуск под землю напоминал смерть, которую Андрей однажды встретил на проспекте Луначарского. Коридор, движение по нему – нечто похожее видят люди, когда покидают мир кислорода и белковых соединений. Не хватает лишь света в конце, впрочем... Спустившись еще ниже, он обнаружил и этот образ, а также многое другое, гораздо более масштабное, чем скудные рассказы пациентов, переживших клиническую смерть.
Лестница вывела его в просторный зал, наполовину затянутый тьмой, наполовину озаренный светом из окон, прорубленных в своде. Он напоминал одновременно заброшенную станцию метро и могильный склеп. Низкие, массивные потолки, строгие колонны, ниши в стенах. Мрачная торжественность и нетронутая древность. Судя по всему, Андрей находился в зале один. Хотя чувства подсказывали, что тьма может скрывать многое. Больше, чем способна нарисовать фантазия.
Он вошел в зал и двинулся вдоль стены, стараясь держаться тени – черной и густой, как свежий асфальт. Одно из первых правил осознанных сновидений гласило, что нужно отделиться от сна и его сюжета, заставить себя проснуться во сне. Перебороть могучую силу, которая гонит тебя куда-то, встать, осмотреться, исследовать окрестности своих грез. Некоторые путешественники рисовали целые карты местности: горные пики и глубочайшие озера, гигантские башни и города, лабиринты, реки, площади, воронки в земле... Андрей ничего исследовать не стал. Вместо изучения нового загадочного мира он тупо двигался в глубь зала, ведомый смутным ощущением, что ему туда надо.
Впереди из темноты послышался протяжный, ниспадающий свист. Звук был хорошо знаком, и, пока Андрей вспоминал, где его слышал, в арочном проеме замелькали окна с темными стеклами и что-то заскрипело...
«Электричка», – удивленно подумал Андрей.
Зал все-таки оказался станцией метро!
Электричка остановилась. Двери разъехались в стороны, демонстрируя пустоту в вагонах. Эта станция – отправной пункт, из которого начинается путешествие куда-то очень далеко. Куда Макар телят не гонял.
«Да уж!» – вслух усмехнулся он и пожалел.
Неосвещенная часть зала откликнулась на возглас зычным вздохом.
Андрей припал к стене, схватившись за сердце, рвущееся из груди. У человека, который сейчас спал в своей квартире на Садовой улице, пульс наверняка в три раза выше нормального... Что это было? Он услышал чей-то вздох, хриплый и надсадный, словно огромный зверь пробуждался от зимней спячки.
Чувства не подвели, Андрей оказался не один в этом зале.
Раскрытые двери вагона приглашали войти, и доктора Ильина потянуло внутрь. Электричка привезет его к потрясающим открытиям, к алмазам, сверкающим в темноте. Правда, эти прелести могут оказаться так далеко от двери, что не найдешь дорогу назад; а он был уверен, что только через дверь сможет вернуться туда, где спокойно и где нет страха. Она как нить Ариадны связывала его с внешним миром. Поэтому Андрей боялся войти в вагон.
Тьма позади шевельнулась.
Холод схватил за горло и принялся душить... Нет, это вовсе не холод, а страх! Ледяной, а потому такой осязаемый. Нужно действовать. Если чудовище выйдет из мрака, у Андрея откажут ноги и он не доберется ни до вагона, ни до двери.
Андрей оттолкнулся от стены и припустил со всех ног к электричке. Позади заскрипела каменная крошка, придавленная чьей-то ступней. Существо зашевелилось, задвигалось, выползая на свет.
Ильин влетел в раскрытые двери, и они тут же захлопнулись за спиной. Вагон дернулся и поехал. Андрей припал к окну.
В дальнем конце зала из тьмы выбралась уродливая, косматая фигура. Она предстала перед глазами лишь на мгновение. Потом электричка въехала в тоннель.
Андрей рухнул на пыльное сиденье, не чувствуя ног от страха. Его визит на подземную станцию потревожил существо, дремавшее в темноте. От этого было не по себе. Что это за существо? И сможет ли Андрей пройти мимо него, когда будет возвращаться?
По мере того как состав набирал скорость, тревога отступила на задний план. Электричка стремительно летела по туннелю, и Андрея целиком охватили волнение поездки. Он чувствовал трепет, в предвкушении чего-то особенного, важного, что ожидало его впереди.
5
Состав шел долго. Андрей несколько раз отключался, как это бывает при смене фазы сна, но когда приходил в себя, то обнаруживал перед глазами все тот же полутемный вагон, стены тоннеля за окном и ощущение стремительного полета в неизвестность. Родные места, откуда он пришел, оставались все дальше и дальше, превращаясь в не существующие вовсе.
То, что будет остановка, он почувствовал до того, как заскрипели тормозные колодки. Сила инерции легонько потащила Андрея по сиденью против движения. Он ухватился за поручень, глядя в окно. Секунда... другая... и стена тоннеля оборвалась. Электричка проехала сотню метров и остановилась. Двери откатились в стороны. Андрей вышел из вагона и сразу утонул по колено в буйной траве.
Вынырнувшие из-под земли пути закончились посреди огромной равнины, простирающейся от одной стороны горизонта до другой. Она густо поросла травами и цветами. Эту живую массу колыхали порывы ветра, отчего казалось, что перед ним не равнина вовсе, а океан, по которому гуляют волны.
То здесь, то там из океана поднимались загадочные каменные изваяния. Ближе остальных находилась огромная фигура в форме креста, показавшаяся Андрею знакомой. Он где-то видел ее, но не задумался об этом. Он не мог задуматься, не мог вспомнить, потому что у большинства людей во сне сознание дремлет. В этом состоянии человек не мыслит сам, вместо него мыслит нечто.
Андрей двинулся в глубь равнины, взрезая коленями волны из трав и цветов. Стрелы солнечного света пробивали грязные кучи облаков, заполонивших небо, и бросали яркие пятна на поверхность растительного океана. Борьба света и тьмы превращала равнину в самое обычное, но в то же время самое фантастическое зрелище во вселенной.
Андрей шел через поле, ощущая в душе непонятную торжественность. Он оказался в важном, священном месте. В этой равнине было что-то знакомое, родное, словно воспоминания из раннего детства, которые он забыл. Такие места всегда вызывали в нем необъяснимый трепет, притягивали к себе. На Черной речке, где дача родителей, он частенько садился на старый отцовский велосипед и катался по проселкам, любуясь луговыми просторами. Раньше он думал, что это просто преклонение перед стихией пространства. Но теперь понял. Все луга, поля и равнины, когда-либо задерживающие его взгляд, повторяли это место.
Он шел вперед, почему-то зная, куда должен идти. Проплывающие мимо цветы росли в самых безумных сочетаниях. Васильки, незабудки, тюльпаны, анютины глазки, ирисы, колокольчики, чертополох. Встречались даже неожиданные экземпляры вроде нарцисса и лотоса. Казалось, именно здесь у Бога прохудилась котомка, в которой он нес семена, чтобы развеять по свету. Цветов было столько, что их совместный запах мог свалить с ног живое существо столь же эффективно, как нервно-паралитический газ. Только запахов не было. Лишь полпроцента людей чувствуют их в сновидении. Андрей не чувствовал.
У основания каменного изваяния, похожего на крест, цветов росло больше всего.
Через несколько шагов Андрей понял, что видит не совсем крест. Скорее, скульптуру человека, расставившего руки в стороны. Он еще раз подумал, что изображение очень знакомо. Он где-то его видел. Нужно запомнить. Обязательно! Человек с расставленными руками...
Порыв ветра разрезал травяной массив, и перед Андреем в густой стене из мятлика и пырея открылась робкая фиалка. Трепещущие от ветра лепестки потянулась к нему, словно взывая о помощи.
Андрей присел на корточки. Провел пальцами по стебельку, отделяя его от полевой травы. Помедлив, дотронулся до лепестков.
Палец порвал пространство словно бумагу. В тот же миг равнина исчезла во вспышке.
6
Вокруг лишь серый туман.
Где он?
Андрей не видел себя в этой мгле. Он попытался двинуть рукой или ногой, но не понял – получилось ли. Такое впечатление, что тело исчезло, остались только глаза. И единственное чувство, слепая привязанность к кому-то. Почти любовь.
Из тумана выплыло женское лицо. Симпатичное. Ей больше тридцати, кожа смуглая... Андрей вдруг понял, что именно к этой женщине относилось его единственное чувство.
Взгляд лица был строгим, недовольным. Губы двинулись, произнеся рассерженную фразу. Слов он не услышал. Артикуляция была незнакомой.
Лицо женщины исчезло в тумане, но вскоре появилось. Теперь он видел ее до пояса. Длинной ложкой она накладывала в тарелку смесь вареных бобов с фасолью. Вид блюда вызвал в Андрее второе чувство, отвращение. Лицо женщины однозначно намекало, что выражать недовольство не стоит. Он и сам знал, но все-таки что-то сказал. Что? Почему решил, что произнес какие-то слова?
Глаза незнакомки сузились. Нет, он точно что-то сказал, потому что она его услышала. Не успел Андрей опомниться, как женщина размашисто хлопнула его ложкой по руке.
Туман сгустился. Тарелка с бобами и разгневанная женщина исчезли, но перед этим Андрей успел ощутить третье чувство – горькую обиду.
Затем наступил провал.
...Вновь выплыв из тумана, он обнаружил, что движется по незнакомой комнате. Краска на стенах потрескалась, половики в квадратных узорах потерты. На полу валяются плюшевый медведь с оторванной лапой и кукла без глаз. Что находится за окном в мутных разводах, он не видел. Во-первых, дальше пары метров окружающий мир превращался в туман. А во-вторых, Андрей не мог повернуть голову, у него не было для этого шеи.
Странное состояние бессилия. Он не может повернуть голову, не может двинуть рукой, не может почесать нос. Он движется по комнате, но не управляет телом. Ноги сами несут его к архаичному комоду, а рука без приказа выдвигает верхний ящик...
Снова туман и короткий миг забытья.
Когда туман рассеялся, Андрей обнаружил, что покрывает лаком свои ногти. Он старательно накрашивает каждый, причем опыт в этом деле напрочь отсутствует. Почему у него такая маленькая рука?
И тут он понял!
Закончив с ногтями, руки вновь потянулись к ящику и извлекли из него цепочку с кулоном. Андрей наблюдал за своими действиями с растущим удивлением. Он в образе ребенка. Маленькой девочки.
В комоде украшения и косметика матери, которая строго-настрого запрещает их трогать. Но желание сделать маникюр и примерить пару украшений пересилило запрет. Девочке хотелось выглядеть как мама, почувствовать себя как она – взрослой...
Детские руки расстегнули цепочку, чтобы надеть ее на шею, когда раздался крик. Гневный, страшный. Андрей не услышал его, но почувствовал. Внутри все оборвалось.
В дверях стояла мать. Лицо искажено от бешенства, взгляд прикован к выдвинутому ящику.
Она шагнула вперед и выросла над ним. Андрей понял, что девочка, чьими глазами он смотрит на мир, слишком мала. Наверное, ростом с половину взрослого человека. Женщина бросила какую-то презрительную фразу. Девочка ответила, кажется, извинялась. Андрей не услышал ни слова, но по лицу женщины понял, что это еще больше разъярило ее.
В воздухе мелькнула ладонь, и комната мотнулась в глазах Андрея. От удара загорелась щека. Но сильнее пощечины обожгла обида. Девочка не хотела ссориться с той, к кому была привязана, кого «почти любила».
Когда взгляд поднялся на мать (мать?), стало ясно, что одним ударом дело не ограничится. Мерзавку трясло от ярости: девочка посмела тронуть ее драгоценный лак!
«Не делайте этого!» – воскликнул Андрей, но никто его не услышал.
В руках псевдоматери оказалась цепочка с дешевым кулоном, отобранная у девочки. Она размахнулась, серебристый металл сверкнул в дневном свете. Кулон врезал по затылку, и боль пулей ворвалась в голову.
«Нет! – закричал Андрей. – Прекратите! Стойте!»
Рука поднялась для нового удара. Что делает это стерва? Она же изобьет девочку!
Цепочка хлестнула по пальцам. Женщина метила по ногтям, покрытым лаком. Ее лаком.
Последняя картинка, которая осталась в памяти: взбешенная мегера заносит руку для нового удара. Затем все скрыл туман.
7
Он рывком поднял голову с подушки, мутный взгляд пробежал по стенам спальни. За окном было светло. Дедовский будильник показывал половину пятого утра. Очень рано, но спать больше не хотелось.
Что ему снилось?
Воспоминания быстро таяли. Какие-то подземелья, электричка, поле с нелепыми цветами... Образы потеряли яркость и силу, которыми от них веяло во сне. Больше всего запомнилась девочка. И еще стервозная псевдомать, к которой девочка испытывала привязанность, почти любовь.
– Какой странный сон, – пробормотал Андрей, спустив ноги на пол и нашаривая тапки.
Странный, словно пришедший из сказки. Но ведь традиционные сказки – о потерянных детях и Бабе-яге, о победе над Змеем Горынычем и спасении принцессы – не что иное, как сюжеты и образы сновидений. Обладающие могущественным смыслом и универсальными символами, они вышли из глубин человеческого подсознания, превратившись в легенды и мифы.
Налив воды в кофеварку и высыпав в фильтр полторы ложки кофе – все, что соскреб со дна упаковки, – Андрей снова задумался о своем сне. Фрейдистские подсознательные желания не подходили для его объяснения. Не было в этом сне и образов скрытых болезней, неврозов, психических расстройств. Хотя если учитывать, что Андрей мечтал иметь семью и детей, а теперь лишился такой возможности, то имелся некоторый смысл в том, что он представляется себе девочкой. Но почему именно девочкой? Почему не мальчиком, к примеру?
Андрей отложил зубную щетку, прополоскал рот, начал бриться. Вокруг рубца он водил лезвием с максимальной осторожностью, но все равно порезался. Из рассечения выступила кровь. Этот шрам встал ему не вдоль лица, а поперек горла! Андрей торопливо добрился, затем промыл ранку одеколоном и залепил полоской лейкопластыря. Посмотрел на себя в зеркало.
Лейкопластырь образовал с рубцом своеобразный крест. Ильин вдруг вспомнил! Не вытерев лицо, он побежал в прихожую.
Прежде чем добрался до пиджака и блокнота во внутреннем кармане, Андрей заметил тетрадку, в которой он записывал показания счетчиков воды и электричества. Раскрыв ее с обратной стороны, Ильин принялся торопливо рисовать фигуру. Пришлось потрудиться, изымая из памяти детали и элементы сновидения: умиротворенное лицо, длинную одежду, расставленные руки. Кончик карандаша сломался, и дорисовывать пришлось огрызком.
Андрей оторвался от наброска. Что это? Образ был знаком, до боли знаком, кажется, протяни руку – и поймешь. И все-таки воспоминание не давалось, изображение никак не увязывалось с названием.
Вырвав лист с рисунком из тетрадки, он аккуратно сложил его и убрал в блокнот – туда же, где находилась характеристика на снотворное. На работу Андрей отправился на час раньше обычного. От метро до больницы шел пешком, вдыхая утреннюю прохладу и продолжая думать о странном сне. Он был уверен, что статуя является ключом к разгадке сновидения.
Проблемы, мучившие его вчерашним днем, даже не вспомнились.
Глава пятая
ПРЕПАРИРОВАНИЕ СНОВИДЕНИЯ
1
Альбина Багаева, пришедшая в отделение за полчаса до начала рабочего дня, обнаружила приоткрытую дверь в смотровой кабинет. Заглянув внутрь, она нашла там Андрея. Он сидел на кушетке, ноги в ботинках закинуты на столик для инструментов, в руках раскрытая книга «Душа и миф» Юнга.
– Доброе утро, Андрей Андреевич!
Андрей оторвался от книги, снял ноги со столика:
– Привет, Альбина.
– Давно вы здесь?
– Не очень. А ты что так рано?
Ильин невольно залюбовался ею. Девушка выглядела под стать утру – солнечной, свежей. Вороные волосы перетянуты алой косынкой, в ушах скромные золотые сережки, почти никакой косметики на лице – ее глаза и губы и без того были выразительными.
– Я всегда так прихожу. Почему вы читаете Юнга?
– Не могу разобраться в своем сне. Вот послушай. Мне приснилось, будто я путешествую на поезде по подземным тоннелям. Он привозит меня на какую-то равнину, после чего я оказываюсь в теле ребенка. Девочки. Некая женщина кормит меня бобами, бьет ложкой по рукам, наказывает за то, что я использовал ее лак, чтобы покрасить ногти, – в общем, ведет себя как порядочная стерва.
Андрею показалось, что Альбина почувствовала себя неловко, когда он описывал мешанину собственного подсознания. Она стянула косынку с головы, прямые упругие волосы рассыпались по плечам.
– Она похожа на вашу мать?
– Я понял, о чем ты. Сновидение может замещать лица близких, представляя их чужими людьми, чтобы не травмировать психику. Возможно, возможно, это моя мать. Но во сне она смотрит на меня так, будто я ничто, пустое место. А я, наоборот, жизни без нее не представляю.
Сунув Юнга под мышку, он встал с кушетки:
– Ладно, ты не забивай себе голову. Это мои тараканы, как-нибудь сам с ними разберусь.
Альбина не двинулась с места, задумчиво накручивая локон на палец.
– Андрей Андреевич, – серьезно сказала она, – а не хотите обследоваться на Столе?
– Зачем? Нет. Вообще, выкинь из головы то, что я рассказал.
– Извините, не выкину, – упрямо произнесла девушка. – Я думаю, вы легкомысленно относитесь к своим снам.
– Неправда! – возмутился он.
– Вы даже не записали свой сон! Я уверена, что у вас и тетради для записи снов нет, потому что вы убеждены, что все равно вам ничего не приснится. А если даже приснится, то в этом не будет ничего особенного – все равно сны ваших пациентов куда занимательнее.
Она попала не в бровь, а в глаз. Только сейчас Андрей понял, насколько она права. Девушка словно просветила его рентгеном.
– А я полагаю, что это серьезный сон, – продолжала Альбина. – Вы относитесь к нему с пренебрежением потому, что привыкли так поступать. Но хотя бы один раз попытайтесь сделать иначе. Все-таки у вас была травма. Давайте проведем сомнологическое обследование.
– Пустая трата времени. Ничего не выйдет.
Альбина ответила многозначительной улыбкой.
– Многие не верят в силу сна... Не помните, кто это говорил?
Андрей покачал головой. Так говорил он сам.
– Возможно, я бы и лег на Стол, но график его работы расписан на две недели вперед. Пульмонологи дали рекламу по городскому каналу, и теперь к ним ломятся желающие избавиться от храпа. Расписан каждый час.
– Правильно, каждый час, – ответила Альбина, пристально глядя на него, – кроме ночи... Можно прямо сегодня.
– Что – сегодня?
– Снять параметры вашего сна.
Когда она это сказала, Ильин понял, что не отвертится. Багаева не только видела его насквозь, но и могла ответить на любой вопрос. Эта девушка только на первый взгляд кажется застенчивой. В ней был внутренний стержень. Она станет замечательным врачом.
Андрей усмехнулся, пытаясь скрыть волнение:
– Кто нас пустит туда ночью? Отделение функциональной диагностики ночью запирается на ключ.
– Я договорюсь, у меня там знакомые.
– Ну а показания-то кто будет снимать?
– Я.
– Ты не работала с этой аппаратурой.
– Вы мне покажете.
Ему больше нечего было возразить, хотя очень хотелось.
2
День прошел напряженно. После относительно спокойной недели и полупустых палат в отделение вдруг хлынули больные, требующие неврологической помощи. Врачи осуществляли прием как на конвейере. Сестры носились по отделению словно угорелые и все время рассыпали по полу медикаменты. Перельман где-то потерял свою трубку и грыз карандаш, отчего очень злился – тот не пах табаком. Багаеву Андрей видел только мельком: ее посадили заполнять электронную базу данных по новым пациентам. Он надеялся, что работа заставит девушку забыть об утреннем разговоре. Сегодняшней ночью экспериментов на Столе не будет. Этим стоит заняться, когда спадет наплыв. Например, через неделю. Лучше, через месяц. А еще лучше – никогда.
К концу дня он убедил себя, что решительно посоветует Багаевой не заниматься ерундой и сегодняшним вечером сходить в кино со своим парнем. Андрей не сомневался, что у нее есть друг (у такой симпатичной девушки должен быть), хотя почему-то надеялся на обратное. В общем, около шести, когда уставшие врачи собирались домой, он тоже стал переодеваться. Но еще до того как врачебный халат устроился на плечиках вешалки, Альбина неожиданно выросла перед ним.
– Я договорилась с Савинской, – сказала девушка. – Она обещала пустить нас в отделение около девяти. Вы пока можете куда-нибудь сходить, а мне надо с базами закончить. Встретимся в девять у комнаты сна, ладно?
Ильин тяжело вздохнул. План вселенской важности – прийти домой, повалиться на диван и жалеть себя без конца – обрушился к чертовой матери.
– Андрей Андреевич?
– Ладно-ладно! – чересчур резко ответил он, напугав Альбину.
До девяти оставалось три часа. Возвращаться домой смысла не было. Андрей решил прогуляться. Он поехал на Петроградский остров, где бродил по набережной и Александровскому парку, ежеминутно поглядывая на часы. Время тянулось убийственно медленно, но раньше условленного срока возвращаться в больницу не хотелось. Зачем показывать, что у него больше нет никаких занятий в жизни. Пусть Багаева думает, что он сейчас страшно занят бытовыми делами, а исследование сегодняшним вечером – так, баловство, которое отрывает его от этих дел.
В начале девятого «страшно занятый» доктор Ильин уже топтался возле больницы, а без пятнадцати девять вошел в здание.
Коридор отделения функциональной диагностики был темен и тих. Лишь в дальнем конце из приоткрытой двери лился свет.
В сомнологическом кабинете кроме Альбины, к своему удивлению, он обнаружил Савинскую. Медсестра сидела за компьютером, ловко раскладывая карточный пасьянс. Странно, он-то думал, что Ольга только даст ключи от отделения.
– Ага, вот и он! – сказала Савинская, не отрываясь от экрана. – А ну-ка изложи, Андрей, свою версию, чем вы тут собираетесь заниматься ночью?
Багаева густо покраснела, только скулы остались белыми.
– Это не то, о чем ты думаешь, – сказал Андрей.
– Мы хотим исследовать сны Андрея Андреевича, – продолжила Альбина.
Савинская бросила пасьянс и повернулась в кресле:
– Да вы что! Доктору Ильину снится кошмар о том, как Кривокрасов заставляет его сертифицировать лекарства? Что снится-то?
– Ерунда это, Ольга, – смущенно пробормотал Андрей. – Шла бы ты домой, а мы тут с Альбиной разберемся.
– Ни за что. Разберутся они! – Савинская закрыла пасьянс – Полагаете, я упущу шанс понаблюдать за кошмарами самого доктора Ильина?
Андрей огорченно подумал, что теперь ему придется засыпать под наблюдением двух женщин, а это вряд ли ускорит процесс, даже после долгой прогулки на свежем воздухе. Затея ему нравилась все меньше. Он бы с удовольствием сбежал сейчас от Багаевой и Савинской, но это станет настолько позорным поступком, что на следующее утро будет невозможно показаться людям на глаза.
Ольга встала из кресла и включила свет в комнате пациента. Из тьмы возникла расправленная кровать, при виде которой у Андрея почему-то ощутимо забилось сердце. Савипская тем временем стала запускать аппаратуру. Запищала оживающая электроника, загудели вентиляторы, заморгали цепочки светодиодов. Андрей по привычке двинулся к монитору, но путь к нему преградила Альбина.
– Вам не сюда, – мягко напомнила она.
Недовольный, Ильин вошел в комнату с кроватью. Пока снимал пиджак и рубашку, рядом незаметно появилась Савинская.
– Ты должна отвернуться, – сказал он, садясь на кровать.
Ольга усмехнулась уголком рта:
– Это еще зачем?
– Мне нужно снять штаны.
– А как прикажешь датчики мышечной активности крепить? С закрытыми глазами?
Она была права. Андрей со вздохом оглянулся на видеокамеру.
– Я не смотрю, – раздался из динамиков голос Багаевой.
Андрей снял ботинки, носки, брюки, вытянулся на кровати в одних трусах. Савинская надела ему на голову шапочку с электродами, затем стала быстро крепить датчики на тело и лицо.
– Готов, – заключила она, накрывая одеялом опутанного проводами Андрея.
– Все равно не усну, – упрямо заявил он.
– Это мы еще посмотрим. Тебе поставить Чайковского или Глинку?
– Поставь «Рамштайн».
– Будешь хамить, не получишь сладкого.
Она ушла за перегородку в техническую комнату, оставив его в одиночестве.
«Я не усну на Столе, – подумал Андрей. – Я не могу спать в чужом месте. Да еще опутанный проводами... как киборг».
Из динамиков раздалась тихая музыка. Савинская все-таки включила Чайковского, вот упрямая!
Он стал вспоминать, кто придумал термин Стол для кровати, на которой проводилось исследование. Возможно, автора не было. Название пошло по аналогии с хирургией, где проводят операции на хирургическом столе. «Мы в своем роде тоже режем пациентов, чтобы заглянуть внутрь, – подумал Андрей. – Только не скальпелем, а сновидениями».
Нет, ему не уснуть. Андрей полежит еще минуту, потом встанет, оденется, соберет деньги за представление и отправится домой. Завтра на работу, где у него много дел... А каких дел? Настоящие дела у Ковальчука в новой лаборатории. У Андрея так, мелкие делишки.
3
– На ЭЭГ альфа-ритм меняет амплитуду, – сказала Альбина. – Пульс и дыхание прежние.
– Расслабленное бодрствование, – определила Савинская. – Это неплохо. Сейчас потерзает себя мыслями, а готом уснет. Все себя так ведут.
4
«Ни черта я не усну, – думал Андрей. – Вообще, что я здесь делаю? А если сюда кто-нибудь заглянет? Дежурный врач или кто-то из охраны? А я лежу на Столе похрапываю. Жуть! Интересно, я храплю? Анжела вроде не жаловалась. Вот будет стыдоба, если я захраплю перед двумя молодыми женщинами!»
Его мысли почему-то переключились на воспоминания о даче родителей на Черной речке. Интересно, обшил ли отец дом изнутри? Вряд ли. До травмы Андрей иногда помогал ему, но, когда оказался в коме, помогать стало некому. Правда, есть дядя Слава, брат отца. Вместе они могли закончить дом. Если это так, то где-то под полом наверняка осталась целая батарея пустых бутылок... А мама наверняка все свободное пространство на участке засадила кустами. С ней приходится воевать из-за каждого пятачка. Скоро негде будет машину поставить... Стоп! У него же нет машины.
Картинки садового участка и недостроенного дома поплыли куда-то, закружились...
5
– О! – сказала Савинская, взглянув на монитор. – Я же говорила.
– Что? – спросила Альбина.
– Альфа-ритм постепенно исчезает, появляются тета-волны, расслабленность переходит в сонливость... так, дельта-ритм, около трех герц... начинает преобладать. Пульс замедлился, давление упало, частота дыхания снизилась... Ну вот пожалуйста, он спит.
– Уже спит? – удивилась Альбина.
– В умеренно глубоком сне, медленная фаза.
– Долго ждать быструю фазу?
– У всех по-разному, – пожала плечами Савинская. – Посмотрим... Ты погляди! Да наш Андрюша храпит!