Французские дети едят всё Бийон Карен

Книга о том, как наша семья переехала во Францию, где дети перестали капризничать, прекратили кусочничать и усвоили десять правил здорового питания

Карен Ле Бийон

Французские дети едят всё

И ваши могут

Karen Le Billon

French Kids Eat Everything

Copyright © 2012 by Karen Bakker Le Billon.

В этой книге на опыте нашей семьи я рассказала о том, что важно для любого ребенка. Привычки в питании нынешних детей оставляют желать много лучшего, что приводит к проблемам со здоровьем, а значит, сокращает продолжительность жизни. А ведь чаще всего мы сами приучаем детей питаться неправильно.

Семейные привычки изменить трудно. Все мы знаем, как нужно питаться – есть больше фруктов и овощей, меньше полуфабрикатов. Но на самом деле эти правила мало кто соблюдает. Даже когда мы готовим здоровую пищу, дети от нее отказываются. К тому же далеко не все имеют возможность покупать качественные продукты. И даже в семьях, которые могут себе это позволить, дети часто питаются хуже, чем могли бы. Как и чем кормить детей – всегда актуальная тема.

Тут есть чему поучиться у французов. Мы, например, пожив во Франции, поняли, что наши дети могут питаться и правильно, и с удовольствием. Французские семьи вдохновили нас. Их привычка есть здоровую пищу, разумный режим питания и вкусные блюда, которые готовят дома и в детских учреждениях, произвели «пищевую революцию» в нашей семье.

Заслуга французов не только в том, что они ответственные родители, воспитывающие детей на личном примере. Во Франции правительство и общество, детские сады и школы совместными усилиями создали систему воспитания и питания, которая поддерживает родителей в стремлении кормить детей здоровой пищей. Во многих странах все наоборот: родители сами должны думать о том, как изменить культуру детского питания. Надеюсь, моя книга поможет вам в этом.

Глава 1

Мои дети любят брокколи

Le plaisir de la table est de tous les ges, de toutes les conditions, de tous les pays et de tous les jours.

Получать удовольствие от еды можно в любом возрасте, при любых обстоятельствах, в любой стране и каждый день.

Жан Антельм Брийя-Саварен, «Физиология вкуса» (1825)

Спросите у моих детей о любимых блюдах, и их ответ, скорее всего, вас сильно удивит. Семилетняя Софи обожает свеклу и брокколи, лук-порей и салат, мидии и макрель – это помимо обычных хот-догов, пиццы и мороженого. Ее трехлетняя сестра Клер любит оливки и морские водоросли, но больше всего – шпинат, тушеный со сливками. Мы живем в Ванкувере, где течет самая богатая лососем река в мире, и наши дочери без ума от лосося – как холодного копчения, так и сырого, в суши.

Вкусы наших дочерей не кажутся удивительными моему французскому мужу Филиппу. Но меня они по-прежнему удивляют и, признаюсь, радуют. Дело в том, что когда-то в нашем доме обычными были ожесточенные споры по поводу еды.

Это было до того, как мы переехали во Францию и втянулись в эксперимент с французской системой питания. Любимым «овощем» дочерей тогда была картошка-фри. Любую зелень они встречали со стиснутыми зубами. Нытье прекращалось лишь с появлением десерта. Наши дети ели только углеводы и молочные продукты – впрочем, как в большинстве семей в Северной Америке. Основу их рациона составляли кукурузные колечки, макароны и тосты с маслом. Крекеры-рыбки были у нас отдельным блюдом.

Софи капризничала за столом с младенчества. К трем годам у нее сформировался страх перед незнакомой едой – точь-в-точь как у меня в детстве. Если на тарелку попадало то, что ей не нравилось, она начинала «танец бешеной нехочухи»: махала руками, закатывала глаза, ныла или орала, а иногда даже выбегала из-за стола, лишь бы не смотреть на кошмар, который ей подсунули. Избежать этих истерик было непросто – Софи не ела овощи. А также все, что было белого цвета и по консистенции напоминало сметану: мягкий сыр, йогурт, любые соусы, даже мороженое. К тому же она отказывалась есть то, что дети обычно любят, – макароны с сыром и бутерброды.

Младшая, Клер, была полной противоположностью – нашим маленьким Буддой, спокойным и радостным. Если Софи в раннем возрасте просыпалась по пять раз за ночь, то Клер спокойно спала по десять часов. И ела почти все. Пока не взялась подражать старшей сестре.

Тогда у нас и начались «застольные баталии». Кормление детей стало стрессом для всей семьи. Я не знала, что делать. Мне были известны печальные последствия неправильного питания, которые грозят здоровью детей, их зубам, сну и умственному развитию. Я переживала, но чувствовала себя беспомощной. Мне очень хотелось изменить их пищевые привычки, но я не знала, с чего начать.

Методы других родителей – наших ванкуверских знакомых – меня не впечатляли. Кормить насильно? Признаюсь, я испробовала и это. Подкупать детей, чтобы они доедали (или начинали есть)? Мне советовали давать им витамины в таблетках, но я понимала, что это – временное решение, питательные вещества из них, как написано в книгах, усваиваются хуже, чем из свежих продуктов.

Тогда я накупила кулинарных книг с рецептами блюд из полезных продуктов и советами, как приготовить из них что-то похожее на еду, которую любят наши дети. Я принялась сочинять особое меню, и это потребовало навыков химика-лаборанта и шеф-повара. Готовить я не то чтобы любила (и не то чтобы умела), поэтому затея оказалась слишком трудной и в конце концов обернулась против меня. Детекторы, настроенные на распознавание «противной еды», были у Софи сверхчувствительными: они включались при малейшем намеке на запах чего-то необычного на тарелке. В результате она с еще большим подозрением относилась ко всему, что мы ей предлагали. К тому же я сомневалась, что в своей самостоятельной жизни мои дети будут добавлять пюре из цветной капусты в шоколадные пирожные.

Вполне возможно, мои попытки придать полезной пище привлекательность провалились еще и потому, что повар из меня никудышный. Вскоре после свадьбы Филипп назвал меня «королевой сгоревших кастрюль» благодаря несчастной привычке засесть за компьютер или увлечься интересной книжкой, пока на кухне происходит очередная катастрофа. Я умела приготовить четыре-пять блюд, и все с картошкой. Это из моего детства. Мама выросла на ферме, у бабушки было восемь детей, на кулинарные изыски не хватало времени. Каждый вечер она готовила и ставила на стол одно блюдо. «Мы ели, – рассказывал мой дядя Джон, – потому что были голодны. Нас не приходилось заставлять: не будешь есть – другим больше достанется». Любимым блюдом бабушки была картофельно-капустная каша: картошку варили вместе с капустой, а потом разминали толкушкой (да-да, в результате получалось зеленое картофельное пюре). Кусок сливочного масла, соль, перец – вот и все приправы, которые использовала бабушка. Чеснок считался экзотикой. Картофельно-капустная каша – до сих пор одно из моих любимых блюд, что красноречиво свидетельствует об утонченности моих гастрономических вкусов.

Стоит ли удивляться, что мои первые встречи с французской кухней были неудачными. Самая печальная история произошла, когда Филипп повез меня знакомиться со своими родителями. Вскоре после того как мы начали встречаться, он пригласил меня погостить у них в Бретани. Из Оксфорда, где мы оба учились, до Портсмута рукой подать; там мы сели на ночной паром до побережья Франции и покинули Англию с ее серыми облаками и моросящим дождем. Переночевали на пароме, а проснувшись, наблюдали восхитительный рассвет и любовались видом на цитадель Сен-Мало. На стареньком «Рено» Филиппа мы колесили по крошечным деревушкам, одна прекраснее другой, а потом прокатились по побережью. Каменистые утесы сменялись бесконечными пляжами, белый песок сверкал на солнце. Я оказалась во Франции впервые и была сражена наповал.

К родителям Филиппа – в каменный коттедж, оплетенный виноградом (как на картинке!), – мы прибыли как раз к обеду. Никогда не забыть мне тот обед. На залитой солнцем террасе Филипп и ег родители сидели перед огромным блюдом, полным местных морепродуктов, большинство из которых выглядело крайне подозрительно. Я в жизни такого не видела и уж тем более не пробовала, поэтому решила не прикасаться. Тогда мне принесли огромную рыбину – морской язык. Мать Филиппа с гордостью рассказала, что купила ее утром в гавани, прямо с рыбацкой лодки. Я почувствовала себя беспомощной: мне никогда не приходилось есть ничего подобного, я понятия не имела, как к этому блюду подступиться, и сгорала от стыда, пока Филипп резал мою «камбалу» на глазах у изумленных родителей.

Я научилась есть рыбу лишь много лет спустя. Когда пришло время кормить рыбой детей, признаюсь, мое отношение к ней все еще было, мягко говоря, неоднозначным. Поэтому не только мои дочери виноваты в том, что их рацион был весьма ограничен.

У Филиппа наши обеденные войны вызывали недоумение и раздражение. Его вполне устраивало спокойное отношение американцев ко многим вещам (он даже предпочитал американский стиль поведения строгим и чопорным французским манерам). Однако его раздражало то, как питались наши дети, особенно в сравнении с их французскими двоюродными братьями и сестрами, аппетиту которых можно было позавидовать. А уж его родственники-французы, глядя на моих девочек, просто теряли дар речи.

Дело в том, что во Франции дети едят все: фруктовые салаты и фуа-гра, шпинат и вонючий голубой сыр. Они едят такое, что и не снилось большинству американских детей (а также их родителям), – например кардоны[1] (не переживайте, я тоже не знала, что это такое). Кроме того, они едят то, чем все мы мечтаем кормить наших детей, – например, салат.

Раз в год мы наносим обязательный визит французским родственникам. Там я наблюдаю, как мои племянники глотают устрицы с таким восторгом, будто это попкорн, как трехлетние дети едят моллюсков, а беззубые малыши не воротят нос от соуса бешамель и овощного бульона. Встречаются дети с экзотическими пристрастиями: Дидье с энтузиазмом уминает la langue de boeuf (говяжий язык), а любимое блюдо Фабриса – museau la vinaigrette (маринованный свиной пятачок).

Дети во Франции едят так вовсе не благодаря генетической предрасположенности к «странной» пище. Как и дети всего мира, они обожают макароны, чипсы, жареную курицу и шоколад. Но едят большей частью не это. Невероятно, но факт: французским детям нравятся самые разные продукты и блюда, но едят они преимущественно здоровую пищу. Конечно, и во Франции можно встретить ребенка, испытывающего отвращение к некоторым продуктам (Филипп, например, ненавидел цветную капусту). Но в большинстве своем французские дети едят все, что им дают, причем с удовольствием. Американцев это поражает, а для французов абсолютно нормально.

Специалисты ломают голову над разгадкой «французского парадокса»: проводя за едой вдвое больше времени, чем американцы, не слишком ограничивая себя в сливочном масле, свинине и сырах, французы «сохраняют форму» – лишний вес, ожирение, сердечно-сосудистые заболевания беспокоят их намного реже, чем американцев.

Это относится и к детскому питанию. Родители во Франции мягко, но настойчиво вводят в детский рацион здоровую пищу, полагая, что дети должны без капризов съедать все, что им дают. Они побуждают детей проводить за столом больше времени (при хорошем поведении) и умудряются делать это времяпрепровождение столь же увлекательным, как видеоигры или телепросмотры. Дети во Франции любят есть, им нравится проводить время за обеденным столом. Но это не все: во Франции распространенность ожирения среди детей ниже по сравнению с другими развитыми странами. В большинстве стран (в первую очередь в США) процент детей с лишним весом и ожирением достиг небывалой отметки и продолжает расти, а во Франции этот показатель стабилен и даже снижается. И вовсе не потому, что дети сидят на диетах, – напротив, детские диеты здесь не распространены, в них почти никто не нуждается.

«Нет, мои дети так не смогут! – возможно, думаете вы. – Мои дети не станут есть такое! Это слишком дорого! У меня нет времени!» Я тоже так думала. И на каждое из этих возражений получала обстоятельный ответ – к счастью, французы любят поговорить о еде. Самая распространенная тема для разговора за завтраком в большинстве французских семейств – что будет на обед. А за обедом кто-нибудь обязательно спросит: а что на ужин? Разговоры о еде – национальное хобби французов. Поэтому, когда я начала задавать вопросы, они были рады помочь.

Французы считают, что уделять внимание кулинарному воспитанию детей нужно с пеленок, еще до первого дня рождения. Когда ребенок начинает есть – это первое действие, которое он совершает осознанно, а затем и самостоятельно. Задолго до того, как научится ходить и говорить. Это обеспечивает прекрасную основу для дисциплины, для мягкого, но настойчивого обучения правилам жизни. Французский подход к пищевому воспитанию представляет собой режим, основанный на здравом смысле и традициях – неписаных правилах, о которых редко говорят вслух, однако соблюдают повсеместно. Как и большинство чужих обычаев, традиций и привычек, иностранцам они подчас кажутся загадочными, но стоит присмотреться, и ты понимаешь: в них нет ничего сложного.

Вот первое из подмеченных мною французских правил питания.

Это правило – основа французского подхода к гастрономическому воспитанию. Когда и что есть решают родители: только в установленное время, только за столом и только то, что будет предложено. В глубине души я понимала: это правило – гораздо более жесткое, чем мой подход, – пойдет детям на пользу. Но очень долго боялась его внедрить. Оглядываясь назад, понимаю, что была слишком зациклена на своих методах воспитания, которые в общих чертах можно охарактеризовать как «естественное родительство». Во всех книжках, которые я читала, написано: дети сами должны решать, когда и что есть; поощрять независимость в еде так же важно, как воспитывать самостоятельность в принципе. Или нет? Дети имеют право решать, что им есть?

Абсолютно недопустимо! – считают французы. – Absolument pas! «Прямая дорога к катастрофе!» – в один голос предупреждали свекровь, золовка, двоюродные сестры и братья мужа, его дядюшки и тетушки, а также друзья. Если учесть, что за столом их дети ведут себя как ангелы, к ним стоит прислушаться. Во время нашей первой поездки во Францию после рождения Софи, когда ей было всего восемь месяцев, я, раскрыв рот, смотрела, как ее ровесники едят абсолютно все, что им дают родители, и часами спокойно спят после каждого кормления! А Софи капризничала: баловалась с едой, плевалась и вообще воспринимала прием пищи как помеху, отвлечение от важных дел. Большая часть еды – даже сладкое яблочное пюре, размятый банан или йогурт – оказывалась размазанной по ее слюнявчику, рукам и моим коленям, на которых она предпочитала сидеть, воспринимая высокий стульчик орудием пыток. И не то чтобы она не хотела есть. Просто, когда она просыпалась ночью или после короткого дневного сна, ей хотелось молока. И только молока. С твердой пищей Софи была, мягко говоря, не в ладах.

Я считала себя плохой матерью и мучилась чувством вины. Софи явно пошла в меня, а не в свою французскую родню. У моей сестры есть любимая фотография, которую она показала Филиппу, когда я привела его знакомиться с семьей: я сижу на высоком стульчике, сжав губы, раскрасневшаяся от плача, а по комбинезончику психоделической расцветки размазано морковное пюре. На обоях за моей спиной – причудливый оранжевый рисунок, который, если присмотреться, тоже сделан морковью. По словам родных, они не на шутку воевали со мной из-за еды. И всегда проигрывали.

– Софи вся в меня, – вздыхала я, – в детстве я тоже овощи терпеть не могла.

– Mais non![2] – возражали французские родственники. – Она их просто еще не распробовала! Когда проголодается, предлож еще раз. Тогда съест все.

Мне стало интересно. Может быть, они знают что-то, чего не знаю я? Оказалось, так и есть. Родители во Франции получают совсем другую информацию о питании и поведении детей за столом. Французские исследователи, врачи, воспитатели, диетологи воспринимают отношения между родителями и детьми в вопросах питания по-другому. Они, например, уверены, что все дети способны рано или поздно полюбить овощи. И у них есть тщательно выверенная стратегия, позволяющая этого добиваться. Французские психологи и диетологи экспериментальным путем определили, сколько раз ребенку необходимо попробовать новый продукт, прежде чем он станет есть его с удовольствием: в среднем семь раз, хотя большинство книг по воспитанию рекомендует 10–15 раз. Мне казалось, что мои дочери просто не любят те или иные блюда. А друзья-французы считают, что они еще не попробовали их столько раз, сколько нужно. Их дети – пример того, что они правы. Французские дети с интересом пробуют новое, на их лицах при этом – спокойное любопытство, которое мне редко приходилось видеть даже у взрослых американцев, не говоря уже о детях.

Но как французам это удается? Какими методами они пользуются? Что они готовят? Как уговаривают детей? Вернее, как им удается сделать так, чтобы дети ели то, что нужно, без всяких уговоров?

Пока мы не переехали жить во Францию, у меня не было ответов на эти вопросы. Во время наших приездов французы терпели наши странные привычки, делая скидку на то что мы иностранцы. Но как только мы обосновались в деревушке, где вырос Филипп, все переменилось. Французы не отличаются терпимостью: они считают, что есть только один правильный способ что-либо делать. Разумеется, французский. Они никогда не стесняются высказывать свое мнение и не терпят за столом никаких оплошностей. Поэтому родственники, друзья и соседи взялись учить моих детей, а заодно и меня, правильно питаться. Правильно – значит, как французы. В ресторанах и продуктовых лавках, в школе и детском саду, на игровой площадке и в гостях мои представления о детском питании, детях и вообще воспитании подвергались критике.

Постепенно я начала понимать французский подход к детскому питанию и воспитанию. Я узнала, что слово «обучение» имеет здесь несколько значений. Мне все время говорили, что я должна «учить» своего ребенка, и я отвечала, что уже начала откладывать деньги на университет. Но, как оказалось, французы имеют в виду нечто другое. Во Франции «учить» означает не только отправлять детей за знаниями в школу или университет, но еще и прививать хорошие манеры, привычки и вкусы. Цель – вырастить ребенка bien duqu[3] – ребенка, который умеет быть вежливым, владеет манерами и хорошо себя ведет. Другими словами, главная цель французских родителей – воспитать ребенка, который знает и соблюдает неписаные правила французского общества. А правила эти гораздо строже, чем в Америке. Во Франции все с большим уважением относятся к общественным нормам, и хорошее поведение детей считается не менее важным, чем их высокая самооценка (более того, французы уверены, что последнее находится в прямой зависимости от первого). Культуре питания детей французы уделяют особое внимание. Они руководствуются простым принципом: возможно, дети, когда вырастут, не поступят в Сорбонну или Гарвард, не станут выдающимися спортсменами, знаменитыми музыкантами или космонавтами. Но кем бы они ни стали, что и как они едят сыграет чрезвычайно важную роль в их жизни. От этого будут зависеть и здоровье, и благополучие, и успех, и продолжительность жизни.

Поймите меня правильно: я не вижу ничего плохого в том, чтобы поощрять детей во всем быть первыми. Но часто родители так нагружают своих детей занятиями, что у тех не остается времени научиться простым, но крайне важным вещам – например, как правильно выбирать, готовить и есть здоровую пищу. Чтобы объяснить, насколько это важно, приведу простой пример. Французские родители считают привычку к здоровой пище такой же важной, как американские – умение читать или пользоваться горшком. Если ваши дети отказываются выучить ту или иную букву, бросите ли вы попытки научить их читать? Будете ли спокойно ждать, пока они сами научатся ходить на горшок, полагая, что это «придет с возрастом» или «сами разберутся»? Вряд ли. Вы станете думать, как научить их этим важным жизненным навыкам. Филипп объяснил мне это на примере известной французской поговорки: скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты. Многие родители в ответ на капризы ребенка за столом или отказ от еды просто пожмут плечами. А французы думают так: покажите мне, как ест ваш ребенок, и я скажу, хорошие ли вы родители.

Итак: понятно, что для французов правильные привычки в питании значат очень много. Но непонятно, как им удается добиться того, чтобы дети хорошо ели. До переезда во Францию я представляла себе это примерно так: злобные французские родители стоят у детей над душой, пока те не попробуют хотя бы по кусочку всего, что лежит на тарелке. На самом деле все как раз наоборот: во Франции родители и дети крайне редко спорят из-за еды, и я никогда не видела, чтобы кто-то заставлял детей есть.

Может быть, дело в особенностях приготовления пищи? В обычных французских семьях едят простые блюда, не требующие возни, но при этом полезные и вкусные. Однако когда я, старательно записав несколько отличных рецептов блюд, приготовила их дома, моим детям они почему-то не понравились.

Так что же это за тайное знание, которым владеют французы? Что они такое делают и говорят, чего не делаю и не говорю я? Как им удается сделать так, чтобы дети не просто опустошали тарелки, но делали это с удовольствием? За год, прожитый во Франции, я поняла, что секрет не только в том, что едят дети, но и в том, как, когда, а главное, зачем они едят.

Мы перебрались во Францию не для того, чтобы узнать этот секрет. Я довольно равнодушна к еде, а Филипп – один из немногих знакомых мне французов, кого еда не слишком интересует (чем, очевидно, и объясняется то, что он согласился жениться на не француженке). Я никогда не горела желанием стать суперповаром; более того, меня пугала мысль о том, что придется осваивать французскую кухню. Но после переезда я всерьез заинтересовалась тем, как и что готовят французы детям и как они учат их правильно питаться. Я узнала: чтобы накормить детей, вовсе необязательно тратить кучу времени, денег и сил. Выяснила, как французам удается привить детям вкус к самой разнообразной пище. Главное, чему родители во Франции стремятся научить детей, – есть с удовольствием.

Именно этот подход – еда должна быть в радость – и вдохновил нашу семью на перемены. Во Франции мы открыли для себя десять правил питания. Претворение их в жизнь потребовало от меня переосмыслить представления о детях, еде и воспитании. Нашей семье пришлось нелегко, однако усилия по приобретению новых гастрономических привычек очень сблизили нас. Меня вдохновил пример французов, которые учат детей есть здоровую пищу и получать от еды удовольствие. А наша история, надеюсь, вдохновит вас.

Alors, on у a![4]

Глава 2

Первые шаги и свекольное пюре

Мы переезжаем во Францию и сталкиваемся с Неопознанными Съедобными Объектами

Au nom de pre

Et de la mre

Et de l’enfant

Tout ce qui est bon

S’fourre l-dedans!

За папу,

(дотронуться до лба малыша)

За маму,

(дотронуться до носа)

За малыша!

(дотронуться до левой брови)

Все полезно,

(дотронуться до правой брови)

Что в рот полезло!

(с этими словами кусочек попадает в рот)

Французский «кормильный» стишок

Перед переездом муж предупреждал меня: гостить во Франции и жить во Франции – абсолютно разные вещи. Я не понимала, что он имеет в виду. Мы так часто приезжали в эту страну, что она казалась мне родной. Да, мы никогда не жили во Франци постоянно, но проводили там все свободное время, пока учились в Англии. Большинство наших университетских друзей были из разных стран. Закончив учебу, они разъехались кто куда. И мы поступили так же: через год после свадьбы перебрались в незнакомый нам Ванкувер. Там у нас родились две дочери, но Ванкувер так и не стал настоящим домом. Я мечтала когда-нибудь переехать во Францию, поближе к родственникам Филиппа. Работу как-нибудь найдем, твердила я себе. Дочери выучат французский, будут больше времени проводить с бабушкой и дедушкой, двоюродными братьями и сестрами. Я мечтала покончить с городской жизнью, а что может быть лучше французской деревни?

Дочери росли, моя «ностальгия» по всему французскому крепла. Возможно, отчасти в этом был виноват наш друг англичанин Энди. Когда мы вернулись в Северную Америку, он отправился путешествовать по Франции на ослике и написал об этом книгу. Это позже я поняла, что она была вовсе не о жизни во Франции, ведь он пробыл там совсем недолго. А тогда рассказ о том, как он «обрел покой в мире хаоса», меня просто очаровал.

Наконец, когда Софи исполнилось четыре года, а Клер – год с небольшим, мы решили (точнее, я решила) переехать во Францию, в маленькую деревушку на северо-западном побережье Бретани, где вырос Филипп. Деревушка с населением 3900 человек называется Пленев-валь-Андре. Если честно, Филипп не разделял моего энтузиазма; ему больше нравилось жить в большом городе. К тому же в Ванкувере – горы и океан. Конечно, ему не хватало друзей, которые остались во Франции, но возвращаться домой он не хотел. Не могу сказать, что и родители Филиппа были рады: «Что вы будете тут делать? – недоумевал мой свекор. – Наша деревня такая маленькая».

Я пыталась объяснить: это как раз то, что мне нужно. Хоть я и выросла в городе, но мечтаю об уютной деревенской жизни для своих детей. И не понимаю, почему Филипп уехал. В конце концов нашли компромисс – переехать на один год. Мы оба работали в университете и получили разрешение целый год трудиться удаленно. Восторгу моему не было предела!

Мы приехали в середине июля, в разгар короткого бретонского лета. Нашим новым домом стал старый каменный коттедж с видом на бухту, в нескольких минутах ходьбы от небольшой часовни, построенной в память о местных моряках. В ней мы когда-то поженились, обменявшись кольцами под моделью шхуны, висевшей под сводами. В коттедже было пять комнат (три из них – спальни), он оказался просторным, а обстановка – простой. Мы привезли с собой лишь два чемодана, оставив все вещи в Ванкувере. Филиппа это вполне устраивало, он по-прежнему испытывал по поводу нашего переезда смешанные чувства. Но я не разделяла его сомнений. Все мои стереотипные представления о Франции оправдались: свежий багет подмышкой, мощеные брусчаткой улицы, церковные колокола, кафе со столиками под солнцем и плющ на каменных стенах нашего дома. Мы приехали в разгар сельской ярмарки: ездили на фермы, в гости к родственникам, просто гуляли по окрестностям.

У самого нашего порога был пляж – роскошная полоска гладкого белого песка между скалистыми утесами. Во время отлива бирюзовая вода отступала на целую милю. Я знала, что столько песка бывает лишь там, где бушуют штормы, знала о репутации Бретани как весьма дождливого региона. Но прошел июль, наступил август, а погода стояла чудесная. Девочки часами играли на песке, а мы читали, отдыхали и дремали на солнышке (я), ходили под парусом и катались на каяке (Филипп).

Le paradis![5]

Постепенно мы перезнакомились со всеми местными жителями. Как-то раз дождливым утром я посмотрела в окно и увидела соседа, одетого во что-то, напоминающее большой мусорный мешок. Он стоял в кустах, разделяющих наши дома, собирал что-то с листьев – я не могла разглядеть, что именно, – и складывал в пакет.

– Что это он делает? – шепотом спросила я Филиппа.

– Улиток собирает, – ответил он, выглянув в окно.

– Он что, будет их есть? – изумленно спросила я.

– Будь с ним приветлива, возможно, он с тобой поделится! – поддразнил меня муж.

Сосед, действительно, пришел и предложил поделиться тем, что собрал. Я вежливо отказалась, а Филипп принял приглашение на обед, съел целую тарелку улиток, запеченных в чесночном соусе, и вернулся через два часа в прекрасном расположении духа.

К счастью, мистер Улитка (так я его прозвала) был не единственным нашим гостем. К нам регулярно наведывались многочисленные родственники и друзья мужа. Филипп одним из первых в семье покинул Бретань, многие его родные ни разу никуда не выезжали. Его мать и две ее сестры, громкоголосые и властные матроны, всегда безукоризненно одетые и причесанные, жили всего в пяти милях от нас. Обычно семья Филиппа приезжала в гости всем скопом: тетки, дядья, двоюродные братья и сестры. Они на несколько часов оккупировали кухню, готовили обед на всю семью, делились местными сплетнями и переворачивали дом вверх дном. Я предлагала помочь на кухне (правда, без особого энтузиазма), но меня, как правило, прогоняли. Я слыла неопытной кухаркой с тех пор, как вскоре после знакомства с семьей Филиппа опростоволосилась. Вот как это было. Моя золовка Вероника собиралась показать своей семье жениха, с которым познакомилась в Париже. Ради такого события мы с Филиппом приехали из Англии. Когда мы вошли в дом, моя свекровь Жанин как раз готовила обед. Смело заявив, что умею печь изумительные яблочные пироги, я гордо закатала рукава и действительно испекла tarte aux pommes – изумительный, но только на вид. Пирог оказался таким твердым, что разрезать его было невозможно, а стоило нажать посильнее, как он рассыпался на мелкие кусочки. Больше к плите меня не подпускали, что, впрочем, меня вполне устраивало. Я мыла посуду или просто сидела и слушала разговоры.

Наблюдая, как родные Филиппа общаются с моими девочками, я постепенно выучила ласковые слова, которыми французы называют малышей. Многие из них имеют отношение к еде. Жанин любила называть внучек «ma cocotte» – «моя курочка», а мальчиков – «mon coco». К смущению моего мужа, она по-прежнему иногда называла его «mon petit chou» («моя капустка», «мой кочанчик»). Вскоре и у меня появились любимые словечки: я дразнила Филиппа, называя его «mon trognon de pomme» («мой яблочный огрызочек»). Обычно суровый, отец Филиппа звал своих внуков «mon lapin» – «мой кролик».

Даже в детских песенках, которым наши дочери научились у своих двоюродных братьев и сестер, еда фигурировала постоянно: «Savez-vous planter les choux» («Умеете ли вы сажать капусту?»), «Dame tartine» («Дама-бутерброд»), «Le temps de scerises» («Время вишен») и моя любимая «Ohl’escargot» («Ода улитке»). Было ясно, что еда во Франции – важная тема в общении детей и взрослых. Но я и представить не могла, какую важную роль играет еда в системе воспитания и образования.

В середине августа Клер пошла в ясли. Мы хотели, чтобы она освоилась там, до того как Софи пойдет в сентябре в детский сад. Но Клер не желала осваиваться. Особенно плохо дела обстояли с едой. Как все французские дети, Клер должна была съедать обед из трех блюд, который готовили прямо в яслях. В то время рацион Клер был таким же, как у большинства американских малышей, – в основном тосты с маслом и крекеры. Время от времени я предпринимала робкие попытки накормить ее овощами – морковкой и горошком. Мне казалось, что всё нормально, но вскоре выяснилось, что воспитатели считают иначе.

Началось со свекольного пюре. В последнюю неделю августа нас пригласили на собрание в ясли. Помня о похожих мероприятиях на родине, я решила, что это информационная встреча для родителей, где медсестра расскажет, как важно мыть руки перед едой, и проведет экскурсию по саду. Как я ошибалась! Мы пришли вовремя, в 16:30, но не увидели ни медсестер, ни антисептических влажных салфеток. Нас встретили улыбающиеся воспитатели с подносами изысканных amuse-bouches (во Франции так называют коктейльные закуски, дословно – «развлечение для рта»). На одном из подносов красовались нежнейшие слоеные тарталетки с загадочным разноцветным пюре – ярко-розовым, светло-зеленым и сливочно-белым. «Надо же, как необычно, – подумала я. – И как по-французски!»

Перед глазами пронеслись картофельные чипсы и хот-доги – стандартная еда в канадском детском саду. К тому времени я уже проголодалась, так как близилось время американского ужина (родители Филиппа были очень недовольны, что мы так и не отказались от варварской практики ужинать неслыханно рано – в 17:30), и с аппетитом начала пробовать тарталетки, расхваливая на ломаном французском кулинарные способности сотрудников яслей. Женщина, державшая поднос, нахмурилась. Решив, что она не поняла меня, я повторила комплимент чуть медленнее. Она нахмурилась еще сильнее. Я в недоумении оглянулась и увидела, что другие родители… кормят тарталетками своих детей.

Несмотря на изысканный вид, это была детская еда. «Это для детей», – шикнул на меня муж и объяснил, что овощные пюре – из свеклы, брокколи и цветной капусты – приготовлены, чтобы познакомить малышей с детсадовским меню. И подают их во время традиционного французского goter (полдника), а полдничают обычно только дети. Взрослые вполне могут потерпеть до ужина, который во Франции традиционно начинается в 19:30–20:00. Так что для французов было очевидно: время полдника – значит, едят дети, а не взрослые.

Виновато улыбаясь, я смотрела, как жизнерадостные малыши – у некоторых зубов еще было маловато – уминают закуски, которые у нас в Канаде вполне уместно было бы подать на званом ужине. Взрослые, глядя на них, одобрительно кивали.

Разговоры вращались вокруг еды: что детям нравится, а какие блюда они еще не распробовали. Как я потом узнала, в этом не было ничего необычного. Родители во Франции очень много говорят о еде, о том, что дети любят и не любят. Эти разговоры ведутся не тревожным тоном, как у нас. Нет, французские родители говорят о том, как они любят поесть, обмениваются рецептами и маленькими домашними секретами. Один отец даже собрал небольшую толпу, рассказывая, как готовит сердцевину артишока (местный деликатес) для своих малышей.

Я же никак не могла сосредоточиться на светской беседе, с тревогой наблюдая за Клер, которой предложили попробовать канапе. Зная, что она обычно встречает овощи со стиснутыми зубами, я выбрала, на мой взгляд, самый привлекательный цвет – розовый. Клер попробовала канапе со свекольным пюре, я вздохнула с облегчением и улыбнулась… но в следующую минуту готова была провалиться от стыда, потому что Клер все выплюнула.

Воспитательница с блюдом спокойно отошла. – Не волнуйтесь, еще распробует, – пообещала она.

Через несколько недель так и случилось. Именно тогда я поняла, что началось воспитание Клер по-французски. А позже осознала, что оно началось и для меня.

Что еще поразило меня в яслях, так это аккуратность, с которой ели дети. На эту привычку французских малышей я сразу обратила внимание. Шестнадцать годовалых карапузов, ловко орудующими вилками и ложками, встающих из-за стола, даже не запачкавшись, – это зрелище меня потрясло. Играть с едой детям не разрешали. Стоило кому-нибудь начать запускать пальчики в тарелку, как его ласково, но решительно останавливали. Сопротивление, возникавшее крайне редко, встречало спокойный, но твердый отпор: тарелку просто отставляли. Посыл был ясен: не умеешь есть как следует (то есть аккуратно, даже если тебе от роду год) – не будешь есть вообще. Разительный контраст с тем, как ела наша старшая дочь: Софи умудрялась размазать пюре по стульчику, полу, стенам и своим волосам. Я считала, что должна с этим мириться, и думала, что свекровь просто бредит, утверждая, что даже маленькие дети могут есть опрятно. Ведь во всех прочитанных мною книгах по воспитанию было написано, что детям нужно возиться с едой, чтобы развиваться, наша же задача – не мешать им, а лишь прибраться, когда потребуется. Побывав во французских яслях, я поняла, что свекровь была права: действительно, можно обходиться без серьезной уборки после каждого приема пищи.

Заинтригованная, я решила поступать «как французы». Мы запретили Клер есть руками (кроме той пищи, которую принято брать руками), научили сидеть за столом и держать приборы так, чтобы крошки падали в тарелку, а не куда попало. У нее на коленях всегда была салфетка из ткани. Мы держали наготове и при необходимости применяли влажные салфетки. Когда она ела аккуратно, мы ее хвалили… И у нас получилось! Несмотря на то, что она на три года младше, Клер и сейчас ест аккуратнее, чем старшая сестра.

Поэтому Клер было легче приспособиться к жизни во Франции. Игры с едой абсолютно чужды французам. «On ne joue pas avec la nourriture!» – заявляют они. «Мы, французы, с едой не балуемся!» По-французски это звучит более категорично. Французы считают приличное поведение за столом частью своего национального образа и неустанно разъясняют это детям, которые растут, понимая: воспитанный человек не балуется за столом. Дети не видят никого, кто бы так поступал, и у них не возникает сомнений в том, что это правильно.

Французским детям никогда не предлагают пищу как награду. Я узнала об этом на собственном опыте. В супермаркете, в очереди к кассе, я дала дочери печенье, похвалив за хорошее поведение в магазине. Кассирша посмотрела на меня неодобрительно: «Вы перебьете ей аппетит!» Я съежилась от стыда. Для меня было важно, что дочь вела себя хорошо. Французы же считают, что поощрять детей надо иначе. «Будете награждать едой – обязательно станет толстухой», – строго предупредила женщина из очереди. Остальные согласно закивали.

Я бросилась к машине, всю дорогу домой пыхтела от злости и выбросила в мусор все маленькие пластиковые контейнеры, в которых возила с собой перекусы для дочерей. Оставила только один, на всякий случай.

На следующий день пошла в магазин и купила новые контейнеры – мне без них не справиться, нет.

«Инцидент» в супермаркете заставил меня серьезно задуматься. С точки зрения французов, я совершала немало промахов относительно того, что касается детского питания и воспитания. Поразмыслив над этим, я сформулировала второе правило.

Для французов это правило настолько очевидно, что о нем даже не говорят. Но мне оно казалось совершенно непостижимым, по крайней мере поначалу. Чтобы понять его, мне пришлось отказаться от своего твердого убеждения (весьма, впрочем, распространенного), что еду можно использовать в целях, к утолению голода отношения не имеющих.

Мы предлагаем детям вкусное, когда они устали, капризничают, не могут терпеть, когда нам надо еще несколько минут поговорить по телефону. Но дети (и мои тоже) очень быстро понимают, что нытьем можно добиться своего. У занятых или рассеянных родителей возникает рефлекс: ребенок капризничает – нужно как можно скорее заткнуть ему рот едой. Это часто случается, когда мы спешим или опаздываем. Опасность в том, что мы запускаем цепную реакцию, и «куски» становятся основой рациона. У детей уже не остается места для «нормальных» блюд, которые мы готовим на завтрак, обед и ужин.

Многие родители используют еду как способ отвлечь ребенка. Если дети не знают, чем заняться, мы достаем что-нибудь вкусненькое. Не задумываясь о том, голодны они или нет. «Сделаем печенье? – часто говорю я дочерям. – Или торт?» Поначалу это кажется безобидными и может даже быть познавательным: обучение мерам веса и объема или развитие мелкой моторики с помощью палочек для еды. Однако французы уверены: частые перекусы, даже под видом уроков математики, приводят к привычке есть импульсивно, от которой будет сложно отказаться. Французы любят приглашать детей на кухню и готовить вместе (организуют даже кулинарные выездные лагеря), но это происходит строго в то время, которое отведено для обеда или ужина.

Иногда еда бывает рычагом дисциплинарного воздействия. В качестве наказания родители не дают детям сладкого и грозят лишить ужина, чтобы добиться примерного поведения: «Хватит обижать сестру, или пойдешь спатьбез ужина!» У этой медали есть обратная сторона – использование еды для подкупа. Одна из воспитательниц Софи в Канаде давала детям конфеты, если те вели себя хорошо. Во Франции родители не считают еду наградой, а отсутствие еды – наказанием. Они считают, что в результате возникнет связь «пища–эмоции», ребенок учится «заедать» проблемы, теряет способность контролировать свой режим питания, что может привести к пищевым расстройствам.

Пожалуй, главная особенность воспитания детей во Франции – в отношении родителей к баловству за столом. Во всех книгах о воспитании, которые я прочитала после рождения Софи, уверяли, что детям нужно разрешать баловаться едой: совать пальцы в тарелку, набивать рот и даже швыряться едой. Я терпеливо обматывала стульчик Софи большими кусками целлофана и разрешала ей делать все что угодно. Увидев это, мои французские родственники окончательно убедились в том, что я – безответственная мать.

Возню за столом устраивали все наши знакомые дети. В детском саду Софи в Ванкувере воспитатели даже устраивали игру в «ферму»: брали пакет с кукурузными колечками, разбрасывали их по полу и восторженно смеялись, глядя, как малыши кудахтали, изображая курочек, ползали и ели колечки прямо с пола. Во Франции я никому об этом не рассказывала. Мне никогда бы не поверили, что эти воспитатели – профессионалы. Во Франции дети не могут даже есть сидя на полу – подобное поведение за гранью приличия.

Мне было очень непросто соблюдать правило № 2, потому что к моменту переезда во Францию я успела совершить все перечисленные выше ошибки: использовала еду как награду, подкуп, игрушку, наказание и развлечение. С точки зрения французов, проблема была в том, что мои дети научились воспринимать еду как способ удовлетворения своих эмоциональных потребностей. А к питанию это не имеет никакого отношения. Когда детям становилось скучно, они начинали есть. Устали – тянемся за куском. Расплакались – едим. Во Франции так никто не поступает. Здесь дети просто устроены по-другому. Как и их родители, они крайне редко едят по «непищевым причинам» (этот термин используют психологи и диетологи). Они относятся к еде с большим уважением.

Такому отношению к еде учат во Франции даже самых маленьких. Порой это происходит в странных, на мой взгляд, местах. Когда я впервые побывала во французском ресторане высокой кухни, меня поразила царившая в нем торжественная атмосфера. Приглушенные разговоры, тишина при подаче каждого блюда, чтобы ничто не мешало оценить новые оттенки вкуса. Уважительным молчанием сопровождались даже ритуалы, поначалу казавшиеся мне довольно нелепыми: например, удаление крошек со стола «собирателем крошек» («ramasse-miettes») – аппаратом вроде маленького пылесоса, которым официант довольно часто проходился по скатерти. Еда, конечно же, была великолепна: все блюда с оригинальным, насыщенным, необычным вкусом…

Однако самым сильным впечатлением того вечера для меня стал годовалый малыш за соседним столиком на высоком детском стульчике. Он спокойно сидел на протяжении всего ужина, потом глазки его начали слипаться, и он уснул. Родители продолжали ужинать как ни в чем не бывало. Они не спеша доели десерт, закончив всего на несколько минут раньше нас, почти в полночь. Когда настало время уходить, малыша разбудили без всяких церемоний. Тот сунул пальчик в рот и спокойно, не издав ни звука, позволил вынести себя из ресторана. Никто и глазом не моргнул.

Теперь я уже не удивляюсь этому. Во Франции дети с ранних лет привыкают сидеть за столом в ресторанах и усваивают, что от них ждут примерного поведения. Правило распространяется и на повседневные обеды и ужины, которые во Франции также окружены атмосферой торжественности. Французы никогда (никогда!) не едят, не постелив на стол скатерть. Даже фраза «накрывать на стол» по-французски звучит как «dresser la table» «одевать стол». Используется и слово «habiller» – «одевать».

Услышав, что и стол «одевается», мои девочки долго смеялись. Но эта фраза очень точно отражает отношение французов к обеденному столу. Они выказывают уважение к столу и к самим себе, «наряжая» его для такого важного события, как ужин. «Одевание» стола – ритуал, отражающий эстетику французской гастрономической культуры, в основе которой лежит понятие о том, что прием пищи – прежде всего социальное явление и должен происходить только за столом. Это правило соблюдали все: и крестьяне – соседи родителей Филиппа, и его друзья с университетским образованием. Все «одевали» стол, застилая его скатертью, и прием пищи превращался в ритуал, становился чем-то большим, чем просто процесс наполнения желудка.

Такая подготовка к приему пищи может показаться старомодной. Но на детей эти церемонии производят удивительное впечатление. Они реагируют так, словно на пороге появился человек в форме: немедленно начинают вести себя идеально. Эффект усиливают принятые во Франции правила приема пищи: никто не ест стоя, в машине, на ходу. Во Франции едят только за столом. И еду подают, когда собрались все участники обеда. « table!» – «К столу!» Услышав эту команду, большинство французских детей бросает все свои занятия и направляется к столу. Все ждут, пока еду разложат по тарелкам, и не начинают есть, не пожелав друг другу «bon apptit!» Поскольку дети почти всегда едят вместе с родителями, эти привычки они усваивают с малых лет.

Итак, прием пищи, даже повседневный, воспринимают во Франции как событие. И прежде всего событие общественное. Французы никогда не едят в одиночестве – ни дома, ни на работе. А поскольку готовят здесь очень вкусно, обеда или ужина всегда ждут с нетерпением.

Во Франции очень вкусна даже самая простая еда. До сих пор помню первый йогурт, который мы купили здесь малышке Клер. Он продавался в местном супермаркете, то есть не представлял собой ничего особенного. Но для Клер это было незабываемое впечатление. Представьте: маленький горшочек из настоящей глины, запечатанный золотистой фольгой с изображением знаменитой молочницы Ренуара. Этот йогурт был похож на рождественский подарок. Схватив ложку, Клер сорвала фольгу, попробовала, вытаращила глазки и не отрывалась от горшочка, пока все не съела. Бархатистый, жирный, пикантный, но не слишком, – йогурт во Франции просто объеденье. Как и вся остальная еда.

Представьте себе, как едят французские дети: все такое вкусное, на стол подается торжественно, во время обеда царит веселье – ведь вся семья в сборе! За столом дети и родители отдыхают, наслаждаются не только едой, но и общением. Конечно, так детям гораздо легче воспринять правила поведения за столом.

Французские родители настаивают на обязательном соблюдении этих правил. Поскольку еда занимает центральное место во французской культуре, дети обязаны научиться есть так, как принято, если хотят стать полноценными членами общества. Я бы сказала, что французскому ребенку так же важно научиться вести себя за столом, как американскому подростку научиться водить машину. Это ритуал взросления, обязательное условие успешного существования в обществе. Поэтому неудивительно, что именно еда стала нашим пропуском во французскую жизнь.

После переезда в деревню, для того чтобы купить продукты, я брала машину и отправлялась в ближайший город, в торговый центр. Катила тележку между полками, и меня успокаивало это привычное занятие. Кроме меня, в торговом центре не было никого, он выглядел стерильным и заброшенным. Через пару недель я пошла на местный рынок в самом центре нашей деревушки – на мощеную площадь у церкви дважды в неделю съезжались фермеры.

Поначалу, правда, мне приходилось преодолевать свое нежелание делать покупки на рынке. На первый взгляд рынок был жутко неудобным местом покупки продуктов для всей семьи. Однако моя свекровь Жанин все покупала только там. Сначала она шла к лоткам с овощами и фруктами, потом к прилавку с сырами, в булочную, к торговцу рыбой, мяснику и наконец к пасечнику (да, на местном рынке был даже отдельный прилавок с медом). Она тратила от трех до пяти минут в каждой очереди. Продавцы дружелюбно здоровались с каждым покупателем, тщательно выбирали лучший товр, аккуратно заворачивали его и неторопливо отсчитывали сдачу. Мне казалось, что это ужасно неудобно. Меня раздражали очереди. Хмурая, стоя в них, я скучала по продуктовым интернет-магазинам, услугами которых мы пользовались в Ванкувере: все продукты нам доставляли на дом!

Еще меня бесило то, что продукты для всей семьи приходилось таскать в тяжелых paniers (корзинах). Их используют и в супермаркетах – во Франции запрещены целлофановые пакеты. Прилавки занимали все центральные улицы и переулки, поэтому автомобильное движение было перекрыто до окончания рыночной торговли – примерно до двенадцати, чтобы все успели вернуться домой, сесть за стол, пообедать. Домой приходилось идти пешком. Сначала я с трудом таскала полные корзины и, пыхтя, карабкалась в гору к нашему дому, чувствуя себя неловко рядом с седыми старушками, бодро проплывавшими мимо с сумками на колесиках. Эти походы заменяли спорт, которого мне так не хватало. Француженки не занимаются фитнесом, видимо, считают: потаскали сумки – и довольно. В радиусе пятидесяти миль от нашей деревни нет ни одного фитнес-клуба. Жанин надоумила меня покупать меньше, но ходить на рынок чаще, как делают местные жители. Наконец, я сдалась и купила сумку-тележку в веселую шотландскую клетку.

Походы на рынок имели еще одно преимущество. Жанин объяснила, что еда из рыночных продуктов получается вкуснее, потому что их покупают для конкретных обеда или ужина. Вскоре один из самых раздражающих меня ритуалов – покупки на рынке – стал самым любимым. Продавец спрашивает: «Когда вы хотите это съесть?» Покупатель в ответ называет не только день, но и время. Например: «Завтра за обедом!» Или: «В субботу вечером!» Тогда продавец сам (покупателям не разрешается трогать товар руками) тщательно выискивает среди груды авокадо, дынь, помидоров, ананасов именно те экземпляры, которые идеально подойдут для этого случая. Постепенно мне стало понятно, почему люди готовы так долго стоять в очереди. Каждый обед и ужин они планируют так основательно, каждую мелочь выбирают так тщательно – неудивительно, что это занимает столько времени!

Но у местных жителей есть еще одна причина без раздражения стоять в длинных очередях. Эти очереди – самая суть деревенской жизни. Находясь в кафе, заводить разговоры не принято (я убедилась в этом после того как меня несколько раз холодно осадили). В лавочках тоже никто не болтает. В такой маленькой деревне не нашлось места даже для библиотеки. По правде говоря, там вообще некуда было пойти. Единственное общественное место – главная площадь, которую в дни, когда рынка не было, использовали как автостоянку.

«Где же люди общаются», – спрашивала я себя в первые недели нашего пребывания в деревне. Теперь поняла: очереди на рынке – единственная возможность для сдержанных бретонцев поболтать и обменяться новостями. Покидая одну очередь, люди становились в очередь у другого прилавка. Те, кому нужно купить продукты быстро, приходят пораньше, до наплыва толпы, и успевают сделать это за пару минут.

К концу лета я все чаще стала приходить на рынок попозже, разговоры с местными жителями многому меня учили. Как правило, предметом беседы была еда. Хороши ли привезенные на этой неделе побеги чеснока? А как вам редис, который вы покупали на прошлой неделе? Почему макрель в этом году такая мелкая? Походы на рынок дважды в неделю постепенно познакомили меня с местной гастрономической культурой. Понятия не имела, что в одном месте можно встретить такое разнообразие продуктов. А сколько нового мне довелось здесь попробовать! Hhuitres – устрицы – я все же рискнула отведать их и, к радости моего свекра, вскоре пристрастилась к ним. Moules – мидии – тоже стали моим любимым блюдом, я тушила их в белом вине с петрушкой. А знаменитый бретонский яблочный сидр!

Постепенно я поняла: спросить человека о еде – лучший способ завязать разговор. Если мне хотелось поговорить, спрашивала с невинным видом: а как приготовить этот овощ? Или (гораздо чаще): что это такое? Мне отвечали чуть ли не хором, делились рецептами, спорили, как готовить то или иное блюдо, какие приправы лучше использовать. Лед таял, и мы переходили к другим темам.

Одним из первых, с кем я познакомилась поближе, был торговец рыбой. К открытию рынка, примерно к половине девятого утра, он давно уже был на ногах – рыбацкие лодки выходили в море и возвращались до рассвета. Но энергии у него было хоть отбавляй. А еще он очень любил детей. «Для малышки», – говорил он с улыбкой, ювелирно отделяя свежее филе от костей в нашем присутствии.

Вся очередь прислушивалась к моим ответам на его ненавязчивые расспросы об американской жизни (для французов англоязычные канадцы – те же американцы, и с этим ничего не поделаешь). А я, помня, что сентябрь не за горами, расспрашивала его о местной школе, куда ходили его дети и предстояло пойти Софи. Он отзывался о школе только положительно, с воодушевляющей улыбкой, а Софи со вниманием слушала. И сколько бы я ни настаивала, он ни разу не взял денег за рыбу, которую мы покупали для дочерей. Так он поступал со всеми местными жителями. Но не туристами, которых на рынке тоже было немало. И мне было очень приятно, я поняла – это знак признания.

На рынке узнавали много полезного и мои дочери. В первое время, когда они были со мной, некоторые прилавки я старалась обходить стороной. Лоток мясника, где с крюков свисали свиные головы и обезглавленные, но все еще пушистые кролики, был для нас запретной зоной. С опаской я поглядывала и в сторону poissonerie (рыбного рынка), где по просьбе покупателей рыбинам отрубали головы, выпускали кишки и чистили от чешуи. Если мне надо было купить мясо или рыбу, я оставляла детей свекру, и он гулял с ними по площади.

Но вскоре Джо надоела моя брезгливость. Однажды он взял Клер на руки и сам поднес ее к прилавку с рыбой. Клер выпучила глазки и, ткнув пухлым пальчиком в особо жирный экземпляр, закричала:

– Poisson! (Рыба!) Coupe! Coupe! Coupe! (Режь! Режь! Режь!) – просила она, показывая, как резать рыбу ножом. Вся очередь смотрела только на нас. – Ням-ням, – Клер пальчиком указывала на свой рот под всеобщий одобрительный смех.

Несмотря на юный возраст, моя дочь, кажется, лучше меня знала, как подружиться с французами и завоевать их сердца.

Глава 3

Школа для желудка

Начинаем учиться «есть по-французски»

Mignonne,

Mignonne.

Si tu veux du pain,

Je t’en donne.

Si tu n’en veux pas,

Je te btonne!

Малышок, малышок,

Хочешь хлеба – вот кусок!

Как поешь – похвалю,

А не будешь – отлуплю!

Французская детская песенка

Наступил сентябрь. Начала нового учебного года все мы ждали с нетерпением. Но больше всех – Софи, которой не терпелось поскорее познакомиться со сверстниками. В первый учебный день мы встали ни свет ни заря. В школу Софи шагала со мной за руку, за нами шла моя свекровь, замыкали процессию Филипп с Клер, одетой точь-в-точь как старшая сестра (это было глупо, но я не удержалась). Жанин давно обратила мое внимание на то, что французские дети даже в глухой деревне одеваются гораздо лучше, чем их американские сверстники. Накануне мы купили Софи новый наряд. Она выглядела прелестно в платье-рубашке цвета увядшей розы и серо-бежевых леггинсах. Я решила, что уместнее будут мягкие естественные тона, самые популярные у французских родителей, хотя многие одевают детей только в белое, причем одежда таинственным образом всегда остается чистой.

Мы с Софи впервые вместе ездили выбирать одежду. По пути домой я заверила ее, что этот год – ее первый школьный год – будет очень интересным. Я действительно думала, что деревенские дети обрадуются тому, что в их класс пришла l’Amricaine, и все захотят подружиться с ней. Понятия не имела, что значит жить в деревне, – сама-то всю жизнь прожила в пригороде мегаполиса. Но те, кто не знает правил, становятся деревенскими дурачками. Моя дочь правил не знала – так же как и я.

Первым намеком на будущие проблемы стал мленький белый листок на школьных дверях. На нем стояло сегодняшнее число. Какой-то список, судя по всему. Много незнакомых слов – я узнала среди них только дни недели. Может быть, список дополнительных занятий?

– Да нет же! – рассмеялся Филипп. – Это меню.

Я снова взглянула на листок и поняла, что он прав. Вверху таблицы – действительно, дни недели, а слева – четыре стандартные составляющие французского обеда: entre (закуска), plat principal (основное блюдо), salade/fromage (салат/сыр) и dessert (десерт) – во все дни, кроме среды. Во Франции дети учатся четыре дня в неделю, в среду – только занятия спортом и кружки. Больше я не поняла ничего.

Муж терпеливо объяснил, что это меню школьной столовой на ближайшую неделю. Оно составлено из разнообразных и полезных блюд. Обед стоит в среднем менее трех евро, дети из малообеспеченных семей платят меньше (самый дешевый льготный обед в нашей школе стоил менее одного евро). Меню вывешивают на входной двери, чтобы и дети, и родители знали, что будет на обед.

Столовые во Франции есть не только в школах, но и во многих государственных учреждениях, частных компаниях. У многих иностранцев при мысли о школьной столовой возникают не слишком аппетитные воспоминания о пересушенной пицце и жирной картошке фри (по крайней мере, так было в нашей школе). Столовая во Франции – это место, где еду готовят специалисты высокой кухни под наблюдением профессиональных диетологов, а на стол подают – заботливые официантки, готовые даже порезать мясо на кусочки, если посетитель не справляется сам.

Филипп и Жанин изучили меню и с радостью обнаружили свои любимые блюда. А вот мне оно показалось невероятным. Свекла? Свежая рыба? Индейка? Это больше напоминало меню ресторана, а не обеды для школьников. И уж точно не обеды для моей пятилетней Софи!

– Простите, – неуверенно сказала я, – кажется, они кое-что забыли… почему каждый день только одно блюдо?

В американских школьных столовых всегда есть выбор, хотя выбирать приходится между блюдами сомнительной питательной ценности: молоко клубничное или шоколадное, пицца или хот-дог.

– Все едят одно и то же, biensr! – ответил муж. Я уже успела понять, что выражение «biensr» («разумеется») используется, когда я в очередной раз сажусь в лужу, не зная того, что для французов совершенно очевидно.

– А что если кому-то не нравится то, что сегодня предлагают? – спросила я. Несколько родителей обернулись и посмотрели на меня как-то странно.

– Значит, останется голодным, – ответила мне Жанин.

Я вспомнила историю из популярного во Франции детского журнала «Tralalire» («Веселое чтение»). Она называлась «La journe du NON!» («День, когда я говорю только „нет!“»). Маленький озорник Мишель решил целый день на все отвечать только «нет». Он не хочет одеваться – и идет в школу в пижаме. Не хочет обедать в столовой (где ему предлагают редиску, сосиски с картофельным пюре и мороженое) – и весь день ходит голодным. Мишелю грустно, но его друзьям, которые с удовольствием пообедали, его не жалко и родителям тоже. Впервые прочитав этот рассказ, я сочла его жестоким и неправдоподобным. Но теперь поняла, что французам это вовсе не кажется жестоким.

– Но это невозможно, – отрезала я, – Софи ест на обед только макароны. Она же умрет с голоду!

И это правда – несмотря на все мои усилия, Софи отказывалась есть на обед что-либо, кроме макарон. Причем готовить их нужно было всегда одинаково: с оливковым маслом (ни в коем случае не со сливочным!), щедро посыпав пармезаном. В местном супермаркете пармезана не было, но мне удалось очаровать неприветливого продавца, и он сделал спецзаказ на «сыр для Софи». Я продолжала готовить ее любимое блюдо и после переезда во Францию.

– В школе учатся многому, в том числе есть то, что дают, – объясняла Жанин. (А я пообещала себе никогда больше не брать свекровь в школу в первый день занятий.) Я оказалась в безвыходном положении. Проблема заключалась в том, что мы с мужем договорились: Софи будет обедать в школе. Идею подкинула Жанин. «Еда – очень важная часть французской культуры, – заявила она вскоре после нашего переезда во Францию. – У Софи не будет друзей, если она не захочет есть вместе со всеми в столовой». И мы согласились на школьные обеды. Казалось, это хорошая идея. Мы рассказывали Софи про столовую, как про игру: мол, представь, как здорово обедать вместе с новыми друзьями! Теперь я сомневалась в этом. Но было поздно.

Мы прошли по коридору к классу Софи. Стоявшая у дверей учительница приветствовала каждого ученика. В коридоре выстроилась очередь, которая двигалась очень медленно. Когда мы наконец дошли до двери, я поняла из-за чего. Каждый ребенок подходил к учительнице и… она целовала его в обе щеки. Иногда и родители обменивались поцелуями с учительницей. Некоторые просто пожимали ей руку. Все это сопровождалось коротким рассказом о том, как прошли летние каникулы. Через пару минут ребенок проходил в класс, а родители отправлялись по своим делам.

Во Франции подобная сцена ни у кого не вызывает удивления. «Se faire la bise» означает «целоваться», но эти поцелуи больше похожи на легкое касание щеками: целуют на самом деле воздух рядом с ухом (но не слишком близко). Как же нелегко мне было привыкнуть к этому обычаю! Я выросла в стране, где лицо человека так же неприкосновенно, как его зад: прикасаться к лицу могут лишь самые близкие члены семьи. Но во Франции целуются все без исключения. Хочешь не хочешь, пришлось смириться.

Эти поцелуйчики не давали мне покоя еще по одной причине – они непредсказуемы. При встрече французы то целуются, то просто пожимают друг другу руки. Иногда мужчины целуются с мужчинами, иногда нет. В некоторых случаях нужно было целоваться с людьми, которых я видела впервые, а в других – обходиться рукопожатием с теми, с кем виделись достаточно часто. В некоторых регионах Франции приняты один-два поцелуя, в других целуются три или четыре раза. Иногда целуют сначала в левую щеку, иногда в правую. И каждый раз ориентироваться нужно моментально: сообразить, в каких отношениях вы находитесь с человеком, где происходит встреча, какого он пола, кто рядом, спешите ли вы оба… и подключить шестое чувство. Мне никогда не удавалось уловить здесь хоть какую-то логику.

Кроме того, с этими поцелуями можно здорово опростоволоситься. Наглядный пример тому – мой муж. Вскоре после нашего знакомства мы полетели в Канаду знакомить его с моими родственниками. Мой дядя Джон встретил нас в аэропорту. В зале прибытия, посреди толпы Филипп сделал то, что во Франции считается вполне нормальным, – расцеловал дядю Джона в обе щеки. Крайнее изумление дяди Филипп истолковал по-своему: «В Канаде, наверное, принято целоваться три раза?» Он наклонился, чтобы чмокнуть дядину щеку в третий раз, тот отпрянул, в результате Филипп поцеловал его в губы.

Спустя время им удалось оправиться от того шока, и дядя Джон даже вел меня к алтарю. Но традиция целоваться все еще заставляет меня нервничать. Что уж говорить о Софи: она даже от родственников уворачивалась, хотя знала, что отказ целоваться – самое ужасное оскорбление. Когда подошла ее очередь знакомиться с учительницей, Софи начала волноваться. «Bonjour!» – улыбнулась мадам. И – кто бы сомневался – моя дочь выдернула руку и, насупившись, прошагала в класс. Мадам нахмурилась. Это было не самое подходящее время, чтобы поделиться с ней своим беспокойством по поводу школьного меню. Но беспокоилась я весь день, а он был долгим: во Франции уроки длятся с 8:30 до 16:30 (а многие дети остаются на дополнительные занятия – etudes – до 18:30 или 19:00). Одноклассникам Софи было не привыкать, они ходили в детские заведения уже третий год (во Франции дети уже в два с половиной года идут в ясли на неполный день, в три – на полный). Это были настоящие ветераны столовых.

Когда после занятий Софи выбежала из класса, ее лицо рассказало мне все. Она с плачем бросилась мне на шею, а когда наконец успокоилась, сообщила, что целый день просиделаголодной. Обед, по ее словам, есть было невозможно. В отличие от детского сада, здесь не давали перекусывать ни до обеда, ни после. И никто не разрешил ей выпить воды, даже когда она подняла руку.

Вне себя от злости я уложила ее спать и решила на следующий день прийти в школу пораньше. Собрала ей с собой обед, бутылочку с водой и припасла пару ласковых для учительницы. Тщательно продумала, что буду говорить: «Софи и так трудно освоиться в новой стране! У нас в Канаде дети пьют, когда хотят, даже во время урока. Позвольте ей приносить с собой обед из дома, пока не привыкнет».

Оставив Филиппа собирать дочь на занятия, я прибежала в школу на полчаса раньше, чтобы поговорить с учительницей. Каково же было мое изумление, когда я поняла, что мои слова не произвели на нее никакого впечатления. Покосившись на пакет с обедом для Софи, она твердо сказала: «Я должна думать обо всех детях. Мы не можем идти на уступки и разрешать кому-то приносить из дома деликатесы». Я не выдержала и обрушила на нее все свои тревоги. Что если другие дети будут смеяться над Софи, потому что она не ест вместе со всеми? Может быть, она просто не любит пробовать новое? Не возникнет ли у нее из-за этого проблем с общением? И как она вообще чему-то научится, если все время будет мучиться от голода и жажды?

Увидев мое встревоженное лицо, мадам сменила гнев на милость.

– Я покажу вам столовую, – сказала она.

Нашей первой остановкой была кухня, где повар уже приступил к работе. Орудуя половником размером с меня, он, стоя на цыпочках, помешивал густой суп в кастрюле, куда мог бы поместиться весь класс Софи. «Вся еда готовится из свежих продуктов», – с гордостью произнес он, указывая на овощи на разделочной доске. Он всегда старается покупать местные продукты, а по плану правительства Франции 20% продуктов, используемых во французских школах, должны быть выращены с соблюдением органических стандартов. «Секрет хорошего питания не в том, чтобы потратить как можно больше денег, – добавил он. – Простая и недорогая еда вполне может и должна быть вкусной». Я сделала вид, что его слова меня впечатлили.

Не во всех школах есть свой повар. Чтобы уменьшить издержки, школы обращаются в кейтеринговые компании и используют полуфабрикаты. В ходе одного исследования выяснилось, что почти половина французских школьных столовых не соответствует строгим стандартам Министерства образования. Это известие вызвало шквал возмущения у французов. Известный шеф-повар Сирил Линьяк даже запустил реалити-шоу на ТВ («Vivele Cantine!» – «Да здравствует столовая!»), в котором «спасал» французских детей от ужасной столовской еды (вроде Джейми Оливера в программе «Кулинарная революция»). Это при том, что самый скверный обед во французской школе все равно лучше обычного, «среднего» обеда в столовой американской или канадской школы.

Чтобы понять, какая важная роль отведена школьному повару, надо учитывать, что французы считают обед самым важным приемом пищи в течение дня. В среднем он содержит примерно 40% калорий, которые ежедневно получает ребенок. Торговые автоматы с напитками и шоколадками во французских школах запрещены. Поесть можно только в столовой. Еду из дома приносить запрещено, если у ребенка нет аллергии на какие-то продукты. Большая часть учеников обедает в школе. Столовая – то место, где каждый день обедают почти шесть миллионов французских школьников. В школе Софи повар был настоящим хозяином столовой. Дочь рассказывала, что во время обеда повар подходит к столам и спрашивает у детей, понравилось ли им то, что он приготовил. Даже не зная этого, я видела, что повар очень гордится своей работой.

Мы поблагодарили его и перешли в обеденный зал. Гордо указав на полотняные салфетки и скатерти (значительная статья расходов для маленькой деревенской школы), учительница объяснила, что еду на стол подают специально обученные сотрудники. Они следят за тем, как дети едят, и исправляют их манеры, иногда довольно строго. Учителя обедают в отдельной комнате. Столы были сервированы чрезвычайно тщательно. Это произвело на меня сильное впечатление. Оказывается, это обычная картина для французских школ.

«Порядок очень важен», – пояснила учительница. Указом правительства установлено, что дети должны проводить за столом не менее тридцати минут. Я вспомнила, как в канадских школах детям давали десять минут на то, чтобы проглотить холодный бутерброд прямо за партой. Но промолчала. Мадам учительница не поняла бы меня.

Во Франции, продолжала она, обеденный перерыв существует для того, чтобы ученики могли пообщаться и попробовать новые блюда в спокойной обстановке. Все дети едят одно и то же – это важный фактор, помогающий разнообразить их рацион. В присутствии сверстников дети охотнее пробуют и едят то, от чего дома воротили бы нос (это подтверждают и американские исследования). Французская система представляет собой отработанную на практике программу внедрения пищевого разнообразия под влиянием сверстников. Станет ли ребенок капризничать за столом под пристальными взглядами нескольких сотен других детей? Вот именно!

«Активное участие в гастрономическом воспитании детей принимают учителя», – объясняла учительница, когда мы шли к выходу. Преследуются три основные цели. Во-первых, сохранить здоровье детей и способствовать их успехам в учебе, обеспечивая всеми необходимыми питательными веществами. Во-вторых, обучать детей: развивать их вкус, прививать основные правила пищевой гигиены и здорового питания, приучать к полезной и разнообразной пище. В-третьих, контролировать детские привычки в питании, устанавливая здоровый режим: когда, где, как питаться, что есть и почему.

Я приготовилась было возразить – такой подход казался мне слишком суровым. К тому же я по-прежнему считала, что с моей Софи это не пройдет. Но учительница была так увлечена, что я решила пока не открывать рот. Тем временем она с гордостью цитировала по памяти какой-то документ министерства образования: «Школа – это место, где детям прививают хороший вкус, понятия о полезной пище и гастрономической культуре. Хорошему вкусу необходимо учить и учиться. Для этого требуется время, каковым и является период обучения в школе».

Строгий подход к питанию в столовых определяется правилами, установленными министерством. В частности, в состав каждого блюда должны входить овощи. Если сегодня их подают сырыми, то на завтра в меню может быть какое-нибудь овощное блюдо. Жареные блюда появляются на столе не чаще одного раза в неделю. Как минимум раз в неделю в детском меню должна быть свежая рыба. Фрукты на десерт дают через день. Сладости разрешены, но только раз в неделю. Министерские правила определяют даже содержание питательных веществ в каждой порции (11 г высококачественного белка, 220 мг кальция и 2,8 мг железа).

В составлении меню принимают участие диетолог и родительский комитет. Родителей очень интересует, чем питаются их дети. Меня это не удивило. Я уже слышала, как родители, встречая детей после школы, вместо обычного «чем сегодня занимались?» спрашивают: «Как тебе понравился обед?» Позже я поняла, что французские родители не проявляют чрезмерной озабоченности интеллектуальным развитием маленьких детей (по крайней мере по сравнению с североамериканскими). Никаких обучающих карточек, «маленьких Эйнштейнов», уроков игры на скрипке для годовалых детей. По правде говоря, французов удивляет страстное стремление американцев стимулировать раннее интеллектуальное развитие. («Обучающие карточки? Серьезно? Да вы шутите!») Французы понимают всю важность школьного образования. Однако они свято верят, что обучение чтению и письму лучше предоставить школьным учителям. А сами сосредотачивают свои усилия на другом: научить маленького ребенка быть гурманом, полюбить вкусную еду. Вот типичный вопрос, который французы задают друг другу: «А что ваш малыш любит есть?» В ответ можно услышать гордое: «Elle mange un peu de tout» («Он ест все понемногу»).

Этой теме посвящены книги для молодых родителей, настоящие учебники с привлекательными названиями типа «Рождение вкуса: как научить малыша есть с удовольствием». Родители во Франции очень любят вспоминать, что их дети попробовали в качестве первого прикорма. В гостях у жителей нашей маленькой деревни, у которых были малыши, мы почти всегда обсуждали, что они едят. Родители хвастаются блюдами, которые попробовал их ребенок, так же как в США хвалятся школьными успехами. Наш друг Ив очень гордился тем, что его девятимесячная дочь Николь ела рокфор с плесенью, и демонстрировал это достижение каждому гостю. Николь действительно с удовольствием уплетала этот вонючий сине-зеленый сыр. («Это потому, что он соленый», – шепотом успокаивал меня муж.)

То, что говорила мадам учительница, было очень разумно. Тот факт, что школа принимает активное участие в гастрономическом воспитании детей, стало для меня открытием. По ее словам, обучение правильному питанию происходит и в классе. Она указала на диаграмму, висевшую на стене, где было изображено что-то вроде пищевой пирамиды. Подойдя поближе, я заметила любопытную вещь: вместо пищевых групп там были девять рекомендаций – как ступени лесенки. Пищевые группы (фрукты и овощи, молочные продукты, зерновые и бобовые, мясо, рыба, яйца) тоже были, но в сопровождении рекомендаций: ограничить жиры, сахар, соль. Нижняя ступень – основание пирамиды – содержала совет пить больше воды. Неужели вода, по мнению французов, тоже является пищевой группой?

Спросить об этом я не успела – учительница заговорила о своем любимом мероприятии, которое в рамках «La Semaine du Got» («Недели дегустаций») проходит в октябре во всех школах Франции. Целую неделю шеф-повара из лучших ресторанов (включая «Ритц») готовят в школах для детей: устраивают дегустации, шутят и всячески очаровывают своих маленьких подопечных. Ролики на эту тему нередко появляются в выпусках новостей на национальных телеканалах. Проводятся и более скромные мероприятия: местные повара, пекари, мясники, сыровары и гурманы всех мастей приходят в школы и кампусы и устраивают мастер-классы. В прошлом году во Франции было организовано более пяти тысяч подобных уроков. А рестораны по всей стране предлагают специальные «дегустационные меню» по доступным ценам.

Мое лицо, однако, сохраняло скептическое выражение: сомневаюсь, что даже лучший в мире шеф-повар сможет заставить Софи съесть то, что ей не нравится.

Учительница тем временем продолжала объяснять, что гастрономическое воспитание этим не ограничивается. Огромное внимание уделяется тому, чтобы научить детей питаться полезно и осмысленно, «пробудить их вкусовые рецепторы», как она выразилась. В местной школе применяли методику, разработанную Французским институтом вкуса (он действительно существует, я не придумала). Каждый год учителя проводят уроки, посвященные восприятию мира с помощью органов чувств и развитию навыков самопознания и вербализации. Дети исследуют пищу с помощью всех пяти чувств: учатся складывать в единое впечатление вкус, цвет, запах, прикосновение и слуховое восприятие. Это «воспитание вкуса» широко распространено во Франции и основано на разнообразных забавных играх. Например, лучшая обучающая техника для ровесников Софи – «sacfourre-tout» (игра в мешок): дети по очереди запускают руку в мешочек со свежими овощами и фруктами, не глядя, выбирают один из них, ощупывают его и описывают. Еще одна игра: детям раздают подносы с кусочками разных продуктов и просят распределить их по категориям: соленое, сладкое, кислое, горькое. Потом завязывают глаза и предлагают попробовать, описать и узнать продукт. Цель – развить у ребенка восприятие еды, используя все пять чувств. Такая игра, призналась я себе, моей Софи наверняка понравилась бы.

Учительница с энтузиазмом продолжала. Она упомянула об одном французском исследовании, посвященном «удовольствию, которое получают при помощи органов чувств», и важной роли, которую оно играет в формировании правильных привычек питания. «Школы, – с гордостью заметила она, – используют результаты этого исследования в своих программах». Дети учатся размышлять о еде, выражать свои мысли и ощущения. У них развивается более зрелое представление о еде. Один и тот же продукт, например авокадо, готовят тремя-четырьмя способами и дают попробовать детям. Таким образом, они больше узнают о различных кулинарных техниках и развивают собственные навыки восприятия. Детей постарше знакомят со специями, предлагают им обсудить статьи о питании в газетах и журналах. Французское кулинарное наследие (patrimoine culinaire) изучают на уроках социологии. Да мне самой не помешало бы побывать на таком уроке.

На следующем этапе детей учат распознавать сложные ароматы, исследовать пищевые предпочтения и готовить еду (как правило, местные блюда). Завершает «неделю дегустаций» грандиозный финал – «le repas de fte». Это праздничный обед, где чествуют саму еду. Все дети участвуют в процессе обучения на равных. Для тех, кто проявляет особый интерес, проводят дополнительные занятия после школы (например, летние кулинарные лагеря, которые посещали наши племянники и племянницы). В прошлом году местная управа организовала выездную экскурсию в Эпикурий – первый в мире музей овощей и фруктов, расположенный в Авиньоне, на юге Франции.

– Не сомневаюсь, – торжествующе закончила учительница, – скоро Софи научится получать такое же удовольствие от школьной еды, как все ученики!

Я не знала, что ответить. И все равно сомневалась, что мнение Софи о салате со свеклой переменится.

– Это, конечно, замечательно, – запинаясь, начала я, чувствуя, что ступаю по тонкому льду. Собрав все свое мужество, продолжила: – Но не думаю, что это сработает с Софи. Ей ведь нужно хорошо есть, чтобы хорошо учиться. Перекусы – минимум два раза в день. Она не сможет сосредоточиться, если будет голодна. И я не уверена, что ей понравится еда в столовой. Можно ей приносить с собой обед или хотя бы что-нибудь перекусить?

– НЕТ! – отрезала учительница. Было ясно, что она не собирается обсуждать это со мной. – Кусочничество – очень вредная привычка. Она мешает детям учиться. Моя задача – научить всех детей питаться правильно.

Учительница была уверена: научиться есть по-французски обязаны все дети. Без исключения.

Наверное, я выглядела недовольной, потому что у выхода учительница остановилась и добавила: в течение года Софи, как и все дети, будет получать в школе интересные задания, связанные с едой: например, вырастить собственный огородик на специально отведенном участке школьного двора. Дети будут ходить на экскурсии на местный рынок, всего в пяти минутах от школы. А гастрономические уроки включены в программу изучения других предметов: например биологии, когда начнут проходить улиток.

Заметив мою реакцию на слово «улитки», мадам оборвала свой монолог и предложила обсудить оставшиеся у меня вопросы со школьным психологом.

– Но Софи еще слишком мала, чтобы ходить к психологу, вам не кажется? – опешила я.

Мадам помолчала… Потом ответила: «Психолог нужен не ей, а вам». С этими словами она повернулась и пошла встречать новых учеников.

Когда я рассказала об этом мужу, он рассмеялся.

– Французы вообще не переживают так из-за еды. Они уверены: если дети плохо едят – виноваты родители.