Стерва, которая меня убила Дышев Андрей

Тогда я изменил тактику и принялся штурмовать его через спинку, смело задирая ноги и размахивая ими у лица командира. Где-то сзади поперхнулась и принялась громко кашлять Лисица. Командир смотрел на меня с каким-то брезгливым испугом.

– Пил? – спросил он, судя по голосу, совершенно не сомневаясь в моем утвердительном ответе.

Я находился в фантастической позе, какую, смею утверждать, в истории отечественной авиации еще никто не видел. Правую ногу я уже пристроил рядом с педалями, а левая застряла на спинке сиденья. Виной всему были слишком узкие брюки. Я кряхтел, потел, но никак не мог стащить вторую ногу со спинки. В конце концов я потерял равновесие и повалился на сиденье, серьезно ударившись затылком о штурвал.

Командир все-таки проявил ко мне сострадание и помог мне снять ногу со спинки.

– Много уже налетал, сынок? – по-отцовски поинтересовался он.

Тут между нами появилась Лисица, что избавило меня от необходимости отвечать.

– Пассажиры прибыли, – сказала она. – Можно запускать?

– Валяй! – махнул рукой командир.

Глава 18

Я посмотрел в боковое окошко. К самолету подъехали три черные роскошные машины: «мерс» представительского класса и два джипа. Из джипов выскочили рослые парни, мгновенно выстроили живой коридор до трапа самолета. И тут я увидел, какие пассажиры летают двойным супером. Из «мерса» вышел презентабельного вида господин – не по годам подвижный, улыбчивый, энергичный, а за ним следом два амбала с нестандартной шириной плеч. Один из них держал в руке средних размеров чемодан. Не задерживаясь, троица быстро прошла по «живому коридору» и поднялась в самолет.

Я почувствовал, как самолет вибрирует и качается.

– Здравствуйте, господа! – услышал я мяукающий голос Лисицы. – Пожалуйста, располагайтесь, где вам удобно.

Она заглянула в кабину и подала командиру знак рукой. Командир нажал какой-то тумблер, и раздался зуммер электромотора. Трап втянулся, дверь захлопнулась. Путь к отступлению был отрезан окончательно. Мои ноги стали дрожать настолько явно, что это уже переходило грань приличия. Командир надел наушники и стал разговаривать с диспетчером, а его пальцы побежали по кнопкам и тумблерам. Где-то что-то засвистело, загудело, на приборах ожили стрелки, загорелись датчики, сверху подул прохладный ветерок, пол задрожал, моторы утробно икнули и завыли, по стеклу побежали тени от лопастей, Лисица захлопнула нашу дверь – словом, конец света приближался со страшной скоростью.

Самолет тронулся с места, покатился по рулежке. Я, намереваясь стоять насмерть, схватился за штурвал, что немедленно вызвало неодобрительный взгляд командира. Пришлось отпустить штурвал и поискать другой спасательный круг. Мой взгляд упал на рычаги, отдаленно напоминающие переключатель передач в «Жигулях».

– Знаешь, братец, – сказал командир, отвернув в сторону микрофон, – ты лучше не трогай ничего… Отдыхай!

Какое счастье, что он не заставил меня взлетать! Я с благодарностью кивнул, откинулся на спинку и попытался унять дрожь в ногах. Самолет тем временем вырулил на взлетно-посадочную полосу, командир что-то сказал в микрофон, двинул вперед тот самый рычажок, за который я едва не схватился, и моторы взревели, как стадо разъяренных слонов.

– «Аэролайн», тридцать один – семьдесят семь, – услышал я женский голос в наушниках. – Ваш SKVOK «ноль шесть – двадцать четыре». Взлет разрешаю!

– Ноль шесть – двадцать четыре, – повторил командир, поднял руку к верхней приборной панели и набрал это число на дисплее.

«Зачем я согласился?» – уже с усталым безразличием подумал я, когда самолет побежал по взлетке. Через несколько секунд он оторвался от нее и, сделав глубокий крен, начал набирать высоту. Под нами мелькнула береговая полоса с белой линией прибоя, морщинистое море, затем снова берег, дома, улицы, машины… Я был восхищен увиденным зрелищем. Подо мной плыл какой-то кукольный мир, и я невольно стал искать свой поселок, старый дачный район и родное пепелище, но декорации скользили так быстро, что я не успевал ничего рассмотреть толком. Повернув голову, я посмотрел в лобовое окно и немедленно издал вопль:

– Облако!! Прямо на нас!! Вот это да!!

Зрелище было просто удивительным. Белая гора с округлыми боками стремительно надвигалась на нас, и в тот момент, когда по всем законам логики мы должны были расшибиться об нее в лепешку, самолет окунулся в серый туман, задрожал, как от холода, закачался. Казалось, что мы уже не летим, а неподвижно висим в каком-то молочном космосе без верха и низа.

– Первый раз? – спросил командир.

– Ага! – кивнул я.

– Понятно…

Я прикусил язык – как всегда, с опозданием. Изобразил на лице озабоченность хреновой метеорологической обстановкой и уставился на приборы.

Вскоре мы поднялись выше облаков, и кабину залило ослепительным светом. Командир нажал какую-то кнопку на штурвале и отпустил его. Затем потянулся, зевнул. Я посмотрел на штурвальную колонку – она покачивалась и двигалась сама по себе. «Наверное, мы летим уже на автопилоте», – догадался я.

Вошла Лисица. Я тотчас принял расслабленную позу уставшего от полетов воздушного аса.

– Что там в салоне? – спросил командир.

– Пожилой пьет мартини, молодые листают журналы.

– Неси-ка мне обед, – распорядился командир и кивнул на меня. – Нашему юному другу тоже. Покушаем, а потом потолкуем по душам… Да, сынок?

У меня сразу пропал аппетит. Лисица вышла, оставив меня один на один с этим старым волчарой. Наивно было надеяться, что он ни о чем не догадается. Опять я стал жертвой неуемного авантюризма Лисицы. И какой теперь смысл отпираться, доказывать командиру, что я летчик второго класса Рюмин? Придется признаться…

Но только я представил, как будет выглядеть мое признание, так мне стало дурно. Естественно, командир заинтересуется, где же настоящий Рюмин. Свяжется с землей, доложит, что на борт под видом второго пилота проник посторонний. В аэропорту прибытия меня будет встречать машина с мигалкой и зарешеченными окнами. И все.

– Что ерзаешь, как на иголках? – спросил командир.

– В туалет хочу.

– Потерпишь.

Опять зашла Лисица. Подала командиру плоскую коробочку с бутербродами, баночками, тюбиками и салфетками. Затем то же самое мне. Я выворачивал шею до хруста, чтобы встретиться с ней взглядом и послать сигнал бедствия, но Лисица будто не замечала меня.

«Вот же мартышка! – подумал я, бессознательно глядя на еду и не зная, что с ней делать. – А вдруг она нарочно заманила меня сюда, чтобы таким закрученным способом сдать меня в милицию? Теперь, помимо убийства Рюмина, мне припишут терроризм на воздушном транспорте. А это, наверное, такая статья, что до конца жизни на волю не выйдешь!»

– Кушай, кушай! – ласково сказал командир, намазывая булочку маслом. – Кто знает, когда еще удастся перекусить?

Это даже не намек. Это прямой текст: мол, кушай, потому как в тюрьме на довольствие тебя поставят не скоро. К черту сомнения! Командир в сговоре с Лисицей!

Меня прошибло холодным потом. Что же делать? Самолет прямиком летит к милицейской машине, которая, должно быть, уже выехала в аэропорт. Меня будет встречать такой эскорт, какой даже нашим пассажирам не снился. Под ручки – и в персональный транспорт. Оттуда уже не сбежишь. Но и с самолета не выпрыгнешь. Ловушка захлопнулась.

Командир вскрыл баночку с гусиной печенкой и нацелил на нее пластиковую вилку. У меня в голове мелькнула мысль, что в самолете, как в зоне, нет металлических колющих и режущих предметов. И вдруг блеснула мысль: «Ба-а! Да у Лисицы в сумке мой пистолет лежит! И полная обойма к нему!»

«Ну, хорошо, допустим, я смогу найти сумку и вытащить из нее пистолет, – думал я, намазывая горчицей песочное пирожное. – Что это мне дает? Не стану же я стрелять по милиции? Это все равно что стрелять в себя. А в кого тогда стрелять? В Лисицу? Зачем? В командира? Ха-ха-ха! Он же единственный на борту человек, способный посадить самолет. Да он мне дороже отца!»

– Вкусно? – поинтересовался командир, глядя, как я отправляю в рот пирожное с горчицей.

«Есть, конечно, выход, – думал я. – Правда, очень сомнительный выход. Можно даже сказать, совершенно нереальный выход. И тем не менее теоретически можно было бы приставить ствол к голове командира и приказать ему… А что приказать ему? Лететь за границу? А там меня ждут? А топлива у нас хватит?

Нет, нет, нет! Все это кончается группой захвата, стрельбой и изрешеченным, как дуршлаг, трупом террориста. Ситуация безвыходная. Я в ловушке – в гениальной по своей простоте и надежности».

От сумбурных мыслей меня отвлек щелчок двери. В кабину заглянул один из амбалов. В одной руке он держал бокал с темной жидкостью, а во второй – мобильный телефон.

– Физкультпривет, папаша! – радостно сказал он. – Как дела? Полет нормальный?

Командир чуть повернул голову и, сделав глоток кофе, вежливо попросил:

– Молодой человек, закройте, пожалуйста, дверь с той стороны!

– Без базара, командир! – охотно согласился Амбал и помахал перед моим носом мобильным телефоном. – Я только хотел спросить, можно ли девочек на борт вызвать?

– Теоретически, конечно, можно, – ответил командир. – Но это будет очень дорого стоить.

– Без базара! Тогда зайдите, пожалуйста, к нам. Договоримся насчет бабок.

Как только дверь захлопнулась, командир необыкновенно резво вскочил с кресла.

– Не нравятся мне эти ребята, – сказал он, набирая на дисплее цифры 7500 [2] . – Посиди здесь. Только, ради бога, ничего не трогай!

– Да что я – враг самому себе? – заверил его я.

Командир вышел. Я обернулся, глядя на запертую дверь. «Догадается Лисица зайти сюда, – думал я, – и какие могут быть последствия, если я на секунду выйду к ней?»

Не успел я прикинуть последовательность переноса ног через штурвал и рычаги, как в кабину зашла Лисица.

– Ну, голубушка! – заорал я на нее. – Как понимать…

– Тихо! – перебила она меня, собирая подносы с остатками еды. – Пассажиры хамить начинают.

– Расслабляются ребята! – равнодушно ответил я. – Но ты мне скажи, какого черта…

– Как бы это расслабление нам всем боком не вышло, – снова перебила Лисица, не обращая внимания на мой гнев. – У одного из них оружие.

Я снова обрел способность слышать и понимать собеседника.

– С чего ты взяла?

– Видела. Под пиджаком наплечник мелькнул.

– Наверное, положено, – сказал я. – Телохранители.

– Но ты все же будь готов, – сказала Лисица. – И запри дверь на замок.

– Что? К чему я должен быть готов? – крикнул я, но она уже скрылась за дверью.

Я заперся, как Лисица велела. Моторы заунывно гудели, облака медленно плыли под нами, солнце сверкало ослепительно. Самолет держался прекрасно, не в пример моему неопределенному положению. Вернувшись на свое служебное место, я погрузился в размышления и попытался взглянуть на себя с более оптимистических позиций.

Предположим, я слишком сгустил краски и никакого сговора между командиром и Лисицей нет. Если это так, то у меня появляется слабая надежда оправдаться перед командиром за свое появление на борту. Например, безумием влюбленного авантюриста. Если такой ответ командира устроит и он меня простит, то в аэропорту прибытия мы расстанемся тихо и мирно. Я симулирую приступ аппендицита, меня увезут в больницу, а командир получит настоящего второго пилота.

Мое внимание вдруг привлекла красная лампочка, расположенная слева от командирского штурвала. Она часто моргала, словно неисправный светофор. Я встал, обошел кресла и присел у панели. Лампочка отчаянно сигналила, словно о чем-то просила меня. Что это значит? Пожар? Или отвалились крылья?

Я осторожно постучал по лампочке пальцем – это был единственный способ ремонта самолетов, которым я владел. «Ну, сколько можно в туалете сидеть? – с раздражением вспомнил я командира. – В самолете черт знает что творится, а он над унитазом потеет!»

Только я хотел выйти в салон, чтобы сказать Лисице про красную лампочку, как она погасла. У меня сразу отлегло от сердца. «Ерунда какая-то, – подумал я. – Наверное, это какой-нибудь малозначимый индикатор».

Я не спешил занять свое место и на правах хозяина стал рассматривать кабину. И почему у меня коленки дрожали при виде кресла пилота? Подумаешь, невидаль какая! Все то же самое, что и в «Жигулях», только индикаторов и кнопок побольше. Не боги горшки обжигают! Штурвал налево – самолет налево, штурвал направо – он направо. Поглядывай за высотой и топливом – вот и все дела!

Судя по этим мыслям, я уже вполне созрел до того, чтобы в полном объеме приступить к своим обязанностям. Лишь остатки здравого разума удерживали меня от того, чтобы не сесть в кресло и не начать дергать штурвал из стороны в сторону, облетая облака и гоняясь за стаями птиц.

Глава 19

От блаженного созерцания приборной панели меня отвлек громкий щелчок, прозвучавший в салоне. Он не был похож на звук, с каким отламываются крылья или отрывается хвост у самолета, и потому особенно не напугал меня. И все же я подошел к двери вплотную и, затаив дыхание, прислушался.

Затаивать дыхание как раз было не обязательно. За дверью раздались совершенно отчетливые щелчки, которые очень здорово смахивали на пистолетные выстрелы. Кажется, громыхнуло раза три или четыре, а затем все снова стихло.

«Что бы это значило?» – подумал я, на всякий случай подойдя к креслу – то ли для того, чтобы не схлопотать через дверь случайную пулю, то ли готовясь защищать от террористов штурвал, как родину.

На пульте снова вспыхнула красная лампочка и требовательно замигала. Я стоял рядом с ней, как с глухонемым начальником, не понимая, чего от меня хотят. Ощущение разворачивающейся катастрофы наваливалось на меня, как снежная лавина. Я ничего не понимал, но боялся даже что-то предположить, потому как любое нестандартное событие на этом борту могло быть только суровым приговором.

Время шло, красная лампочка продолжала мигать, но самолет летел ровно и гладко, будто корабль плыл по тихому морю, и в дверь кабины никто не ломился. Из салона больше не доносилось ни звука.

«И что дальше? – думал я. – Долго я буду прислушиваться к гулу моторов и тупо смотреть на лампочку? Еще десять минут? Или двадцать? Или до тех пор, пока самолет не начнет падать?»

Я задавал себе вопросы, но не мог на них ответить. Вероятнее всего, оправдались худшие опасения Лисицы: кто-то из пассажиров начал шалить. Но я не хотел думать о том, в чем эта шалость выражалась и к каким последствиям она могла привести.

Потеряв терпение безвольно ожидать решения своей участи, я медленно повернул замок и приоткрыл дверь. В служебном отсеке никого не было. Штора, отделяющая салон, была задвинута, и я его не видел. Перешагнув порог кабины, я приблизился к шторе. Мне показалось, что в салоне что-то негромко лязгнуло. Я чуть сдвинул штору и одним глазом увидел Лисицу. На ней был спортивный комбез и кроссовки, а небесного цвета костюм, который ей так шел, валялся на полу. Лисица проводила какие-то манипуляции с чемоданом, который лежал на столе. Этот чемодан я сразу узнал – его занес в самолет один из амбалов.

Я перевел взгляд на диван, и мой глаз едва не вылез из орбиты. Свесив голову, на диване лежал пожилой господин, и, судя по крови, обильно капающей из его уха, он был основательно мертв. Один из охранников в окровавленной рубашке лежал на полу посреди салона. Второй в позе кучера сидел рядом с баром, опираясь спиной на полку с бутылками. Их тела были неподвижны, как манекены.

Лисица, все более нервничая, пыталась открыть замки. Я подумал, что чемодан, который охраняли два мордоворота, так просто не открывается и наверняка имеет хитрую систему кодов.

– «Ты одинока подобно звезде, – тихонько запела Лисица дрожащим от злости голосом. – Что же ты хочешь? Что нужно тебе?..»

Она вдруг вскинула голову и увидела мой глаз. Лисица поставила чемодан на торец, словно хотела прикрыться им от меня.

– Как ты посмел, – произнесла она издевательски-насмешливым тоном, – как ты посмел оставить штурвал в момент преодоления мощного атмосферного фронта?

Я вышел из-за шторы. Произошло что-то ужасное, какое-то светопреставление, и мне, видимо, предстояло пережить самое сильное потрясение в своей жизни.

– Что это? – спросил я, безотрывно глядя Лисице в глаза.

– Поставь, пожалуйста, у двери! – сказала она, снимая чемодан со стола. – Какой тяжелый!

Я никогда не сталкивался с ненормальными людьми, но, по моему мнению, они ведут себя и говорят приблизительно так, как это делала сейчас Лисица.

– Кто их застрелил? – произнес я, не шелохнувшись.

Лисица, видя, что помощи от меня не дождешься, сама взялась за чемодан и отволокла его к двери.

– Кто, кто, – пробормотала она. – Уж, конечно, не ты. Дождешься от тебя помощи…

– А где командир? – задал я самый страшный вопрос.

– Там же, где и был, – мрачным голосом ответила Лисица. – В туалете. Они его застрелили.

– Как?! – прошептал я, чувствуя, как на голове зашевелились волосы. – А… а кто же поведет самолет?

– Ты, – уверенно ответила Лисица. – Ты же у нас второй пилот! Значит, тебе и карты в руки… Думал, просто так можно щеголять в форме, без всяких последствий? Ну уж дудки! Назвался пилотом – полезай в самолет.

Ноги перестали меня держать, и я опустился на край дивана. В голове стало пусто, она зазвенела, как оцинкованное ведро. Я прижал ладонь ко лбу и едва не обжегся.

– Ничего не понимаю, – пробормотал я. – Почему они его застрелили?

– Ну что? – устало спросила Лисица. – Что ты не понимаешь? Они его застрелили, когда он был в туалете. А потом я их всех… О-о, время, время! – воскликнула она, глянув на часы.

– Нет, – произнес я, глупо улыбаясь. – Я тебе не верю. Ты как-то странно… Ты понимаешь, что мы разобьемся?!

– О господи! – взмолилась Лисица. – Он мне не верит! Да загляни в туалет!

Она подняла с пола небольшой квадратный рюкзак с множеством лямок и закинула его на плечи.

Я смотрел на то, как Лисица ловко управляется с лямками, защелками и карабинами.

– Это же парашют! – вдруг страшным голосом закричал я. – Ты пронесла его в своей сумке! Значит, все знала! Это ты… это ты убила командира!

Я сделал шаг, переполненный неосознанным стремлением кинуться Лисице на шею, как если бы тонул и видел перед собой спасательный круг. Но Лисица вмиг остудила меня, ловко выхватив из кармана револьвер «магнум».

– Стоять! – приказала она. – Еще движение, и я сделаю тебе дырку во лбу!

Я замер. На кого я сейчас был похож – не знаю, но в глазах Лисицы появился слабый отблеск сострадания.

– Я ничем не могу тебе помочь, – сказала она, прищелкивая ручку чемодана к поясному карабину. – Я тоже не умею водить самолет.

К своему стыду, я чуть не заплакал от жалости к себе.

– Может, – произнес я, – у тебя есть еще один парашют?

– Увы, мой друг, увы, – пропела Лисица, взглянула на часы, покачала головой.

– А-а-а… – протянул я, показывая пальцем на чемодан.

– Нет, – догадалась Лисица о моем вопросе. – Нас двоих парашют не выдержит.

Это был приговор к смертной казни, не подлежащий обжалованию. Видя, что я совсем потух, раздавленный таким чудовищным предательством, Лисица решила оставить о себе приятное впечатление.

– Ну посуди сам, – нежным голосом сказала она, шаг за шагом приближаясь к двери. – Парашют один, а нас двое. Если бы у тебя было право выбора, разве ты воспользовался бы парашютом? Неужели ты бы оставил меня, а сам бы выпрыгнул?

– Что в чемодане? – с усилием спросил я.

– В каком чемодане? – заморгала Лисица и взялась за рукоятку. – В этом?

– Ради него ты затеяла всю эту игру, – произнес я, наполняясь тупой яростью. – Ты меня использовала…

– Спокойно! – предупредила Лисица, с трудом поворачивая рукоятку. – Не надо делать резких движений!

Она потянула дверь на себя. Раздалось страшное шипение, и нестерпимая боль пронзила мою голову. Казалось, что кто-то стал пробивать мне уши вантузом для раковин. В салоне резко упало давление. Дверь поплыла на рычагах в сторону, обнажая наполненный ослепительным светом проем. Лисица встала к нему спиной. Ветер прижал ее волосы к лицу. Казалось, что она надела паранджу.

– Имей в виду, – крикнула она. – Диспетчер уже знает, что ты проявил мужество в борьбе с террористами! И всех перестрелял…

– Что?! Я перестрелял?! А чем я их перестрелял?! Пальцем перестрелял?!

– Своим штатным пистолетом! – ответила Лисица и мельком оглянулась на проем, в котором плыли облака. – Он лежит на полу, рядом с туалетом…

– Постой!! – заорал я, чувствуя, что Лисица вот-вот вывалится в проем. – Что мне делать? Как посадить самолет?

– Я не знаю! – глядя на меня честными глазами, воскликнула Лисица. – Я никогда не водила самолеты! Но ты же мужчина! Ты сможешь, я верю в тебя!

– У-у-у! – завыл я, хватаясь за лицо. – Я тебя ненавижу!! Ненавижу!!

– Я верю в тебя! – успела крикнуть Лисица за мгновение до того, как выпала из проема.

Я кинулся к проему, широко расставив руки, и с опозданием крикнул:

– Ра-ди-о!! Как включить радио?!

Ледяной ветер заставил меня закрыть рот. Я посмотрел вниз и увидел, как между облаков оранжевым цветком раскрылся парашют. Его относило все дальше от самолета и вскоре закрыло крылом. Я в бессильной ярости сплюнул вниз, но ветер, словно издеваясь, размазал плевок по моей щеке. Тут облака расступились, и под ними, отражая солнце, засверкало большое зеленое озеро, похожее по форме на сердце. Это было очень символично: от улетевшей в бездну парашютистки с чемоданом осталось лишь зеленое сердце.

Сам не понимаю, как я не прыгнул вслед за Лисицей в тот драматический момент.

Я взялся за дверь и толкнул ее. Она поехала на шарнирах и плотно вошла в проем. И стало так тихо, будто я оглох. Я стоял посреди салона, глядя на неподвижные тела. Летающий морг. Бочка с порохом. Огонь уже бежит по фитилю. Смерть неизбежна…

Меня прошибло потом, словно мне вылили на голову ведро холодной воды. Я кинулся в кабину экипажа, встал у кресел, глядя дурными глазами на дрожащие штурвальные колонки, и снова выбежал в салон. Я метался, как крыса, загнанная в клетку, и эта клетка медленно опускалась в воду. Надо искать парашют! Или сшить его из кусков одежды! Надо что-то делать!

Я кинулся к двери туалета, сдвинул ширму и чуть не наступил на пистолет. Да, похоже, это тот самый «макаров», который я получил в аэропорту. Лисица расстреляла из него пассажиров. А потом передала по радио, что Рюмин обезвредил террористов. Прощальный подарок убитому на пляже пилоту. Может быть, его посмертно наградят за мужество и героизм. Или назовут в его честь улицу в глухой сибирской деревне. А обо мне никто не вспомнит. Я не справился с управлением и сгорел в собственных «Жигулях». Что хотел, того добился.

Я издал страшный вопль и ударился головой о дверь туалета. Она вдруг сложилась гармошкой, и в коридор мешком вывалился командир. Я едва не рухнул на него. И тут… О, я не поверил своим ушам! Командир едва слышно простонал. Я повалился перед ним на колени и, боясь дышать, приложил ухо к его груди. Сердце стучало!

– Командир, командир, – забормотал я, не зная, что делать, как с помощью полуживого человека спасти себя.

Он снова простонал и шевельнул губами.

Тут я понял: если он придет в сознание, то появится шанс – очень зыбкий, почти призрачный, но шанс.

Я выволок командира в салон и расстегнул китель. Рубашка была окровавлена. Его надо немедленно перевязать. Тут где-то должна быть аптечка. Даже в моих «Жигулях» была.

Я вскочил на ноги, бегло осмотрел салон и выскочил в служебный отсек. Вот она, с красным крестом, висит на стене! Я сорвал пластиковую коробку и пулей вернулся в салон.

– Командир, родненький, – бормотал я, подкладывая ему под голову свой китель. – Сейчас…

Я зачем-то полил его окровавленную рубашку зеленкой и стал обматывать бинтом грудь. Получалось из рук вон плохо. Повязка не держалась, командир скрипел зубами и ругался. Кое-как приладив ее, я подумал об уколе с противошоковым средством. Как-то у нас в автоколонне проводились занятия по оказанию первой медицинской помощи в случае аварии. Прислали девушку из местной поликлиники. Она что-то рассказывала, показывала, а водители зевали, втихаря играли в карты и мечтали о пиве. И я в том числе. Не верил, что это может когда-нибудь пригодиться.

В наказание за недальновидность я хлопнул себя по лбу и сразу вспомнил: промедол! Точно, промедол! Одноразовый шприц-тюбик обязан быть в каждой аптечке…

Я недолго рылся среди лекарств и нашел то, что искал. Свинтил защитный колпачок, чуть надавил на тюбик – из иглы брызнула жидкость. Порядок! Я вогнал в руку командира иглу и до последней капли выдавил тюбик. Все, что я мог, я сделал. Теперь надо было любой ценой привести его в сознание.

Я похлопал командира по щекам. Он поморщился, чуть приподнял веки. Его глаза плыли.

– Как посадить самолет? – громко спросил я. – Самолет! Как! Посадить!

– Что?.. – едва слышно прошептал командир и добавил: – Иди на хрен…

Он явно не понимал, что с ним и где он находится. Мои путаные объяснения только бы отняли драгоценное время. Я приподнял командира под мышки и, не обращая внимания на его душераздирающие вопли, поволок в кабину экипажа. Почему-то я решил, что вид пустых кресел должен пробудить в нем профессиональные рефлексы.

Я затащил его в кабину и посадил, прислонив спиной к стене. Теперь командир мог любоваться плывущими на нас облаками и одиноко торчащими, словно пограничные столбы, штурвальными колонками. Но он, как назло, закрыл глаза. Я снова принялся приводить его в чувство. Командир приоткрыл один глаз.

– Радио, – едва разлепляя губы, прошептал командир. – Ответь…

Я напялил себе на голову наушники, но в них стояла гробовая тишина.

– Алло! Алло! – кричал я. – Ничего не слышно!

– Сволочь, – прошептал командир.

– Кто? Я? Почему?

– Тумблер…

Он пытался поднять руку, чтобы показать, какой тумблер надо нажать, но сил не хватило, и рука безжизненно упала на колени.

– Какой? Какой тумблер? – орал я.

– На штурвале… – задыхаясь, шептал командир. – Справа… С обратной стороны…

Глава 20

Я на корточках подполз к штурвальной колонке и начал ее рассматривать. На левой и правой рукоятках было полно всяких кнопок. Под некоторыми из них были подписи, но штурвал все время качался, и мне приходилось вместе с ним качать головой. Не сразу я нашел на обратной стороне рукоятки тумблер.

– Нажать? – спросил я.

Ответа не последовало, и я решил, что это знак согласия. Как только я надавил на тумблер, в наушниках что-то щелкнуло, и я услышал собственное дыхание. Сорвав с себя наушники, я попытался надеть их на голову командиру. Тот кривился, крутил головой и даже пытался плеваться.

– Са-а-ам!! – простонал он.

Пришлось отвечать диспетчеру самому, чего мне очень не хотелось.

– Алло! – сказал я, нажав на тумблер. – Алло, кто меня слышит?

Я отпустил тумблер. В наушниках что-то зашипело, словно диспетчер жарил яичницу на шкварках. После некоторой паузы я услышал удивленный голос:

– «Аэролайн», рейс тридцать один – семьдесят семь?

– Он самый! – крикнул я, несказанно радуясь, что мир слышит меня и, значит, узнает о моей беде.

– Что у вас случилось? Почему долго не выходили на связь?

– Некогда было! – ответил я, озираясь на командира.

– Кто со мной говорит?

Ну что ответить? Я снова посмотрел на командира, надеясь, что он возьмет у меня наушники и скажет что-то умное, но он закрыл глаза.

– Это второй пилот! – ответил я не совсем уверенно.

– Соединяю вас с координационным центром! – сказал диспетчер.

В наушниках снова затрещало, а затем я услышал низкий хриплый голос:

– Полковник Федеральной службы безопасности Пронько… Что происходит на борту? Мы получили сигнал, что ваш самолет захвачен террористами…

– Да, командир ранен!

– А с кем я говорю?

– Второй пилот Рюмин.

– Какие требования выдвигают террористы?

– Уже никакие! Я их всех застрелил из штатного пистолета! – торопливо врал я. – Послушайте, надо как-то посадить самолет! Командир все время теряет сознание…

– Соединяю со специалистом технической группы…

Опять шум, затем щелчок и новый голос:

– Постарайтесь успокоиться! Я буду руководить вашими действиями. Первый вопрос: какие повреждения получил самолет?

– Дверь туалета вся в дырках!

– Чрезмерной потери топлива не наблюдается? Давление масла в норме?

– А черт его знает, – буркнул я, потому как притворяться было уже бессмысленно.

– То есть? – переспросил техник. – Повреждена приборная панель?

– Да панель цела, – ответил я и постучал пальцем по колену командира.

Тот поморщился и пробормотал:

– Пошел к черту…

– Но почему тогда вы не можете… А с кем я говорю? Вы пассажир? – заволновался техник. – Передайте микрофон одному из пилотов!

Я стащил с себя наушники и протянул их командиру.

– Вас просят!