А был ли мальчик? Скептический анализ традиционной истории Шильник Лев

Байки байками, но пустить всех гуманистов Возрождения по ведомству банальной фальсификации как-то рука не поднимается. Неужели Леон Баттиста Альберти, заполонивший половину итальянских городов своими великолепными постройками, стал бы плавать столь мелко? Ему еще не исполнилось и сорока лет, когда современники стали величать его гениальным зодчим и самым выдающимся архитектурным умом эпохи. Прославленному Альберти было решительно незачем подделывать старинные рукописи и выдавать их за свои. Быть может, все обстояло значительно проще? Мы приучены воспринимать Возрождение как своего рода поворот к наследию древних греков и римлян (само слово «ренессанс» в переводе означает «возрождение»), но мастера XV–XVI вв. о таких высоких материях не задумывались. Они жили здесь и сейчас. Вполне возможно, что они не подражали древним, а творили «античность» по своему разумению. И только спустя много лет, когда привычная нам хронологическая шкала стала общепринятой, достижения позднего Средневековья и эпохи Возрождения провалились в незапамятную древность.

Разумеется, европейцы XV в. прекрасно знали, что они не первое поколение людей на земле. Из уст в уста передавались легендарные рассказы о деяниях великих предков. Полуистлевшие хроники будили фантазию и давали простор для всевозможных реконструкций. На полотнах художников Возрождения мы встречаем библейские и античные сюжеты, герои которых сплошь и рядом облачены в типичные средневековые костюмы. Ветхозаветная даль истаивает и уходит дымом, эпохи сталкиваются коленками и локтями, а тени прошлого маячат на пороге дома. Хронологии в нашем понимании нет и в помине: двести лет назад — это просто очень давно. И хотя традиционная история привычно зачисляет рыцарей на Голгофе в разряд анахронизмов, не следует забывать, что крестоносцы, расправляясь с неверными в Палестине, были абсолютно убеждены, что распятие и воскресение произошли буквально вчера. Освобождение гроба Господня отнюдь не было пропагандистским трюком Ватикана, а если даже и было, то участники первого крестового похода не сомневались, что наказывают свидетелей и участников казни Христа, а не их далеких потомков. Тысячелетней пропасти нет как нет. Можно сколько угодно потешаться над невежественными крестоносцами, но как тогда быть с великим итальянским поэтом Франческо Петраркой (1304–1374), который в свое время потратил уйму времени и сил, чтобы доказать подложность привилегий, выданных Нероном и Цезарем Габсбургскому дому? Для справки: Нерон и Цезарь — императоры Древнего Рима, а династия Габсбургов стала править в Австрии с 1282 г. С точки зрения современного историка, сама по себе постановка вопроса нелепа («тогда это еще нужно было доказывать»), но просвещенный Петрарка почему-то так не считал.

Подобных, с позволения сказать, анахронизмов можно при желании накопать великое множество. К сожалению, у современных историков стало хорошим тоном обвинять наших предков в скудоумии, невежестве и чуть ли не клиническом идиотизме, когда их представления решительно расходятся с официальной парадигмой. Более того, многие неудобные вещи просто откровенно замалчиваются. Скажем, историк В. Классовский, написавший еще в позапрошлом веке обширный труд о помпейских древностях, обстоятельно рассказывает о гладиаторских боях в Древнем Риме и тут же добавляет, что и для средневековой Европы XIV в. такие бои были самым заурядным явлением. В частности, он пишет о гладиаторских поединках в Италии в 1344 г., на которых присутствовали Иоанна Неаполитанская и Андрей Венгерский. Как и в античности, эти бои заканчивались смертью бойца.

Короче говоря, все далеко не так просто, как представляется на первый взгляд. Еще сравнительно недавно (примерно до второй половины XVII столетия) бытовало по крайней мере несколько равноправных хронологических концепций, но события повернулись таким образом, что канонизирована была одна-единствен-ная — хронология Скалигера и Петавиуса. Конечно, валить все шишки на Петавиуса со Скалигером не совсем справедливо — они ведь хотели как лучше, и не их вина, что получилось как всегда. Первыми стали мутить воду, сами того не желая, гуманисты эпохи Возрождения. Когда сегодня говорят, что они опирались на некие не дошедшие до наших дней хронологические таблицы, ведущие счет лет чуть ли не от императора Диоклетиана, это не стоит принимать всерьез. Из сочинений большинства писателей Ренессанса однозначно следует, что античность в их понимании — сравнительно недавнее прошлое. Длинной хронологической шкалой они не пользовались, да и вообще представление о хронологии у них было самое смутное. Но временную близость Возрождения и античности ощущаешь буквально кожей. Невозможно так горячиться по поводу достоинств и недостатков комедий Плавта и Теренция, если сами комедиографы почили в бозе полторы тысячи лет назад. Помните, как у Марка Твена вдова Дуглас читает Геку Финну Библию? «В первый же день после ужина вдова достала толстую книгу и начала читать мне про Моисея в тростниках, а я просто разгорался от любопытства — до того хотелось узнать, чем дело кончится; как вдруг она проговорилась, что этот самый Моисей давным-давно помер, и мне сразу стало неинтересно — плевать я хотел на покойников». Это, конечно, шутка, но, как известно, в каждой шутке есть только доля шутки. Станете вы, уважаемый читатель (если даже очень любите поэзию), не спать ночами из-за сравнительных достоинств сочинений Архилоха и Анакреона?

Вероятнее всего, античность у людей позднего Средневековья была совсем не за горами. Четырнадцатый век, время Великой Чумы, опустошившей Европу, стал своеобразным водоразделом, разрубившим европейскую культуру надвое: на античность XII — начала XIV вв. и Возрождение этой античности, после того как пандемия сошла на нет. В XV в. произошла очередная цивилизационная катастрофа — падение Константинополя и крах Византийской империи под натиском турок-османов, что вызвало массовые переселения людей. Интеллигенция, хлынувшая из Малой Азии, наводнила Запад, дав толчок европейскому Ренессансу. Вполне естественно, что череда таких потрясений привела к утрате части информации о прошлом и жуткой хронологической путанице. Многие сравнительно недавние события «отчалили» в баснословные времена, а хронологи XVII в. подлили масла в огонь. Двенадцатый и тринадцатый века были для людей XVII столетия уже очень далеким прошлым, поэтому целые куски средневековой истории нечувствительно «уехали» в античность. Усилиями просветителей XVIII в. длинная хронология восторжествовала окончательно, а в XIX столетии правильное понимание истории было утрачено навсегда.

Чтобы воочию продемонстрировать чудовищные провалы, образовавшиеся в живом теле реальной истории, давайте коснемся вещей сугубо практических — городского строительства и коммунального хозяйства. Это поистине захватывающая тема, особенно если сравнить облик средневековых городов с античным градостроительством. Но начнем мы как раз со средневековья. Хорошо известно, что в Средние века практически все города Центральной и Западной Европы буквально утопали в грязи. Например, средневековый Париж был загажен до такой степени, что жители выходили на улицу только обувшись в высокие сапоги или ездили верхом. Канализации не существовало в принципе. В архивах сохранились распоряжения городских магистратов, призывающие граждан придерживаться во время прогулок середины улицы, ибо из окон запросто выплескивали нечистоты, так что опасность попасть под струю была весьма реальной. Примерно с XIV в. городские власти начинают проявлять заботу о городском коммунальном хозяйстве. Содержание улиц в порядке и чистоте становится предметом их неусыпного внимания.

В Париже в XIV в. уже исправно функционирует служба мусорных повозок, а в городах поменьше жители нередко нанимают мусорщиков за свой счет. Мусор и нечистоты обычно сваливали в реки и рвы. Коммунальный прогресс зашагал семимильными шагами. Каждому гражданину вменяется в обязанность заботиться о состоянии улицы перед его собственным домом — ее требуется замостить. К середине XIV в. улицы важнейших французских городов украсились мостовыми, примерно тогда же они появились и в Праге. Чуть позже, в XIV–XV вв., начинают все чаще оборудовать водосточные канавы, но это баловство коснулось только самых крупных городов.

Водоснабжение по сути дела отсутствовало. Во дворах копали колодцы или накапливали дождевую влагу в специальных цистернах, размещенных на чердаках. Важным источником пресной воды были городские фонтаны. За неимением канализации грязную воду и нечистоты сливали в специально оборудованные ямы, которые время от времени очищали. Банное дело в Средние века было поставлено из рук вон плохо: частное жилье бань не имело в принципе, а общественными почти не пользовались (для чего тогда их строили? — Л. Ш.). Хроники сообщают, что только в XIII столетии баня «вновь начинает пользоваться популярностью». Налицо опять очередной загадочный ренессанс; говорят, что в Париже к 1292 г. было уже до 30 общественных бань.

Все это вещи настолько тривиальные и общеизвестные, что всерьез их обсуждать как-то даже и неловко. Об ужасающем санитарном состоянии средневековых городов и повальных эпидемиях, выкашивавших население целых стран, наслышаны все. Опустошительная пандемия чумы, разразившаяся в XIV столетии, унесла жизни 25 % европейцев, а некоторые страны почти полностью обезлюдели. Например, в Норвегии вымерло 4/5 населения. Да что говорить о Средних веках! Каждый, кто хоть немного интересовался историей материальной культуры, мог еще в детстве познакомиться с увлекательной книгой М. Ильина, брата С. Я. Маршака, под названием «Рассказы о вещах». Из этой полезной книжки можно почерпнуть массу любопытной информации, в частности узнать, что вплоть до начала XIX в. элементарная гигиена в просвещенной Европе находилась, в нашем сегодняшнем понимании, на откровенно пещерном уровне. В XVII–XVIII вв. великосветские гостиные кишели паразитами, а знатные дамы, прихорашиваясь перед балом, всерьез интересовались, как им сегодня следует помыть шею — для малого декольте или для большого. Простейшие гигиенические навыки (ежедневное утреннее умывание, мыло, душ, горячая ванна) пришли в Европу только в позапрошлом веке.

Не поленитесь прочесть нижеследующее. «Крестьянин в окрестностях Лиможа, если не считать кое-какие мелочи в одежде и орудиях, обрабатывал свою землю примерно так же, как его предок времен Верцингеторикса». (Вождь галлов в I-м в. до н. э. — Л. Ш.) Хотя в Париже было тогда более миллиона жителей, улицы освещались масляными лампами, а воду для стола и мытья развозил водовоз; те же, кто победнее, ходили к фонтану. «Трубы чистили подростки из Оверни: они залезали в трубу, носили на голове цилиндр, а за пазухой сурка. Сахар продавали в „головах“: дома их разбивали зубилом и молотком, откуда и сохранилось выражение „бить сахар“. Когда тушили пожар, по цепочке передавали друг другу ведра с водой. Не было сточных ям, по той простой причине, что не было канализации. В обиходе прочно царствовал ночной горшок. Богатые люди не без сожаления и далеко не везде начали расставаться со стульчаком. Вино подавали в кувшинах; бутылки считались роскошью; их выдували подростки на стекольных фабриках — многие из этих молодых людей умирали от чахотки — не было двух бутылок одинаковой емкости». Как вы полагаете, уважаемый читатель, какая эпоха здесь описана? Шестнадцатый век? А может быть, семнадцатый или восемнадцатый? Ничуть не бывало — это Париж 1845 г., край несбыточных грез, место, где кончается радуга, в описании Жана Ренуара, сына знаменитого художника. Продолжим нашу цитату: «Нечего и говорить, что ванной комнаты не было: мылись губкой в большом ушате. Грязную воду сливали в отверстие на площадке лестницы. Эта система стока, представлявшая по тем временам последнее слово техники, называлась „свинцы“, вероятно потому, что трубы, проложенные по стенам лестничной клетки, были сделаны из этого металла. Уборные входили в эту же систему „свинцов“. Зубные щетки считались предметом роскоши. Утром и вечером полоскали рот соленой водой, а зубы чистили палочкой, которую выбрасывали после употребления. Иногда для одного из членов семьи заказывали ванну. Это была целая история. Двое рабочих вносили медную ванну и ставили ее посередине комнаты. Спустя четверть часа они возвращались с четырьмя ведрами горячей воды и выливали их в ванну. После того как счастливец, которому предназначалась ванна, кончал мытье, а детвора, воспользовавшись этим, полоскала ноги в еще теплой воде, рабочие возвращались и все уносили под осуждающими взглядами соседей, порицавших подобную хвастливую демонстрацию».

А вот в Древней Греции за четыре столетия до рождества Христова, оказывается, строили публичные бани с водопроводом и канализацией. В Сиракузах еще в V в. до н. э. исправно функционировал водопровод, а в Афинах — так и вовсе в шестом. На рубеже VI и V вв. до н. э. неугомонные греки затеяли строительство судоходного канала на Коринфском перешейке, а во II в. до рождества Христова запросто вырыли канал между Нилом и Красным морем. Мы уже не говорим о таких мелочах, как поставленная на широкую ногу мелиорация, управление разливом рек и механические водоподъемные сооружения. Не уступали грекам и римляне. В I-м в. до н. э. система водоснабжения в Древнем Риме работала как часы. Говорят, что именно тогда родился термин «гидравлика», а некто Сикст Юлиус Фронтиус написал трактат о трубопроводной технике.

Санитарному состоянию античных площадей, улиц и дворов может позавидовать любой современный город. Разветвленная система водостоков, обложенных каменной кладкой и перекрытых плитами, содержалась в образцовом порядке. Разумеется, существовала и канализация. Вопросами городского благоустройства ведали специальные должностные лица — астиномы, в круг обязанностей которых входил, в частности, неусыпный надзор за уборщиками нечистот. Античные золотари должны были сваливать свое добро не абы где, а не ближе 10 стадиев от городской стены. Жилые дома были оборудованы ванными комнатами, канализацией и водопроводом, трубы которого делали из обожженной глины. А вот с отоплением дела обстояли поплоше — в холодную погоду комнаты обогревались переносными глиняными сосудами, куда насыпали раскаленный древесный уголь. Правда, в помещениях для мытья под полом прокладывали специальные трубы, по которым проходил горячий воздух из топки. Но уже в VI в. до рождества Христова глиняные плошки, набитые древесным углем, перестали устраивать капризных древних греков. Появляется центральное отопление — сначала в храмах и банях, а потом и в жилых домах и гимнасиях для нагревания воды в бассейнах. Отопительный прибор состоял из жаровни, так называемого гипокаустона и емкости для нагревания воды; по трубам горячая вода поступала в бассейн.

Да что там греки и римляне! Нас уверяют, что в городах Хараппа и Мохенджо-Даро, привольно раскинувшихся на берегах Инда, еще в III тысячелетии до н. э. водопровод и канализация были заурядным явлением. Между прочим, в Двуречье тоже не дремали. В целях бесперебойного снабжения доброкачественной пресной водой жителей древнего Вавилона был в два счета построен акведук, протяженность которого равнялась расстоянию от Парижа до Лондона. Историки говорят, что для своего времени он был самым настоящим техническим чудом, как и висячие сады Семирамиды. Спорить с этим не приходится, но вся беда в том, что подобное сооружение было бы техническим чудом не только во времена царя Хаммурапи, но и в годы правления Екатерины II или Александра I. Получается поразительная вещь. За много веков до рождества Христова люди безошибочно вычислили окружность земного шара и рассчитали расстояние до Луны, построили великолепные дороги, перебросили мосты через реки, возвели монументальные здания, придумали водопровод и центральное отопление и установили, что на всякое тело, погруженное в жидкость, действует направленная вверх выталкивающая сила, равная весу вытесненной им жидкости.

А потом случилось то, что случилось. Империя, раскинувшаяся от Британии до Персидского залива, накрылась медным тазом, а на обломках былого великолепия выросли варварские королевства. Блестящие достижения античной мысли благополучно легли под сукно на несколько столетий. Люди разучились читать и писать, перестали мыться и стричь бороду и вновь начали топить печи по-черному. Некогда многолюдные города лежали в руинах и зарастали сорной травой. На римском форуме среди поваленных мраморов паслись стада коз. Богатейшее античное наследие оказалось никому не нужным.

Но стоит приглядеться получше к истории материальной культуры, как обнаруживаются удивительные вещи. Скажем, наполненный воздухом пузырь люди придумали давным-давно. Такие пузыри, изготовленные из шкур животных, сначала использовали как примитивные плавсредства, а позже стали применять в качестве мехов в железоделательном производстве. Можно сказать, что это было самое начало пневматики. Гидравлика началась с выкапывания простейших водоотводных канав, которые впоследствии превратились в разветвленные ирригационные сети. Наши предки эмпирическим путем пришли к закону сообщающихся сосудов, даже не подозревая о его существовании. Так все потихоньку и шло — люди раздували мехи, выплавляли плохое железо, копали канавы и по мере сил осушали болота. А потом родился Архимед…

Невольно закрадывается подозрение, что если бы гениальный уроженец Сиракуз умер во младенчестве или захлебнулся в своей знаменитой ванне, непросвещенное человечество продолжало бы уныло копать канавы до сих пор. Великий грек с очаровательной небрежностью создавал целые разделы физики на голом месте. От надувных пузырей, минуя промежуточные этапы, он сразу шагнул к широким научным обобщениям. Впрочем, судите сами.

Древнегреческий ученый Архимед (ок. 287–212 гг. до н. э.) родился в Сиракузах (Сицилия). Разработал предвосхитившие интегральное исчисление методы нахождения площадей, поверхностей и объемов различных фигур и тел. В основополагающих трудах по статике и гидростатике дал образцы применения математики в естествознании и технике. Является автором множества изобретений (архимедов винт, определение состава сплавов взвешиванием в воде, системы для поднятия больших тяжестей, военные метательные машины и др.). Полагают, что он занимался судостроением (якобы спроектировал и построил корабль, корпус которого был обложен свинцовыми листами для защиты от червей), написал труд, систематизирующий достижения греческой геометрической оптики (не сохранился до нашего времени), придумал и успешно применил зажигательные зеркала (о чем мы уже писали) и сконструировал сложнейшие механизмы, прекрасно себя зарекомендовавшие при обороне Сиракуз: как только неприятельский корабль оказывался в пределах досягаемости, с городской стены опускалась железная лапа, хватала судно за носовую часть и поднимала его отвесно. Экипаж и вооружение сыпались в море, как горох, после чего выпущенный корабль шел ко дну. Кроме того, Архимед построил необыкновенно сложный планетарий, наглядно представлявший движение планет вокруг Земли. Конструкция приводилась в действие простым поворотом рукоятки и была столь совершенна, что моделировала даже солнечные затмения. Это чудо техники якобы видел Цицерон и был поражен до глубины души, что немудрено, ибо и в XXI в. не удается построить механизм, воспроизводящий движение планет простым поворотом рукоятки.

Казалось бы, получив такой толчок еще в III в. до н. э., античная техника должна зашагать семимильными шагами. Ничего подобного: хотя работы Архимеда, Герона Александрийского (он написал серьезный труд «Пневматика» и создал действующую модель парового двигателя) и многих других имели несомненное практическое значение, они на сотни лет оказались забыты. Увяла великолепная античная архитектура, приказали долго жить мореплавание и торговля, пришли в негодность замечательные дороги, а люди разучились пользоваться водопроводом и канализацией и вновь впали в дремучую дикость. Если вы можете вообразить такую эволюцию наоборот, охватившую целый континент, — воля ваша, но мы в подобную нелепость поверить решительно отказываемся.

Весьма примечательно, что стоит только обратиться к более или менее достоверной истории, как картина принципиально меняется. В Средние века и эпоху Возрождения человечество разом вспомнило достижения античной мысли и стало их широко применять на практике. Тысячелетняя стагнация оборвалась как по мановению волшебной палочки, и развитие науки и техники возобновилось в точности с того места, на котором остановились древние греки и римляне. И что характерно, преемственность в развитии научной мысли никогда уже больше не нарушалась. Одно открытие тянуло за собой другое, изобретение следовало за изобретением, и в результате к рубежу XVII–XVIII вв. человечество уже имело в своем распоряжении достаточно стройную научную картину мира. Античное наследие было сначала подхвачено арабами и византийцами, потом пришел черед Западной Европы. Уже к XV в. появляются инженеры, знакомые с архитектурой, фортификацией, артиллерией и сооружением плотин и каналов. Строятся шлюзы и водяные мельницы, развивается мореплавание. В середине XVI в. итальянец Тарталья публикует трактат Архимеда по гидростатике и предлагает способ подъема затонувших судов, опираясь на достижения великого грека. Можно, конечно, предположить, что он просто-напросто перевел труды Архимеда, но нам почему-то кажется, что всю работу Тарталья выполнил сам, а для придания ей весомости приписал ее античному гению. Подобная практика была обычным делом в Средние века и эпоху Ренессанса. Потом вопросами гидростатики и гидравлики заинтересовался великий Леонардо да Винчи, затем подключились Паскаль и Торричелли и дальше, дальше, дальше… Никаких перерывов постепенности и катастрофических провалов история науки больше не знала.

Фактов, которые невозможно втиснуть в прокрустово ложе традиционной хронологии, имеется великое множество. Скажем, жил да был в Древнем Риме выдающийся врач Авл Корнелий Цельс, автор знаменитого трактата «О медицине», в котором он обобщил, как принято считать, достижения эллинистического врачебного искусства. Но Цельс был не только медиком, а еще оригинальным мыслителем и вообще большим эрудитом. Его перу принадлежит энциклопедический труд «Artes» («Искусства»), не сохранившийся до наших дней. Историки числят его по преимуществу медиком только лишь на том основании, что из всех его сочинений уцелел один только вышеупомянутый трактат. Из работ его современников нам известно о последовательной антиклерикальной позиции Цельса. Как и большинство медиков, он был скептиком и материалистом: «Совершенно безразлично, называть ли Бога, сущего над всеми, Зевсом, как это делают греки, или же каким-нибудь иным именем, как это мы встречаем — ну хотя бы у индийцев или же у египтян». Цельс утверждал, что христиане верят в демонов, которые по существу являются приближенными главного Бога и вполне могут именоваться младшими богами, и хотя христиане называют их ангелами, суть дела от этого не меняется. Из-за своих атеистических взглядов Цельс получил у современников прозвище «Антихристианин». Но вот что любопытно: согласно Большому энциклопедическому словарю, Всемирной истории в 10 томах и многим другим историческим сочинениям, Цельс жил в I-м в. до рождества Христова. Каким образом наш скептически настроенный медик мог выступать против Христа до его рождения, как-то не очень понятно. Сообразив, что дело здесь нечисто, авторы работ об «антихристианстве» Цельса помещают его в I-й в. н. э., а переводчик и автор комментариев к трудам латинских медиков Ю. Ф. Шульц предлагает компромиссное решение: I-й в. до н. э. — I-й в. н. э. Но и это не спасает положения. Чтобы критиковать христианство, нужно иметь богословские трактаты, а их заведомо не могло быть в I-м в. н. э. Историкам прекрасно известно, что первые Евангелия появились через столетия после смерти Христа, не говоря уже о богословских сочинениях. Так когда же все-таки жил Авл Корнелий Цельс?

Если читатель думает, что это единичные факты, то он глубоко заблуждается. Скажем, В. А. Иванов в статье «Анализ системных противоречий в традиционной версии хронологии мировой истории» пишет, что документы, относящиеся к эпохе до XVI в., всем своим массивом противоречат традиционной хронологической версии. Например, знаменитый древнегреческий географ Страбон (64/63 гг. до н. э. — 23/24 гг. н. э.), автор «Географии» в 17 книгах, подробнейшим образом описывая Италию, ни словом не упоминает ни Помпеи, ни Стабию, ни Геркуланум, хотя при его жизни это были многолюдные и процветающие города, особенно Помпеи. Согласно современным представлениям, они погибли в результате извержения Везувия в 79 г. н. э., т. е. через пятьдесят с лишним лет после смерти Страбона. При этом вот что он пишет о Равенне: «Самый большой город на болотах — Равенна, построенная целиком на сваях и прорезанная каналами, так что проходить там можно только по мостам и на лодках. Во время приливов в город поступает немало морской воды, так что все нечистоты вымываются морем через каналы и город очищается от дурного воздуха». Беда в том, что древнейшие сооружения Равенны датируются V–VI вв. н. э. (в VI в. она была центром так называемого Равеннского экзархата — византийских владений в Северной Италии), а основная часть города вообще построена в XII–XV вв. Но если даже ориентироваться на самую раннюю дату, то все равно концы с концами не сходятся, ибо Страбон умер за пятьсот лет до начала строительства. Кроме того, город расположен в семи километрах от адриатического побережья и стоит на одном-единственном канале. Быть может, Страбон перепутал Равенну с Венецией? Вот она действительно построена на 118 островах, а каналов и мостов там видимо-невидимо. К сожалению, и Венеция была основана только в IX в. н. э. (810-й г.), о чем можно прочитать в любом путеводителе. Что же имел в виду Страбон и когда он жил?

Разумеется, все это риторические вопросы. Просто современные историки находятся в плену жесткой хронологической схемы, согласно которой история человечества подразделяется на древность, античность, эллинизм, варварство, раннее Средневековье, позднее Средневековье, эпоху Возрождения и Новое время. Но схема она и есть схема, только вот в Средние века люди думали совсем по-другому. Более того, даже по поводу относительно недавних событий у них, по-видимому, были принципиально иные соображения. Например, итальянский гуманист Лоренцо Валла, живший в первой половине XV в., анализируя культурный пейзаж современной ему Италии, ни словом не обмолвился ни о Данте, ни о Петрарке, ни о Боккаччо, заложивших основы итальянской культуры. Будучи блестящим знатоком латыни, он очень высоко оценивал свои латинские сочинения и полагал, что они куда серьезнее, чем «все, что было написано в течение 600 лет по грамматике, риторике и каноническому праву». О Древнем Риме нет даже и речи; похоже, Валла считал, что латинская литература существует от силы 600 лет. Между прочим, сам великий Шекспир (1564–1616) был абсолютно уверен, что история письменности насчитывает не более пятисот лет, да и пришествие Христа, по его мнению, тоже состоялось примерно тогда же. В другом месте мы уже отмечали, что участники первого крестового похода (1096–1099) пребывали в убеждении, что карают современников казни Христа, а не их далеких потомков. Например, в «Легенде о трех святых царях» (имеются в виду евангельские волхвы, явившиеся к младенцу Иисусу), написанной в XIV в., действуют некий пресвитер Иоанн, татарский царь и султан, а также рыцари и другие средневековые персонажи.

В «Диалогах» Платона (V–IV вв. до н. э.) упоминается «противолежащая земля за океаном», причем совершенно определенно речь идет об Америке, так как легендарная Атлантида подробно описывается в другом месте. Равным образом об Америке прекрасно известно античному историографу Иосифу Флавию (37 — после 100 гг. н. э.), у которого она даже названа «Новым Светом». Но как это возможно? Ведь ни во времена Флавия, ни, тем более, во времена Платона о трансокеанских плаваниях и слыхом не слыхивали!

Сочинения Иосифа Флавия вообще поражают воображение. На страницах его книг библейский царь Ирод, древние римляне и Александр Македонский постоянно сражаются с арабами (арабское государство возникло около 630 г. н. э.), а «Иудейские древности» Флавия переполнены именами «арабских князей».

Вы не забыли, читатель, о богатых Помпеях, уничтоженных извержением Везувия в 79 г. н. э. и засыпанных вулканическим пеплом? На остатки Помпей европейцы впервые натолкнулись в 1748 г. (Геркуланум обнаружили чуть раньше — в 1711-м), а систематические раскопки начались еще позже. Между тем автор XV в. Джакоб Саннацар сообщает: «Мы подходили к городу (Помпеям), и уже виднелись его башни, дома, театры и храмы, не тронутые веками». И как сие нужно понимать? Археологи вышли из положения весьма незатейливо: «В XV веке некоторые из зданий Помпеи выступали уже выше наносов…» Надо полагать, что затем город снова занесло землей, чтобы европейцы смогли его откопать только в XVIII столетии. Надо сказать, что помпейские находки вообще дают богатую пищу для размышлений. Обратимся снова к работе В. Классовского «Систематическое описание Помпеи и открытых в ней древностей», которую мы уже как-то цитировали. Например, среди граффити (рисунков на стенах) порой встречаются откровенно средневековые по сюжету: палач в капюшоне, рыцарь в шлеме с забралом и т. п. Принято считать, что это изображения гладиаторов. Удивляет не только общий очень высокий уровень изобразительного искусства (скульптура, фрески), но и то обстоятельство, что некоторые знаменитые мозаики по композиции, колориту и стилю похожи как две капли воды на фрески Рафаэля и Джулио-Романо. В. Классовский пишет об открытии набора хирургических инструментов, которые поразили его необыкновенным изяществом и совершенством. Некоторые из них были вполне на уровне достижений современной оперативной хирургии (работа Классовского опубликована в 1848 г.).

Помните о Флорентийской платоновской академии, к основанию которой приложил руку выходец из Византии Гемист Плетон (Плифон)? Плетон преподавал гремучую смесь из учения Зороастра, индийских брахманов, Платона, Порфирия и Прокла. Кроме Флорентийской и Неаполитанской академий, спонсорами которых были Козимо Медичи и Альфонс Неаполитанский, существовала еще и так называемая Римская, члены которой собирались без большого шума и помпы. Она возникла во второй половине XV в. на базе Римского университета, который был основан еще в 1303 г., а у ее истоков стоял гуманист Помпонио Лето, читавший лекции об античных классиках — Цицероне, Вергилии, Варроне. По донесениям миланских шпионов, академики одевались в тоги и туники, как древние греки и римляне, датировали свои сочинения не от сотворения мира, а от основания Рима и заменяли собственные имена античными. С. Валянский и Д. Калюжный приводят обширный список этих академиков: там есть и Кальвус, и Каллимах, и Протурций, и Аристофил, и Августин. Разумеется, дело не ограничивалось сменой декораций и простым переодеванием. Помимо чтения и обсуждения античных памятников, академики писали собственные труды (конечно же, на латыни) по проблемам философии, религии и политики древности, а также сочиняли латинские стихи и прозу. Какие из этих произведений, написанных великолепным слогом, действительно античные, а какие вышли из-под пера академиков, разобраться сегодня решительно невозможно. Совсем не исключено, что немалый корпус текстов плодовитых авторов благополучно «уплыл» в далекое прошлое и рассматривается в наши дни специалистами в качестве несомненных античных подлинников.

Быть может, читателю будет небезынтересно узнать, что академии в Европе существовали и много раньше, когда малограмотные европейцы только-только выползали из дремучей дикости раннего Средневековья. Рассказывают, что одна такая академия исправно функционировала в VIII–IX вв. при дворе императора франков Карла Великого (742–814). Этот самый известный представитель династии Каролингов в ходе длительных завоевательных войн создал обширное государство, лишь немногим уступавшее по своим размерам Западной Римской империи. В годы правления Карла Великого в стране начинается культурный подъем, который современные историки нередко называют «Каролингским возрождением» (итак, еще одно Возрождение!). Образцом для подражания, естественно, была античность. У истоков «Каролингского возрождения» стоял аббат Турского монастыря и советник Карла Великого Алкуин (ок. 732/735–804), англосаксонский ученый, автор богословских трактатов, учебников философии и математики. Придворные академики императора франков, поглядывая на Платона и Горация, с упоением копируют античность. Вот что пишут об этой эпохе историки и литературоведы: «Деятели Академии Карла на своих заседаниях и в своих писаниях именовали друг друга псевдонимами. Алкуин был „Флакком“ (Квинт Гораций Флакк — выдающийся древнеримский поэт. — Л. Ш.), Ангильберт не постеснялся псевдонима „Гомер“, сам же император именовался царем Давидом».

Ради полноты картины заметим, что следы еще одного Гомера без труда обнаруживаются совсем в другую эпоху. После захвата крестоносцами в 1204 г. Константинополя на Балканском полуострове возникла так называемая Латинская империя. И хотя как единое государственное образование она уже в 1261 г. прекратила свое существование, княжества, королевства и герцогства, основанные в Греции крестоносцами, благополучно дожили до середины XV в., когда Малая Азия и Балканы оказались в руках турецких завоевателей. Так вот, резиденцией афинских герцогов в XIII в. был город Эстивы (античные Фивы), где стоял покрытый фресками замок, в котором творил граф Сент-Омер (Saint Homer, Святой Гомер), автор героических поэм и песен, писавший на старофранцузском. Впрочем, о Латинской Греции мы в свое время еще поговорим.

Чуть выше мы уже рассказывали о том, как Франческо Петрарка убедительно обосновал подложность привилегий, выданных дому Габсбургов Нероном и Цезарем. Деятельность этого поэта и писателя раннего Ренессанса вообще заслуживает самого пристального внимания. По определению другого средневекового гуманиста, он «был первым, кто… смог понять и вывести на свет древнее изящество стиля, дотоле утраченного и забытого». Петрарка был страстным библиофилом, а собирание старинных рукописей стало поистине делом его жизни. Разбогатев, он даже открыл мастерскую, в которой работал целый штат секретарей и переписчиков. Древние рукописи и манускрипты стекались к нему рекой, так как все находки он щедро оплачивал. Многое Петрарка отыскал самостоятельно. В 1333 г. он обнаружил в Льеже две неизвестные речи Цицерона, а в 1334-м нашел в Вероне письма Цицерона к Аттику, Квинту и Бруту. Отделить зерна от плевел, то есть разобраться в том, что именно Петрарка и в самом деле раскопал в монастырских скрипториях, а что написал собственноручно, совсем не так просто, как может показаться на первый взгляд, ибо он не считал для себя зазорным откровенно подражать древним. Он даже советует, как в таком случае следует поступать: надо, чтобы «новое произведение напоминало архетип, но не было ему тождественно». Основной целью работы историка Петрарка полагал вовсе не добросовестную фиксацию событий или внимательное сопоставление рукописей, а голое морализаторство: «…если я не ошибаюсь, истинная задача историка состоит в том, чтобы показать, чему читатели должны следовать или чего им надобно избегать». Весьма любопытно его эпистолярное наследие, которое очень часто ставит специалистов в тупик. Дело в том, что его письма к коллегам-современникам (писанные, разумеется, на латыни) искусно стилизованы под античные сочинения. Петрарка часто прибегает к старинным именам и прозвищам (Сократ, Олимпий, Симонид и пр.) и латинизирует абсолютно все вокруг. Античный дух его корреспонденции неистребим: даже рассказывая о событиях современности, он помещает их в античные декорации. Современные исследователи разводят руками: ничего не попишешь, поэт он и есть поэт и живет в придуманном мире. Нам же представляется, что дело обстоит куда проще. Петрарка и думать не думал возрождать античность, а откровенно ее творил. Не забудем, кстати, что XIV столетие — это переломная эпоха, навсегда разделившая некогда единое, осевое время на древность и Средневековье. Не лишено интереса, что Петрарка написал серию биографий «О знаменитых людях», заставляющую вспомнить знаменитые «Сравнительные жизнеописания» древнегреческого писателя и историка Плутарха (ок. 45 — ок. 127).

Между прочим, Петрарка был учителем нашего старого знакомца Поджо Браччолини и подобно последнему тоже не спешил представить на суд почтеннейшей публики оригиналы своих находок (вероятно, по поэтической рассеянности). Скажем, когда он отыскал в библиотеке Вероны письма Цицерона, то смог предъявить только копии; подлинников у него почему-то не оказалось. Не менее странно выглядит история поисков потерянного сочинения Цицерона «Глория», о существовании которого было известно из письма Цицерона к Аттику. Петрарка заявил, что будто бы разыскал эту бесценную рукопись, но отдал ее на время своему старому учителю, а тот ее потерял. Когда в 1337 г. наш поэт впервые приехал в Рим, его возмущению не было предела. Вечный город не оправдал его надежд. Петрарка пишет: «Где термы Диоклетиана и Каракаллы? Где форум Августа и храм Марса Мстителя? Где святыни Юпитера Громовержца на Капитолии и Аполлона на Палатине? Где портик Аполлона и базилика Гая и Луция, где портик Ливии и театр Марцелла?.. Где бесчисленные сооружения Агриппы, от которых сохранился только Пантеон? Где великолепные дворцы императоров? В книгах находишь все, а когда ищешь их в городе, то оказывается, что они исчезли или остался от них только жалкий след». Весьма интересно, что Петрарка приехал в Рим, имея вполне определенные представления о том, что и где там должно находиться, каковую информацию он, по его собственному признанию, почерпнул из книг. Петрарка прекрасно знает, как должен выглядеть подлинный древний Рим. Невольно возникает подозрение, что никаких «античных» древностей в ту пору в Риме еще не было. По всей видимости, их только еще предстояло возвести, а Петрарка выступил чуть ли не в роли исторического консультанта по этому непростому вопросу.

Поговорим немного о современных фальсификациях старинных изделий и литературных памятников. В 1906 г. на Синайском полуострове были обнаружены восемь надписей, единодушно отнесенные специалистами к XIV–XV вв. до н. э. В 1923 г. археолог Г. Гримме опубликовал работу с расшифровкой двух из них, из которой недвусмысленно следовало, что библейские Моисей и Иосиф — реальные исторические персонажи. Сразу же разгорелась жаркая дискуссия. Одни ученые объявили расшифровку ошибочной, другие заговорили о подделке. Вы будете смеяться, но баталии гремели исключительно вокруг собственноручных рисунков Гримме, и ни одной душе не пришло в голову затребовать фотокопии синайской находки. Когда это было наконец сделано (нашелся сообразительный египтолог), то дискуссия естественным образом сошла нет. Оказалось, что подлинный текст разрушен до такой степени, что не поддается прочтению в принципе, а «расшифровка» Гримме не более чем совершенно произвольная реконструкция. Ушлый археолог прекрасно знал, что его коллеги вряд ли заинтересуются оригиналами.

Другой пример. В 1937 г. некто Гонон, вспахивавший свое поле неподалеку от Бризе, извлек из-под земли на свет божий мраморную статую Венеры. Ученый мир всполошился. Специалисты, исследовав бесценную находку вдоль и поперек, пришли к единодушному заключению — I-й в. до н. э. как минимум. Землепашец получает кругленькую сумму в 250 тысяч франков. А в 1938 г. итальянский скульптор Франческо Кремонезе выступает с заявлением, что это именно он собственноручно изготовил и закопал в поле упомянутую Венеру. В доказательство своих слов Кремонезе представляет недостающие фрагменты «античного» мрамора. Цель подлога — доказать, на что он способен.

История Нового времени буквально пестрит фальсификациями. В 1800 г. неким Мархеной был сфабрикован латинский порнографический рассказ в духе «Сатирикона» Петрония. Подлог был раскрыт совершенно случайно. Надо сказать, что полный «Сатирикон» был опубликован еще за сто лет до Мархены обыкновенным итальянским офицером, якобы сделавшим точный перевод с очень старой рукописи. Излишне говорить, что оригинал так и не был никогда представлен. В XIX в. студент по имени Вагенфельд заявил, что в его распоряжении имеется история Финикии, изложенная по-гречески. Перевод редчайшей рукописи вызвал небывалый ажиотаж. Ученый мир, как водится, засуетился, но когда у Вагенфельда потребовали представить греческий подлинник, он сразу же пошел на попятную. В 1769 г. знаменитый Монтескье опубликовал поэму в духе древнегреческой поэтессы Сафо (VII–VI вв. до н. э.), сообщив, что семь песен уроженки острова Лесбос были им совершенно случайно обнаружены в библиотеке одного греческого епископа.

Позже он сознался в мистификации. Итальянский поэт Леопарди в 1826 г. предложил на суд публики две оды Анакреона, а Джей Макферсон (1736–1796) в 1759 г. заявил, что обнаружил старинный шотландский эпос, вышедший из-под пера слепого кельтского поэта Оссиана, жившего якобы в III в. н. э. Обаяние этой подделки было настолько велико, что Осип Мандельштам уже в 1914 г. (когда фальсификация Макферсона давно стала общим местом) написал следующее стихотворение:

  • Я не слыхал рассказов Оссиана,
  • Не пробовал старинного вина;
  • Зачем же мне мерещится поляна,
  • Шотландии кровавая луна?
  • И перекличка ворона и арфы
  • Мне чудится в зловещей тишине;
  • И ветром развеваемые шарфы
  • Дружинников мелькают при луне!
  • Я получил блаженное наследство —
  • Чужих певцов блуждающие сны;
  • Свое родство и скучное соседство
  • Мы презирать заведомо вольны.
  • И не одно сокровище, быть может,
  • Минуя внуков, к правнукам уйдет,
  • И снова скальд чужую песню сложит
  • И как свою ее произнесет.

Вот так и возникают нездоровые сенсации, как писали братья Стругацкие. Однако подделки подделками, а нас все-таки интересуют вещи куда более фундаментальные.

Давайте присмотримся к особенностям христианского культа в Западной Европе XIII–XVI вв. Принято считать, что вакхические пляски и оргиастические церемонии, сопровождавшиеся разного рода излишествами, — неотъемлемая черта поздней античности, своего рода пир во время чумы. Непредвзятое прочтение средневековых хроник заставляет решительно пересмотреть эту точку зрения. Аскеза, умерщвление плоти, строгое следование христианским заповедям были скорее идеалами, провозглашаемыми с церковных кафедр, а реальная жизнь выглядела совершенно иначе. Многочисленные исторические исследования, выполненные разными учеными и в разное время, однозначно свидетельствуют, что нравы, царившие в средневековых монастырях, совсем недалеко ушли от античных вакханалий и храмовой проституции древних. Богатейший иллюстративный материал, содержащийся в том числе и в старинных Библиях, а также скульптурные изображения, выставленные на всеобщее обозрение в соборах и церквах, не дают ровным счетом никаких оснований говорить о строгости и воздержанности средневекового духовенства. Причем складывается впечатление, что это были отнюдь не отдельные эксцессы, а общераспространенная практика. Ниже мы приводим свидетельства, льющие воду на нашу мельницу, позаимствованные из работ вполне традиционных историков, а также из книг Н. А. Морозова, А. Т. Фоменко, С. Валянского и Д. Калюжного.

Вот что, например, пишет о нравах, бытовавших в монастырях XV века, Александр Парадисис, автор романа «Жизнь и деятельность Бальтазара Коссы». И хотя это художественное произведение, ему вполне можно доверять, так как роман написан добросовестно и обстоятельно, с опорой на источники и верно передает быт и нравы той эпохи. Бальтазар (Балтасаро) Косса — это бывший неаполитанский пират, сумевший получить звание «доктора обоих прав», избранный римским папой под именем Иоанн XXIII (1410–1415). Итак: «От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первых веков христианства не осталось и следа, разложение церкви и нравов в них достигло невероятных размеров… Не способствовала строгости нравов и одежда монахинь, подчеркивавшая их природную красоту и стройность… Почти все монастыри Италии, пишет Родонаки, принимали мужчин-посетителей. В дни приемов монахини вызывающе громко рассказывали о своих детях… взбудораживая народ на улицах.

О жизни монастырей в Венеции мы узнаем не только от Казановы. Сан Дидье пишет: „Ничто в Венеции не вызывало такого интереса, как монастыри“. Были там частыми посетителями и вельможи. И так как все монахини были стройны и красивы, ни одна не оставалась без любовника. А забота надзирательниц о нравах выражалась в том, что они помогали монахиням находить более искусные способы встреч с любовниками и покрывать их». Далее со ссылкой на источники Александр Парадисис рассказывает, что монахини носили узкие и короткие, в талию, платья с большим декольте, а иногда появлялись и в мужском платье. «Одежда монахинь Рима тоже не отличалась скромностью. А флорентийские монахини, по свидетельству одного настоятеля мужского монастыря, посетившего Флоренцию, напоминали мифологических нимф, а не „христовых невест“. Во многих монастырях были устроены театры и разрешалось давать представления, но играть в них могли только монахини…

Не отличались выдержанностью и монахини Генуи. В одном из папских указов с прискорбием отмечалось: „Сестры из монастырей святого Филиппа и святого Иакова бродят по улицам Генуи, совершают непристойные поступки, которые диктует им их необузданная фантазия…“ Распущенность монахинь в болонском монастыре Иоанна Крестителя была настолько велика, что власти были вынуждены разогнать всех монахинь, а монастырь закрыть… Число монахинь, преследуемых правосудием за распутство, росло с каждым днем. Каждый болонский монастырь имел кличку: „монастырь куколок“, „монастырь бесстыдниц“, „монастырь кающихся Магдалин“, „монастырь сплетниц“, „монастырь Мессалин“…

Известный гуманист Понтано рассказывал, что в Валенсии испанцы свободно проникали в женские монастыри и что трудно провести грань между этими святыми обителями и домами, пользующимися дурной репутацией».

Сожительство монахов с монахинями было самым заурядным явлением. Известный прозаик Эпохи Возрождения Мазуччо Гуардати (ок. 1415 — ок. 1475), автор сборника «Новеллино», опубликовал книгу «Браки между монахами и монахинями», которая была изъята и в 1564 г. занесена в список запрещенных католической церковью книг. Сам автор был предан анафеме.

А ведь были еще знаменитые карнавалы, когда народ пускался во все тяжкие (самый знаменитый карнавал — венецианский — продолжался почти полгода). Александр Парадисис пишет, что в это время «женские монастыри превращались в танцевальные залы, заполнялись мужчинами в масках». Историк Якоб Буркхардт приводит описание венецианского карнавала 1491 г., представлявшего собой самую настоящую водную феерию с участием такого количества кораблей и лодок, «что на милю кругом не было видно воды». Чего там только не было, на этом карнавале! Костюмированные представления, пантомима, регата, юноши и девушки, наряженные тритонами и нимфами… Якоб Буркхардт пишет, что на средневековых карнавалах стали воссоздавать триумфы древнеримских полководцев во всем их великолепии. (Как известно, в Древнем Риме это была обычная практика: полководцев, одержавших важные победы, чествовали с небывалой торжественностью и пышностью.) И далее он приводит описание средневекового триумфа, который как две капли воды похож на античный: «В Риме первым подобающе обставленным празднеством такого рода был, при Павле II, триумф Августа после победы над Клеопатрой: здесь помимо шутовских и мифологических масок (которых и на античных триумфах было предостаточно) наличествовали и все прочие реквизиты — закованные в цепи цари, шелковые свитки с решениями народа и сената, костюмированный в античном стиле псевдосенат с эдилами, квесторами, преторами и проч., четыре колесницы с поющими масками и, конечно же, колесницы с трофеями. Прочие шествия более обобщенно олицетворяли владычество древнего Рима над миром, и перед лицом реальной турецкой опасности здесь хвастали кавалькадой пленных турок на верблюдах. Позднее, на карнавале 1500 г., Цезарь Борджа, дерзко намекая на собственную особу, велел представить триумф Юлия Цезаря с одиннадцатью великолепными колесницами, возмутив тем самым прибывших на юбилей пилигримов».

Теперь скажите на милость, чем это красочное театрализованное зрелище отличается от подлинного античного триумфа? Где критерий, который помог бы размежевать два этих действа? На поверку оказывается, что у нас нет ровным счетом никаких оснований считать одно представление оригиналом, а другое — его копией, ибо они сливаются до полной неразличимости. В очередной раз мы вынуждены констатировать: нет решительно никакой возможности понять, где кончается античность и начинается Ренессанс. Можно произвольно разнести эти эпохи на любое количество лет, но картина от этого не изменится. Не бывает столь детального, совпадающего в мельчайших мелочах повторения пройденного. Когда читаешь описания средневековых карнавалов, временами берет оторопь. Тут и маскарадная свобода нравов, и сражения всадников, и парады вооруженных горожан, и спортивные состязания, и бог знает что еще. Вне всякого сомнения, это ни в коем случае не игра в античность и вообще не игра, не подражание быту и нравам ветхозаветных времен, а самая настоящая живая жизнь.

А может быть, правы те историки и отцы церкви, которые говорят о забвении высоких идеалов первых веков христианства? Быть может, разврат и разнузданность мирян и клириков эпохи Возрождения есть не что иное, как измена древнему благочестию, элементарная порча нравов? Ведь мы же видим, что церковь всерьез обеспокоена этой чудовищной вакханалией увеселений и прилагает немалые усилия, чтобы ввести поведение своих прихожан в некие благопристойные рамки. Папские указы сыплются как из рога изобилия, наиболее одиозные монастыри закрывают, а монахинь отдают под суд. И хотя само папство в полной мере поражено тою же самой болезнью, нельзя не признать, что картина все-таки начинает понемногу меняться. Тем не менее это совсем не означает, что церковь повернулась лицом к незапятнанным идеалам раннего христианства. Скорее всего, дело кроется в постепенном взрослении общества. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов и сугубо материальные причины. Так, например, Н. А. Морозов в свое время полагал, что потребность в уничтожении христиансковакхического культа могла быть вызвана широким распространением венерических болезней в Европе.

В XII–XIV вв. происходило абсолютно то же самое, просто и церковь, и само общество смотрели на творящиеся безобразия сквозь пальцы. Таким образом, обращение к чистоте идеалов и показное благочестие — не более чем вывеска, ловкий пропагандистский трюк, с помощью которого церковь пыталась оседлать ситуацию, делавшуюся все более неуправляемой. Кошмарные ведовские процессы, преследование колдунов и борьба с сатанизмом в XV–XVII вв. — лучшее тому подтверждение. А ведь в предшествующие столетия черной магией занимались сами христианские священнослужители. Есть все основания полагать, что так называемая черная месса была не пародией или карикатурой на католическую, а существовала как самостоятельный культовый обряд и лишь впоследствии была приспособлена для нужд христианского богослужения. Одним словом, никакого «правильного» христианства не было и в помине, и за триста лет до эпохи Ренессанса состояние нравов в Европе было ничуть не лучше, чем в последующие века.

Ученый XIX в. Шампфлери писал в своей книге «История карикатуры в Средние века»: «Странные увеселения происходили в соборах и монастырях при больших праздниках церкви в Средние века и эпоху Возрождения. Не только низшее духовенство участвует в веселых плясках и песнях, особенно на Пасхе и Рождестве, но даже и главнейшие церковные сановники. Монахи мужских монастырей плясали тогда с монашенками соседних женских, и епископы присоединялись к их веселью». И далее Шампфлери приводит как самый скромный образец (выдавая его почему-то за карикатуру) изображение ужина монахов и их возлюбленных из Библии XIV в., хранящейся под № 166 в Парижской национальной библиотеке. Каким образом карикатура могла попасть в Библию, Шампфлери не объясняет. Священные книги — не место для острот и ерничества, тем более что прочие миниатюры этого же издания не позволяют заподозрить в авторе остряка. На упомянутой картинке изображена типичная вакхическая ситуация: на переднем плане один из монахов предается любовным забавам с монашенкой, а на заднем повторяется то же самое, но в массовом масштабе. Таких, с позволения сказать, «карикатур» в средневековых рукописях — тьма тьмущая, немалое их количество имеется в духовных и богословских книгах. По мнению Шампфлери, такие картинки имели воспитательное значение: это не беспристрастная фиксация бытовых сценок, а попытка предостеречь граждан от подобных поступков. Это более чем сомнительно, поскольку никто и никогда не пытался отвращать народ от разврата публикацией порнографических изображений. Кроме того, если бы автор действительно имел целью осмеять такое поведение, он непременно дополнил бы свой сюжет чертями, увлекающими беспутных монахов в преисподнюю, или чем-нибудь в этом роде. В скобках заметим, что как раз такие сюжеты (с чертями, адским пламенем и проч.) появились в позднем Средневековье, когда церковь начала борьбу за чистоту нравов. Здесь же этого нет и в помине, перед нами типичное вакхическое изображение, мало чем отличающееся от соответствующих античных картинок. Кстати сказать, очень многие средневековые Библии украшены миниатюрами с изображением вакханалий, плясок и бешеного разгула, а заставки к главам увиты виноградными гроздьями, т. е. все выдержано в самой что ни на есть античной манере.

Да что говорить о безымянных миниатюристах! Сам римский папа Пий II (1405–1464), в прошлом писатель и историк, сочинял фривольные новеллы в духе Боккаччо, писал откровенно эротические стихи и был автором непристойной комедии «Хризис» (Христос).

Через 700 лет после возникновения христианства (в рамках традиционной хронологии), в VII в. н. э., собор в Шалоне запрещает женщинам петь в церквах неприличные песни, а Григорий Турский (VI в.) протестует против монашеских маскарадов в Пуатье, сопровождавшихся разнузданным весельем («безумными праздниками», «праздниками невинных», «праздниками осла»). Шампфлери пишет, что только в 1212 г. Парижский собор запретил монашенкам устраивать «безумные праздники»: «От безумных праздников, где принимают фаллус, повсюду воздерживаться, и это мы тем сильнее запрещаем монахам и монашенкам». По всей видимости, решения соборов, указы и запреты выполнялись кое-как и долго оставались гласом вопиющего в пустыне, ибо в 1245 г. епископ Одон, посетив руанские монастыри, сообщил, что поголовно все монахини с небывалым размахом предаются на праздниках непристойным удовольствиям.

Одним словом, западноевропейский христианский культ во многих своих чертах совпадает с античным вакхическим. Чем, скажите на милость, все вышеописанное отличается от античных вакханалий и дионисийских оргий, растекавшихся по стране наподобие самых настоящих психических эпидемий? В который уже раз мы обнаруживаем удивительные параллели между Древней Грецией или Римом и средневековой Европой. Между прочим, пережитки и следы языческого культа без труда обнаруживаются в христианской обрядности, даже если рассуждать с вполне традиционных позиций.

Шампфлери в своей книге приводит огромное количество примеров непристойных изображений, выставленных напоказ в христианских храмах. Ученый пребывает в некоторой растерянности, будучи не в силах объяснить увиденное: «Что подумать, например, о странной скульптуре, помещенной в тени под колонной подземной залы средневекового кафедрального собора в Бурже?» Эта скульптура представляет собой выступающие из колонны в эротической позе ягодицы человека, выполненные тщательно и экспрессивно. Шампфлери пишет: «На стенах некоторых старинных христианских храмов мы с удивлением видим изображения половых органов человека, которые угодливо выставлены напоказ среди предметов, предназначенных для богослужения. Как будто эхо античного символизма, такие порнографические скульптуры с удивительной невинностью высечены каменотесами». Ученый сообщает, что подобного рода фаллические изображения особенно многочисленны в соборах Жиронды, и рассказывает о том, как знакомый археолог из Бордо демонстрировал ему образцы бесстыдных скульптур, выставленных в старых церквах его провинции на всеобщее обозрение.

Объяснять такие картинки осмеянием или издевательством над христианским культом несерьезно. Их воспитательное значение тоже крайне сомнительно. Если позднейшие изображения влекомых в ад грешников были и в самом деле призваны устрашить прихожан, то что можно сказать о композициях, где обнаженные женщины восседают верхом на козлах в сладострастных позах? Эротические скульптуры имеются на капителях кафедрального собора в Магдебурге, а свод портала знаменитого собора Парижской Богоматери (Notre Dame de Paris) украшен откровенно неприличным барельефом. Сошлемся на Н. А. Морозова: «…обнаженные женщины вступают в сношения с ослами, козлами и друг другом, клубок человеческих тел, сплетенных в припадке сладострастия, черти и дьяволы, развлекающие любовными упражнениями прихожан и прихожанок». В связи с этим уместно вспомнить о многочисленных эротических и порнографических античных изображениях и скульптурах, в большом количестве обнаруженных, например, в Помпеях. Опять-таки мы не находим принципиальной разницы между античностью и Средневековьем…

А. Т. Фоменко вслед за Н. А. Морозовым полагает, что христианско-вакхический культ, отождествляемый с античным оргиазмом, существовал на протяжении нескольких столетий вплоть до XV в. Перелом наступает только в XVI столетии, когда обновленная церковь стала решительно открещиваться от своего вакхического прошлого. Нам представляется, что все можно объяснить куда как проще.

Нет никакой необходимости прибегать к двухфазному развитию христианства — сначала безудержный разгул, а потом сменившая его строгость нравов, совпадающая по времени с началом Реформации (правда, Фоменко полагает, что борьбу с вакхическим культом начал еще папа Григорий VII Гильдебранд в XI в.).

Христианство с самого начала сосуществовало с язычеством и естественным образом многое позаимствовало из его культа и обрядности. Решительного отторжения и яростного неприятия языческих верований в те далекие времена не было и в помине. Хорошо известно, что в эпоху строительства романских и готических соборов религиозные праздники часто заканчивались вакханалиями и свальным грехом. Изживание язычества было процессом медленным, постепенным и очень непростым. Достаточно сказать, что пережитки язычества сохранялись на Руси очень долго, вплоть до начала XIX в. Если обратиться к истории религии, то можно без труда обнаружить, что фаллические культы и культы плодородия были в определенное время неотъемлемой чертой едва ли не всех религиозных верований. Нет никаких оснований считать, что раннее христианство представляло в этом смысле исключение из общего правила. Совсем другое дело — удивительное сходство раннехристианского культа с античным вакхическим. Едва ли не полное их подобие по многим параметрам наводит на мысль о том, что многие средневековые события (история христианской церкви здесь совсем не исключение) были намеренно или ненамеренно удревнены. Таким водоразделом в истории Западной Европы, по нашему мнению, стали XIV–XV вв.: сначала опустошительная пандемия чумы в середине XIV в., а потом взятие турками Константинополя в 1453 г. Впрочем, об этом мы уже писали.

Огромное количество поразительных совпадений и дубликатов обнаруживается в истории Троянской войны, воспетой бессмертным Гомером. Поэтому мы предлагаем читателю еще раз обратиться к противостоянию микенской Греции и малоазийской Трои, имевшему место, как утверждают историки, совсем уже в незапамятные времена — то ли в конце XIII, то ли в начале XII в. до н. э. Напомним, что подлинными рукописями Гомера современная наука не располагает. Европейцы начинают знакомиться с его поэмами только в XIV–XV вв., а первое печатное издание Гомера по-гречески выходит в 1488 г. во Флоренции. Понемногу слепого аэда начинают переводить на итальянский, но первый полный перевод «Илиады» появился только лишь в 1723 г.

Историки нам рассказывают, что средневековым европейцам Гомер был известен только в выдержках, весьма и весьма фрагментарных, поэтому гораздо большим успехом пользовалось изложение событий Троянской войны, сделанное ее мнимыми участниками Даресом и Диктисом. История обнаружения этих записок крайне темна. В годы правления императора Клавдия была вскрыта гробница некоего Диктиса, где обнаружили греческий текст, повествующий о Троянской войне. Считается, что к IV в. н. э. он получил широкое хождение в переводе на латынь, но ни греческим подлинником, ни переводом четвертого века наука не располагает. Первым сохранившимся описанием Троянской войны сегодня полагают латинский текст, традиционно относимый к VI в. после рождества Христова. Язык записок Дареса и Диктиса приводит ученых в негодование: «Какой-то невежественный писака, живший, вероятно, в VI в., составил сухое и монотонное изложение фактов; в Средние века он (сухой язык. — Ред.) очень нравился». Тем не менее в Средние века эти записки ценились весьма высоко; во всяком случае, им отдавали явное предпочтение перед «баснословной» поэмой Гомера, доверия которому не было.

В XIX в. вокруг записок Дареса и Диктиса закипели страсти. Многие ученые отказывались признавать их подлинность и называли позднейшим фальсификатом. Но совсем отмахнуться от них, как от надоедливой мухи, все-таки не получается, так как Дарес упоминается Гомером в «Илиаде» (песнь пятая, «Подвиги Диомеда»):

  • Был в Илионе Дарес, непорочный священник Гефеста,
  • Муж и богатый и славный, и было у старца два сына,
  • Храбрый Фегес и Идей, в разнородных искусные битвах.

Кроме того, Дарес упомянут и в «Энеиде» Вергилия, а Гомер пишет о критском царе Идоменее, сподвижником которого был некто Диктис. Остается только руками развести: через 1800 лет после окончания Троянской войны живые и здоровые ее свидетели и участники пишут о ней воспоминания. Между прочим, сухой и невыразительный текст этих дневников породил в Европе гигантское число произведений, посвященных Троянской войне. Вот только некоторые из них: «Роман о Трое» Бенуа де Сент-Мора (XII в., Франция), «Песнь о Трое» Герберта фон Фрицлара (XIII в., Германия), «Троянская война» Конрада Вюрцбургского (XIII в., Германия), «История разрушения Трои» Гвидо де Колумна (XIII в., Сицилия). Кстати, книга Гвидо де Колумна была переведена (причем с латыни) едва ли не на все важнейшие европейские языки, в том числе и на русский (она входит в русский летописный сборник «Летописец Еллинский и Римский», составленный в XV в.). Весьма любопытно, что среди этих авторов нет ни одного грека, а их сочинения писаны по-латыни, по-французски, по-итальянски, по-немецки, но только не по-гречески.

И только много позже появляется на свет божий великолепный греческий Гомер со своими блистательными поэмами.

Исследователи средневековой латинской литературы пишут, что на протяжении тысячи лет (вплоть до XVII в.) слава Дареса и Диктиса затмевала славу Гомера, а в XII в. на Западе Дарес Фригиец стал одним из самых известных авторов древности. Исидор Севильский (ок. 560–636) считал Дареса первым историком после Моисея и предтечей Геродота, а в том, что они были очевидцами троянских событий, никто в Средние века не сомневался. Представление же о неподлинности записок Дареса и Диктиса родилось сравнительно поздно — в XVIII–XIX вв., когда окончательно утвердилась официальная хронология. Историкам пришлось выбирать из двух зол: или отказаться от длинной хронологии Скалигера и Петавиуса, или признать дневники Дареса и Диктиса фальшивкой. Разумеется, выбор был сделан в пользу официальной хронологической схемы, которая к этому времени уже стала неприкосновенной священной коровой. Хотя куда естественнее допустить, что сухие и неуклюжие записки Дареса и Диктиса являются на самом деле первоисточником, а великолепные поэмы Гомера, написанные безукоризненным слогом, созданы много позже.

Академик Фоменко полагает, что настоящая Троянская война происходила, вероятнее всего, в XIII в. после рождества Христова, а война, описанная в «Илиаде», равно как Тарквинийская война в царском Риме в VI–V вв. до н. э. и война византийцев с готами за Италийский полуостров VI в. н. э. — не более чем ее фантомные отражения, разнесенные по разным эпохам. Это только лишь основные дубликаты знаменитой войны, а всего их насчитывается значительно больше. За подробностями читатели могут обратиться к работам А. Т. Фоменко «Русь и Рим» и «Методы статистического анализа нарративных текстов и приложения к хронологии». Мы не станем перечислять все параллелизмы в ходе этих трех войн, а только отметим, что их очень много. Коротко перечислим самые основные.

Все три войны трактуются в хрониках как войны отмщения за оскорбление женщины. У Гомера это Елена, у Тита Ливия (Тарквинийская война в царском Риме) — Лукреция, в VI в. н. э. — готская царица Амалазунта. Читавшие «Илиаду» должны помнить, что предысторией Троянской войны стал спор трех богинь между собой о том, кто из них красивее. Судить рассобачившихся теток вызвался Парис, сын троянского царя Приама. Победительницей стала богиня любви Афродита (Венера), пообещавшая Парису любовь Елены, жены спартанского царя Менелая. Парис приезжает к Менелаю во дворец, где его радушно принимают, и похищает Елену.

Греки требуют ее вернуть, троянцы отказываются, и в результате вспыхивает война.

Предыстория Тарквинийской войны, разгоревшейся в царском Риме, известна нам в изложении Тита Ливия. У власти в то время находился клан Тарквиниев, и среди мужчин тоже возникает спор, чья жена лучше. Победа присуждается Лукреции, жене Тарквиния Коллатина. Судьей выступает Секст Тарквиний, воспылавший безумной страстью к Лукреции. По Ливию, он приезжает в дом Коллатина, где его приветливо принимают, не подозревая о его намерениях. Ночью Секст Тарквиний врывается в спальню Лукреции и овладевает ею силой. Обесчещенная Лукреция кончает жизнь самоубийством. Заметим в скобках, что согласно некоторым троянским хроникам, Елена тоже погибает. После самоубийства Лукреции вспыхивает Тарквинийская война.

Героиней войны VI в. н. э. опять же является женщина — готская царица Амалазунта. Перед тем как убить, ее насильно увозят на остров и заключают в крепость. Убийство Амалазунты становится прологом к Готской войне. Интересно, что насильника Лукреции, Секста Тарквиния, убивают; насильник Амалазунты Теодат был также вскоре убит. Между прочим, троянские хроники тоже рассказывают о похищении Елены по-разному. По одной версии она уступает Парису добровольно, а по другим — противится насилию.

В соответствии с версией А. Т. Фоменко гомеровский Ахиллес списан с византийского полководца Велизария, Гектор — это дубликат короля готов Витигеса, микенский царь Агамемнон — император Византии Юстиниан, а Улисс (Одиссей) — военачальник Нарзес. Но самое интересное даже не это. В Готской войне VI в. н. э. тоже находится место для знаменитого троянского коня. Мы полагаем, что читателю сия легенда хорошо известна. Гомер излагает ее следующим образом. Греки в течение многих лет безуспешно осаждают Трою и в конце концов пускаются на хитрость. По совету хитроумного Одиссея они сооружают огромного деревянного коня, в брюхе которого скрывается сильный отряд. Повинуясь воле богов, троянцы втаскивают коня в город, а ночью греческие воины выбираются наружу и открывают городские ворота. Греки овладевают Троей. Что и говорить, история маловразумительная, особенно если принять во внимание, что некоторые хроники рассказывают о гигантском медном коне, внутри которого могла разместиться тысяча воинов. Конечно, миф он и есть миф, но все же не очень понятно, зачем троянцы втащили в город это чудовище.

А вот если обратиться к событиям Готской войны VI в. н. э., то картина сразу же проясняется. Прокопий Кесарийский (ок. 500 — после 565), византийский историк и советник полководца Велизария, подробно рассказывает, как было дело. При осаде Неаполя византийцы действительно применили хитрость. Внутрь города сквозь мощные городские стены проникал старый полуразрушенный акведук. Прокопий описывает его как гигантскую трубу на массивных ногах-опорах. Внутри этой трубы человек мог стоять в полный рост. Мы полагаем, что читателю приходилось видеть фотографии старинных акведуков. Вполне вероятно, что древние авторы могли сравнивать эти сооружения с огромным шагающим животным, которое доставляет в город воду. Неаполитанский акведук давно не функционировал, поэтому отверстие водовода было перекрыто на уровне городских стен каменной пробкой. Хорошо вооруженный отряд византийцев (по Прокопию, несколько сотен воинов) тайно проник внутрь огромной трубы, разобрал каменную кладку и таким образом оказался в городе. Ночью ворота были открыты, и армия Велизария овладела Неаполем.

Между прочим, некоторые хроники, описывая события Троянской войны, говорят не о коне, а о некоем подобии коня. Чтобы оценить метафору, нужно немного знать латынь. Слово «вода» по-латыни пишется aqua (aquae), а «конь» — equa (equae). Таким образом, слова «акведук» (водовод) и «коновод» практически идентичны — aquae-ductio и equae-ductio соответственно. Разница, как мы видим, всего лишь в одной гласной.

Троянская война неразрывно связана с именем Гомера. Поскольку в соответствии с реконструкцией А. Т. Фоменко в действительности она происходила в XIII в. после рождества Христова (Готская война тоже всего лишь дубликат), естественно предположить, что в средневековых хрониках могло сохраниться имя великого поэта. Нам даже не придется очень долго искать. Помните рассказ о великолепном замке графа Сент-Омера в греческих Эстивах? Вполне вероятно, что имя «Гомер» прилипло к повествованию о Троянской войне с легкой руки этого графа. Но сначала следует сказать несколько слов о средневековой Греции.

В свое время мы уже писали о том, что в 1204 г. крестоносцы взяли штурмом Константинополь, а на обломках Византии итальянское и французское рыцарство основало так называемую Латинскую империю. На архипелагах Эгейского моря возникли республики венецианского типа (Венеция принимала активное участие в четвертом крестовом походе), а материковая Греция досталась французам. И хотя Латинская империя оказалась весьма непрочным государственным образованием, европейские владения на Балканах просуществовали вплоть до середины XV в., когда Греция была захвачена турками. К сожалению, реконструкция средневековой греческой истории сопряжена с огромными трудностями, так как дошедшая до наших дней информация крайне неполна и противоречива. Промежуток времени протяженностью почти в тысячу лет зияет чудовищными провалами и белыми пятнами. Ниже мы будем часто ссылаться на Ф. Грегоровиуса, оставившего фундаментальный труд под названием «История города Афин в Средние века».

После падения Западной Римской империи в V в. н. э. Греция в буквальном смысле слова исчезает с политической карты Европы. Грегоровиус: «Что касается собственно истории Афин, то их судьбы в эту эпоху (речь идет о Средних веках. — Л. Ш.) покрыты таким непроницаемым мраком, что было даже выставлено чудовищнейшее мнение, которому можно было бы поверить, а именно, будто Афины с VI по X в. превратились в необитаемую лесную поросль, а под конец и совсем были выжжены варварами. Доказательства существования Афин в мрачнейшую эпоху добыты неоспоримые, но едва ли может служить что-нибудь более разительным подтверждением полнейшего исчезновения Афин с исторического горизонта, как тот факт, что потребовалось приискивать особые доказательства ради того только, что достославнейший город по преимуществу исторической страны влачил еще тогда существование». Некогда знаменитые греческие города, такие как Фивы, Коринф или Спарта, практически не упоминаются византийскими летописцами; в хрониках гораздо чаще звучат имена итальянских городов. Странным образом бесследно улетучивается классическая античная мысль, ровным счетом ничего не известно о существовании в этот период в Афинах школ и библиотек, а Парфенон превращается в христианский храм. Хотя в VI в. и появляются первые скупые упоминания об Афинах как о небольшом византийском укреплении, якобы восстановленном императором Юстинианом, Грецию в целом продолжает окутывать непроницаемый мрак. Это глухая заштатная провинция со смешанным полуславянским населением. Примечательно, что само слово «эллины» имеет весьма позднее происхождение. Грегоровиус пишет: «Только в XV столетии Лаоник Халкокондил, родом афинянин, присваивает опять за своими земляками наименование „эллинов“…»

Константинополь только в VIII в. н. э. начинает прибирать к рукам эту тьмутаракань. Сообщается, например, что полководец Ставракий вернулся оттуда с богатой добычей, но никакие города по-прежнему не упоминаются, а Греция в основном служит местом ссылки политических преступников. Потом она снова проваливается в небытие на сотни лет, и только с приходом крестоносцев постепенно рассеивается туман, затопляющий Балканы. Грегоровиус: «В середине X века Эллада и Пелопоннес могли представляться императору Константину… странами, впавшими в варварство, да и в XIII веке даже франкские завоеватели застали в Морее славянское население». К сожалению, мы привыкли воспринимать крестовые походы крайне однобоко, как грубое завоевание, сопровождавшееся резней, грабежами и чудовищными зверствами. Кто спорит, были и убийства, и грабежи, и сожженные города — на войне как на войне. Но не следует забывать, что крестовые походы были не только крупными религиозными и военными предприятиями, но и важнейшими светскими событиями. Не один только папа Иннокентий III приложил к ним руку. У Грегоровиуса можно прочитать об активном участии светских властей Европы (бельгийцы, немцы, французы и т. д.), а в числе руководителей и организаторов похода находилась высшая европейская знать — граф Балдуин Фландрский, маршал Шампаньи Жоффруа де Виллардуэн, граф Гуго де Сен-Поль, Людовик де Блоа и другие.

Результатом крестовых походов стало образование на территории Греции мозаики феодальных государств. В традиционной истории принято оценивать их роль в основном негативно, но вот, например, Грегоровиус пишет следующее: «Новую историю для нее (Греции) открыли именно патины, и новая история эта оказалась почти такой же пестрой, как древняя». Ахайское княжество, занимавшее полуостров Пелопоннес, испытало сильнейшее культурное влияние Западной Европы и просуществовало 227 лет. По меркам того времени, это было весьма прогрессивное государственное образование, ибо князь не был монархом в полном смысле слова, а являлся всего лишь первым среди равных в соответствии с феодальным кодексом. Резиденцией афинских герцогов стал город Эстивы (античные Фивы). Происходит возвышение Афин. Располагая удобным морским портом и находясь в союзе с Венецией, они быстро возвращают себе былое морское могущество. В Фивах и Афинах обосновались генуэзские купцы, и между ними и венецианскими купцами развернулась плодотворная конкуренция. Это было время, когда пышным цветом расцвели литература и искусство, от которых странным образом почти ничего не сохранилось. Грегоровиус: «Княжеский двор Жоффруа II Виллардуэна… даже на Западе слыл за школу утонченных нравов». Одним словом, мы опять наблюдаем, как подобно фениксу из пепла возрождается и расцветает полузабытая античность. Что же касается бесследно пропавших литературных произведений и памятников изобразительного искусства, то вполне вероятно, что рукописи, фрески и скульптуры, почитаемые сегодня древнегреческими, таковыми в действительности не являются, а были созданы на протяжении двухсот пятидесяти лет интенсивной культурной жизни средневековой Греции. Просто внедрение и официальное признание длинной скалигеровской хронологии спровоцировало невероятный кульбит, в результате которого они оказались заброшенными в незапамятную древность.

Хотя жизнь латинских государств не была совершенно безоблачной и порой случались серьезные военные конфликты (так, рост афинского влияния вызвал сильное недовольство Пелопоннеса, что привело к войне), в целом положение греческих княжеств и герцогств оставалось достаточно стабильным. Крестоносную эпоху нельзя рассматривать как череду непрерывных войн и походов. Большую часть времени царил мир, развивалась торговля, а в Коринфе в 1305 г. даже функционировал парламент. Грегоровиус пишет, что на коринфском перешейке, где в древности происходили игры Посейдона, теперь во славу прекрасных дам ломали копья рыцари. Греция очень быстро превратилась в модное и привлекательное место. Сюда съезжалась европейская знать, а многие принцы и принцессы навсегда переселились на Балканы. Велось активное строительство, в большой чести были искусство, сочинялась музыка, а у подножия Олимпа устраивались многолюдные спортивные состязания. Грегоровиус: «Венецианские нобили, жаждавшие приключений, пустились в греческие моря, изображая из себя аргонавтов XIII века… При дворе Феодора II жил знаменитый византиец Георгий Гемист (Плетон), воскресший античный эллин». К сожалению, история латинских государств на территории Греции известна нам с очень большими пробелами. Историк XIX в. В. Мюллер писал: «Эти архивы дают нам лишь скелет той романтической драмы, театром которой была Греция в продолжение 250 лет (имеются в виду XIII–XV века) и в которой играли руководящие роли и живописная толпа бургундской знати, и германские рыцари, и военные авантюристы Каталонии… и флорентийские богачи… и, наконец, принцессы и высокопоставленные дамы из старейших французских родов».

Выше мы уже писали о графе Сент-Омере (Saint Homer, святой Гомер), который в своем роскошном особняке в Эстивах сочинял по-старофранцузски героические песни о славных плаваниях крестоносцев, ведомых отважным царем Итаки Одиссеем. Греческий язык был тоже в ходу. Напомним читателю, что в XI в. по-гречески говорила вся римская знать, а Южная Италия в свое время даже называлась Великой Грецией. У Грегоровиуса встречается это имя. Оказывается, род Сент-Омеров играл исключительно важную роль в итальянских и греческих событиях XIII в. и, в частности, принимал участие в крестовых походах. Поэтому совсем не исключено, что ктото из представителей этого рода, живший в XIII–XIV вв., собрал семейные предания о Троянской войне (которая, как мы помним, в действительности происходила в XIII в. н. э.) и, будучи даровитым поэтом, переложил их изящными стихами. Между прочим, нам известно, что один из Сент-Омеров, маршал Николай де Сент-Омер, принимал непосредственное участие в войне 1311–1314 гг., события которой также, по-видимому, частично вошли в троянский цикл.

В 1453 г. под натиском турок-османов пала Восточная Римская (Византийская) империя. Афины отчаянно защищались, однако султан Омар приказал начать артиллерийскую бомбардировку Акрополя, представлявшего собой сильную крепость. Грегоровиус: «Нижний город, сдавшийся неприятелю без боя, подвергся всем ужасам варварского нашествия… упорное сопротивление Акрополя привело янычар в ярость…» Ценнейшие архитектурные памятники XII–XIV вв. оказались до основания разрушенными, а много лет спустя эти развалины были объявлены очень древними и приписаны античным грекам. Афины вновь на столетия погружаются во мрак, а Греция надолго выпадает из сферы интересов Европы. Ее история окончательно мифологизируется, а утверждение официальной длинной хронологии довершает дело. В XVI столетии в Европе всерьез задавались вопросом о существовании Афин когда бы то ни было, и только во второй половине XVII в. французские монахи составили первые планы города.

Глава 9

Истоки традиционной хронологии

Поскольку подлинные античные рукописи до наших дней не сохранились, надежная датировка событий древнегреческой и древнеримской истории буквально повисает в воздухе. При этом фундаментальное значение имеет как раз история Рима, потому что при построении единой сквозной хронологической шкалы в XVI–XVII вв. ее создатели опирались в первую очередь на римскую хронологию. Древнегреческая история гораздо более фрагментарна и изобилует многочисленными пробелами, поэтому в свое время она была просто-напросто искусственно пристегнута к римской. Еще хуже дело обстоит с Древним Египтом, странами Ближнего Востока и Передней Азии и Древней Индией. Древнеегипетская хронология зияет совершенно чудовищными провалами и представляет собой рыхлый конгломерат слабо связанных между собой фрагментов, часто полностью самостоятельных. Во вступительной главе мы уже писали о египетском жреце из Гелиополя Манефоне, который в 300 г. до н. э. составил список фараонов, насчитывающий ни много ни мало 30 династий. Если всех этих фараонов расположить последовательно, то мы получим совершенно несуразную цифру в 15 тысяч (!) лет. Полагая, что Манефон ошибся, расположив фараонов в цепочку друг за другом, египтологи с помощью различных ухищрений (соправительство, параллельное существование династий в разных частях страны и проч.) сумели сократить древнеегипетскую историю до 5–6 тысяч лет. Но даже по самым фундаментальным вопросам единства среди ученых как не было, так и нет по сей день. Вот как они определяют дату воцарения первого фараона Мена (Мены, Мины): 5867 г. до н. э., 5770-й, 5702-й, 5613-й, 4455-й, 4157-й, 3892-й, 3623-й, 3180-й, около 3000, 2850-й, 2320-й, 2224-й. Разброс между крайними датами составляет 3600 лет — ощутимо больше, чем от нашего времени до Троянской войны. О какой надежности датировок можно вести речь при таком положении дел?

Китайские исторические хроники отличаются редкостной бессистемностью и хаотичностью. По мнению многих историков, трудности историко-географического и социально-исторического характера превосходят здесь всякое воображение. Л. Н. Гумилев пишет в своей книге «Хунну в Китае»: «Первичные сведения получены из переводов китайских хроник, но, хотя переводы сделаны добросовестно, сами хроники — источник сверхсложный». Что же касается хронологии Индии, то многие ученые прямо пишут, что ее реконструкция сопряжена с исключительными трудностями, главная из которых — практически полное отсутствие датированных памятников. По сути дела, в нашем распоряжении имеется только лишь туманная народная традиция; история Индии насквозь легендарна и предельно мифологизирована. Излишне говорить, что хронология Египта, Индии и стран Ближнего Востока выстраивалась путем ее привязки к римской. Таким образом, римская хронология является в известном смысле позвоночным столбом всей европейской (и не только европейской) хронологии вообще.

Но может быть, хотя бы с Римом все обстоит более или менее благополучно? Ничуть не бывало. Основным источником, на котором покоится традиционная римская история, являются сочинения Тита Ливия. Труд Ливия охватывает период от основания Рима и до 293 г. до н. э., а также промежуток от 218 до 168 г. до н. э. Первое издание Ливия состоялось в 1469 г. по утраченной рукописи неизвестного происхождения. Вот что писал об античных хрониках Н. Радциг: «Дело в том, что римские летописи до нас не дошли, а потому все наши предположения мы должны делать на основании римских историков-анналистов (тот же Тит Ливий, Корнелий Тацит и другие. — Л. Ш.). Но и тут… мы сталкиваемся с большими затруднениями, из которых главное то, что и анналистов мы имеем в весьма плохом виде». Надо сказать, что претензий к Ливию у историков накопилось более чем достаточно. Например, списки консулов, которые он приводит, на каждом шагу буквально пестрят разногласиями, а в выборе их имен вообще наблюдается полный произвол. Но как же это согласуется с тем обстоятельством, что в римских хрониках, по уверениям историков, велась погодная запись всех должностных лиц? Ведь считается, что анналисты опирались на эти хроники при создании своих трудов. Наконец, крайне ненадежной и легендарной в изложении Тита Ливия предстает история раннего (царского) Рима. Более того, некоторые ученые напрочь отрицают достоверность так называемой первой декады Ливия (750–292 гг. до н. э.), и таких ученых совсем немало — Моммзен, Льюис, Ранке и другие.

Например, Теодор Моммзен (1817–1903), автор фундаментальной «Римской истории» находит в традиционной хронологической версии массу противоречий и неувязок: «Хотя царь Тарквиний Второй был уже совершеннолетним к моменту смерти своего отца и воцарился через тридцать девять лет после того, тем не менее он вступает на престол юношей». Да стоит ли переживать по поводу таких мелочей, когда историки не могут договориться даже о дате основания Рима! А ведь это отправная точка всей римской хронологии. Сегодня принято считать, что Рим был основан в 753 г. до н. э. Некоторые римские ученые высказывались еще определеннее: по их мнению, Вечный Город был заложен Ромулом 21 апреля 753 г. до н. э. (Совершенно убийственная точность! Было бы весьма любопытно узнать, как сия цифра получена.) Между тем существовала и другая точка зрения. Скажем, Гелланик и Дамаст, жившие в IV в. до н. э., полагали, что Рим был основан вовсе не Ромулом, а Энеем и Одиссеем сразу после окончания Троянской войны. Между прочим, это мнение разделял такой авторитетный ученый античности, как Аристотель. Беда только в том, что в рамках традиционной хронологии Троянская война завершилась в конце XIII или самом начале XII в. до н. э. и отстоит от общепринятой даты основания Рима почти на 500 лет. Приходится выбирать одно из трех: или Рим был основан на 500 лет раньше, или Троянская война разыгралась на 500 лет позже, или наши хронисты вместе с Аристотелем никакого доверия не заслуживают, и Одиссей тут совершенно ни при чем. А если город заложил все-таки Одиссей, то как тогда быть с Ромулом? Одним словом, вопросов куда больше, чем ответов, поэтому сначала необходимо разобраться с традиционной хронологией.

Испокон веков люди измеряли время по-разному. Существовали лунные, солнечные и лунно-солнечные календари. В лунном календаре месяц состоит из 29 или 30 суток, а двенадцатимесячный год, в свою очередь, оказывается «плавающим» и равняется 364 или 365 суткам. Возможен и смешанный лунно-солнечный календарь, таким календарем до наших дней пользуются, например, в Израиле. Наконец, солнечный календарь принят, как известно, в большинстве стран мира, в том числе и в России. Он существует в двух модификациях — менее точной юлианской и более точной григорианской. Мы не станем углубляться в дебри календарной проблемы, хотя «блох» здесь более чем достаточно, а отметим только, что едва ли не важнейшей проблемой, возникающей при датировке древних рукописей, является исходная точка отсчета того календаря, которым пользовался хронист, т. е. событие, от которого ведется счет лет. Скажем, вышеупомянутый израильский календарь считает годы от сотворения мира, которое произошло 7 октября 3761 г. до н. э. А вот в мусульманских странах принята эра хиджры, ведущая счет лет от бегства Мухаммеда из Мекки в Медину («хиджра» в буквальном переводе и означает «бегство»), каковое событие имело место 16 июля 622 г. н. э.

Христиане Египта, Эфиопии и Судана считают годы по так называемой эре Диоклетиана от 29 августа 284 г. н. э., а вот в Китае принят лунно-солнечный календарь, восходящий к легендарному царю Хуан-Ди (2637 г. до н. э.). В древности многие народы отсчитывали свою историю от некоего знаменательного события. Древние греки возводили свое летоисчисление к первым Олимпийским играм, состоявшимся 1 июля 776 г. до н. э., а вот в Древнем Риме была принята эра от основания города (Рима), которая была в ходу и в Средневековье вплоть до XVII в. Надо сказать, что в самой империи она особой популярностью не пользовалась, поскольку имелись разные мнения по поводу этого эпохального события. Выше мы писали, что, по преданию, Рим был заложен 21 апреля 753 г. до н. э., но существовала и другая точка зрения, приписывавшая его основание Энею и Одиссею — участникам Троянской войны, что автоматически дает разницу в 500 лет. Отсюда понятны те трудности, с которыми сталкивается современный историк, переводя римское летоисчисление в даты юлианского календаря. Поскольку заранее неизвестно, от какой из этих двух дат отталкивался древний хронист, то мы с высокой степенью вероятности рискуем получить хронологическую ошибку чудовищной величины. Таким образом, римская хронология буквально повисает в воздухе, а ведь она является становым хребтом всей хронологии древнего мира.

На Востоке существовала также эра Селевкидов (названная так по имени одного из эллинистических царей), а вот в Византии была в ходу эра Набопаласар, считавшая годы от 26 февраля 747 г. до н. э. Она применялась вплоть до падения Константинополя в 1453 г. Во многих странах счет лет велся от сотворения мира, но вся беда заключается в том, что единого мнения относительно начала мира у древних хронистов не было. Историкам известно около двухсот вариантов даты сотворения мира. Вот только некоторые из них (всюду даются года до н. э.): 5508 (византийская, или константинопольская, дата); 5969 (антиохийская); 5493, 5472, 5624 (три варианта александрийской датировки, или эры Анниана); 4004 (еврейская, Ашер); 5872 (датировка 70 толковников); 4700 (самарийская); 3761 (иудейская, принятая в современном израильском календаре); 3941 (Иероним); 5500 (Ипполит и Секст Юлий Африканский); 5515 (Феофил); 5507 (Феофил); 5199 (Евсевий Кесарийский); 5551 (Августин). Разброс между крайними датами, как видим, достигает почти двух тысяч лет. В русском летописании тоже использовались даты «от сотворения мира», но современные историки, переводя события русских летописей в годы от рождества Христова, отталкиваются почему-то только лишь от византийской даты (5508 г. до н. э.), хотя совершенно не исключено, что летописец мог пользоваться и другими вариантами летоисчисления. Тем самым мы сразу получаем грубую хронологическую ошибку.

То летоисчисление, к которому мы привыкли (в гг. до н. э. и в гг. н. э.), возникло сравнительно поздно. В предыдущей главе мы уже писали о богослове Иосифе Скалигере (1540–1606), заложившем основы традиционной хронологии, которой с некоторыми изменениями историки пользуются по сей день. В 1583 г. он ввел сквозной счет дней от 1 января 4713 г. до н. э. (в так называемых юлианских днях), а его коллега и последователь иезуит Дионисий Петавиус (1583–1652) предложил взять за основу рождество Христово и считать события от него к нам со знаком плюс, а до него — со знаком минус. Все события после рождества Христова стали обозначать аббревиатурой AD (Anno Domini, лето Господне), до него — aD (ante Deum, до Господа); в англоязычных странах в наше время часто используется сокращение BC (before Christ — до Христа). И хотя считается, что эра от рождества Христова была предложена еще в 525 г. архивариусом папы римского (которого по странному совпадению тоже звали Дионисием Малым, т. е. Дионисием Петавиусом по-латыни), но впервые она почему-то начинает упоминаться в документах X в., а в бумагах папской канцелярии появляется только в 1431 г. Ради полноты картины добавим, что в III в. н. э. жил еще один Дионисий (правда, без прозвища), тоже весьма известный хронолог, отдавший много сил вычислению Пасхи. Между прочим, на протяжении всего первого тысячелетия вплоть до X в. дата рождения Христа не интересовала никого, кроме этих двух Дионисиев из третьего и шестого века. Впрочем, нашему читателю к этаким кульбитам не привыкать — вспомните хотя бы философов Платона, Плотина и Плетона, оказавшихся в разных эпохах.

Разумеется, Иосиф Скалигер начинал не на пустом месте. Попытки подогнать изобилующие пробелами хроники к некоей общей хронологической модели предпринимались задолго до него. Занимался этим, в частности, и уже знакомый нам Гелланик с острова Лесбос (IV в. до н. э.), полагавший, что Рим был основан вовсе не мифическим Ромулом, а героями Троянской войны. Об ученых греках Эратосфене, Аполлодоре и Тимее, составивших хронологические таблицы царей и архонтов, мы тоже в свое время рассказывали. В III–IV вв. н. э. за дело взялись христианские хронологи, среди которых самым известным был Евсевий Кесарийский (он же Евсевий Памфил), римский церковный писатель и епископ Кесарии (Палестина), живший между 260 или 265 и 338 или 339 гг. н. э. В 300 г. Евсевий составил «Хроники», позже переведенные на латынь Иеронимом Стридонским и продолженные до 378 г. Современный историк Э. Бикерман пишет: «Компиляция Иеронима явилась основой хронологических знаний на Западе. И. Скалигер, основоположник современной хронологии как науки, попытался восстановить весь труд Евсевия». Совокупный труд Евсевия и Иеронима суммировал политическую и литературную историю Греции, Рима и древнего Израиля с опорой на Священное Писание (кроме «Хроник» Иероним перевел на латынь Четвероевангелие и часть Ветхого завета). Мирская история становилась частью истории библейской, поэтому все изложенные в Библии события должны были получить хронологическую привязку. Разумеется, вопроса о достоверности и подлинном времени написания библейских текстов даже не возникало, потому что Библия — это слово Божие.

На протяжении тысячи лет труд Евсевия неоднократно переделывался, комментировался и дополнялся. Вот как пишет об этом старший современник И. Скалигера Жан Боден (1530–1596): «Иеремия прибавил (к схеме Евсевия) 50 лет, Проспер Аквитанский 60 лет, Пальмерий Флорентийский 1040 лет… Сигиберт Галл (составил хронику) от 381 года до 1113 года с приложением неизвестного автора до 1216… Антонин, архиепископ Флорентийский, — историю от Сотворения до 1470 года…» Быть может, вы полагаете, что в распоряжении этих ребят была выверенная и отшлифованная хроника, которую оставалось только дополнить? Да ничего подобного! Вот как выглядит хронология Евсевия в действительности: «Шел девятнадцатый год правления Диоклетиана, когда в месяце дистре (март у римлян), накануне праздника Страстей Господних, повсюду был развешан императорский указ, повелевающий разрушать церкви до основания…» Или: «После Нерона и Домициана, при императоре, чье время мы теперь описываем, частичные гонения на нас по городам поднимала восставшая чернь». Но может быть, в других частях его хроники имеются более точные указания — от сотворения мира, основания Города и т. п.? Блаженны верующие, ибо их есть царствие небесное: «Антонин царствовал семь лет и шесть месяцев; после него был Макрин, который прожил год, а после него владычество над римлянами получил другой Антонин… Антонин прожил только четыре года; власть наследовал самодержец Александр». (Цитаты по «Другой истории войн» и «Другой истории науки».) Вот такая, с позволения сказать, хронология легла на стол гуманистов эпохи Возрождения. На протяжении тысячи лет к этим скупым отрывочным сообщениям, повисшим в пустоте, не было прибавлено ни строчки.

Между прочим, весьма примечательно, что в XIV в. повторить хроники Евсевия пытался византийский историк Никифор Каллист, а позже над ними всласть потрудился Матфей Властарь, автор «Собрания святоотеческих правил». На наш взгляд, это наводит на определенные размышления: снова и снова торжествует утомительная цикличность, когда аутентичный текст, вроде бы изъезженный вдоль и поперек, должен быть «повторен» или «восстановлен». Куда логичнее предположить, что византийские церковники не занимались редактурой ветхой рукописи, а просто-напросто сочиняли ее в меру своего собственного разумения. Тем самым сразу же снимается вопрос о тысячелетней бессобытийной лакуне — хроники Евсевия на самом деле следует датировать не IV, а XIV столетием. В пользу этой гипотезы свидетельствуют хотя и косвенные, но очень весомые аргументы, которые будут читателю сейчас представлены.

В «Собрании святоотеческих правил» Матфей Властарь дает наиболее полное для своего времени изложение теории и хронологии пасхалии. Другими словами, он подробно и обстоятельно рассматривает вопрос о том, как должна праздноваться христианская Пасха. Мы не станем здесь углубляться в детали, а отметим только, что Матфей Властарь сформулировал четыре правила, регламентирующих эту процедуру. Интересующее нас последнее правило гласит: Пасху следует праздновать не в любой день недели, а в первое же воскресенье, следующее за первым весенним полнолунием (т. е. иудейской пасхой). Определение дня празднования пасхи потребовало достаточно сложных астрономических расчетов. И. А. Климишин в своей книге «Календарь и хронология» пишет об этом так: «Вопрос о „сочетании“ лунного календаря с солнечным (юлианским) стал воистину „во весь рост“ перед христианскими богословами во II в. н. э., когда начала складываться христианская традиция празднования Пасхи… Они составили расписание фаз („возраста“) Луны по календарным месяцам 19-летнего цикла. Другими словами, был построен своеобразный „вечный календарь“, в котором для каждого года 19-летнего цикла новолуния были сопоставлены с конкретными датами календарных месяцев. Эта таблица и использовалась на протяжении многих сотен лет как для расчетов дат Пасхи, так и для датировки событий…»

Так вот, Матфей Властарь пишет, что первые три правила празднования Пасхи твердо соблюдаются и поныне (Матфей, напомним, работал примерно в середине XIV в.), а четвертое правило (процитированное нами выше) — нарушено. Он указывает и на причину произошедшего: из-за несоответствия пасхального «круга луны» длине юлианского года от полнолуния до пасхи проходит теперь (т. е. в XIV в.) не менее двух дней. Причины этого явления — сугубо астрономические, отцам церкви в ту пору, надо полагать, неизвестные. Так или иначе, но Матфей совершенно справедливо определяет величину этого смещения и говорит, что оно составляет приблизительно 1 сутки за 300 лет. Отсюда и возникает рассогласование: если иудейская пасха приходится на субботу, то в соответствии с четвертым правилом христианская пасха должна праздноваться на следующий день, т. е. в воскресенье. На практике же, из-за образовавшегося двухдневного смещения, пасхалия определит другую дату — первое воскресенье по прошествии двух дней после полнолуния, т. е. в следующее воскресенье неделей позже. Теперь резюмируем: а) разница между пасхальными и истинными полнолуниями набегает со скоростью 1 день за 300 лет; б) ко времени Матфея (середина XIV в.) уже набежало 2 дня разницы; в) следовательно, пасхалия была составлена шестьсот лет назад, примерно в середине VIII в. н. э. (750-й г.). Понятно, что канонизировать ее могли еще позже.

Приведенные нами расчеты совершенно безупречны. Однако они решительно противоречат традиционной «скалигеровской» хронологии, так как последняя полагает, что дата празднования христианской пасхи была утверждена решением первого Вселенского Никейского собора, который проходил в 325 г. н. э. Процитируем словарь Брокгауза и Ефрона: «В сочинениях св. Афанасия Александрийского, Сократа, Евсевия Кесарийского, Созомена, Феодорита и Руфина сохранилось, однако, столько подробностей о соборе, что с присоединением дошедших до нас 20 правил и символа собора можно составить себе о нем довольно ясное представление… 4 или 5 июля (325 г. н. э. — Л. Ш.) прибыл в Никею император, и на следующий же день состоялось открытие собора в большой зале императорского дворца… Собор решил вопрос о времени празднования Пасхи… и постановил 20 правил… По окончании собора император издал окружную грамоту, в которой убеждал единодушно исповедовать установленную на соборе веру». (Цитата по книге Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Русь и Рим».) Откровенно говоря, можно было бы обойтись и без Брокгауза с Ефроном, поскольку никто из современных историков не отрицает, что дата празднования христианской Пасхи была утверждена решением Никейского собора в 325 г. н. э.

Но ведь если бы это было на самом деле так, то Матфей Властарь в середине XIV в. насчитал бы, как минимум, три дня разницы между пасхальным и истинным полнолунием! Совершенно очевидно, что ошибиться на целые сутки добросовестнейший Матфей не мог никак. Что же заслуживает большего доверия: высосанная из пальца традиционная хронология или законы обращения небесных тел? На наш взгляд, здесь нет предмета для размышлений. Можно добавить, что сомневаться в обоснованности мнения константинопольских ученых XIV в. по вопросу празднования Пасхи не приходится, поскольку «Собрание святоотеческих правил» Матфея Властаря — каноническая церковная книга. Это придает особую весомость ее указаниям, потому что вплоть до XVII в. православная церковь следила за соблюдением канона с величайшим тщанием, и даже малейшие текстуальные изменения были крайне затруднены и всегда сопровождались ожесточенной полемикой. Если бы по вопросу празднования Пасхи предпринимались какие-либо поправки, мы не могли бы об этом не знать.

К XVI столетию, когда во весь рост встал вопрос создания подлинно научной хронологии, пришло время Скалигера, Петавиуса и других. Но вы жестоко ошибаетесь, если думаете, что ее творцы опирались на какие-то не дошедшие до нас хронологические сочинения античности или неведомые консульские списки. Нумерология, астрология и каббала — вот что лежало в основе расчетов историков Ренессанса. Посему имеет смысл поговорить о методах работы Иосифа Скалигера более обстоятельно.

В 1566 г. в Париже вышла из печати книжка под названием «Метод легкого познания истории». Ее автор, философ, историк и правовед XVI в., уже знакомый нам Жан Боден, популярно рассказывает, как творилась мировая хронология. Придется привести обширные цитаты, поэтому наберитесь терпения. «Квадрат 7, умноженный на 9, дает 441, и квадрат 9, умноженный на 7, — 567. Совершенное число — 496, 6 и 29 — меньшие части совершенного числа, оставшееся от совершенного числа превышает 8100, и они слишком велики, для того чтобы использоваться в вопросе о государствах. Квадрат 12–144, а куб — 1728. Ни одна империя в своем существовании не превысила значение суммы этих чисел, поэтому большие числа должны быть отвергнуты. Сферических чисел, включенных в великое число, четыре — 125, 216, 625, 1296. Посредством этих нескольких чисел, в множестве которых имеются не совершенные, не квадраты, не кубы, а также числа, составленные из четных или нечетных разрядов, но не из семерок и девяток, которых в этой бесконечной последовательности относительно немного, нам позволено изучать чудесные изменения почти всех государств. Во-первых, начиная с куба 12, про который некоторые из академиков говорят, что это великое и фатальное число Платона, мы обнаружим, что монархия ассирийцев от царя Нина до Александра Великого воплощает это число в точности, по мнению самого Платона. Меланхтон, Функ и все ученые мужи следуют ему… От потопа до разрушения храма и еврейского государства Филон насчитывает 1717 лет. Иосиф дает на двести лет больше, другие — существенно меньше. Я склонен думать, как из правды истории, так и из значимости самого великого числа, что 11 лет должно быть добавлено к срокам Филона, так как результат должен быть не меньше и не больше, чем куб 12… Хотя среди писателей существуют великие расхождения относительно (времени) рождения Христа, еще Филон, который считается наиболее точным среди всех древних, относит это к 3993 г., Лукидий от этого года отнимает три, Иосиф прибавляет 6 по многим причинам, которые я вполне одобряю, так как получается число 3999, результат квадрата 7 и 9, самым замечательным образом подходящий к изменениям в наиболее важных делах, которые затем последовали. По этой системе смерть Христа приходится на 4000 г. от Творения».

Воздержимся пока от комментариев и продолжим цитирование. «От основания города (Рима. — Л. Ш.) до поражения при Каннах 539 лет, которое (число) образовано из 77, взятых 7 раз. К этому времени Римская империя была почти разрушена. От поражения при Каннах до поражения при Барии — 224 года. Оба числа — из целых семерок, и оба поражения произошли во второй день августа. Известно, что Лисандр сравнял с землей стены Афин на 77-й год после победы при Саламине… И также в год нашего Спасителя 707-й на 7-й год правления короля Родерика, мавры вторглись в Испанию, через 717 лет после этого они были выдворены, как мы можем прочитать у самого Тарафы, испанского писателя». У нас нет слов. Это настолько замечательно, что хочется встать и аплодировать стоя. Не история, а прямо какая-то «Пиковая дама». С тузом, правда, полной ясности нет, да и тройка едва брезжит, зато семерка предстает во всей красе: «Царство персов от Кира до Александра продержалось 210 лет — число, которое сформировано из 30 целых семерок».

Когда большие цифры мелькают, как в калейдоскопе, глаз поневоле замыливается. Например, Боден сообщает, что знаменитые законы Ликурга (легендарный спартанский законодатель, живший в IX–VIII вв. до н. э. — Л. Ш.) были отменены через 567 лет после их принятия. Читатель, вы только вдумайтесь: от Ивана Грозного до наших дней прошло на сто лет меньше! Вы в состоянии вообразить, что законы, принятые в XVI в., продолжают действовать до сих пор? Откуда же это дикое число взялось? Успокойтесь, все очень просто: «Число получилось умножением квадрата 9 на 7. Но Птолемеи от Сотера до Августа, который придал Египту форму провинции, правили 294 года, а число это состоит из целых семерок (взятых 42 раза). Государство евреев находилось в упадке 70 лет, то же число лет афиняне держали контроль над Грецией, как писал Аппиан. Готы от Теодориха, своего первого короля, до Аттилы правили 77 лет, как писал в своих фастах (хрониках. — Л. Ш.) Панвинио. Спартанцы 12 лет командовали всей Грецией, Аппиан здесь авторитет. Примеры (с числом 12) я завершу Александром Великим, который пришел к власти за 6 лет до смерти Дария и то же число лет правил после того, как Дарий был убит. После этого блеск его империи померк так же внезапно, как меркнет вспышка (молнии)». (Цитаты по книге Д. Калюжного и А. Жабинского «Другая история войн».)

Помимо математической магии, существовали и другие подходы к анализу всемирной истории. Например, итальянский математик, философ и врач Джероламо Кардано (1501 или 1506–1576) рассчитывал хронологию исходя из положения звезд, за что и удостоился суровой отповеди от Бодена, который назвал его изыскания смехотворными и несерьезными. Тогда все еще только сочинялось, поэтому школы астрологов, нумерологов и каббалистов конкурировали на равных. Излишне говорить, что построения Кардано столь же далеки от реальности, как и хронологические штудии Иосифа Скалигера. Кстати, вполне возможно, что последний тоже был не чужд астрологического подхода. По мнению некоторых исследователей, ученые XVI в. (и Скалигер в частности) датировали опорные события глобальной хронологической карты в зависимости от определенного расположения планет. О какой надежности датировок можно вести речь, если событие откровенно подгоняется под заранее заданные параметры? Совершенно очевидно, что такая история будет не отражением реальности, а умозрительной конструкцией, нацеленной на выявление вложенных в нее закономерностей. Однако современные историки с упорством, достойным лучшего применения, продолжают талдычить о том, что Иосиф Скалигер заложил основы подлинно научной хронологии.

Пора подвести некоторые итоги. Надеемся, что читателю уже все понятно. Не было вдумчивого сопоставления ветхих хроник и непредубежденного анализа содержащейся в них информации, так как объективная картина мировой истории попросту никого не интересовала. Каждое значимое событие имело свою цель и смысл и было освящено непререкаемым авторитетом Священного Писания. А вот конкретная техника обработки материала могла быть какой угодно — от нумерологии и математической магии до астрологии и каббалы. Маги, астрологи и прорицатели — вот кто в действительности стоял у истоков традиционной хронологии.

Весьма интересную трактовку хронологии Иосифа Скалигера предложил А. М. Жабинский. Но сначала следует коротко остановиться на результатах, полученных Н. А. Морозовым. Как вы помните, он одним из первых обратил внимание на дурную повторяемость римской истории и предположил, что традиционная хронологическая шкала искусственно удлинена за счет многочисленных дубликатов. Анализ римской хронологии без труда обнаруживает три династических параллелизма: а) легендарная история царского Рима от основания Города и до изгнания царей (Империя I); б) Империя II от диктатуры Суллы и до так называемого кризиса III века; в) Империя III от кризиса III века и до падения Западной Римской империи в V в. н. э. По мнению Н. А. Морозова, реально существовала только Империя III, а Империи I и II являются ее фантомными отражениями. Кроме того, он убедительно показал наличие удивительных совпадений между событиями римской и библейской истории. Здесь не место подробно разбирать концепцию Н. А. Морозова, скажем только, что он укоротил традиционную длинную хронологию примерно на тысячу лет. Согласно его точке зрения, основные события античной и библейской истории происходили не в незапамятные времена, а в III–V вв. н. э. Группа А. Т. Фоменко продолжила изыскания Морозова и пришла к выводу, что реальная история еще короче, а большая часть событий античности укладывается в промежуток от X до XVI в. Одни и те же события описывались хронистами неоднократно, в результате чего образовались дубликаты исторических документов. Принятые впоследствии за оригинальные летописи, они были опущены в прошлое, что и стало причиной появления длинной хронологической шкалы. Итогом неверного прочтения и ошибочной дешифровки древних хроник (в том числе и цифровых значений, в них содержащихся) стало возникновение нескольких хронологических сдвигов. Исторические события повторяются через 1800 лет, 1053 года, 360 лет и 333 года. Таким образом, по Фоменко, образование хронологических сдвигов — в известной мере естественный процесс, обусловленный систематической ошибкой Скалигера и других создателей единой сквозной хронологии.

А. М. Жабинский в этом пункте с авторами «Новой хронологии» решительно не согласен. По его мнению, сдвиги сконструированы искусственно, преднамеренно, с использованием аппарата математической магии и нумерологии. В основе расчетов Скалигера лежала оккультная концепция, согласно которой числа правят миром. А. М. Жабинский убедительно показывает, что все без исключения выявленные повторы (римский, греческий, христианский, вавилонский, египетский и др.) легко сводимы к двум магическим числам — 333 и 360. Число 360 встречается в разговоре о прецессионном круге и представляет собой число божественное, положенное Богом в основу вращения Земли. А вот число 333 — это, наоборот, число дьявольское, половина от 666, числа зверя. А. М. Жабинский пишет: «Не скажу, почему взята половина, но факт остается фактом: в основе истории Скалигера число „божье“ и число „зверя“». Конец цитаты. Далее Жабинский показывает, как путем несложных расчетов всегда можно прийти к трем шестеркам. Желающие более подробно ознакомиться с его гипотезой могут обратиться к книгам «Другая история войн» и «Другая история искусства».

На наш взгляд, версия А. М. Жабинского выглядит куда убедительнее неуклюжей гипотезы о трех сдвигах. Бесчисленные повторы длинной хронологии находят в ее рамках естественное и непротиворечивое объяснение. Кроме того, в ней в полной мере присутствуют логика, изящество и своеобразная минималистская эстетика. Не вызывает никакого сомнения, что альфой и омегой скалигеровского подхода к мировой истории была так называемая каббалистическая хронология — оккультное учение, созданное еще в незапамятные времена. Конечно, принятая сегодня традиционная хронология — это всего лишь остатки былой роскоши, так как величественный опус Скалигера подвергся основательной переработке в трудах многочисленных последователей. Историки и археологи последующих столетий сумели многое прояснить и уточнить, за что им честь и хвала. К сожалению, суть дела от этого не меняется, поскольку костяком официальной исторической парадигмы продолжает оставаться насквозь оккультная хронология Иосифа Скалигера. Тысячу раз прав А. М. Жабинский: «Скалигеры же, отец и сын, судя по всему, были представителями философской концепции, согласно которой этот несовершенный мир создан Богом, а руководит им дьявол, а потому и в основу своей хронологии положили Число зверя из Апокалипсиса — 666».

Помните династический список длиною в 15 тысяч лет, составленный египетским жрецом Манефоном? Это сущие пустяки по сравнению с хронологическими таблицами древнего Шумера (страна в Южном Двуречье, где около 3000 г. до н. э. возникли многочисленные города-государства — Ур, Лагаш, Киш, Урук и др.). В распоряжении историков имеется список царей, составленный шумерскими писцами предположительно во II тысячелетии до н. э. К сожалению, толку от этого списка чуть, потому что он начинается именами царей, правивших до Потопа на протяжении 241 200 лет. А вот продолжительность царствования «послепотопных» владык вплоть до Саргона Аккадского насчитывает всего-навсего 31 917 лет. Этот курьезный пример приводит в своей книге «Ур халдеев» известный археолог Л. Вулли. Древние были явно неравнодушны к большим числам. Индуистской традиции знакома периодизация, исчисляющаяся миллионами лет. Каждый такой период назывался «вдохом и выдохом Брахмы». И что прикажете делать с такими историческими документами?

Глава 10

Археологические датировки

Но ведь не сошелся же клином свет исключительно на одной истории. Есть еще наука археология, не имеющая жесткой привязки к письменным источникам, занятая изучением предметов материальной культуры. Что могут поведать нам археологи о возрасте своих находок? Оказывается, не так уж много. Например, Л. Вулли пишет, что «ассирологи решили, что первая династия Ура, в существовании которой не осталось сомнений, начиналась около 3100 г. до н. э. Я, разумеется, с ними согласился». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Последнее слово все равно остается за историком, потому что у него в руках документы, а у археолога — только битые черепки и ржавое железо, которые датировать ох как непросто. Впрочем, от высказываний иных специалистов порой бросает в дрожь. Послушаем отечественного ученого В. Янина: «Если в слое, обнаруженном при раскопках, встречаются изделия из стекла и шифера, сердоликовые бусы, ювелирные вещи, украшенные эмалью, сканью и зернью, — значит, перед археологами остатки домонгольского периода. Если всего этого нет — мы вошли в следующий исторический период». Другими словами, историки просто договорились считать, что монгольское нашествие привело к исчезновению на Руси изящных ремесел. Какая экспертиза, помилуйте! Хлопотно, трудоемко, да и денег стоит. Все и без того предельно ясно: есть ювелирные украшения — дело было до татар, не нашли ни одного самого завалящего браслета — значит, на дворе уже XIV в. Замечательный образец строгой научности.

Вышеописанный метод называется стратиграфическим. Энциклопедический словарь разъясняет, что стратиграфия — это чередование напластований культурного слоя по отношению друг к другу, а также к подстилающим и перекрывающим его горным породам и отложениям. К сожалению, стратиграфические датировки всегда относительны, а нередко и попросту невозможны, потому что естественный порядок слоев может быть нарушен перекопами, обвалами, оползнями, эрозией и т. д. Кроме того, стратиграфия как наука складывалась в XIX в., когда раскопки очень часто велись варварски. Поступающие в музеи вещи представляли собой беспорядочную груду материала даже без сопроводительной описи. И хотя в наши дни стратиграфическая методика значительно усовершенствована, применить ее к античности удается редко, поскольку «копатели» предшествующих веков поработали на совесть.

Типологический метод классифицирует археологические памятники по материалу, назначению, форме, способу обработки, орнаменту и т. д. Даже без объяснений понятно, что типологический подход будет весьма ненадежным, если он не подкреплен стратиграфическими наблюдениями. Кроме того, он грешит очень большим субъективизмом: один археолог утверждает, что обнаруженные предметы похожи как две капли воды, а другой не усматривает в них никакого сходства. Чтобы проиллюстрировать этот несложный тезис, приведем несколько примеров. Шведский археолог О. Монтелиус, разделивший бронзовый век Северной Европы на шесть стадий, полагал, что мечи с рукоятками разного типа не могли существовать одновременно, а сменяли друг друга. Спрашивается, почему? Ведь это же чушь собачья! Скажите на милость, почему люди не могли изготавливать мечи с рукоятками разного типа? Почему короткие бронзовые кинжалы не могли использоваться одновременно с длинными? Получается, что в древности нашу планету населяли клинические идиоты: чтобы изменить форму изделия, им требовалось не меньше тысячи лет.

Вы думаете, мы шутим? Откройте труды по археологии, и вы найдете там массу интересного. С самым серьезным выражением лица нам рассказывают, что в V тысячелетии до н. э. металлическая продукция была представлена в основном шильями, иглами, зубильцами и проч., и только много позже, в IV–III тысячелетии до н. э., ее ассортимент значительно расширился: появились ножи, топоры с поперечным лезвием, тесла и т. д. При этом археологам прекрасно известно, что орудия позднего каменного века чрезвычайно разнообразны — резцы, топоры, молоты, кинжалы, ножи, пилы и многое другое. Теперь давайте порассуждаем. Выдумывать изделия принципиально нового типа не нужно — в нашем распоряжении имеются соответствующие каменные образцы (каменный век прекрасно уживался с бронзовым и даже ранним железным). Радикально менять технологию металлообработки для расширения ассортимента тоже нет необходимости. Почему же нож появляется через тысячу лет после шила? Неужели, изготовив шило, люди в течение тысячи лет не могли додуматься до металлического ножа и продолжали пользоваться каменным?

Одним словом, со стратиграфией и типологией все ясно. Совершенно очевидно, что ценность этих искусственных периодизаций практически нулевая. Но ведь у нас в запасе остались еще и так называемые независимые методы датирования древних памятников — изотопные и дендрохронологические. Вот с последних мы и начнем. Дендрохронология датирует исторические события и старинные деревянные сооружения на основе анализа годичных колец древесины, которые нарастают неравномерно по годам. Принято считать, то график толщины годовых колец примерно одинаков у деревьев одной породы, растущих в сходных условиях в одном и том же регионе. Чтобы такой метод стал работоспособным, необходимо сначала построить эталонную шкалу по годовым кольцам деревьев данной породы на протяжении достаточно длинного исторического периода и уже с ее помощью датировать некоторые деревянные археологические находки. Для этого надо определить породу дерева, сделать спил, измерить толщину годовых колец, построить график, а затем сравнить его с соответствующим отрезком эталонной шкалы. К сожалению, дендрохронологические шкалы в Европе протянуты вниз всего лишь на несколько столетий. Многие ученые указывают на серьезные трудности, с которыми сталкивается метод дендрохронологического датирования: отсутствие старых деревьев в европейских лесах (как правило, не более 400 лет), особенности строения древесины лиственных пород и др. Вдобавок дело осложняется тем, что многие факторы в принципе невозможно учесть (особенности местного климата в то время, состав почв, колебания увлажненности и т. д.), хотя они могут заметно повлиять на конечный результат.

По всем этим причинам дендрохронологический метод не годится для независимого датирования сколько-нибудь древних находок. Предположим, в распоряжении ученых оказался кусок бревна, извлеченный из постройки, которая считается античной. Деревьев двухтысячелетнего возраста в Европе нет, поэтому заключение о возрасте находки будет сделано в рамках традиционных хронологических представлений. Если найденные впоследствии другие бревна удастся хронологически привязать к бревну номер один, можно будет сделать вывод о возрасте этих находок друг относительно друга — и только. Но абсолютная датировка будет все равно ошибочной, поскольку первая находка была датирована совершенно произвольно.

Существуют и другие подходы, претендующие на определение абсолютного возраста археологических памятников. Это быстрота выветривания каменных пород и сооружений, скорость осадко-накопления и некоторые другие. Однако все эти методики зависят от огромного числа меняющихся во времени параметров, учитывать которые мы просто не умеем. Так, современный исследователь А. Олейников сообщает (основываясь на данных традиционной истории), «что египетский фараон Рамзес II царствовал около 3000 лет назад. Здания, которые были при нем возведены, сейчас погребены под трехметровой толщей песка. Значит, за тысячелетие здесь отлагался примерно метровый слой песчаных наносов.

В то же время в некоторых областях Европы за тысячу лет накапливается всего 3 сантиметра осадков. Зато в устьях лиманов на юге Украины такое же количество осадков отлагается ежегодно». (Цитата по книге Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Русь и Рим».)

Таким образом, в сухом остатке мы имеем только изотопные методы. Калий-аргонные датировки применимы только к очень древним останкам, возраст которых исчисляется сотнями тысяч лет. Радий-урановый и радий-актиниевый методы действуют в пределах 300 тысяч лет, но и они мало чем могут нам помочь, поскольку дают погрешность порядка 4–10 тысяч лет. Остается радиоуглеродная методика (радиокарбон), с помощью которой, как уверяют специалисты, мы можем надежно датировать органические останки, возраст которых не превышает 35 тысяч лет. Суть методики предельно проста. В атмосферном воздухе, помимо стабильного углерода, всегда содержится некоторое количество углерода радиоактивного (C-14). Химически два этих углерода абсолютно идентичны, поэтому они накапливаются в тканях в той же самой пропорции, в которой присутствуют в атмосферном воздухе. Когда организм (животный или растительный — значения не имеет) прекращает свое физическое существование, накопленный в тканях радиоактивный углерод начинает распадаться. Зная период его полураспада и исходное содержание C-14 в атмосфере, мы с высокой степенью точности можем определить время, когда объект прекратил газообмен с внешней средой.

Казалось бы, у нас в руках имеется безукоризненная методика для абсолютного датирования археологических находок органического происхождения. Но на практике, как это часто случается, все оказалось далеко не столь гладко. Еще раз дадим слово А. Олейникову: «Интенсивность излучений, пронизывающих атмосферу, изменяется в зависимости от многих космических причин. Стало быть, количество образующегося радиоактивного изотопа углерода должно колебаться во времени. Необходимо найти способ, который позволял бы это учитывать. Кроме того… в атмосферу непрерывно выбрасывается огромное количество углерода, образовавшегося за счет сжигания древесного топлива, каменного угля, нефти, торфа, горючих сланцев и продуктов их переработки. Какое влияние оказывает этот источник атмосферного углерода на повышение содержания радиоактивного изотопа? Для того чтобы добиться определения истинного возраста, придется рассчитывать сложные поправки, отражающие изменение состава атмосферы на протяжении последнего тысячелетия. Эти неясности наряду с некоторыми затруднениями технического характера породили сомнения в точности многих определений, выполненных углеродным методом».

Ахиллесовой пятой радиоуглеродных датировок является отсутствие обширной и надежной контрольной статистики. Весьма показательно в этом смысле мнение У. Ф. Либби, автора методики радиокарбонного датирования. Он писал буквально следующее:

«У нас не было расхождения с историками относительно Древнего Рима и Древнего Египта. Мы не проводили многочисленных измерений по этой эпохе, так как в общем ее хронология известна археологии лучше, чем могли установить ее мы, и предоставляя в наше распоряжение образцы, археологи скорее оказывали нам услугу». Такое признание весьма многозначительно, поскольку автор метода независимого датирования отказывается от роли третейского судьи, неявно признавая за историками право на вынесение окончательного вердикта. Развернувшаяся в 60–80-х гг. прошедшего века дискуссия едва не погубила метод радиоуглеродного датирования на корню. Археолог Владимир Милойчич убедительно показал, что датировка по радиоуглероду относительно «молодых» находок обнаруживает чудовищную погрешность, сводящую ценность метода к нулю. Результаты сплошь и рядом оказываются на редкость нелепыми. Например, раковине американского моллюска стукнуло ни много ни мало 1200 лет, цветущая дикая роза из Северной Африки, наоборот, уже давным-давно умерла (360 лет тому назад, если доверять радиоуглеродным оценкам), а вот австралийский эвкалипт еще не существует — ему предстоит родиться только через 600 лет. В 1984 г. журнал «Техника и наука» проинформировал своих читателей по части радиоуглеродных датировок. «В Эдинбурге были приведены примеры сотен (!) анализов, в которых ошибки датировок простирались в диапазоне от 600 до 1800 лет. В Стокгольме ученые сетовали, что радиоуглеродный метод почему-то особенно искажает историю Древнего Египта в эпоху, отстоящую от нас на 4000 лет. Есть и другие случаи, например, по истории балканских цивилизаций… Специалисты в один голос заявили, что радиоуглеродный метод до сих пор сомнителен, потому что он лишен калибровки. Без этого он неприемлем, ибо не дает истинных дат в календарной шкале».

(Цитата по книге Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Русь и Рим».)

Великолепной иллюстрацией к проблеме радиоуглеродного датирования древних памятников является история, приключившаяся со знаменитой Туринской плащаницей. Это тканое полотно, бережно сохраняемое на протяжении сотен лет, якобы несет на себе отпечаток тела Иисуса Христа, распятого, как считается, в I-м в. н. э. (в соответствии с официальной хронологической версией). В 1988 г. Ватикан дал добро на проведение радиокарбонного исследования бесценной христианской святыни. Чтобы свести оценочный субъективизм к минимуму, кусочки драгоценной ткани отправили в самые авторитетные лаборатории Западной Европы. Заключение всех без исключения экспертов было единодушным: полотно изготовлено в XI–XIII вв. н. э. Этот вердикт произвел эффект разорвавшейся бомбы. Ученый мир и церковь принуждены были выбирать из трех вариантов: а) плащаница есть не что иное, как фальсификат, изготовленный в Средние века; б) если допустить, что она все же подлинник, то Христос жил на тысячу лет позже общепринятой даты; в) радиоуглеродное датирование дает погрешность, исключающую возможность точной датировки такого относительно молодого предмета.

Одним словом, в последнее время все чаще раздаются голоса, призывающие не доверять чрезмерно радиоуглеродному датированию. Более или менее эффективным радиокарбонный метод оказывается при анализе очень древних предметов (например, органики из палеолитических стоянок каменного века), когда погрешность в несколько тысяч лет не играет принципиальной роли. При датировании же археологических памятников двух-трехтыся-челетней давности метод обнаруживает погрешность, сопоставимую с возрастом самих находок, что делает его ценность практически нулевой. Во всяком случае, широкое применение радиоуглеродного датирования немыслимо без предварительных развернутых статистических исследований на образцах достоверно известного возраста. И хотя в последние двадцать-тридцать лет изотопные методы были значительно усовершенствованы, говорить об абсолютно надежной датировке сравнительно «молодых» археологических находок не приходится.

Ситуация усугубляется тем, что все физические методы существуют для историка лишь постольку, поскольку работают на его концепцию, и метод радиоуглеродного датирования здесь не исключение. Когда археолог отправляет обнаруженные в раскопах образцы в лабораторию, он, как правило, уже имеет свое собственное мнение относительно возраста находок. Если физики дают результат, подтверждающий мнение археолога, последний с готовностью помещает его в свою статью, если же экспертное заключение расходится с его точкой зрения, он его благополучно игнорирует, потому что всегда больше доверяет своим субъективным оценкам.

К сожалению, нередко приходится наблюдать еще более печальную картину. Сплошь и рядом историк или археолог не испытывают ни малейшей потребности в экспертном заключении, что называется, со стороны, поскольку верхним чутьем улавливает особый аромат неподдельной древности. Автору этих строк доводилось выслушивать мнения компетентных специалистов, которые без особого труда «на глазок» отличают подлинные античные мраморы от ренессансных «новоделов». На вопрос, как им это удается, обычно следует туманный и чрезвычайно расплывчатый ответ. Дескать, есть нечто такое, что ощущается буквально кожей, какой-то пластический нюанс, позволяющий уверенно заявить, что вещь вышла из под резца древнегреческого ваятеля. В последующие века это божественное искусство было утрачено безвозвратно, и шедевры мастеров Возрождения в подметки не годятся возвышающим душу творениям Праксителя или Фидия. В общем, вам, гагарам, недоступно…

В начале этой главы мы рассказывали о скифском золоте, извлеченном из южнорусских курганов. Большая часть этих находок поступила из Куль-Обского кургана близ Керчи (раскопки 1831 г.) и Чертомлыцкого кургана около Никополя (раскопки 1862–1863 гг.). Филигранная техника безымянных мастеров выше всех похвал. Особенно впечатляет скифская золотая зернь — полые золотые шарики меньше миллиметра в диаметре. Каким образом подобное могли изготовить в диких причерноморских степях в IV в. до н. э., уму непостижимо. Одним словом, мастерство исполнения позволяет заподозрить, как минимум, XV в. и флорентийских ювелиров. Почему хотя бы в таких случаях не прислушаться к компетентному мнению независимых экспертов? С какой стати мы должны полагаться на голословные заявления историков и археологов? Совершенно прав И. В. Давиденко: «Отчего археологи не изучают состав металлических раритетов? Ведь по примесям халькофильных, редких и рассеянных элементов можно определить месторождение, из которого добыли золото и серебро раритетов! Изучаем же мы минералы и горные породы геохимическими методами, не только визуально, на глазок. Узнаём химический состав, примеси, кристаллическую структуру материала, рассчитываем формулу, сравниваем с аналогами-эталонами… Новые минералы экзаменуются на право называться видом или разновидностью… Вот так бы и с археологическими раритетами!»

Часть 3

Крещение Руси: Царьград или Рим?

Глава 1

Крещение княгини Ольги

В 1988 г. Русская православная церковь с великой помпой отметила тысячелетие Крещения Руси, из чего следует, что сие знаменательное событие произошло в годы правления Владимира Святого (Владимира Красное Солнышко). Но эти эпохальные перемены в русской жизни возникли не на пустом месте, а имели свою предысторию. Летописец сообщает, что почти за сорок лет до канонической даты христианизации Руси княгиня Ольга приняла крещение по византийскому обряду в Константинополе (источники называют даже точную дату — 957-й г.). Именно в этом году киевская княгиня прибыла с официальным визитом ко двору византийского императора, который, очаровавшись прекрасной варваркой, тут же предложил ей руку и сердце. Но хитрую Ольгу на мякине не проведешь. Справедливо заподозрив в гладких речах греческих умников далеко идущий политический расчет, ушлая княгиня моментально отыграла назад. Ход ее рассуждений был безупречен: поскольку император отныне является ее крестным отцом, а она, соответственно, его крестной дочерью, то поднимать вопрос о брачном союзе как-то даже и неприлично. Устыдившись, император отступил. Ольга вернулась в Киев и стала насаждать новую веру среди своих подданных. История умалчивает, насколько велики были ее успехи на миссионерском поприще. И хотя в летописях имеются глухие упоминания о том, что церковь святого Ильи в Киеве была отстроена еще до 955 г. (ее принадлежность константинопольской патриархии до сих пор не доказана), факт остается фактом: сын Ольги, великий и ужасный князь Святослав, ходивший походами на хазар и на вятичей и преизрядно пощипавший византийские владения на Дунае, не принял заморской веры. Да и сын его, князь Владимир Красное Солнышко, очень долго оставался вполне равнодушным к блеску греческого богослужения.

Имея стратегической целью консолидацию славянских земель, он прекрасно осознавал, что такая задача не может быть решена без общепонятной национальной идеи. Ясно, что в ту далекую эпоху цементирующим составом для разношерстного населения огромной страны, раскинувшейся от Балтийского до Черного моря, могла быть только конфессиональная общность. Первоначально была сделана попытка отстроить государственную религию на основе традиционных верований. Археологи раскопали под Киевом грандиозное языческое капище, которое исправно функционировало на протяжении многих лет. И только потом, когда Владимир понял, что побитый молью языческий пантеон не в состоянии обеспечить должного единения, был сделан решительный разворот на 180 градусов. Только тогда и потянулись ко двору великого киевского князя посланцы, исповедующие разные веры: мусульмане, «немцы из Рима», евреи и греки. Что было дальше, помнит любой прилежный ученик средней школы. Владимир Святой, подробно расспросив высоких гостей относительно особенностей их вероучения, остановился на христианстве православного толка. И хотя сия душещипательная история, подробно изложенная в «Повести временных лет» — основе основ отечественного летописания, считается вполне легендарной (что с готовностью признают даже официальные историки), резюме остается без изменений: Киевская Русь приняла христианскую веру по греческому образцу. Опережая события, скажем сразу и без обиняков: византийский извод христианства на Руси вызывает очень серьезные сомнения. Но прежде чем с головой погрузиться в конфессиональные головоломки призвания разномастных попов, не помешает вернуться на несколько десятилетий назад и поговорить о крещении княгини Ольги.

Как мы помним, в 957 г. византийский император Константин VII Багрянородный с почетом принимал киевскую княгиню Ольгу. Сомневаться в историчности этого события не приходится, поскольку существует официальное описание приема Ольги при дворе византийского императора, составленное не кем иным, как самим императором Константином. Можно в пух и прах разругать русское летописание (в свое время о нем будет сказано достаточно), но проигнорировать столь авторитетное мнение мы просто не вправе. Так вот, император Константин черным по белому пишет, что стать крестным отцом княгини, пришедшей с севера, он никак не мог. Причина этого казуса лежит на поверхности. Она настолько элементарна, что попусту ломать копья, рыть носом землю и ломиться в открытую дверь просто смешно. Оказывается, что на момент прибытия ко двору Константина Ольга уже была христианкой. Более того — в ее свите находился духовник великой княгини! Поэтому несостоявшееся бракосочетание объясняется, вероятнее всего, предельно просто: император был давно и прочно женат и при всем желании не мог предложить руку и сердце гиперборейской красавице.

Не верить императору Константину глупо. В описываемую эпоху Византия переживала далеко не лучшие времена, и событие такого масштаба, как приобщение к истинной вере северных варваров, бесперечь тревоживших рубежи империи, просто не могло остаться без комментариев. Обращение в истинную веру вчерашних недругов — это, без дураков, событие эпохальное, и о таком феноменальном внешнеполитическом успехе следовало кричать во всю ивановскую. Но хронисты молчат, как партизаны, и только скупо цедят сквозь зубы, что Ольга приехала в Царьград уже крещеной.

Но если дело действительно обстояло так и русская княгиня уже давно крещена, то возникает закономерный вопрос: а кто ее крестил? И почему, собственно говоря, мы решили, что крещение было совершено по византийскому обряду? Между прочим, не лишним будет заметить, что христианская вера в описываемое время представляла собой пока еще достаточно монолитное образование. Раскол некогда единой церкви, сопровождавшийся взаимным анафем-ствованием, произойдет только через столетие — в 1054 г., а в середине X в. отношения римских понтификов и константинопольских патриархов если и не были райской идиллией, то по крайней мере допускали корректное сосуществование. Сказанное, конечно, не означает, что западная и восточная церковь души не чаяли друг в друге. Противостояние нарастало исподволь, пока не увенчалось окончательным и бесповоротным размежеванием в середине XI столетия. Но это уже совсем другая история, о которой мы в свое время непременно поговорим.

А пока вернемся к великой княгине Ольге, обратившейся в христианскую веру еще в 957 г. О храме святого Ильи, поставленном в Киеве в незапамятные времена, мы уже упоминали. А вот еще одно весьма любопытное летописное свидетельство: оказывается, в 959 г. (если верить западноевропейским хроникам) послы Ольги прибыли ко двору германского императора Оттона с просьбой направить на Русь епископа и священников. Бивших челом послов приняли со всей душой, и в самое ближайшее время рукоположенный в епископы Руси монах монастыря в Трире Адальберт убыл в стольный град Киев. Справедливости ради стоит сказать, что миссия святого отца не увенчалась успехом: буквально через год он был вынужден покинуть русские пределы и вернулся восвояси. История, что и говорить, темная. Сторонники византийского крещения земли русской усматривают в этом оборвавшемся на полпути вояже дополнительный аргумент в свою пользу, толкуя о неприятии приверженцами «древлего благочестия» папежского гостя. Версия, надо сказать, более чем сомнительная.

Мы уже не раз говорили о том, что в X в. противостояние западного и восточного христианства переживало, если можно так выразиться, внутриутробный период. Того накала страстей, который впоследствии обуял сторонников истинного православия, не было и в помине. Вспомните «Тараса Бульбу»: настоящий казак, от души хвативший горилки, не делал разницы между «клятым латынцем» и «поганым татарином». Окончательный разрыв между русской православной церковью и западным христианством произошел не ранее второй половины XV в., когда в 1439 г. Московское государство заявило о своем решительном неприятии так называемой Флорентийской унии. Здесь не место подробно разбирать этот вопрос; скажем только, что в 1448 г. Собор русского православного духовенства по прямому предложению Василия II Темного избрал митрополитом епископа рязанского и муромского Иону, разумеется, без санкции константинопольского патриарха. Тем самым греческое православие тоже оказалось в оппозиции к русской церкви, и московские государи, разорвав все отношения с другими православными церквами, отныне не уставали клеймить константинопольских патриархов за латынство. Своя версия православия была провозглашена единственно верной, а разрыв, таким образом, произошел не только с католицизмом, но и с Византией и всем европейским православием.

В десятом же веке, повторяем, до этого было очень далеко. Поэтому отъезд Адальберта из Киева ни в коем случае не может быть истолкован как результат непримиримых противоречий между восточной и западной церковью. Вполне вероятно, что он мог покинуть Киев по причинам, так сказать, организационного порядка. Историк М. Д. Приселков в свое время полагал, что Адальберт был направлен на Русь с ограниченными полномочиями, поэтому стороны просто не сошлись во мнениях. Миссия немецкого монаха предполагала организацию русской церкви в форме обыкновенной епархии с подчинением германскому духовенству. Ольга же легко могла потребовать для киевской церкви статуса диоцеза, т. е. самостоятельной единицы под руководством автономного епископа или митрополита. По крайней мере, именно такой путь избрали правители Польши и Чехии, принявшие христианство от Рима, и в конце концов добились своего. Поэтому нам представляется, что спешный отъезд Адальберта объяснялся на тот момент вполне прозаическими причинами и только впоследствии был истолкован как неприятие Киевом римского варианта. Между прочим, вся эта запутанная история — дополнительный аргумент в пользу того, что «Повесть временных лет», переполненная яростными выпадами в адрес «папистов», приобрела окончательную редакцию не ранее XVI века, когда размежевание восточной и западной церквей стало свершившимся фактом.

Глава 2

Азбучные истины Кирилла и Мефодия

Давайте оставим в покое Ольгу с ее невразумительным крещением и обратимся к событиям, происходившим за сто лет до начала ее княжения. Мы имеем в виду предысторию христианизации Руси, которая крепко-накрепко связана с деятельностью двух братьев-просветителей — Кирилла и Мефодия. Именно они составили новую азбуку — кириллицу, которая пришла на смену древнему славянскому письму (так называемым «чертам» и «резам» — примитивной рунической азбуке), и перевели на славянский язык Священное писание и богослужебные книги. Из отечественных летописных источников можно понять, что братья проповедовали в духе восточной церкви и были ее представителями. Традиционно их принято именовать «православными византийского обряда». Так что это была за миссионерская деятельность?

Тот факт, что братья были славянами по происхождению, сомнению не подлежит. Они действительно родились в македонском городе Солуни (современные греческие Салоники), но из этого никоим образом не следует, что они были адептами патриаршества. Между прочим, самое главное их изобретение — знаменитую кириллицу — следовало бы именовать «константиницей», потому что брат Мефодия звался на самом деле Константином, а монашеское имя Кирилл получил много лет спустя, когда незадолго до смерти ушел в монастырь. Но это так, к слову.

Дальше начинается самое интересное. Братья долгое время жили в Константинополе, где были даже не священниками, а самыми обыкновенными учеными книжниками-мирянами. Затем в их судьбе наступает решительный перелом. Моравский князь Ростислав в 862 г. прибыл ко двору византийского императора Михаила и заявил, что вверенная ему Моравия отринула язычество и хочет обратиться к истинной вере. Посему он бьет челом императору, чтобы тот направил в моравские земли учителей, которые вели бы проповедь на славянском языке.

Просьба без ответа не осталась. Император повелел, и братья Константин и Мефодий, составив новую азбуку, прибыли в Моравию и более трех лет проповедовали там христианство, распространяя Священное писание, начертанное упомянутой кириллицей. Справедливости ради следует сказать, что у специалистов нет единого мнения относительно того, кто именно является автором этой азбуки. Дело в том, что от братьев остались два алфавита — кириллица и глаголица. Многие исследователи считают Константина (в монашестве Кирилла) создателем глаголической азбуки, а вот изобретение кириллицы приписывается болгарскому ученику Мефодия в конце IX в. Предполагается, что кириллица была составлена на основе греческого алфавита с использованием некоторых дополнительных знаков для передачи звуков, которых нет в греческом языке. Что касается глаголического алфавита, то его происхождение покрыто мраком. Высказывалось мнение, что он произошел от греческой скорописи.

Как бы там ни было, но эти азбучные тонкости прямого отношения к теме нашего разговора не имеют. Гораздо важнее другое. Едва приступив к славянской проповеди в Моравии, братья были вынуждены оперативно свернуть дела и в срочном порядке ехать в Рим по требованию понтифика Николая. Последнего возмутило, что они в своей миссионерской деятельности пользуются не латынью, а славянским языком. В связи с этим возникает естественный вопрос: если братья подлежали юрисдикции константинопольского патриарха, то с какой стати римская церковь суется не в свое дело? Константину с Мефодием следовало просто-напросто проигнорировать вздорное требование. Но ничего подобного! Братья отнеслись к высочайшей просьбе вполне серьезно и выехали в Рим, попутно захватив с собой откопанные ими в Херсонесе мощи святого Климента. Самое любопытное заключается в том, что они не сочли необходимым поставить в известность константинопольского патриарха о таком пустяке. И последний штришок: византийское богослужение тоже велось исключительно на греческом, а национальные языки в ту пору были под запретом. Но патриарху и в голову не пришло поставить лыко в строку землякам-просветителям. Так кто же все-таки был начальником наших братьев?

В Рим Константин с Мефодием прибыли в 869 г. Пока они были в дороге, понтифик Николай благополучно отдал Богу душу, а сменивший его новый понтифик, Адриан II, не только не устроил братьям разноса за неподобающее поведение, а напротив, принял их весьма ласково и рукоположил в сан священников. Сохранилось письмо папы моравским князьям, где, в частности, говорится (цитата по книге А. Бушкова «Россия, которой не было»): «Мы же, втройне испытав радость, положили послать сына нашего Мефодия, рукоположив его и с учениками, в Ваши земли, дабы учили они Вас, как Вы просили, переложив Писание на Ваш язык, и совершали бы полные обряды церковные, и святую литургию, сиречь службу Божью, и крещение, начатое Божьей милостью философом Константином». Создается впечатление, что Константин с Мефодием, отправляясь в Моравию, ни секунды не сомневались в том, что эти земли относятся к римскому канону, а потому и вели себя соответственно. Между прочим, вышеупомянутые мощи святого Климента, найденные в Херсонесе, они передали отнюдь не в Константинополь, а отвезли в Рим. Для полноты картины остается добавить, что через некоторое время папа сделал Константина епископом, а для Мефодия специально восстановил Сремскую митрополию…

Что же мы имеем в сухом остатке? Невооруженным глазом видно, что в землях западных славян с благословения папы Римского и трудами его миссионеров идет полным ходом распространение христианства апостольского (т. е. римского) канона. Вполне естественно предположить, что бурная деятельность Константина и Мефодия не ограничивалась исключительно Чехией и Моравией (в конце концов, мы до сих пор пользуемся кириллической азбукой, как и некоторые прочие братья-славяне). Таким образом, возведение христианских храмов в Киеве в годы правления Ольги не представляет из себя ничего из ряда вон выходящего, равно как и обращение самой киевской княгини к христианству западного образца. Остается только ответить на простой вопрос: нет ли в нашем распоряжении аргументов (пусть даже косвенных), которые бы свидетельствовали в пользу принятия христианства римского толка? Такие доказательства есть.

Сразу следует оговориться: мы ни в коем случае не настаиваем на западном изводе христианства на Руси, тем более что существует огромное количество исследований, посвященных греческим корням русского православия. Безапелляционность и твердокаменность вообще никогда и никого до добра не доводили. Но эта формула имеет и обратную силу. Сторонники крещения Руси по византийскому обряду тоже сплошь и рядом грешат однобокостью, настаивая на своей версии как истине в последней инстанции. При этом очень часто вместе с водой выплескивают и ребенка. Поэтому хотя бы справедливости ради следует привести доказательства в пользу латинского происхождения русской религии, которых (и это весьма симптоматично) при ближайшем рассмотрении оказывается более чем достаточно.

Начнем с того, что календарь — основа богослужения — у нас в ту далекую эпоху был латинский, а вовсе не греческий. В наши дни Новый год принято считать с января. Но это позднейшее нововведение, получившее права гражданства только при Петре Великом (с 1700 г.). До знаменитого петровского указа год в полном соответствии с византийской традицией отсчитывали с сентября, а еще раньше — с марта, как и было принято в то время на западе.

Из-за этого работать с русскими летописями часто бывает очень трудно, так как сплошь и рядом неизвестно, как именно считал время летописец. Приходится постоянно иметь в виду, по какому стилю в данном конкретном случае идет датировка — мартовскому или сентябрьскому. Проще пояснить эту неразбериху на примере. Византийцы, как мы уже сказали, считали начало года по сентябрю. Предположим, речь идет о 5600 г., тогда в августе это еще 5599 г. Если отечественный хронист (считающий год по марту) работает с византийскими документами, то новый 5600 г. он начнет со следующего марта, тогда как на самом деле, по нормальному мартовскому стилю, август 5599-го есть уже 5600 г.

Но не будем утомлять читателя арифметической путаницей, а скажем только одно: можно считать надежно установленным тот факт, что отсчет начала года вели в Киевской Руси по марту, о чем, в частности, говорят и латинские названия наших месяцев (в Византии они были совсем другими). Сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь — это седьмой, восьмой, девятый и десятый месяцы, так что одиннадцатый приходится на январь, а двенадцатый — на февраль. Таким образом, отсчет нового года начинается с 1-го марта. Имеется и еще одна косвенная улика, свидетельствующая о римском происхождении нашего календаря. Значительная часть астрономических датировок солнечных и лунных затмений, упоминающихся в русских летописях, согласуется с современными расчетами только в том случае, если мы будем считать летописный год не по-византийски (т. е. с 1-го сентября), а с 1-го марта, как это было принято в Риме.

Пойдем дальше. Само собой разумеется, что если бы христианская вера пришла на Русь из Византии, то большая часть терминов, относящихся к церковному культу и вопросам богослужения, неизбежно имела бы греческое происхождение. Но на практике мы видим принципиально иную картину, поскольку наш церковный словарь буквально переполнен латинизмами. Впрочем, судите сами. Ниже приводится раскавыченная цитата из работы С. Валянского и Д. Калюжного «Другая история Руси» в сопровождении наших комментариев.

1. Почему русское слово «церковь» созвучно латинскому cyrica (круг верующих), а не греческому «эклесия», откуда, между прочим, происходит французское eglise? Правда, М. Фасмер в «Этимологическом словаре русского языка» полагает заимствование через народнолатинское cyrica неприемлемым и считает более обоснованным происхождение из готского или древневерхненемецкого. Так или иначе, но и у авторитетнейшего Фасмера о греческой этимологии слова «церковь» нет ни звука.

2. Почему русское слово «крест» восходит к латинскому crucifixus (распятие) и не имеет ничего общего с греческим «ставрос»?

3. Почему русские священники в летописях всегда называются попами (древнерусское «попъ»), тогда как в Византии клирики испокон веков звались иереями? По мнению авторов «Другой истории Руси», русское «поп» является искажением слова «папа», тем более что по-английски папа Римский и сегодня называется pope. Фасмер, разумеется, не столь категоричен и усматривает аналоги в готском и древневерхненемецком, но о греческом происхождении слова «поп» не говорит ничего.

4. Почему русское слово «пост» (старославянское «постъ») того же корня, что и немецкое fasten, тогда как по-гречески «пост» называется совсем иначе — «нестейя»?

5. Почему русское слово «алтарь» восходит к латинскому altare (от altus — высокий), а вовсе не к греческому «бомос»?

6. Почему в церковнославянском вместо слова «уксус» регулярно употребляется слово «оцет», происходящее, вне всякого сомнения, от латинского acetum, тогда как по-гречески «уксус» звучит как «оксос», т. е. почти как сегодня по-русски?

7. Почему язычник испокон веку назывался на Руси «поганином» (от латинского paganus — сельский, языческий), тогда как по-гречески язычник именуется совсем по-другому — «этникос»?

8 Почему вино, употребляемое при причащении, происходит от латинского vinum, а не от греческого «ойнос»?

9. Почему, наконец, само слово «вера» восходит к латинскому verus (истинный, правдивый), но не имеет ничего общего с греческим словом «докса»?

Разумеется, этот длинный список (при желании его совсем нетрудно расширить) еще не дает оснований для однозначного утверждения, что Киевская Русь получила крещение от Ватикана. Но во всяком случае, он заставляет задуматься и не отвергать с ходу непривычных версий, которые только на первый взгляд представляются откровенной ересью.

Между прочим, любопытные вещи открываются в отечественной версии Священного писания, которое, как утверждают дипломированные историки, было переведено на русский язык с греческого. Даже при самом поверхностном прочтении вы без труда обнаружите в русском переводе Третью Книгу Ездры, которой нет ни в греческом варианте Библии (так называемой Септуагинте), ни в еврейском, но которая спокойно присутствует в Вульгате (Библии на латыни). На наш непросвещенный взгляд, двух мнений тут быть не может: первые переводы Библии на старославянский язык были сделаны именно с Вульгаты, т. е. Библии римского канона. Канонической всегда считалась лишь Первая Книга Ездры, Вторая существует только на греческом, а вот Третья — исключительно на латыни. Выводы, уважаемый читатель, делайте сами.

Можно привести еще один косвенный аргумент в пользу римской основы нашей веры. Если бы Русь была крещена по византийскому обряду, то наши князья с самого начала просто обязаны были бы носить имена греческих святых. В реальности ничего подобного мы не видим. В ранней истории Киевской Руси мы натыкаемся исключительно на славянские имена — косяком идут Владимиры, Святославы, Ярославы, Изяславы, Всеволоды и т. д. Но ведь славянских имен нет в греческих святцах! В русских летописях даже Владимир и Ольга — первокрестители Руси — не называются своими крестильными именами. А вот в униатских славянских государствах, принявших крещение от Рима, дело как раз обстояло в точности так, поскольку западная традиция не настаивала на перемене имени. С. Валянский и Д. Калюжный совершенно справедливо подметили, что последний великий князь со славянским именем (Ярослав III Ярославич) родился вскоре после падения Латинской империи. (О Латинской империи — государстве, возникшем на территории Византии после взятия крестоносцами Константинополя в 1204 г., — более подробно рассказывается в четвертой главе.) Посконные славянские имена, словно по мановению волшебной палочки, канули в небытие, а их место заняли имена греческие. «После трех киевских и владимирских Святославов, четырех Изяславов, трех Мстиславов, четырех Владимиров, трех Всеволодов и т. д., мы видим с этого времени и до перенесения столицы в Петербург (и начала в нем новой русской культуры) пятерых Василиев, пятерых Иванов (Иоаннов), пятерых Дмитриев, двух Федоров, да и остальные одиночки оказываются с греческими именами, свойственными тому самому периоду». Авторы объясняют это своего рода культурологическим сломом: западноевропейское влияние сошло на нет, что не в последнюю очередь было вызвано падением Латинской феодальной империи в греко-славянском мире.

В свете вышеизложенного не помешает присмотреться и к семейным связям русских князей. Понятно, что крещение Руси на излете X в. не могло автоматически сделать ревностными христианами все население огромной страны. Пережитки язычества сохранялись в России вплоть до второй половины XIX столетия, что очень хорошо известно этнографам и фольклористам. С другой стороны, правящая верхушка русского общества неизбежно должна была христианизироваться сравнительно быстро (пусть даже формально), поскольку акт принятия новой веры почти всегда представляет собой своего рода «революцию сверху», вектор которой, как правило, ориентирован сверху вниз. Власть имущим новообращенной страны по необходимости приходится вникать в конфессиональные тонкости, если они хотят сделаться равноправными партнерами христианской Европы.

Поэтому естественно предположить, что если бы русские князья изначально приняли христианство византийского толка (следует иметь в виду, что окончательное отделение византийской церкви от римской произошло в 1054 г., а в 1095-м паписты уже объявили крестовый поход против неверных, среди которых очень скоро оказались и сторонники греческой веры), то предпочтение в междинастических брачных союзах должно отдаваться единоверным гречанкам. Это «простой народ» может судить да рядить как Бог на душу положит, а элита такие вещи чует спинным мозгом. Католическим невестам из стран Западной Европы при таком раскладе ничего не обломится… Но в действительности, как ни странно, все обстояло с точностью до наоборот. Откровенно говоря, в генеалогиях русской аристократии вообще не часто встретишь княжеских жен и дочерей, но те, кто упомянут, в большинстве своем оказываются католичками, а дочери упорно выходят замуж за католиков.

В 1851 г. в Москве вышла из печати книжка Н. Головина «Родословная роспись потомков великого князя Рюрика», в которой нашли отражение родословные 22 поколений — от легендарного Рюрика и до князя-кесаря Федора Георгиевича Ромодановского, умершего в 1717 г. Вот только несколько фрагментов из сочинения Головина, выбранных наугад (цитата по работе С. Валянского и Д. Калюжного «Другая история Руси»).

XI век. У Владимира Святого (977–1015) было три жены-иностранки: Рогнеда (Горислава), дочь полоцкого князя Рогволода (умерла в 1000), Мальфрида, родом из Богемии (умерла в 1000) и Анна, внучка византийского императора Константина Багрянородного (умерла в 1011). Дочь Владимира Доброгнева (Мария) Владимировна вышла в 1043 г. за польского короля Казимира I.

Киевский великий князь Ярослав Владимирович (умер в 1054) был женат на Ингегерде, дочери шведского короля Олафа I (умер в 1050). Сын его Игорь Ярославич был женат на графине Орламиндской Кунигунде. Дочь Елизавета (?) Ярославна вышла замуж в 1045 г. за Гаральда, короля норвежского. Вторая дочь Ярослава — Анна (Агнесса) вышла в 1048 г. за французского короля Генриха I, третья дочь Агмунда (Анастасия) — жена венгерского короля Андрея I.

Евпраксия Всеволодовна, дочь киевского великого князя Всеволода Ярославича (1030–1093), вышла замуж сначала за маркграфа Штаденского, а потом в 1069 г. — за германского императора Генриха IV (1056–1106), с которым развелась в 1095 г.

Что мы видим на этой интересной картинке? Оказывается, что династические связи киевских князей были не менее разветвленными, чем у потомков Екатерины II, и почти все браки заключались с католичками или католиками. Даже если мы предположим, что церковный раскол находился в ту пору, так сказать, в зачаточном состоянии, столь высокая «брачная активность» с вполне определенной ориентацией все-таки наводит на некоторые размышления.

XII век. Сбыслава Святополковна, первая дочь великого князя киевского Святополка Изяславича (умер в 1112), вышла в 1102 г. за польского короля Болеслава Кривоустого. Предслава Святополковна, вторая дочь, вышла в 1104 г. за венгерского королевича Лодислава. А сам Святополк Изяславич был женат на дочери половецкого князя Тугора.

Мстислав Владимирович (1076–1132), сын Владимира Мономаха, был женат на Христине, дочери шведского короля Инга Стенкильсона (умер в 1122). Первая дочь князя, Мальфрида Мстисла-вовна, сначала вышла замуж за норвежского короля Сигурда, потом за датского короля Эрика Эдмунда. Вторая — за венгерского короля Гезу, третья — за датского короля Кнута, четвертая — за сына византийского императора Иоанна. Между прочим, сам Владимир Мономах (1058–1125) был женат на Гиде, дочери английского короля Гарольда (того самого, что был разгромлен нормандским герцогом Вильгельмом Завоевателем в битве при Гастингсе в 1066 г.).

Мы полагаем, что не имеет никакого смысла и дальше утомлять читателя перечнем владетельных особ и перипетиями их династических брачных союзов. Поверьте на слово: и в тринадцатом, и в четырнадцатом столетии ровным счетом ничего принципиально не изменилось. Князья земли русской, а также их дочери и сыновья продолжают с завидной регулярностью устраивать свою личную жизнь на католическом Западе. Не лишним будет напомнить, что с 1243-го и по 1480-й г. Русь, как известно, изнемогала под тяжким бременем монгольского ига. Но странным образом это обстоятельство, ставшее в наши дни общим местом, почему-то ни в малейшей степени не обеспокоило западных государей, и они по-прежнему спокойно отдают своих дочерей в жены русским князьям.

И только в XV в., в годы правления Ивана III, когда пал Царьград, а Византией овладели турки-османы, ситуация начинает понемногу меняться. Все большим успехом пользуются греческие невесты, и сам московский государь берет в жены Софию, племянницу последнего византийского императора Константина Палеолога. Происходящее закономерно и не должно нас удивлять: после падения Византии Москва решительно отказывается от унии с Ватиканом и позиционирует себя как единственный оплот истинного православия (два Рима пали, третий — стоит, а четвертому не бывать). Католические союзы по инерции все еще продолжают иметь место, но политический разворот в сторону православных греков и казанских татар-христиан сомнений не вызывает. Дочь Ивана III, Евдокия Ивановна, в 1506 г. выходит замуж за казанского царевича, христианина Петра Кайдакула.

Но ведь татарское иго приказало долго жить более двадцати лет назад! И что же мы видим? Бесконечной чередой идут браки русских с казанскими татарами, что, между прочим, означает, что даже в начале XVI в. казанские татары продолжали оставаться христианами, а ислам приняли много позднее. До второй половины XV столетия ордынские невесты совершенно не в чести, чтобы там ни говорили апологеты симбиоза Руси и Орды. Вот тут поневоле и задумаешься: а может быть, не так уж не правы были С. Валянский и Д. Калюжный, когда писали о том, что после отпадения Руси от унии с Ватиканом часть российских земель перешла к греческому варианту христианства, а другая часть обратилась к магометанской вере?

Возвращаясь к истории крещения Ольги, поинтересуемся, не имеется ли в каких-нибудь западноевропейских источниках информации, работающей на нашу еретическую гипотезу о римском изводе русского христианства? Очень долго искать не придется. В хронике францисканского монаха Адемара (XII в.) читаем: «У императора Оттона III было два достопочтеннейших епископа: святой Адальберт и святой Брун. Брун смиренно отходит в провинцию Венгрию. Он обратил к вере провинцию Венгрию и другую, которая называется Russia. Когда он простерся до печенегов и начал проповедовать им Христа, то пострадал от них, как пострадал и святой Адальберт. Тело его русский народ выкупил за дорогую цену. И построили в Руссии монастырь его имени. Спустя же немного времени пришел в Руссию какой-то епископ греческий и заставил их принять обычай греческий». Любопытно, а что говорят современные отечественные историки по поводу этого пассажа? Миссию Бруна к печенегам российская историография худо-бедно признает, а вот все остальное отрицает начисто. Аргументация убийственная — «летописец заблуждается». Между прочим, сия решительная формулировка вообще очень часто встречается в трудах историков классического направления. Ясное дело: из двадцать первого века оно как-то виднее…

Еще раз подчеркнем: мы не считаем безусловно доказанной версию о крещении Руси по римскому обряду. Но в той же самой мере это относится и к ортодоксальной концепции принятия христианства византийского образца. Ничего не утверждая наверняка, мы призываем историков к элементарной научной порядочности: будьте добры объяснять неудобные факты, не лезущие в схему, а не отмахиваться от них, как от надоедливой мухи. Критикуйте и опровергайте сколько душе угодно — на то полное ваше право. Только делайте это аргументированно, взвешенно, без возмутительной залихватской легкости — летописец, дескать, заблуждался.

А между тем фактов, подтверждающих латинские притязания, рассыпано в западноевропейских хрониках предостаточно. Например, еще в X в. в Магдебурге была учреждена епископия для обращения славянских земель в христианскую веру по римскому образцу. Можно усомниться в дате, но то что такие попытки делались, сомнению не подлежит. Римский понтифик Николай I в послании константинопольскому патриарху Михаилу III живо интересовался вопросами христианизации Восточной Европы еще в 865 г. Этот пристальный интерес настолько обеспокоил византийское духовенство, что двумя годами позже сменивший Михаила Фотий опубликовал «Окружное послание», в котором специально предупреждал об агрессивных намерениях Ватикана. Хорошо известно, что испытывать острейшую нехватку в свободных землях Западная Европа стала давным-давно, поэтому попытки окатоличивания восточных славян предпринимались неоднократно. Не менее хорошо известно, что католические миссионеры приходили на Русь не раз и не два, так что с ходу объявлять о том, что римско-католические и униатские историки просто-напросто сфабриковали миф о крещении восточных славян по латинскому обряду, как пишут некоторые отечественные специалисты, было бы по меньшей мере неосмотрительно. Во всяком случае, уже в 1634 г. католическая церковь по декрету папы Урбана XIII признала князя Владимира святым, считая его крещенным «по латинскому обряду».

Глава 3

Преданья старины глубокой

О религиозной реформе Владимира Крестителя мы уже писали в начале этой части. Настало время присмотреться к этой запутанной истории повнимательнее. Из «Повести временных лет» следует, что незадолго до принятия Владимиром христианства на Русь косяком повалили священнослужители самых разных конфессий: были тут и мусульмане, и евреи, и греки, и загадочные «немцы из Рима». Удивительным образом все они собрались при дворе великого князя в один и тот же день и час, словно явились по некоему предварительному сговору, и каждый стал расписывать достоинства своего вероучения, не жалея красок. История эта, разумеется, насквозь легендарна, в чем не сомневаются даже историки классического направления. Подобными байками переполнены хроники всех стран и народов. Но мы с фактами в руках хотим доказать нечто принципиально иное: летописный рассказ Нестора ни в коем случае нельзя датировать XII в. («Повесть временных лет» оканчивается 1106-м г.). По нашему мнению, этот текст был написан (или, по крайней мере, основательно переделан и отредактирован) никак не ранее XVI в., и это обстоятельство меняет всю картину. Хрониста окружали совсем другие реалии, поэтому не подлежит сомнению, что при составлении своего труда он не мог не учитывать изменившейся политической ситуации и пожеланий начальства. Даже если автор и опирался на какие-то не дошедшие до нас источники, то исказил их до неузнаваемости, поскольку Несторова летопись несет на себе несомненную печать социального заказа.

Итак, послушаем беседу Владимира с посланцами разных вер. Первым взял слово мусульманин. На вопрос, какова ваша вера, он ответил: «Веруем богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с женами». В ходе разговора постепенно выясняется, что и в этой, земной жизни, можно, оказывается, «невозбранно предаваться всякому блуду». Не правда ли, мило, уважаемый читатель? Ревностный миссионер, облеченный высокими полномочиями и, надо полагать, прекрасно понимающий лежащую на нем ответственность (как-никак не каждый божий день приходится общаться с владетельными особами), едва ли не центральным пунктом своего вероучения и главным его достоинством выставляет одобренное свыше разрешение «предаваться всякому блуду». Понятно, что такой белиберды не могло быть не только в десятом столетии, но даже в двенадцатом, ибо бесповоротное размежевание между христианством и исламом произошло не раньше 1453-го г., когда турки-османы овладели Константинополем. А вот если мы предположим, что Нестор сочинял свою летопись веке в XV, а то и XVI, то тогда все становится на свои места. Нараставшее исподволь противостояние христианства и мусульманства достигло критической величины, поэтому хронист был просто обязан выставить иноверцев-магометан в самом невыгодном свете. А если при этом вспомнить, что русское летописание никак не отреагировало на крестовые походы, то остается только растерянно развести ручками. Согласитесь, уважаемый читатель, что все это выглядит довольно странно: с одной стороны, яростные выпады в адрес магометан, а с другой — полная безмятежность относительно войны западных единоверцев за гроб Господень (крестовые походы не нашли в русских летописях ровным счетом никакого отражения). А ведь такая война должна быть священной для всех христиан без исключения…

Еще одна весьма пикантная деталь. Нестор говорит, что ходоки-мусульмане пришли к Владимиру из Болгарии, не уточняя, правда, при этом из какой — Волжской или Дунайской. Годом раньше Владимир воевал с болгарами и победил их, о чем в летописи имеется соответствующая запись. Д. С. Лихачев в своих комментариях к «Повести временных лет» полагает, что речь в данном случае идет о дунайских болгарах. Но вся беда в том, что турки-османы завоевали Болгарию только в XIV в., поэтому принять ислам за четыреста лет до этих событий дунайские болгары никак не могли. Тогда, быть может, летописец имеет в виду Волжскую Болгарию? К сожалению, тоже не получается, поскольку Волжская Болгария (или Булгария) была страной, лежавшей на самой периферии цивилизованного мира, при слиянии Камы и Волги. Почти невозможно себе представить, чтобы ислам проник так далеко уже в десятом столетии.

Вернемся, однако, в Киев. Пристыженный мусульманин ушел не солоно хлебавши, так как Владимир без обиняков заявил, что такое безобразие никуда не годится и его подданным не подходит, потому что «на Руси веселие есть пити». «Немец из Рима», приняв к сведению прокол своего торопливого коллеги, был, напротив, сух и строг и объяснил, что их религия предусматривает «пост по силе; если кто пьет или ест, то все это во славу Божию, как сказал наш учитель Павел». Что же ответил великий князь папежским посланникам? «Идите вы к себе! — сказал Владимир. — Отцы наши не приняли этого». Не правда ли, любопытно? Оказывается, русским уже когда-то предлагали римскую веру, но они ее не приняли. Что здесь имеет в виду Владимир?

Но интереснее всего даже не это, а летописный текст, именующий римских посланцев «немцами». Дело в том, что слово «немец» имеет сравнительно позднее происхождение: в XVI в. так стали называть всех западных европейцев, говорящих «не по-нашему», т. е. не имеющих языка, немых. А вот в двенадцатом веке пришельцев из Европы обозначали совсем не так. Узнав о взятии Константинополя, другой летописец в 1206 г. пишет, что «Царьград завоеван и частью сожжен фрягами, или латинами». О «немцах из Рима» не говорится ни слова, поскольку соответствующая терминология еще не родилась.

Засим Владимир приступил к иудеям, спросив их: «А где земля ваша?» Ушлые попы отвечали, что как она была в Иерусалиме, так там и осталась. «А точно ли она там?» — засомневался недоверчивый князь. Тут послы засуетились и начали юлить, но в конце концов выложили всю правду-матку. Дескать, земля-то она землей, только вот какая незадача приключилась: разгневался Бог на отцов наших и рассеял народ израильский по разным странам, а землю нашу отдал христианам. Разумеется, после такого откровенного признания Владимир прогнал и евреев, справедливо заметив, что если бы Бог их любил, то не разогнал бы по чужим странам.

Этот отрывок производит очень странное впечатление. Во-первых, иудеев Владимир, в отличие от всех прочих, на диспут не приглашал — они явились сами. Во-вторых, это были хазарские евреи, каковое обстоятельство летописец специально подчеркивает. Все правильно, иудаизм был государственной религией в Хазарском каганате, о чем историкам прекрасно известно. Но если Владимир беседует с хазарскими миссионерами, то почему они толкуют об утрате своих земель? Никакие христиане никогда и ничего у хазар не отнимали. Если же речь идет о Палестине, вопрос запутывается окончательно. С VII в. Палестиной владели арабы, а под власть христиан она попала только в 1099 г., когда завершился первый крестовый поход. В Палестине возникли многочисленные христианские государства, просуществовавшие до 1187 г. Владимир умер в 1015 г., а разговор с послами, как мы помним, вообще происходит то ли в 986-м, то ли в 988-м. Получается какая-то нелепая картина. Большинство специалистов полагают, что летописный свод «Повесть временных лет» составлен во втором десятилетии XII в. Таким образом, летописец был современником первого крестового похода, результатом которого стал захват Палестины христианскими рыцарями, и должен был прекрасно знать, что двести лет тому назад, в годы правления князя Владимира, христиан в земле обетованной не было и в помине. С другой стороны, если он современник такого эпохального события, как первый крестовый поход, то почему ни единым словом о нем не обмолвился? Мы уже не раз говорили, что русские летописи самым загадочным образом вглухую молчат о крестовых походах. Если вслед за историками классического направления мы признаем, что русское летописание началось в XII в., то как объяснить все эти несообразности?

Выбраться из порочного круга, оставаясь в рамках традиционной истории, невозможно. А вот наша версия легко сводит концы с концами. Если первые летописные своды начали составлять не ранее XVI столетия, то все встает на свои места. Крестовые походы были к этому времени полузабытой древностью и не занимали хрониста. Все эти события стали уже такой седой стариной, что он мог легко перепутать, когда именно христиане овладели Палестиной — при князе Владимире или двумя сотнями лет позже. Находит естественное объяснение и ненависть к мусульманам, поскольку XVI в. — это время османской экспансии на запад и пик противостояния христианского мира и мира ислама. А вот в десятом и даже двенадцатом веке этого не было и в помине, потому что Магомет и его учение были преданы византийской церковью анафеме только в 1188 г. Наконец, в рамках нашей версии получают непротиворечивую трактовку и разнообразные летописные «блохи», вроде «немцев из Рима» и магометанской веры болгар.

К слову сказать, если бы хронист ориентировался в геополитической ситуации X в., он бы никогда не написал о том, как Владимир выясняет у иудеев, в чем заключается их вера. В описываемую эпоху Хазарский каганат занимал все Северное Причерноморье, да и в самом Киеве иудеев было более чем достаточно. Давайте послушаем известного историка-эмигранта Г. В. Вернадского: «Еврейская колония существовала там (в Киеве. — Л.Ш.) с хазарского периода. В двенадцатом веке одни из городских ворот Киева были известны как Еврейские ворота, что является свидетельством принадлежности евреям этой части города и значительного их количества в Киеве. Евреи играли значительную роль как в коммерческой, так и в интеллектуальной жизни Киевской Руси. По крайней мере, один из русских епископов этого периода Лука Жидята из Новгорода был, как мы можем полагать, еврейского происхождения. Иудаизм имел сильное влияние на русских в этот период, в результате чего русские епископы, подобно Илариону Киевскому и Кириллу Туровскому, в своих проповедях уделяли значительное внимание взаимосвязи иудаизма с христианством».

Конечно, вряд ли разумно (вслед за Л. Н. Гумилевым) представлять дело таким образом, что некие пришлые иудеи захватили власть в тюркской Хазарии, а затем и в Киев просочились. На протяжении последних двух тысяч лет таких подвигов за евреями историки не числят: почему-то нигде, кроме Хазарии, власть им захватить не удалось. Гораздо более вероятно предположить, что Хазарский каганат населяли родственные славянам народы, часть которых приняла иудаизм. Такие вещи сплошь и рядом случались в Средние века. Западные славяне, как известно, приняли христианство от Рима, но это вовсе не означает, что римляне переселялись в Польшу и Чехию. В ту далекую эпоху ареалы мировых религий еще не приобрели современных очертаний, поэтому в таком смешении вер нет ничего удивительного. Ну приняли западные славяне христианство от Рима, а восточные — то ли от Рима, то ли от греков, и что из того? А вот часть славян-хазар обратилась в иудаизм. В конце концов, даже в сегодняшней России есть несколько деревень, жители которых, будучи по крови русскими, исповедуют классический иудаизм.

Кстати, не помешает напомнить, что ортодоксальный иудаизм строго-настрого запрещает миссионерскую деятельность среди иноверцев, поэтому летописный рассказ о захожих послах-иудеях не выдерживает никакой критики хотя бы уже поэтому. Иудейская обрядность предельно ритуализована, и даже в наши дни желающего обратиться в веру Авраама, Исаака и Иакова трижды уговаривают отказаться от своего решения. Посему не подлежит никакому сомнению, что обращение в иудаизм хазар или киевлян было исключительно актом доброй воли. Между прочим, известный русский историк и государственный деятель В. Н. Татищев (1686–1750), опиравшийся в своих изысканиях на безвозвратно утраченные материалы, полагал, что хазары — это славяне, а киевские иудеи, по его мнению, говорили на славянском языке.

Так что «киевские евреи» — это почти наверняка славяне по крови, принявшие иудейскую веру. Уже поминавшийся нами епископ Лука Жидята происходил, скорее всего, из рода славян-иудеев и поэтому получил такое прозвище. К этому можно добавить, что отчество «Жидиславич» было достаточно распространенным в Киевской Руси. Наши былины тоже пестрят еврейской ономастикой: в них действует богатырь по имени Саул, а Илья Муромец сражается с богатырем Жидовином из земли Жидовинской. Обратите внимание: речь идет не о ростовщиках и купцах, а о доблестных витязях, с которыми не зазорно помериться силой славянским удальцам.

У неподготовленного читателя может вызвать недоумение то обстоятельство, что автор этих строк, ничтоже сумняшеся, населяет Хазарию славянами, словно бы забывая о том, что государство называлось Хазарским каганатом и, следовательно, во главе его должен был находиться каган. А каган — это вроде бы прозвание тюркское. Поспешим сие недоумение развеять. Изучая историю в средней школе и высших учебных заведениях, мы привыкли иметь дело с адаптированными текстами, в которых славянские владыки именуются князьями, в отличие от многочисленных сопредельных степняков, управляемых ханами и каганами. К сожалению, живая историческая реальность, как правило, всегда сложнее примитивных кабинетных схем. Как бы странно это ни прозвучало, но каганами были правители авар, болгар, славян и венгров. Академик Б. А. Рыбаков, которого ни в коем случае не заподозришь в приверженности к альтернативным историческим построениям, пишет буквально следующее (цитируется по книге А. Бушкова «Россия, которой не было»): «Византийский титул (царь. — Л. Ш.) пришел на смену восточному наименованию великих князей киевских „каганами“. В том же Софийском соборе на одном из столбов северной галереи была надпись: „Кагана нашего С…“ Заглавная буква „С“, стоявшая в конце сохранившейся части надписи, может указывать на Святослава Ярославича или Святополка Изяславича». Конец цитаты.

Киевский митрополит Иларион, написавший знаменитое сочинение «Слово о законе и благодати» говорит: «…великие и дивные дела нашего учителя и наставника, великого кагана нашей земли, Владимира…» Да и сама глава, откуда сия цитата позаимствована, называется внятно и четко: «Похвала кагану нашему Владимиру». Не хотелось бы ломиться в открытую дверь: любой непредубежденный читатель, хотя бы вскользь ознакомившийся с отечественным летописанием, прекрасно знает, что титулование владетельных особ в Киевской Руси не имело ничего общего с той дистиллированной выжимкой, которую преподносят нам авторы учебников по русской истории. Западноевропейские хронисты, нимало не озабоченные чувствительной русской ментальностью, добавляют лишнее лыко в строку. Скажем, так называемая Бертинская летопись повествует о прибывшем ко двору императора Людовика Благочестивого в 839 г. посольстве от русского кагана как о чем-то само собой разумеющемся.

Вернемся, однако, в родные пенаты, то бишь в терем великого князя киевского Владимира. Прогнав магометан, немцев и евреев, он обратился к грекам-византийцам. Быть может, хотя бы в этом ключевом эпизоде летопись свободна от нестыковок? Как бы не так, уважаемый читатель! Блаженны верующие, ибо их есть царствие небесное…

Слушая греческих послов, великий князь убеждается, что наконец-то он разыграл нужную карту. Долгие периоды велеречивых византийцев приводят его в некое подобие гипнотического транса, и Владимир уже не сомневается, что поступил абсолютно правильно, когда вдребезги разрушил созданное собственными руками языческое капище, утопив деревянных болванов в Днепре. Славянские Перун и Стрибог лежат на золотом песочке бок о бок с индоиранским Хорсом и финноугорской Мокошью. Спалив за собой все мосты, князь Владимир поворотился лицом к истинной вере. Но он не был бы великим государем, если бы удовольствовался только голой беседой с посланцами константинопольского патриарха. Тщательно взвесив все pro et contra, предусмотрительный Владимир направляет делегацию «из мужей славных и умных, числом десять», чтобы те посмотрели, как молятся Богу в мусульманских землях и у немцев, а также обратили особое внимание на греческое богослужение. Стоит ли говорить, что пышная византийская служба согрела душу великого князя более всего? Несторова летопись повествует об этом в таких выражениях: «И ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы, ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом».

Если вдуматься, то бестолковая какая-то история. Владимир со своими приближенными предстает в этом эпизоде дремучим дикарем, с восторгом взирающим на небывалые заморские чудеса. Складывается впечатление, что они слыхом не слыхивали, что существуют на свете иудаизм, ислам и христианство, и потому ведут себя как дети малые, рассматривающие блестящую игрушку с полуоткрытым ртом. Ну скажите на милость, уважаемый читатель, для чего нужно было посылать соглядатаев в «греческую землю» и транжирить казенные деньги, когда у тебя под боком, в родном Киеве, христианские храмы исправно функционируют по крайней мере с середины десятого века? Более тридцати лет назад твою родную бабку крестил чуть ли не сам византийский император, а теперь ты терзаешь каких-то заезжих проходимцев по поводу греческой веры.

Наконец еще одно немаловажное обстоятельство. По логике вещей следовало бы ожидать, что князь, совершивший деяние такого размаха, должен быть признан святым вскоре после своей смерти. И хотя летописцы нас уверяют, что он был весьма почитаем людьми первого после него поколения, на практике мы видим совсем другую картину. До 1240 г. Владимира никто не именовал Святым, а его имя даже не было внесено в месяцеслов или святцы. Канонизация Владимира состоялась только в XIII в., причем первоначально только в Новгороде, а всероссийское прославление крестителя Руси началось еще позже. Невольно закрадывается крамольный вопрос: а был ли такой князь вообще? Почему он носит языческое имя даже в церковных документах? При ближайшем рассмотрении оказывается, что культ святого Владимира имеет очень позднее происхождение. Его стали усиленно насаждать после 1888 г., когда Русская православная церковь торжественно отметила 900-летие крещения Руси. Как грибы после дождя, стали появляться возведенные в его честь храмы и получили широкое распространение иконы Святого Владимира как «прадеда Руси». Весьма любопытно, что традиционно в сонме православных святых почетное место занимал вовсе не князь Владимир, что было бы вполне естественно, а чудотворец Никола, едва ли не ставший вровень с Христом и Богородицей. Например, в XVII в. в одной только Москве было 128 церквей, посвященных Николаю Чудотворцу, а иностранцы даже величали его в своих записках «Русским Богом». Историки объясняют, что культ Николая Чудотворца получил такое распространение потому, что этот святой почитался первым помощником в делах земледельческих. Как бы там ни было, но такое наплевательское отношение к памяти крестителя земли русской все же представляется чрезвычайно странным.

Весьма примечателен и тот факт, что Владимир Святой был, оказывается, похоронен по языческому обряду: его тело вынесли через пролом в стене княжеского дворца в Берестове и «въялож ше на сани». Надо сказать, что ранний период христианизации Руси вообще вызывает очень много вопросов. Например, совершенно неясны первоначальная организация русской церкви и характер ее отношений с Константинополем. Историкам хорошо известно, что первым киевским митрополитом, рукоположенным византийским патриархом, был некто Феотемпт, который приехал в Киев около 1037 г. Ученые говорят, что до этого события никаких прямых отношений между константинопольским патриархом и русской церковью не было. Это может означать только одно из двух: или Русь еще не была крещена вовсе, или крещение первоначально пришло не из Византии.

С. Валянский и Д. Калюжный («Другая история Руси») полагают, что ложность раннего оформления русской церкви самым непосредственным образом вытекает из княжеского указа о десятине (996). Согласно этому указу князь гарантировал церкви десятину со всех русских земель, выплачиваемую из княжеской казны: «из (доходов) княжих дворов, десятая векша; из таможенных сборов, (собранное) каждой десятой недели, и из земельных владений (десятина с продукта) каждого стада и (десятина с уродившегося) с каждого урожая». По мнению авторов «Другой истории Руси», при таком раскладе сам князь должен был остаться без штанов, потому что производительность труда в те ветхозаветные времена была такова, что девять работников едва могли прокормить десятерых едоков, а избыток как раз составлял десять процентов. Когда через двести с лишним лет пришлось действительно платить десятину монголам, да еще и князя своего содержать, народ буквально взвыл от непомерности таких поборов.

Таким образом, мы вынуждены констатировать, что предание о Крещении Руси насквозь легендарно, а летописные источники не содержат практически ни одного надежного факта, на который можно было бы опереться для построения сколько-нибудь достоверной версии. Быть может, такой вывод кому-то покажется излишне категоричным, но мы тут не открываем никаких Америк. Состояние русского летописания всегда вызывало справедливые нарекания. Например, когда в 1735 г. Академия наук приняла решение публиковать летописи, это вызвало сильнейшее беспокойство в Синоде: «…В Академии затевают историю печатать… отчего в народе может произойти не без соблазна», поскольку в летописях «не малое число лжей, басней», а поэтому «таковых историй печатать не должно». (Цитата по книге С. Валянского и Д. Калюжного «Другая история Руси».) А так как мы уже не раз высказывали озабоченность по поводу состояния летописных источников и достоверности содержащейся в них информации, не помешает немного поразмышлять над историей русского летописания.

Глава 4

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Мы всегда в ответе за тех кого приручили…»...
Через медиума умершие Классики — Блок, Мандельштам и Цветаева (а также другие) заявляют свои «авторс...
Древнее пророчество гласило – царская дочь будет править всеми землями Нира!...
Объявляется белый танец специально для капитана милиции Дарьи Шевчук, по прозвищу Рыжая. Дама пригла...
Никто не знает, откуда берутся книги серии «Проект Россия». Неведомый источник продолжает хранить мо...
Галина Щербакова – писатель, давно известный и любимый уже не одним поколением читателей. Трудно не ...