Сыскари Леонов Николай
Косвенно такую возможность подтверждал и рассказ Чернослива – оказывается, свой фургончик Вольнов совсем недавно ставил на капитальный ремонт. Это вполне могло означать, что машину готовили к серьезной работе, доводили, что называется, до ума. Недаром Вольнов не назвал бывшему автомеханику адреса мастерской. Но, возможно, эта мастерская имеет какое-то отношение к армянскому кафе и к человеку с грузинским именем Нодар? Правда, в показаниях оставшихся в живых охранников не было даже намека на особую национальную принадлежность нападавших, но, с другой стороны, человек редко меняет круг своих знакомств, и если господин Вольнов впутался в преступление, то, скорее всего, не выходя из своего привычного круга.
Впрочем, все это пока были только предположения, и Крячко сильно надеялся, что, посетив кафе, где подвизался Вольнов, ему удастся составить более реальную картину.
Заведение он нашел без труда. Кафе называлось «Арарат», что подтверждало «армянскую версию» Чернослива. Впрочем, совсем не исключалось, что дух в этом заведении вполне интернациональный – в бизнесе нет предрассудков, в том числе и расовых.
В небольшом сумрачном зале пахло хлоркой и въевшейся в потемневшие стены масляной гарью. Впрочем, скатерти на столиках были девственно-белыми и хрустящими, а светловолосая официантка с грустным миловидным лицом вежливой и предупредительной.
Она подошла тут же, едва фигура Крячко возникла на пороге.
– Желаете пообедать? – Голос у девушки был проникновенный, почти ласковый. – Выбирайте любой столик. У нас сейчас тихо. Раздеться можно вот здесь, направо…
Крячко огляделся. Действительно, в кафе все было тихо и пристойно. Пузатый бармен за стойкой строго перетирал высокие стаканы, из приоткрытой двери кухни доносился аппетитный запах скворчащего мяса и мягкий стук ножей. За дальним столиком компания из четырех человек чинно поглощала дымящийся шашлык, запивая его красным вином из большой оплетенной бутылки. Двое из этой четверки были типичными кавказцами. Попивая вино, они о чем-то негромко беседовали.
– Для обеда вроде рано? – добродушно сказал Крячко, почесывая нос. – А вот пивка я бы, милая, выпил. Как у вас тут насчет пива?
– Вас какое интересует? – заботливо поинтересовалась официантка. – Импортное, наше? Присаживайтесь, я сейчас принесу.
– Да ты за меня не беспокойся, – улыбнулся Крячко. – Отдохни пока. А я вот у стоечки приткнусь, без затей… – И он, не раздеваясь, направился к бару.
Пузатый бармен с любопытством посмотрел на него, но продолжал невозмутимо делать свое дело. Мужской персонал здесь, похоже, знал себе цену.
– Салют! – произнес Крячко, облокачиваясь на стойку. – Как насчет кружечки светлого пива?
– Какое предпочитаете? – уважительно спросил бармен, откладывая в сторону полотенце.
– Все равно, – ответил Крячко. – Я человек простой. В мои времена пиво только двух сортов было – в бутылках и разливное. Поэтому я на такие пустяки внимания не обращаю, понимаешь?
Бармен приподнял одну бровь и молча нацедил полную кружку пива. Поставив ее перед клиентом, он выжидательно посмотрел на него.
– Еще что-нибудь? – спросил он.
Крячко обмакнул губы в пену, глотнул и заключил:
– Пока ничего, а там посмотрим!
Бармен кивнул и привычно потянулся за стаканом. Крячко с удовольствием отпил еще глоток и, будто вспомнив, сказал небрежно:
– Да, я ведь одного человечка ищу! Сказали, он тут часто бывает. Нодар его имя. Знаешь такого?
Крячко видел, как напряглось лицо бармена – всего на мгновение. Однако он тут же взял себя в руки и с прежней невозмутимостью проговорил:
– Нодар? Не припоминаю, – он убежденно покачал головой. – Вы говорите, он часто здесь бывает?
– Это не я говорю, – пояснил Крячко. – Народ говорит. А народ, как известно, никогда не ошибается.
Бармен безразлично пожал плечами.
– У нас многие бывают, – согласился он. – Приходят, кушают, вино пьют. Мы никому не запрещаем, если приличный человек.
– А Нодар, значит, приличный? – кивнул Крячко.
Бармен секунду помедлил и с расстановкой сказал:
– Не знаю Нодара. Ни разу не слышал.
Крячко подумал, что, пожалуй, произнес он это чересчур громко – с расчетом, чтобы слова услышали в зале. Да еще и подмигнул в этот самый зал – ну, не то чтобы подмигнул, но сделал что-то неуловимое глазом, чего посторонний и не заметит, а свой поймет сразу. Выдержав паузу, Крячко оглянулся.
Трапеза за тем, единственным столиком как будто бы закончилась. Двое русских, правда, еще сидели со стаканами в руках, напряженные, точно на групповом фотоснимке, зато оба кавказца явно торопились покинуть кафе. Один уже вовсю шагал к раздевалке, а другой, поднявшись из-за стола, то ли искал деньги расплатиться, то ли раздумывал, в какую сторону лучше улизнуть.
Крячко вспомнил поговорку про двух зайцев и не стал разбрасываться. Он тут же повернулся и пошел вслед за тем, что спешил в гардероб. Кавказец на это никак не отреагировал, но, дойдя до цели, вдруг сорвался с места и, как был, в одном костюме пулей выскочил на мороз. Входная дверь захлопнулась за ним с такой силой, что едва не выскочили стекла.
Крячко рванулся было за беглецом, но что-то его вдруг остановило. Он круто повернулся и увидел, что уже второй кавказец пытается дать деру, причем совершенно в ином направлении – через кухню. Одновременно с улицы донесся панический рык автомобильного мотора, и Крячко сообразил, что первого кавказца ему, пожалуй, уже не догнать. «Этого мы теряем, – с черным юмором подумал Крячко. – Ну и черт с ним!»
Уже не отвлекаясь, он бросился догонять второго. Все это произошло в одну секунду. Кавказец с заметно побледневшим лицом метнулся к внутренним дверям зала, по пути опрокинув под ноги Крячко столик. Помещение наполнилось грохотом и звоном.
Крячко, чудом не упав, перепрыгнул через ощетинившийся ножками столик, выругался и следом за кавказцем влетел в наполненную паром кухню. На мгновение здесь воцарилась немая сцена – серьезные мужчины с ножами в волосатых руках замерли возле своих плит и разделочных досок. Слышался только свист подгорающего масла и гул газа в горелках.
Крячко не стал задерживаться и выскочил в ту же дверь, что и кавказец. Он очутился на заднем дворе, где стоял грузовик с опущенным бортом, какие-то металлические бочки и пирамида пластмассовых ящиков из-под пива. Едва Крячко появился, как эта пирамида обрушилась на него – не без посторонней помощи, конечно. Увертываясь от сыплющихся на него ящиков, Крячко пробился вперед и увидел, как из-за угла, сжигая покрышки, вывернула черная «Волга». Беглец мчался прямо к ней.
«Да у них тут все продумано! – удивился Крячко и прямо на бегу достал свой пистолет. – Эти ребята не фруктами торгуют! Они сами – фрукты…»
Он, не раздумывая, выпалил вверх и не своим голосом заорал:
– Стоять! Милиция!
В ответ в окрестных домах захлопали форточки, но кавказец даже не оглянулся. Он был уже рядом с «Волгой» и что есть силы рванул на себя дверцу. Крячко остановился, задержал дыхание и в последнюю секунду успел прицелиться в заднюю шину «Волги». Выстрел прозвучал одновременно с хлопком дверцы. Машина сорвалась с места и выкатилась со двора. Но из-за простреленного колеса она не смогла сразу набрать скорость, и ее поволокло вправо. Воодушевленный Крячко бросился догонять.
«Волга» с морозным скрипом развернулась на мостовой, и вдруг боковое окошко в ней разлетелось вдребезги, и оттуда по Крячко хлестнул выстрел. От неожиданности он поскользнулся на тротуаре и хлопнулся оземь, потеряв шапку.
Возможно, эта неловкость спасла ему жизнь. Потому что несколько пуль просверлили воздух как раз в том месте, где только что возвышалась его фигура. «Волга» зарычала и, набирая скорость, покатила прочь, юля и шлепая изжеванной покрышкой. Оголившийся обод высек из ледяного асфальта плотный пучок искр.
Крячко не спешил подниматься. Улица, как нарочно, была пуста, и было грех не поупражняться в стрельбе из положения лежа. Но он расстрелял всю обойму, прежде чем удалось подбить второе колесо убегающей «Волги». У ближайшего перекрестка машина вдруг замерла, ее пассажиры выскочили из салона и бросились наутек – оба в разные стороны.
Крячко не стал перезаряжать магазин и сразу помчался в погоню. Он не стал ломать голову над выбором и сел на хвост тому же типу, которого гнал через кухню. Стрелял, несомненно, он и, вероятно, был особенно опасен.
У кавказца было несколько секунд форы, и он использовал их в полной мере. Когда Крячко забежал в проходной двор, в подворотне которого только что скрылся беглец, там уже никого не было, кроме мирных обывателей, занятых своими делами.
Крячко с досадой оглянулся. На крышах домов серебрился снег. В дальнем углу двора какая-то женщина ругалась с дворником. У ближайшего подъезда дурачились парни, по виду школьники. Мужчина в норковой шапке обметал снег с вишневых «Жигулей». На Крячко он посмотрел спокойно, без любопытства. Только когда заметил в его руке пистолет, заметно изменился в лице.
– Я из милиции, – буркнул Крячко, подходя ближе. – Тут должен был пробегать такой… смуглый, без пальто. Не видели, куда побежал?
Мужчина молча покачал головой. По его глазам было ясно, что он все видел, но еще не прикинул, что выгоднее – смолчать или признаться. «Так и будет теперь весь день прикидывать – до самой ночи, – зло подумал Крячко. – Времени нет, а то бы я с тобой разобрался, пацифист хренов!»
Он повернулся и заметил, что парни, канителившиеся у подъезда, робко подобрались к нему поближе. Они тоже углядели пистолет, и это неожиданным образом расположило их к незнакомому сердитому мужчине с непокрытой головой. Возможно, они приняли Крячко за «крутого». А может быть, они не очень правильно понимали национальный вопрос.
– А мы видали, куда этот «черный» в пиджаке побежал, – вдруг сказал парнишка, который выглядел старше остальных. – Он вон в тот подъезд напротив запрыгнул. Летел как угорелый… А это вы сейчас стреляли?
– Вы вот что, братва, – деловито сказал Крячко, перезаряжая оружие. – Валите-ка со двора подальше! Пуля, она, как известно, дура, а вам еще жить и учиться. Строить, как говорится, новую Россию. Я-то, конечно, буду стараться аккуратнее, а вот за других не отвечаю. Этот в пиджаке – человек опасный.
– Так плюньте вы на него! – посоветовал кто-то юношеским баском. – В другой раз подкараулите. С пацанами.
– Он мне сейчас нужен, – возразил Крячко. – А пацанам пусть пока кто-нибудь из вас звякнет, ладно? Они мигом приедут. Вы только наберите 02 и скажите, что по вашему адресу полковник Крячко преступника преследует. Мне самому теперь некогда.
Сказав это, Крячко пробежал через двор и скрылся в указанном подъезде. Ему не очень верилось, что подрастающее поколение выполнит просьбу. Ему даже показалось, что на юных лицах отразилось нескрываемое разочарование, когда выяснилось, что человек с пистолетом – всего-навсего мент, а не «правильный пацан», на которого хочется равняться. Значит, приходилось рассчитывать только на свои силы. «Лишь бы этот сукин сын не ушел! – думал Крячко, осторожно выглядывая наверх из-под лестницы подъезда. – Запросто ворвется в любую квартиру, а там через балкон… Эх, знать бы заранее, так хоть бы стажера какого с собой захватил! Крутись теперь, как угорь на сковородке…» Ему пришло в голову, что милиция все равно должна вскоре подъехать – стрельбу и погоню наблюдали многие – кто-нибудь из свидетелей наберет 02 непременно.
Напарника катастрофически не хватало, но мечтать о несбыточном Крячко не собирался. В крайнем случае в активе у него все равно оставались брошенная «Волга», кафе «Арарат» и, возможно, одежда обоих беглецов, но на это Крячко рассчитывал в последнюю очередь. Одежду было кому прибрать. Крячко не сомневался, что в кафе сейчас объявлен срочный шмон в целях сокрытия следов, которые могут указать на связь между хозяевами и неспокойными клиентами. Занятие, по мнению Крячко, бесперспективное, потому что в таком случае лучше всего уничтожить все заведение целиком. А так рано или поздно найдется доброжелатель, который шепнет оперативникам заветное словечко. Просто времени жалко. Но кто мог знать, что Крячко попадет с утра в такой переплет? Все морги давно вылетели у него из головы.
В подъезде было тихо. Возможно, худшее уже свершилось, и преступник затаился в какой-то квартире, заткнув хозяевам рот. Или того чище – давно уже бежит рысцой по переулкам, с каждой минутой удаляясь от того места, где мается полковник Крячко с пистолетом.
Но вполне могло получиться и по-другому. Народ сейчас неохотно отпирает двери незнакомцам. Многие вообще на работе. Преступник тоже в цейтноте. Не исключено, что он застрял в подъезде в надежде, что пронесет.
Крячко осторожно стал подниматься по ступеням и вскоре с удовлетворением понял, что, кажется, не ошибся. Он не мог сказать, в чем тут дело, но по каким-то почти неощутимым признакам он чувствовал присутствие в подъезде постороннего. И, чем выше поднимался, тем это ощущение становилось реальнее. Там наверху кто-то прятался! Его напряженное дыхание едва уловимым эхом тревожно шелестело вдоль стен.
Когда перед ним остался последний пролет, Крячко остановился и крикнул:
– Все, вагон идет в депо! Выходи! Медленно и с поднятыми руками! Стрелять буду без предупреждения.
Ответом ему была тишина. Но Крячко мысленным взором отчетливо видел этого типа, взъерошенного, бледного, по-звериному готового к прыжку и драке. Ждать было бессмысленно – в любую минуту кто-то мог выйти из квартиры, и тогда все неминуемо осложнилось бы. Приходилось рисковать. Крячко шагнул на следующую ступеньку.
И в этот момент во дворе завыла милицейская сирена. У Крячко немного отлегло от сердца, и тут сверху вдруг донесся хрипловатый неприятный голос, говоривший с заметным южным акцентом:
– Спокойно, мент! Я выхожу. Смотри, не шмальни! Я без оружия.
Последняя фраза прозвучала с явной издевкой, и Крячко всполошился. «Сбросил ствол! – подумал он. – Когда же успел?» И вдруг его будто что-то кольнуло – мусоропровод! В подъезде имелся мусоропровод. «Просеять сквозь самое мелкое сито! – решил он мысленно. – Пушка наверняка там».
Сверху размеренно и лениво зашаркали шаги. С лестницы прямо на Крячко спускался стройный смугловатый парень в помятом костюме. Руки его были сцеплены на затылке. В глазах была ненависть.
Глава 4
Молодые и тренированные болеют редко, размышлял Гуров, но на дворе зима, грипп, все может быть. Для Валеры Голубцова было бы, конечно, лучше, если бы он и вправду заболел. В противном случае его поведение выглядело бы предельно подозрительным. Из устной характеристики, которую дал Голубцову Вагин, следовало, что этот молодой человек отнюдь не склонен к легкомыслию, исправно выполняет свои обязанности и постоянно совершенствует профессиональные навыки. В качестве единственного недостатка начальник отметил замкнутость Голубцова, его не слишком простой характер.
– Он всегда держится немного обособленно, понимаете? – объяснил Гурову Вагин. – Ни с кем из ребят дружбы не завел. Смену отбарабанил – и домой. Что у него на самом деле за душой, никто не знает… Вот сказал вам об этом, а у самого на душе кошки скребут. Вроде как пальцем на человека указал – держи вора! А Голубцов, может, ни сном ни духом…
– Да ведь никто и не говорит, – ответил на это Гуров, усмехаясь. – Я ведь, господин Вагин, человек конкретный. Мне доказательства подавай, улики! А то, что человек с кем-то там дружбы водить не хочет, – за это в тюрьму не сажают. Вы не беспокойтесь, мы все проверим самым тщательным образом.
Проверять Гуров поехал домой к Голубцову – в Нагатино, где тот проживал на улице Высокой вдвоем с матерью. Его появления там явно не ждали. Мать Голубцова – худощавая женщина лет пятидесяти, с поблекшим сероватым лицом, на котором отсутствующее выражение странным образом мешалось с озабоченностью, не хотела открывать Гурову дверь. Даже внимательнейшим образом изучив через дверную цепочку его служебное удостоверение, Валентина Ивановна – так звали Голубцову – долго колебалась, прежде чем позволила оперуполномоченному переступить порог.
– А зачем? У Валеры нет никаких дел с милицией, – настойчиво повторяла она. – И вообще он сейчас болен. Может быть, вы его с кем-то спутали, а теперь пугаете меня. Мало ли в Москве Голубцовых! Теперь у меня наверняка давление подымется…
– Вы извините за беспокойство, Валентина Ивановна, – в десятый раз повторил Гуров. – Но спутать вашего сына мы ни с кем не могли. Ведь он работает охранником в агентстве «Триггер»? Ну вот видите! Мне просто нужно задать ему несколько вопросов по работе. Это связано с преступлением, оттого такая срочность.
– А при чем тут Валера? – подозрительно спросила Голубцова. – Там у них больше некому ответить на ваши вопросы, что ли?
– А мы всех опрашиваем. Ваш сын, естественно, не исключение. Кстати, он что-нибудь рассказывал вам о своей работе?
– Как же, рассказывал! Да из него лишнего слова не вытянешь! – с некоторой обидой сказала Голубцова. – Спросишь, что на работе, а он – да все нормально, мать, – вот и весь рассказ!.. А что? Что-нибудь случилось?
– Да так, неприятности, – уклончиво ответил Гуров. – На объекте, что ваш сын охранял, одна вещица пропала. Его, правда, на работе в тот день не было, но, может, он что-нибудь знает…
– Да что же он знать может, если, сами говорите, его не было! – с вызовом парировала мать. – Больного только зря будете беспокоить!
– Да я совсем недолго, – пообещал Гуров. – Всего два вопроса. Вы проводите меня к сыну, пожалуйста, а я постараюсь не задерживаться. У него простуда, по-видимому?
И вдруг Голубцова растерялась. Гуров увидел, как у нее задрожали руки, а лицо вдруг сделалось жалким и пошло розовыми пятнами.
– Так это… – пролепетала она. – Я даже не знаю… Понимаете, Валеры нет дома.
– Как это нет? – нахмурился Гуров. – Вы звонили, что он тяжело болен – высокая температура… С какой стати он вдруг на прогулку отправился?
– Ну вот еще, на прогулку! – Голубцова пыталась хорохориться, но у нее это плохо получалось. – Он в поликлинику пошел.
– Почему же не вызвали врача на дом? – строго спросил Гуров. – Впрочем, вам виднее. В таком случае я подожду, пока ваш сын вернется.
Голубцова растерянно завертела головой.
– Может быть, вы лучше завтра зайдете? – без особой надежды спросила она.
– Валентина Ивановна! Вы чего-то не договариваете! – повысил голос Гуров. – Вы же умная женщина, должны понимать, что ваши слова мы можем без труда проверить. Поэтому объясните-ка лучше толком, что тут у вас происходит. Очень не хотелось бы напоминать, что грозит тому, кто пытается ввести в заблуждение правоохранительные органы. Давайте поэтому просто руководствоваться здравым смыслом. Итак, где ваш сын?
И тут произошло то, чего Гуров боялся больше всего, – Голубцова внезапно закрыла лицо руками, зарыдала и быстро ушла на кухню. Он, не раздеваясь, прошел следом на кухню. Голубцова сидела у стола, уткнув лицо в рукава домашнего халата. Ее худые острые плечи содрогались от рыданий. Гурову стало неловко, и он постарался замаскировать это напускной строгостью. Найдя чистый стакан, он налил в него воды и поставил на стол перед плачущей женщиной.
– Выпейте воды, вам сразу станет лучше, – сказал Гуров. – И возьмите себя в руки, Валентина Ивановна! Слезами горю не поможешь, как известно. Если ваш сын что-то натворил, нужно думать, как ему помочь. Если совесть его чиста, для чего эти слезы?
Однако успокоить расстроенную женщину оказалось совсем непросто. Прошло еще не менее десяти минут, прежде чем Валентина Ивановна смогла продолжать разговор. Все еще всхлипывая и пряча опухшие, покрасневшие глаза, она жалобно пролепетала:
– Почему вы пришли? Что натворил мой Валера? Он никогда ни во что не ввязывался. Почему милиция им интересуется?
Гуров, раздосадованный тем, что беседа снова уходит в другое русло, тем не менее заставил себя терпеливо повторить нехитрую историю о неведомых неприятностях на работе и о необходимости опросить всех охранников. Но Голубцову это объяснение не слишком удовлетворило.
– Вы чего-то не договариваете, – повторила она слова Гурова. – Если ничего особенного не случилось, зачем вы беспокоите больного…
Тут Валентина Ивановна осеклась и с испугом посмотрела на Гурова – простым повторением слова «болезнь» ей удалось убедить себя в том, что сын и в самом деле болен, но время от времени она вспоминала об истинном положении дел и тогда ужасно боялась, что ей не поверят. Гуров, разумеется, не поверил.
Он попытался прикинуть в уме, насколько искренне ведет себя Голубцова, и что она знает о похищении знаменитого бриллианта из здания, которое охранял ее сын. Об этом происшествии были сюжеты в теленовостях, но еще вопрос – смотрит ли Валентина Ивановна новости. Замкнутые люди и в семейном кругу не слишком-то раскрываются. Не исключено, что сын не был с матерью откровенным вовсе, и тогда он, Гуров, вообще ничего не узнает.
– Вы что-нибудь слышали про выставочный центр «Северное сияние», Валентина Ивановна? – спросил Гуров.
Голубцова непонимающими глазами посмотрела на него. Ее не интересовал какой-то там центр – все мысли ее сейчас вертелись вокруг обожаемого сыночка. И это было совершенно естественно.
– Не знаю, – равнодушно ответила Голубцова. – При чем тут это? Чего вы от меня хотите?
– Совсем немного, Валентина Ивановна, – сказал Гуров. – Я должен поговорить с вашим сыном. Или хотя бы знать, где он. Ведь он не болен, верно? Почему же он не пошел на работу и заставил вас врать по телефону?
– Он не заставлял, – упрямо сказала Голубцова. – Мальчик просто устал. У него такая напряженная работа – ночные дежурства и вообще… Он говорил, что хочет отдохнуть, побыть лишний день дома, а рано утром вдруг собрался и ушел.
– Куда?
– Я не знаю куда! – почти истерически выкрикнула Голубцова. – Я сама уже вся извелась! Не знаю, где он, что он… Но ведь он никогда не скажет, куда идет. Если у вас есть взрослые дети, вы должны меня понять.
– Нет, детей у меня, к сожалению, нет, – покачал головой Гуров. – Но я вас вполне понимаю. Дети вырастают, у них своя жизнь, они куда-то уходят, а нам остается только ждать. Все, что могли, мы уже сделали, и поправить ничего нельзя. Что выросло, то выросло.
Голубцова, не слушая его, достала из кармана халата носовой платок, промокнула глаза и высморкалась. Потом она так и осталась сидеть – повесив голову и горестно опустив плечи. Гуров выждал несколько секунд и сказал:
– Ну что же, раз вы не знаете, где сын, тогда я попрошу вас об одном одолжении, Валентина Ивановна. Вернее, о двух. Когда он появится, пусть сразу же свяжется со мной, ладно? Вот по этому телефону… А сейчас, с вашего позволения, я бы взглянул на комнату вашего сына. Это возможно?
– На комнату? – недоверчиво переспросила Голубцова. – Для чего? Странно. Ну, если это вам необходимо…
Она поднялась и, не оглядываясь, пошла к двери, убитая горем, сразу сделавшаяся словно меньше ростом. Глядя на эту женщину, легко можно было представить, как мало по-настоящему счастливых дней было в ее жизни.
Комната Валерия ничем особенным не выделялась – разве что подчеркнуто спартанской обстановкой, да тщательно, по-армейски заправленной кроватью. Никаких предметов роскоши, даже дешевого магнитофона. Десятикилограммовые гантели в углу, на полке – книги из серии «Коммандос», журналы «Солдат удачи», «Оружие», «Телохранитель» и прочее в том же духе. Широтой интересов хозяин комнаты не отличался. Удивило Гурова только присутствие среди литературы глянцевой брошюрки «Курортное побережье Греции» – обложку украшала фотография кремово-загорелой брюнетки на фоне ослепительно синего неба – она явно выбивалась из общего угрюмого ряда всевозможных «секьюрити» и «коммандос», и Гуров подумал, что вряд ли она здесь случайно.
Он осторожно взял брошюрку, перелистал в надежде обнаружить какие-нибудь пометки, но не найдя, поставил на место.
– Ваш сын мечтал побывать в Греции, Валентина Ивановна? – спросил он.
Голубцова уставилась на него с каким-то даже страхом – ей, наверное, показалось, что над ней издеваются.
– В Греции? Побывать в Греции? Зачем? – словно в забытьи пробормотала она. – Нет, он никогда об этом не думал. Почему вы так сказали? Вы что-то знаете?
– Нет, просто увидел вот эту книжку, – сказал Гуров.
Голубцова равнодушно проследила, куда указывает его рука, и отчаянно замотала головой.
– Он просто любит читать книжки, – заявила она. – Он не собирался никуда ехать!
Она говорила с такой горячностью, будто желание ее сына поехать куда-то могло свидетельствовать о его преступных наклонностях.
– Да я вам верю, – мягко сказал Гуров. – Почему вы так волнуетесь? Я просто спросил. Сейчас многие ездят отдыхать за границу…
– Только не мы, – отрезала Голубцова. – Мы не настолько богаты.
Гуров хотел заметить, что для этого совсем не требуется баснословного богатства, но счел за благо промолчать. Судя по всему, Голубцова была воспитана в строгих правилах, и поездка за кордон до сих пор представлялась ей чем-то невероятным, дорогостоящим и почти запретным.
Гуров еще раз окинул взглядом скромное убранство комнаты, подумал о том, что Валерий Голубцов действительно личность предельно скрытная и даже в своих бытовых проявлениях ничем себя не выдающая, и решил больше не ждать у моря погоды.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал он Голубцовой. – Спасибо за помощь. Так в случае чего… Телефон мой у вас теперь есть. И не волнуйтесь. Все утрясется. Просто советую в следующий раз как-то иначе решать вопрос об отгулах. Никакое начальство не любит, когда ему врут. Представьте, что вместо меня сюда пришел бы кто-нибудь с работы вашего сына… И вам неудобно, и ему лишние неприятности.
Мать слушала его, никак не реагируя. Наверное, у нее имелось свое мнение насчет того, как следует вести себя с начальством. Слова Гурова только уязвляли ее самолюбие. С этой женщиной не так-то просто было наладить контакт. Гуров поклонился и пошел к выходу.
Голубцова догнала его уже в прихожей. Гурову показалось, что она хочет что-то сказать ему напоследок, но она так ничего и не сказала и, комкая в руках промокший платок, просто ждала, когда он покинет ее дом. Гуров не стал больше испытывать ее терпение и уже протянул руку к замку, как вдруг по другую сторону двери послышался какой-то шум, лихорадочный скрежет ключа в замочной скважине, и через мгновение дверь распахнулась. В квартиру влетел молодой человек с непокрытой головой, в зеленой капроновой куртке с утеплителем.
Но в каком он был виде! Блуждающие дикие глаза, широкая ссадина на лбу покрыта коркой запекшейся крови, одежда вымазана грязью и во многих местах изорвана, а левый рукав тоже пропитан кровью. Он был смертельно-бледен – то ли от страха, то ли от ранения.
– Мать, быстро… – захрипел он с порога каким-то странным, надорванным голосом и тут же, увидев Гурова, замолчал.
Но прежде чем Гуров успел что-нибудь предпринять, молодой человек стремительно попятился, выскочил на лестничную площадку и с грохотом захлопнул перед ним дверь.
Голубцова страшно закричала и вдруг, оборвав крик, мягко рухнула на пол в прихожей. Гуров, беззвучно чертыхаясь, крутил рычажок замка. Снаружи доносился удаляющийся топот – молодой человек мчался прочь, перепрыгивая через ступеньки.
Ему удалось наконец справиться с замком. С чудовищным грохотом пересчитывая ступеньки, Гуров думал только об одном: настичь во что бы то ни стало!
Он выскочил на улицу в тот момент, когда Голубцов уже подбегал к дожидавшемуся его на противоположной стороне улицы такси. Судя по всему, именно на этом такси он приехал с расчетом на нем же и отбыть – в самые кратчайшие сроки. Голубцов куда-то очень торопился.
Но тут произошло нечто совершенно непредвиденное. Таксист, видимо, с самого начала отнесшийся к странному пассажиру с предубеждением, увидев его спасающимся от кого-то бегством, дрогнул и предпочел не искать неприятностей. Его автомобиль вдруг сорвался с места и, набирая скорость, исчез в потоке машин. Гуров едва успел запомнить номер.
Голубцов не сразу понял, что произошло. Он с разгону вбежал на тротуар и с очумелым видом уставился на то место, где только что стояло такси. Потом лихорадочно завертел головой и вдруг снова бросился бежать, пытаясь скрыться в ближайшей подворотне. Гуров кинулся за ним.
Но сюрпризы на этом еще не закончились. Едва Валера вбежал под арку ближайшего дома, как откуда-то из-за угла неожиданно выпрыгнула белая «Ока» и в нарушение всяких правил наискосок помчалась по тротуару.
Гуров еще не успел пересечь улицу, как «Ока» скрылась в той же подворотне, и оттуда тут же донесся глухой удар, чей-то душераздирающий крик и короткий треск автоматной очереди. Гуров прибавил ходу и влетел под арку.
Все было кончено. Голубцова, видимо, сначала сбили, а потом прямо из машины прошили контрольной очередью. Его скорчившееся тело лежало в подмерзающей луже крови. Белая «Ока» на глазах у Гурова выехала со двора с противоположной стороны и скрылась. Он рванул из кармана мобильник и быстро набрал номер.
– Дежурный? Это полковник Гуров говорит. Срочно поднимай тревогу! Нужно перекрыть все выезды из Нагатина. И бригаду – на улицу Высокую. Здесь убийство…
Глава 5
– Итак, уважаемые, шороху вы наделали немалого, – заявил генерал Орлов, едва Гуров и Крячко переступили порог его кабинета. – Взяли, как говорится, с места в карьер. Подумать только, в один день две перестрелки, труп, вся милиция поднята на ноги…
По тону генерала было не очень понятно, нравится ли ему такая активность или нет. Он сдерживал эмоции, как бы предлагая оперативникам самим оценить свои действия.
– Ну, чего молчите? – продолжил Орлов, пытливо вглядываясь в их лица. – Докладывайте, что за кашу вы там заварили!
– Да, каша заварилась крутая, – согласно кивнул Гуров. – Но это показывает, что мы на правильном пути. Жаль только, что все произошло так неожиданно. Мы оказались не готовы к такому стремительному повороту событий. Я оказался не готов. Никак не предполагал, что визит к Голубцову так закончится. Мы потеряли свидетеля, а мать – единственного сына. Очень печально. Кстати, сама Голубцова сейчас в больнице. Врачи говорят, состояние критическое. Смерть сына подкосила ее в один момент.
– А кто убил Голубцова, выяснили?
– Увы! Преступники успели скрыться раньше, чем милиция перекрыла улицы. Нашли брошенный автомобиль «Ока», но, как и следовало ожидать, она угнана сегодня утром в западном районе города – толку нам от нее мало.
– Значит, концы опять в воду! – мрачно констатировал генерал.
– Ничего подобного! – запротестовал Крячко. – А я? Я взял кренделя, который был напрямую связан с владельцем черного фургона! Есть сведения, что Вольнов работал в последнее время на Нодара Саная, уроженца города Тбилиси. В Москве даже не зарегистрирован. При задержании оказал вооруженное сопротивление. Плюс в его автомобиле обнаружены наркотики и оружие. Плюс кафе «Арарат», где, похоже, целое осиное гнездо…
– Он дал показания? – резко спросил Орлов.
– Ну-у… Не совсем, – замялся Крячко.
– Понятно. Значит, совсем не дал, – отрезал Орлов. – А вам известно, уважаемые, что адвокат этого типа уже подал протест, и, скорее всего, гостя из солнечного Тбилиси уже сегодня выпустят на свободу?
– Бред какой-то! – возмущенно воскликнул Крячко. – Он в меня стрелял! Какой протест?
– А свидетели? – ядовито спросил Орлов. – Кто может подтвердить твои слова? Насколько мне известно, свидетелей не имеется. В кафе вообще никто ничего не видел, ты взял безоружного человека. Где его пистолет?
– Он его сбросил, – хмуро сказал Крячко. – Но мы его найдем.
– Так же, как наркотики в машине? – презрительно спросил генерал. – Можете, кстати, засунуть их себе в задницу, потому что процедура изъятия была оформлена ненадлежащим образом. Ни один суд не примет этих доказательств во внимание.
– Это мужики из местного отделения лажанулись, – со вздохом сказал Крячко. – Пока я с этим гадом возился…
– Вот и получается, что ничего у нас на этого человека нет, – заключил генерал. – Стрелял один ты, машина не имеет к Нодару Саная никакого отношения, наркотики тоже. Получается, что ты напал на мирного человека, подвергал его жизнь и жизни окружающих людей смертельной опасности, а потом произвел незаконное задержание и оказывал давление на допросе…
– Ну уж тут вот! – сказал Крячко, в сердцах изображая неприличный жест. – Не было никакого давления. У меня на этот случай тоже свидетели имеются.
– Ладно, здесь адвокат, пожалуй, погорячился. Давление исключаем, – неожиданно легко согласился Орлов. – Значит, и выходит у нас с тобой ничья. По нулям, так сказать. Законопослушный гражданин Республики Грузия, гость нашей столицы Нодар Саная выходит на свободу и делает нам ручкой. Очень милая картинка.
– Ничего катастрофического, – вставил Гуров. – Нужно просто повнимательнее присмотреться к бизнесу, которым занимается тут Саная. Раз привык таскать с собой ствол, значит, не все так просто.
– А я разве сказал, что просто? – вдруг разозлился Орлов. – Сложно! Как раз все сложно, уважаемые! Если ваш Саная и имел какое-то отношение к господину Вольнову, то теперь об этом можно забыть. Теперь он заляжет на дно или, еще чище, укатит к себе в Грузию.
– Ну, все не укатят, – возразил Гуров. – Он же был в машине не один. И в кафе тоже. И вообще, кафе с собой в Грузию не повезешь. Тем более что оно – «Арарат». Эту точку надо взять под пристальное наблюдение. Наверняка узнаем массу интересного. Да и с Саная, я считаю, спешить не стоило бы. Поскольку у него даже регистрации нет, а показания оперативного работника заслуживают более пристального внимания со стороны суда…
– Это Крячко, что ли? – прищурившись, спросил Орлов. – Обязательно! Суд только и ждет, когда Крячко скажет свое заветное слово! Нет, дорогие, у нас теперь, сами знаете как: в области юриспруденции мы движемся по пути всех цивилизованных государств. И если уж вы собираете на кого-то доказательную базу, так собирайте ее так, чтобы комар носа не подточил. Чтобы не оставалось всяких там заусенцев и крючков, за которые будут потом цепляться ушлые адвокаты…
– Да когда ее собирать, базу? – обиженно сказал Крячко. – Я его поймал-то в последнюю минуту! Рискуя жизнью, между прочим. И я же оказываюсь в положении обвиняемого! Хороша юриспруденция!
– Юриспруденция нормальная, – убежденно заявил Орлов. – А вот некоторые оперативники у нас привыкли действовать кавалерийским наскоком. Надо перестраиваться, господа!
– Доперестраивались уже! – буркнул Крячко, отворачиваясь. – Дальше некуда.
– Ладно, что выросло, то выросло, – примирительно сказал Гуров. – Лишнее подтверждение тезиса, что не царское это дело – налетчиков хватать. У нас скоро вообще тишь да благодать будет. Опера по бульвару будут с тросточкой прогуливаться да с законопослушными бандитами раскланиваться… Ну да это присказка, Петр, не хмурься! Послушай, что я тебе скажу – нехай суд этого Нодара выпускает. Объективно-то рыльце у него в пуху – от Крячко убегал, отстреливался, в машине героин обнаружен… Да тут такой букет, что лет на пятнадцать потянет! Я вот что предлагаю… Нодара за недостаточностью улик выпустят? Значит, нужно раздобыть этих улик в достаточном количестве. Никуда он не денется. Просто пусть он проходит по тому же уголовному делу, что и дружок его Вольнов. Ведь есть факты, что этот Саная использовал тот же автомобиль, что и бандиты, напавшие на выставочный центр? Вот пусть и ответит. Да еще сделать запрос в Министерство внутренних дел Грузии – вдруг они по нему там давно скучают? Мало ли случаев, когда люди под угрозой высылки делались куда сговорчивее?
– Шантаж предлагаешь? – с любопытством спросил Орлов.
– Дело предлагаю! – возразил Гуров. – А если на поводу у адвокатов идти, то лучше просто все тюрьмы поотпирать и по домам разойтись.
– Да ведь никто не подтвердил знакомства Нодара и Вольнова, кроме безработного пьяницы! – сказал Орлов. – Да и тот сделал это неофициально. Кроме того, мы не знаем, того ли Нодара он вообще имел в виду.
– Того-того, – поспешно сказал Крячко. – Сколько же их в этом «Арарате» – рота, что ли? Тут этот-то один чуть не сбежал…
– Все равно, показания соседа мало что значат, – махнул рукой Орлов. – Поди туда, не знаю куда… Только на одном этом основании выдвинуть обвинения против Нодара не получится. Вот насчет запроса в Грузию – это мысль. Тут я обещаю поспособствовать.
– А наружка? – спросил Гуров.
– С какой стати? – возразил Орлов. – Раз невиновен, значит, нет поводов для наблюдения. Только на свой страх и риск. Опять же, какую силу добытые таким способом доказательства будут иметь в суде? А вам сейчас алмаз искать надо!
– Но машина! Черный фургон! – воскликнул Крячко. – Это ж прямая ниточка к алмазу!
– В общем, решайте сами, – махнул рукой Орлов. – Запрещать я вам ничего не буду, но и поддерживать в заблуждениях не собираюсь. Смекаете, о чем я? Победителей не судят. Раскрутите дело, так, может, на некоторые вещи можно будет и сквозь пальцы посмотреть. А если все будет вот эдак, на живую нитку…
– Мне бы самому с этим Саная побеседовать, – вдруг сказал Гуров. – Пока его не выпустили. Если он разумный человек, мы можем и договориться.
– Ну что ж, не возражаю, – наклонил голову генерал. – Побеседовать можешь. Если задержанный даст согласие. Только без штучек, понял? Чтобы он потом на нас напраслину не возводил… А Крячко, между прочим, гражданина Вольнова так и не обнаружил пока – ни живого, ни мертвого. Ты морги проверял?
– Дались вам эти морги! – пробурчал Крячко. – Между прочим, у Крячко даже фотки этого Вольнова не имеется…
– Сыщик! – ехидно заключил генерал. – В паспортный стол сходи, в наших архивах поройся… Не хочется? Конечно, это тебе не с пистолетиком по крышам бегать!
– Я по крышам не бегал, – сердито сказал Крячко. – И не надо, – заметил генерал. – Ты не Карлсон… Кстати, хлопцы, новость для вас! Объявился господин Стоковски. Причем на самом высоком уровне – он, например, у нашего министра уже на приеме был.
– А что ему надо? – настороженно поинтересовался Гуров.
– Да то же, что и нам, – усмехнулся Орлов. – Алмаз ему нужен. А конкретно этот Стоковски утрясал вопрос о сотрудничестве наших органов правопорядка с представителями их собственной службы безопасности.
– Не понял, – помотал головой Гуров. – А на человеческом языке что это означает?
Читать бесплатно другие книги:
