Ночь Правды Резанова Наталья

– Добрый вечер, госпожа, – вежливо сказала она.

– Значит, ты бегинка, – резко и невпопад произнесла женщина. – Пробавляешься лекарственными травами, варишь зелья, обманываешь больных и продаешь всякую дребедень.

– Да, госпожа.

– И как, успеваешь? – в голосе женщины слышалась издевка.

– Как правило. Но не всегда. Ведь мои зелья не творят чудес. Вот и сейчас в нашем квартале умирает некий Ричард Кесслер…

Женщина не двинулась, даже не подняла головы.

– А мне что за дело?

– Действительно, – сказала сестра Тринита. – Какое дело убийце до убитого?

– Как ты смеешь? – теперь женщина повернулась туда, откуда только что доносился голос бегинки, но та уже переместилась в другой конец комнаты. Втянув голову в плечи, устремившись вперед, она словно принюхивалась к чему-то. Нет, не «словно», она на самом деле принюхивалась! Затем, выбросив руку, она безошибочно сдвинула скрытую панель в стене. За ней обнаружилась еще одна комната, потайная, напоминавшая часовню.

Но это была не часовня.

Сестра Тринита окинула взглядом знаки, начертанные на полу и на стенах, алтарь и ковчежец на алтаре.

Женщина сделала шаг в сторону бегинки.

– Стоять на месте! – перемены в голосе и манерах сестры Триниты были разительны. – Ты училась у Черной Бет, а ее сила – ничто перед моей. И я, в отличие от Черной Бет, дьяволу души не продавала!

Женщина, окаменев, смотрела на нее.

Сестра Тринита продолжала:

– Ну, что, моя девочка? Самолюбие заело? – она была немногим старше хозяйки дома, но в тоне ее сквозило превосходство взрослой над неразумным ребенком. – Не могла себе простить, что ты, такая высокородная… как же, вдова наместника, чуть ли не вдовствующая королева… спуталась с простолюдином?

– Это он тебе рассказал? – хрипло спросила та

– Ну, что ты. Твоего имени он не называет даже в бреду. Ничто не заставит его тебя выдать. Но у меня свои способы… Итак, ты решила отомстить ему за свое падение. Или, – ее вдруг посетило совершенно новое соображение, – ты это сделала из ревности?

Женщина молчала.

Подобрав подол, сестра Тринита шагнула через нарисованные на полу символы и откинула крышку ковчежца. При виде его содержимого лицо бегинки исказилось от отвращения. Она быстро захлопнула крышку.

Женщина, воспользовавшись тем, что внимание ее противницы отвлечено, протянула руки перед собой и что-то быстро зашептала. Бегинка мгновенно повернулась, раскрыв ладони.

Протянутые руки женщины с хрустом вывернулись назад, словно кто-то их жестоко заломил. Сестра Тринита продолжала делать движения, будто вывязывая невидимые узлы. Женщина, кривясь от боли, стремилась высвободиться из захвата. Тщетно. Наконец, не выдержав, она рухнула на пол и разрыдалась.

– Я же предупреждала, девочка, – голос сестры Триниты прозвучал неожиданно мягко, – не надо этого делать.

К ней повернулось залитое слезами лицо.

– Мы встретились В Нижней Лауде… на прошлую Пасху… Клянусь, я не не завлекала и не звала его! Он пришел сюда… это было в прошлую Ночь Правды… просто влез в окно. Сказал, что не может больше сдерживать себя… И я тоже… не могла.

– А наутро ты возненавидела его. Еще бы! Ты – и какой-то бюргер, даже не богатый… И ты прогнала его. И он ушел. Тогда ты стала ненавидеть его еще сильнее – не за то, что приходил, а за то, что ушел…

– Я не знаю… не знаю… Мне было очень плохо. Но меня утешало, что и он тоже страдает… А он посмел завести любовницу, сопливую девчонку, которая ему в дочери годится!

– Глупая ты женщина, – устало сказала сестра Тринита. – Девчонка – крестница и племянница Кесслера, вот и все. Итак, ты решила отомстить. Время для этого решающего значения не имело, но ты выбрала Ночь Правды – годовщину своего унижения. Кстати, ответь мне – почему ты решила извести его, а не ее?

– Я подумала, что виноват он. Она такая молоденькая и глупая, что…

– И опять ты ошиблась. Такая уж твоя судьба – во всем ошибаться.

Девочка вовсе не глупа – она вполне самостоятельно разобралась в этой истории. И без всякого вмешательства магии. Но дело не в ней. Дело в тебе. Я много раз сталкивалась с подобными вещами. Люди – мужчины и женщины – не разобравшись в своих чувствах, запутавшись в страстях, ослепленные страхами и желаниями, творили то же, что и ты, И почти всегда это кончалось костром. Но не в твоем случае. Ты – там куда правосудие уже не достигает. Они-то хоть творили зло в страхе перед наказанием. А ты уверена в безнаказанности. Вот что особенно противно. Хуже даже, чем колдовство.

Она вынула из-за пазухи флягу и начала кропить из нее символы на полу и стенах. Они начали постепенно исчезать, точно поеденные кислотой, а по комнате пополз непонятный то туман, то ли дым, точно от горящего торфа.

– А это я возьму с собой. – Бегинка через плащ, как будто опасалась обжечься, подхватила ковчежец с алтаря, и тщательно завернула.

Женщина не ответила. Она плакала.

В тот день Кристина так и не дождалась сестры Триниты. Та явилась на следующее утро. Вид у нее был порядочно измученный, даже постаревший, хотя тяготы и заботы всех предыдущих дней не оставляли на ее облике никакого следа.

– Ну, как он? – с порога спросила она.

– Спит. По-моему, ему лучше.

– Так и должно быть.

– Значит, удалось?

– Да.

– И она больше не сможет ему повредить?

– Нет. Я уничтожила ее колдовские орудия. Да она, я думаю, и не захочет.

Кристина ожидала пояснений, но бегинка, угадав ее намерения, сухо сказала: – Могу только заметить, что во всей этой истории есть один человек, которому крупно повезло. Ты. – Она покачала головой. – Я еще побуду здесь, пока не уверюсь, что больной выздоравливает. Потом уйду.

Прошло больше месяца прежде, чем Кристина вновь постучалась в дверь сестры Триниты.

– Я пришла попрощаться… Ой, какие куколки забавные!

– Это не куколки. Шахматы. Игра такая…

– Ну, значит, все равно куколки… За мной приехал отец. Завтра мы уезжаем домой, в Бранку.

– Выходит, твое желание, высказанное в Ночь Правды, исполнилось?

Кристина кивнула и улыбнулась.

– А твой крестный?

– Он поправился. Совсем. И совсем не помнит того, что было во время болезни. А насчет всего остального – молчит. Но он ведь и раньше молчал… Знаете, я рада, что уезжаю. Я люблю дядю, но хорошо, что все уже кончилось.

– Для тебя. Не забывай, что главные участники этой истории живы и – на своих местах.

– Так что же будет?

– Не знаю.

Сестра Тринита передвинула фигуры на доске. – Честно, не знаю. Выйти за него она не может, это против всех наших обычаев. Возможно, переступит через свою гордость и продолжит с ним тайную связь. Это, конечно, наилучший выход, хотя, я принадлежа к духовному сословию, одобрить его не могу. Или они будут мучиться дальше.

– А нельзя ли сделать так, чтобы они все забыли? Не помнили друг о друге, что когда-то вообще встречались?

– Сделать-то можно. – Сестра Тринита смотрела на шахматную доску. Она знала, каким будет следующий вопрос, и ответила на него. – Но я за это не возьмусь. Кто угадает последствия? Как это скажется на их душах? Подавленные страсти, загоняемые внутрь, имеют склонность выползать наружу в самом уродливом виде. Если бы святой Антоний жил не в пустыне, а на рыночной площади, ручаюсь, бесы не терзали бы его столь рьяно. А ведь он был святым… Кстати, только ли проклятие виновато в безумии твоего крестного? Отчасти он сам себя до этого довел. И хорошо нам судить о страстях с позиции бесстрастия, тебе – по причине юности, мне – из-за принадлежности к общине и знаний – они ведь сушат душу. Нет, – она подняла голову, – здесь я уже достаточно сделала. Дальше я не пойду.

– Зато я пойду. – Кристина встала. – Не в этом, конечно, смысле. К отцу пойду. Он уже ждет.

– Тогда – счастливого пути.

У двери Кристина обернулась.

– Я очень мало поняла из того, что вы сейчас сказали. Но я буду над этим думать. Всю дорогу.

– Как хочешь, – сказала сестра Тринита. – Но лучше не надо.