Мик Джаггер. Великий и ужасный Андерсен Кристофер

Глава пятая

«У меня под каблуком»

Конец шестидесятых ознаменовался для Мика сплошной вакханалией. Пока Марианна жила у своего итальянского любовника, Джаггер менял одну подружку за другой. Несколько дней на Чейни-Уок с ним провела Марша Хант, но она сбежала, когда к нему без предупреждения заявились накачанные героином Кит с Анитой.

После ухода Марши Мик поставил себе за правило спать каждую ночь с новой девушкой (а то и с несколькими сразу). Многие из них были американками, к которым он питал особую слабость. «Женщины, с которыми спал Мик, подходили к нам в ресторанах, и мы не имели ни малейшего представления, кто они», – вспоминал Кристофер Гиббс.

Но едва Марианна приехала в Лондон, чтобы провести выходные со своим сыном Николасом, как Мик постарался ее вернуть. Он встретился с ней и с ее новым любовником Марио Скифано в рождественский вечер. Марианна решила, что пусть двое мужчин разбираются между собой и добиваются ее благосклонности, и вышло так, что утром она проснулась в одной постели с Миком, а Скифано тем временем собирал свои вещи.

Впрочем, Мик больше не любил Марианну, и они оба это прекрасно понимали. Позже она сказала, что ему хотелось вернуть ее, «чтобы расплатиться за свое унижение на глазах у публики и сохранить свой статус мужика». Фейтфул казалось, что Мик обращается с ней «как с бабочкой или насекомым, наколотым на булавку… Он наколол меня на булавку и смотрел, как я корчусь».

Марианна не имела ни малейшего представления, что в это же время Мик строил планы расквитаться с ней, упрашивая Маршу Хант зачать от него ребенка. «Мисс Кудряшка» согласилась и семь недель спустя поведала ему, что ребенок родится в ноябре. Джаггер торжествовал. «Только никому не говори. Пусть это пока побудет тайной для прессы», – попросил он ее.

Но и Марианну он отпускать не собирался. После очередной перебранки, в которой Марианна снова угрожала уйти от него, Мик успокоил ее и спел песню Wild Horses («Дикие кони»), которую только что сочинил и посвятил ей: «Бесстыдная женщина, ты знаешь, кто я такой / Ты знаешь, что я не могу дать тебе выскользнуть из моих рук».

Растроганная Марианна обняла Мика и зарыдала. «Ах, какая прекрасная песня! – воскликнула она. – Ты сочинил ее для меня? Я люблю тебя!»

Конечно, особых иллюзий Марианна не питала. Она знала, что Мик встречается с Маршей в ее квартире на Сент-Джонс-Вуд и несколько раз привозил разных молоденьких девушек в Старгроувз. К тому же он не спешил избавляться от старой квартиры на Эдит-Гроув, чтобы в случае чего ему было где позабавиться. Именно там, как утверждала Памела Де Барр, Мик швырнул ее «на матрас и овладел, как дешевой проституткой», хотя, по ее же воспоминаниям, «это было фантастично». Де Барр даже однажды принимала Мика, ожидая своего нового любовника. Когда тот постучался в дверь, Джаггер поспешил скрыться. «Раз, два, три. Мик пришел, Мик ушел», – говорила мисс Памела.

Порой Марианне приходилось сталкиваться с конкуренцией и с другой стороны. Много лет Мик поддерживал близкие отношения с Миком Тэйлором. Однажды утром Марианна и вездесущий наркоторговец Тони Санчес по прозвищу Испанец зашли в дом номер 48 по Чейни-Уок и обнаружили двоих Миков, «спавших вместе в одной кровати, как маленьких мальчиков».

В конце концов Марианна все-таки ушла от Джаггера, переехала к своей матери и завела интригу с лордом Расселом, ирландским пэром на шестнадцать лет старше ее. Не желая, чтобы последнее слово оставалось за кем-то другим, Мик снова развернул целую кампанию по возвращению Марианны. «Единственным способом избавиться от него оставалось умереть – либо мне, либо ему», – вспоминала Марианна.

Ну или набрать лишних двадцать килограммов. «Мик очень гордился своей стройной фигурой и хотел, чтобы с ним были стройные девушки», – говорила Марианна Фейтфул. Превратившись в более солидную матрону, она поняла, что победа осталась за нею. «И это был конец наших отношений. Больше он не возвращался». Помимо всего прочего, Марианна жалела, что за пять проведенных с Миком лет утратила способность получать оргазм. Мик же в свою очередь утверждал, что Марианна его «едва не погубила».

Едва не погубили его и съемки в фильме «Нед Келли». Его показали до «Представления», и Мик впервые увидел себя на большом экране. Коммерческого успеха лента не имела, да и критики поспешили высказать свое разочарование. «Джаггер выглядит слишком изнеженным, – писал один критик о роли австралийского народного героя, – слишком уязвимым, слишком неуверенным, чтобы кому бы то ни было угрожать».

Джаггер справедливо решил не присутствовать на лондонской премьере, предпочтя вместо этого развлечься в своем своеобразном гареме. Участницы гарема были следующие: Дженис Кеннер, эффектная блондинка из Лос-Анджелеса, выполнявшая обязанности домохозяйки, повара и «личной помощницы»; Патти Д’Арбанвиль, девятнадцатилетняя модель и актриса из Нью-Йорка; длинноногая калифорнийка Кэтрин Джеймс, а также бывшая девушка Брайана Сьюки Пуатье.

И надо сказать, даже таких весьма нетребовательных девушек выводила из себя неразборчивость Мика. Когда Мик развлекался в Старгроувз с Кэтрин Джеймс и к нему заявилась еще одна красотка, он, недолго думая, предложил заняться сексом втроем. Джеймс пришла в ярость и выбежала из спальни. Перепихнувшись с «новенькой», Мик остаток вечера отговаривал Джеймс улетать домой ближайшим рейсом. Ему это удалось, но Джеймс вскоре пришла к мысли, что Мик ей не подходит. «Рано или поздно я бы прибила его, пока он спит. Я очень ревнива».

Иногда объектом ухаживаний становился сам Мик, и не только в буквальном смысле. Почти целый год его расположения добивался основатель звукозаписывающей компании «Атлантик Рекордз» Ахмет Эртегюн в надежде подписать контракт с популярной группой Rolling Stones. Этот лысеющий мужчина в очках и с бородкой был образцом учтивости. Эртегюн, сын турецкого посла в Великобритании, в 1947 году стал одним из основателей «Атлантик Рекордз» и прославился тем, что записывал таких исполнителей ритм-энд-блюза, как Рут Браун, Coasters, Drifters и Рэй Чарльз. В 1967 году его компания стала подразделением «Уорнер Рекордз», и к тому времени Эртегюн постарался расширить музыкальный спектр, привлекая талантливых исполнителей самых разных направлений. Среди его клиентов были такие замечательные исполнители и группы, как Арета Франклин, Led Zeppelin, Blind Faith, Crosby, Stills, Nash & Young, Yes, Бен Кинг, Iron Butterfl y, Перси Следж, Cream, The Rascals, Buffalo Springfi eld и Бетт Мидлер. Вечно стремившегося к новым вершинам Мика, пожалуй, не столько поражал список громких имен, сколько впечатляло врожденное чувство стиля Эртегюна. Его жена также обладала отменным вкусом; вместе с наследницей компании «Чесбро Понд» Чесси Рэйнер она основала фирму MAC II, занимавшуюся дизайном интерьеров. Так что Ахмет был заметной фигурой в высших кругах Манхэттена задолго до того, как он стал добиваться расположения Джаггера.

Поскольку Кит с Анитой к тому времени уже плотно подсели на наркотики, задача по освобождению группы от цепкой хватки Аллена Клейна была возложена на Мика. «Джаггер просто был обязан взять руководство в свои руки, – утверждал Виктор Бокрис. – Кто, кроме него, мог принимать важные решения?»

При поддержке принца Руперта Джаггер подал иск на 29 миллионов долларов против Клейна, обвинив его в незаконном присвоении денег группы. Несмотря на это, Клейн сохранил права на все оригиналы записей и на все произведения «Роллингов», созданные до 1970 года. Даже после его смерти в 2009 году эти права перешли к его правопреемнику.

Пока шло разбирательство, принц Руперт убедил Джаггера смириться с неизбежными потерями и согласиться на два миллиона компенсации и отказ Клейна от дальнейшего финансового руководства группой. Это привело к противостоянию с «Декка Рекордз», ведь согласно обязательствам первоначального контракта группа должна была записать последний альбом.

Джаггера всегда выводили из себя придирки руководства «Декка Рекордз» к содержанию его песен и попытки навязать цензуру; особенно его раздражал председатель компании сэр Эдвард Льюис. В качестве прощального жеста Джаггер появился в его кабинете, чтобы лично продемонстрировать новую композицию под названием Cocksucker Blues («Блюз членососа»). Он едва пропел две первые строчки «О, где же у меня отсосут? / Где же меня отдрючат в жопу?», как сэр Эдвард недовольно прервал его и поспешил попрощаться.

Летом 1970 года группа снова отправилась в турне, на этот раз по четырнадцати городам Европы. Поездка растянулась на шесть недель. В каждом городе Мик прилежно писал письма Марше, находившейся на пятом месяце беременности, и перечислял всех девушек, которые сопровождали музыкантов в поездке. «Он постоянно смешил меня, оповещая, чью подружку поимел на этот раз», – вспоминала Марша.

Что касается самого тура, то поначалу ходили слухи, будто, памятуя о печальном инциденте в Алтамонте, группа во время выступлений постарается соблюдать максимальную осторожность. Ничего подобного. От Стокгольма и Гамбурга до Западного Берлина и Рима каждый концерт сопровождался неизменными беспорядками; фанаты, как всегда, выходили на улицы, переворачивали автомобили, устраивали пожары и разбивали витрины. К этому времени полицейские во всех странах уже воспринимали Rolling Stones как небольшую армию вторжения, а не просто рок-группу и заранее готовились к обычным погромам.

Мику нравилось, что он не утратил своего мефистофелевского обаяния, и особенно ему понравился тот факт, что их выступления в Париже вызвали крупнейшие уличные беспорядки после студенческих волнений 1968 года. И там же, в концертном зале «Олимпия», у него состоялось знакомство, в очередной раз круто изменившее течение его личной жизни.

«Мик, это Бьянка», – сказал Дональд Кэммелл своему старому приятелю, поворачиваясь к стройной и страстной девушке с загадочным и даже немного угрожающим видом. Впервые Кэммеллу бросилось в глаза странное сходство между этими двумя его знакомыми. «А у вас будет великолепная романтическая связь. Вы созданы друг для друга», – добавил он.

Высокомерная никарагуанка по имени Бьянка (раньше ее звали Бланка, но в шестнадцать лет она сменила одну букву своего первого имени) Перес Морена де Масиас презрительно взглянула на музыканта – примерно в такой же надменной манере он сам смотрел на окружающих. Бьянка неплохо говорила на нескольких языках, но Мика поразили не столько ее слова, сколько глубокие гортанные звуки, похожие на бархатное урчание и флиртующие интонации Эрты Китт.

Они провели ночь вместе в парижском доме Кэммелла. И хотя позже Бьянка вспоминала, что той ночью их «словно молнией ударило», она настаивала, что в Мике ее привлекли в первую очередь не физические качества. «Я увидела, что он стеснительный, ранимый человек, совершенная противоположность тому, каким я его представляла».

Мик не знал, как быть с Бьянкой, и, разговаривая следующим утром по телефону с Маршей, не слишком распространялся об этом приключении. Тем не менее он сообщил, что намерен взять одну из своих преходящих подружек в Италию – «просто так, ради смеха».

Джаггер был далеко не единственным, кому Бьянка показалась загадкой. Познакомившись с Миком в 1970 году, она сказала, что ей двадцать один год. На самом деле ей было уже двадцать пять. Не меньше озадачивало то, что своего отца она называла то брокером на товарной бирже, то кофейным бароном, а то и дипломатом.

На самом деле она была племянницей посла Никарагуа на Кубе. Когда родители развелись, ее мать оказалась лицом без гражданства и, чтобы свести концы с концами, устроилась на работу в местную забегаловку в Манагуа, подобно тому как героиня Джоан Кроуфорд в классическом фильме 1945 года «Милдред Пирс» устроилась на работу в ресторан. Бьянка, подобно дочери Пирс, Веде, росла очень избалованным ребенком. «Я не вымыла ни одной тарелки, не сварила ни одного яйца, ни разу не занималась уборкой», – признавалась Бьянка. Воспитывалась она, как и Марианна Фейтфул, в традиционной школе при монастыре, и ее сексуальность точно так же «ужасно подавлялась».

Решив стать первой женщиной-послом Никарагуа, Бьянка два года училась в Парижском институте политических исследований. Все это время она усердно занималась и, по собственному признанию, «оставалась девственницей до восемнадцати с половиной лет».

Постепенно деньги подходили к концу, и Бьянка стала подрабатывать, чтобы оплатить комнату стоимостью доллар в день в одном из неказистых рабочих кварталов. Двоюродный брат, занимавший должность атташе по культурным вопросам в посольстве Никарагуа, помог ей устроиться секретаршей, благодаря чему она получила доступ к пышным дипломатическим приемам.

Но только в Лондоне Бьянка встретила свою «почти первую любовь»: актера Майкла Кейна. Через несколько дней после знакомства они уже жили вместе в его квартире в Мэйфейре. Их напряженные отношения – парочка то и дело ссорилась в ресторанах, на вечеринках, в вестибюлях отелей или прямо на улице – постепенно стали предметом обсуждений в богемной среде. Бьянка говорила о Кейне, что он был «недобрым, мелочным человеком» и относился к ней «как к своей гейше». Кейн же высказывался о Бьянке в более снисходительном тоне, и сравнивал ее с «детенышем пантеры, потенциально опасным, но нуждающимся в помощи».

Бурный роман с Кейном закончился через год, и она вернулась в Париж. Через полгода она завела роман с Эдди Барклеем, женатым (к сожалению, уже в девятый раз) влиятельным управляющим студии звукозаписи, старше ее на двадцать четыре года. Но за несколько дней до судьбоносного знакомства с Миком она благополучно рассталась с Барклеем.

«В тот день я немного повзрослела», – вспоминала Бьянка, утверждая, что в Кейне и Барклее искала своего рода «защиту и любовь отца». В Мике она нашла иные качества и сравнивала его скорее со «старшим братом».

Так получилось, что «старший брат», как и другие мужчины в ее жизни, оказался заодно и очень богат. Как говорил ее знакомый Дональд Кэммелл: «Бьянка из тех женщин, которые постоянно задают себе вопрос – а кто будет оплачивать мои счета следующие пять лет?»

Некоторые проницательные наблюдатели указывали на странные пробелы в биографии Бьянки, а также на тот факт, что, несмотря на финансовые проблемы, она могла позволить себе платья от Ива Сен-Лорана и Живанши. Ходили слухи (впрочем, совершенно необоснованные), что Бьянка была одной из «девушек мадам Клод» – изысканных, роскошных и хорошо образованных молодых компаньонок представителей высшего общества 1960-х годов. Девушки мадам Клод, которым отдавали предпочтение президенты, премьер-министры, диктаторы, дипломаты, ведущие промышленники, кинозвезды и даже парочка рок-звезд, часто удачно выходили замуж и занимали прочное место в высших сферах. Автор светских хроник Кливленд Армори говорил: «Можно открыть светский справочник на любой странице и найти бывшую девушку мадам Клод, а ныне уважаемую матрону с Парк-авеню».

А тем временем журналисты старались как можно больше разузнать об экзотическом создании, пришедшем на смену Марианне Фейтфул в жизни Джаггера. Когда Мика с Бьянкой в Лондоне окружила шумная толпа репортеров, он отказался даже назвать ее имя. «Извините, но я не могу сказать, кто она такая. Это наше личное дело», – заявил Мик. Когда за ними стали охотиться папарацци, Мик защищал эту загадочную женщину сильнее, чем Марианну. Когда один фотограф сунул свою камеру прямо под нос Бьянке, Джаггер набросился на него с кулаками и ударил по лицу. За нападение Мика приговорили к штрафу в 1400 долларов.

Оказавшись в надежном укрытии за стенами поместья Старгроувз, Бьянка принялась наводить там порядок. Отвечая на звонки других подружек Мика, она советовала им исчезнуть, и как можно быстрее. Однажды позвонила мисс Памела и, к своему удивлению, услышала на том конце линии хрипловатый женский голос. «Никогда, ни при каких обстоятельствах не звони больше Мику, понятно?» – сказала Бьянка.

Но другое дело Анита Палленберг. С уходом Марианны она стала «девушкой „Роллингов”» номер один, и не потому, что давно уже встречалась с Китом; особый статус ей придавал тот факт, что когда-то у нее были связи и с Брайаном, и с Миком. Подружка Билли Уаймэна шведка Астрид Лундстром, невеста Мика Тэйлора Роза и Ширли Уоттс – все они старались держаться подальше от Палленберг.

К несчастью для Бьянки, Палленберг сразу невзлюбила новенькую. Почему-то Аните вдруг пришло в голову, что худая никарагуанка раньше была мужчиной, и она предложила наркоторговцу Испанцу Тони Санчесу 50 тысяч долларов, если он докажет, что Бьянка перенесла операцию по смене пола.

Но потом Палленберг оставила эту абсурдную затею и обратилась к темным силам. Она принялась насылать на Бьянку проклятия с помощью кукол вуду и однажды даже трижды обошла изумленную девушку, засунув в туфлю листочек с записанным от руки проклятием.

Вскоре Бьянка поняла, что Палленберг – не единственный ее враг. 3 ноября 1970 года Мик поведал Бьянке, что Марша родила ему дочь. Марша Хант благоразумно отказалась называть малышку Миднайт Дрим («Полуночный сон»), как советовал Мик, и настояла на своем выборе – Карис.

Бьянка захотела тоже родить ребенка от Мика, хотя очень быстро выяснилось, что он не является образцовым отцом. В последующие две недели он виделся со своей дочерью лишь дважды, и то по нескольку минут, между другими делами. Хант сердилась на него за равнодушие к ребенку, о чем и сказала прямо. Но Джаггера это совершенно не волновало. «Я никогда не любил тебя, – кричал он в ответ. – И вообще, ты сошла с ума, если думаешь, что когда-то любил!»

Хант разрыдалась, но Мик от этого только больше разъярился. «Она мой ребенок, и я могу забрать ее у тебя в любое время», – заявил он, намекая на то, что у него больше возможностей и больше влияния и он может нанять целую армию юристов.

«Ну попробуй. А я вышибу тебе мозги», – выпалила Хант.

Ближе к Рождеству критики расхвалили альбом Get Yer Ya-Ya’s Out! («Выкладывай свои вкусняшки!»), а фотография Мика появилась на обложке журнала Newsweek. «Из всех выдающихся рок-музыкантов – Пола Маккартни, Боба Дилана, Джона Леннона, Джими Хендрикса, Дженис Джоплин, Эрика Клэптона – Мик Джаггер, пожалуй, самый удивительный, самый яркий, самый экстравагантный, обладающий демонической силой, воздействующей даже на тех, кто инстинктивно отворачивается от него; и при этом он никогда не старается снискать чьего-то расположения», – говорилось в статье.

Даже после ухода Марианны из дома номер 48 по Чейни-Уок Мик по-прежнему принимал Пола и Талиту Гетти, в компании которых он пристрастился нюхать кокаин. Как утверждал Испанец Тони Санчес, к ним часто присоединялись Кит с Анитой, и все порой возбуждались настолько, что ему приходилось «успокаивать их» героином.

Невероятно, но Мику при этом еще удавалось распутывать сложное финансовое положение «Роллингов». «Мик постоянно с кем-то встречался, – вспоминал Тревор Черчилль, который позже возглавлял европейское отделение компании «Роллинг Стоунз Рекордз». – Пока все остальные сидели, он нервно расхаживал по помещению и засыпал деловых людей градом вопросов».

«Мику удавалось держать ситуацию под контролем, – продолжал Черчилль. – Он обладал невероятной деловой хваткой, постоянно вносил свои предложения и не давал нам расслабиться». Не было ничего необычного в том, что он звонил Черчиллю или другим финансовым сотрудникам и просил их сообщить цифры продаж последнего альбома в Италии или в Швеции. Всеми банковскими операциями группы он руководил лично. «Он был очень, очень проницательным бизнесменом, – признавался Черчилль. – Не перестаю восхищаться, насколько он умен в этом отношении».

Существовал только один человек, голос которого для Мика был решающим. «Прежде чем за что-то приниматься, он советовался с Китом, – говорил их давний коллега по бизнесу Сэнди Либерсон. – Если Кит говорил „нет“, то Мик не настаивал на своем».

4 марта 1971 года было объявлено, что после прощального тура по девяти городам группа Rolling Stones переезжает во Францию. Мик утверждал, что «Роллинги» покидают родину «из-за климата», но было понятно, что тут задействованы и финансовые интересы: по сравнению с 1969-м финансовым годом за 1970–1971 годы они сэкономили несколько миллионов долларов.

Прежде чем окончательно покинуть Великобританию, «Роллинги» устроили еще несколько шумных вечеринок. Одна из них прошла в клубе «Марки», где много лет назад все только начиналось; Кит там сильно напился и замахнулся своей красной гитарой Gibson на менеджера клуба.

На другой вечеринке отличился уже сам Мик. Это был прощальный вечер в отеле «Скиндлз» в Мейденхеде, на берегу Темзы. Когда администратор попросил покинуть помещение в четыре утра, Джаггер буквально взбесился. Эрик Клэптон с Джоном Ленноном попытались сдержать почетного гостя, но Мик схватил стул и разбил витражное окно. «По крайней мере, ты сможешь заплатить за него перед отъездом из этой чертовой страны», – заметил Леннон.

Заверив всех, что у них и в мыслях нет навсегда расстаться с любимой Англией, Мик и члены его группы в конце марта наконец-то бросили якорь в спокойной налоговой гавани на юге Франции. Уаймэн поселился в отдельном доме среди холмов Граса, Уоттс приобрел ферму в городе Воклюз со средневековой архитектурой, а Кит с Анитой сняли виллу Нелькот с видом на бухту Вильфранш.

Мик с Бьянкой тем временем остановились в эксклюзивном отеле «Библос» в Сен-Тропе и принялись искать себе жилище, по крайней мере не уступающее новой резиденции Кита. И они его нашли: поместье с черепичной крышей и оштукатуренными стенами на побережье, в получасе езды от Биота.

Устроившись на новом месте, «Роллинги» объявили о том, что заключают договор с «Атлантик Рекордз» Этергюна на 5 миллионов долларов и шесть альбомов. По условиям четырехлетнего контракта, «Атлантик» должна была распространять записи под лейблом Rolling Stones.

Часть крупного аванса от «Атлантик» была потрачена на заключение контрактов с новыми исполнителями. Именно по этой причине Маршалл Чесс, сын основателя «Чесс Рекордз» Леонарда Чеса, согласился возглавить новую звукозаписывающую компанию «Роллинг Стоунз». Но из-за прирожденных подозрительности и недоверчивости Мика сделки постоянно срывались. «Вопреки распространенному мнению, он вовсе не любит рисковать», – сказал Черчилль о Мике. Кроме того, «Роллинги» вовсе не собирались «делиться деньгами или славой». Когда предоставлялся случай подписать договор с такими малоизвестными в ту пору исполнителями, как Genesis или Queen, альбомы которых впоследствии продавались лучше альбомов самих «Роллингов», Джаггер, по выражению Черчилля, просто «отмахивался от них». «Было очень жалко наблюдать за тем, как Джаггер упускает возможность заработать миллионы».

Ровно через неделю после подписания контракта с Этергюном «Роллинги» выпустили альбом Sticky Fingers («Липкие пальцы»), первый под новым лейблом. Джаггеру было недостаточно того, что на нем записаны такие несомненные хиты, как Brown Sugar («Коричневый сахар») или Wild Horses («Дикие кони»). Ему хотелось еще и оформить его самым провокационным образом, и для этого он обратился к своему давнему приятелю Энди Уорхолу.

«Мик кое-что позаимствовал у Марлона Брандо, кое-что у Мэрилин Монро, но больше всего он позаимствовал у Энди», – писал составитель биографии Уорхола и знакомый Джаггера Виктор Бокрис. В какой-то степени, заметил Бокрис, Энди Уорхола, художника-новатора и первопроходца поп-арта, можно было назвать «Миком Джаггером изобразительного искусства».

Инструкции Джаггера были краткими: «Нам нужно слегка шокировать публику – как всегда, Энди». Уорхол его не разочаровал. В результате появилась обложка с фотографией мужского торса в джинсах и с настоящей застежкой-молнией, под которой красовался логотип с высунутым языком, выполненный дизайнером Джоном Пэшем, – сплав изобразительного искусства, моды и рока. Пухлые губы Мика – «беременные губы», как назвала их комедийная актриса Джоан Риверз, – и язык вскоре станут таким же узнаваемым символом по всему миру, как логотипы «Макдоналдса» или «Кока-колы».

Вопреки распространенному мнению, изображенная на обложке джинсовая промежность с заметной выпуклостью принадлежала вовсе не Джаггеру. Для получения нужного снимка Уорхол нанял нескольких мужчин-моделей и сказал им сделать то, к чему частенько прибегал сам Джаггер для достижения желаемого результата на сцене, – засунуть в брюки скатанный носок.

После того как провокационный альбом Sticky Fingers завоевал большую популярность, Мик решил, что настало время внести изменения и в личную жизнь. Когда Бьянка сообщила ему, что находится на пятом месяце беременности, реакция Мика была примерно такой же, как и тогда, когда ему о своей беременности сообщила Марша Хант. Он безумно обрадовался и пришел в восторг. Правда, в случае с Бьянкой он считал, что теперь на самом деле любит женщину, которая должна родить ему ребенка.

Мик сделал Бьянке предложение, и, к его удивлению, она сначала ответила отказом. «Я всегда была отдельной личностью, – сказала она. – Я не хочу прожить всю жизнь в тени Мика». Мик уговаривал ее несколько недель, пока она наконец не согласилась.

Когда Мик позвонил своей матери и сообщил ей о предстоящей свадьбе, Ева Джаггер зарыдала. Но пока что о назначенном на 12 мая бракосочетании никто, кроме самых близких родственников, не знал. Даже когда Мик брал частные уроки катехизиса – что было обязательно, поскольку бракосочетание планировалось провести в католической часовне Святой Анны в горах над Лазурным Берегом, – он продолжал лгать журналистам. «Мы совершенно не намерены вступать в брак», – повторял он, а тем временем его ассистентка Ширли Арнольд тайком обзванивала будущих гостей.

Список приглашенных быстро вырос до семидесяти пяти человек, и всех их нужно было привезти на автобусе в лондонский аэропорт Гатвик и доставить в реактивном самолете в Ниццу. На следующие сутки к месту звездного бракосочетания, объявленного рок-свадьбой десятилетия, потянулась вереница знаменитостей, среди которых были Ринго Стар, кинорежиссер Роже Вадим, Пол и Линда Маккартни (с которой Мик однажды переспал, еще до того как она познакомилась с Полом), барабанщик The Who Кит Мун, актриса Натали Делон, Эрик Клэптон и кузен королевы лорд Личфилд. Удивительно, но из «Роллингов» был приглашен лишь Кит с сопровождавшей его Анитой. За день до свадьбы Мик позвонил Биллу Уаймэну, Чарли Уоттсу и Мику Тэйлору и сообщил, что ждет их на празднике уже после официального мероприятия. «Нас это, мягко говоря, шокировало, – позже говорил Уаймэн. – Шокировало и очень задело».

Для самих будущих молодоженов тоже не все прошло гладко. Предполагалось, что официальное мероприятие будет состоять из двух частей: недолгой гражданской церемонии в мэрии Сен-Тропе и венчания в часовне Святой Анны. Но за два часа до первой церемонии Мик и Бьянка уже поссорились из-за денег, и поводом к тому стало французское законодательство, требовавшее, чтобы молодожены подписали документ, согласно которому их имущество будет считаться либо общим, либо раздельным.

Вполне понятно, что Мику вовсе не хотелось предоставлять Бьянке равные права на его состояние, и уж тем более не после того, как он переехал во Францию, надеясь сэкономить на налогах миллионы долларов. Бьянка же упорно стояла на своем. Она даже заявила, что если Мик будет уговаривать ее на раздельное имущество, то она вовсе откажется от свадьбы.

«Ты что, хочешь выставить меня дураком перед всеми этими людьми?!» – кричал Джаггер в пределах слышимости всех собравшихся. Дрожа от негодования, Бьянка сдалась и подписала отказ от претензий на миллионы Джаггера, взяв в свидетели его шофера, Алана Данна.

Потом настал черед Мика угрожать отменой свадьбы. Когда ему сообщили, что в мэрии их поджидают более сотни папарацци, Мик запротестовал: «Я не золотая рыбка в аквариуме и не король Франции!» Джаггер попросил передать мэру, что не ступит в мэрию до тех пор, пока оттуда не выдворят всех посторонних.

Но мэр Мариус Эстезан отказался выгонять людей из здания («Находиться здесь имеет право любой гражданин») и сам в свою очередь выдвинул ультиматум: если жених и невеста не объявятся в течение десяти минут, то он уходит со службы. Но даже когда Мик с Бьянкой показались на публике, держась за руки, было похоже, что жених вот-вот сбежит в самый ответственный момент. Когда внутри мэрии их окружила шумная толпа журналистов, Мик схватил Бьянку под локоть и едва не повел ее прочь. «Продолжения не будет! Так дело не пойдет!» – сказал он. Пресс-секретарь «Роллингов» Ле Перрен взял на себя смелость, развернул пару и слегка подтолкнул их к мэру.

Явно желая отвлечь всеобщее внимание от своего живота, беременная невеста надела огромную шляпу с бутонами роз и белое платье от Ива Сен-Лорана с очень глубоким вырезом, выставлявшим на обозрение всех присутствующих (в том числе мэра и священника) ее грудь.

Если серый костюм жениха смотрелся вполне консервативно, пусть и с рубашкой в цветочек с расстегнутым воротником, то Кит сполна компенсировал этот официоз. «Мерцающий близнец» явился в черных лосинах и военном мундире, наброшенном прямо на майку, и громко запротестовал, когда жандармы попытались не пустить его внутрь с Анитой, несмотря на уверения мэра, что это публичное место. «Да я четыре раза подрался, чтобы только войти сюда!» – возмущался он.

После гражданского бракосочетания последовал суматошный пробег до часовни Святой Анны, когда журналисты и любопытные из толпы преследовали молодоженов, буквально наступая им на пятки, вплоть до самых дверей, оказавшихся закрытыми. Двери распахнулись в последнюю секунду, и Мик с Бьянкой протиснулись внутрь. Внутри невесту подвел к алтарю лорд Личфилд – живое напоминание о том, что связи Мика в аристократических кругах по-прежнему сильны, даже несмотря на то что королева ни за что не разрешила бы посетить эту церемонию своей сестре Маргарет. Мик лишь слегка поморщился, услышав выбранную Бьянкой музыку: органная вариация на приторно-сентиментальную тему из фильма «История любви».

Во время церемонии отец Люсьен Бод обратился непосредственно к Мику. Он пожелал жениху счастья, а потом, бросив взгляд на столпившихся снаружи фотографов, с сожалением добавил: «Но когда ты Мик Джаггер, об уединении с супругой приходится только мечтать».

Если у кого-то и оставались сомнения в том, что в лице Бьянки Мик нашел себе подходящую пару, то они развеялись, когда она появилась на вечеринке в «Кафе де Арт» в прозрачной шелковой блузке и в расшитом блестками тюрбане. Время от времени она играла сверкающим бриллиантовым браслетом на левом запястье – свадебным подарком Мика.

Для придания непринужденной атмосферы Джаггер пригласил регги-группу Rudies. Когда они заиграли песню «Роллингов» It’s all over now («Теперь все кончено»), странный выбор для такого случая, Мик взял Бьянку за руку, вывел на танцпол и впервые станцевал с ней как со своей законной женой. К явному удовольствию двухсот гостей и столпившихся у ворот зевак, песня It’s all over now была сыграна тем вечером еще не раз.

Надежды присутствующих на то, что и сами «Роллинги» что-нибудь сыграют экспромтом, развеялись, когда Кит исчез еще до полуночи и Мик остался развлекать гостей один. Несмотря на усталость, он присоединился к исполнительницам ритм-энд-блюза Дорис Трой и бывшей певице из Ikette П. П. Арнольд и двадцать пять минут играл попурри из различных соул-мелодий, приводя публику в восторг.

Новоиспеченная миссис Джаггер, сидя рядом с Роже Вадимом и Полом Маккартни, с интересом наблюдала за тем, как Мик с Арнольд на сцене задорно перемигиваются, толкаются и усердно исполняют один хит ритм-энд-блюза за другим. При этом по ее внешнему виду нельзя было сказать, знает она или нет, что у ее мужа когда-то была любовная связь с этой певицей. Но ближе к утру Бьянка решила, что ей уделяют мало внимания, и она поспешила заявить об этом мужу. «Мику не нравится, когда ему указывают, что делать, – рассказывал Уаймэн. – Он тут же вернулся к друзьям и продолжил веселиться». Рассерженная Бьянка удалилась в номер отеля «Библос».

На следующий день молодожены отправились в десятидневное путешествие по островам Сардиния и Корсика на борту 120-тонной яхты «Ромеанг». Когда предприимчивый репортер спросил, будут ли их сопровождать знаменитые друзья, Джаггер ответил: «Да вы, должно быть, шутите».

По возвращении Джаггер плотно взялся за работу со своими коллегами-«Роллингами». Тем летом они должны были записать новый двойной альбом и выпустить его как раз во время следующего «вторжения» в США, в 1972 году. Предполагалось, что он станет таким же мегахитом, как и «Липкие пальцы».

Поскольку принадлежавшее Киту поместье Нелькот было самой большой резиденцией «Роллингов» на юге Франции, Мик решил, что лучше всего записывать новый альбом именно там. В просторном подвале было достаточно места не только для всех музыкальных инструментов, приборов и устройств, но и для технического персонала.

Чего там недоставало, так это мощных кондиционеров или хотя бы источников электричества, чтобы их установить. Записывая Tumbling Dice («Брошенная игральная кость») и Rocks Off («Спускаю»), Мик срывал с себя одежду, но и тогда запись превращалась в сплошную пытку. При большой влажности терпеть жару просто не было никаких сил. «Едва я открывал рот, чтобы запеть, как у меня сразу пропадал голос», – вспоминал Мик.

Временами электричество «скакало» или полностью отключалось, что усложняло и без того нелегкую ситуацию. «Я уже разошелся, уже середина песни, все просто классно, а потом бац – и свет гаснет, – вспоминал Мик. – Приходилось начинать сначала». По его словам, все это походило на «гребаный кошмар».

Кита с Анитой происходившее мало заботило. Оба они плотно погрузились в наркотический дурман и, казалось, были вполне довольны, что их окружают сплошные наркодельцы, такие же наркоманы, как они сами, праздные тусовщики, халявщики-прилипалы и какие-то сомнительные личности. Когда Кит купил себе быстроходный катер, он сначала хотел окрестить его «Марлоном», но потом вывел краской на борту название «Мандракс» – в честь своих любимых «колес».

Полагая, что это не совсем подходящее окружение для женщины на седьмом месяце беременности, Бьянка решила провести остаток лета в Париже, в зарезервированном за Джаггером номере исторического «Отеля» (L’Hotel). Именно в этом отеле, расположенном на берегу Сены, на улице Рю-де-Боз-Ар, скончался Оскар Уайльд, произнеся перед смертью знаменитую фразу: «Либо эти обои, либо я».

Судя по всему, это был мудрый шаг для Бьянки. Тем временем Анита Палленберг в Нелькоте разошлась не на шутку, приставая ко всем подряд: к торговцам, к музыкантам, помощникам, даже к Эрику Клэптону, так же подсевшему на героин, как и она. Вскоре начали ходить слухи, что она спит с Миком и что они вместе повторяют пикантные сцены из фильма «Представление». Желая успокоить Бьянку и показать, что нет никаких оснований для ревности, Мик согласился немного пожить с Бьянкой в Париже или проводить там, по крайней мере, три дня в неделю. Другим «Роллингам» пришлось работать над альбомом без него и накладывать запись ведущего вокалиста отдельно.

21 октября 1971 года в родильном доме «Бельведер» Бьянка родила здоровую девочку. Через два дня родители пришли к общему решению и назвали ее Джейд Шина Джезебель. Почему «Джейд»?[6]. «Потому что она настоящая драгоценность, само совершенство», – отвечал Мик.

Две недели спустя девочку отвезли в Лондон, где над ней принялись ворковать Ева и Джо Джаггеры, до сих пор называвшие сына Майком. В отсутствие Бьянки Мик пригласил на Чейни-Уок Маршу Хант, чтобы сфотографировать вместе Карис и Джейд. Марше тяжело было наблюдать, как Мик постоянно суетился вокруг Джейд, а на Карис почти не обращал внимания.

В следующий раз они с Хант встретились только через месяц, и то потому, что Хант скрепя сердце решила попросить Мика выделить деньги на питание и одежду Карис. До этого Марша, утверждавшая, что она находится на мели, только один раз получала деньги от Джаггера – 500 долларов на текущие расходы по уходу за ребенком. На этот раз Мик даже не посмотрел ей в глаза и только нехотя расписался на чеке. «Наверное, у него недоставало духу посмотреть мне в лицо», – вспоминала позже Хант.

Но Джейд буквально купалась в море обожания и любви. Няня Джейд, Жани Вильер, говорила, что Джаггер «ужасно радовался, оттого что стал папой». Это обожание принимало порой причудливые формы: «Представьте себе только – Мик Джаггер в шелковой рубашке, белых атласных брюках и с зелеными тенями на веках расхаживает в своей неповторимой манере по детской комнате».

Бьянка между тем жаловалась на свои новые материнские обязанности. «Никто не представляет, как трудно прибираться в доме, присматривать за Джейд и одеваться соответствующим образом». Как утверждала Вильер, Бьянка проводила с Джейд меньше времени, чем Мик, а когда брала малышку на руки, то взваливала ее себе на плечо, как мешок. Однажды, по уверению Вильер, Бьянка даже «уронила Джейд с лестницы».

К весне следующего года «Роллинги» так и не составили подробный план гастролей в США, но название своему новому альбому придумали: Exile on Main St. («Изгнание на Мейн-стрит»). Теперь, прожив в другой стране почти год, Мик признавался, что скучает по дому. Он даже говорил знакомым, что готов принять предложение своего давнего друга Тома Дриберга и вернуться в Англию, чтобы принять участие в парламентских выборах от лейбористской партии. «Правда, у меня не совсем подходящая жена», – добавлял он лукаво.

Оставив Бьянку в их совместном доме на юге Франции, Джаггер отправился в Нью-Йорк, на переговоры с Ахметом Эртегюном. Там он завел знакомство с Джеймсом Тэйлором, худощавым американским певцом, только что выпустившим популярный альбом Sweet Baby James. Когда его обнаружил старый приятель Мика Питер Эшер, раньше выступавший в дуэте «Питер и Гордон», а ныне продюсер, Тэйлор проходил курс лечения от нервного расстройства и склонности к самоубийству. Как и многие другие знакомые Мика, включая Кита, Аниту и Клэптона, Тэйлор пристрастился к героину.

Тэйлору захотелось познакомить Мика со своей новой подружкой, еще одной восходящей звездой поп-музыки по имени Карли Саймон. Джаггеру конечно же доводилось слышать ее песни – хорошо составленные, написанные необычайно грамотным языком композиции вроде That’s the Way I’ve Always Heard It Should Be («Я слышала, это бывает именно так») или Anticipation («Предчувствие»). Но еще более любопытной казалась история ее жизни. Отец Саймон основал издательский дом «Саймон и Шустер», а дом ее родителей нередко посещали такие именитые гости, как Альберт Эйнштейн, Сальвадор Дали или Джон Стейнбек.

Как и Тэйлор, Саймон в детстве мучилась от неуверенности в себе и находила убежище в мире музыки. Она страдала от заикания, и, когда врачи не смогли исправить этот ее недостаток, Андреа Саймон предложила своей одаренной дочери не говорить, а петь обо всем, что она хочет сказать. Идея сработала. У девочки оказался красивый и чистый голос, а через какое-то время она настолько уверилась в своих силах, что смогла и говорить без заикания.

Саймон привлекала Мика и физически; в конце концов, она как раз была его типа – высокая и худощавая, с крупным ртом и копной непокорных волос, едва ли не «американская версия» Бьянки. Точнее говоря, отражение самого Мика в женском теле.

В конце 1971 года Тэйлор как раз порвал давнюю связь с фолк-певицей Джони Митчелл и познакомился с Саймон на концерте в Карнеги-холле. Сама Саймон еще поддерживала отношения со скандально известным голливудским ловеласом Уорреном Битти. Но между ними проскочила искра и зародилась настоящая страсть, а это конечно же означало, что Мик обязательно попытается ею овладеть.

Слухи о связи Мика с Карли Саймон быстро пересекли Атлантику. Бьянка, как и следовало ожидать, буквально рассвирепела. Она открыла огромную кладовку Мика на вилле в Биоте, вытащила его любимые рубашки и зубами разодрала их в клочья. Своих чувств к Карли Бьянка не скрывала. «Есть одна американская певичка, которую я с удовольствием порвала бы на куски», – сказала она нескольким людям.

Что касается самого Мика, то Бьянка его тоже не жаловала. Когда он вернулся в Биот, она заперлась на вилле и отказывалась открыть ему дверь. Когда Мик уговорил слугу впустить его, она вытолкала его на улицу и снова заперлась. Позже Мик утверждал, что в порыве «припадка ревности» Бьянка однажды угрожала ему пистолетом.

Спустя много лет Бьянка сказала Энди Уорхолу, что из всех любовниц Мика больше всего ее бесила Саймон. Энди объяснял это тем, что «Карли Саймон умна и очень похожа на Мика – выглядит как Мик и Бьянка».

Через несколько месяцев после интриги с Миком Карли вышла замуж за Тэйлора и следующие девять лет пыталась излечить его от героиновой зависимости. Тэйлора нисколько не волновала связь его жены с Джаггером; все трое оставались близкими друзьями. Настолько близкими, что когда Саймон записывала в студии свой хит You’re So Vain («Ты так тщеславен»), Джаггер усердно подпевал ей на заднем плане. (Несмотря на слухи, что герой этой песни – Битти, друзья Мика прекрасно знали, о ком там идет речь – это у Джаггера был любимый шелковый шарф, который он называл «абрикосовым»: «твой шарф, он был абрикосовым… жена близкого друга, жена близкого друга».)

В том же году абрикосовый шарф всплыл еще раз, после того как Мик заявил, что не возьмет Бьянку в тур по США. Мик стоял на тротуаре рядом с двадцатью чемоданами, ожидая лимузина в аэропорт, когда Бьянка высунулась из окна и закричала: «Если я не еду, то и мой шелковый шарф не поедет! Можешь распаковывать вещи до последнего чемодана, пока не найдешь».

Последующая за этим сцена поразила няню Джейд, Жани Вильер. Мик топнул ногой и заплакал. «Би [так он называл свою жену], я же хотел надеть его на выступление. И как я теперь его найду?» Но Бьянка настаивала на своем. Следующие сорок пять минут Мик, так и не переставая плакать, рылся в чемоданах, пока не обнаружил злополучный шарф абрикосового цвета в самом последнем из них. «Вот, получай, – крикнул он, швыряя шарф Бьянке. – Надеюсь, теперь ты довольна? По твоей милости я опоздаю в аэропорт!» (Нужно заметить, что Бьянка все-таки присоединилась к Мику в конце его тура по Америке.)

Вскоре Мику представился случай отомстить ей с Марианной Фейтфул. Джаггер рассказал ей о кратком путешествии в Южную Азию с Бьянкой и о том, как он посещал некоторые известные секс-достопримечательности Бангкока, пока та занималась покупками. «С тех пор я по-хорошему так и не потрахался», – пожаловался Мик Марианне. Это упущение было исправлено.

Бьянка прекрасно понимала, что недостатка в готовых пойти на все поклонницах у Мика не будет, особенно после того как по Америке, словно монгольская орда, пронеслась очередная волна увлечения Rolling Stones (их альбом Exile On Main St. («Изгнание на Мейн-стрит») разошелся миллионами экземпляров еще до гастрольного тура, а записи постоянно крутились по радио). «Мику нужно было доказывать себе, что он все еще находится на вершине, – говорил Эртегюн. – Но ему не стоило волноваться. С ним никто не мог сравниться».

И все же, по мере того как приближался его двадцать девятый день рождения, Мик приходил к неутешительному выводу, что его сверстники либо мертвы (Хендрикс, Джоплин, Джим Моррисон, Брайан), либо, подобно Битлам и другим группам первой волны «Британского нашествия», воспринимаются как реликты прошедшей эпохи. За внимание подростков и за каждый доллар, потраченный ими на пластинки, теперь сражались такие новички, как Jackson 5 и Дэвид Кэссиди, а приверженцы классического рока отдавали предпочтение таким группам и исполнителям, как Элис Купер, Greatful Dead, The Who и Led Zeppelin. В то же время Элтон Джон, Лу Рид и Дэвид Боуи активно разрабатывали глэм-рок, первопроходцем в котором был как раз Мик.

Джаггер не сдавался и пробовал осваивать новые способы привлечь к себе внимание. В попытке создать как можно больше шума на своих представлениях он прогонял почетных гостей с первых рядов и заполнял их вопящими тинейджерами. Их энергия придавала ему свежие силы. «Я чувствую их там, внизу. Мне нужен каждый из них», – говорил он.

С того момента, как он вышел на сцену в расшитом блестками белом комбинезоне с открытыми бедрами, стало понятно, что Мик не намерен полагаться на волю случая. За несколько десятилетий до того, как Кит стал распускать слухи о размере гениталий Мика, Джаггер специально подчеркивал эту деталь, засовывая себе между ног скатанный носок.

Сделав пару глотков «Джека Дэниэлса» или вынюхав дорожку-другую кокаина, Мик снова выходил на сцену и, обливаясь потом под прожекторами, продолжал рычать и дергаться под такие песни, как Midnight Rambler («Полуночный гуляка»), Under My Thumb («У меня под каблуком»), Brown Sugar («Коричневый сахар») и Tumbling Dice («Брошенная игральная кость»). В главной статье журнала Life, озаглавленной «Роллинги проносятся ураганом по стране», Томас Томпсон писал: «И во главе всех – Джаггер. Он обладает редким даром поражать публику своей шокирующей электризующей энергией, подобно редким исполнителям, таким как Калласс, Эль Кордобес и Нуриев». Далее автор описывает Мика как «брошенную кукловодом марионетку» и «чирлидера на оргии».

Для самих «Роллингов», пожалуй, самой желанной реакцией на выступление были беспорядки, которые все еще продолжали возникать на их концертах. В канадском Ванкувере, столице Британской Колумбии, после столкновений двухтысячной толпы с конной полицией в больницу попало более тридцати человек. У «Форума» в Монреале устроили настоящий бунт более трех тысяч фанатов с фальшивыми билетами. Фанаты в Сан-Диего забросали полицейских зажигательными бомбами и развязали едва ли не уличные бои, в результате которых пятнадцать человек получили ранения и шестьдесят отправились за решетку. Но самые крупные беспорядки прошли в аризонском Тусоне, где полицейские забросали разбушевавшуюся толпу гранатами со слезоточивым газом. Прежде чем волнения прекратились, полиция арестовала более трех сотен человек.

То же повторилось и в столице США. Там полиция задержала шестьдесят шесть буйных фанатов. В Род-Айленде арестовали только двоих, но ими оказались сами Мик и Кит, напавшие на фотографа.

Позже, уже сидя на борту «Высунутого языка» (частного самолета «Роллингов», DC-7 с известным логотипом Джона Пэша на фюзеляже), Мик с размаха ударил привлекательную молодую женщину, а после вытолкал ее из самолета. Выяснилось, что она была судебным приставом, передавшим ему повестку в суд от землевладельцев в Алтамонте, которые потребовали выплатить компенсацию в 375 тысяч долларов за испорченные участки – не такая уж заоблачная сумма, даже по тем временам. (В самолетах Джаггер вообще часто позволял себе больше обычного. Еще до этого случая во время рейса в Лос-Анджелес стюардесса Полин Лаф допустила ошибку, сказав Мику, что он сидит не на своем месте. Говорят, что Мик в ответ на это схватил ее за локоть, развернул и заявил: «Еще раз так скажешь, и я тебе дам пинка под зад». Позже он добавил, что ему хотелось бы «еще и врезать ей как следует по морде, потому что заслужила».)

Под всей этой бравадой Джаггер скрывал беспокойный страх умереть насильственной смертью, особенно он боялся, что его убьют во время представления. По этой причине на гастролях его сопровождали как минимум два охранника. В качестве последнего средства самообороны за пределами сцены Мик носил в кармане куртки пистолет 38-го калибра. Впоследствии к списку фобий и к нервному тику добавился страх погибнуть в авиакатастрофе, и малейшая тряска в воздухе вызывала у него настоящий приступ паники. Но, несмотря ни на что, Мик не намерен был останавливаться. Напротив, «Роллинги» стали еще больше разъезжать по разным гастролям, и их дорожная жизнь приобретала поистине сюрреалистические тона.

Многие подробности этой «жизни на колесах» постарался запечатлеть кинематографист Роберт Фрэнк, планировавший выпустить документальный фильм под заголовком «Блюз членососа». Но фильм так и не вышел на экраны, и совершенно ясно почему. Мик с Китом постоянно несли какую-то чушь под кайфом и сворачивали косяки прямо перед камерой. В одном эпизоде Кит в открытую ширялся героином. Вот еще несколько характерных кадров: Бьянка фотографирует мужа, который курит траву на заднем сиденье их лимузина во время путешествия по югу США; Мик, засунув руки в плавки, ходит вокруг бассейна в резиденции «Роллингов» в Лос-Анджелесе; какой-то другой мужчина, лицо которого скрыто, мастурбирует, засунув руку себе под атласные брюки; голые групи вводят друг другу иглы в вены; Джаггер перед представлением нюхает кокаин через стодолларовую купюру; Джаггер играет на там-таме на борту самолета, пока администраторы раздевают трех юных фанаток и гоняются за ними по салону.

В одной совершенно абсурдной сцене Мик сидит в кровати, держа зеркало перед лицом и вглядываясь в него, как королева из «Белоснежки». Вокруг него групи, музыканты и помощники занимаются сексом, нюхают кокаин или протягивают друг другу под нос попперсы (амилнитрит).

Увиденным был поражен даже такой закаленный рок-журналист, как Роберт Гринфилд из журнала Rolling Stone. «Пять бутылок „Демерола“ и бутылка „Квейлудза“ на 500 таблеток, все пустые; квартовая бутылка кокаина просто в качестве энергетика, четыре „Квейлудза“, чтобы заснуть, но если начинается мандраж, закинься „Плацидилом“… четыре дорожки кокаина на 500 долларов на зеркале… кто-то засунул свою заначку в резинку – называет это „настоящей профилактикой“, ха-ха».

Еще одним свидетелем наркотического угара «Роллингов» был Трумэн Капоте, который собирался написать про них пьесу, но она так и не была закончена. «С самого начала они принялись пререкаться, – вспоминал один знакомый Трумэна. – Мик невзлюбил Тру за то, что тот все время пытался прикалываться… Никто не смеялся, потому что он был несмешной». Капоте же назвал Мика «испуганным маленьким мальчиком, заблудившимся в чужом районе». Что касается пресловутой сексуальности, якобы притягательной для обоих полов, то автор, известный в богемной среде по кличке Крошка Ужас, сказал следующее: «Поверьте мне, Джаггер так же сексуален, как и писающая жаба».

С Капоте не согласились бы миллионы женщин, одна из которых как раз появилась на звездной вечеринке, устроенной в честь «Роллингов» в Лос-Анджелесе. «Мисс Памела! Девушка моей мечты!» – закричал Мик, приветствуя свою приходящую любовницу. Мисс Памела только что узнала, что ее новый ухажер, малоизвестный актер по имени Дон Джонсон, изменил ей с четырнадцатилетней дочерью актрисы Типпи Хедрен, Мелани Гриффит. При этом она не преминула заметить, что среди всех ее любовников Джонсон обладал самым внушительным достоинством – «и Мик конечно же воспринял это как вызов». «А принять вызов Джаггер был готов всегда», – добавила она лукаво.

Поскольку Бьянка за весь тур присоединялась к музыкантам лишь дважды, и то ненадолго, Мик активно пользовался обильным «шведским столом», который ему охотно предлагали во время путешествия («Мне просто нужно быть самим собой», – объяснял он). Среди главных блюд были и подружки Хью Хефнера, с которыми рок-кумир встречался в чикагском особняке редактора и основателя журнала «Плейбой». Прыть и мастерство Джаггера поразили даже видавшего виды Хью. «Мик явно не нуждается в моих советах», – сказал он.

Второе выступление «Роллингов» на Мэдисон-сквер в Нью-Йорке, состоявшееся 26 июля 1972 года, то есть в двадцать девятый день рождения Мика, ознаменовало собой конец гастролей. После того как от планов выпустить пятьсот живых кур на головы зрителей отказались, «Роллинги» просто стали швырять друг в друга торты, пока двадцать тысяч зрителей распевали «С днем рожденья тебя!»

После выступления Ахмет Эртегюн устроил в отеле «Сент-Регис» пышную вечеринку со множеством звездных гостей в духе Феллини, так удачно поставившую точку в гастрольном туре. Энди Уорхол щелкал «Поляроидом», актриса Пэт Аст и трансвестит Кэнди Дарлинг пытались разговорить драматурга Теннесси Уильямса, Боб Дилан в темных очках и белой фетровой шляпе болтал с ведущим ток-шоу Диком Кэветтом, а после попросил снять его вместе с актрисой Жа Жа Габор; Вуди Аллен почти все время простоял в углу, а писатель Джордж Плимтон разговаривал с Капоте и сестрой Джеки Онассис, княгиней Ли Радзивилл. Среди собравшихся можно было заметить и многочисленных завсегдатаев модных нью-йоркских тусовок с бокалами шампанского в руках, в том числе ювелирного магната Джанни Булгари, наследника сети супермаркетов Хантингтона Хартфорда, светских львиц Си-Зи Гест и Слим Кит, модельера Оскара де ла Рента, издателя Сая Ньюхауза и критика Рекса Рида.

В два часа ночи Мик присоединился к импровизирующим Стиви Уандеру и Мадди Уотерсу, блюзовому кумиру его юности. Все это мероприятие, закончившееся перед рассветом, Дилан описал как «всеобъемлющее начало космического сознания». Публицист Гарриет Ван Хорн выразилась иначе. Согласно ее мнению, «на такой вакханалии, как день рождения Джаггера, чувствовали бы себя как дома Нерон, Калигула, маркиз де Сад и „семья Мэнсон“».

К этому списку она с полным правом могла бы добавить имя Рудольфа Нуриева. Он не смог побывать на вечеринке, но тем же летом встречался с Джаггером не раз. Прошло десятилетие с тех пор, как Нуриев сбежал из Советского Союза, но он все еще находился на пике славы, покоряя зрителей своими бросающими вызов гравитации прыжками и животной чувственностью. Экзотический танцовщик с пухлыми губами и высокими татарскими скулами и по жизни шел подобно Мику, покоряя как мужчин, так и женщин, в том числе знаменитую балерину Марго Фонтейн, Леонарда Бернстайна, актера Энтони Перкинса и модельеров Джорджо Сан-Анджело и Холстона.

Мика привлекали люди, похожие на него, а Нуриев во многих отношениях был его копией. «Мы с Нуриевым много спорили по поводу того, кому требуется больше таланта и дисциплины – балетному танцору или поп-певцу, – говорил Мик об их творческом соперничестве. – Он часто переспоривал меня, но, мне кажется, я его переубедил. Я сказал, что и сам хотел бы танцевать, только упустил такую возможность».

Тем же летом, когда журналист и телеведущий Джеральдо Ривера пригласил Джаггера и Нуриева на вечеринку в свою квартиру в Нижнем Ист-Сайде, выяснилось, что этих мужчин связывают более тесные отношения. Пока Рудольф с Миком курили траву и танцевали в гостиной, Ривера вышел на кухню, чтобы смешать коктейли.

«Вдруг кто-то проскользнул у меня за спиной, и я почувствовал чью-то руку у себя на поясе, – вспоминал Ривера. – Я слегка повернулся, чтобы посмотреть, кто это, и это оказался Нуриев. Он двигался под звуки музыки и прижимался ко мне сзади. Он был игриво настроен и явно делал сексуальные намеки. Не успел я подумать, как мне реагировать, как спереди ко мне подошел Джаггер и начал заниматься тем же. Они шутили и смеялись, но между ними ощущалось и какое-то серьезное соперничество».

Пока Мик гладил грудь Джеральдо, Нуриев ерошил его волосы. «А ты знаешь, он девственник», – сказал Нуриев Мику.

«Ах, вот как, – отозвался Мик, подмигнув. – Ну тогда мы сейчас его уломаем».

Джеральдо пришел к мнению, что Нуриев и Джаггер хотят соблазнить его по-настоящему, и поспешил «выскользнуть из этого сэндвича», как он выразился, и «перевести все в шутку». Но, впрочем, добавил: «Если бы я когда-нибудь и решился на гомосексуальный опыт, то именно тем вечером, с Рудольфом Нуриевым и Миком Джаггером».

Когда Джеральдо поведал об этом случае Бьянке, та просто пожала плечами. «Мик не очень высокого мнения о женщинах», – сказала она, как о чем-то само собой разумеющемся.

В сентябре Мик приехал в Лондон и объявил о том, что вернулся домой навсегда, потому что ему надоело жить на юге Франции. Киту и Аните это тоже надоело, но у них были и более веские причины покинуть соседнюю страну: после нескольких лет, в течение которых Ричардс и Палленберг играли в кошки-мышки с французскими властями, те наконец-то выписали ордеры на их арест по обвинению в хранении наркотиков.

Мало что заводило Мика так, как игра с прессой. Наверное, поэтому он заявил, что собирается уйти со сцены в тридцать четыре года. «Не хочу закончить как Элвис Пресли и выступать в Лас-Вегасе перед домохозяйками и старушками с сумочками в руках. Это бред. Если Элвиса так прикалывает, пусть выступает. Но это не по мне. Не хочу быть рок-н-рольным певцом всю жизнь».

«Все люди в основе своей бисексуальны».

Мик

«Невозможно утверждать, гомосексуален он или бисексуален. Он вне этого. Мик Джаггер – величайший специалист космического секса».

Биби Бьюэлл, любовница

«Я не пропагандирую образ вечного двадцатидвухлетнего парня. Это очень опасная штука».

Мик

Глава шестая

«Да заткнись ты, Кит. Не будь идиотом»

Бьянка была несчастна – еще больше, чем обычно. И она всячески показывала это Мику. «Мик с Бьянкой постоянно ссорились, – вспоминал бывший личный секретарь. – Не проходило и двух минут, как они взрывались, словно Везувий».

На что же она жаловалась? В первую очередь на то, что ее знаменитый муж не обращает на нее ни малейшего внимания. Да, он купил еще один шикарный дом в Очо-Риос на Ямайке, но совершенно не скрывал своего презрения к семейной жизни. Что же до самой Бьянки, то и она не собиралась превращаться в домохозяйку в потертом халате.

Желая воспользоваться недавно обретенной популярностью, Бьянка решила сделать себе имя в мире высокой моды. Ее фаворитом оставался Ив Сен-Лоран, к которому она теперь могла обратиться в любое время и который по первому зову был рад создать облегающее платье для нее и подходящий к нему костюм из белого атласа для Мика. Вскоре Бьянка заинтересовалась работами и других модельеров, в том числе Холстона, Осси Кларка, Келвина Кляйна, Билли Бласса, Ральфа Лорена и других. Все они были только рады угодить супруге самой известной в мире рок-звезды.

К их нарядам она добавляла что-нибудь свое: боа из перьев, прозрачную блузку, меховую накидку, кружевную мантилью. Ее особым «фирменным знаком» стали трости с набалдашниками из золота, серебра или слоновой кости. Таким образом, Бьянка прославилась как истинный знаток моды и вместе с мужем вошла в список самых хорошо и стильно одевавшихся знаменитостей.

Ближе к концу 1972 года Джаггер согласился на время позабыть о взаимных обидах и спокойно отметить праздники, хотя бы ради Джейд. Все уже предвкушали приятное Рождество, как 23 декабря пришло известие о том, что Манагуа, родной город Бьянки, разрушен в результате мощного землетрясения. Значительная часть города превратилась в развалины, погибли шесть тысяч человек.

Не дозвонившись до родных Бьянки по телефону и не получив никаких сведений о том, выжили ли они, Мик решил вместе с Бьянкой отправиться к месту трагедии на частном самолете, загрузив его медикаментами. Увиденное в Манагуа их потрясло, а Бьянка не на шутку испугалась, что ее родственники – в том числе и мать – погибли. На месте ресторана, в котором она некогда работала, тоже были одни лишь развалины.

Несколько дней прошли в поисках, и наконец родственников Бьянки удалось найти в расположенной неподалеку деревне. Невероятно, но все они не только спаслись, но и не получили даже незначительных ран.

По просьбе Бьянки «Роллинги» выступили с благотворительным концертом в лос-анджелесском «Форуме», собрав 787 500 долларов для помощи жертвам землетрясения. Но такой альтруистический поступок, казалось, не произвел ни малейшего впечатления на японские власти, которые за несколько дней до намеченного в Токио концерта заявили, что не пустят в страну Мика, потому что в 1967 году он был осужден за хранение наркотиков. Для Rolling Stones, запланировавших тур по Дальнему Востоку, это стало большим ударом. И это было только первой ласточкой. В последующие сорок лет Мику и другим «Роллингам» придется еще не раз расплачиваться за то, что они подвергались арестам; им будут не давать визы или всячески усложнять поездки в другие страны.

А пока что Мику оставалось надеяться, что его жест помощи Никарагуа не останется незамеченным в Вашингтоне. Он также надеялся, что его имя вычеркнут из списков подозрительных личностей в различных аэропортах, количество которых в предыдущие годы только увеличивалось.

Если власти США пока не следовали примеру своих японских коллег и не запрещали «Роллингам» въезд в страну, то сотрудники Службы иммиграции и натурализации США уже отмечали в своих документах, что в середине 1960-х Мик несколько раз привлекался к суду по делам, связанным с хранением и употреблением наркотиков. Таможенная служба, ЦРУ и Государственный департамент США взяли на заметку тот факт, что в 1968 году Джаггер участвовал в демонстрации у посольства США в Лондоне. Масла в огонь подливали и те факты, что Джаггер открыто поддерживал «Черных пантер» (националистическую группу чернокожих американцев, которую директор ФБР Джон Эдгар Гувер поклялся уничтожить) и в разных ситуациях называл себя анархистом, социалистом, коммунистом и маоистом.

Как и следовало ожидать, Гувер лично заинтересовался Джаггером, причем его подозрительность граничила с одержимостью. По непосредственному приказу Гувера в Алтамонте смешались с толпой десятки агентов ФБР, переодетых наркоторговцами, хиппи и байкерами. К 1970 году несколько доносчиков проникли в организацию «Роллингов» и регулярно докладывали Гуверу о том, как музыканты устраивают оргии и употребляют наркотики. Мик находился под постоянным наблюдением; телефоны в его гостиничных номерах прослушивались. Гувер, чья профессиональная схватка закалилась в борьбе со слухами о его собственной гомосексуальной ориентации, часто приказывал агентам уделять внимание именно этому аспекту наблюдаемых. Затем он использовал полученные сведения, достоверные или недостоверные, чтобы шантажировать своих политических соперников или разрушать их карьеру.

Мика он воспринимал как испорченного и избалованного развратителя американской молодежи. Человека, который редко позволял себе снять маску сурового моралиста, и в самом деле мог выводить из себя бравирующий своей бисексуальностью и женственными манерами Мик. «Гувер ненавидел Джаггера, – сообщил один из бывших агентов ФБР. – Пожалуй, больше любого другого представителя поп-культуры того поколения».

В этом Гувер был не одинок. Однажды в самый разгар избирательной кампании 1972 года президент Ричард Никсон увидел в журнале Life фотографию Мика, исполняющего Jumping Jack Flash («Джек-попрыгунчик») в шляпе «Дяди Сэма», и, как выразился его тогдашний пресс-секретарь Рон Циглер, «совершенно обезумел». Никсон приказал официально внести Джаггера в знаменитый список его личных врагов.

И все же когда Мик с Бьянкой прибыли в Вашингтон, чтобы передать 787 500 долларов в Панамериканский фонд развития, столица встретила их красной дорожкой. В здание сената стекались известные юристы и дипломаты, желавшие посмотреть на Джаггера, а обычно сдержанная Washington Post описывала Бьянку следующим образом: «новая суперзвезда семейства, его близнец по угрюмому взору и пухлым губам, любимица светского общества и мира моды».

Замысел сработал. Как утверждала Бьянка, Мику сообщили, что благодаря его помощи жертвам землетрясения в Никарагуа ему выдадут постоянную визу. Нужно было только попросить. Но, как опять же говорила Бьянка, это предложение уже не казалось Мику таким привлекательным. Одно дело, когда к тебе придираются ФБР или иммиграционная служба, а другое – когда за тебя всерьез берется налоговое управление. «Мик сказал, что раз уж он не собирается платить подоходный налог в США, то не станет получать и постоянную визу… Он много раз говорил мне, что хочет создать впечатление, что не записывается в США, хотя на самом деле записывался». И эта хитрость тоже сработала: невероятно, но Служба внутренних доходов всегда оставалась одним из немногих правительственных ведомств, которые нисколько не интересовались Джаггером.

Того же самого нельзя было сказать о Марше Хант, которой окончательно надоело выпрашивать у Мика подачки на еду и одежду для дочери. В июле 1973 года она подала иск на алименты, и тут же газеты по всему миру стали перепечатывать статьи о том, как беспринципная интриганка пытается разрушить семейное счастье кумира, утверждая, что родила ребенка от Мика.

Джаггера это взбесило, и он, настаивая на том, что не является отцом ребенка, даже предложил пройти анализ крови. Но до этого дело не дошло. Вместо этого он объявил, что создаст фонд с капиталом 25 тысяч долларов и будет выплачивать 20 долларов каждую неделю, но только если Хант подпишет официальное заявление, что Карис не его дочь. Та согласилась, хотя Мик догадывался, что встретиться с Маршей Хант ему еще придется не раз.

Теперь Мик не пытался изображать из себя заботливого отца даже с Джейд. Когда Бьянка обвинила его в том, что он слишком мало времени проводит с дочерью, он не стал извиняться. «Это мой выбор, но уж больно я невнимательный. Какой есть», – признался он.

Сейчас его заботили более важные дела, а именно выпуск нового альбома Goats Head Soup («Суп из козлиной головы»), запланированный на 31 августа. Желая как следует отметить это событие и разрекламировать альбом, Мик пригласил принцессу Маргарет, лорда Личфилда, супругов Ормсби-Гор, нескольких членов парламента, а также видных фигур из музыкальной индустрии на торжественное мероприятие в Бленхеймский дворец, резиденцию герцогов Мальборо, построенную в семнадцатом веке, где в свое время родился Уинстон Черчилль.

Под взглядами предков сэра Уинстона, взирающих на них со стен, Мик и Бьянка благопристойно принимали гостей, пока в зал в поисках Кита не ворвалась одурманенная Анита Палленберг. Осыпав Бьянку градом непристойностей, она схватила Ричардса за руку, и оба они направились к выходу в поисках наркотиков. Две недели спустя Кит рассказал журналистам, что собирается пройти через операцию по очищению крови («как вампир, только наоборот»), представляя все это как шутку; он и в самом деле посетил швейцарскую клинику, где проводились подобные процедуры. В чем бы они ни заключались, но вернулся он достаточно бодрым, чтобы присоединиться к другим «Роллингам» в их турах по Великобритании и Америке.

Альбом Goats Head Soup, на обложке которого красовалось женоподобное лицо Мика с открытым ртом, невинно глядящего из-за полупрозрачной вуали, можно было назвать несомненным успехом как с коммерческой, так и с художественной точки зрения. Но только две песни из него стали несомненными хитами – грубоватая «городская баллада» о стрельбе и наркотиках под названием Do do do do do, Hearbreaker («Ду ду ду ду ду, разбиватель сердец») и грустноватая, немного выбивающаяся из общей темы Angie («Энджи»), так мало походившая на обычную композицию «Роллингов» с пульсирующим, энергичным ритмом и тем не менее ставшая «номером один».

Как и следовало ожидать, тут же родились различные домыслы по поводу того, кто же послужил источником вдохновения для песни, которая занимала первое место в чартах целых тринадцать недель. Согласно одной версии, песня была названа в честь новорожденной дочери Кита, Дэндилайон Энджи. Согласно другим, более распространенным слухам, песня посвящена Анджеле Боуи, жене Дэвида Боуи. Но ни одна версия не была истинной. Если кто и вдохновлял Мика, то не жена Дэвида Боуи, а сам Боуи.

Среди исполнителей нового музыкального направления «глэм-рок» никто – даже подражавший Валентину Либераче Элтон Джон – не раздвигал границы настолько широко, как Дэвид Боуи. Еще в юности, когда живший в рабочем районе Южного Лондона Дэвид Джонс (настоящая фамилия Боуи) только мечтал стать рок-музыкантом, он думал о том, как бы объединить мягкую поп-привлекательность Beatles с шокирующей энергичностью Мика Джаггера. «Я мечтал стать Миком Джаггером, – признавался Боуи, – но не потому, что он был секс-символом». Для Боуи Мик был скорее «материнской фигурой».

Так получилось, что Джаггер повлиял даже на выбор псевдонима начинающего рокера. Мик часто говорил в интервью, что слово «jagger» на староанглийском означает «нож». «Нож Боуи» особой формы, изобретенный американским народным героем Джимом Боуи, имел еще и то преимущество, что начинался с буквы Б, а значит, косвенным образом напоминал о Beatles. Так родился «Дэвид Боуи».

Мэри Анджелу Барнетт только что исключили из Коннектикутского женского колледжа за «противоестественную» связь с девушкой, когда ее с Боуи познакомил их общий друг. «Мы встречались и спали с одним парнем», – вспоминал Боуи. С другой их общей знакомой, по имени Клэр, они переспали как раз перед свадьбой в 1970 году, а на следующее утро она была их свидетельницей. За десять лет брака Дэвид и Энджи занимались сексом как с мужчинами, так и с женщинами – и вместе, и по отдельности.

«Как и всех на планете, нас взбудоражило то, что делал Мик, и то, какие возможности он открыл, – говорила Энджи. – Он наносил макияж на лицо и облачался в платья Майкла Фиша». И Энджи настаивала, чтобы Дэвид эксплуатировал бисексуальный шик и шел, насколько это возможно, дальше. Вскоре пластиковые диско-ботинки, волосы, покрытые люминесцентной оранжевой краской, и макияж в стиле театра кабуки сделали Боуи в образе «Зигги Стардаста» королем андрогинного рока.

Оба они восхищались друг другом, и как музыкантами, и как людьми. Боуи был всего лишь на четыре года младше Джаггера, но его восхваляли как только что взошедшую звезду. Когда весной 1973 года Джаггер посетил Боуи за кулисами, «Зигги» в спандексе и раскрашенный золотой краской горячо обнял своего кумира. Когда же через несколько месяцев «Роллинги» пригласили на концерт Боуи с его товарищем Скоттом, Мик не только оплатил номер в гостинице на двоих, но и послал им букет роз и бутылку шампанского с запиской «С любовью, Мик».

Если Джаггер все еще немного стеснялся выставлять напоказ свои сексуальные предпочтения, то Боуи совершенно не скрывал тот факт, что они с женой бисексуальны и часто меняются партнерами. «Мик посмотрел на Дэвида и подумал, не будущая ли это мода, – сказал Ли Блэк Чайлдерз, бывший вице-президент компании „Мэйнмэн“ по управлению финансами Боуи. – Мик очень серьезно относился к поддержанию своей популярности, а в то время самым популярным был Дэвид».

«Это была эпоха блеска и пышности, и все хотели поучаствовать в бисексуальной революции, – объяснял певец Чаки Старр, который познакомился с Миком на вечеринке в Беверли-Хиллз в ту же неделю, когда Angie стала хитом номер один. – Мик не отличался от них. Он украсил себя стразами, нанес голубые тени на веки, надел башмаки на толстой подошве». «Ну а зачем так наряжаться за кулисами?» – спросил Старр. «Потому что я очень уважаю Дэвида Боуи», – ответил Мик.

Кита Ричардса такое увлечение своего друга Дэвидом Боуи удивляло. «Вообще-то Мик может выдать в десять раз больше Боуи в одной футболке и в джинсах. Зачем хотеть быть кем-то еще, если ты Мик Джаггер?»

Энджи тоже наблюдала искоса за растущей привязанностью между Миком и Дэвидом, но по иной причине. Она была уверена, что, подлизываясь к Мику, Дэвид ничего не добьется и что так он только может лишиться поддержки молодых фанатов. Сам Боуи, называвший Джаггера Майком и никогда – Миком, думал иначе. Он не только восхищался способностью Мика возбуждать публику год за годом, но и уважал его сочинительский дар, а также деловую хватку. «Он считал Мика финансовым гением, – признавалась Энджи. – Все мы так считали».

Вскоре Боуи с Джаггером стали видеть вместе и без жен: они сидели на матче Мухаммеда Али с Кеном Нортоном, танцевали в лондонском диско-баре «Трамп», шумно приветствовали Дайану Росс на ее концерте и мило обнимались, сидя вместе на кушетке в номере отеля. Никто из них не выразил неудовольствия, когда фотограф запечатлел их в момент отдыха; Мик положил голову на колени Дэвиду, а тот гладил ее. Боуи даже приглашал Мика посмотреть гей-фильмы. «Дэвид – прирожденный агитатор», – сказал британский телепродюсер Кевин Кан.

В октябре 1973 года супруги Боуи поселились на Оукли-стрит, неподалеку от Чейни-Уок. Однажды Энджи на несколько дней уехала из города, а когда вернулась утром, то сразу прошла на кухню, чтобы сделать себе чаю. Служанка Боуи, пришедшая часом раньше, подошла к хозяйке с загадочным выражением лица и сказала: «Кто-то лежит в вашей кровати».

Энджи поднялась наверх, приоткрыла дверь в спальню и увидела, что там спят обнаженными Мик с Дэвидом. Тут же они оба резко проснулись. «О, привет! Как дела?» – спросил Боуи, явно удивившись.

«Замечательно, – ответила Энджи. – Чаю не хотите?» Мик молчал и только моргал. Через несколько минут Энджи вернулась с чаем и апельсиновым соком на подносе. Конечно, вряд ли это можно назвать «поимкой на месте преступления», но, как говорила позже Энджи, она была «совершенно уверена, что они трахались. Это было настолько очевидно, что мне даже в голову не приходило подумать, будто они не трахались».

Любопытно, что, пытаясь отвадить Дэвида от Мика, Энджи сама старалась привлечь внимание Джаггера. «Мне хотелось самой быть с Миком, – сказал она. – Мне всегда казалось, что в постели он должен быть страстным. Он очень сексуальный парень». Но свой шанс она упустила. Когда Мик начал соблазнять ее, на Энджи вдруг напал приступ хохота. У Марианны Фейтфул таких трудностей не было, и в конце 1973 года она вполне удачно встречалась с Боуи – то есть в то же время, когда, как ходили слухи, у него были самые близкие отношения с Миком.

Но все эти флирты на стороне, похоже, не оказывали никакого влияния на взаимные чувства Боуи и Джаггера. Ава Черри, чернокожая певица, которая одно время жила с супругами Боуи, в разговоре с другом однажды якобы сказала: «Мик и Дэвид были по-настоящему сексуально одержимы друг другом. Я много раз спала с ними, но под конец просто смотрела, как они занимались сексом». По мнению Черри, отношения эти носили не только сексуальный характер. Оба они были «очень близки» эмоционально и «несколько месяцев практически жили вместе». Ли Чайлдерз пожимал плечами: «Все знали, что происходит между ними. Ни тот, ни другой ничего не скрывали».

Когда впоследствии значение этой связи пытались приуменьшить, Родни Бингенхеймер, диджей и представитель музыкальной тусовки Лос-Анджелеса, сказал: «Мик с Дэвидом конечно же были любовниками. Они не делали из этого особенной тайны».

Джаггер и его пансексуальные друзья Боуи и Нуриев нашли родственную душу в лице Энди Уорхола. Лиз Дерринджер (бывшая жена рокера Рика Дерринджера) отзывалась об Уорхоле точно так же, как и о Мике: «болтливый, стервозный… настоящий бабник». Энди буквально питался слухами. Одним из любимых занятий Джаггера и Уорхола было сравнивать между собой разных знаменитостей и оценивать их сексуальную привлекательность. «Мик всегда указывал на симпатичных мужчин, – рассказывал близкий знакомый Уорхола Кристофер Макос. – Он говорил мне: „Ого, посмотри какой симпатичный парень“. Но я думаю, что на самом деле он был более гетеро-, чем бисексуал».

Тем не менее Макос и другие знакомые Энди считали, что у Джаггера с ним тоже была связь. Макос говорил, что Мик напивался и танцевал с Энди в баре «Макс-Канзас-Сити». «Энди утверждал, что спал с Миком. Он говорил мне это несколько раз». Косвенным подтверждением бисексуальных склонностей Мика были и изображения его фаллоса, сделанные Энди Уорхолом, за которые Джаггер платил тысячи долларов. Их еще много лет вешали и снимали со стен домов Джаггера, в зависимости от того, кто приходил в гости.

Пожалуй, лучше всех остальных оценить отношения между Боуи и Джаггером могла Биби Бьюэлл, высокая и эффектная модель из журнала «Плейбой». Ее связь с обоими мужчинами длилась несколько лет, но она не ограничивалась только этими двумя. В разные моменты у нее были интриги с Элвисом Костелло, Родом Стюартом, Джимми Пейджем, Стивом Тайлером из Aerosmith, Тоддом Рандгреном и Принцем. (Биби утверждала, что свою песню Little Red Corvette («Маленький красный корвет») Принц посвятил именно ей.)

Когда в 1973 году Бьюэлл привлекла внимание Боуи в клубе «Макс-Канзас-Сити», ей было всего восемнадцать лет, и она встречалась с Тоддом Рандгреном, написавшим такие хиты, как Hello It’s Me («Привет, это я») и I Saw the Light («Я видел свет»). Вскоре после этого она познакомилась с Миком на концерте Эрика Клэптона. На устроенной после концерта вечеринке Мик много общался со своим давним другом Эриком, но не забывал при этом соблазнять Бьюэлл. «Он откровенно флиртовал, – вспоминала она. – Все время подходил ко мне и предлагал бросить Тодда».

Рандгрен «поднял бучу», когда увидел, как Джаггер следует за его девушкой на кухню. «Мы идем домой, немедленно», – сказал он Бьюэлл, а по пути прочитал целую лекцию о «таких парнях, как Уоррен Битти и Мик Джаггер».

Но потом Мик все-таки уговорил ее прийти к нему в гости на обед. «Вот человек, который может слоняться по трущобам со всякими свиньями, а потом отобедать с бароном таким-то и таким-то, – сказала она, когда Мик дал ей впервые попробовать суши. – Мик очень разнообразен, очень многогранен. Меня это впечатлило».

Под конец он предложил прийти к нему в номер нью-йоркского отеля «Плаза», и она согласилась. Оказавшись наедине с ней, Мик не стал терять времени даром, сбросил одежду и залез в кровать. «Меня очень поразили его худощавость и его хрупкость, – вспоминала Бьюэлл. – Такие тоненькие кости. Но как любовник Мик вовсе не хрупкий и ничуть не стеснительный. В постели он совсем не мешок с костями. Он агрессивный, очень сильный и уверенный в себе». Что касается той детали его анатомии, которую Кит называл «маленьким крантиком», то Бьюэлл была более щедра в своей оценке: «Я бы сказала, что прибор у него более чем достойный».

Как только Боуи с Джаггером узнали, что оба встречаются с Бьюэлл («Никакой моногамии нет. Все спят со всеми», – однажды сказала она), то обе звезды стали строить планы, как бы заманить ее на оргию-другую. «Мик и Дэвид стали названивать мне часа в три ночи и делать странные предложения – приглашали к себе в постель с четырьмя шикарными темнокожими женщинами. Ну или с четырьмя шикарными темнокожими мужчинами», – добавила она.

«Что касается секса, то Мик ничем не ограничивал себя, ему хотелось попробовать это с самыми разными людьми, разного цвета кожи и разного происхождения, – утверждала Бьюэлл. – Он обожает блондинок. Любит брюнеток. Любит индианок, латиноамериканок и азиаток. Его не остановишь».