Звездолет «Иосиф Сталин». На взлет! Перемолотов Владимир

– Может быть, преступники?

Вохербрум пожал плечами и невольно оглянулся. Это было лучше любого ответа. Сравнивать его с церковной крысой Федосей не стал бы, но, честно говоря, брать тут и впрямь было нечего. Какие-то книги, нелепые безделушки…

– Не думаю, – ответил хозяин, – что наших воров интересует физика или химия…

Пожатием плеч он отбросил и эту гипотезу.

– Думаю, что все же вы ошиблись. Кому я нужен?

– Вы нужны нам, профессор!

Из бокового кармана Деготь достал плотный конверт и протянул его хозяину. Голос его стал торжественным и официальным.

– Господин Вохербрум! Нам поручено передать вам приглашение Советского Правительства приехать в СССР для участия в научной работе.

Профессор повертел конверт в руках, не решаясь его вскрыть, словно это означало необратимость решения.

– Это несколько неожиданно… – произнес он.

– У вас изменились планы?

– Нет, нет! Просто я устал ждать…

Он вдруг сообразил, что принимает у себя представителей другого государства, и сконфузился.

– Одну минуту, господа. Одну минуту! Я сейчас…

В три шага он пересек комнату и скрылся за дверью, ведущей в глубь дома. Стеклянные тарелки в комоде звякнули, а китайский болванчик закачал пустой головой.

– Думаешь, там не немцы? – шепотом спросил Федосей, кивая на окно.

– Скорее всего, нет.

– С одной стороны, это плохо.

– Зато с другой стороны – хорошо. С гостями можно не церемониться. Жаловаться не побегут.

Профессор появился минут через пять уже без конверта и одетый в потертую пиджачную пару и новые ботинки. По одежде видно было, что не в чести его наука у буржуев – рукава пиджака обтрепаны, на локтях – пузыри.

– Если хотите, мы можем говорить по-русски. Я в достаточной степени владею вашим языком. – С акцентом, но вполне сносно сказал профессор.

– Это как вам будет угодно, профессор.

Тот, спохватившись, приглашающе развел руки.

– Вы присаживайтесь, господа, присаживайтесь…

Квартира была крошечной. У противоположной стены стоял маленький диван да темнела еще одна дверь, то ли в другую комнату, то ли в чулан…

– Спасибо, герр Вохербрум, мы ненадолго. Так что вы нам скажете? Или вам нужно время подумать?

– Я готов ехать туда, где нужен! – торжественно сказал немец. – Везите меня.

– Ваш отъезд не может никого обеспокоить?

Он отрицательно взмахнул рукой.

– Нет. Родственников у меня нет, а соседи и друзья привыкли к тому, что я много езжу по нашей бедной стране.

– Отлично. Вы идеальный спутник, – наконец улыбнулся Деготь. – Осталось придумать, как вывести вас, такого идеального, из дома мимо любопытствующих…

– Надеюсь, что вы не планируете вынести меня отсюда, завернув в ковер? – с неким беспокойством спросил профессор, кося глазами на сверток.

– Была бы на то моя воля, – совершенно серьезным голосом ответил Деготь, – я бы вас в карман положил и в кармане бы вынес…

– Ну? – заинтересованно повернулся к нему немец.

– Что «ну»? Желание есть, а вот возможности такой нет. И про ковер вы зря подумали – заметят… Там не дураки сидят.

Профессор посмотрел на ситуацию, как на задачу, которая все-таки имеет решение.

– И что же делать? Вы ведь знаете, что нужно делать?

– А с чего вы решили, что мы знаем?

Профессор посмотрел на них недоуменно.

– Если бы вы не знали, то не пришли бы сегодня. Так что? Знаете?

Чекисты переглянулись. Не дурак профессор.

– Для начала принесите, если не трудно, молоток и что-нибудь из вашей повседневной одежды…

– Зачем? – заинтересованно спросил хозяин, не двигаясь, впрочем, с места.

– Несите, несите. Устроим маскарад…

Профессор, похоже, не понял, какое отношение к маскараду имеет молоток, но подчинился.

Им повезло, что он оказался одной комплекции с Федосеем и не пришлось придумывать чего-то нового.

На этом и строился план. Малюков, отойдя подальше в угол, начал стаскивать с себя спецовку. Профессор застал полураздетого гостя из СССР, когда тот, прыгая на одной ноге, стаскивал с себя штаны.

– Раздевайтесь и вы, профессор.

– Зовите меня Ульрих Федорович, – позволил хозяин. – Объясните, зачем все это?

– Чтоб без помех выйти.

– Вам придется переодеться в мою одежду, – объяснил Федосей. Стоять большевику перед иностранцем в полуголом виде было холодно и неудобно. Он стеснительно пошевелил пальцами ног. – Вы и мой товарищ выйдете отсюда вместе.

– Наверняка те, кто сторожит меня, если они не плод вашего воображения, знают меня в лицо.

– Не плод. Можете не сомневаться, и, разумеется, знают. Только они ничего не разглядят. Вы пойдете так, что от наблюдателей вас загородит второй ковер.

Деготь, не принимая участия в разговоре, подхватил молоток и несколько раз ударил по стене. Грохот улетел в открытое окно и не вернулся. Тем, кто стерег профессора на улице, нужны были объяснения – что ж там так подзадержались посыльные? А они, оказывается, господину профессору ковер вешают!

Секунд десять профессор хмурил брови, наверное, прикидывая, уместен ли в этих стенах такой маскарад, но по зрелому размышлению решил – уместен и сбросил с плеч пиджак…

Немец не стал скакать на одной ноге, надевая комбинезон, а, сев на стул, цивилизованно, по-европейски натянул обе штанины. Пока они переодевались, Деготь постукивал молотком по полу и пару раз прошел мимо окна, давая наблюдателям повод для размышления.

– Так, профессор…

Деготь задумался, что-то посчитал в уме.

– Ульрих Федорович… – поправил немец гостя.

– Ульрих Федорович. Я выхожу первым. Ковер у меня на правом плече. На правом.

Он для убедительности похлопал себя по правому плечу.

– Через тридцать шагов я споткнусь и уроню свой край ковра. Вы до тридцати считать умеете?

Деготь хотел пошутить, разрядить обстановку, но профессор принял его слова за чистую монету.

– Разумеется. Я же профессор физики!

– Хорошо, – не показал удивления чекист. – Будьте к этому готовы. В этом месте вы остановитесь и перекинете ковер на левое плечо и прежним порядком, я первый, вы за мной, мы уйдем с площади. С ковром на левом плече. Если мы сделаем все так, как обговариваем, подмены никто не заметит.

– А ваш коллега? Как он?

– Не беспокойтесь, – сказал Федосей. – Я сумею уйти так, что меня никто не заметит… Дождусь ночи и уйду. Они ведь следят за вами и вряд ли подумают, что человек с вашей репутацией станет ночью бегать по крышам. Так ведь?

– Да, – с облегчением улыбнулся Ульрих Федорович, сообразив, что жертвовать жизнью и свободой ради него пока никто не собирается. – Этого от меня вряд ли ждут…

Деготь присел, оттянув занавеску, и тут же вскочил.

– Выходим. Быстро!

Профессор, уже проникшийся значимостью момента, ни о чем не спросил.

Деготь поправил на нем спецовку, смахнул несколько пылинок и вышел за дверь поднимать второй ковер…

Едва дверь за ними закрылась, как Федосей присел у окна. На противоположном конце площади, под полосатым тентом кафе, где они недавно сидели, яростно спорили двое, отбрасывая пытавшегося как-то вклиниться между ними официанта. Любители пива вскочили, тот, кому было плохо, вытягивали шеи. Кто-то звал шуцмана.

Это случилось более чем кстати.

Размеренно шагая, товарищи уносили с площади ковер.

…Посмотреть со стороны – так ничего интересного. Ну, идут два работника фирмы «Мюр и Делиз», ну несут ковер. Уже не два, а один. Ну и что, событие это какое-нибудь из тех, о которых говорят «из ряда вон»? Да ничего подобного! Всего-навсего картина эта означает, что один ковер живущему на вилле профессору не понравился…

Федосей вернулся в гостиницу под утро.

Профессорская репутация урона не потерпела. Несмотря на то, что дом обложили достаточно плотно, обошлось без беготни по крышам и без трупов. Все получилось даже проще, чем планировалось. В самом конце короткой летней ночи он выбрался через окно на задний двор, перелез на следующий участок и, побродив среди развешенного на просушку белья, выбрался на параллельную улицу. Если топтуны чего-то и ждали от профессора, то только не этого…

Конечно, это не было решением проблемы. Он обманул их, но надолго ли? Вряд ли у них в запасе было более суток. Скорее даже меньше. Наблюдатели наверняка представляли себе режим жизни профессора, знали куда и зачем он выходит и когда. В лучшем случае – несколько часов, а ведь профессора предстояло еще вывезти из фатерлянда…

Входя в отель, он как раз и думал, как быть дальше.

Самым рациональным путем в сложившейся ситуации был путь в Берлин. Из столицы Веймарской республики еще с 1922 года регулярно летали в Москву «Фоккеры F-III», постройки советско-германского общества «Дерулюфт». Несколько часов, и они в Москве…

Федосей вздохнул… Близок локоть, а не укусишь. Приходилось предполагать самое скверное – они знали о желании профессора поменять Германию на СССР. Кто бы ни следил за профессором, они наверняка знали о письме и, конечно же, именно в Берлине их и станут искать в первую очередь… Ладно. Что-нибудь сообразится.

Заспанный портье невнятно то ли поздоровался, то ли пожелал покойной ночи и скрылся за барьером, досыпать, но чекист не дал ему погрузиться в прерванный сон.

– Скажите, друг мой, у вас есть железнодорожное расписание?

– Разумеется, господин.

Деликатно загораживая ладошкой зевок, портье потянулся было к полке, где вперемешку стояли путеводители по городу, телефонная книга и история университета Георгии Августы, предназначенные для любопытствующих гостей, но Федосей остановил его.

– Не стоит. То, что меня интересует, вы наверняка знаете безо всяких книг. Когда уходит первый поезд на Берлин?

– В пять-двадцать.

– А следующий?

– В семь.

– Благодарю вас…

Федосей оставил монетку на блюдечке и пошел к лестнице. Позади портье с удовольствием, с подвыванием зевнул.

Никаким поездом они, разумеется, не поедут, но почему бы преследователям не поискать их там? А что искать их будут, он в этом ни капли не сомневался.

Уезжать из Геттингена им пришлось на грузовике, добытом Дегтем по своим связям – у агента Коминтерна они казались безграничными. Безусловно, лучшим вариантом был бы легковой «Даймлер», но у профессора оказался багаж… Несмотря на уверения Дегтя, что в Советском Союзе ему предоставят все, что только душа пожелает, профессор все же остался непреклонен и настаивал на своем.

Пришлось все переигрывать и доставать грузовик.

Только все это произошло, пока Федосей прохлаждался на профессорской вилле.

Тихонько, не привлекая внимания, они загрузили деревянный ящик, размером мало отличавшийся от гроба, и двинулись из города.

Деготь не из бравады, а по необходимости проехал по Николаусбюргервег, мимо профессорского дома. Нужно было понять, есть ли у них фора во времени или…

Вчерашние наблюдатели присутствовали и, судя по ленивому спокойствию, еще не знали о том, что остались в дураках.

Советские шпионы переглянулись и хмыкнули. Приятно чувствовать себя более умным и хитрым, задающим темп в начавшейся игре самолюбий.

Соблюдая все правила движения, беглецы выехали из города и отправились в Бремен.

Увозить профессора в страну побеждающего социализма планировалось с буржуазным шиком – на дирижабле…

Дорога до города оказалась гладкой, только уже в окрестностях Бремена за ними увязался какой-то спортивный автомобиль. Федосей с Дегтем смотрели за ним, готовые к неприятностям, но при въезде в Бремен тот неудачно столкнулся с вылетевшим из-за поворота грузовичком. Грохота они не слышали, но в боковое зеркальце хорошо было видно, как из сцепившихся автомобилей выскочили люди и, размахивая руками, принялись выяснять отношения.

Германия. Бремен – Атмосфера

Июнь 1928 года

В Бремене, несмотря на внутренние ожидания, знакомая с детства сказка братьев Гримм так и не стала былью. В городе они не встретили ни одного бродячего музыканта, зато дирижаблей, о которых братья ни слова не написали, там отыскалось сразу три штуки. Исчезнув на четверть часа, Деготь вернулся с билетами на дирижабль «Кельн – Хельсинки».

Аппарат уже спускался, а на поле, совсем рядом, притянутый канатами к земле цеппелин «Кельн – Стокгольм» дверью-глоткой вбирал в себя пассажиров словно кит – планктон. На другом конце поля стояли самолеты, а тут, на причальных мачтах, флюгерами крутились дирижабли других авиалиний. Все происходило без суеты и нервозности, по-немецки деловито и расчетливо.

Самым удачным было бы сразу же, прямо сейчас, оказаться на своем, советском дирижабле, на кусочке своей территории, защищеными всей мощью Советского государства, но увы… Может быть, скоро и придет то время, когда советские дирижабли с именами вождей Мирового пролетариата будут, на страх буржуям, бороздить небеса иных государств, внушая пролетариату надежду на скорое освобождение от гнета помещиков и капиталистов, но пока это время еще не наступило. Приходилось пользоваться тем, что имелось.

На поле их вывел служащий транспортной компании. Ветер, налетая порывами, трепал его волосы и он, оглядываясь, придерживал форменную фуражку.

Федосей шел последним, из-за спины что-то бормотавшего профессора разглядывая дирижабль.

Хоть и не впервой он все это наблюдал вблизи, все ж картина, конечно, впечатляла…

Он не стал сравнивать дирижабль с огромной рыбиной или облаком. Дирижабль, стоящий на земле, порождал совершенно иные ассоциации. Более всего творение фирмы «Парсеваль» напоминало огромную железнодорожную цистерну, поставленную на железнодорожный же вагон.

От земли они оторвались через полчаса. Это время ушло на размещение новых пассажиров и багажа в недрах летающего вагона.

Почти нечувствительно аппарат на отпущенных канатах поднялся вверх, с едва слышным стуком сработал замок-защелка, крепивший нос дирижабля к причальной мачте, и аппарат устремился на северо-восток.

Ему предстояло пролететь над Германией с посадкой в Киле и оттуда, через море – к финнам.

Бремен постепенно уходил вниз и назад. В иллюминаторы уже заглядывал продутый ветром простор, и пассажиры начали устраиваться на мягких диванах поудобнее, деликатно радуясь тому, что им придется наслаждаться этим недешевым комфортом несколько часов.

К новым спутникам Федосей начал приглядываться уже на земле. Конечно, вероятность того, что их выследили, была ничтожна, и все-таки, все-таки, все-таки…

К счастью, смотреть особенно было не на кого. Цены на билеты кусались, и позволить себе приятное путешествие могли очень немногие – два дельца, несмотря на августовское тепло облаченные в летние пальто и котелки, семейная пара, похоже, молодожены, и лютеранский священник, черно-белый, как шахматная доска перед полной победой черных. Все расположились так, чтоб не мешать друг другу, и первое время внимательно разглядывали диваны, шкафы и столики.

Потом каждый занялся своим делом – пастор достал молитвенник, молодожены, взявшись за руки, неотрывно смотрели друг на друга, забыв об окружающих, а дельцы достали бутылку и совершенно по-русски, то есть не обращая внимания на окружающих, начали выпивать, подмигивая друг другу. Чекист глазами показал на них Дегтю, но тот только плечами пожал. Году в тринадцатом это, может быть, и смотрелось бы подозрительно, но не сегодня. Мировая война испортила даже дисциплинированных немцев.

Если кто и вел себя тут подозрительно – так это сам профессор. Вместо того, чтоб прилипнуть к иллюминатору и восхищаться видом фатерлянда с высоты птичьего полета, он только глянул небрежно вниз и вернулся к расспросам.

Еще по пути в Бремен профессор расспрашивал их о жизни в СССР. Они как могли отвечали – говорили о развитии науки и образования в стране. О новых институтах, создающихся под идеи химиков и физиков Советской страны, о всеобщей тяге к обучению, о борьбе с неграмотностью… А потом все-таки удалось переключить его внимание на то, что происходило внизу.

Летя в воздухе, гораздо интереснее смотреть не по сторонам, а на землю. Воздух вокруг пуст, хотя и прозрачен, а там, внизу, всегда что-то происходит. Там осталась жизнь, с которой пассажир никак не хочет терять связь. Он смотрит, выискивая с двухкилометровой высоты все, что может привлечь внимание – городки, отдельно стоящие дома, реки, железные дороги…

Поэтому самолет заметили только тогда, когда он под ругань пилотов, пробившую даже закрытые в салон двери, пронесся мимо дирижабля буквально в полусотне шагов. Пассажиры ничего не поняли. Они крутили головами, больше удивляясь не появлению самолета, а несдержанности пилотов. Молодая дама даже покраснела и демонстративно заткнула ушки.

За иллюминатором мелькнула красная ракета, показывая пилоту аэроплана, что тот заигрался. Летчик никак не прореагировал.

– Места ему мало? Ослеп он, что ли? – спокойно поинтересовался Деготь.

Не угадал…

Надежда на то, что летчик ослеп, пропала совершенно, когда тот вновь вышел на встречный курс.

– Разные есть лихачи в авиации, – медленно сказал Федосей, не отрывая глаз от самолета. Аэроплан можно было рассмотреть сквозь толщину стекла иллюминатора только боковым зрением, и от этого невозможно было оценить расстояние и сообразить, чем еще собрался их удивить пилот. – Есть дураки, которые удаль свою показывая, вокруг дирижабля вполне могут мертвую петлю прокрутить. Хватит ума…

Под днищем аэроплана серебристо блеснуло, словно кто-то приклеил там станиолевую фольгу от пачки американского шоколада. Блеснуло ярко, весело…

А на душе стало мерзко, как в детстве, когда доктор с умильной улыбкой предлагал выпить какую-нибудь гадость.

Малюкову приходилось слышать от товарищей-авиаторов рассказы о британских аэропланах, которые оснащались специально для борьбы с германскими цеппелинами, бомбардировавшими Лондон особыми дисковыми пилами. Пролетев над баллоном, такой аэроплан проделывал дыру даже в цельнометаллических военных дирижаблях, а уж что говорить про полужесткую конструкцию пассажирского аппарата.

Именно из-за таких вот самолетов немцам пришлось дорабатывать свои цеппелины так, чтоб те могли подниматься до высоты почти шесть километров. Высота спасала – на счастье аэронавтов туда еще самолеты не долетали. Правда и бомбежки с такой высоты стали приносить меньше пользы…

– О Господи! – прошептал профессор, как и Федосей, прилипший носом к иллюминатору. – Матерь Божья!

Он тоже заметил и вскочил.

Федосей резко усадил его назад, коротко выругался и бросился в кабину.

Посторонним туда, разумеется, было нельзя и носа сунуть, но в этот момент пилоты на него не обратили внимания. С той стороны кабинного стекла жизнь оказалась гораздо интереснее. Прямо на них из глубины безмятежно-голубого неба наплывал атакующий триплан.

– Это какой-то дурак, – произнес кто-то из пилотов. – Чего он хочет?

Солнце сверкало, отражаясь от стеклянного щитка и от диска пилы. Командир дирижабля тоже сообразил что к чему.

– Безумец. Он попытается распороть оболочку…

– Признавайтесь, мерзавцы, кого из вас хозяин застал сегодня в постели со своей женой? – попытался пошутить радист, но шутку никто не поддержал. Голос у маркони был испуганный и даже чуточку виноватый, словно именно ему и выпала сомнительная честь стать осквернителем супружеского ложа.

Самолет за лобовым стеклом увеличивался в размерах и ощутимо забирал вверх.

Сомнений в том, что собрался делать пилот триплана, не стало. Лезвие хищно переливалось под брюхом маневренной машины. Что произойдет в ближайшие двадцать-тридцать секунд, предсказал бы и человек с одной извилиной.

– Он нас убьет! – заорал капитан не своим голосом. – Моторы на полный! Вниз! Вниз!!

Его голос подхлестнул события. По кабине пролетела лавина звуков – что-то щелкало, жужжало, трещало и сквозь этот шум пробивался голос радиста, взывающего о помощи.

Впрочем, шанс уцелеть у них существовал. До земли оставалось меньше километра и, к счастью для них, дирижабли падали вниз не камнем, а чуть медленнее. Ненамного, но все-таки.

Федосей впрыгнул в салон, ощущая, что время летит быстрее самолета. Пассажиры так ничего и не поняли. Коммерсанты смотрели на него с недоумением поверх небольших металлических стаканчиков, брови патера ползли вверх, обозначая крайнюю степень недоумения… Семейная пара смотрела со спокойным удивлением. В их глазах читалось только осуждение проявленной пилотами несдержанности.

– Мы падаем, – спокойно сказал Федосей. – Честное слово, падаем. Держитесь…

Ему никто не поверил, но он не обратил на это внимания – вольному воля… Тем более что все было, как было, только все же что-то было не так. Он взглядом пробежал по салону, чувствуя какую-то несообразность. Профессор! Профессора не оказалось на месте!

Деготь, с глупым лицом держась за собственное плечо, поднимался с пола. Один…

– Где?

Чекист показал рукой вниз, в багажный отсек.

Малюков сделал шаг, но больше ничего не успел. Дирижабль содрогнулся, словно ужаленный гадюкой бегемот. Пол ушел из-под ног и диваны, только что услаждавшие бока и седалища пассажиров, сдвинулись с места.

Все покатилось кувырком. Пастор упал на бок и громко охнул, придавленный массивным креслом. Молодая пара, шатаясь из стороны в сторону, бросилась к нему на помощь, но тут все накренилось еще больше, зазвенело бьющееся стекло и, перепутавшись в огромный комок, люди, диванные подушки, маленькие столики, покатились к кабине пилотов.

Дирижабль мелко задрожал, и салон прошил высокий визг. Пила резала обшивку.

Заваливаясь на бок, аппарат нырнул к земле.

Федосей машинально поднял голову. Потолок оставался целым, только это уже ничего не значило. Если пострадала внешняя оболочка – всем конец. Газ – душа дирижабля – уходил, превращая летающую машину в набор железок и прорезиненной ткани.

Через несколько секунд Федосей поднялся, держась за перевернутый диван. Этих секунд хватило, чтоб линия горизонта ощутимо поднялась. Она, словно кабина погружалась в воду, затапливала иллюминатор, хотя небо еще не отпустило их. В голубой части стекла пассажиры видели все маневры атаковавшего их аэроплана. Словно тореро, подранивший быка, он отдалился и барражировал, присматривая место, куда нанесет решающий удар, тот, который окончательно превратит беззащитного соперника в наковальню или воздушный костер. Они и так летели вниз, но, на взгляд пилота-убийцы, слишком медленно.

Триплан вновь ринулся к дирижаблю. Теперь беду видели все.

Женщина взвизгнула, но ее голос заглушил близкий механический рев. Это был новый звук. Могучий, словно пароходный гудок, вой перекрыл все шумы, оставив их без ушей.

Деготь открывал рот, но Федосей не понимал, чего он хочет. Тогда тот, ухватив товарища за плечо, пригнул его к иллюминатору. Федосей посмотрел вверх и оторопел.

Это походило на… Да ни на что это не походило! Ближе всего по эволюционной лестнице к этой конструкции стояло обычное яйцо, к трем четвертям которого прикреплены что-то вроде нескольких сплющенных труб, из которых било фиолетово-оранжевое пламя. Из яйца торчали чьи-то ноги в ботинках модного апельсинового цвета. Точнее, не чьи-то, а определенно профессорские. Желая прибыть в СССР при полном параде, он настоял на них, как ни противились посланцы Сталина.

Ульрих Федорович сидел внутри аппарата, изрыгавшего шумное пламя, загораживая собой гибнущий дирижабль.

Щенок дворняги против бульдога. Котенок против тигра.

Странный аппарат снижался чуть медленнее дирижабля, и от этого казалось, что ничего страшного вроде бы не происходит, но земля приближалась неумолимо, как и аэроплан. Пассажиры ничего не могли поделать, но сидеть сложа руки не позволяли характеры. Зная, что ничего не найдет, Деготь зашарил по карманам. Так ничего и не найдя там, тоскливо пробормотал:

– Хоть бы наган!

Шанс, что профессор попадет в летчика одной пулей из семи, был минимален. И хорошему стрелку понадобилась бы для этого удача, сбереженная за половину жизни, но все-таки какой-никакой шанс был. Дохлый-дохлый, но был, а вот нагана у профессора не было.

Но это никак не повлияло на то, что случилось. У Судьбы крепкая рука!

Все произошло у них на глазах.

Дождавшись момента, профессор бросился вперед, наперерез аэроплану.

Избегая столкновения, триплан взмыл вверх и перелетел через баллон, но достойный немец, не довольствуясь этим, развернувшись, бросился за ним. Теперь роли сменились. Щенок гнался за тигром. Отшвырнув кого-то плечом, Малюков бросился к иллюминаторам левого борта.

Федосей ахнул. Он лучше других представлял себе скорость аэроплана, но бескрылое яйцо моментально догнало триплан и, соизмерив свою скорость с атакующей машиной, зависло над ее хвостом.

В потустороннюю жизнь Федосей не очень-то верил, но фиолетово-оранжевое пламя наверняка было родом из самых глубин ада. Оно только слегка коснулось фанеры и перкаля, как те вспыхнули. В секунду сбившись с рокового курса, аэроплан клюнул носом вниз и, разматывая нитку жирного черного дыма, кувыркнулся к земле. Профессор нырнул следом. Деготь в голос охнул, но Федосей мог поклясться в том, что маневр этот был не вынужденным, а свободным. Маневр рыбы в воде или птицы в воздухе. Провожая падение самолета, его взгляд натолкнулся на близкую землю. Руки сами собой вцепились в обивку.

– Всем держаться!!!

Теперь-то его послушались все.

Твердь летела навстречу, прорастая деревьями и холмами. Мелькнул в иллюминаторе дым, потом там же мелькнула береговая черта и пенящиеся валы морской воды, бьющие в берег.

Моторы ревели, пытаясь удержать многотонную махину в воздухе, но только отсрочивали падение.

Женщина, не в силах сдержать страх, завизжала.

Визг прервался, когда дирижабль ударился о землю. Удар подбросил кабину вверх, а через мгновение ее сотряс новый удар. Федосея, вцепившегося в диван, оторвало от мягкого плюша и стальных пружин и швырнуло о стену. Один из диванов явно был заодно с летчиком-убийцей. Обманчиво-мягким углом он въехал чекисту в солнечное сплетение, выбив из Малюкова дух и возможность двигаться. Несколько секунд он боролся с болью, с мычанием втягивая в себя воздух. Пытаясь разогнуться, Федосей всем телом чувствовал дрожь рушащихся стен.

И вдруг все стихло.

После грохота ломающегося железа нарастающий шелест опадающей оболочки не казался громким.

Люди поднимались, не понимая живы или нет. Кабину сплющило, пол покрывал слой битого стекла и покореженной мебели.

Пастор вертел головой, соображая, на что это все похоже. На ад или на чистилище… Мысли о рае разбитая кабина никак не вызывала.

Деготь пришел в себя первым. Они остались в живых, но самое страшное не кончилось. Самое страшное только спряталось… Достаточно одной искры, и сомнений у пастора не останется. Все это превратится в огненный ад.

Придерживая одной рукой другую, агент Коминтерна скомандовал:

– Что вытаращились? Бегом! Бегом отсюда! Марш, марш!!!

Он забросил на плечо все еще хватавшего ртом воздух товарища и, подавая пример, побежал к выходу.

Германия. Побережье Балтийского моря

Июнь 1928 года

Судьба пока была на их стороне. Дверь на их счастье не заклинило, а выбило наружу.

– Дыхание… – прохрипел с плеча товарищ. – Не дыши…

Деготь послушался, задержал дыхание и припустил в сторону ближнего холма.

Десять шагов, двадцать… Чекист позволил себе вдохнуть, хотя водорода в этом воздухе было куда больше, чем кислорода. Тридцать, пятьдесят… Чувствуя, что задыхается, он все-таки прибавил. Аппараты легче воздуха имели дурное свойство – взрываться после аварии, и наблюдать за этим было бы лучше издалека.

Кряхтя и качаясь, Деготь забрался на вершину и только там остановился. Федосей сполз с плеча и, так и не сумев разогнуться, оставаясь на корточках, восстанавливал дыхание. С перекошенным страдальческой гримасой лицом он смотрел то в небо, то на оседающий дирижабль.

Движение он заметил не в небе – из развалин, не прошло и пяти секунд, выскочили коммерсанты с саквояжами. Пилоты вытащили пастора и даму. Последним, таща чемодан, воздушный корабль покинул молодожен.

Вытянувшись короткой цепочкой, беглецы рванули в сторону леса.

Федосей, сидя на корточках, смотрел на эту гонку, гадая, повезет ли попутчикам.

– Видишь его?

Отдышавшийся чекист, гадая, не их ли чемодан спасают, отозвался.

– Да вон они бегут…

Косо глянув на бегущих, Деготь раздраженно проворчал:

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

«... Олег был уверен, что это испуганное пухлое личико будет стоять у него перед глазами до конца ег...
В последний день каникул Кирилл так спешил домой, что, перебегая дорогу, не посмотрел по сторонам. У...
Выпускник Высшего Рязанского института воздушно-десантных войск Андрей Кедров хочет служить в спецна...
Новая смешная, загадочная и немного страшная история, произошедшая в Волшебном городе Москва. Таинст...
И почему красивым девчонкам так везет?! Их обожают, ими восхищаются. Свете Родченко – первой моднице...