Герканский кабан Юрин Денис

– Что «только вот»? – невозмутимо спросил старик, по привычке проверяя перед боем остроту топора.

– Одежды на них другие, цвета не те… да и доспехи уж слишком блестят…

– Новенькие, – догадался командир. – Видно, недавно из-за Удмиры прибыли… Ну, что Анвал, покажем свеженьким чужакам, на что способны воины племени Урвас?

– Мы ждем тебя! Без тебя не начнем! – произнес еще довольно молодой урвас, с почтением и преданностью глядя на готовящегося к последнему бою старика. – До встречи в гостях у «старших», Кулбар!

– До встречи, Анвал, но только не в гостях… – усмехнулся старик. – Мы сами уже почти «старшие», уже почти боги… До встречи на новых угодьях, Анвал, и пусть рука твоя будет твердой, а дух крепок до самого конца земного пути!

* * *

Темно-серые грозовые тучи нависли над головою и заметно ухудшали и без того отвратное настроение, в котором пребывал молодой лейтенант 17-го кавалерийского полка. Хорошо еще, что ливень закончился, и проштрафившемуся офицеру приходилось месить сапогами дорожную грязь лишь под мелкими каплями противного, моросящего дождя. Это был единственный плюс, единственный положительный момент за целые, растянувшиеся до неимоверных пределов сутки. В остальном же все было плохо, нет, просто нестерпимо ужасно! Он не гарцевал на своем вороном любимчике, а месил грязь сапогами. Рассеченная в драке правая бровь еще болела, не позволяя моргать. Вокруг него не скакали бравые молодцы из его эскадрона, а уныло брела невзрачная пехтура в темно-зеленых, навевающих хандру мундирах. Вчерашний день обещал быть замечательным, но уже к полудню превратился в сущий кошмар. Началась череда неудач, какой в жизни молодого офицера еще не бывало.

Он проснулся поздним утром в том самом доме и в той самой кровати, где всю ночь напролет предавался плотским утехам с игривой красавицей. Он лежал на кровати один, незнакомка исчезла, но этот прискорбный факт ничуть не мешал ему нежиться после бурных забав прошедшей ночи. Странно, что он ничего не помнил, но по расслабленному телу растеклась приятная усталость. В идущей кругом голове не осталось каких-либо образов, но плоть офицера сохранила воспоминания о неимоверно приятных ощущениях: нежных касаниях и ласках, о сжигающей изнутри и вырывающейся с криком наружу страсти, какой он еще никогда и ни с кем не испытывал.

Он решил, что влюбился, и был опечален тем, что не проснулся утром в объятиях красавицы. Впрочем, с прекрасной, темноволосой обольстительницей все было иначе, совсем по-другому, нежели с другими дамами. Она не кокетничала, не предавалась пассивному флирту, не утруждала себя намеками и не мучила кавалеров жеманством. Она, как охотница, нет, настоящая хозяйка податливых мужских сердец, просто брала, что хотела, а затем исчезала, внезапно и неизвестно куда.

Поспешно одеваясь, поскольку он уже давно должен был находиться на построении в казарме, лейтенант продумывал, как будет искать пленившую его сердце красавицу, но вскоре отказался от глупой затеи по целому ряду причин. Во-первых, второе свидание могло оказаться гораздо хуже, чем первое, поскольку в нем явно не будет ни пленяющей сердце интриги, ни томительного ожидания, ни смертельного риска, ни азарта. Во-вторых, он по опыту знал, что стоит лишь показать женщине свою заинтересованность, как сразу же она подберет подол юбки и взгромоздится тебе на шею, откуда ее потом очень сложно согнать. В-третьих, роковые женщины всегда опасны как для нервов и жизни, так и для карьеры. И, наконец, в-четвертых, красавица явно была хищницей, а охотницы очень не любят, когда к ним привязывается по каким-то причинам отпущенная на свободу добыча. В общем, юный, но уже хорошо разбирающийся в женщинах лейтенант решил не предпринимать поиски дамы. Если она захочет встретиться, то найдет его сама. Любые же шаги с его стороны будут выглядеть жалко и достойно осмеяния.

Хоть путь до казармы был недалек и его одевавшийся на ходу офицер проделал бегом, но он, конечно же, опоздал даже к концу утреннего построения. Обычно смотревший на ночные гулянки офицеров сквозь пальцы полковник в тот день оказался неимоверно зол, криклив и строг. Видимо, бои на личном фронте у него шли не столь удачно, как у его молодых подчиненных, да и подсаженная печень не позволяла разгуляться на старости лет. Его удручающее, достойное сочувствия душевное состояние мгновенно отразилось почти на всех припозднившихся офицерах. Лейтенант выслушал массу нелестных слов в свой адрес, да еще и в присутствии посмеивающихся за его спиной солдат, но каким-то чудом он все же умудрился вернуть расположение командира и избежать позорного посещения гауптвахты. Ему повезло, но именно с этого момента и началась полоса неудач.

Не побаловав кавалеристов даже часом своего времени, юноша покинул пределы казармы и вместе с десятком офицеров из родного полка отправился в полюбившийся им трактирчик «Пьющий рыцарь». Впрочем, до заведения с названием само за себя говорящим компания не добралась, поскольку натолкнулась на знакомых гуляк из 46-го пехотного. Вино полилось рекой прямо на улице. Как водится, разговор почти сразу зашел о любовных похождениях, и юный кавалерист имел неосторожность похвастаться успехами прошедшего дня и ночи. Пехотинцы, естественно, усомнились в правдивости рассказа. Один капитан с раскрасневшейся рожей даже осмелился назвать его «юнцом-пустобрехом». Слово за слово, упрек за упреком, оскорбление за оскорблением, и оно, то есть побоище, началось, как водится, со звонкого удара бутылкой по захмелевшей голове обидчика.

Если бы «состязание» офицеров двух полков произошло в трактире или, на худой конец, в укромном закутке подворотни, каких в Денборге полно, то лейтенант отделался бы лишь рассеченной бровью. Но, к несчастью, офицерским кулакам приспичило зачесаться в самом центре колониальной столицы, а именно, на главной площади, возле резиденции генерал-губернатора. Немудрено, что стражники примчались быстро, они появились почти мгновенно и повязали всех благородных господ, кто вовремя не дал стрекача.

Почти всех его сослуживцев поймали, но уже через час отпустили из городской тюрьмы. Он же был выявлен как зачинщик беспорядков и просидел в сыром, кишащем крысами и какими-то жучками каземате до позднего вечера. Потом юный бузотер предстал перед военным трибуналом. К счастью, он отделался довольно легко. Кавалерийского лейтенанта не исключили из полка, не разжаловали, не взяли под стражу, не передали городским властям, а лишь временно приписали к штрафному батальону и дали ему в подчинение пехотную полуроту.

Иметь в подчинении полсотни воришек, мелких казнокрадов, окончательно спившихся мерзавцев и прочий недисциплинированный сброд, одной ногой уже бредущий в сторону каторги, казалось бы, что могло быть хуже? Однако неудачному дню нашлось достойное продолжение. Около полуночи только что прибывшего в батальон лейтенанта разбудил дежурный офицер и отправил к командиру. Доживающий на службе последние дни и грезящий по ночам об отставке майор не стал вдаваться в долгие объяснения перед еще незнакомым ему новичком, просто вручил приказ вместе с вверенной ему полуротой выдвигаться к шахте на реке Милока. Отряд пехотинцев должен был встать лагерем возле шахтерского поселка и нести охранную службу до дальнейших распоряжений.

Вот так по воле злодейки-судьбы и случилось, что многообещающий офицер, бравый кавалерист и любимчик столичных дам месил сапогами грязь и пачкал свой красивый мундир за компанию со сборищем самых худших солдат во всей герканской колониальной армии.

– Ваш благородь, а харчи нам позжей подвезут иль у местных кормиться бум?! – вывел офицера из тяжких раздумий о превратностях судьбы дерзкий окрик из строя.

Недолго думая, лейтенант повернулся к маршировавшим рядом солдатам лицом и со всего размаху заехал кулаком в ухо осмелившегося с ним заговорить усача.

– Как ты смеешь, мразь, обращаться не по уставу?! – взревел офицер, выждав немного, пока грузное тело плечистого солдата не достигло земли. – А где «дозвольте обратиться»?! У бабки на блинах загуляло?! Что за разговорчики на марше?! Я вам покажу! Где сержант?! Кто вожак в этом стаде баранов?!

По вине все той же решившей окончательно извести лейтенанта судьбы сержант и два капрала его полуроты на днях потравились паленым пойлом, тайком пронесенным в батальон из дешевого кабака, и мучились сейчас животами в армейском лазарете. Так что главным бараном оказался он сам.

Очередное, свалившееся на него несчастье, как ни странно, лишь развеселило лейтенанта. Запас пакостей в арсенале судьбы уменьшался, а их калибр мельчал на глазах. Это было достойной причиной, чтобы обращаться с солдатами чуть помягче.

– На два дня вам провизию пайком выдали, а дальше не ваша забота! Я командир, у меня голова о ваших прожорливых животах болеть и должна, – проворчал лейтенант, и чтобы его больше не доставали глупыми расспросами о всяких низких, бытовых мелочах, пошел не рядом, а на пару шагов впереди строя.

Бескрайние просторы вырубленной не одним поколением поселенцев пустоши закончились, впереди показался лес, самое начало еще не освоенных цивилизацией земель. На зелено-черно-коричневом фоне офицер едва различил крыши небольшого шахтерского поселка. Лейтенант скомандовал остановиться и расположиться на отдых. С одной стороны, было глупо устраивать привал, когда до конца перехода осталось всего двести-триста шагов. Но это только по мнению тех, кто не знал жизни в герканской колонии. Лейтенант кое-что слышал в Денборге об обычаях переселенцев, живущих в таких вот маленьких поселках возле шахт, вырубок и охотничьих угодий. Далеко не все покорители новых земель любили герканскую армию, да и к колонистам-горожанам относились порой, мягко говоря, неоднозначно. Лейтенант не знал, чем был вызван более чем странный приказ стать лагерем возле шахты, не знал, от кого ее охранять: от разбойников, делавших редкие вылазки из леса дикарей или от самих взбунтовавшихся шахтеров. В казенной бумаге, которую он получил, о причинах вылазки войск не было ни слова, а «дальнейших распоряжений», впрочем, как и устных разъяснений, пока еще не последовало. Нет ничего хуже, как быть застигнутым врасплох и сложить голову по глупости, поэтому, прежде чем приблизиться к поселению, офицер выслал одного из солдат на разведку.

Естественно, это почетное, но и опасное поручение заслужил тот самый солдат, которому не терпелось набить брюхо. Удар в ухо был лишь первой частью его наказания, лейтенант решил мстить до тех пор, пока все еще бушевавший гнев при виде наглого усача не сменится на сочувствие и жалость.

Солдат ушел, а его товарищи-штрафники расположились на земле и с азартом закопошились в мешках в поисках съестного. Офицер же по-прежнему стоял и смотрел то на, казалось бы, абсолютно безлюдный поселок, то на спину быстро удалявшегося солдата. Расчет командира был прост. Если разведчика убьют, что случится еще до того, как он достигнет недостроенного частокола, то нужно готовиться к бою. Если же он вернется обратно без харчей, значит, шахтеры близки к бунту, но еще не решились поднять мятеж. В этом случае следовало разбить лагерь прямо здесь и ждать, ждать, когда же, наконец, поступят эти чертовы «дальнейшие указания». Ну, а если штрафник вернется довольный и за обе щеки жующий, значит, можно спокойно ввести солдат в само поселение, там им рады, там их давно ждут.

К сожалению, ни один из вариантов не оказался верным. Разведчик достиг частокола, скрылся за ним и больше не появлялся. Потянулись долгие минуты ожидания. Через четверть часа лейтенант скомандовал «К бою!», и уже уничтожившие почти весь двухдневный паек солдаты поспешно организовали что-то наподобие строя. Еще через минуту мечи были проверены, мушкеты заряжены и приготовлены к ратному делу. Неровная линия строя выровнялась, и жалкое сборище неопрятных штрафников стало походить на вполне боеспособный отряд. Все-таки что-что, а муштровали солдат в герканской армии отменно, на твердую пятерку с плюсом!

Весьма довольный беглым осмотром своего нового отряда лейтенант отдал приказ наступать, но запретил солдатам стрелять до его распоряжения, которое незамедлительно последовало бы, как только со стороны шахты раздался бы первый выстрел или между плохо отесанными зубьями недостроенного частокола промелькнула бы голова в меховом шлеме или ином негражданском уборе. Строй мгновенно растянулся в цепь, состоящую из трех шеренг, и отряд пошел в наступление. Молодой офицер не спешил, не гнал бойцов. В его юном сердце все еще тлел слабенький огонек надежды, что нерасторопный болван, которого он послал на разведку, просто замешкался, то ли болтая с поселенцами, то ли выпрашивая у них харчи, и что его взлохмаченная голова вот-вот появится над частоколом.

Так оно и случилось; так, да только не совсем так… Голова появилась, но, увы, отдельно от тела. Окровавленный шар взмыл высоко вверх над кольями и, пролетев около семидесяти шагов по оптимальной для дальнего броска сорокапятиградусной траектории, грохнулся оземь точно под ногами солдат первой шеренги. Последние сомнения отпали, шахта захвачена врагом, которого еще не было видно, но чья бессмысленная жестокость говорила о серьезности предстоящего сражения. Неизвестный враг готов к обороне и не собирается покидать захваченную шахту; его не пугала численность наступающего отряда, он уверен, что победа будет за ним.

– Скоты, падаль гнилостная! – что есть мочи заорал командир, сопровождая ругань активной жестикуляцией. – Живьем хоть парочку взять! Я их сам, подонков, на куски порежу и зверью скормлю! Что застыли?! На штурм! Бегом, арш!!!

Несмотря на молодость лет, лейтенант был не совсем уж новичком в ратном деле. Он успел поучаствовать в трех небольших боях и усвоил одно из самых важных, незыблемых правил войны: если противник пытается деморализовать твое войско, применяя перед боем такие вот примитивные, но весьма действенные акты устрашения, командир должен срочно взять инициативу в свои руки и любым способом быстро обратить страх своих воинов в праведный гнев. Жестокость – палка о двух концах, и лишь от командиров зависит, по кому она ударит больнее…

Слова юноши в эполетах возымели желаемое действие, паника не началась. Отряд побежал к поселку, а звучное и громкое «Ура!» в исполнении пятидесяти луженых глоток гулко прокатилось по затихшей округе. Дружному крику мгновенно завторило эхо, в небесной выси послышалось беспокойное карканье поднявшегося и закружившегося над деревьями воронья. Кто-то за частоколом выкрикнул: «Кьергарха-а-а-а!!!» – но боевой клич урвасов не был услышан, он потонул, затерялся в многоголосом реве. Зато стоило лишь из-за кольев появиться медвежьему шлему дикаря, как тут же грянул дружный выстрел позабывших в приступе ярости о приказе своего командира солдат. Залп произвели в движении, поэтому лишь две пули из сорока девяти попали в цель, но этого было достаточно, чтобы головной убор разлетелся на мелкие куски. К сожалению, под ним почему-то не оказалось самой головы жителя лесов…

Не успел пороховой дым рассеяться, как в поле зрения бегущих появились пятеро лесных воинов с натянутыми луками. Воздух одновременно пронзил свист сразу пяти стрел, ни одна из которых не пролетела мимо. Двое солдат упали замертво; двое замедлили бег, схватившись за раненые конечности; слегка покачнулся и лейтенант: наконечник пущенной в него стрелы скользнул по ободу шлема и, уйдя вниз, оторвал мочку левого уха.

У мушкетов много преимуществ перед луками, но есть один существенный недостаток: их слишком долго перезаряжать. Выстрел схитривших дикарей остался безнаказанным. Слишком рано разрядившие оружие герканцы не думали его перезаряжать, они со злостью побросали на землю неповинные в их глупости и недисциплинированности мушкеты и, выхватив мечи, ринулись на штурм недостроенного частокола.

Дикари же, как это ни странно, сохраняли удивительное спокойствие, хотя вверх по бревнам уже карабкался враг, превосходящий их в десять раз. Пятеро урвасов еще раз появились на стене и выстрелили в упор, после чего четверо из них благополучно скрылись. Один выстрел все-таки грянул, это лейтенант разрядил свой пистолет в целящегося в него из лука врага. Смертоносный свинец вонзился точно в центр лба дикаря и отбросил замешкавшегося стрелка со стены.

Понимая, что не смогут сдержать натиск штурмующих, урвасы поспешили к домам в надежде еще какое-то время продержаться на крышах и увести с собой в иной мир как можно больше солдат. Однако они просчитались, недооценили смекалку воинов-чужаков, хоть и обезумевших от ярости, но не настолько, чтобы действовать бездумно. Пока основная часть отряда штурмовала в лоб, то есть перелезала под обстрелом частокол, шестеро солдат зашли с тылу, проникнув в поселок через брешь в недостроенной стене. Они отрезали врагу путь к отступлению, и хоть служивым и досталось от топоров урвасов, но именно благодаря их находчивости бой и закончился так быстро. Толпа солдат, организованным строем назвать это скопище было никак нельзя, нахлынула сзади и смяла, более затоптала, нежели покарала мечом, малочисленную группку врагов. Всего несколько секунд массового безумства, и в лагере воцарилась гробовая тишина, слышно было лишь тяжелое дыхание запыхавшихся солдат.

– Вы, шестеро, осмотрите поселок, обшарьте каждый дом! – приказал лейтенант, очнувшись от какой-то пустоты и прострации, образовавшейся в голове. – Оружие подобрать, раненым оказать помощь, трупы зарыть… с почестями, но без салюта из мушкетов! Не до того сейчас! Ты, ты и ты, – ткнул пальцем офицер, не знавший по именам да и еще толком не запомнивший лица своих солдат. – Отрубите головы дикарям! Башки их в мешок, тела закопайте, но только не вместе с нашими… Ты, – обратился он к самому старшему и наверняка наиболее опытному из солдат, – сколько лет служишь?

– Двадцать три, ваш благородь! Еще с Дарвелесской кампании… – четко отрапортовал ветеран, мгновенно вытянувшись в струнку и взяв под козырек.

– Прекрасно, будешь пока сержантом в отряде! – После боя, прошедшего довольно успешно, у молодого офицера язык не поворачивался назвать свой отряд стадом. – Выставь дозорных: троих на стенах, двух на крыше шахты! И чтобы в оба смотрели, не расслаблялись! Кто знает, сколько еще дикарей по округе бродит?! Остальные пусть оружие в порядок приведут, и всем отдыхать! Через пару часов направь людей по домам, тащите с собой всю провизию, что найдете… – Отдав распоряжения, лейтенант собирался уйти и наконец-то заняться раненым ухом, но, вспомнив, что забыл самое важное, остановился. – И вот еще что… Отправь троих-четверых в шахту! Пусть проверят, не уцелел ли кто из поселенцев. Шанс невелик, но всякое может быть.

Передав ветерану, самовольно возведенному в чин сержанта, бразды правления, лейтенант отправился обрабатывать еще кровоточащую рану. Несмотря на то что стрела теперь уже мертвого урваса навеки испортила его красоту и городские красотки уже не будут считать его столь же привлекательным, как прежде, молодой офицер был в общем и целом доволен. Черная полоса в его жизни, казалось, закончилась, фортуна опять повернулась к нему надменным ликом. Юноша искренне радовался, что невзгоды уже позади, ведь он не знал, не мог даже догадываться, какое страшное проклятие нависло над ним и его людьми…

* * *

Привычка засыпать и просыпаться по утрам на чужих подушках оказалась весьма полезной в походных условиях. Как только лейтенант обработал рану и прилег на мягкую постель в покинутом доме какого-то поселенца, так его сразу же одолела приятная нега. Уставшие мышцы мгновенно расслабились, боль в подстреленном ухе утихла, веки отяжелели, а по телу растеклась приятная теплота. Он погрузился в сон, из которого его вывели неприятный голос, зловонное дыхание наевшейся чеснока да лука пасти и грубые, болезненные удары твердых костяшек по плечу.

– Ваш благородь, ваш благородь, просыпайтесь живее! Беда! Ваш благородь! – талдычил как дятел сержант, то тряся спящего офицера за плечо, то дерзко стукая командира по плечу.

– Пшел вон, свинья! – заорал офицер спросонок и, едва открыв глаза, тут же ударил замучившего его назойливого ветерана кулаком по лицу.

Мучитель вовремя отпрянул назад, и кулак офицера рассек воздух у него перед носом. За долгую службу седой солдат хорошо усвоил, как следует будить господ и с какими опасностями это ответственное поручение сопряжено. Пока тело сонного офицера медленно и нехотя принимало вертикальное положение, ветеран не только успел ввести командира в курс случившегося, но и благоразумно удалился на безопасное расстояние, то есть дошел уже до двери.

– Ну, рассказывай, что стряслось? Дикари объявились? – произнес все еще не проснувшийся лейтенант, позевывая и потирая пальцами желающие вновь закрыться глаза.

– Никак нет, ваш благородь, не объявились, – отрапортовал ветеран. – У нас другая беда! Если бы дикари, а так еще хуже…

Вполне разумный и вполне уместный вопрос «Так такого же лешего ты, болван, меня разбудил?!» застрял в горле у мгновенно проснувшегося офицера. Что могло быть хуже, чем нападение дикарей, не дождавшихся возвращения оставленных в шахтерском поселке воинов. Глупо ведь предположить, что урвасы впятером перебили всех поселенцев, численность которых, судя по количеству домов, была не менее семидесяти человек. За последние сутки лейтенант стал суеверен, он всерьез считал, что его преследует злой рок. После такого заявления солдата командиру показалось, что судьба опять взялась за свои жестокие игры, что в ее арсенале нашлось куда более действенное оружие, чем пятеро кровожадных безумцев.

– Ну, и что ты замолк, болезный? Давай, рапортуй, что за беда такая-эдакая приключилась? – Лейтенант остался внешне невозмутим и насмешлив, хотя его вновь начинало трясти от иррационального страха и беспокойства.

– Те, четверо, которых я в шахту послал, – почему-то вдруг перешел на шепот ветеран, – так вот, они вернулись сами не свои и тут же бедокурить начали. Мы с ребятами троих утихомирили, а один в лес убег… Совсем ополоумел, Фила-прохвоста чуть не загрыз!

– Пойду сам погляжу, – тяжко вздохнул командир отряда, встал с кровати и, застегиваясь на ходу, направился к выходу. – От тебя, дурня, все одно толкового объяснения не дождешься…

– А еще, еще, ваш благородь, часовые со стен пропали… Все как один исчезли! – прокричал ему старый солдат вслед.

Яркий свет солнца не резанул по глазам лейтенанта, как это обычно бывает, когда выходишь из темноты. И дело даже не в том, что день был пасмурным и непогожим. Офицер проспал до самого позднего вечера, хотя лично ему показалось, что он только прилег и был тут же бесцеремонно разбужен. Глаза юноши не заболели, не заслезились, и в этом был плюс, который, однако, был тут же перевешен огромным минусом. Стоило лишь лейтенанту шагнуть за порог, как его чуткий нос был оскорблен отвратительным запахом. В воздухе витало дурное амбре, состоящее из нескольких ароматов: вонь давно не стиранных портянок, смрад гниения мертвой плоти и запах мокрой собачьей шерсти. Откуда взялась первая составляющая сводящего с ума аромата – не стоило и гадать, ответ был очевиден. А вот второй и третий компоненты никак не должны были присутствовать в воздухе: мертвые тела после боя были тут же зарыты, а собак в поселении уже давно не водилось, хоть мокрых, хоть сухих. Но это, к сожалению, была далеко не единственная загадка.

Весь поредевший отряд, за исключением вновь выставленных на стену и крышу шахты дозорных, собрался на небольшом пятачке в центре поселка. Солдаты не голосили, что обычно бывает на таких сборищах, а стояли молча, неотрывно взирая на что-то, находившееся у них под ногами, в самом центре образовавшей круг толпы. При появлении офицера штрафники очнулись от оцепенения, встрепенулись и разомкнули ряды, предоставляя возможность и их командиру взглянуть на объект, точнее – объекты, удостоившиеся их внимания.

Это были тела, мертвые тела пятерых солдат. Головы троих были так окровавлены и изуродованы, что если бы даже лейтенант и знал своих солдат в лицо, то не смог бы определить, кто лежит перед ним хладным трупом.

– Вы только гляньте, ваш благородь, какое изуверство сотворилось! – прозвучал за спиной офицера испуганный голос ветерана. – Это они, паскудники, их так уделали… А самих-то уж мы пристрелили, не обессудьте! Чо нам делать-то было?!

Лейтенант понял, о чем говорит назначенный им старшим в отряде старик. На двух других трупах не было заметно следов насилия, кроме маленьких, аккуратных дырочек от пуль. Их пристрелили свои же товарищи, одного в грудь, а другого в спину. Стоило лишь офицеру взглянуть на бледные лица убитых, как у него отпало желание наказывать солдат за самосуд. Это были не человеческие лица, а бледные, как полотно, неподвижные маски, гротескное отражение ненависти, ярости, боли и смеси прочих чувств, так поработивших покойников при жизни, что они, не задумываясь, превратили лица своих товарищей в кровавое месиво.

– Прикладами били! И главное, спорища-то никакого между ними не было! – догадываясь, о чем думает командир, нашептывал ему на ухо ветеран. – Выбегли из шахты и на ближайших тут же накинулись! Прикладом в рожу – и лупить, лупить, пока головы, как дыни, не разлетелись. Мы ж и понять-то ничо не успели, как трое уже были мертвы… Извиняйте, ваш благородь, без вашего приказа ополоумевших пристрелили… утихомирить пытались, да не смогли…

– Правильно сделали, молодцы, ребятушки! – произнес офицер, подбадривая застывших в ожидании его приговора солдат. – Хвалю за сообразительность! Бешеных псов стрелять надобно, и весь тут сказ! Коль кто спросит, в бою солдаты погибли, смертью доблестной пали, понятно?

Солдаты, словно игрушечные болванчики, дружно закивали головами, послышались вздохи облегчения, а на лицах некоторых воинов даже заиграла улыбка. Идти под трибунал за самоуправство со смертельным исходом никому не хотелось. Для пехотинца из штрафной роты нет иного приговора, чем топор да виселица…

– Вы и сейчас не сплоховали, и в бою себя проявили! Посему, как только в Денборг вернемся, походатайствую за вас всех рапортом… Нечего таким орлам в штрафниках ходить!

– А как же с часовыми-то быть, ваш благородь? – робко спросил ветеран. – Прикажете искать?

– Нет, – покачал головой лейтенант. – Мне все ясно, перепугались мерзавцы и сбежали, а может, просто надоело лямку тянуть да разбойной воли в лесах захотелось! Нечего по пустякам сапоги стаптывать! На них я тоже рапорт напишу, а вы… – лейтенант обвел взглядом неровный строй всех солдат, – вы все как один подтвердите, что паскудники эти с боевого дежурства с оружием в лес убежали. Нечего трусливых дезертиров жалеть. Поняли?!

Несколько голосов возгласили: «Так точно!», остальные просто закивали головами. Юноша и не сомневался, что в показаниях солдат будут какие-то разночтения. В данный момент его интересовал куда более важный вопрос.

– Где третий? Здесь я только двоих ополоумевших вижу, – кивнул лейтенант на трупы. – Надеюсь, третьего вы мягче «утихомирили»?

– В избушке он, ваш благородь, вот в той! – ткнул пальцем сержант в сторону небольшого домишки возле самого частокола. – Мы его повязали и под присмотром двоих оставили. Ребята хотели сразу прикончить, но я не дал… Хотелось, чтоб вы собственными глазами узрели напасть ту.

– Мудро, хвалю, – кивнул лейтенант, еще раз убедившись, что не ошибся в выборе сержанта, и твердо решив, что когда вернется в Денборг, напишет еще одно ходатайство, узаконит самовольно присвоенный им старику чин. – Пойду гляну! Сержант, за мной! Всем остальным отдыхать, и чтоб не смели в шахту без приказа моего соваться!

Хоть лейтенант и оставался внешне спокоен, но его одолевал страх. Ноги подкашивались, в руках была дрожь, а по спине стадами бегали мурашки. Болезнь – самый страшный враг, против нее бессильны мушкет и меч. У отряда имелось вдоволь и пороха, и провизии, но не было при данных обстоятельствах главного – очкастого заморыша-лекаря, который бы определил природу помешательства и, если бы не вылечил больных, хотя бы уберег остальных. Конечно же, было бы разумно отдать приказ отступить и, пока не заразились остальные солдаты, вернуться в Денборг. Однако у лейтенанта был приказ! Приказа нельзя ослушаться, распоряжения старших по званию не подлежат обсуждению. За ослушание – штрафной батальон, а если ты уже в нем, то расстрел. Таковы законы герканской армии, самого многочисленного, самого дисциплинированного и боеспособного воинства со времен начала упадка Великой Восточно-Континентальной Империи.

«Ничего, ничего, – крепил лейтенант свой дух разумными мыслями. – Сейчас собственными глазами увижу этого бедолагу, а там и решу, что делать. Если в себя пришел болезный, помешательство может быть и временным, например, от страха, то расспрошу, что они в шахте увидели. Да под охраной бедолагу пока подержу, чтобы свои же под горячую руку не растерзали. А если все серьезней… Впрочем, чего мне бояться? На худой конец исполню приказ дословно, то есть встану лагерем возле поселка, а не в нем самом…»

Когда же лейтенант вместе с сержантом переступили порог домишки, то оптимистичный настрой сразу куда-то исчез. Один из солдат, охранявших обезумевшего товарища, лежал на полу с окровавленным лицом. Мушкет, оружие, которым был нанесен смертельный удар, валялся возле бездыханного тела. Обломок его приклада был весь в еще не загустевшей крови. Однако тому, кто совершил убийство, одного удара показалось мало. В грудь трупа был вогнан меч, притом с такой чудовищной силой, что перекрестье рукояти застряло в расколовшейся надвое от удара кирасе. Второй охранник стоял к вошедшим спиной, стоял неподвижно, навытяжку, прижав руки по швам и закинув мушкет за спину.

– Нечистая сила, чур меня, чур! – крякнул с испугу оторопевший ветеран и закрестился, как предписано канонами славной Единой Церкви.

Лейтенант был согласен со стариком. В избушке определенно порезвились темные силы. Ведь один из охранников спал крепким сном, а другой был убит, причем тот, кого они сторожили, был по-прежнему крепко связан, и более того, не подавал признаков жизни. Он сидел на полу, обмотанный веревками и низко склонив голову. Справа в шее безумца торчал кинжал.

Наверное, разумней всего было бы бежать без оглядки прочь и поджечь проклятый домишко, но офицеру вдруг захотелось докопаться до истины. Он не мог уйти просто так, не узнав, что здесь случилось. Один из солдат был еще жив, хоть и спал стоя, как лошадь. Возможно, его усыпили колдовскими чарами, и вполне вероятно, что перед тем, как погрузиться в непробудную дремоту, он все-таки что-то да видел.

– Ей, служивый, очнись! – закричал в самое ухо стража офицер, крепко вцепившись и тряся его за плечо.

Спящий часовой почти мгновенно открыл глаза и с ненавистью уставился на командира. Лейтенант испугался, такого взгляда он не видел очень давно. Лицо солдата казалось застывшей гипсовой маской, и только глаза, безумные глаза были преисполнены гнева. Офицеру вдруг показалось, что на него смотрит не сам солдат, а вселившееся в него злобное существо, кровожадный демон, завладевший чужим телом.

Рука лейтенанта сама собой потянулась к заряженному пистолету, но он опоздал. Сильный и быстрый удар, пришедшийся точно в середину кирасы, отбросил его назад, а еще через миг его не защищенный шлемом затылок соприкоснулся с бревнами деревянной стены, и мир померк. Последнее, что запомнил лейтенант перед тем, как потерял сознание, были ехидный бесовский смех и чудовищный треск рвущихся ремешков нагрудника.

Он очнулся лишь утром, лежа на окровавленном полу в том же самом домишке. Напавшего на него солдата уже не было, а на полу лежал еще один труп, мертвое тело сержанта, пытавшегося защитить командира. Вокруг было тихо, слышалось лишь радостное жужжание пировавших на трупах мух. Превозмогая боль, одновременно ударившую с двух сторон: в ушибленные грудь и затылок, лейтенант с третьей попытки все же поднялся на ноги. Внутри домишки нестерпимо пахло разлагающейся плотью и превратившейся в холодную, мерзкую слизь кровью. Не дожидаясь, пока его стошнит, а что-то уже поднималось из глубин желудка, офицер побрел к выходу.

Свежий воздух должен был помочь, но, наоборот, лишь усугубил удручающее состояние едва державшегося на ногах офицера. На дворе нестерпимо пахло мокрой собачьей шерстью. Лагерь был мертв, повсюду валялось оружие, перевернутые телеги, провизия и трупы, множество изуродованных, заколотых и зарубленных тел. Весь отряд был мертв, по какой-то причине смерть не коснулась ледяной рукой лишь его. С одной стороны, это было хорошо, а с другой… лейтенант просто не знал, что же теперь ему делать, куда пойти и как объяснить произошедшее?

Глава 7

Выгодное предложение

– Крови моей испить желаете или просто на тот свет отправить? – произнес моррон, бесстрашно глядя таинственному собеседнику в глаза.

Единственным достойным ответом на такой вопрос был смех, и он незамедлительно последовал, притом не жалкий смешок, а полноценный, раскатистый. Незнакомца так развеселила реплика Штелера, что он даже пару раз хлопнул в ладоши, а затем, став мгновенно серьезным, взялся сразу за два дела: повел разговор и стал вынимать из трупов кинжалы. К оружию своему он относился бережно, даже, пожалуй, чересчур. Полковник еще не видел, чтобы хоть один наемный вояка так осторожно вынимал сталь из мертвых тел и так тщательно вытирал кровь с лезвий об одежды убитых.

– Ваш вопрос столь неуместен, господин моррон, что аж парадоксален, поэтому я и позволил себе посмеяться, за что искренне прощеница прошу, – начал разговор в панибратски-дружеском тоне наемник, но при этом без малейшего намека на собственное превосходство и без тени пренебрежения к собеседнику. – Хоть я и стар, и жизнь для меня довольно скучная штука, но я пока не надумал с ней прощаться. А если мне когда и захочется прекратить свое бренное существование, то поверьте, выберу куда более изящный способ ухода, нежели потравиться кровью подобных вам существ. К тому же вы слишком юны, мой друг, в ваших венах течет слишком слабенький яд… Я буду мучиться, я буду страдать, но все-таки выживу. Так вот и спрашивается, зачем мне пить вашу кровь? Я не любитель неприятных ощущений. Надеюсь, я убедительно ответил на первую часть вашего вопроса?

– Ага, значит, просто хотите меня убить, а в перерывчике между душегубствами решили немножко поболтать? – первоначальное предположение Штелера оправдывалось, перед ним был вампир. Это следовало и из его слов, да и клыки пару раз блеснули, когда незнакомец улыбался.

– Послушайте, господин моррон, мне очень не нравится ваш настрой, он слишком неконструктивен для предстоящей беседы. – Незнакомец повернулся и одарил бывшего полковника насмешливым взглядом. – С чего это вы вдруг взяли, что я собираюсь вас убить? Еще от побоища не отошли? Так сделайте над собой усилие, умерьте кровь, бурлящую в жилах! А то вам воинственная дурь в голову ударяет и, поверьте, только вредит! Если я сказал, что поболтать желаю, значит, желаю только поболтать…

– Тогда, может быть, выберем другое место для беседы? – предложил моррон, все еще опасавшийся, что вампир на него накинется и для верности вонзит в него не один, а сразу два своих грозных кинжала.

– Позвольте, чем же вам этот закуток не нравится? Тихо, спокойно, вокруг ни души, никто не мешает, – развел руками кровосос. – Может, вам хочется горло после драки промочить, но уж, извиняйте, потерпеть придется. Не в вашем виде по городу шляться!

Как ни горько было Штелеру признать это, но незнакомец был кое в чем прав. Его одежда выглядела так, как будто он собственноручно забил дюжину-другую поросят. На улице его арестовал бы первый же патруль, а о посещении кабачка не могло быть и речи. Моррон еще не думал, как раздобыть новое платье, и не хотел пока утруждать голову по этому поводу. Сейчас ему нужно было сконцентрироваться на разговоре и постараться уйти из подворотни. Иллюзия, что он сможет справиться с необычайно сильным противником, не тешила его сознание.

– А если патруль заявится или, и того хуже, дружки крово… вампиров набегут? – Штелер осекся, при разговоре с незнакомцем не стоило употреблять слово «кровосос», как минимум это было невежливо по отношению к своему спасителю.

– Да бросьте, сударь! – хмыкнул незнакомец, которого рассмешили и ход мысли моррона, и его запоздалая застенчивость. – По ночам в эту часть города патрули не заглядывают, да и не с вашими способностями солдатушек бояться. А что же молокососов-кровососов касаемо, то они так напужались, что по подвалам забились и еще ночи три носов своих на свежий воздух не высунут! Не убедили вы меня, сударь, не убедили, – широко улыбаясь и не боясь смутить собеседника видом острых клыков, покачал головою вампир. – По-прежнему остаюсь при своем мнении, лучшего места для спокойной беседы нам с вами не найти.

– Да, извольте, милостивый государь, – наконец-то перестал упрямиться Штелер и всем своим видом попытался изобразить безразличие, даже воткнул в землю трофейный меч. – Только о чем нам с вами говорить? О том же, о чем с вашими слугами в подворотне?

На этот раз вампир не рассмеялся, а лишь назидательно покачал головою, подобно тому, как выражает свое недовольство поведением нашкодившего дитяти родитель.

– Я к вам со всей душой, а вы старые грешки мои поминать! Нехорошо, господин моррон, хотя что иного от вас ожидать? Вы новичок, в легионе, видать, недавно, так что еще не научились мыслить трезво, как ваши собратья, не научились отделять главное от мишуры и заглушать в себе эмоции, подавлять слабости, свойственные бывшему человеку. Ваше прошлое еще живо, память о нем мешает вам быть адекватным…

Большинство вампиров чуют морронов по запаху крови, а самые опытные из них могут почти безошибочно определить возраст противника. Этим Штелера было не удивить, а вот поведение старого, но молодо выглядевшего упыря насторожило полковника. Кровосос явно провоцировал его проговориться о встречах с другими морронами. Видимо, его интересовала цель появления новичка-легионера в Денборге и хотелось выведать, что замышляют оставшиеся в Марсоле морроны.

«А вот накося, выкуси, кровососушка, на таком меня не поймаешь, на таком меня не проведешь! Знал бы ты, дуралей древний, как тяжела жизнь армейского коменданта!» – подумал Штелер, а затем проигнорировал намек и плавно перевел разговор в иное русло.

– Ничего себе старые грешки! – картинно подавил смешок бывший полковник. – Еще часа не прошло, как ваши цепные псы придушить меня пытались. Или у вас, кровососущей нежити, время по-иному течет? Что-то я вам в трактире не показался интересным собеседником!

– Там не показался, а здесь приглянулся, – пожал плечами вампир. – Зачем придавать значение всяким второстепенным мелочам? Но если вы настаиваете, то извольте, объясню! Представьте, вы приезжаете в город по очень важным делам, у вас много встреч и масса хлопот, а тут за вами начинают следить, да еще так неумело, что это просто раздражает и одновременно смешит. Как бы вы поступили на моем месте?

– Наверное, так же, – кивнул моррон. – И вас теперь интересует, зачем? Зачем я за вами следил?

– Нет, – неожиданный и явно искренний ответ незнакомца сразил полковника наповал. – Я и без того знаю, что по неопытности да по глупости суете нос в чужие дела. Так бывает с каждым недавно воскрешенным морроном, и уж поверьте, милостивый государь, эх и перевидал я вашего брата на своем веку!

– Если вам и так все ясно, так к чему же вы речами себя утруждаете? Неужто желаете в шайку свою завербовать? – решил посмеяться Штелер, никак не ожидая, что попал в точку.

– А почему бы нет? Что это вас так покорежило? – изобразил на лице искреннее недоумение вампир. – Вы просто ничего не знаете о городе и о тех делах, что здесь творятся. Вы, как слепой кутенок, тыкаетесь носом по углам и думаете, что познаете мир… Мы с вами долго можем препираться и упражнять наши языки пустыми дебатами о смысле жизни, но скоро наступит утро, скоро солнце взойдет, а я его… – вампир замялся, – …я его не боюсь, но не люблю. Поэтому, позвольте, я перейду к ознакомлению вас с моим предложением, а вы оставите свои вопросы на потом!

– Сначала только скажите, чем же я вас заинтересовал?

– Вот именно с этого я как раз и хотел начать! Имейте терпение, сударь! – назидательно заявил таинственный главарь весьма необычной шайки. – Морроном вы стали недавно, около месяца назад, когда произошел мятеж Гердосского гарнизона, – произнося слово «мятеж», вампир хитро сощурился. «Ведь мы же оба знаем, что произошло в действительности!» – говорил этот взгляд. – Скорее всего вы погибли во время сражения, да и выправка у вас армейская, мой друг. Как легионер вы пока что нуль и не представляете для меня ни опасности, ни интереса, поэтому я сперва и приказал моим ребятам избавиться от вас. Вы определенно встречали в Марсоле кого-то из клана, а иначе бы не знали, что такое «Одиннадцатый Легион» и кто такие морроны, – показал завидную осведомленность вампир. – Однако ваши товарищи слишком были заняты важными делами и не захотели тратить время на ваше обучение, бросили на произвол судьбы. А куда податься только-только воскресшему? Конечно, на другой берег Удмиры, в родную Герканию, туда, где ваш дом. Ведь вы же еще не распрощались с прошлой жизнью. Наверняка торопитесь к родным, показать, что вы не умерли, а живы! Вот вы и протоптали пешком долгий путь от филанийской границы до Денборга, точнее, почти до его порта. И тут проказница-судьба сыграла с вами злую шутку. Вы наслушались заумных речей, что кровососы – враги человечества, восприняли их поверхностно, вот и стали следить за мной в надежде прикончить меня в темной подворотне. Не надо ничего говорить! – вампир вовремя пресек попытку моррона вставить хоть слово в его длинный монолог. – Я видел, как вы вскочили, когда в трактире появилась компания «малышей». В вас взыграла жажда охоты и ненависть ко всем «паразитам», лютая, данная от природы ненависть, которую испытывать может лишь моррон. Но мышка оказалась кошечке не по зубам! – вампир пакостно хихикнул. – Вы поняли это только здесь, в подворотне, когда неосмотрительно налетели на молодняк. Вы даже сил своих рассчитать не можете… Правда, отдаю должное, вы быстро учитесь. Вы сразу поняли, что я могу легко справиться с вами, и поэтому сейчас меня слушаете, а не валяетесь со вспоротым брюхом в луже собственной крови.

– А может, вы ошибаетесь? – воспользовавшись небольшой паузой, спросил Штелер. – А вдруг я прибыл в Денборг с каким-то заданием?

Ответом моррону был смех, громкий, продолжительный и очень-очень обидный.

– Извините, не удержался, – насмеявшись вдоволь, вампир изобразил на лице сожаление. – Ну вы сами подумайте, насколько это нелепо! Как можно послать на поединок того, кто и меч-то в руках не держал?! Разве можно возложить на плечи не окрепшего разумом новичка хоть сколько-нибудь ответственную миссию? Признаюсь, я нелестного мнения о большинстве ваших собратьев, очень часто они ведут себя, как недальновидные дураки. Но разве можно быть глупым настолько?! Перестаньте строить из себя миссионера! Вас просто бросили на произвол судьбы, обучать вас морронам было недосуг. У него или у них, не знаю, скольких бессмертных вы повстречали, нашлись куда более важные дела, чем учить вас ходить и подтирать платочком сопливый носик.

– А коли и так, вам-то что с того? – У коменданта почти всегда получалось весьма правдоподобно изображать удивление и обиду. Этот случай не стал исключением.

– Ты хорошо владеешь мечом для человека, и в тебе скрыт большущий потенциал, а я такие вещи чую! – С губ вампира мгновенно исчезла усмешка, а бледное лицо стало серьезным, даже строгим. – Мне подручные нужны для очень сложных и хорошо оплачиваемых дел. Не буду скрывать, ты мне приглянулся, вот и хочу тебя заполучить! О делах и не спрашивай, все равно ничего не скажу, пока ты одним из нас не станешь! У меня в отряде и вампиры, и оборотни, и морохи, даже парочка сувил имеется, только моррона до полного комплекта не было, вот и решил я исправить это упущение!

– Значит, я должен ввязаться в дело, не ведая, что предстоит; встать под твое начало, не зная тебя, да и за сколько шкурой рисковать придется? Хорошего же ты мнения о моей башке, ничего не скажешь! – для наглядности Штелер похлопал себя ладонью по голове. – Неужто ты и взаправду считаешь морронов настолько сумасшедшими?!

– Рисковать? – вампир, имени которого моррон даже не знал, вдруг снова громко рассмеялся. – Да ты, дуралей, даже не понял, что смертный приговор себе подписал, как только в Денборг приперся! Считай, тебе очень крупно повезло, что ты до разговора со мной дожил! Ты хоть знаешь, что в городе всем заправляют симбиоты?! Ты хоть слово такое от твоих собратьев по клану слышал?!

Вопрос застал моррона врасплох. Штелер не знал, стоит ли ему кивнуть или отрицательно замотать головой. Мысли, как назло, перемешались, а нужно было сделать правильный ход… и быстро.

– Значит, не знаешь, значит, и об этом твои дружки промолчали, – собеседник принял молчание полковника за отрицательный ответ. – Так я тебе поясню, кратко, в двух словах, – наемник-вампир сделал паузу и пристально посмотрел в глаза нахмурившего лоб в раздумье моррона. – Это очень-очень скверные и могущественные существа, с претензией на господство в мире. Они считают себя кем-то вроде поводырей человечества, и их братства куда многочисленней, могущественней и сплоченней, чем ваш жалкий «Легион», да и все кланы вампиров вместе взятые. Морроны для них основные враги, нежить вроде меня не представляет угрозы, поэтому нас симбиоты и нанимают для всяких своих грязных и не очень почетных делишек. Ты попал в логово симбиотов, и если бы не пошел за мной, а направился бы прямиком в порт, то уже висел бы на дыбе в темнице. Но пытки не самое страшное, самое страшное ожидало бы тебя впереди. Симбиоты знают, как расправляться с морронами, и ты ой как пожалел бы, что не смертен. Даже если ты и слышишь ваш так называемый «Зов», это тебя не спасло бы. Как тебе перспективочка быть замурованным заживо в стене или веками лежать обмотанным цепью на дне потайного колодца? Вот и выходит, дружище, что выбор у тебя невелик: либо принимаешь смерть, либо вступаешь в мой отряд. Впрочем, имеется и еще один вариантик, – вампир мерзко хихикнул, – но вряд ли он тебе понравится. Возвращайся пешком обратно в Марсолу, а там, если повезет, садись в Дерге на первый попавшийся корабль и плыви в Филанию. Неизвестно, сколько лет тебе придется проскитаться по портам да по морям, прежде чем ты достигнешь герканского берега; неизвестно, сколько горя хлебнешь…

– Как я понял, ты состоишь на службе у симбиотов, так почему же…

– Не утрируй, – не дал продолжить моррону вампир. – Я никому не служу, у меня с симбиотами договор, а это разные вещи. Они мне платят и ставят передо мной задачи, и только я, и никто другой, решаю, какими способами мне эти задания выполнять и кого нанимать в подручные. Пойдешь с нами, можешь спокойно по всему Денборгу шляться, даже если вплотную на симбиота натолкнешься, то он в тебе моррона не признает. Ведом мне небольшой секретик, как запашок, от вас, морронов, идущий, маскировать, – ухмыльнулся вампир, – чай, не один век с вами, любезными, делишки имею.

– Я не о том, – покачал головой Штелер. – Симбиоты с морронами враги, значит, ты призываешь меня идти против своих.

– Опять упрощенное понимание действительности, – назидательно произнес главарь наемной шайки. – Рассуждаешь, прям как дитя, впрочем, дитя несведущее ты и есть. Наше дело – на границе с землями дикарей, мы с твоими собратьями не столкнемся, так что против них ты не пойдешь. В конце концов главное сейчас для тебя выжить, поскорее убраться из колонии и ступить на герканский берег. Я тебе предлагаю самый быстрый и надежный способ достижения цели, а ты упрямишься, как баран!

– Баран туп, барану нужно подумать! – в голосе Штелера прозвучала нескрываемая обида. – Сколько времени есть у барана, прежде чем дать другому барану ответ?

– Надо, так думай! – не обращая внимания на ершистость вопроса, ответил вампир. Его взгляд был устремлен ввысь, на заметно посветлевшее небо. – Поскольку вы, морроны, как и люди, ужасные тугодумы, то даю тебе времени до следующего утра. Надумаешь, так в тот же трактир приходи, я там следующей ночью буду. И вот еще что… – вампир выдержал паузу, видимо, размышляя, как это сформулировать, чтобы, с одной стороны, подчеркнуть серьезность своего предупреждения, а с другой – не выложить пока еще чужаку слишком много. – Вижу, ты на Лору запал, на танцовщицу! Так вот, эта барышня не для тебя. Держись от нее подальше, а то…

– Что «а то»?! – не дал договорить Штелер, восприняв слова как угрозу расправы.

– …а то хлебнешь ты с ней горя, вот что! – произнес со смешком вампир и исчез, просто растворился в воздухе, лишь по стене ближайшего дома быстро промелькнула черная тень.

* * *

Оставшись один, Штелер еще некоторое время стоял посреди подворотни и завороженно взирал на воткнутый в землю меч. Он не мог понять, то ли ему повезло, то ли нет; то ли ему улыбнулась капризная Удача, то ли его заманивают в западню, и стоит только сделать первый шаг, как он тут же станет и последним. Вампиры хитры по натуре своей и двуличны, их учат врать с самого обращения, и тот, кто прожил несколько веков, непревзойденный мастер в искусстве обмана. Возможно, таинственный кровосос, не назвавший даже своего имени, не врал, а только говорил полуправду; возможно, но не факт. В любом случае Штелеру предстояло хорошенько пораскинуть мозгами, прежде чем пуститься в рискованную авантюру, которая, быть может, подскажет ему, как разведать замыслы коварных симбиотов, а возможно, и приведет к гибели, точнее, к той самой расправе, которой боится каждый моррон. Быть заживо замурованным в стене или целую вечность лежать на дне глубокого колодца, мечтая о смерти как о желанном избавлении, – богатый выбор, ничего не скажешь…

Утро лишь начиналось. Хоть небо заметно посветлело, но солнце еще не показало свой лик над крышами высоких домов. У моррона был в запасе целый день и почти вся следующая ночь, чтобы подумать, стоит ли ему принять предложение присоединиться к странной шайке или не рисковать. В конце концов, если вампир говорил правду, то рано или поздно симбиоты сами его найдут. Хотя это был самый крайний и очень нежелательный вариант из всех возможностей развития ситуации. «Никогда не уступать инициативу, ни в споре, ни в бою!» – это правило бывший комендант не просто усвоил при жизни человеком, а многократно прочувствовал. У активного игрока больше простора для действия, больше шансов на успех, он ведет игру, а не дрейфует по течению обстоятельств.

Штелер был склонен принять предложение, но многого опасался, поэтому в душе и обрадовался представившейся возможности отложить судьбоносное решение на потом, тем более что в данный момент у него было множество хоть и менее значительных, но более актуальных забот.

Прежде всего моррона не радовал его внешний вид. Окровавленная одежда – визитная карточка преступника, лучше уж появиться на улице голым, чем в платье, пропитанном кровью. Конечно, он мог схитрить, прикинуться жертвой разбойного нападения. Изобразив на лице испуг, кинуться к стражникам с криками «Помогите! Лиходеи убивают!», отвести стражей порядка в подворотню поблизости и показать им тела наемников, выдав их за своих охранников, погибших в неравной схватке с бандитами, защищая его драгоценную жизнь. Это был хороший и простой вариант, однако далеко не идеальный. Вне зависимости от того, поверили бы ему солдаты или нет, его задержали бы для дознания и стали бы задавать вопросы, на которые у него не было достойных ответов. Следовало быстро придумать правдоподобную историю о том, как он попал в город и вообще, откуда он и кто, собственно, таков. Врать Штелер умел хорошо, фантазии ему было не занимать, как, впрочем, и убедительности в речах, да вот только стражники такой гнусный народец, что не верят словам, если нет доказательств: свидетелей, поручителей или казенных бумаг. Как нетрудно догадаться, ни доброжелателей, готовых подтвердить его личность, ни дорожных документов с гербовыми печатями и грациозными росчерками важных сановников у моррона на руках не имелось, а значит, его ожидало долгое разбирательство и бездействие под надзором. Сидеть в кутузке, пусть даже в хороших условиях, моррон не хотел, это как-то не соответствовало его планам, следовательно, нужно было раздеваться почти догола и на оставшиеся серебряные монеты, жалобно позвякивающие в кошельке, приобрести новое, менее дорогое платье.

Едва моррон успел стянуть куртку, как со стороны улицы раздались шаркающие шаги и гнусавое, пьяное бормотание наподобие пения. Штелер обернулся и рывком вытащил воткнутый в землю меч. Однако увиденное его поразило. Пение и шарканье по-прежнему были слышны, а вот взгляд лишь ощупывал пустоту. «Еще один невидимка, только пьяный… Везет же мне сегодня на них!» – подумал моррон, но тут же понял, что ошибся, поскольку его локтя коснулись чьи-то холодные, трясущиеся пальцы.

Полковник резко повернулся, решив отточенным годами приемом срубить голову незаметно подкравшегося сзади злоумышленника, но меч рубанул лишь пустоту, и в тот же миг чьи-то неимоверно твердые и холодные костяшки обожгли его кожу под левым глазом. Удар был настолько сильным и, главное, неожиданным, что моррон не просто отшатнулся, а, пролетев пару шагов назад, упал, больно ударившись копчиком о выступавший из мостовой булыжник.

– Бушь знать, подлюка, как штариков забишать! Ишь, молодешь кака охломонистая пошла, шедины нишкольк не увашают! Ты к ним по-хорошему, а они враш башку рубить! – прошамкал беззубый рот неизвестно откуда появившегося в подворотне старика.

Держась одной рукой за опухший глаз (костлявый кулак старика не просто оставил отметину, а содрал лоскут кожи), а другой с силой сжимая ушибленный низ спины, Штелер приподнялся и сел на мостовой. К счастью, продолжать драку не было смысла, хоть полковнику и хотелось наказать обидчика, но здравый смысл взял вверх над эмоциями. Видимо, процесс превращения горячей человеческой натуры в более трезвомыслящую сущность моррона хоть медленно, хоть с запозданием, но все же шел.

Перед ним был не просто старик, а тот самый нищий со свалявшейся седой бородой до пояса, что так активно жестикулировал за столом с заговорщиками и непрерывно, в ходе оживленной дискуссии, отвешивал затрещины да тумаки своим непонятливым, несговорчивым тугодумам– компаньонам.

Поскольку ведущий себя куда более воспитанно, чем его дряхлый подручный, вампир сам признался, что у него в отряде имеется морох, то с идентификацией ворчливого старикашки-нищего трудностей не возникло. К сожалению, у Мартина Гентара, лучше всех морронов разбирающегося в разновидностях нежити, не нашлось времени, чтобы просветить отправляющегося на миссию новичка об этом виде паразитирующих на людях существ. Со Штелером провел беседу Лохмач Аке, который сам-то с трудом ориентировался в данном вопросе. Огромного роста, широкоплечий охотник мог многое поведать об охоте и войне, но в научных вопросах был полным профаном. Он сообщил ученику лишь азы, которые сейчас побитый нищим полковник и пытался судорожно вспомнить.

Из всех паразитирующих на людях организмов морохи были самыми безобидными, но в то же время и отвратительными созданиями. Они питались не кровью, не плотью живых существ, а продуктами их жизнедеятельности. Тех, кому довелось застать мороха в процессе питания, одолевали брезгливость и отвращение настолько, что они мгновенно опорожняли свои желудки, тем самым преподнося мерзким, но безобидным по сути своей тварям чудесно пахнущий, аппетитный десерт. Хоть морохи не уступали по силе оборотням, а по быстроте движений могли сравниться с вампирами, но они никогда не вели себя агрессивно по отношению к тем, кто давал им «хлеб насущный». Они редко нападали и пускали ход свои костлявые лапищи лишь, когда защищались. Морохи не причиняли людям зла, и в каком-то смысле их даже можно было назвать золотарями. Морроны часто шутили: «Хочешь узнать, не забрел ли в деревню морох, наведайся к выгребной яме, а затем посети свалку! Если морох есть, то он обязательно ошивается там».

У этой породы нежити было множество преимуществ перед остальными собратьями-паразитами, которые должны были убивать, чтобы раздобыть себе пищу, но имелся и ряд существенных недостатков. Лохмач не просветил Штелера, как морохи продолжают свой род и превращают людей в себе подобных тварей, но хотя бы объяснил, что творится с человеческим телом в ходе болезненной, длящейся несколько недель метаморфозы. Попавшая в человеческий организм «зараза» (грозный с виду охотник выразился именно так) высасывает из него все соки, укрепляет кости и мышцы, но внешне делает мороха похожим на древнего старика. Трудно по виду сказать, сколько мороху лет: несколько сотен или менее года? В течение всего своего века, длящегося в среднем около трех тысяч лет, эти твари практически не изменяются. На них не действуют ни солнечный свет, ни осиновый кол, ни серебро, зато так же, как и люди, они могут погибнуть от обычного оружия. Болезни их не берут, однако отсутствие разнообразия в пище может раньше срока оборвать их существование. Именно по этой причине морохи держатся там, где большое скопление людей, или странствуют, переходя от деревни к деревне, как заправский аристократ-гурман, который обязательно должен за день отведать шедевры нескольких кулинаров.

Вот в принципе и все, что знал моррон о стоявшей перед ним твари. Вполне достаточно, чтобы не бояться повторного нападения. От себя Штелер мог лишь добавить, что почтившая его присутствием особь обладала исключительно дурным характером.

– Ну, и шо ты, болешный, глашища вылупил?! – заворчал старик, размахивая перед самым носом моррона своими грязными, смрадно пахнущими ручищами. – Шо, таких, как я, не видывал?! Так и будешь шиднем шидеть?!

– Я б встал, да о тя замараться боюсь! Потолиз, пожиратель вторичных калориев! – по своему опыту Штелер знал, что с хамами, ворчунами и сквернословами можно плодотворно общаться лишь на доступном им языке. – Лишь посмей свои вонючие лапищи ко мне сунуть, вмиг по харе запаршивевшей сапожищем огребешь! – пригрозил сидевший на мостовой моррон и, чтобы убедить грязнулю в серьезности своих намерений, изловчился и пнул нищего в живот.

Как ни странно, но он попал. Кованый каблук сапога глубоко погрузился в дряблую стариковскую утробу. Однако сильный удар не причинил нищенствующему старику вреда, тот даже не покачнулся, но зато на физиономии старого ворчуна мгновенно возникло выражение одобрения.

– Ну наконец-то, хоть один нормальный собеседник за год попался! – произнес старик, почему-то прекратив шепелявить. – Вставай, лягун доморощенный, морронья твоя морда! Не боись, не запачкаю… коль сам не попросишь!

– Нетушки, я как-нибудь без этого обойдусь! – поверив старику на слово, Штелер поднялся, по-прежнему держась руками за ушибленные места. Надо признаться, выглядел он в этот миг весьма комично.

– Меня к тебе прислал… Ну, ты сам, поди, догадываешься, кто! – Нищий не решился назвать главаря своей шайки по имени. – Велел передать вот это…

Старик, кряхтя, полез в висевшую за спиной суму и извлек из нее замусоленный сверток, который тут же кинул моррону. Штелеру пришлось оторвать руки от ушибленных мест. Он едва успел поймать пахучий «подарок», полетевший ему прямо в лицо. В грязную, заляпанную чем-то отвратительным и с виду, и по запаху ткань был завернут уже знакомый моррону серый, старенький дорожный плащ.

– Можно сказать, с барского плеча гостинчик, – пакостно захихикал нищий и заулыбался беззубым ртом. – С себя наш вожак снял и тебе свою одежу пожаловал. Велел передать, чтоб ты его тут же надел и особливо чтоб не распахивался! Не дело в окровавленной одежде по городу щеголять! Одни испужаются, другие раззавидуются!

– И на том спасибо, – недовольно проворчал моррон, на самом деле обрадованный, что ему не придется раздеваться почти догола и в таком виде бегать по утреннему городу в поисках портняжкой лавки.

– И вот аще, – морох извлек из сумы туго набитый кошель и бросил его под ноги моррону. – Чтоб те, дурню, ничего не думалось, велел старшой наш сразу тя предупредить. Это не задаток, он тя ни к чему не обяжет. Это те компенсация за моральный ушербец. За то, что недавнось в подворье недалече отсель стряслось. К деньжатам аще и азвяненьице прилагалось, но токмо ты от мя яго не дождешься!

– Вали отсель шустрей, помойка бродячая! – попрощался со старцем моррон на привычном для мороха языке.

Старичок мерзко захихикал, а затем чинно и важно побрел прочь, всем своим гордым видом показывая, что ему безразлично мнение других о его незаурядных, весьма запоминающихся внешности и запахе.

* * *

Когда ты один, а кругом лишь в лучшем случае существа, безразличные к твоей судьбе, то стоит осторожно относиться к подаркам. Тщательно осмотрев, а затем все-таки надев великодушно пожертвованные ему обноски, Штелер прямиком направился не к портному, а к аптекарю. Удивленный появлением раннего посетителя старичок в сером переднике, надетом поверх ночной рубашки, долго рылся на полках, пытаясь найти готовые снадобья и вещества, которые настойчиво требовал моррон. Звон трех серебряных монет, покатившихся по столу, чудесным образом освежил его память и излечил от стариковской медлительности, поэтому посещение лавки не заняло более четверти часа.

Сгребши в охапку покупки, а некоторые из реторт засунув под мышку, Штелер вприпрыжку проследовал в ближайший дворик, по счастливой случайности оказавшийся совершенно безлюдным, и вылил все снадобья, а затем высыпал все порошки в старенький, ржавый чугунок. Гремучая смесь тут же забулькала и приняла приятный, ласкающий глаз розовый цвет. Выждав несколько минут, пока на поверхности не полопаются последние пузырьки, Штелер скинул с плеч плащ и, аккуратно разложив его на траве, тщательно оросил выцветшую от времени подкладку.

Этому фокусу его научил Мартин Гентар, не только маг, не только непревзойденный мастер иллюзии и многое чего еще, но и выдающийся лекарь. Он рассказал новичку-моррону, как быстро из имеющихся в аптеке любого города зелий и снадобий приготовить смесь, способную выявить присутствие всех до единого ядов, которыми отравители потчуют своих жертв, нанося их на различные вещи. Не всякая отрава действует через живот, некоторая впитывается в кожу и приводит к мучительной смерти.

Розовая жидкость быстро впиталась, но не изменила свой цвет на желто-зеленый. Штелер облегченно вздохнул, подаренный ему плащ, плащ, который он уже носил на себе около получаса, не был отравлен, а значит, ему не предстоял еще один визит к аптекарю и приготовление противоядия. На всякий случай моррон высыпал в чугунок и серебро из кошелька. Ничего не случилось, жидкость была по-прежнему розовой.

Вампир, в личности которого было куда более таинственного, нежели отталкивающего и ужасного, не собирался его отравить, и это уже говорило в пользу недавнего собеседника.

Собрав обратно в кошель скользкие монетки и закутавшись в пропитавшийся влагой плащ, Штелер быстро пошел прочь. Он не боялся простуды, скорее опасался заснуть на ходу. После довольно нервного дня и бессонной ночи на него навалилась такая усталость, что угроза свалиться наземь и захрапеть была вполне реальной.

Прежде чем размышлять о серьезных делах, бывшему полковнику было просто необходимо промочить пересохшее горло кувшинчиком доброго вина и вздремнуть пару-тройку часов, желательно в тишине и на мягкой, чистой подушке – роскоши, которую он уже позабыл за недели пеших скитаний.

Моррон так устал, что не пустился бродить по городу в поисках постоялого двора, который был бы, с одной стороны, неплох, а с другой – по его карману. Он зашел в первую же попавшуюся на его пути гостиницу и без сожалений расстался с содержимым своего не такого уже и толстого кошелька. Денег хватило впритык, тютелька в тютельку, на оплату небольшой комнатушки на втором этаже под крышей и на кувшин молодого мионского вина не лучшего сорта, но и не обдирающего горло.

Момент вожделенного единения с мягкой постелью был уже близок. Штелер поднялся наверх, открыл маленьким, выскальзывающим из рук ключиком дверь, переступил порог и, закрыв ее изнутри, собирался задвинуть засов, как вдруг за спиной моррона раздался шорох одежд, скрип кровати и сдавленный кашель.

– Ну, здорово, дружище! Что-то ты долго до города добирался! – произнес нараспев красивый мужской баритон, уже где-то слышанный и знакомый.

– Ты?!! – удивленно воскликнул полковник, едва успев обернуться.

– Ну я, дружище, я! Не рад, что ли? – рассмеялся в ответ незваный посетитель, по-хозяйски развалившийся на чужой кровати и даже не скинувший грязные сапоги.

Глава 8

Опека и доверие

Порою в жизни случаются чудеса, не просто происходит нечто неожиданное, а свершается невероятное, невозможное, непостижимое. В маленькой комнатке своего временного пристанища Штелер был готов увидеть кого угодно: таинственного вампира, способного превращаться в тень; зловонного мороха, присланного передать ему очередные обноски; шеварийского торговца, каким-то способом прознавшего, где остановится обманувший его лжекупец; прозорливого агента денборгского сыска и даже скучавшую от одиночества и серости бытия даму, но только не ту особу, которая вальяжно развалилась на его кровати и пачкала сапогами свежие простыни.

– Ну, здрав будь, господин полковник! Иль как тебя сейчас прикажешь величать? – рассмеялся незваный гость, откинув со лба прядь длинных, но редких и сальных волос.

Хоть оделся визитер и неброско, но роду он был именитого, это выдавали его манеры, никак не соответствовавшие простоте обычного дорожного наряда небогатого дворянина. В движениях его непропорционально длинных рук с тонкими, словно у девицы благородных кровей, запястьями крылись желание показать утонченность своей натуры и неуместное при данных обстоятельствах жеманство. До этого момента бывший комендант видел посетителя лишь дважды, но ни с кем не спутал бы его приметное лицо. Похожие на выкрашенную в черный цвет паклю волосы обрамляли овал грушевидной формы, изуродованный к тому же толстыми щеками и чересчур пухлыми губами. Лоб вельможи был узок, хотя именно этот дефект немного маскировали две большие залысины, простиравшиеся чуть не до макушки. Глаза казались слишком большими, в особенности если учесть, что тонюсеньких бровей почти не было видно, а посредине всего этого «великолепия» торчал маленький курносенький носик с большими ноздрями. Природа вдоволь поиздевалась над потомком древнего и весьма именитого филанийского рода, она наделила его мордой жабы, а не человеческим лицом, но потом, видимо, сама устыдившись своего мерзкого поступка, решила немного сгладить характерные для всех земноводных черты. Непонятно почему, но лицо молодого человека лет двадцати пяти – тридцати не вызывало отвращения, а, наоборот, притягивало к себе оценивающие женские взгляды и располагало к откровенности собеседников-мужчин.

Сомнений быть не могло, кровать полковника мял и пачкал сапожищами маркиз Вуянэ собственной персоной, очень влиятельная личность в соседней филанийской колонии и собрат Штелера по «Одиннадцатому Легиону».

– Что застыл, как изваяние: то ли видеть не рад, то ли зенки настолько уже залил, что своего не признал? – не дождавшись ответа на первый вопрос, задал маркиз второй.

Штелер действительно на некоторое время лишился и дара речи, и способности двигаться. Страшные сомнения, а не сходит ли он с ума, снова вернулись. Они было оставили новичка-моррона на некоторое время, но теперь вновь посетили его, вызванные абсурдным видением. Маркиз остался в Марсоле, Штелер знал это точно. Если бы даже знатный вельможа и уладил быстро свои дела, что вряд ли, то все равно не смог бы оказаться в Денборге раньше него, да еще в его номере, всего менее четверти часа назад оплаченном.

Мучаясь вопросом, кто же перед ним: наглый обманщик, каким-то чудесным способом сумевший принять обличие моррона, или просто мираж, Штелер молча прошествовал в центр комнаты и поставил на стол еще не открытый кувшин с вином. Разбить довольно дорогую покупку ему не хотелось. Затем полковник быстро развернулся, и сокрытый под длинными полами старенького плаща меч вырвался наружу. Его острие быстро достигло подушки, где покоилась уродливая голова, но рассекла лишь тонкую ткань.

«Видение, мираж!» – успел подумать полковник, но в тот же миг кулак, влетевший в его правое ухо, доказал несостоятельность опрометчиво сделанного заключения. Штелер отшатнулся и чуть было не вывалился в окно, по счастью, закрытое. Напавший же на него то ли злодей, то ли призрак больше не проявлял агрессии, даже не смотрел в сторону чуть не убившего его собрата по клану. Он внимательно рассматривал покрытый мелкими пятнышками крови меч, неизвестно каким образом переместившийся из рук Штелера в его тонкие, изящные ладони.

– За мнительность хвалю, в городе сейчас всяких тварей полно, в том числе и тех, что внешность по сто раз на дню меняют! – произнес маркиз Вуянэ, более известный среди морронов под прозвищем Живчик. – А вот исполнение твоего замысла, мягко говоря… – маркиз поморщился, долго думая, стоит ли осквернять беседу бранным словом, и в конце концов решил обойтись без просторечных вульгаризмов. – Ну, ты сам понимаешь! Реакция замедленная, удар слишком размашистый, равновесие совсем не держишь… Мог бы в дороге, пока из Марсолы шел, хоть немного поупражняться! Не от каждого противника в ухо кулаком получать будешь, найдутся доброжелатели, кто и поострее предмет туда запихнуть постарается!

– Ты здесь? – все еще не веря, что перед ним настоящий маркиз Вуянэ, пробормотал Штелер и встал с подоконника, на котором полулежал в весьма игривой позе.

– Да, я здесь, – маркиз наконец-то оторвал взгляд от меча и по праву победителя откупорил кувшин с вином. – А что тебя удивляет? Неужто ты и вправду подумал, что мы новичка на ответственное задание одного пустим? Вон, ты за пару паршивых дней сколько дров наломал… – сделав глоток из кувшина и по-плебейски вытирая рукавом рот, начал перечислять маркиз: – Сопляков-разбойничков за что-то на тот свет отправил. Конечно, юным мерзавцам там и место, но смысл… смысл в действиях, не приводящих тебя к цели?! – Вуянэ сделал многозначительную паузу и смотрел Штелеру прямо глаза, однако не получив ожидаемого ответа, продолжил перечисление оплошностей новичка, не забывая при этом загибать тонкие пальцы: – Это раз! Теперь о твоих похождениях в корчме. Шеварийца зачем обманул? Неужто нельзя было придумать иного способа попасть в город? Думаешь, он успокоился? Да нет, его люди тебя по всему городу ищут! Это два! С бандой кровососов зачем сцепился?! Ты там с ног до головы себя выдал, благо что вампир мудрый попался и твою башку несмышленую уберег! Твои похождения в городе вообще верх идиотизма! Разбойное нападение, кража, присвоение чужого имущества, неуместная и неумелая слежка, и наконец последний подвиг… нет, это просто шедевр! – Маркиз загнул уже все пальцы, и ему ничего иного не оставалось, как просто развести руками. – Скажи, как, каким образом дурацкая драка с вампирским молодняком могла бы поспособствовать выполнению твоего задания?! Чудом ты извернулся и из этой ситуации, но что ты получил в результате?! Ты не узнал о планах симбиотов ровным счетом ничего, но зато наши враги знают, что в Денборге появился моррон, то есть что мы, «Легион», проявляем к их действиям в герканской колонии живой интерес!

Маркиз был неплохо осведомлен, как будто за Штелером постоянно наблюдали его незримые соглядатаи. Бывший полковник уже ничему не удивлялся, у каждого, кто встречался ему на пути, имелись свои секреты, и собратья-морроны не были в этом правиле исключением. Новичок-«легионер» лишь поражался, как его, неподготовленного и не посвященного во многие-многие таинства, отправили на ответственное задание, в чью дурную голову пришла эта бредовая мысль? Праведный гнев и обида бушевали в голове новичка, и, по счастливой случайности, рядом оказался тот, на кого их можно было излить.

– Да, пошел бы ты, маркиз, пехом до Марсолы! – неожиданно взревел Штелер и злобно пнул Живчика в живот.

Этот удар достиг цели, сноб-учитель согнулся пополам, когда кованая подошва тяжелого сапога врезалась в расслабленные мышцы его немного выпиравшего живота. Однако этого наказания за менторский тон и мудрые поучения вместо реальной помощи Штелеру показалось слишком мало. Приблизившись к скрежещущему зубами от боли маркизу, Штелер впился пальцами в его жидкие, но длинные волосенки, а затем изо всех сил ударил коленом согнувшегося противника по уродливому лицу. Выкинув назад руки, как плывущий на спине пловец, вельможа отлетел назад и чуть было не вышиб затылком дверь. Впрочем, кость черепа аристократа оказалась достаточно прочной, чтобы выдержать жесткое соприкосновение с дубовыми досками. Повалившись на пол, Вуянэ тут же обхватил гудевшую голову руками и протяжно застонал… то ли от обиды, то ли от боли.

Штелер мгновенно успокоился, но запоздалое раскаяние все равно не удостоило его визитом. Отчищая пальцы от приставших к ним сальных волос, выдернутых из шевелюры маркиза, бывший полковник нарочито медленно прошествовал к столу и, чтобы не оставить ни капли дурманящей влаги вздумавшему его поучать собрату, залпом осушил кувшин до дна. Он не чувствовал угрызений совести и не упрекал себя за то, что нарушил законы братства морронов, а, наоборот, был уверен в правильности и справедливости своего поступка. Насколько его успели просветить перед отправкой в Денборг, в «Легионе» не было ни учеников, ни учителей, ни младших, ни старших членов. Если по каким-то причинам более опытный моррон испытывал недовольство действиями другого моррона, то у него все равно не было права того отчитывать и уж тем более выставлять дураком.

– Да чтоб тя, толстобрюха! – послышался от двери жалобный стон поднявшегося уже на четвереньки маркиза.

– А это тебе за весьма неуместное нравоучение, господин маркиз, – хмыкнул Штелер, наконец-то растянувшийся на кровати. – А еще и за то, что ложе мое сапогами грязными обпачкал. Вас что, во дворцах не учили сапожищи в гостях снимать? – с насмешкой произнес полковник, настолько не боявшийся в тот миг ответной атаки побитого им вельможи, что даже позволил себе закрыть глаза. – Коль следил за мной, почему не вмешался? Коли знал, что не дело творю, так чего тогда советом не помог? А теперь нечего перышки распускать да павлином прикидываться! Да, я много всякого наворотил, но в том больше вашей вины! Зачем меня, неуча, в стан врага одного отправили? Если солдат необучен, в том лишь командира вина! Это я те, маркиз, как бывший офицер говорю! Ваша с Лохмачом промашка, так вот себе поучения и прочти, но только потом… не при мне, – поучительно заявил Штелер и повернулся набок, делая вид, что собирается заснуть.

– Ты только глянь, припадочный, что ты наделал! – чуть не заплакал маркиз, взглянув на свое отражение в маленьком зеркале на стене возле стола.

Штелер нехотя повернулся, намереваясь ответить на упрек банальной, приевшейся фразой, что синяки да ссадины украшают лик любого мужчины, но то, что он увидел, остановило слова, уже вертевшиеся на языке. И без того жиденькая растительность на голове маркиза изрядно поредела, но это было не главное последствие вспышки его гнева. Кожа на лбу моррона разбухла и отвисла, вот-вот собираясь сползти на брови, а затем на глаза. Еще большее безобразие творилось на щеках: набухшая, как будто отслоившаяся кожа собралась складками возле подбородка и рта. Маркиз Вуянэ упорно пытался разгладить взбунтовавшуюся плоть, но его усилия так и не увенчались успехом.

– А-а-а, бес с ним! Все равно без толку! – отчаявшись привести в порядок лицо, произнес маркиз и резким рывком сорвал со своей головы кожу вместе с большей частью волос.

На полковника смотрело нечто, лишь отдаленно напоминавшее человеческое лицо. Изуродованный, покрытый буграми, бороздками шрамов и вмятинами череп был плотно обтянут какой-то тонкой, серо-зеленой пленкой или тканью.

– Вот видишь, у каждого из нас свои секреты, – рассмеялся жуткий овал на месте головы. – Каждый из нас несет на себе отпечаток прошлой человеческой жизни. И в каждом есть что-то особенное: у меня – моя уродливая образина, а у тебя… – маркиз замялся, – я еще не знаю, но уж больно чудна твоя привычка чуть что, так грохаться в обморок. Был бы девицей, еще куда ни шло…

– Что… что с тобой случилось? – заикаясь, произнес Штелер, которому сейчас было уж совсем не до сна.

– Долго рассказывать, да и смысла нет, – ответил маркиз, упорно разглаживая бесформенную, сбившуюся комками массу, еще несколько секунд назад бывшую его лицом. – Видишь ли, дружище, меня не напрасно Живчиком кличут. Пожалуй, я единственный из всех морронов, кто, будучи человеком, погиб не во время сражения. Я был отравлен ядом, и это, как ты видишь, наложило свой отпечаток… Почему-то, воскресив меня, Коллективный Разум не удосужился восстановить лицо. Не знаю почему, и уж лет сто не задаюсь этим вопросом. Ответа все равно не найду, а лишний раз терзать себя неприятными воспоминаниями неохота.

Разгладив пластичную, податливую и мягкую маску из неизвестного материала, моррон умелыми движениями рук натянул ее на свой уродливый череп и вновь превратился в маркиза Вуянэ.

– Не будем о прошлом, что свершилось, то свершилось! Давай лучше вернемся к вещам, которые мы в состоянии изменить, – произнес маркиз, с досадой взирая на опустошенный до самого дна кувшин. – Признаюсь, я повел себя не совсем верно, ты делал все, что мог, и поступал согласно своему разумению. Я не должен был тебя винить в просчетах. Не суди меня слишком строго, я еще никогда не имел дела с новичками… не доводилось…

– Зачем меня послали в Денборг? Почему не вместе с тобой, а отдельно? Какой смысл в моем присутствии, если за дело берешься ты? – не обращая внимания на более чем скромные извинения, задал Штелер мучившие его вопросы.

– Лишние руки никогда не помешают, – уклончиво ответил маркиз, что-то скрывая от молодого собрата, точнее, просто до конца не договаривая. – Миссия у нас одна, и ты ее цель прекрасно знаешь, так что огородов городить не буду. А почему по отдельности в столицу пожаловали? Да чтобы риск меньше был…

– Ага, вот оно что, – вдруг рассмеялся полковник, сопоставив сказанное со словами вампира и умело применив военный опыт прошлых лет. – Я что-то вроде отвлекающего маневра… Симбиоты присутствие морронов чуют, но не так, как вампиры, не по запаху крови… Я, значится, их внимание отвлек, а ты преспокойно в город пожаловал. Враги успокоились, а чего им переживать-то? Ведь они думают, что к ним в гости заявился недотепа-новичок, а не такой прожженный интриган, как вы, господин маркиз!

– Ну… приблизительно так, – рассмеялся маркиз, садясь на кровать рядом со Штелером. – Так, да только не совсем так! Не буду в лишние подробности вдаваться. Их знание тебе все равно не поможет, а повредить сможет. Скажу лишь одно, ты не у меня на подхвате! Ты по-прежнему действуешь самостоятельно и решения принимаешь сам. Мои же дела будут тебя касаться лишь в той мере, насколько я сочту целесообразным.

– Ясно, я пешка, мне многого знать не положено!

– Я бы сказал по-другому, – довольно дружелюбно заявил Живчик и даже осмелился похлопать строптивого собеседника по плечу: – Ты офицер, я генерал; ты занимаешься тактическими вопросами, а мой удел – стратегия!

– А сколько рот солдат к нам на подмогу пожалуют? – с издевкой вопросил Штеллер.

Бывший полковник не любил, когда штатские, тем более вельможи, корчили из себя великих стратегов, учили искусству войны кадровых военных, да еще и употребляя в разговоре армейские термины.

– Если понадобится, то вся филанийская колониальная армия, – без заминки ответил маркиз, видимо, заранее предполагавший, что подобный вопрос последует. – Но надеюсь, что до полноценной войны дело не дойдет, постараемся ограничиться маленьким, неприметным конфликтом. Не по существу вопросы задаешь, полковник, не по существу! – назидательно заявил вельможа.

– Так, хочешь дельный вопрос?! Ну, что ж, изволь! – назидательный тон вельможи бесил Штелера хоть и значительно меньше, чем в начале разговора, но все же довольно сильно.

Полковнику уже стало казаться, что он зря пожалел аристократа, когда тот, схватившись за голову, стонал у двери; и что если бы он продлил экзекуцию на несколько сильных пинков и увесистых оплеух, то беседа шла бы сейчас куда плодотворней.

– Сколько соглядатаев ты по моему следу пустил? Они обычные люди или, как и мы, морроны? На какие силы, в случае открытого столкновения, мы может рассчитывать? – выпалил Штелер на одном дыхании и замолк, поедая маркиза вопросительным взором.

Первые секунды Вуянэ удивленно таращился на несущего сущий бред собрата, но потом его некрасивые губы растянулись в широкой улыбке, и вельможа громко захохотал.

– Ах, вот ты о чем?! – наконец-то произнес Вуянэ, справившись с приступом раскатистого смеха. – Никаких соглядатаев нет, нас в городе только двое: ты да я, и рассчитывать мы можем пока лишь на эти скудные силы, так что будь осторожен и на рожон не лезь!

– За дурака меня держишь? – без злобы, но с упреком в голосе произнес Штелер. – Ты ведь о каждом моем шаге знаешь! Позволь поинтересоваться, от кого?!

– Во-первых, глупцом тебя не считаю. Был бы глупцом, не щеголял бы в прошлом в полковничьих эполетах, да и гарнизоном не командовал бы. Во-вторых, не обо всех твоих похождениях мне ведомо, далеко не обо всех, – заявил Вуянэ с явным сожалением, – к примеру, не знаю, о чем ты с вампиром в подворотне так долго трепался. Да и личность самого твоего собеседника для меня загадка, а ведь я многих, очень многих вампиров знаю.

– О чем разговор имел, потом расскажу! – напыжившись и приняв важный вид, заявил Штелер. – Ты от вопроса не уходи!

– А я и не ухожу, – пожал плечами маркиз. – Просто думал, ты сам уже догадался. Но коли хочешь из моих уст услышать, так изволь! Видел, что с лицом моим приключилось? Так ты что, думаешь, у меня одна маска? Нет, друг мой любезный, у меня их приличный запас, и личины ношу разные, так что хоть невидимым становиться мне и не дано, но прятаться я хорошо умею. Был я и в дорожном трактире, и потом за тобой следом шел, да вот только в подворотне той появляться мне было бы опасно.

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

"... Она специально не стала запирать дверь. Поплескалась, подождала – тишина. Она прошлепала по мал...
"... Инфаркт, осенила радостная догадка, но он не смел поверить своему счастью. Он пошевелил губами,...
"... Страшно было подумать, сколько лет было упущено, однако Серафима Семеновна не собиралась склады...
«... Однако к прибытию энергичного милицейского наряда они уже успели обо всем договориться. Дверь р...
Ну и страху же натерпелся Филька: шутка ли, на спор отправился ночью на кладбище, да еще и в разрыту...