Доспехи из чешуи дракона Юрин Денис
– А ты забавный…жалкий, но забавный, – совершенно неожиданно произнес Шак и рассмеялся. – Случайно не просветишь, как это такому ничтожеству удалось забраться в шкуру парня?
– Это было просто, – ответил Вилар, наслаждавшийся моментом победы. – Сначала я слегка помог согрешить сестренке Лотара обесчестить род Осваров. Да, не удивляйся, паренек мой сын, но родственные связи так мало значат…
– Плоть от плоти…твой сын наполовину ты. К тому же Кевий все же родня Лотару, а значит, шансы подобного переселения, да еще на приличном расстоянии, были достаточно велики, – задумчиво произнес Шак, не проявлявший пока агрессии и даже впавший в какое-то умиротворенное состояние.
– Скажу по-другому, угрозы провала вообще не было, но вот только интуиции ныне покойному графу было не занимать, – состроив плаксивую, жалостливую рожу убогого страдальца, произнес гробовщик. – Трудность была не в переселении, а в том, что Лотар избегал компании своего племянничка. Когда же встречался с ним, то выбирал уж больно неподходящие моменты и неудобные места. Он чувствовал, что общение с родней не кончится добром, хоть наверняка и не подозревал о подобном повороте событий. Нам с тобой нечего делить. Ты абсолютно прав, это не твоя война, а поболтать с ровней себе и с тем, кто тебя умнее да выше, признаюсь, довольно приятно. Дело-то уже сделано, надеюсь, ты пока не убьешь паренька и дашь мне возможность договорить. Мне хочется чуток похвастаться, да и тебе интересно будет узнать, как тебя провели.
– Трепись уж, но не рассчитывай на похвалу.
– Вот и ладненько. – Вилар наслаждался победой, и его ничуть не интересовало, как проходит штурм. Это был всего лишь отвлекающий маневр, сыгравший свою роль и теперь бесполезный. – О тебе я узнал гораздо раньше Лотара, лет эдак двести назад. Ты меня заинтересовал, заинтриговал, но я не питал глупых надежд подчинить своей воле дракона, пусть даже и павшего, проклятого. Вот видишь, я куда разумнее, чем он, – гробовщик кивнул в сторону бездыханного трупа. – Я обхитрил тебя, разработал комбинацию, в которой ты вроде бы действовал, но на самом деле шел по проторенной мною стезе. Шел за мной по дороге…– снова сослался Вилар на видения Шака, которые он сам и навевал. – Сначала я соблазнил сестренку Лотара. Сделать это было довольно просто, ведь ее муж уделял куда больше внимания крестьянским девкам, чем собственной жене. Потом я выждал и в нужный момент, конечно же, через подставных лиц подбросил прямолинейному графу две забавные новости: в чьих объятиях нашла утешение его сестренка и кое-что о тебе. Я не сомневался, что он возненавидит своего племянничка, а в сердце юноши вспыхнет ответное чувство, и это значительно облегчит процесс проникновения в его тело. Что он попытается использовать тебя, тоже было ясно как день. Потом оставались лишь мелочи: начать поганить землю возле замка да подговорить Антурия послать Кевия шпионить за своим дядюшкой. Дальше все оказалось настолько простым, что и не стоит объяснять, правда, пришлось пожертвовать парочкой весьма неплохих слуг, но ни одна борьба, как известно, без жертв не обходится.
– А если б сувила убила твоего сына в подвале? – спросил Шак, вложив, наконец, саблю в ножны.
– Но я же почувствовал той ночью твое присутствие поблизости. Ты бы не позволил свершиться злодейству, даже ради этого вышел из роли шарлатана, свято чтимыми правилами пренебрег, – лукаво усмехнулся Вилар, действительно знавший о невольном союзнике довольно много. – Мне было приятно с тобой пообщаться, хотелось бы поговорить и еще, но, увы, тельце юнца чересчур слабо, оно вот-вот начнет распадаться, так что мне пора уходить.
Безумный взгляд паренька стал меркнуть. Гробовщик был верен себе, покидал тело марионетки, как всегда оставляя за собой лишь трупы. Однако он допустил ошибку и дорого поплатился за то, что втянул в свои козни слишком сильное существо. Всего мгновение, и Шак уже оказался возле него, а сильная рука в перчатке из блестящей чешуи сдавила горло, а затем оторвала умирающее тело Кевия от пола.
– Не спеши, дружок, теперь мой черед объяснять, кто из вас большим умником был, ты или Лотар. – Глаза дракона смотрели на противника бесстрастно, как на букашку, которую он давил. – Или у тебя возникают сомнения в моих мыслительных способностях?
Вилар отчаянно сопротивлялся. Его рука с мгновенно выпущенными наружу длинными черными когтями пыталась пробить грудь мучителя, но скользила по чешуйкам доспехов, бывших на самом деле кожей дракона. Отчаявшись пробить крепкую броню, рука гробовщика нанесла удар по ухмыляющемуся лицу противника, но кожа на голове Шака вдруг тоже превратилась в чешую, отразила мощный удар и мгновенно после этого опять вернулась в прежнее состояние.
– Не трепыхайся, еще хуже будет. Разозлишь – на куски порублю, – произнес дракон, доставая из ножен саблю и поднеся ее вплотную к мучившемуся в агонии удушья лицу.
– Что ты делаешь? Ты же его убьешь!.. – прохрипел переставший дрыгаться Вилар.
– Он и так бы умер, но зато ты теперь не можешь покинуть его тело и, чтобы самому вместе с нелюбимым сынком не сдохнуть, ой как много усилий приложишь! Кстати, о чем мы беседовали? Ах да, сравнительные портреты двух возомнивших о себе бог весть чего идиотов, – без посторонней помощи вспомнил Шак. – Лотар хоть и меньше обо мне знал, но чувствовал силу, поэтому лишь просил, уговаривал, а ты же вдруг таким умным себя возомнил, что со мной, как с мышкой, поиграть вздумал. Не люблю я такого отношения, ой как не люблю! Неужто ты думал, я не найду на тебя управу? Ведь это так просто, создать обратную связь между марионеткой и тобой; гораздо проще, чем прикончить твоих слуг…
– Я тело парня восстановлю, обещаю, – простонал Вилар. – Ты же не будешь вершить судьбу этого мира…это ведь против твоих правил.
– А вот тут ты опять ошибаешься, притом дважды. Я сам себе хозяин, захочу, против собственных принципов пойти могу, и никто мне не помешает. К тому же, убив тебя, я ничего не свершу, ничего не нарушу, наоборот, только восстановлю нарушенный баланс сил. Симбиоты ослабели со смертью Лотара, так, значит, должна ослабеть и другая сторона. Ты сам подписал себе смертный приговор, когда метнул в него лопату. Я должен убить тебя, вскрыть гнойник своевременно и не дать ему лопнуть! Лишившись лидера, твое войско распадется гораздо быстрее, чем Братство. Сколько у тебя, к примеру, вампиров? Всего лишь сотня или две, а сколько тысяч отказалось участвовать в твоей безумной затее? Мир паразитов – мир анархии и разобщенности. Достаточно провалиться всего одной попытке объединения сил, и еще тысячу лет никто не станет помышлять о подобном. Я не мщу, не встаю ни на чью сторону, не ищу правду и справедливость, я выше обид и прочей суеты, я просто не даю этому миру полететь в тартарары и слежу, чтоб количество сорняков не превзошло число всходов пшеницы. Прощай, Вилар, и прости ты, создание уникальное, почти совершенное, но бесполезное…
Сильные пальцы сжались, послышался хруст шейных позвонков. Шак отпустил обмякшее тело и как ни в чем не бывало уселся с ногами на письменный стол хозяина кабинета, замка, окрестных земель и фактически трети заселенного людьми мира.
Дракон ждал чуда, и оно свершилось гораздо раньше, чем очнулась лежавшая на полу без сознания Ола. Мертвое тело убийцы графа Лотара зашевелилось, а затем вдруг поднялось на ноги.
– Не надо…не надо ничего говорить, – прошептал бледный как полотно Кевий, оставшийся для Шака по-прежнему нищим лекарем Семиуном. – Это было ужасно, он был во мне, он управлял мной, а я все видел и слышал, но не мог ничего сделать…
– Знаю, – печально улыбнулся дракон. – Предвосхищу два терзающих твою голову вопроса. Твой отец, гробовщик, мертв, а ты, как сам понимаешь, цел и невредим. Он знал, что я лечил тебя, но не имел представления, какой в действительности силой обладало зелье, сваренное мной в Задворье. А сейчас, извини, мне пора идти!
Шак встал и, похлопав преданно смотревшего ему в глаза юношу по плечу, направился к двери.
– Ты куда, на стены?
– Нет, в этом нет смысла, да и какой из меня спаситель человечества, я старый, уставший дракон, я сам по себе…– произнес Шак, на миг задержавшись и напоследок осмотрев место недавних событий. – Рыцари Братства отобьют первый штурм, а второго уже не будет. Вилар мертв, искусственные твари следующей ночью уже не полезут из земли, а без них его войско ничтожно, разрозненно и бессильно. Я ухожу навсегда, настала пора прощаться!
– А как же я? Что делать мне? Неужели после всего пережитого вместе ты меня бросишь? – в голосе юноши слышались страх перед грядущим, горечь расставания и обида.
– Бросают только котят! Ты знаешь, кто ты, и сам в состоянии вершить свою судьбу. Только мой тебе совет: не задерживайся в замке слишком долго. Хоть ты и родственник графа Лотара, но тебе не простят его смерть. Конхер, Жаро да и с десяток других старших рыцарей спят и видят занять его место. А ты наследник, правопреемник, так что сам понимаешь, при дворе вырос, не мне тебе объяснять прописные истины.
– А сам-то, сам-то ты как?! – выкрикнул напоследок Кевий.
– Я? А что я? – печально усмехнулся застывший на пороге дракон, обреченный влачить жалкое существование в обличье человека. – Займусь привычным для меня делом, буду скитаться, играя в чужую жизнь. Вот, кстати, всего две минуты назад освободилась весьма интересная вакансия. Ты уж извини, дружище, но нужно поспешить, пока товарищи по оружию не обнаружили мертвое тело, не хочу роль упустить!
Шак улыбнулся в последний раз и, ступив за порог, закрыл за собой дверь. Юноша всего на долю секунды замешкался, но когда выбежал из кабинета, то бывшего спутника и товарища уже поблизости не было…лишь пустой коридор и черно-зеленый плащ на полу, затоптанный грязными сапогами.
Эпилог
Еще одна роль…
– Счастья у тебя в жизни будет много, милая, – вкрадчивым голосом произнес преподобный отец Патриун из Миерна, неотрывно глядя в глаза розовощекой девицы и крепко сжимая ее мягкую, вспотевшую руку в своей неожиданно крепкой, как будто привыкшей держать оружие ладони. – Горит в тебе искра божественная. Вижу я дар, Небесами тебе ниспосланный, а значит, и любви в жизни много будет, тепла у семейного очага и света. И все у тебя в жизни сложится, если искорку эту убережешь и не позволишь людям недобрым грязью тебя запачкать. Жених богатый да покладистый, с которым до самой старости душа в душу проживете. Домишко у вас ладный будет, хозяйство отменное, детишек полный двор. Детки красивые, чистые духом и телом прекрасные. Заживете вы счастливо, а иначе и быть не может. Кто веру в себе хранит, того и Небеса оберегают…
Мужчина наконец-то отпустил руку пышной красавицы и отвел в сторону свой одухотворенный взгляд. Что еще можно было сказать здоровой крестьянской девке, только и думавшей днями и ночами напролет о грядущем замужестве и о «жанихе», который, быть может, окажется лучше ее отца, не будет терзать ее косы за каждую малую провинность? Побыстрее расстаться с опостылевшим родительским кровом мечтала любая девица, тем более когда ей шел уже девятнадцатый год и деревенские злословы начали величать ее старой девой. Милва, томно вздыхавшая перед заезжим святым отцом, проповедующим учение далекой Индорианской Церкви, не стала исключением из общего правила; она была одной из многих, которым священник уже говорил эти теплые слова. Вначале он варьировал, подбирал различные формулировки и интонации, но затем, в результате изнурительных повторов, образовался универсальный текст проникновенной, задушевной беседы, радушно воспринимаемой всеми незамужними деревенскими девицами в возрасте до двадцати двух лет.
– А что с тятей моим, душу его перед дорогой на Небеса очистишь?! Ниспошлют ли они достаток?! – бойко затараторила девушка, безусловно поверившая не первому встречному, а святому отцу.
– Я не гадалка, дочь моя, а Небеса не благодарят верующих звонкой монетой, – преподобный отец укоризненно покачал головой. – Небеса благословят тебя, а сейчас, извини, меня ждут прихожане…
На симпатичном лице простушки появилось сожаление, даже обида, но не на святого отца, а на тех, ради кого он спешил покинуть ее и уйти. Она надула губки и, думая о чем-то своем, о девичьем, расстегнула пуговку старого платья, специально простиранного и отутюженного перед поездкой в город. Миссионер встал из-за липкого от хмеля и жира стола и принялся отряхивать от крошек полы дорожной сутаны. Его не интересовало, расстегнет ли замечтавшаяся девица еще одну пуговку и предстанет ли его глазам белоснежная, пышная грудь.
Ловко закинув на плечо видавшую виды котомку и подобрав лежащий на скамье посох, он, по-армейски печатая шаг, направился к выходу. Толстый корчмарь вздохнул с облегчением – насытившийся его пивом и парой черствых корок скиталец решил продолжить свой путь. Самый большой убыток, который святоша-чужак теперь мог причинить его хозяйству, не стоил и выеденного яйца: собрать толпу бродяг на углу заведения или справить духовную потребность общения с Небесами под крышей конюшни. Возле корчмы каждую ночь кто-нибудь да собирался, а лошадям в конюшне было безразлично, молится кто-то рядом или нет.
«Все это уже было, я, кажется, уже играл эту роль, – подумал преподобный отец Патриун из Миерна, с несказанным облегчением покидая пропахшую потом и пивом корчму. – Нельзя нарушать правила, нельзя допускать повторений!»