В ночь с пятого на десятое Успенский Михаил

ПАМЯТНЫЙ МЕМОРИАЛЬНЫЙ КАБИНЕТ-МУЗЕЙ

Б. Б. СТРАМЦОВА

Окрыленный надеждой покончить со всеми делами малой кровью, могучим ударом распахнул дверь. Кабинет был по нынешним временам даже и убогий. Так себе кабинет, без бара и сауны. Только у одной стены стояла витрина, а у другой стенд, на нем висели плакаты с портретами Страмцова и его биографиями, ни одна из которых не походила на другую.

Так... Родился... Крестился... В девятилетнем возрасте в горах Горного Памира разлагал изнутри банду Разибая... Закончил курсы по разукрупнению... Награжден медалями "За раскрытие литературных псевдонимов" и "За освобождение от занимаемой должности"... На левой стороне груди татуировка, напоминающая портрет путешественника Пржевальского... Характерные черты: заячья губа, волчья пасть, под правой подмышкой - сучье вымя... Глаза близко посаженные, проницательные, дальновидные, проявил себя как опытный администратор и достойный сын...

Портреты Страмцова Бориса Бенедиктовича были тоже довольно странные. Как видно, он предпочитал фотографироваться у курортных фотографов прошлого: то в черкеске и на коне, то на палубе корабля и в тельняшке. Тут же висела карта "Творческий путь Б. Б. Страмцова", усеянная многочисленными флажками с неразличимо мелкими надписями. Над столом была привинчена капитальная, гранитная с золотом доска: "В этом самом кабинете Б. Б. Страмцов неоднократно награждал особо отличившихся сотрудников Управы ценными подарками из своих рук".

В витрине лежала странная форменная пуговица, на которой были вытиснены голова собаки и метла, пузырек из-под настойки женьшеня и удостоверение личности, где говорилось, что Страмцов Б.Б. является настоящим орлом и имеет право ношения всех орденов, медалей, памятных знаков и значков на правой и левой сторонах груди. Что-то знакомое толкнулось в памяти. Да, в точности такое самодельное удостоверение я видел в моем родном городе тридцать лет назад. Его предъявлял не только всем желающим, но и любому прохожему городской дурачок Митя Капторг. Говорили, что он и вправду заведовал кооперацией, но сошел с ума по случаю ревизии, а когда ревизия укатила, не смог вернуться назад.

Осмотрев музей, я так и не понял, в какой именно области достиг мой патрон, Б. Б. Страмцов, своих сияющих вершин. Стало ясно, что в музей я пришел зря. Собрался выйти, но оказалось, что у двери возникли неведомо откуда столик и стул, а на стулике за столиком сидел невеликий человечек с требовательным выражением лица. Он потребовал с меня пятьдесят рублей за пользование музеем в рабочее время. Я возразил, что таких цен не бывает. Невеликий достал из-за пазухи прейскурант - все оказалось честь по чести. Пришлось сказать, что я сам от Страмцова. "Тем более!" - сказал невеликий. Я, конечно, не взяткодатель, но на всякий случай денег-то с собой припас, отдал две четвертные бумаги, а взамен получил очень красивый билет.

- Куда же мне обратиться? - спросил я в надежде, что за такие-то деньги получу консультацию.

- Стучитесь в любую дверь,- сказал невеликий.- Народ у нас душевный, помогут в хорошем деле. Тем более, вы от Бориса Бенедиктовича... Батюшки! вдруг он шлепнул себя по лбу.- Да вы же первый, кто от него вернулся! Ну и как там, у вас? Не беспокоят?

- Очень беспокоят,- сказал я и протянул заявление. Он стал читать, и по мере чтения брови его ползли все выше и выше.

Окончательно уползти бровям на затылок помешал телефонный звонок. Невеликий метнулся к аппарату.

- Так,- сказал он.- Слушаюсь. В двадцать четыре секунды.

Он поглядел на меня очень зловеще и сорвал со стены сувенирный отбойный молоток с дарственной надписью. Молоток, даром что сувенирный, загрохотал и задергался у него в руках.

- Переэкспозиция! - закричал невеликий и, подскочив к мемориальной доске, стал крушить ее. Полетели осколки гранита.

- От Страмцова, значит, - шипел невеликий, трудясь. - Щас тебе покажут Страмцова, креатура позорная...

Снова зазвонил телефон каким-то грозным непрерывным звоном. Зажглись тревожные лампочки. Невеликий бросил инструмент на пол и схватил трубку.

- Есть отставить...- упавшим голосом сказал он. - Все понял. На данный выпад ответим повышенной посещаемостью кабинет-музея...

Он положил трубку, вытер высокое чело, сдвинул брови на место и сказал:

- Деньги за билет будут возвращены по перечислению, их переведут на ваш депонент... Батюшка! - закричал он вдруг и стал топтать отбойный молоток ногами. - Не погуби! Это, оказывается, выпад был с четных этажей, а никакое не распоряжение! Это они перед нами задолженность за первое апреля погашали! Передай Борису Бенедиктовичу, что светлую память храним и множим, как только можем!

Он бросил терзать молоток и стал прилаживать к изувеченной доске куски гранита, причем вот как: лизнет осколок и прилепит на место, лизнет и прилепит. И держится...

- Лучше новой! - лицемерно сказал он, закончив реставрацию, и посмотрел на меня просительно. Я поморщился: нет, мол, хуже новой, гораздо хуже.

- Батюшка, - заплакал невеликий.- Я ведь "мерседес" купил! Аморальные связи с работниками балета поддерживаю! Нельзя мне из номенклатуры! Помолчи, где надо, родной, а я тебе за это планчик составлю, схемочку навроде бегунка... Совершенно секретную!

Он действительно сел за стол и составил.

- Ну разве что совершенно секретную,- милостиво сказал я, взял схемочку-планчик и вышел. Теперь у меня появился-таки Вергилий, хоть и бумажный.

Закрытый просмотр

Не успел я выйти из лифта на указанном в схемочке этаже, как меня тут же подхватили под руки две женщины, одетые весьма своеобразно. Как видно, в рабочее время они вязали платья, причем прямо на себе. Одна-то старалась, только левого рукава и не хватало, зато у другой подол вовсе не был довязан, и выходило что-то вроде кофточки, но длинной.

- Идемте, идемте, никаких дел! - защебетали они, хотя я еще рта не открыл насчет дел.- Сейчас будет закрытый просмотр.

- От Страмцова я, - сообщил я для порядку.

- Да мы видим, что от него,- сказали женщины.- Поэтому и приглашаем. Мы вам закрытый просмотр, а вы нам фонды...

Они дружно волокли меня по коридору, ненароком покалывая спицами, торчащими из недовязанных мест. Я не сопротивлялся и рассматривал людей, которых мы обгоняли. Люди были как люди, в любой конторе таких навалом. У них, поди, и дети есть. Безрукавная толковала мне, что фильм прогрессивного итальянца, но с элементами сексуальной эротики. Бесподольная вещала в другое ухо, что лента наша, но в прокат не допущенная. Кроме того, обе успели рассказать мне анекдот про Рюрика и Марика.

В просмотровом зале было уже темно. Лектор в темноте говорил о достоинствах фильма - все-таки, как я понял, нашего, но дублированного на язык бенгали, так что будет задействован синхронный переводчик. Спутницы мои именем Страмцова расчистили хорошие места, и мы сели. Наконец они перестали трещать и затрещал кинопроектор. Экран, против ожидания, не открылся, изображение пошло прямо на черный занавес в складках, а на нем ничего нельзя было понять. Я спросил, когда же откроется занавес, но женщины-недовязки сказали: просмотр-то ведь закрытый, что вы хочете? Здесь вам не четные этажи!

На закрытом просмотре я был впервые в жизни. Может, так и положено? По крайней мере, отдохну, а то ноги гудят. Да к тому же и на рабочих местах наверняка никого нет...

В довершение всего оказалось, что дублирован фильм не на бенгали, а на малаялам. Побежали искать специалиста по малаялам. Нашли, да заикастого. Он очень долго переводил первую фразу, коротенькую и произнесенную грубым отрицательным голосом. Все внимательно прислушивались; прислушавшись же, поняли, что он вовсе не переводит фразу, а пытается втолковать, что его специальность - не малаялам, а кечуа. "Все-то у нас драным наверх!" ругались мои спутницы. Снова помчались на поиски малаяламщика, но нашли ли, нет ли - не знаю, уснул. Наверное, нашли, потому что проснулся я от бурных, продолжительных аплодисментов. Зажегся свет. Бородач в кожаном пиджаке режиссера кланялся и благодарил своих первых зрителей. Потом вышел киномеханик и повинился, что перепутал части. Режиссер заявил, что так даже гораздо лучше, такой порядок он и оставит. Все поздравляли друг друга, многие обнимались. Явилось шампанское. Мои спутницы советовали ходить в Управу почаще, тогда я и не такое смогу закрыто посмотреть. Я обещал. Тогда они попросили маленько фондов, и я тоже обещал. Фондов мне жалко, что ли? Заглянул в планчик и пошел куда надо.

Грот Венеры

Под большой вывеской "Отдел по связям с общественностью" находились целые две двери, почему-то оснащенные литерами "М" и "Ж". Я прислушался к себе, обнаружил, что остатков мужественности еще не растерял, и открыл дверь "М".

Ноги сразу погрузились в белый ворсистый ковер. В кабинете был полумрак. В углу стоял большой цилиндр-светильник, а в нем, вспухая и опалесцируя, перемешивались какие-то вещества. По стенам бегали разноцветные блики. Из динамиков лилась музыка: то стонала, изводясь, знаменитая Аманда Лир. Тут и там висели картины, с суровой реалистичностью изображавшие скромно одетых красавиц в обществе чертей, кентавров и драконов. Доброго канцелярского стола в кабинете не было, стульев тоже. Стояли диваны вдоль стен, столик с закусками, а хозяйка кабинета сидела в огромном, обтянутом белым же ворсом, кресле. На ней был строгий темный костюм. Хозяйка была в прошлом брюнетка, люто применявшая перекись водорода. Застряла она в том неопределенном возрасте, который наступает у женщин в период между тридцатью годами и уходом на заслуженный отдых. Огромные черные глаза глядели с такой гипнотической силой, что остальных черт лица как бы и не было, и слава Богу.

- Цицана Иосифовна, - сказала она и протянула руку для поцелуя. Я подчинился и сунул в целуемую руку заявление. Цицана Иосифовна внимательнейшим образом изучила текст, ноздри ее затрепетали.

- Ночь с пятого на десятое... - прошептала она.- Разве забудется эта кочь?

- Я от Страмцова,- сказал я, стряхивая чары.

- Ах, Страмцов, - вздохнула она и закатила глаза. - Такой мужчина и такой баловник! Представляете, на симпозиуме в Сыктывкаре среди ночи - дай да подай ему негритянку! Можно, я буду называть вас просто Гена?

- Можно, Цицаночка, - сказал я. - Хоть горшком...

- Когда вы родились? Я назвал дату.

Цицана Иосифовна добыла из-под себя толстую старинную книгу и стала перелистывать.

- Гена, да вы - Скорпион! - радостно закричала она.- Вы олицетворенная сексуальность! Для вас не существует никаких моральных ограничений! Легко нарушаете супружескую верность, пользуетесь огромным успехом у женщин... И приходите ко мне с этим! Она брезгливо бросила заявление на ковер.

- Да какой уж там секс, - сказал я, - когда и просто-то спать не выспишься - донимают...

- А вы шутник! - Она погрозила кровавым коготком.- Но нельзя же в моменты наивысшего апофеоза человеческого духа отвлекаться на столь низменные явления. В конце концов это может просто убить в вас мужчину. Слышали анекдот про Рюрика и Марика?

Я выслушал анекдот еще раз. Анекдот был вроде бы тот же самый, но не тот же: пикантности в нем заметно прибавилось.

- В монографии профессора Леонтия Яковлевича Мильмана "Импотенция",добавила Цицана Иосифовна, - немало подобных трагических примеров.

- С этим-то порядок,- сказал я.- Мне бы средство понадежнее, покрепче... С гарантией.

Цицана Иосифовна задумалась. По всему видно было, что живет она исключительно чувствами, так что задуматься ей было трудновато, но ничего, надумала.

- Посмотрите, пожалуйста, учебный фильм. Мы закупили его за границей, на валюту, но для такого мужчины и валюты не жалко...

- Я тут уже побывал на просмотре, - сказал я.

- Кантри, - сказала она. - Откуда ты такой, Гена?

- Из тех же ворот, что и весь народ! - игриво ответил я.

Она включила видеомагнитофон, на экране появилась постель крупным планом, и я обрадовался: сейчас камера пойдет по стенам, по потолку, беспристрастно разоблачит цимексов, покажет наиболее действенные и прогрессивные способы борьбы с ними...

Но на постели пристроилась юная блондинка почти ни в чем. Блондинка скучала, зевала, листала журналы. Потом в спальню зашла блондинкина мама или кто она там. Говорили на иностранном языке, но я худо-бедно понял, что мамаша костерит блондинку за какие-то дела и не велит никуда ходить. Блондинка закатила истерику, рвала на себе мини-одежду. Мамаша завершила воспитательную работу и закрыла дочку в спальне на амбарный замок.

Блондинка, не будь дура, достала из-под подушки красивую коробочку и налопалась ярко-зеленых таблеток.

После этого она отключилась, и тут, то ли во сне, то ли по правде, в окно спальни залезли два хороших негра и принялись, как уж могли, развлекать блондинку. Я-то все еще надеялся, что сейчас всю троицу начнут кусать и пойдет самое главное. Эти же способы для борьбы с паразитами не больно-то подходили. Блондинка была довольнешенька, а я наоборот. Несовместимость вышла.

- Ну и что? - спросил я, когда экран погас.

Цицана Иосифовна поднялась в кресле во весь рост, и тут я рассмотрел, что костюм хоть и деловой, но полупрозрачный и с кружевами.

- Человек, не способный к восприятию прекрасного, - простонала она, недостоин, чтобы социум взял его под свою защиту! Вы разрушитель красоты, варвар! Ты, поди, с четных этажей приперся. - Неожиданно она перешла на вокзальный тон. - Там все такие придурочные, чистенькие! Чтоб тебя до смерти загрызли! Забирай свою бумажку, мерин долбаный, и мотай отсюдова, пока я тебя с милицией не вывела! Я тебе наврала все - твой Скорпион вообще ничего не может!

Старинная книга полетела мне в спину и вытолкнула в коридор.

Где Русью пахнет

Кабинет под табличкой "Отдел поэтических воззрений славян на природу" вовсе и не походил на кабинет, он . больше на русскую избу походил: по стенам висели ширинки с петухами, лукошки, пестери, лапти, серпы, лубки и картины художника Глазунова. Сидел за столом и скоблил его доски ножом мужичок в синем двубортном пиджаке, перепоясанном ярким галстуком. На столе плевался кипятком самовар с медалями.

Я протянул заявление. Мужичок воткнул нож в столешницу и надел очки. Крепенькое лицо его от очков сразу стало значительным, клочковатая борода приобрела академический характер. Он внимательно изучил заявление, поглядел его на свет, как бы ища водяные знаки, покачал головой, снял очки и поглядел невооруженным взглядом.

- Братка,- внезапно сказал он.- Братка! Да ты русский ай нет?

- Русский, русский! - воскликнул я радостно.- Вот и паспорт!

- Паспорт,- с презрением сказал мужичок, но документ в руках повертел для виду.- Если по паспорту судить, братка, то и сам-то я... - Он осекся и прикусил язык. Захихикал, обратив ко мне конопатое лицо, защурился, выкинул вперед неожиданно длинные руки и стал шарить пальцами по моему лицу. Шарил, шарил - не нашел, но не заплакал да пошел, а чувствительно щелкнул по носу. Я дал ему по рукам своими руками. Он заохал, стал дуть на ушибленные места, потом сказал:

- Вижу, вижу, что русской ты, братка, из распрорусских русской! Простодырый ты! Другой бы за этот щелбан давно бы судиться затеял, а ты по рукам, по рукам! Молодец!

Я приосанился:

- От Страмцова я!

- Ага! - закричал мужичок.- Жив, курилка, что ему подеется! Мы с ним, с Бориской тем, выкорчевывали опиум для народа, мощи Серафима Саровского на пару раскулачивали! Бориска, бывалоче, захлестнет тросом крест, подцепит к "фордзону"...

- Да вы прочитайте как следует, - сказал я.- При чем тут мощи?

- Я сердцем читаю и в сердцах,- сказал мужичок.- Ум что? Ум подлец. А в бумажке твоей я знаю что. Возроптал ты! Возроптал! Гордыня-то непомерная! Смотри-кася! Ополчился на малых жуколиц! Аника-воин! Стать и поступь богатырская, кровь с молоком...

- Так я насчет крови тут и написал, - пояснил я.- Если каждый ее из меня пить будет, одно молоко останется, а много ли навоюешь с молоком-то?

- Эх,- сказал мужичок.- Аким-простота! Так вот они нашего брата русака и обводят вокруг пальца. Может, кровь-то тебе пущают для твоего же здравия? Она дурная, лишняя! Ране-то, помню, ото всех болезней кровь отворяли, руду метали... И ведь тянет наш Игренько, сиречь Саврасушко, соху, не спотыкается!

- Может, оно и так, - сказал я.- Только желательно бы под наблюдением врача, с пиявками, а не с этими тварями...

- А сам-то ты кто? - заорал мужичок. - Перед матушкой-природой ты та же тварь. Ты гордисся, ячисся, тварями их навеличиваешь, а они с нами рука об руку уж тысячу лет идут. Они ведь, изволишь знать, из Византии, из Царьграда явились купно со первые святители, со образы, со святые дары... Ты же их предерзостно под ноги мечешь!

- Я, конечно, не отрицаю историческую роль христианства,- сказал я.Но как увязать это с моими бытовыми условиями?

- А ты и не связывай,- посоветовал мужичок и отхлебнул кипятка прямо из самовара.- Ты помысли-ка, что жуколицы те, может, память нашу и хранят. Ты его к ногтю - ан, глядишь, капля крови Александра Невского либо Сергия Радонежского пролилась. Гены эти ваши кто зрел? А они - вот они. Махонькие, а гляди ты - и татарское иго избыли, и самозванцев, и шведов, и двунадесять языцей... Ты вот мятешься, а послушай-ка лучше древле-отеческую мудрость былину про Рюрика и Марика...

Опять мне пришлось выслушать тот же самый анекдот, только с какими-то невнятными историческими подробностями.

- Да при чем тут это?

- Что ты за нехристь такой? Как при чем? Они при нас, а мы, стало быть, при них. Кровью повязаны, братка, кровью! Ты не к мыслям прислушивайся высокоумным - они чужие, наносные, мысли те, с четных этажей, поди, привнесенные... Ты кровь свою послушай: что она вещает?

- Вещает, - сказал я, - последними словами вещает, даже сказать неудобно. И все про то же вещает: истреби да выведи!

- Ты Священное писание чел?

- Приходилось.

- Нашел ли там про врагов своих хотя единое слово? А безвестный певец, что полк Игорев пел, разве помянул их? Втуне искать будешь. А в "Слове о законе и благодати" обрящем ли искомое? А Некрасова подымем? Что он, печальник наш, писал, чего мужики просили? "Чтоб вошь, блоха паскудная, в рубахах не плодилася"... То-то. Один ты в гордыне своей сатанинской их заметил. Так и пребудь один, яко изгой либо овца паршивая...

- Сам ты паршивый! - обиделся я.- Ваше дело - выводить это безобразие, а вы его покрываете! Черт знает что! Мужики их испокон веку лучиной жгли! Травы знали!

- Не приведи Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный,сказал мужичок.- Вы бы рады вместе с ними и избу спалить! А травы - что ж, травы попробуй, греха не будет... Нарви при молодом месяце простого укропу с грядки непременно вдовицы, которая мужа извела. Положи в корчажку, туда же напусти два сорока белых мышей и вари живыми. Варить надо год и один день, а потом кропить по углам и читать воскресну молитву либо заговор: "А пойду я, добрый молодец, про-тивосолонь, а выйду я, пригоженький..."

Заговор был длинный, дослушивать его было ни к чему, из кабинета-избы я пошел прочь по следующему в планчике адресу.

"Теперь об этом можно рассказать"

Следующим был "Отдел экономических причин и социальных следствий", где меня слегка и ненавязчиво обыскали. Сделала это секретарша, причем весьма своеобразно: она ни с того ни с сего бросилась мне на шею с криками радости. Руки ее, не забывая обнимать меня, успели побывать во всех карманах и за поясом. Потом секретарша якобы смутилась, извинилась и сказала, что я слишком сильно похож на ее жениха в загранкомандировке, вот она и обозналась.

Я извинился, что я не заграничный жених, и открыл дверь. За столом было пусто. В кабинете была светлая мебель и кремовые шторы. По стенам висели плакаты с матрешками, водкой, черной икрой и другими символами России за границей. Висящий над столом транспарант гласил:

РОССИЮ СПАСЕТ ТОЛЬКО ОДНО

ПОБОЛЬШЕ ЧАЙХАНОВ И ПИЦЦЕРИЕВ!

(Из речи Б. Б. Страмцова на VIII кустовом совещании

правофланговых межведомственного контроля)

На окнах стояли хрустальные сифоны с водой и хрустальные же высокие стаканы. Пахло хорошим табаком, зарубежной парфюмерией, выгодными контрактами и долгосрочными соглашениями.

- Что же вы стали, голубчик? - раздался голос неописуемой ласковости и доброжелательности. Так не разговаривают даже с детьми и возлюбленными. Так говорят только с любимой собакой начальника, причем недавно ощенившейся.Проходите, садитесь, можете утолить жажду... Впрочем, спиртное - только для представителей капстран...

Говорил стоявший у окна мужчина в костюме цвета сливочного мороженого. По форме, белизне и лощености его голова приближалась к очищенному яйцу вкрутую, на котором по ошибке выросла сотня-другая волосков. Самым ярким пятном на лице были появлявшиеся во время говорения зубы из червонного золота. На лацкане пиджака прилепился круглый значок с веселой рожицей и надписью: "Кип смайлинг!"

- Видите ли, я от Страмцова,- начал я.

- О, привет-привет! Ноу проблемз! - сказал Кип Смайлинг и протянул влажную ладошку.- Тогда все в порядке. Значит, от Боба Страмцова, так-так... Мы с ним внешнеторговый техникум заканчивали. С ним на дипломатической-то работе казус вышел: на приеме подали национальное блюдо - фиги с оливковым маслом, так он усмотрел в этом оскорбление и не стал есть, пока не согласовал с руководством... Ну да тогда и время было иное. А что на четных этажах говорят насчет его прошлого - это бред! Они рады любой авторитет ниспровергнуть.

Я протянул заявление.

- Нет-нет, не трудитесь,- сказал Кип Смайлинг.- Эльвира! - скомандовал он в микрофон, прикрепленный к другому лацкану.- Дайте все материалы по делу!

Немедленно погас свет, зашумела электроника, по дисплею над столом побежал текст моего заявления.

- Интероргтехника, - сказал Кип Смайлинг. - Она шагает вперед, а проблемы все те же, все те же... Вот и вы, Геннадий Илларионович, неглупый вроде бы человек, а недопонимаете...

- Что же здесь недопонимать? - спросил я.- Небось не квартиру требую. Просто хочу нормально жить, работать, отдыхать, а главное, не хочу, чтобы мою кровь...

- Да-да, я прекрасно все понимаю,- сказал Кип Смайлинг.- Я-то вас понимаю, а вы нас понять упорно не хотите... Никак не можете взглянуть на дело с другой точки зрения. Не со своей, обывательской, а, так сказать, по-государственному!

- Я уж всяко смотрел,- сказал я.- Но вопрос-то больно личный, чтобы на него по-государственному смотреть!

- Это всеобщее заблуждение, - грустно сказал Кип Смайлинг.Недопонимают еще многие - значит, мы недорабатываем... Впрочем, давайте сядем...

Он сел в свое кресло, а я на неудобный стул. Некоторое время молчали, а потом он спросил:

- Вы знаете анекдот про Рюрика и Марика?

- Знаю, конечно,- сказал я. Он, словно не слыша моего ответа, старательно рассказал анекдот еще раз, уснастив от себя целым рядом гнусных деталей. Глядя на меня с ярко выраженным неудовольствием (что мне, дураку, стоило сказать: нет, не знаю анекдота!), он прошептал:

- Вы что, против борьбы с алкоголизмом?

- Никогда! - отрекся я.

- А почему тогда заостряете?

- Так где алкоголизм и где это?

- Все в мире взаимосвязано,- сказал Кип Смай-линг.- Ведь и у вас в доме это началось не с бухты-барахты... Впрочем, теперь об этом можно рассказать. Дело в том, что производство спиртного неуклонно сокращается, вы согласны?

- Совершенно согласен.

- Сокращается в том числе и выпуск коньяков. А свертывание коньячного производства, в свою очередь, ведет к высвобождению огромного числа... Вы понимаете?

- Как? - воскликнул я.- Неужели? Это ведь просто шутка, что коньяк, мол, пахнет... Это шутка!

- Нет, мой бедный маленький друг,- сказал Кип Смайлинг.- Это суровая и горькая правда, правда об алкоголе. Все эти годы, да что годы - столетия! виноделы обманывали человечество. И "три звездочки", и "Арарат", и "Двин", и "Белый аист", и "Наполеон", и "Мартель"... Да, все это производилось именно таким ужасным образом. Сегодня мы полны решимости сорвать маску аристократизма с зеленого змия! Но... за ворота мы их выставили, а задействовать на других участках полностью не можем, вот они и ползут... Но это временно, уверяю вас! Мы наметили интенсивную, динамичную программу. Миллионы людей вынуждены еще смиряться с мелкими неудобствами...

- Но средства-то есть какие-нибудь? - спросил я, едва сдерживаясь.

- Есть, конечно,- улыбнулся Кип Смайлинг и начал доставать из стола разноцветные баллончики.- От ледниковой блохи, от парагвайского долгоноса, от каракатицы, от африканской ненажоры, от бамбукового медведя...

Весь стол заставил аэрозолями.

- Но у меня они не водятся,- сказал я.- Да ни у кого их не водится! Зачем нам эти средства?

- Сейчас не водятся, - сказал Кип Смайлинг, - а завтра - кто знает? Зря мы, что ли, бананы импортируем? Придет в бананах опасный вредитель или хищник, а средство-то - вот оно! Фильм "Чебурашка" видели? В апельсинах приехал. Скрытый намек на реальный случай!

- Это вы, - сказал я, все еще стараясь владеть собой, - из пустяка черт знает что делаете!

- А вот как снимать кардинальные проблемы, позвольте уж решать нам, Геннадий Илларионович! - рассердился Кип Смайлинг. - Вы с вашими бесконечными кляузами стали в нашей Управе подлинным посмешищем! Я с ужасом думаю, что буду принимать делегацию "Мицуи", и вдруг в кабинет ворветесь вы с этой ахинеей... Да после такого ни одна уважающая себя фирма не станет иметь с нами дела! А я головой отвечаю!

- Э, постойте, - сказал я, забыв о цимексах.- Вот вы тут, в кабинетах, часто говорите, если что: "Головой отвечаю, головой отвечаю!" А разве хоть одного из вас за развал работы приговорили к высшей мере наказания? Это что, насчет головы - просто поговорка такая?

Кип Смайлинг оторопел.

- Да нет, - пробормотал он наконец. - Конечно, головой, а чем же еще? Меня спрашивают - я отвечаю... ротом... А рот где? На голове. Вот и выходит - головой отвечаю... Мы все головой отвечаем, все люди... Эльвира! завопил он вдруг.- Ты опять ко мне ненормальных пускаешь и пьяных!

Я заглянул в планчик и пошел от греха подальше, поскольку Геннадий Илларионович Колесников - имя русское и неубедительное, а цимекс летулярия - иностранное и мало ли кого может обозначать!

Во храме науки

Эту массивную дверь украшала табличка "Отдел науки на марше". За дверью притаился громадный зал, вдоль стен шли панели приборов, перемигивались разноцветными огоньками. Но, приглядевшись, можно было увидеть, что это - сотни давно списанных радиостанций. Но все равно красиво! В торце зала по дисплею плыли ряды знаков и цифр. Поперек зала бежала дорожка транспортера; по дорожке, стараясь удержаться на одном месте, трусил высокий пожилой мужчина с лысой головой и костистым лицом, выражение которого было необычайно мрачным и озабоченным. Мужчина был одет в дорогой тренировочный костюм, на запястьях у него были металлические браслеты датчиков с проводами, уходящими в стены. Бежал мужчина, судя по его лицу, уже не час и не два.

- Располагайтесь,- бросил он, не взглянув на меня.

- Где? - спросил я, потому что было негде.

- Да вон на лопинге хотя бы. Время дорого, лопинг стимулирует мозговую деятельность, проведем беседу в темпе. Вероятно, вас интересуют достижения науки за последние два дня?

- Нет,- сказал я.- У меня заявление...

- К дьяволу бумаготворчество! - воскликнул мужчина.- Значит, так: в беседе с нашим корреспондентом академик Фарафонтов указал... Вы пристегнитесь к лопингу-то, пристегнитесь, а то еще выпадете...

Меня стало крутить вниз головой и по-всякому. На пол посыпались документы, мелочь, авторучка. Но мыслилось и вправду хорошо, поэтому я быстро и складно изложил академику Фарафонтову свою беду, не забыв присовокупить наперед, от кого я.

- Хэ, Страмцов, - сказал академик.- Как же, как же. Крупный специалист. Мы с ним у Трофима Денисовича работали, давали бой мракобесам и обскурантам... Его, Страмцова, хотели было залечить врачи-вредители, да он их опередил... Ну и тем лучше, что вы не корреспондент. Дорогой мой! Как редко нам, представителям так называемой чистой науки, предоставляется возможность поговорить вот этак запросто, по душам, с делегатами умственной периферии, этой своеобразной интеллектуальной глубинки нашего времени... Кстати, батенька, слышали анекдот про Рюрика и Марика?

- Нет, - соврал я и выслушал эту историю еще раз. Натужно посмеялся и спросил: - А мне-то что делать? Меня начало вращать параллельно полу.

- Думать, батенька, думать, - посоветовал академик Фарафонтов.- Думать всегда, а не только в ночь с пятого на десятое... Всматриваться в прошлое, предвидеть грядущее... Вот вы готовы огульно, одним махом отмести от человека целый вид... А кто заполнит экологическую нишу? Цимексы - я надеюсь, мы не будем употреблять отвратительного простонародного определения - возникли миллионы лет назад. И что же они делали все эти миллионы лет?

- Донимали динозавров! - сказал я, пытаясь заправить рубашку в штаны. Крутило снова через голову.- И динозавры, помучавшись, вымерли...

- Опасное заблуждение! Нонсенс! Они ждали появления человека! Они готовились к этому, отказывая себе решительно во всем. В темных пещерах, питаясь кровью омерзительных летучих мышей, они ждали... И вот, когда появились приматы, они пришли на помощь и сделали человека разумным!

- Так разве не труд? - удивился я и заткнулся, потому что стало лихо.

- Труд - само собой,- сказал академик Фарафонтов и вытер со лба пот.Но, батенька, все эти миллионы лет цимексы копили и хранили в себе мутационные гены! Помилуйте, иначе зачем им околачиваться возле человека? Комар глуп, комар всех кусает, а они... Если мы наложим карту распространения цивилизаций в Средиземноморье на карту распространения цимексов, они совпадут!

- Ну и что? - простонал я. Крутило поперек.

- Некоторых смущает, что эпицентр миграций находится на Ближнем Востоке, - продолжал академик.- Но мы-то с вами же русские интеллигенты...

- Может, я и интеллигент,- сказал я, борясь с тошнотой, - но я не толстовец и не гусар-схимник. Я живьем съесть себя не дам! И если наука бессильна...

- Кто это вам сказал? Что вы, батенька, несете? Как может наука быть бессильной, когда она сама превратилась в производительную силу! Документы читать надо! Да, по нашим наблюдениям, количество кровососущих пока еще превышает потребности современного человека. Но потребности-то возрастут! Так что наука и здесь на марше... Кстати, вы знаете, что самка цимекса за одно кормление высасывает максимум семь миллилитров крови? Значит, вы располагаете практически неограниченными природными ресурсами, вас хватит на... э-э-э... да, вы можете обслужить одновременно более семидесяти тысяч особей! Как многостаночник!

- Нет,- закричал я.- Никого я не буду обслуживать! Я их давить буду, как... как цимексов вонючих!

- Экий вы экстремист, батенька,- укорил академик.- А что бы вам предложить им разумную альтернативу?

- Что-о? - И меня закрутило еще быстрее.

- Скажем, расставлять по углам блюдца с черной икрой...

- Еще чего!

- Да знаете ли вы, что переброска стока северных рек на юг заставит многих насекомых изменить привычные пути миграции? Вместе с животворной влагой уйдут они в безводные степи и там включатся в преобразование их в плодородную житницу...

Мне наконец удалось расстегнуть ремни и выпасть из лопинга.

- А если их байкальской водой травить? - спросил я.

- Э-э, батенька, да у вас аналитический ум! - засмеялся академик.- В самый корень глядите - похвально, похвально... Нет, к сожалению, вода Байкала станет пригодна для этого не завтра - понадобятся еще годы и годы напряженного труда. Дорога цена, которую платит человечество за познание таинств природы, но все же не дороже денег...

Тут в селекторе раздался пронзительный женский голос:

- Товарищ Фарафонтов! Академические пайки дают!

Собеседник мой моментом освободился от браслетов и проводов и побежал по дорожке в стену. Стена расступилась, пропустив его. Судя по тренировке, прибежать за пайком академик должен был самым первым.

Сергей Сергеевич

Я тоже не задержался во храме науки, тем более что по селектору завопил тот же голос:

- Он к Фарафонтову без допуска ходил! Сергей Сергеевич, что там в пропуске положено: зайчик или лягушечка? Я его словесный портрет запомнила...

"Э,- подумал я,- да тут с именем Страмцова залететь можно. Вот и доску мемориальную чуть не расколотили. Никто здесь не хочет мне помочь, и вообще они, кажется, подкуплены этими... с колюще-сосущим аппаратом..."

И тут в коридор вышел мужчина с ласковым и светлым лицом. Он улыбался и очень приветливо манил к себе при помощи согнутого указательного пальца.

- Привет, друг! Я от Страмцова! - закричал я.

- От Страмцова так от Страмцова,- сказал мужчина, не ослабляя накала улыбки. - Нам-то что? Мы же умные люди. Зайдите ко мне, и поговорим. Я о вашей беде все знаю, слухами земля полнится. Вашу беду я разведу этими вот руками...

Он показал руки, чисто вымытые и нерабочие.

- Зовите меня просто Сергеем Сергеевичем, - сказал он и пропустил меня за дверь. В кабинете было уютно и полутемно. Сергей Сергеевич включил лампу и указал мне сесть в кресло. Сесть я сел, но свет бил в глаза. Попытался передвинуть кресло, но оно было привинчено. Сергей Сергеевич предложил мне закурить и сказал:

- Что же это вы?

- Что же это я что? - спросил я.

- Не валяйте дурака,- поморщился Сергей Сергеевич. - Вы прекрасно знаете, о чем идет речь. Лучше вспомните, кто вам внушил мысль о необходимости бороться с этими, как вы выражаетесь, кровососущими? Небось на четных этажах этих мыслишек нахватались?

- На четных этажах не был,- сказал я.- А что там?

- А то вы не знаете? - спросил Сергей Сергеевич.

- Не знаю,- ответил я.- Может, другая Управа?

- Еще чего, - возразил Сергей Сергеевич.- Просто там все сильно умные стали, много о себе понимают, а элементарной методологии освоить не могут.. И все-таки, кто внушил?

- Сами они и внушили своим поведением...

- Ну, бросьте, - перебил Сергей Сергеевич. - Нашли тоже отговорку. Что они могут внушить - разве что легкое омерзение. А здесь действовала рука опытная, вы меня понимаете? Понимаете, под чью дудку вы пляшете? То-то. Вот у вас есть знакомый - Печенегин. Он анекдоты загибает - так?

- Да как все в курилке,- сказал я.

- Как все, да не как все! К примеру, какой процент среди этих анекдотов посвящен именно кровососущим? Не пробовали подсчитать? Если бы попробовали, то убедились бы, что процент этот непомерно высок. А вот помните такой анекдот: как они с мороза диван назад в квартиру затащили?

- Ну, помню...

- А под морозом-то что имеется в виду? А под диваном кто? Не делайте удивленное лицо. Да и сами вы... Вот на вас тут целый ряд заявлений поступил и сигналов: ходит, мол, по Управе и распространяет анекдоты про Рюрика и Марика!

Я онемел от такой наглости.

- Невинный вроде бы анекдот, но он противопоставляет Марика Рюрику, бросает тень на их сложившиеся взаимоотношения... Пожалуй, следует сообщить о ваших делишках куда следует...

- Так я же от Страмцова...- пролепетал я.

- Ну и что? - спросил Сергей Сергеевич и выпустил сигаретный дым прямо мне в лицо.

А в самом деле, ну и что, подумал я. Сколько можно за этого Страмцова прятаться? Да ему грош цена, Страмцову этому ихнему...

- Да плевать я хотел на вашего Страмцова! - закричал я.- Кто он такой, этот ваш Страмцов? Проходимец, такой же, как вы все тут! Да вы знаете, кто я сам-то такой? Колесников я, Геннадий Илларионович! Мастер участка сборки! Ясно вам? Колесников я! Колесников!

Никогда в жизни моя фамилия не производила на человека такого убийственного впечатления. Сергей Сергеевич побелел, выключил лампу; сигарету, из которой давеча дымил мне в лицо, затушил об собственный дерзкий язык, потом замахал ручками вокруг моей головы, устраняя дым.

- Только не волнуйтесь! Только не волнуйтесь! - повторял Сергей Сергеевич.- Дадим справку на отгул! Билет на Пугачеву! Дачный участок десять соток! Арабский гарнитур! Я вас не знаю, вы меня не знаете!

- Колесников я!

Сергей Сергеевич заметался по кабинету в поисках чего-нибудь хорошего, чтобы отвлечь меня, но ничего хорошего у него в кабинете не было. Тогда он ухватил плюшевую штору и стал обмахивать меня свежим воздухом. От этого над окошком выскочил гвоздь, гардина сорвалась и ударила Сергея Сергеевича по голове. Я удовлетворенно улыбнулся, но ненадолго: другой, припозднившийся конец гардины накрыл и меня.

Идея фикс

Очнулся я от прикосновения к лицу чего-то медицинского. Милая женщина в белом, почти что Юлия Белянчикова, гладила меня по губе ваткой с нашатырем.

Я стал отплевываться и совсем пришел в себя.

- Как вы себя чувствуете? - спросила врач.