В ночь с пятого на десятое Успенский Михаил
- Превосходно, - ответил я. - Только по ночам донимают...
- Я знаю,- кивнула она.- Я ознакомилась с историей вашей... то есть с вашей историей. Разумеется, то, что произошло в ночь с пятого на десятое, ужасно...
Я лежал на столе в том же кабинете. Было очень светло из-за сорванных штор. Я посмотрел вниз. Плюш лежал на полу, по нему пробегали как бы волны: то норовил выползти тоже очухавшийся Сергей Сергеевич.
- А они часто досаждают вам? - спросила врач.
- Часто,- сказал я.- Может, медицина поможет?
- По ночам? - уточнила врач.
- По ночам,- подтвердил я.
- Они ползают по вас? То есть по вам?
- Ползают,- вздохнул я.
- А у них есть ручки и ножки? - спросила врач и приблизила ко мне свое милое лицо с ясными глазами.
- Есть, конечно,- сказал я, закрыв глаза.- И ручки, и ножки... Вернее, лапки...
И попытался взять ее за руку.
Она не позволила и, еще приблизившись, прошептала:
- А они не кричат при этом тоненькими голосами: "Ты наш! Ты наш! Мы убьем тебя!"
Так вот к чему ты меня склоняешь, красавица врачиха! Ты еще спроси, какое сегодня число, заставь перечислить дни недели и страны, входящие в блок АНЗЮС!
- Как часто у вас бывают головные боли? - спрашивала врачиха.- Как давно пьете? С каких пор начали испытывать влечение к домашним насекомым?
Никаких ответов я ей не давал, да она и не ждала их. Нет, голубушка, не выйдет!
- Я от Страмцова! - сказал я, позабыв от удара, что и сам являюсь Колесниковым.
- Не-ет, миленький,- прошептала врачиха.- Тебе кажется, что ты от Страмцова. Это у тебя идея фикс. А теперь мы тебя отведем в палату, там некоторым тоже кажется, что они от Страмцова... Там и Страмцов твой сидит ему кажется, что он от Блатюка... Там ему и расскажешь свой анекдот про Рюрика и Марика... А то мозги мне компостировать взялся! В ночь с пятого на десятое! Сейчас как вкачу укол, психопат!
Лицо ее изуродовалось неженской и нечеловеческой злобой. Честное слово, я никогда ее раньше не видел и не обижал!
Я и санитаров не обижал! Попробуй обидь таких! Два метра на два! Врачиха обнажила шприц, санитары стали обнажать меня. Тут я от страха вспомнил, что я и сам, поди, Колесников!
- Эй, друзья, полегче! Колесников я!
И негромко вроде сказал. Санитары отпрянули. Один вырвал у врачихи шприц и шарахнул его об пол. Другой покрутил пальцем у виска:
- Психическая! И не лечится!
- Сама лечит! - пояснил другой, растирая шприц в порошок.- Мы за тебя, дуру, сидеть не собираемся! - объявили санитары хором и пошли прочь. Сергей Сергеевич высунул голову из плюша, напугался и втянул ее назад. Врачиха попросила прощенья. Я погладил ее по голове и вышел, застегивая полуснятые санитарами брюки. Потом сообразил, что про врачиху могут подумать плохо, а еще потом решил - ну и пусть думают!
Девять кругов замкнулись. Я снова был на первом этаже. Под ногами были могильные плиты. Уборщица пристраивала пожарный инвентарь обратно на щит. Впереди был только выход, на выходе сидела Грунюшка-дубачка с внуками и картами.
- Ага! - закричала она и указала на меня желтым костлявым пальцем.Уйти ладишься, стрекулист хренов! А того не знаешь, что Страмцова твоего на цугундер взяли и практика его повсеместно признана порочной!
Я набычился, взял свое заявление наперевес и пошел.
- Э-э, - сказала старуха. - Выйдешь, но не прежде, чем сыграешь с нами до трех раз в дурака!
Я с грохотом швырнул заявление об пол, оторвал от пиджака пуговицу и сжал ее в кулаке, а кулак поднял над головой.
- Ложись, гады! Я КОЛЕСНИКОВ!!!
Они побросали карты и залегли. Я перешагнул через тела, рванул дверь и вышел. На улице была ночь. Возможно, с пятого на десятое.
Эпилог
...В квартире моей жили совсем другие люди. Они, конечно, удивились, но все же разрешили мне взглянуть в зеркало на старого старика в лохмотьях. Это был я, Колесников.
Извинился и вышел из своей квартиры. Все верно. Ни секунды не потратил я на ожидание в Управе. Много, очень много времени, сэкономил. Только, к сожалению, не для себя. Все-таки мое время осталось там, как и время многих моих соотечественников. Время, деньги, нервы, жизнь...
Времени было много, а деньги, к счастью, оставались те же самые. И товары в ближайшем хозяйственном магазине остались такие же - ацетон, растворитель, другие легковоспламеняющиеся... Сложил все в авоську, в табачном киоске на последнюю копейку взял спичек и пошел в сторону Управы. Прохожие не обращали на меня внимания. Подумаешь, идет какой-то выживший из ума старец и бормочет:
- Ни один не должен выползти! Ни один!
Но, подойдя к зданию, я вспомнил, что в нем есть еще и четные этажи, где мне не сделали ничего плохого.