Дом Солнц Рейнольдс Аластер

— Сделаем им поблажку, ладно? — Аконит примирительно поднял руку. — Даже если мы не одобряем их отношения, Линия в долгу перед Лихнисом и Портулак.

Чистец недовольно взглянул на Аконита, но промолчал.

— Хотите осудить нас — валяйте! — дерзко сказал Лихнис, взял краюшку и как ни в чем не бывало отломил от нее кусок. Он держался так уверенно, что меня едва не захлестнула бесстыдная гордость. — Но по-моему, отсутствием здравого смысла никто из вас не страдает. Да, мы нарушили правила, только сейчас правила эти нужны как прошлогодний снег. Привычной всем нам Линии Горечавки конец. Может, мы и возродим что-то из руин, но к чему лукавить — новая Линия будет мало похожа на ту, что шесть миллионов лет назад создала Абигейл.

— Законы Линии все еще в силе, — миролюбиво напомнил Калган, — но я понял, о чем ты. Лихнис и Портулак не единственные шаттерлинги, состоящие в любовной связи. Может, они и зашли дальше многих, только нарушителей всегда хватало.

— За этим столом других нарушителей нет, — заявил Чистец.

Калган почесал металлическое веко искусственного глаза, напоминавшего приклеенную к лицу бляху с красным самоцветом посредине.

— Может, и нет. Только настало время простить старые грехи. Ну что плохого в том, чтобы переспать с друзьями?

— Абигейл этого не хотела, — уперся Чистец. — Невинные перепихоны во время Тысячи Ночей — это одно, равно как и нечастые оргии, а сожительство — совсем другое. Мы не влюбляемся, не заводим детей, не живем потом «долго и счастливо». Абигейл создала нас не для этого.

— Абигейл уважала гибкость мышления, — не сдавался Калган. — Сиди она сейчас с нами, вероятно, поддержала бы Лихниса и Портулак.

— Это твое мнение, — проворчал Чистец.

— Если бы мы не сожительствовали, то не опоздали бы на сбор, — начала я. — Мы попали бы в засаду и погибли бы с другими братьями и сестрами.

— Портулак права, — кивнул Калган. — Пожалуй, самое разумное — забыть это мелкое нарушение. Без Портулак и Лихниса не видать бы нам ни пяти спасенных шаттерлингов, ни пленных. — Калган вытер губы, стряхивая крошки. — Кстати, о пленных. Уже решено, что с ними делать? Горечавок мы, само собой, из стазиса выведем, а вот с пленными нужно быть осторожнее. Что с ними делать, когда проснутся, — вот в чем вопрос. — Он внимательно посмотрел на Волчник, сидевшую в отдалении от Аконита, словно они были едва знакомы.

— С разрешения Линии я хотела бы их допросить, — сказала она, — разумеется под должным наблюдением. Хотя они наши с Аконитом пленные. Мы захватили их и караулили, пока Лихнис не подоспел. Правильно это или нет, но я чувствую, что не довела до конца важное дело.

— Никто не возражает против того, чтобы допрос вела ты, — заверил Чистец. — Под наблюдением Линии, как ты сама предложила. У тебя есть план?

— Синюшку оставлю напоследок. По-моему, из него мы вытянем больше, чем из остальных. Да и шансов пережить возвращение в нормальное время у него достаточно. Если реанимирую его целым и невредимым, буду настаивать на допросе с пристрастием.

— На рассеченке, — с отвращением проговорил Горчица.

— Тоже вариант, — равнодушно пожала плечами Волчник.

— Которую мы не использовали циклами, — напомнил Горчица. — Которую просвещенные молодые цивилизации считают варварским пережитком.

— Молодые цивилизации, а не Союз, — это самое важное. Существующие законы мы не нарушим. — В глазах Волчник вспыхнул недобрый огонек. — Нас атаковали враги, нас едва не истребили, нас, а не другую Линию и не молодую цивилизацию. Поставь их на грань истребления, посмотрим, вспомнят ли они о моральных принципах. Думаешь, Марцеллины хоть на миг задумались бы, прежде чем подвергнуть нас пыткам?

— Пытая Синюшку, ты не обязательно получишь ответы на свои вопросы, — заметил Горчица.

— Это не пытка. Пытка означает боль, а мы и пальцем его не тронем.

— Если отрешиться от этических проблем… У нас есть технические возможности для допроса с пристрастием? — спросил Чистец, опустив подбородок на переплетенные пальцы.

— Аппарат изготовить очень легко, — ответила Волчник. — Образцы и схемы для синтезатора найдутся в любой космотеке. Судя по тому, что я видела в Имире, местного сырья вполне хватит. — Она посыпала сахаром фруктовый салат на тарелке, нарезав его такими прозрачными ломтиками, словно уже готовилась к рассеченке.

— Думаю, мы позволим Волчник вести допрос, — проговорил Чистец, оглядев нас в поиске несогласных. — Аконит, наверно, ты тоже захочешь участвовать. Троих спящих разбудим и предложим присоединиться к вам. Остальные отвечают за контроль. Ограничивать полномочия Волчник мы не станем. Большинство из нас не попали под атаку или вовремя спаслись, а Волчник с попутчиками столько вынесли! Они имеют право, образно выражаясь, махать хлыстом.

— Кстати, никто не догадался, почему нас атаковали? Ну, с учетом последних новостей, — спросила я в надежде увести разговор от пыток.

— Дело в злости, других причин я не вижу, — отозвался Чистец. — Мы не сильнейшая Линия Союза и далеко не самая влиятельная, даже молодыми цивилизациями не манипулируем. Так что зависть и политика тут ни при чем. Шесть миллионов лет мы не лезли в чужие дела, достойно выполняли свою работу: чинили звездамбы, где понадобится, но в грязные игры не играли, в тараканьих бегах не участвовали, за разборками наблюдали со стороны. Все наши враги вымерли много циклов назад.

— Море причин считать нас белыми и пушистыми, — заметил Лихнис. — Откуда злости-то взяться?

— Дружище, плохо же ты знаешь человеческую натуру, — сочувственно проговорил Чистец. — Нас ненавидят уже за то, что мы сила добра, благодушного невмешательства. Мы не замарали руки и сохранили репутацию — этого с лихвой хватает, чтобы нас возненавидели.

— Другая Линия? — спросила я.

— Очень может быть, Портулак, — кивнул Лихнис. — Линии вполне по средствам найти оружие, которое использовали против нас. Особенно Марцеллинам…

— Марцеллины — наши союзники со времен Золотого Часа, — возразила я. — Мы научили их клонировать, они нас — строить корабли. Все это время не было ни единого повода считать, что они точат на нас зуб.

— Из друзей получаются самые страшные враги, — изрек Чистец.

— А вдруг причина совсем не в этом? — спросил Лихнис.

— Есть идея? — полюбопытствовал Чистец.

Лихнис глянул на Аконита:

— Скажи ему, если считаешь нужным.

Аконит откашлялся и хлебнул воды.

— «Атаку спровоцировал Лихнис» — это единственный внятный ответ, который мы выбили из Синюшки, прежде чем запереть его в стазокамере.

— Лихнис? — подозрительно переспросил Чистец.

— Так сказал тот мерзавец.

— Небось соврал.

— Мы уже думали об этом, — начал Лихнис, подавшись вперед. — Разумное объяснение лишь одно: на сорванный сбор я опоздал, значит причина в нити, которую я подал в прошлом цикле.

— Виновным Лихниса никто не считает, — проговорила Волчник. — А если считает, пусть растолкует мне после завтрака. Но возможно, он спровоцировал бойню непреднамеренно. Если в той его нити впрямь таилось нечто провокационное, нужно выяснить, в чем дело.

Чистец буквально сверлил Лихниса взглядом:

— Неужели ты даже не представляешь, что там может быть… провокационного?

Лихнис объяснил, что к атаке мог привести его полет на Вигильность. Мол, и Геспер, и покойный доктор Менинкс интересовались галактическими архивами.

— Внезапно всех обуяло любопытство, — подытожил Лихнис. — Машинный народ заслал туда своего представителя, но Геспер потерял память, так и не выполнив задания. Туда как магнитом тянуло доктора Менинкса. Может, собранные мной данные и спровоцировали атаку?

— Ты выяснил нечто архиважное, но не знаешь, что именно? — изумился Чистец.

— Некто увидел в моей нити то, чему я не придал значения, — ответил Лихнис, ничуть не задетый скепсисом других шаттерлингов. — Надо тщательно ее изучить. Возможно, я узнал нечто столь опасное, что нас решили истребить.

— Опасное для кого-то присутствующего на сборе? — уточнил Калган. — Для одного из нас?

— Гомункулярные пушки прилетели на корабле Линии, — вмешалась я, — иначе не попали бы в зону обстрела системы сбора — их перехватили бы. Спросите Аконита и Волчник — они подтвердят.

Я взглянула на Аконита, и тот поднял руки: согласен, мол. Волчник коротко кивнула.

— Кто-то знал, где состоится наш сбор, — вмешался Лихнис. — Уже из этого вытекает, что имелся доступ к закрытой информации. И Овсяница считал, что нашу внутреннюю систему взломали, и явно подозревал кого-то из нас, причем давно. Сиди он за этим столом, задавал бы нелегкие вопросы.

Тут впервые с начала завтрака заговорила Минуарция, убрав голубоватую прядь с темных мечтательных глаз. Я смотрела на нее — и видела сквозь призму воспоминаний Лихниса.

— Большинство шаттерлингов прилетели как раз к засаде. Нити сплетать еще не начали — мы дожидались опоздавших, чтобы начать Тысячу Ночей. Другими словами, нити канули вместе с хозяевами. Нам уже не узнать, чем занимались погибшие последние несколько циклов.

Все смотрели на Минуарцию, не совсем понимая, о чем она.

— Однако нам известны их намерения. — Голос Минуарции обволакивал, как горький шоколад. — В самом конце предыдущего сбора все мы подали ориентировочные планы полетов. Беспрекословно следовать плану никто не обязан: будут интересные данные — будут перемены, но представление получить можно.

— При чем тут… — начал Чистец.

— Планы полетов в открытом доступе, — объяснила Минуарция. — Можно проверить, чей маршрут соответствует нити Лихниса.

— Собирайся кто на Вигильность, я бы запомнил, — проговорил Чистец.

— Вряд ли все так явно, — возразила Минуарция. — Вигильность собирает и изучает информацию со всей галактики, из многих систем. Вдруг твоя нить подвигла кого-то на дополнительное расследование? Для этого на Вигильность можно не лететь.

— Ага, тут есть о чем подумать, — кивнул Аконит.

— Отлично, — недовольно буркнул Чистец. — Минуарция, поручим это тебе, согласна?

— Не возражаю. Пока есть стандартный доступ, могу заняться этим, как и любой другой шаттерлинг. Мне, конечно, понадобится нить Лихниса. — Минуарция лучезарно ему улыбнулась. — Проблем ведь не будет?

— Даже не знаю, — тихо ответил Лихнис.

— Не понимаю, — покачал головой Чистец. — Цикл назад твоя нить была в открытом доступе. Почему проблемы возникнут сейчас?

— Потому что нити больше нет. Я ее стер.

У Аконита чуть глаза на лоб не вылезли.

— На «Лентяе» ты утверждал…

— Да, но я ошибался. Думал, в космотеке есть резервная копия. Ничего подобного. Я прокололся.

— Зачем стирать собственную нить? — изумилась Пижма.

— Говорю же, я прокололся.

— Непреднамеренная ошибка, с кем не бывает, — проговорил Горчица.

— Нет, не так, — возразил Лихнис. — Тут не ошибка, а морально-нравственный прокол. Нить я стер, потому что устал таскать за собой прошлое. Чувствовал себя каторжником, волочащим мешки, в которых воспоминаний столько, что хватит на целую жизнь. — Большинство шаттерлингов насупились, и Лихнис покраснел. — Воспоминая мои, и я распорядился ими так, как счел нужным. Это неотъемлемое право человека, и Линия тут не указ.

— Ах, Лихнис! — чуть слышно вздохнула я. Очень хотелось поддержать его, я понимала: его поступок на грани непростительного.

— Я думал, ничего страшного, — продолжал Лихнис. — Думал, банк нитей сохранит контрольный экземпляр до следующего сбора.

— Но его уничтожили гомункулярные пушки, — сказал Чистец.

— Не мог же я это предугадать.

— По твоей вине тот экземпляр остался единственным.

— Ага, задним умом каждый крепок, — пробурчал Лихнис.

— Ты и так напрашивался на строгий выговор, но этим поступком заслужил его сполна.

— Слушай, Чистец, вчера ты сиял от счастья. Что изменилось?

— Как спасшийся, ты заслужил самый радушный прием. Только факт остается фактом: ты попрал традиции Линии, пошел на неоправданный риск и допустил халатность по отношению к своей нити. Лихнис, ты не имел права стирать воспоминания: они принадлежат всей Линии Горечавки, а не одному тебе.

— Делайте со мной что хотите. Но как насчет отсрочки приговора до тех пор, пока не выясним, кто стремится нас уничтожить?

— Прежде чем повесить Лихниса сушиться на солнышке, хочу напомнить, что копию его нити получил каждый из нас, — проговорила Минуарция. — То есть у нас пятьдесят с лишним копий — и все с мнемоническим обозначением.

— Его нить завалена новыми, да и от времени ее характеристики ухудшились, — заметила Волчник таким тоном, словно внесла разумное уточнение, а не ударила Лихниса под дых.

— Верно, — кивнула Минуарция, — но восстановить ее можно. Не утверждаю, что мы получим дубликат контрольного экземпляра, но нечто близкое к нему соберем, особенно совместными усилиями. Если все согласны на повторное извлечение памяти, я выделю варианты нити и сопоставлю, чтобы заполнить пробелы и исправить ошибки.

— Попробовать надо обязательно, — заявил Аконит.

— Минуарция, это очень большая ответственность, — предупредил Чистец.

— Ничего, справлюсь.

Чистец стукнул горбушкой себя по голове, точно судья, готовый огласить решение, молотком по столу:

— Да будет так! Волчник ведет допрос пленных. Минуарция восстанавливает нить Лихниса, насколько это возможно. Пижма… по-моему, сегодня твоя очередь идти в патруль. И хватит разговоров, давайте завтракать.

— Можно мне сказать? — спросила я.

— Конечно, Портулак, говори, — улыбнулся Чистец.

— Нас накажут или нет? Хотелось бы услышать это здесь и сейчас, в присутствии других шаттерлингов.

— Вы только что прилетели. Выбрать вам наказание нелегко — нужно учесть много разных факторов. Торопиться нельзя.

— А по-моему, фактор один — мы сожительствуем. Опоздание на сбор тут ни при чем — такое может случиться с каждым. Мы привезли пятерых шаттерлингов, которые иначе не спаслись бы, пленных и Геспера.

— К сожительству добавляется халатность Лихниса при обращении с нитью памяти.

— Меня за это и наказывайте, а Портулак не приплетайте! — дерзко заявил Лихнис.

— Сожительство, одновременный прилет, вызывающая бравада запрещенными отношениями указывают, что вас следует наказать как пару. Да будет так.

— Шаттерлинги и прежде стирали нити, — напомнила я. — Никого за это не наказывали. Что же ты сейчас цепляешься к нам с Лихнисом?

— Успокойся, Портулак, — устало проговорил Чистец. — Если вас и накажут, то мягко, с учетом отсутствия взысканий в прошлом. Об отлучении от Линии и речи нет. Его вы не заслужили. Но дисциплина нужна, Портулак, особенно сейчас.

Мне словно пощечину отвесили — я откинулась на спинку стула и зажала между коленями дрожащие руки. Самое ужасное, что Чистец был прав. Линия и впрямь нуждалась в дисциплине, особенно перед лицом нынешней опасности. Вообще-то, шаттерлингам предоставлена свобода действий, но вдруг кто-нибудь перебросится на борт корабля и полетит к системе, которую назначили для сбора, тем самым выдав наше убежище врагу? Без малейших колебаний я поймала бы и казнила нарушителя, даже будь он шаттерлингом Горечавки. Шла бы речь о безопасности Линии — я из гамма-пушки сама выстрелила бы.

— Можно просьбу? — спросила я, когда к щекам снова прилила кровь.

— Давай, — кивнул Чистец.

— Когда мы подлетали к Невме, Геспер выразил нам с Лихнисом свое пожелание. Он дал понять, что хочет попасть к Фантому Воздуха.

— Он ясно выразился?

— При тех обстоятельствах яснее и быть не могло. — В горле пересохло. Я поняла, что, если не убедить шаттерлингов сейчас, второго шанса не будет. — Я уже говорила с магистратом, но, вероятно, выбрала неудачный момент. Прошу Линию помочь мне добиться встречи с Фантомом.

— Ты сказала об этом Каскаду и Каденции?

— Магистрат была рядом, а при ней снова говорить о Фантоме не хотелось.

— Может, у роботов собственное мнение на этот счет, — предположил Чистец. — Геспер — их сородич, проще всего передать его им и считать проблему решенной.

— Проще не значит правильнее, — возразил Аконит. — Раз Геспер обратился к Портулак с конкретной просьбой, нужно отнестись к ней со вниманием.

— Верно, — кивнул Паслен.

— Машинный народ тоже злить нельзя, — заметил доселе молчавший Утесник. — Если роботы желают осмотреть Геспера, мы не имеем права препятствовать.

— Определенные дипломатические сложности это нам создаст, — задумчиво проговорила Эспарцет. — Мы, как Линия, превыше всего ставим интересы наших гостей. Раз Геспер обратился к Портулак с такой просьбой, нужно постараться ее выполнить. Это не обязательно выльется в конфронтацию с машинным народом. До сих пор Каскад и Каденция проявляли удивительное понимание. Вряд ли их отношение изменится, если обрисовать им нашу проблему.

— Тебе это известно как никому другому, — заметил Чистец, ведь именно Эспарцет привезла роботов на сбор.

— Рассуждают они здраво и наверняка поймут наши трудности, — продолжила Эспарцет. — Из этого не следует, что их предложения надо игнорировать.

— Портулак, важно это или нет, но я целиком и полностью на твоей стороне, — заверил Аконит.

— И я тоже, — отозвалась Волчник. — Можешь рассчитывать на Мауна, Донник и Люцерну. Они поддержат тебя, когда узнают, что ради нас сделал Геспер.

— Спасибо, — сказала я.

— На меня тоже, — подал голос Паслен.

Пока одобрительный ропот не сменился бурными криками, Чистец коротко кивнул:

— Хорошо, Портулак будет добиваться встречи с Фантомом, обращаясь к правителям Невмы от имени Линии. А пока не начала… Портулак, ты хоть отдаленно представляешь, о ком или о чем речь?

Лихнис пришел ко мне чуть позже, когда я ждала ответ магистрата на просьбу об аудиенции. Я стояла на балкончике с низкими перилами, который сообщался с комнатой через проницаемую дверь-мембрану, собиралась с мыслями, выстраивала факты в подобие убедительной, логически обоснованной линии. Чистец внес сумятицу в мои мысли, пробил брешь в тонюсеньком слое уверенности. Я заглянула в космотеку и выяснила, что гнев Фантома уничтожал целые цивилизации. С другой стороны, жизнь на Невме существует лишь благодаря ему. В отсутствие крупных организмов именно Фантом поддерживает динамику местной атмосферы — поглощает углекислый газ и выделяет кислород. Не верится, что машинный интеллект делает это исключительно ради себя.

Фантом терпит нас, даже поощряет наше присутствие на Невме. Только неизвестно, пощадит он меня или сочтет назойливой. Я смотрела в голубое небо, проколотое золотыми башнями Имира, и гадала, хватит ли мне пороху сделать все, что нужно.

За спиной раздался голос Лихниса:

— Глянь, что я принес.

Я обернулась: Лихнис входил на балкон с куском шоколадного кекса в салфетке.

— Спасибо.

— Аппетит у меня не лучше твоего, но я надеялся, что твой проснется ближе к полудню.

Я взяла кекс и откусила кусочек:

— Ты, как всегда, прав. Мандражирую, а есть хочется. Ну, что скажешь, как мы с тобой держались за завтраком?

— Отвратительно. Хотя в такой ситуации не облажаться было трудно.

— Меня удивил Чистец.

— А меня — нет. Этот пройдоха в лидеры выбивается. При Овсянице и других альфа-самцах шансов у него не было, а сейчас — пожалуйста, дорога расчищена.

— Про альфа-самок не забывай.

— Видела, как он командовал за столом? Будто мы его императором признали! Хватило наглости заявить, что я попрал традиции Линии! По традиции в Линии равноправие, то есть никаких лидеров.

— В критической ситуации разрешается создать актив, группу для принятия решений.

— Да, но мы чуть ли не со дня основания обходимся без актива. Отгадай, кто выступил первый, когда предложили создать актив? Небось наш император его и предложил. Зачем нам актив? Прямое голосование подходит идеально, особенно сейчас.

— Другие шаттерлинги осадят Чистеца. Друзья у нас еще есть. Заметил, как они сплотились, когда я заговорила о визите к магистрату? Половина собравшихся меня поддержала.

— Хм.

— Что значит «хм»?

— Ничего особенного. Просто думаю, была ли та поддержка искренней.

— Разве могла она быть неискренней?

— Кое-кто надеется, что ты получишь отказ от магистрата и опозоришься на всю Невму. А кое-кто — совершенно не удивлюсь! — ждет, что попадешь к Фантому и опозоришься.

— Смерти мне никто не желает.

— Верно, они твари, но не такие. Кое-кто нас с тобой не любит, но мы семья. Я бы никогда не пожелал смерти другому шаттерлингу Горечавки. Думаю, остальные от меня не отличаются.

— Надеюсь. Меня очень беспокоит наказание. Оно мечом надо мной висит.

— Если с Геспером получится удачно, может, и проблемы наши разрешатся сами собой.

— Все сразу?

— Ну, хоть некоторые. Геспер заступится за нас. Кто усомнится в словах человека-машины?

— Иначе говоря, вырисовывается еще одна причина рискнуть всем ради встречи с Фантомом.

— Ага. Ради этого и ради дружбы с Геспером. Мне вообще его не хватает.

— Я тут статей из космотеки начиталась. Чистец не преувеличивает — с Фантомом шутки плохи, так что риск огромный.

— Рискуем мы с тех пор, как нас создали.

— Точно. — Я доела кекс и принялась складывать из салфетки голубка. — Спасибо, что заботишься обо мне. Что бы ни случилось — и здесь, и после Невмы, — я рада, что мы вместе.

— Я без тебя с места не сдвинусь.

— По крайней мере, наша связь больше не тайна. Шифроваться незачем.

— Мы поплатимся, — мрачно предрек Лихнис. — Рано или поздно нам предъявят счет. Надеюсь, ты это понимаешь.

Бумажный голубок был готов — с желтовато-коричневым глазами и раскрашенными перьями. Голубь хлопал крыльями. Я выпустила его и проводила взглядом: лети, лети навстречу контейнеру для макулатуры. Мы с Лихнисом взялись за руки, потом крепко обнялись.

— Пусть делают что хотят. Я готова к худшему.

Тут у меня в комнате раздался звонок.

Кабинет Джиндабин находился на самом верху башни, в четырехгранном куполе с прекрасным видом, открывающимся в любую сторону. На стенах вместо декоративных сабель висели крылья — синие, зеленые, ярко-красные; их глянцевитые грани покрывали волнистые имирские письмена. Там же были фотографии и пара произведений невмского искусства, очень напоминающих схемы замысловатых садовых лабиринтов. Три выпуклых окна выходили на город, целый лес золотых шпилей, за четвертым к горизонту тянулись бесконечные барханы серебристой пустыни. День стоял ясный, тихий, и в самой дальней дали я разглядела одинокую белую башню.

— Ваша просьба очень необычна, — проговорила Джиндабин, когда мы уселись лицом к ее столу. — Поймите, подозрительность моя вполне естественна. Линия Горечавки никогда не интересовалась нашей планетой, и вдруг вы желаете заглянуть в ее святая святых.

На столе магистрата стояло нечто вроде кальяна — яркий, деловито фырчащий чайничек с трубками и клапанами. Длинный, набранный из сегментов шланг заканчивался мундштуком, который магистрат то и дело подносила ко рту. Нам с Лихнисом подали имбирный чай — чашки весело звенели у нас в руках.

— Ваше внимание очень приятно, — продолжала Джиндабин, — но я чувствую себя девушкой, которую обольщает коварный кавалер. Что ваши космотеки говорят о Фантоме?

— Фантом — фракто-коагуляция, — ответила я. — Сейчас это воздушное существо, совокупность разрозненных элементов, а некогда он был человеком, носителем человеческого разума. Возможно, этот человек жил на Золотом Часе и звали его Вальмик.

— По-моему, мы впустую тратим время.

Тут вмешался Лихнис:

— Космотека говорит, что Фантом Воздуха воскрешал мертвых — и биологических существ, и механических.

— Для начала он убил множество существ.

— В космотеке указывается, что там не обошлось без провокаций, — заметил Лихнис, — мол, жертвы совершали действия, заведомо неприятные Фантому.

— Провоцировать Фантома ни один из погибших не хотел. Каждый из них считал себя умнее своих предшественников.

— Мы так не считаем, — покачала головой я, — и прекрасно понимаем, что прямой контакт можем не пережить. Но рискнуть готовы. Это ради нашего друга.

Джиндабин пососала мундштук — в чайничке закипело.

— Ради человека-машины. Может, стоит передать его заботам Каденции и Каскада?

— С ними мы, разумеется, посоветуемся, — заверила я, — но Геспер, видимо, чувствовал, что у Фантома больше шансов спасти его, чем у собратьев-роботов.

Джиндабин потерла щеку, поросшую тонкой золотистой шерстью. Пока свет не падал под определенным углом, шерсть поразительно напоминала человеческую кожу.

— Вы ставите меня в пренеприятнейшее положение.

— Нет, мы ходатайствуем о правах доступа, которые до нас получали очень многие путешественники, — поправила я.

— Тогда время было другое, а Фантом более предсказуем. За последние — нет, не годы — века он стал куда капризнее. Неприятные инциденты уже случались. Научный совет убедил власти, что внеплановые посещения недопустимы. До сих пор недовольство Фантома вымещалось на одиночках или на небольших группах, но вдруг он вообще не пожелает видеть людей на Невме? Говорят, именно он уничтожил Пластиков, а потом Кормильцев.

— Если бы его тяготили люди, он бы давно избавился от вас, — заметил Лихнис.

— Вам легко говорить, вы — гости, можете улететь когда пожелаете и не обязаны Фантому воздухом, которым дышите.

— Конечно, просьба необычна, и вы вправе нам отказать, — примирительно сказала я. — Обещаю в точности следовать рекомендациям научного совета. При малейших признаках недовольства со стороны Фантома контакт я прерву.

— Знаете ведь, что отказать я не могу, — посетовала Джиндабин.

— Еще как можете, — возразила я.

— Неужели? Притом что Линия Горечавки следит за каждым моим шагом? На орбите нет и пятидесяти кораблей, но мы четко представляем, что они сотворят, если мы проявим строптивость. Башни превратятся в пыль, на Невме даже руин Дара Небес не останется.

— Мы не такие, — заверил Лихнис. — Мы не терроризировать вас пришли.

— Это вы так думаете. Видимо, не склонны к террору — как человек, как личность. Но вместе вы — Линия. Линии всегда добиваются желаемого. Исключений нет.

— Но мы же с просьбой к вам обратились, — жалобно напомнила я.

— В полной уверенности, что в итоге я соглашусь.

— Линия Горечавки не такая, — повторил Лихнис. — Террор и давление не в нашем духе.

— Если я откажу, вы закроете эту тему?

Мы с Лихнисом встревоженно переглянулись.

— Да, несомненно, — кивнула я. — Власть здесь принадлежит вам, а не нам.

— Чистец — шаттерлинг решительный. По-вашему, как он отреагирует, когда вы сообщите ему о моем отказе? Думаю, не обрадуется. Моральные принципы у вас, может, и есть, но, действуя сообща, вы — чудовища. Сколько раз я наблюдала это в других Линиях.

— Мы не чудовища, — возразила я. — Не верите — откажите нам. Клянусь, вы не пострадаете.

— А через тысячу лет? Через десять тысяч? Время для вас ничто.

— Мы изменились, — сказал Лихнис. — Если в прошлом и совершались подобные поступки, теперь все иначе.

Джиндабин положила мундштук на малахитовую подставку в виде крюка с зубцами.