Русская кровь Кулагин Олег

– Облом, ребята. Нам изменили маршрут!

Тьма шла навстречу. И край неба впереди оживал искрами звёзд.

Мы спешили.

Тесленко гнал километров восемьдесят в час. По таким дорогам – это немало.

Но в условленное место мы прибыли глубокой ночью.

Вероятно, раньше здесь был элитный дачный посёлок. Архитектура одновременно дорогостоящая и нелепая. Когда-то по асфальтированным улицам выруливали чёрные «бумеры» и мерседесы. Теперь на перекрёстке отдыхал сожжённый милицейский «уазик». А большая часть домов зияла выбитыми стёклами.

Несколько фонарей горели, выхватывая из плотной тьмы лишь отдельные отрезки улицы.

Для нас это не помеха.

Я надвинул «ночные глаза». И мир превратился в зеленовато-серую, но достаточно ясную картинку.

Минуты через две притормозили у окраины посёлка. Дом нашли без труда – в конце тупикового переулка. Высокий, слегка перекосившийся кирпичный забор. Все окна на фасаде, кроме единственного – заколочены досками.

Я оглянулся.

Метрах в пятидесяти отсюда чернела опушка леса.

Что ж, это удобно…

Тесленко мигнул фарами.

Железные ворота скрипнули. В проёме показалась человек.

Я глянул на экранчик «пальма».

«Coded file incoming!» – вспыхнула надпись.

Сложная геометрическая фигура крутнулась на экране и, точно наложившись на другую, дала в результате правильный ярко-зелёный куб.

«Data matched!» – радостно подтвердил «пальм».

Пароль и отзыв сошлись.

Вслед за Мустафой, я выбрался из джипа.

Навстречу шагнул старик лет семидесяти. Я поморщился. Ну, и контингент… Не нашли кого моложе.

– Вечер добрый, – сказал Мустафа.

– Уже ночь, – улыбнулся старик, – Машину можете загнать во двор. Здесь безопасно.

Дом был большой, двухэтажный. С высоченными потолками и резными деревянными лестницами. Внутренняя облицовка – тоже из дерева. Я с удовольствием провёл рукой по медового цвета поверхности. Когда-то всё это стоило бешеных денег. Прежний хозяин не скупился на комфорт. А теперешний… уж он точно не похож на того, кому это по карману.

В одной из комнат облицовка содрана. Вероятно, пошла в печку.

– Ужинать будете?

– Ага, – кивнул я, – Сколько у нас времени?

– Много.

– А точнее?

– Точнее не знаю.

Я окинул фигуру старика внимательным взглядом.

– Да, вы не волнуйтесь, – прищурился он, – Располагайтесь, как дома. Спешить вам некуда… Это тихое место.

– Спасибо, – усмехнулся я.

В тихих местах иногда бывает горячо. Но старик действительно не должен знать много. Он-то лишь посредник.

Ужинать расположились в просторной столовой с зеркальным потолком. У прежнего владельца был странный вкус. Созерцать самого себя вверх тормашками – приятного мало.

И всё таки здесь было почти уютно. Окна – заколочены. Металлические ставни – опущены. Ярко светила лампочка без абажура. Заурядные картошка с тушёнкой и овощи, отражаясь в потолке, выглядели изысканными блюдами.

Вероятно, мы здорово проголодались. Даже Мустафа.

Когда первая его тарелка опустела, татарин задумчиво вздохнул:

– А скажи-ка, дедуля…

– Понял, – кивнул хозяин. Вышел и вернулся с хрустальным графином.

Мустафа разлил по рюмкам.

– Не чокаясь!

Хозяин тоже выпил. После первой рюмки беседа пошла веселее.

– Здесь у вас хорошо, – усмехнулся татарин.

– Да, не жалуемся…

– Воздух, природа… Лес. Грибы, ягоды… Полиция часто наведывается?

– Ага, – прищурился старик, – За грибами и ягодами.

Собственно, никакой новой информации мы не получили. Место, и в самом деле, глухое. Раньше асфальтовая дорога вела отсюда прямиком на шоссе. Только той дороги не стало ещё после первых бомбёжек. А электричество появилось лишь месяца два назад.

– Много в посёлке людей?

– Душ сто наберётся.

– И чем живут?

– Чем придётся, – улыбнулся старик, – Знаете, какие нынче времена…

Да, уж. Времена.

В соседней комнате я заметил на стене помповое ружьё. Тоже осталось от прежних хозяев? Вероятно, сейчас с ним не только на зверя ходят…

Двуногие хищники – самая неприятная разновидность.

– Мародёры наведываются?

– Зачем? – пожал плечами старик, – Всё, что можно было вывезти, давно вывезли… Бывает, заглядывает всякая шелупонь… Пальнёшь в воздух – они и не сунутся. Я ж говорю, здесь тихо.

– Угу, – кивнул Тесленко, – Тут не Подмосковье…

Беседа текла, обретая совсем уже застольные очертания. Чуть хмельной и оттаявший Мустафа допытывался про охоту и рыбалку.

Мне надоело сидеть. Пора бы спать, но прежде хотелось ещё раз осмотреть дом.

Не то, чтобы в этом была особая необходимость. Просто, так здорово чувствовать ладонями эти некрашеные перила… Словно запасённое деревом тепло впитывается в тебя через кожу.

Когда-нибудь у меня будет такой же дом. А может и лучше! Я выберу самое красивое место – над медленной спокойной рекой, посреди огромного сада. Я построю его, как хочу. Снаружи – белый, ослепительно белый кирпич. А внутри – тёплые на ощупь дуб и берёза…

Я не пожалею денег, чтоб всё было как надо.

И чтобы дом не пустовал.

Мой дом.

Голоса… Милые, родные голоса должны звучать внутри.

– Дениска!

Я вздрогнул. Голос был отчётливым. Словно наяву.

Холодея, я оглянулся по сторонам.

Комната на втором этаже – едва озарена тусклой лампочкой. В углах таился сумрак. А под железной кроватью…

Я вытащил пистолет. Рывком откинул свисавшее вниз покрывало.

И перевёл дух.

Под кроватью никого нет.

Да и не могло быть!

Я спрятал пистолет в кобуру.

Пора отдохнуть. Давно пора… Несколько часов здорового сна и всё опять будет «окей».

Сейчас позову Тесленко. Столько времени за рулём – ему тоже надо выспаться. А Мустафа пускай и дальше болтает о способах глушения рыбы. Часа через три я его сменю…

Я шагнул к дверям. И тут же вцепился в железную спинку кровати.

Комната медленно завращалась вокруг. Как живая. Стены колыхались и опадали. Лёгкая рябь пробежала по потолку…

Нет!

Я закрыл глаза. Всё это только кажется…

– Дениска!– тревожный голос матери.

Я заткнул уши ладонями.

«Глюки… Вот как это называется».

Я тряхнул головой. Мысли путались, галдели наперебой, будто испуганные птицы… Хлопали крыльями и затмевали тусклый свет лампочки.

«Что-то было в еде?… Или в водке? Убью старого гада… Убью!!!»

Я на ощупь выцарапал «вальтер» из кобуры. Медленно заковылял к лестнице. Волны бежали по паркету, едва не сбивая меня с ног. Пахло морем и где-то вдалеке кружились чайки.

Прямо передо мной выгибалась спина гигантского членистоногого.

Собрав остатки логики, я догадался, что это лестница. И мёртвой хваткой вцепился в верткие, как змеи, перила.

– …Налима лучше брать в норе, – гулкий будто из подземелья донёсся голос Мустафы, – В июле, когда жара…

Островком реальности впереди возникла столовая. Теперь озарённая нестерпимо ярким светом. Будто вместо лампочки, с провода свисало солнце.

Мустафа и Тесленко сидели здесь. Как ни в чём ни бывало.

– Мочите… гада! – прохрипел я, вскидывая «вальтер».

Оба изумлённо на меня вытаращились. Только старик улыбнулся. Холодноватой понимающей улыбкой.

Я выстрелил.

Пуля ударила в груду грязной посуды.

А тот в кого я целил, вдруг оказался за спиной у Мустафы. Короткий высверк лезвия и татарин побелел, зажал ладонями хлюпающее кровью горло. Ещё один шаг – быстрый, как вспышка. И нож скользит по шее Тесленко. Распахивает красную плоть.

Я опять жму спуск. Я вижу, как пули пронзают воздух. Но старик идёт между ними. Исчезает, как привидение, и вырастает рядом. Я хочу выстрелить, но пистолет вываливается из обмякшей ладони.

Чёрные зрачки – словно два окна во тьму:

– Добро пожаловать в бывшую Россию, Денис!

Медленно вращается комната. Кажется, я лежу на полу. Или на берегу? Открываю глаза и щурюсь. Горячее, нестерпимо горячее сегодня солнце…

Надо мной кто-то склоняется. И говорит спокойно, почти ласково:

– Так всё запутано, Денис. Так запутано…

– Кто ты?

– Это неважно. Важно, кто ты?

– Я… тебя знаю?

Короткий смешок:

– Зови меня просто – Михалыч. Поможешь мне, хорошо? – тяжелая ладонь опускается на мой лоб.

– Что… со мной?

– У тех двоих реакция была нейтральная. А у тебя позитивная. Всё идет, как надо. Расслабься, сынок. Кстати, какое у тебя задание?

– Я… не знаю.

– Знаешь, Дениска. Знаешь. Вместе мы во всём разберёмся…

Холодом веет от его ладони. Холод стекает по лицу и вискам… Тьма застилает всё вокруг.

Я проваливаюсь куда-то вниз. И опять выныриваю. Оживаю.

С яркой вспышкой. С острой пронзительной болью.

– Да, – слышится надо мной, – Хороший блок… Даже очень. Зря, Денис. Ты не сопротивляйся. Иначе будет хуже…

Странно. В голове у меня прояснилось. Наверное от боли.

Я приоткрываю глаз и вижу рядом на полу тело Мустафы.

Застывшая скуластая физиономия невидяще смотрит в пустоту.

А я вдруг вспоминаю: там под красным свитером, на его левой руке – небольшой нож в удобном футляре. Всего метр между нами. Если б я сумел дотянуться…

Ладонь Михалыча опять опускается на мой лоб.

Отчаянно пытаюсь шевельнуть пальцами. И не могу. Словно дохлая муха в паутине.

– … Ты расслабишься и всё скажешь, – уверенный голос старика.

Тьма опять наползает.

Но сквозь тёмную пелену, я пытаюсь удержать взгляд на рукаве Мустафы.

И там под красной тканью, что-то вздрагивает. Я стискиваю зубы.

Гулко, как барабан бьётся сердце.

Есть!

Маленький, острый нож выползает из рукава покойника.

Давай!

Треугольное лезвие бойкой рыбкой мелькает в воздухе…

А я проваливаюсь в забытьё.

Вероятно, лишь долю секунды был без сознания.

Когда очнулся, понял, что могу двигать руками и ногами.

Дёрнулся и сел.

Старик – рядом. Только сейчас он был слегка занят. Медленно и аккуратно вытаскивал из своей груди нож Мустафы.

Я бросился к «вальтеру». И все равно Михалыч успел раньше. Лёгким касанием отшвырнул меня в угол комнаты.

Fuck!

Я скривился, щупая сломанные рёбра.

– Признаю, – кивнул старик, – Тебе удалось меня удивить.

Нож он вытащил. Левой рукой зажимал рану. И неприступным утёсом возвышался между мной и дверями.

Я закрыл глаза.

Вдруг почувствовал, что у меня не больше пяти секунд.

Яркой картинкой ожила в моём сознании комната. В столовой до фига разных предметов… Я ощутил их каждый по отдельности.

Никогда раньше этого не пробовал. Даже не догадывался.

Но сейчас…

Шепнул сам себе: «Давай!» И всё, что могло двигаться в этой проклятой комнате – сорвалось с места. Разъярённым роем ударило в фигуру Михалыча.

Я тоже метнулся – вместе с табуретами, вилками и тарелками. Проскочил мимо. И прыгнул к окну – наглухо заколоченному окну, с опущенными металлическими ставнями…

Ветки хлестали по лицу.

Горели ссадины на коже. Острой болью отзывались сломанные рёбра.

Но страх – ещё острее, чем боль. Он гнал меня вперёд – через лес, через тьму. Куда угодно! Лишь бы подальше! Дальше от этого проклятого места…

Хрустел валежник под ногами.

Равнодушно смотрела луна.

А я бежал, бежал без оглядки.

Кто я? Где я?

Ничего не осталось. Ничто не имело значения.

Только боль и страх.