Наперекор судьбе Винченци Пенни

– Барти, – негромко произнес он, и она уже знала, что он имеет в виду. – Барти.

И тогда медленно, с трудом, пытаясь сопротивляться правде и зная, что все равно должна это сказать, она прошептала:

– И я… очень… тебя люблю.

– Вот и хорошо. – Голос Лоренса изменился. Теперь в нем проскальзывало удовлетворение. – Это мы уладили. Так когда мы поженимся?

– Поженимся? Лоренс, я не собираюсь выходить за тебя.

– Не понимаю, что тебе мешает. Мы оказались в одном месте. Я люблю тебя, ты любишь меня. Мы оба свободны. Естественно, мы должны пожениться.

– Лоренс, мы вовсе не должны пожениться.

– Но… почему?

– Понимаешь… – Барти не договорила. Была всего лишь одна причина, не считавшаяся серьезной. Для него. – Дай мне время, – сказала она. – Прошу тебя. Это… не сейчас. Не так сразу.

– Именно сейчас, – сказал Лоренс, целуя ее. – Но я дам тебе немного времени. Если оно тебе действительно нужно.

– Да, оно мне действительно нужно.

И она вернулась в камеру пыток, измученная еще сильнее, чем прежде.

– Миссис Уорвик? Моя фамилия Пикфорд. Я из магазина «Гэмидж».

– Добрый день, мистер Пикфорд. Слушаю вас.

– Миссис Уорвик, я нахожусь совсем неподалеку от вашего издательства. Вы не возражаете, если я к вам загляну? Мне говорили, что вы получили первые экземпляры новой книги мистера Литтона.

– Мистера Литтона? – переспросила Венеция, понимая всю глупость своего вопроса.

Но ее голова была занята скорой встречей с Боем, и потому она могла забыть даже собственное имя.

– Да. Я говорю о Кристофере Литтоне. Простите, запамятовал название книги. В «Хэтчардс» ее уже видели и…

– Поняла! Вы говорите о книге «Видно и слышно».

Название Венеция придумала сама и очень этим гордилась.

– Да, разумеется. Полагаю, это название взято из известного высказывания?

– Совершенно верно. «Детей должно быть видно, но не слышно».

– Отлично. Так… – Он сделал паузу, ожидая приглашения.

Венеция взглянула на часы. Через четверть часа она должна покинуть свой кабинет и идти в «Дорчестер» на ланч со своим мужем. Точнее, со своим бывшим мужем. Хорошо, что здесь недалеко и можно дойти пешком.

– Мистер Пикфорд, я с удовольствием встретилась бы с вами, но у меня крайне мало времени. У меня деловой ланч.

– Я не отниму у вас ни одной лишней минуты. Просто взгляну на книгу и, само собой, на обложку. Потом мы обговорим наш заказ. Кстати, первая книга мистера Литтона пользовалась таким успехом, что мы потом сожалели, что не увеличили свой заказ вдвое. Мы легко продали бы все книги.

– Да, конечно, – вежливо согласилась Венеция.

Было бы неразумно терять крупного заказчика. Ей нужно думать о своей будущей карьере. Ну что такое ланч с Боем? Деловая встреча. Как он ей сказал, приглашая в «Дорч»? «Обсудим дальнейшие шаги»? Ничего, подождет.

Мистер Пикфорд опоздал и в издательстве появился только без десяти час. Когда он вошел в приемную, секретарша болтала по телефону, и ему пришлось ждать еще пять минут. Только без пяти час он вошел в кабинет Венеции.

Он был невероятно медлителен. Долго разглядывал обложку, обсуждал название (опять), обсуждал цену (пять шиллингов), ругал качество бумаги (настолько тонка, что просвечивает шрифт на оборотной стороне листа) и долго прикидывал, сколько экземпляров может заказать их магазин.

Венеция снова посмотрела на часы. Десять минут второго.

– Мистер Пикфорд, я должна уже не идти, а бежать.

– Конечно-конечно. Простите, что так варварски злоупотребляю вашим временем, миссис Уорвик. Большое вам спасибо за терпение. – Он подошел к двери, затем повернулся и с улыбкой сказал: – Раз уж я здесь, мне хотелось бы узнать, какое количество экземпляров «Милосердия и благосклонности» вы смогли бы поставить нам нынешней осенью. Роман до сих пор отлично продается.

Она опаздывала. Сильно опаздывала. Уже на целых двадцать минут. Наверняка это намеренное опоздание. Или решила перед ланчем встретиться со своим любовником и посоветоваться насчет линии поведения в разговоре с Боем. Например, сохранять ли прежние, достаточно легкие условия опеки. И каким будет статус Фергала.

Утром Бой позвонил в «Литтонс» и поговорил с Селией. Поначалу она была даже рада его звонку. Поздравила с победой в сражении за Эль-Аламейн, а потом… потом в тоне ее голоса что-то изменилось. Боя это не удивило: бывшая теща наверняка знала, кто отец малыша. Бой пригласил ее на ланч в один из удобных для нее дней. Селия поблагодарила за приглашение, но сказала, что крайне занята. Война постоянно создавала дополнительные проблемы. Словом, это был вежливый и недвусмысленный отказ.

Бой спросил, можно ли поговорить с Венецией. Селия ответила, что у дочери все утро расписано чуть ли не по минутам. Деловые встречи. Он сразу понял: мать включилась в ту же игру, раздувая значимость работы Венеции. Тогда Бой сказал, что они с Венецией договаривались сегодня встретиться в «Дорче» и он хочет убедиться, сохраняется ли их договоренность.

– Я передам ее секретарше. Если Венеция вдруг не сможет встретиться, секретарша тебе позвонит.

Секретарша Венеции! Какая-нибудь юная канцелярская крыса, которую они, в случае чего, заставят подыгрывать в этом спектакле. Венеция – деловая женщина, у которой все расписано по минутам… Бой уже выпил порцию джина с тоником. Вторая стояла перед ним. До него долетали обрывки разговоров, заставляя его морщиться. Эти люди не знали, что такое настоящий ад. Ожидая Венецию, он успел наизусть выучить меню. И они еще смеют говорить: «Нечего заказывать»! Это казалось сном наяву: яйца чаек, перепелиные яйца, цыпленок. Потом Бой перечитал передовицу в «Таймс» и добрался до рубрики писем. Там была тематическая колонка, куда регулярно писал лорд Бекенхем. Читатели сетовали, что война сказалась на ухудшении манер. Просматривая газету, Бой видел, как на него начали глазеть посетители за ближайшими столиками. Две веселые парочки, заказавшие себе сытное угощение с вином, оживленно болтали и смеялись. Наверняка они обсуждали его и даже фальшиво сочувствовали, понимая, что он кого-то ждет и, судя по всему, напрасно.

Бой решил подождать еще десять минут, а потом уйти. Он не собирался выставлять себя на посмешище. Как-никак, его более двух лет не было в Англии. Венеция могла проявить хотя бы элементарную вежливость…

– Великолепно. Я очень доволен. Огомное вам спасибо, миссис Уорвик. Было очень интересно взглянуть на рекламный плакат «Милосердия и благосклонности». Мы себе тоже закажем… Боже мой! Сколько же вашего драгоценного времени я беззастенчиво украл! Может, вас проводить до места вашей деловой встречи? Это самое малое, чем я могу отплатить за вашу любезность. Возможно, я смог бы объяснить вашему компаньону причины вашей задержки.

– Нет, благодарю вас.

Не хватало еще появиться в «Дорче» в обществе этого мистера Пикфорда.

Когда за ним закрылась дверь, Венеция подкрасила губы, побрызгалась духами и надела шляпу. А Бой подождет. Никуда не денется. Пусть думает что угодно о причинах ее задержки. Такую женщину, какой она стала, никто бы не бросил. Даже Бой ее бы не бросил.

Все. С него хватит. Тридцать пять минут второго. Это уже верх наглости. Бой решил, что напишет ей короткую записку и оставит метрдотелю. Пусть знает: ждать до бесконечности он не привык.

Бой залпом допил тепловатый джин и встал, наградив хмурым взглядом каждого, кто пялился на него. Это непростительно, и он…

– Бой! Привет! Как я рад тебя видеть! Ты уже уходишь? Слушай, посиди со мной. Выпьем чего-нибудь, поговорим.

Это был Джей.

– А я жду Тори. Мою невесту, – добавил он со слегка смущенной улыбкой. – Она всегда опаздывает. Но такую девушку стоит дождаться.

– Я знаю, что твоя невеста – просто красавица. Так мне написал старший сын. Но я не знал, что ты помолвлен.

– Это произошло совсем недавно. Она действительно красавица. Здесь Генри совершенно прав. Видел, как он вытянулся? Должно быть, ужасно грустно, когда дети вырастают не у тебя на глазах.

– Да.

– До чего же я рад тебя видеть. Слышал, вам в пустыне приключений хватало. Но Эль-Аламейн немцы надолго запомнят. Скажи, а Монти [84]  и в самом деле замечательный парень?

– Да. Потрясающий человек, – ответил Бой. – Он обладает каким-то магнетизмом. Это трудно объяснить, но это так… А как ты, Джей? Похоже, тебе тоже приключений хватало? Прими мои запоздалые соболезнования. Представляю, как по тебе ударила ее смерть.

– Очень ударила. Я и не подозревал, что мама была опасно больна. Она всем категорически запретила что-либо мне говорить. Ты, наверное, знаешь: я ведь едва успел с ней попрощаться. – Джей вздохнул и уставился в бокал.

– Я тебе очень сочувствую.

– Она хотя бы не страдала от болей. Но мне ее очень недостает. Замечательная женщина была. И мы с нею всегда были очень близки. Но такова жизнь… Точнее, смерть. – Джей снова вздохнул, допил бокал и попросил официанта принести еще порцию. – Бедняге Гордону сильно досталось. Я, насколько могу, стараюсь быть с ним рядом. Мы даже реконструировали нашу игрушечную железную дорогу. Как-то ездили смотреть на птиц. Тори очень заботится о нем. Я рад, что они прекрасно ладят. А как Венеция?

– На этот вопрос я ответить не могу. Я еще не видел ее. Вот жду, а она безбожно опаздывает.

– Бой, сейчас все опаздывают. Не думай, что она нарочно. У нее в «Литтонс» дел невпроворот. В общем-то, Венеция сейчас выполняет там работу моей матери.

– Ты что, серьезно? – спросил Бой.

– Да. Она здорово справляется. Селия очень довольна ею. Издательство теперь совсем в другом месте. Ты что, не знал? Их старое здание разбомбили. Это было в самом конце сорокового. А у Венеции в тот вечер начались схватки. Хорошо, успела добраться домой. Вызвали акушера. Думаю, она тебе писала.

– Нет, не писала, – лаконично ответил Бой.

– Что, ни строчки? Вот уж не думал. Если бы в тот вечер Селия не поехала за ней в издательство… Даже думать не хочется. Ну ничего, скоро увидишься с Венецией, малыша посмотришь. Уверен, Фергал тебе понравится. Мы все от него в восторге… Привет, дорогая. Как всегда, потрясающе выглядишь. Бой, познакомься: это Виктория Галифакс, или просто Тори. А это Бой Уорвик. Мы с ним родственники, хотя и не прямые. Словом, он женат на моей двоюродной сестре. Да ты, наверное, знаешь. Он муж Венеции.

– Бывший муж, – поправил его Бой. – Рад с вами познакомиться, мисс Галифакс.

– Зовите меня просто Тори. – Девушка ослепительно улыбнулась Бою и села.

Форменные юбки «Крапивников» были довольно короткие, и Бой сразу обратил внимание на длинные и очень красивые ноги Тори. Он еще раз убедился, что Генри был прав. Красавица. Впрочем, Джею всегда везло на красивых девушек. Они были частью его легендарной везучести.

– Я тоже очень рада знакомству с вами, – сказала Тори. – Столько о вас слышала.

– Неужели обо мне еще помнят?

– О вас никогда не забывали. И потом, все ваши потрясающие дети…

– Вот и я. Здравствуй, Бой.

Перед ним стояла раскрасневшаяся Венеция. Она запыхалась от быстрой ходьбы. Боя поразило, что ее красота никуда не делась. А может, он просто забыл, как выглядела его бывшая жена? По меркам военного времени она была одета даже с шиком: прекрасно сшитые приталенный жакет и юбка. Волосы стали длиннее и почти касались плеч. Так ей шло даже больше. Темные глаза сверкали.

– Здравствуй, – немного растерянно произнес Бой.

Он встал, наклонился и поцеловал Венецию. Не слишком тепло. Обычный дружеский поцелуй.

– Привет, дорогая. – Джей махнул Венеции рукой. – Как странно, что мы оба опять здесь. Венеция, помнишь, как меня отпустили в увольнение всего на один день? Ты пригласила меня в «Дорч» на обед. И мы танцевали. Может, не совсем так, как полагается двоюродным брату и сестре. Ты уж прости, Бой, но мы тогда танцевали, что называется, щека к щеке.

– Было такое, – нехотя призналась Венеция.

– Вот оно что, – насторожилась Тори. – Значит, ты, Джей, танцевал с другой женщиной.

– Боюсь, что так, дорогая, – тоном нашкодившего мальчишки ответил Джей.

– Тори, подожди сердиться, – засмеялась Венеция. – Он весь вечер говорил только о тебе. Показывал мне твою карточку и вообще пускал слюни. Только танцы и могли его немного встряхнуть.

– А помнишь, в зале еще сидел какой-то тип? – подхватил Джей. – Вроде сослуживец из полка Боя. Мы еще от него меню закрывались. Помнишь?

– Уже и не помню… А, вспомнила! Это был Майк Уиллоби-Кларк. Кстати, Бой, как он поживает?

– Никак. Погиб в бою. – Эти слова Бой произнес медленно, с заметным напряжением.

– Я не знала, – сказала Венеция.

– М-да. Вот уж не думал.

Бой замолчал. Он смотрел на Венецию так, словно видел впервые. Все трое поглядывали на него, настороженные этим молчанием.

– А почему бы нам не устроить совместный ланч? – предложила Тори.

– Я только за, – поддержал ее Джей.

– Я… Пожалуй, не сейчас, – все тем же напряженным голосом возразил Бой.

Джей неуклюже засмеялся и пожал плечами:

– Не будем вам мешать. Думаю, вам нужно о многом поговорить.

– Да. Мы, с вашего позволения, останемся вдвоем, – сказал Бой. – Нам действительно нужно поговорить. Об очень многом.

– Слушай, что у них за отношения? – спросила Тори. – Как-то это все странно.

– Они больше двух лет не виделись. Мне самому не все понятно. Вроде они развелись, а у Венеции от него ребенок. Согласен, это довольно странно. Пусть разбираются сами. Не будем им мешать. Знаешь, дорогая, я, пока тебя ждал, ужасно проголодался.

Джей и Тори с аппетитом ели и обсуждали, чем займутся в ближайшие часы и вечером. Впрочем, оба и так знали, что вечер они проведут преимущественно в постели. Время от времени они поглядывали в сторону столика, где сидели Бой и Венеция. Поначалу бывшие супруги говорили весьма сердито и даже враждебно. Потом оба подались вперед, внимательно слушая друг друга, затем напряжение ушло, и они даже стали улыбаться. Теперь они громко смеялись. Венеция достала из сумочки несколько фотографий и протянула Бою. Тот с улыбкой разглядывал снимки, о чем-то спрашивал, потом взял лицо Венеции в свои ладони и стал нежно гладить по волосам. Удивительнее всего было видеть, как Венеция поднесла к губам руку бывшего мужа и поцеловала.

– Скорее всего, сегодня они проведут вечер почти так же, как мы, – задумчиво произнесла Тори. – Джей, а ты как скажешь?

– Я скажу, что мне до них нет никакого дела. И еще я скажу, что тебе пора бы доесть этот жутковатого вида десерт, чтобы мы могли пойти домой. Я знаю, тебе нравится щеголять в форме, и она тебе очень идет, но без формы и вообще без всего ты выглядишь намного привлекательнее.

– Весьма бесстыжее наблюдение, – сказала Тори.

– Мы с папой решили снова пожениться, – объявила детям Венеция. – После войны мы вернемся в наш дом.

– Я и не знала, что вы разженились, – сказала Элспет.

– И я, – подхватила Эми.

– Но мы же вам рассказывали. Объясняли.

– Помню, – произнес Ру. – Какие-то туманные слова. Вроде вы любите друг друга, а вместе жить не можете. Нам это показалось довольно глупым. Особенно когда родился Фергал. Чтобы он появился, вы все равно должны были какое-то время жить вместе.

– Ру, прикуси язык! – потребовала Венеция.

– Мам, я уже не маленький. Я знаю, как появляются дети. Генри мне объяснил. Он сказал, что перед тем, как поступить в Итон, я должен знать такие вещи.

– Ясно, – пробормотала потрясенная Венеция.

– Ру, конечно, прав, – поддержал сына Бой.

Разговор происходил в библиотеке. Бой сидел на диване, держа на коленях Фергала. Дочери уселись по обе стороны от отца.

– Мы с вашей мамой всегда любили друг друга. И теперь убедились: нам лучше жить вместе.

– Отлично, – обрадовался Генри. – Это значительно упростит жизнь. Правда, если вы хотите знать мое мнение, пятеро детей – вполне достаточно. Фергал – веселый малыш и не крикливый. Но я совершенно не представляю, как сейчас мы тут сидели бы под вопли новорожденного ребенка. Могу сказать, что в семьях моих одноклассников маленьких детей нет.

– И в нашем классе – тоже, – подтвердил Ру. – Новорожденные дети – это вам уже не по возрасту.

– Хорошо, – робко согласилась Венеция. – Больше никаких новорожденных, если вы все этого так хотите.

Услышав гонг, созывающий к ланчу, она облегченно вздохнула:

– Почему бы вам не пойти и не помочь ПБ?

Все четверо бегом покинули библиотеку. Остался лишь Фергал. И улыбающийся Бой.

– Вот уж не думал, что придется от собственных детей услышать лекцию о регулировании рождаемости, – сказал он. – Похоже, мы все незаметно повзрослели и стали более чуткими и ответственными.

– Ладно, – засмеялась Венеция. – Но ведь тогда нам было совсем неплохо. А Фергал… Он… просто получился.

Глава 40

Она написала ему и все рассказала.

Что совершила ошибку, что невероятно перед ним виновата. После случившегося их брак невозможен. Их отношения уже не смогут оставаться прежними. Но она всегда будет любить его и помнить о нем…

Потом она представила, сколько горя и боли принесет ему это письмо. Возможно, письмо вместе с ним пойдет в бой… Быть может, он даже погибнет, храня в кармане мундира ее письмо. Не выдержав, она порвала письмо на мелкие кусочки.

Так повторялось четыре раза.

Ей отчаянно требовалось выговориться кому-то, но надежных слушателей в ее окружении не было. Это не расскажешь никому из Литтонов. Особенно после того, как они все познакомились с Джоном и он им понравился. Нет, только не Литтонам. Ее сочтут предательницей. Более того, рассказ этот станет своеобразным признанием, что она совсем не такая, какой ее привыкли считать. Рассказать им – все равно что заявить: «Вот я какая на самом деле. Вы думали, что я хорошая, а я дрянь. Вы считали, что у меня есть моральные принципы. Нет у меня никаких принципов. Я отвратительная, двуличная, беззастенчивая и эгоистичная особа».

Она почти надеялась, что Литтоны узнают об этом сами. Ее вполне могли увидеть вместе с Лоренсом. Она наконец-то получила долгожданный двухнедельный отпуск, который проводила в Лондоне. Лоренс хотел посмотреть город и испытать все, что английская столица могла ему предложить. Они бывали в «Беркли», «Рице» и «Мирабель», ходили в театры и даже в кино. Лоренс испытывал какую-то детскую тягу к кинофильмам. «Коварный свет Луны» они смотрели четыре раза, а «Миссис Минивер» – пять. Везде, где они появлялись вдвоем, Барти со страхом и с какой-то надеждой оглядывалась по сторонам, рассчитывая увидеть знакомое лицо… и не видела. Судьба словно говорила ей: «На меня не рассчитывай. Свою грязную работу ты будешь делать сама». Но Барти не хватало смелости. Не хватало смелости! Ей, которая с ранних лет отличалась безрассудной смелостью.

Парфитт догадывалась, что с ее подругой творится неладное. Замечала отрешенные взгляды, вспышки раздражения. Однажды Парфитт, понимающе улыбаясь, слегка щелкнула ее по носу и с нескрываемым восхищением сказала:

– Слушай, Миллер, грязная ты чертовка, сдается мне, ты новую интрижку закрутила.

Бесхитростная Парфитт, наверное, думала, что Барти просто танцевала с кем-то, потом согласилась на ужин и даже позволила себя целовать. Она не представляла, что ее подруга совершала жестокое и гнусное предательство. Совет Парфитт был груб, прямолинеен и абсолютно прагматичен.

– А ты не дергайся и не изводись, – сказала Парфитт. – Нужно получать удовольствия там, где можешь. Сама знаешь: на войне как на войне. Чего глаз не видит, по тому и сердце не горюет.

Представив, каким горем наполнилось бы сердце Джона, если бы он хоть краешком глаза увидел, что вытворяет его суженая, Барти лишь вяло улыбнулась и ничего не ответила.

Лоренс посчитал, что проявил достаточно терпения и дал Барти достаточно времени на раздумья. Теперь он донимал ее насчет даты их женитьбы.

– Я тебя просто не понимаю. Нас ждет удивительное событие. Потом нам может долго не выпасть такого шанса. Разрешение на вступление в брак лежит у меня в портфеле. Оно составлено по всем правилам.

В его портфеле действительно лежало разрешение. Барти нужно было всего лишь отправиться с Лоренсом в ближайший отдел записи актов гражданского состояния и сделать то, что ей скажут.

– Лоренс, но я не могу вот так сразу. Неужели тебе не понятно? Я должна сообщить Джону и…

– Барти, вся процедура займет у нас от силы пять минут. А потом ты напишешь ему теплое, искреннее письмо и сообщишь, что вместо него выходишь замуж за меня.

– Ну как ты можешь быть таким… таким глупым? – спросила Барти, плача и смеясь над его редкостной бесчувственностью. – Ты только представь, как больно моя новость ударит по нему. Что с ним будет?

– Однажды ты поступила так со мной. Как видишь, я выжил.

– Это несравнимые случаи.

– Почему?

– Потому что ты гадко поступил со мной. У меня было веское основание.

– И совсем не гадко, – усмехнулся он.

Барти всерьез пугало не только его бесчувствие, но и совершенно искреннее возмущение ее словами. Критичность к собственным поступкам у него напрочь отсутствовала.

– Скажем так: я допустил некоторую оплошность, за которую потом неоднократно извинился и…

– Лоренс, прошу тебя! – крикнула Барти. – Попытайся хотя бы понять.

– Как видишь, пытаюсь. – Он действительно пытался, и на лице его отражалось то беспокойство, то неподдельное замешательство. – Я отчаянно пытаюсь, но не понимаю, почему я должен так переживать из-за того парня.

– Потому что он любит меня.

– Это тебе только кажется, – возразил Лоренс, наматывая себе на пальцы завитки ее волос. – Он не любит тебя так, как я. Он не поглощен тобою целиком. Ты не составляешь всю его жизнь. Конечно, твое письмо его немного опечалит. Это мне понятно. А затем он воспрянет духом, найдет себе другую женщину и будет с нею куда счастливее, чем был бы с тобой. И потом, после всего, что между нами было, ты все равно не смогла бы к нему вернуться. С твоей стороны это было бы очень нечестно.

Здесь Барти целиком соглашалась с Лоренсом. Вернуться к Джону она уже не могла.

Джайлза наградили Военным крестом…

Вот уже почти две недели, как он вернулся в Англию. Когда его выносили с санитарного корабля, Джайлз напоминал призрака, настолько сильно он исхудал. Его мучили постоянные боли, а от продолжавшегося воспалительного процесса в раненой ноге у него держалась повышенная темпераура. Теперь он постепенно приходил в себя, но нога упрямо отказывалась заживать. Возникла даже опасность гангрены. Врачи кололи Джайлзу новое чудо-лекарство – пенициллин. Это оказало кратковременное благотворное действие, но затем боль и воспаление вернулись.

– Должно быть, дружище, не все из вас достали, – сказал ему лондонский хирург, ободряюще похлопывая по руке. – Они думали, что целиком очистили вас от немецкого металла, но нам придется посмотреть еще раз.

Хелену врачи предупредили: если они не найдут причину воспаления, а также если омертвение тканей окажется слишком обширным, ногу ее мужу придется ампутировать.

Но ногу Джайлзу спасли. Лондонский хирург обнаружил глубоко засевший осколок и удалил его. Несмотря на повреждение тканей и сухожилий, врач обещал, что теперь процесс выздоровления пойдет быстро. Джайлз лежал в полубессознательном состоянии после изрядной дозы обезболивающего. Хелена сидела рядом с его кроватью, держала его за руку и рассказывала, что, как только ему станет лучше, его навестит командир.

Как потом оказалось, командир счел своим долго лично сообщить Джайлзу о его награждении.

– И кто бы мог подумать, что это будет Джайлз? – произнесла Селия, вытирая слезы. – Военный крест. Как здорово.

Оливер сказал, что, по его мнению, это и должен был быть именно Джайлз.

– После Дюнкерка он ведь едва не получил награду. С самого начала войны он проявлял беспредельное мужество. Не взяли офицером – пошел солдатом. Думаю, мы оба можем им гордиться.

– Я очень, очень им горжусь, – сказала Селия.

– Венеция, ты ни за что не поверишь. Даже рассказывать бесполезно.

– Это чему я не поверю?

– Выхожу я сегодня из ателье Седрика. В руках – сплошные кочны капусты. Только не спрашивай зачем.

– Зачем?

– Не отвлекай меня. Когда я увидела Барти…

– Подумаешь, зрелище. У нее двухнедельный отпуск. Она была в издательстве. Заходила к нашим родителям.

– Я не об этом. Она была… – Последовала долгая пауза. – Она была не одна.

– Ты хочешь сказать…

– Да, именно это.

– Не…

– Естественно, «не». Он, бедняжка, сейчас в Италии.

– Боже мой. Боже мой. Но ты уверена… Она действительно была с ним?

– Конечно уверена. Они направлялись в кино.

– Может… – Разум Венеции лихорадочно заметался в поисках объяснения, хотя она и не знала, нужны ли ей объяснения. – Может, это был сослуживец из ее части? Случайно встретились. Решили сходить в кино.

– Венеция, да что с тобой? Сослуживцы не обнимают за талию.

– Он был в форме?

– Да.

– Ну, тогда…

– Слушай, ты сегодня какая-то непонятливая. – Судя по голосу, Адель даже устала от этого разговора. – Он был в американской форме.

– Неужели? Ты думаешь, это был… знаешь кто?

– Не знаю. Я никогда не видела его фотографий. Но вполне возможно, что он. Он был чертовски обаятельным. Светловолосый, волосы с рыжинкой. Довольно высокий. Больше ничего не разглядела. Хотя вид у него был человека богатого.

– Они все выглядят богатыми. Я их такими и представляла.

– Я тоже. Так вот, жутко привлекательный мужчина. Умненько сработала наша Барти.

– Даже не верится, – поморщилась Венеция. – Наша праведная Барти. Пока милашка Джон воюет за родину и короля.

– Да, сестренка. А он ведь женат. Если это, конечно, был он.

– Час от часу не легче.

– Или, наоборот, легче, – сказала Адель. – Никогда бы не подумала. Как бы нам поподробнее разнюхать?

– Спроси чего полегче. Сама она ни за что не скажет. Жалко мне симпатягу Джона. А тебе?

– Просто до жути жалко. Такой идеальный мужчина.

– Как и она. Нам-то ее все время пихали как образец для подражания. Но образец-то с изъянчиком. Я обязательно должна рассказать Бою. Он всегда восхищался Барти. Говорит, он знал, что Барти его осуждала… ну, за ту историю. Он будет шокирован.

Сестры позвали Боя якобы затем, чтобы выпить с ним, и поделились неожиданным открытием. Бой не был шокирован, однако новость изумила его.

– Да, девочки, ситуация интригующая. Но думаю, нам не стоит делать поспешные выводы.

Близняшки переглянулись и вопросительно поглядели на Боя.

– Бой! Уж кто бы говорил! – бросила ему Венеция. – Выводы напрашиваются сами собой. Эта образцовая Барти помолвлена с одним, а крутит роман с другим. С богатым мерзавцем, если верить оценкам Мод.

– Чьим? Ах, Мод. Начнем с того, что вы не знаете наверняка: он это или нет. Она могла познакомиться и с каким-то другим американцем. Их тут до чертиков. Кажется, численность американского контингента в Европе достигла почти полутора миллионов.

– Итак, это один из полутора миллионов, – сказала Адель. – Я его видела, и он вполне может оказаться братом Мод. Тот же цвет волос, похожий взгляд.

– Время покажет, – заявил Бой. – Никак кто-то из вас собрался припереть Барти к стенке?

– Ни в коем случае, – хором ответили близняшки.

Адель поделилась своим неожиданным открытием с Себастьяном. Она не собиралась ему говорить, но сказала. Ей было грустно видеть Барти в компании американца. Сама она хранила верность Люку и была полна решимости дожидаться его. Вероломство Барти шокировало и огорчило ее. Окружающий мир все больше лишался своих главных ценностей. Вот и Барти соскользнула с пути истинного. У Адели это до сих пор не укладывалось в голове. Добродетельная Барти, всегда такая разборчивая и строгая в вопросах морали, предавала человека, которого, как им всем казалось, она любила. В том, что Джон горячо любил ее, не сомневался никто. Что творится с миром? Казалось, еще совсем недавно такие понятия, как «любовь» и «верность», не были просто словами. Люди думали, прежде чем что-то пообещать, а данные обещания выполняли. Помолвка была святым ритуалом. Неужели война, разрушая города и дороги, одновременно разрушала честность и идеалы?

Случившееся заставило Адель задуматься о своей жизни и понять, как же мало там чего-то постоянного, определенного. Ее ожидания… Не являются ли и они иллюзией? Ее будущее и даже ее прошлое были под вопросом. Все поводы для счастья выглядели пугающе хрупкими, а надежды казались невероятно глупыми. Возможно, Люк по-прежнему жив и его парижская жизнь протекает в относительной безопасности. Прошло более девяти месяцев с момента его последнего письма. Трудно представить, чтобы он молчал так долго. Адель начинала все отчетливее сознавать, что она проигрывает сражение с жизнью. Одинокая, покинутая, никому не нужная.

Если бы не работа, она давно сошла бы с ума. Но даже успех ее фотографий недолго согревал душу. Ей по-настоящему нравилось заниматься этим, однако все это было лишь декорацией, внешним фоном. А копни чуть глубже – и наткнешься на подавленность и пронзительное одиночество.

Мужчины из числа давних друзей, приезжая в отпуск, приглашали Адель на обед, на танцы. В постель тоже приглашали. Она с удовольствием обедала и танцевала, но от постели всегда отказывалась. Иногда ей очень хотелось снова почувствовать себя в объятиях мужчины, но она усилием воли гасила желания тела. Пока есть надежда, пусть даже самая малая, она будет ждать Люка и хранить ему верность. Адель чувствовала: она должна ждать, пока не почувствует бессмысленность дальнейших ожиданий. И потому оставалась в одиночестве, а под внешней веселостью, мужеством и стойкой решимостью не сдаваться залегал глубокий пласт отчаяния и печали.

Флирт Барти с американцем больно ударил по Адели.

В таком состоянии и произошла ее неожиданная встреча с Себастьяном. Адель сидела в издательской приемной на Керзон-стрит. Она зашла к Венеции с откровенным желанием напроситься на обед с сестрой. Венецию она застала одетой и почти готовой уйти. Они с Боем собирались в театр, а потом в ресторан.

– Ему ведь скоро опять на фронт, – извиняющимся тоном сказала Венеция и ради приличия добавила: – Идем с нами.

– Не говори глупостей, – беззаботно ответила Адель, заставив себя улыбнуться. – Зачем мне мозолить вам глаза? Нет уж, спасибо. Приятно вам провести время.