Мой внук Вениамин Улицкая Людмила
СОНЕЧКА. А что же ты потом не приезжал?
ВИТЯ. Служба, такое дело, сама понимаешь. (Значительно .) Командировали...
СОНЕЧКА (ввосхищении). Да-да-да... Понимаю...
ВИТЯ. Да ты ляг. Ты ж больная.
СОНЕЧКА. Я лягу. А то мама придет, ругаться будет, что я встала. Она за лимонами поехала. А лимонов во всей Москве нет. Она говорит: пока не найду, не приду. Такой человек – что ей надо, из-под земли достанет.
ВИТЯ. Да я и сам такой. Если чего захотел – добиваюсь.
СОНЕЧКА. Вить, а ты ведь изменился... Ты что, вырос, что ли?
ВИТЯ. А я расту. До сих пор расту. Представляешь, скоро девятнадцать, а я всё расту! На четыре сантиметра вырос. Метр восемьдесят шесть.
СОНЕЧКА. Ну надо же! (Ложится в постель.) Мне бы немного подрасти!
ВИТЯ. А тебе зачем? Ты в аккурат! Я дылд не люблю.
СОНЕЧКА. Вить, а Ленка тебе пишет?
ВИТЯ. Раз написала, я сразу не ответил, она обиделась, такое письмо накатала, да ну ее...
СОНЕЧКА. А я от нее письмо получила, пишет, что Тонька Гордиенко замуж вышла.
ВИТЯ. За кого?
СОНЕЧКА. За Славку Конина.
ВИТЯ. Я знаю его, нашу школу кончал, в оркестре играл, ударником.
СОНЕЧКА. Точно, точно, ударником был. Он отслужил, пришел, и через два месяца Тонька за него вышла. Она хорошая девчонка, Тонька.
ВИТЯ. Вроде ничего. Ну а ты-то как, Сонь?
СОНЕЧКА. Да хорошо, Вить. Все нормально. Ты расскажи лучше, как твоя служба. А то ты тогда зашел на минутку, мы даже не поговорили.
ВИТЯ. Служба – отлично. Можно сказать – повезло. Во-первых, сержантская школа, сама понимаешь, это уже плюс. Потом попал в хорошее место. Москва рядом. Специальность интересная. Ребята отличные со мной служат. Вообще, армия по мне. Я, может, в армии останусь. Есть кой-какие предложения. Но у меня, знаешь, идея – в Военно-инженерную академию поступить.
СОНЕЧКА. Да что ты, Вить, всю жизнь по казармам, по чужим квартирам. Своего дома не иметь.
ВИТЯ. Ну ты и рассуждаешь! А на что он мне, дом? Вон, мой отец всю жизнь угробляется с этим домом. А военный человек, если хочешь знать, он в привилегированном положении. Это нам наш капитан говорит, это точно. Все его проблемы государство решает. Привилегированное положение, понимаешь? Ну, а ты-то как, Сонь? Работаешь?
СОНЕЧКА. Нет, Витя, дома сижу.
ВИТЯ. А чего же ты дома-то делаешь? Обед, что ли, варишь?
С О Н ЕЧ КА. Нет, обед не варю. Обед свекровь варит.
ВИТЯ. Ну, я смотрю, ты хорошо устроилась. (Смотрит на фотографию на стене.) Это муж твой?
СОНЕЧКА (встает). Да. Это на свадьбе.
ВИТЯ. Этот, лысый?
СОНЕЧКА. Так, немного лысоват. У него глаза очень красивые, необыкновенные.
ВИТЯ. А как он вообще, ничего?
СОНЕЧКА. Он, Витя, человек очень интересный. Он физик...
ВИТЯ. Слушай, а может, неудобно, что я пришел? Твой физик ревнивый, наверное?
СОНЕЧКА. Да что ты, его и в Москве-то нет!
ВИТЯ. В командировке, что ли?
СОНЕЧКА. Как тебе сказать. Не в командировке. Он в Новосибирске.
ВИТЯ. А ты здесь? Чего же ты с ним не поехала?
СОНЕЧКА. Вить, понимаешь, такая история вышла... ты только никому не говори. Ну, из наших.
ВИТЯ. А кому мне говорить? Я здесь, они – там.
С О Н ЕЧ КА. В общем, история такая получилась. Он на свадьбе выпил.
ВИТЯ. Ну, это понятно.
СОНЕЧКА. Выпил, а потом... как это тебе объяснить...
ВИТЯ. Подрался, что ли?
СОНЕЧКА. Нет, что ты! Он не такой. Гораздо хуже.
ВИТЯ. Что хуже? Больше пятнадцати суток?
СОНЕЧКА. Хуже, Витя.
ВИТЯ. Срок?
СОНЕЧКА. Какой срок?
ВИТЯ. Срок он получил, что ли? Сел?
СОНЕЧКА. Да нет, что ты! Он не такой. Он просто уехал.
ВИТЯ. Как – уехал?
СОНЕЧКА. Сразу после свадьбы уехал. Оставил мне записку, что уезжает. А когда вернется, неизвестно. Только ты никому не говори, Вить, ладно? В Бобруйске никто не знает.
ВИТЯ. А что же ты?
СОНЕЧКА. А что я? Я поревела, поревела, потом собралась домой. Стыдно, ужас. Но свекровь меня не пустила. Говорит: «Я его знаю, он вернется. Все будет хорошо – подожди!»
ВИТЯ. Ну и что?
СОНЕЧКА. Вот я и жду.
ВИТЯ. Чего ждешь?
Сонечка опускает голову, Витя хватает ее за плечи.
Сонька, да ты что? Ты – самая красивая девчонка на всю школу! Чтоб так! Да он просто гад, твой Лёва! Бросил тебя, а ты сидишь, ждешь чего-то! Ты бы еще в монастырь пошла! Сонь! Мы в такое время живем, а ты... Где же твоя гордость?.. Сонька!
Сонечка начинает плакать, закрывает глаза руками, плачет по-детски, с обидой.
СОНЕЧКА. Ну нет, нет у меня гордости. Я про гордость и не думала даже. Хорошо тебе говорить! А что? Что мне было делать?
ВИТЯ. Да не плачь ты, слушай... Ну что ты, Сонь. Ну как – что делать? Ну поехала бы домой, работа, то, се...
СОНЕЧКА. Стыдно, Витя. И свекровь не пустила.
ВИТЯ (обнимает ее). Какая же ты маленькая, Соня. Ужас просто, какая же ты маленькая. Ты не плачь. Мы что-нибудь придумаем... ты такая красивая... на тебя аж смотреть больно.
СОНЕЧКА. Витя, не надо... Витя, вода на кухне капает. Надо кран завернуть...
ВИТЯ. Пусть капает... Соня... Сонечка...
СОНЕЧКА. Витя...
Начинает играть музыка, еврейская свадебная музыка, которая уже звучала в начале... Громко, тише, тише... капает вода из крана... а потом раздается звонок в дверь.
Витя! Звонят!
ВИТЯ. Погоди открывать...
С О Н ЕЧ КА (уже у двери). Кто там?
ЕЛИЗАВЕТА. Сонечка, это я, Елизавета Яковлевна.
Соня открывает.
Ой, бедняжка, ты совсем больная... у тебя жар! Ты ложись, ложись!
СОНЕЧКА. Да нет, ничего... я уже здорова.
Проводит Елизавету Яковлевну на кухню. Одетый Витя шмыгает к двери, Сонечка возвращается из кухни.
ВИТЯ. Я приеду к тебе. Обязательно. Не плачь только. Все будет нормально, слышишь? (Уходит.)
С О Н ЕЧ КА. Тетя Лиза, Эсфирь Львовна за лимонами поехала, а потом к вам собиралась...
ЕЛИЗАВЕТА. Она у меня была, Сонечка. Но сейчас она в больнице.
СОНЕЧКА. Как – в больнице?
ЕЛИЗАВЕТА. Сонечка, только ты не волнуйся. Случилось несчастье.
СОНЕЧКА. Ой!
ЕЛИЗАВЕТА. Да! И – ни царапинки! Только синяк на правом боку.
СОНЕЧКА. Какой кошмар!
ЕЛИЗАВЕТА. У меня под окном – тополь. Она упала прямо на ветки, а потом – вниз. А внизу стояла целая гора картонных коробок. У нас же магазин внизу...
СОНЕЧКА. Я поеду в больницу. Где это?
ЕЛИЗАВЕТА. Куда ты поедешь? Ночью? Я только что оттуда. Завтра ей сделают рентген и отправят домой.
СОНЕЧКА (плачет). Как все плохо... плохо... плохо...
ЕЛИЗАВЕТА. Ну что ты, девочка, что ты? Разве это плохо? Это все очень, очень хорошо... Она могла бы убиться насмерть.
Картина одиннадцатая
Открывается дверь в пустую квартиру Эсфири Львовны.
Входят Сонечка, Эсфирь Львовна в гипсе. Рука зафиксирована локтем вверх, ладонь на уровне лица.
Следом– Елизавета Яковлевна.
ЭСФИРЬ. Ну, слава Богу, я дома. Сонечка, как ты всё хорошо убрала, умница. И цветы...
ЕЛИЗАВЕТА. И обед приготовила твоя Сонечка.
ЭСФИРЬ. Так мойте руки и садимся за стол. (Пытается раздеться, Сонечка ей помогает.) Тьфу! Это же ужас, как неудобно... и как я буду шить... Ой, это называется еврейское счастье. Ты подумай, Соня, я так удачно выпала из окна, у меня не было ни одной царапины. И надо же было их слушать и делать этот проклятый рентген! Я ведь сразу сказала – везите меня прямо домой, и все! Нет! И вот результат!
Сонечка достает из холодильника еду, ставит на стол.
Я выхожу из этой дурацкой кабины, из этой рентгеновской клетки, а там – ступенька; зачем там ступенька?! И я падаю и ломаю себе локоть, и как! И это тоже еврейское счастье – чтобы сразу два перелома и повреждение сустава! Чтоб мне так повезло!
СОНЕЧКА. Ой, хлеба нет!
ЕЛИЗАВЕТА. Ну так поедим без хлеба.
ЭСФИРЬ. Как это без хлеба, что за еда без хлеба?
СОНЕЧКА. Я сбегаю... Это же пять минут!
ЭСФИРЬ. Сбегай, доченька, сбегай!
Сонечка уходит.
Лиза, ты ей ничего не говорила? Точно?
ЕЛИЗАВЕТА. Про то, как ты прыгала в окно?
ЭСФИРЬ. Я об этом вообще не хочу слышать. Про письмо ты ей ничего не говорила?
ЕЛИЗАВЕТА. Нет.
ЭСФИРЬ. И не смей. И еще – Лиза, поклянись мне, что Сонечка про это ничего не узнает.
ЕЛИЗАВЕТА. Про письмо?
ЭСФИРЬ. Про окно. Это с каждым может случиться. Клянись, что Сонечка про это ничего не узнает.
ЕЛИЗАВЕТА. Ой-ей-ей!
ЭСФИРЬ. Так. Она от него ничего не получила?
ЕЛИЗАВЕТА. Я об этом ничего не знаю.
ЭСФИРЬ. Ты посмотри, как она старалась. Весь дом блестит, и обед приготовила. Золото, золото, а не девочка! Покойная Сима порадовалась бы за нее.
ЕЛИЗАВЕТА. Не знаю, чему бы уж так радовалась Сима.
ЭСФИРЬ. А чего бы ей не радоваться? Девочку взяли в такую семью, как наша, и на все готовое, слава Богу...
ЕЛИЗАВЕТА (хватается за голову). Нет, теперь уже я выброшусь из окна! Я больше не могу! Неужели ты ничего не понимаешь? Неужели ты думаешь, что Лёва будет ее мужем?
ЭСФИРЬ (кротко). Нет. Не думаю. Я стала умнее. Когда я была между небом и землей, Лиза, я кое-что поняла. Бог меня любит, Лиза. Другой на моем месте ломал бы себе голову или хотя бы ноги. А мне – хоть бы что! И не говори мне про тополь или про ящики. Это глупости. Когда Авраам уже чуть-чуть не убил Исаака, Бог послал ангела, и ангел привел Аврааму козла! А мне ангел положил картонные ящики! Спрашивается, зачем? Чтоб я стала умнее! Чтобы я знала, для чего мне жить. И не говори мне про Лёву. У меня больше нет сына. Все! Я не хочу больше слышать его имени. У меня есть дочь. Да, я удочерю Сонечку. Я найму учителей, она поступит в институт. Конечно, не в педагогический, что это за специальность, возиться с чужими детьми.
Пусть она будет инженер. Я найду ей мужа. Хорошего еврейского парня, чтоб была хорошая семья. У меня уже есть на примете одна семья. Очень, очень приличная семья... И чтобы она родила детей. Да, и внука мы назовем Вениамин, в честь моего покойного мужа.
ЕЛИЗАВЕТА. Нельзя удочерить взрослого человека. Сонечке восемнадцать лет.
ЭСФИРЬ. Что, в восемнадцать лет уже не нужна мама? Почему я не могу удочерить Сонечку? Она дитя Симы Винавер. А Винаверы – хорошая еврейская семья, и Бог знает сколько лет мы жили с ними на одной улице. Это родная кровь.
ЕЛИЗАВЕТА. Хватит, Фира, хватит. Это не родная кровь. Знай: Сонечка не родная дочь Симы. Приемная. Сима взяла ее в детском доме, когда Сонечке не было пяти лет.
ЭСФИРЬ. Что? Как это?
ЕЛИЗАВЕТА. Я пятьдесят лет проработала акушеркой, Фира. Это бывает. Раньше – реже, теперь – чаще. Сонечку бросила мать. Отказалась.
ЭСФИРЬ. Ой-ей-ей! Какое несчастье! Какая сука! Какая стерва! Я бы убила ее своими руками! Я бы ее задушила! Это хуже фашистов! Оставить, бросить свое дитя! О, что ты мне сказала! Мое сердце просто разрывается! (Пауза.) А откуда ты знаешь?
ЕЛИЗАВЕТА. Мне Сонечка сказала.
ЭСФИРЬ. А почему она мне не сказала?
ЕЛИЗАВЕТА. Разговор не зашел.
ЭСФИРЬ. Деточка моя! Доченька моя! Два раза потерять мать! Сирота, без папы, без мамы! Господи, как ты это безобразие допускаешь? Ой, кровиночка моя! (Пауза.) Если ее Сима удочерила, почему я не могу?
ЕЛИЗАВЕТА. Да в Сонечке нет ни капли еврейской крови. А Симу спасла и вырастила тетя Клава, и Симе было все равно, есть в ребенке еврейская кровь или нет... А тебе?
ЭСФИРЬ. Лиза, ты дура! Девочку бросила мать. Это такое несчастье! Это сиротская горькая несчастная кровь! А ты говоришь – нет еврейской крови! Это же самая разъеврейская кровь!
Входит Соня с хлебом.
Доченька моя! Иди сюда!
СОНЕЧКА. Я хлеб принесла.
ЭСФИРЬ. Почему же ты мне ничего не сказала?
СОНЕЧКА. Чего не сказала?
ЭСФИРЬ. Деточка моя, никогда, никогда я тебя не оставлю, кровиночка моя...
СОНЕЧКА. Я хлеб... Что с вами, Эсфирь Львовна?
Картина двенадцатая
СОНЕЧКА. Вить, а когда ты на меня обратил внимание?
ВИТЯ. Я в пятом классе был в тебя ужасно влюблен, и в шестом. А потом возненавидел. Не знаю, почему. Ты входишь в класс, а меня ну просто всего переворачивает.
СОНЕЧКА. Мне всегда казалось, что ты ко мне очень плохо относишься.
ВИТЯ. Ну, а потом, в десятом, мы с Ленкой стали гулять. Она про тебя часто поминала.
СОНЕЧКА. Мне Ленка, конечно, говорила, что с тобой встречается.
ВИТЯ. Да все знали. Все наши. Только, Соня, это было все совсем другое. Никакого сравнения. Ты и не думай, Сонь.
СОНЕЧКА. Все равно нехорошо как-то. Ленка – подруга моя. Да со всех сторон нехорошо. Ой, самое главное тебе не сказала! Я письмо от Левы получила.
ВИТЯ. В Новосибирск зовет?
СОНЕЧКА. Совсем наоборот. Он просит прислать ему заявление, чтобы брак признать недействительным.
ВИТЯ. А ты что?
СОНЕЧКА. Я тут же и послала. Витечка, если бы тебя не было, я бы, наверное, очень переживала. А теперь мне это совершенно все равно. И даже очень легко. Я утром как проснусь, вспомню про тебя и улыбаюсь. Меня свекровь все время спрашивает: «Сонечка, чему это ты улыбаешься?»
ВИТЯ. Мне тоже ребята говорили: «Ты что, как дурак, все время улыбаешься?»
Целуются.
Сонь, ты уедешь теперь?
СОНЕЧКА. Уеду, конечно. А что мне тут делать?
ВИТЯ. Когда?
СОНЕЧКА. Когда у Эсфири Львовны гипс снимут.
Я же не могу ее одну оставить, с гипсом-то. Ни умыться, ни еду приготовить.
ВИТЯ. В общем-то, ты права. С какой стати тебе у них жить?
СОНЕЧКА. Ты не думай, Витя. Я ведь на работу устраиваюсь. В детский садик, прямо во дворе. Временно.
ВИТЯ. Плохо, конечно, что ты уедешь. Но в общем-то все правильно, Сонь.
СОНЕЧКА. Дождик начинается. Пошли ко мне.
ВИТЯ. Нет, я больше к тебе ходить не буду. Мне перед старухой стыдно. Она все – покушайте, покушайте. Пошли в кино.
СОНЕЧКА. Пошли.
Картина тринадцатая
В квартире Елизаветы Яковлевны. Она в ворохе бумаг. Сонечка сидит напротив.
ЕЛИЗАВЕТА (отодвигает бумаги). Сонечка, что стряслось, детка?
СОНЕЧКА. Все! Все стряслось!
ЕЛИЗАВЕТА. Ты получила письмо от Левы?
СОНЕЧКА. Получила. Отправила я ему заявление. Да не в этом дело!
ЕЛИЗАВЕТА. Так что случилось у тебя?
СОНЕЧКА. Тетя Лизочка, я устраиваюсь на работу в садик.
ЕЛ И ЗА В ЕТА. И хорошо. Я думаю, что ты совершенно права.
СОНЕЧКА. Меня послали по врачам, анализы сдавать и все такое... к терапевту, и к невропатологу и к гинекологу... и гинеколог мне сказал, что я беременна. Но этого не может быть.
ЕЛИЗАВЕТА. А какой срок, Сонечка?
СОНЕЧКА. В две недели...
ЕЛИЗАВЕТА. Нет, нет, этого не может быть. Ни один гинеколог не ставит двухнедельного срока, это какая-то ошибка, недоразумение.
СОНЕЧКА. Вот и я говорю, что этого не может быть! А она говорит – да! А в садике говорят, чтобы я оформление прошла в две недели...
ЕЛИЗАВЕТА. Подожди, деточка, какие две недели? Я спросила, какой срок беременности тебе определили?
СОНЕЧКА. Десять недель. Но этого не может быть!
ЕЛИЗАВЕТА. Извини, Сонечка, но ответь мне на один вопрос: у тебя был кто-то?
СОНЕЧКА (твердо). Нет. (Поколебавшись.) То есть ничего такого у меня не было.
ЕЛИЗАВЕТА. Погоди, погоди, но что-то ведь было...
СОНЕЧКА. Было один раз что-то такое, но вы не думайте, это не то...
ЕЛИЗАВЕТА. А ты знаешь, что такое то?
СОНЕЧКА. Нет. Но то, что было, это точно не «то».
ЕЛИЗАВЕТА. Ты вспомни все, что было.
СОНЕЧКА. Да почти ничего и не было. Он спросил меня про Леву, а я вдруг разревелась, как дура, мне так обидно показалось, а он меня обнял и поцеловал, и был такой момент, когда я испугалась. Но это было только одно мгновение, и все... потому что вы тогда в дверь позвонили... когда Эсфирь Львовна упала, это было...
ЕЛИЗАВЕТА. Я? Я позвонила... О Господи, ну конечно же...
СОНЕЧКА. Он мой одноклассник, служит под Москвой. Он тогда просто так зашел. И вот, все началось тогда...
ЕЛИЗАВЕТА. Да, тебе повезло, доченька.
СОНЕЧКА. В каком смысле, тетя Лиза?
ЕЛИЗАВЕТА. Я знала множество женщин, у которых за всю жизнь не получалось того, что у тебя получилось в одно мгновение.
СОНЕЧКА. Вы тоже думаете, что я беременна?
ЕЛИЗАВЕТА. Завтра я отведу тебя в мой роддом, к нашему главврачу, он тебя посмотрит, и это уже будет наверняка...
СОНЕЧКА. Какой ужас! Что же делать?
ЕЛИЗАВЕТА. Как – что делать? Рожать.
СОНЕЧКА. Ой, как все нескладно у меня... А как я скажу Эсфири Львовне?
ЕЛИЗАВЕТА. Да подожди ты об Эсфири. Скажи мне, а этот твой герой, он у тебя с тех пор не появлялся?
СОНЕЧКА. Я его четыре раза видела. Первый раз он домой пришел, а потом мы на вокзале встречались. Но больше ничего такого не было. Мы только в кино ходили. И целовались.
ЕЛИЗАВЕТА. А ты ему сказала?
Читать бесплатно другие книги:
