Русское варенье Улицкая Людмила

Интермедия

Вставка в темноте, означающая протекание времени. Вспыхивают свечи, фонарики, движутся по сцене фигуры в разных направлениях, среди них медсестра в белом халате, Семен и некто в кепке. Мелькает даже Микки Маус. Музыка, построенная из партии ударных, фортепианной игры Андрея Ивановича, стрекота пишущей машинки, трелей телефонных звонков, мяуканья кошки. На этом фоне звучат реплики.

– Осторожно! Уборная не работает!

– Где эти битые яйца?

– Это медсестра пришла делать Константину укол.

– Надо вызвать мастера по ремонту пишущих машинок! Это катастрофа! Я не могу работать!

– Он не работает!

– Она не работает!

– Я работаю как ломовая лошадь!

– Не надо идеализировать прошлое!

– Не надо идеализировать будущее!

– Вы серо живете, вы много говорите ненужного!

– Дача разваливается! Ну неужели никто ничего не сделает?

– Надо позвать человека! Где Семен?

– Пускай Ростислав в конце концов займется домом!

– Надо перестать восхищаться собой! Надо работать! Надо тяжело работать!

– Лучше помолчим!

– Идеалы добра и общественного самосознания!

– Пятьсот долларов в неделю на хозяйство…

– Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете.

– Антон Павлович много насочинял: кое-что преувеличил, кое-что изменил…

– Лиза! Воздержись!

– Какой у вас голос… возбуждающий…

– Я не работал ни разу в жизни. Лакей стаскивал сапоги. Я буду работать.

– Пускай работает рабочий! И не рабочий, если хочет! А я работать не хочу!

– Не надо идеализировать прошлое!

– Теперешняя жизнь будет со временем казаться странной, неумной и грешной…

– Поставьте самовар! Кто-нибудь, поставьте самовар!

– Прививки от бешенства! Сорок прививок от бешенства! Всем прививки от бешенства!

– Прививки от тихого помешательства!

– Если бы жить начать снова!

– В нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные люди – это военные!

– Пекин. Здесь свирепствует атипичная пневмония. Простите, оспа.

– Каких-нибудь двести-триста лет…

– Не надо идеализировать будущее!

– Живем в таком климате, того и гляди снег пойдет…

– У Гоголя сказано: скучно жить на этом свете, господа!

– Пасха! Пасха! Святая Пасха!

– Где Семен? Канализацию прорвало! Семен! Где Семен?

– Пасха!

– А Римского Папу не впускать! Не впускать!

Действие второе

Интермедия продолжается в темноте, все те же реплики. Возглас «Пасха!». Колокольный звон. Загорается свет. Утро. Кое-где шторы отодвинуты, проникает свет. Накрыт стол. Куличи, пасха, крашеные яйца. Жареный поросенок. За столом никого. Вокруг стола несколько стульев, остальные стулья перевернуты. Слышен стук пишущей машинки. Распахивается дверь. В ярко освещенном дверном проеме – молодая красивая пара, Ростислав и его жена Алла, она же писательница Евдокия Калугина. В их одежде много белого, по контрасту с окружающим оба словно светятся на блеклом фоне гостиной.

РОСТИСЛАВ. Смотри-ка! Стол накрыт, и никого нет!

АЛЛА. Да, пир горой…

РОСТИСЛАВ. Стол ломится.

АЛЛА. А стулья, видишь, уже все сломились.

РОСТИСЛАВ. Да… разруха!

АЛЛА. Действительно, пора с этим кончать.

РОСТИСЛАВ. С этим трудно кончать. Кусок жизни…

АЛЛА. А чем так пахнет?

РОСТИСЛАВ (неуверенно). Куличами…

АЛЛА. Куличами тоже немного пахнет… Но в основном… (Принюхивается, морщится.) А почему такая темень в доме?

Ростислав отодвигает тяжелые занавеси, свет падает из окна. Ростислав чихает. Открывает окно. Чихает Алла.

РОСТИСЛАВ. Вот и светло.

АЛЛА. Какая пылища! Шторы лет десять не стирали…

РОСТИСЛАВ. Когда еще дед был жив, там, на южной стороне, были оранжереи… Ананасы, абрикосы, орхидеи…

АЛЛА. Мичуринские?

РОСТИСЛАВ. Нет, еще от старой усадьбы…

АЛЛА. Интересно, куда все подевались? Одиннадцать часов.

РОСТИСЛАВ. Спят, я полагаю… (Звонит мобильный телефон.) Это не мой вопрос. К заместителю. Нет, не обсуждается.

АЛЛА. Я считаю, что надо им сообщить… Пора с этим кончать…

РОСТИСЛАВ. Это не так просто. Ты совершенно не понимаешь маминой психологии. Она всегда смиряется с любым фактом. Но – постфактум. (Искренне любуется женой.) Дуся моя, ты шикарно выглядишь!

Ласковое прикосновение, на которое Алла снисходительно отвечает. Раздается дробь пишущей машинки.

РОСТИСЛАВ. Слышь, все спят, а она работает. Как пчелка. Тебя, дуся моя, переводит. Боюсь, не самая удачная твоя идея.

АЛЛА. Котик! А у меня были когда-нибудь неудачные идеи? Может, я – неудачница? И муж у меня – лох? И дети – придурки? Может, двадцать миллионов баб от меня не тащатся?

РОСТИСЛАВ. И как тащатся…

АЛЛА. Или ты думаешь, что от моих книг англоязычное бабье не протащится? Что у них – бабье другое?

РОСТИСЛАВ. Почему другое? Точно такое же, как у нас!

АЛЛА. И не протащатся?

РОСТИСЛАВ. Протащатся, Дуся моя, конечно, протащатся! Куда им деваться…

Звонит мобильный телефон.

АЛЛА. Слушаю. Простите, какой журнал? Нет, не поняла, интервью? Я подумаю. Позвоните, пожалуйста, во вторник моему литагенту Да, спасибо… Совсем обнаглели… Да, так вот: в этом деле главное с правильной карты зайти…

РОСТИСЛАВ. Ну ты нахалка! Моими словами чешешь! Это же я всю жизнь тебя учил – насчет правильной карты!

АЛЛА. Научил. А здесь, ей-богу, пованивает…

РОСТИСЛАВ. Значит, муж у тебя – ничего, в порядке?

Обнимает ее сзади, она прижимается к нему. Ростислав садится в кресло-качалку.

АЛЛА. Не садись! Испачкаешься!

Он пытается усадить ее к себе на колени.

АЛЛА. Кресло-качалка точно рассыплется…

РОСТИСЛАВ. А как романтично!

АЛЛА. Муж ты – в полном порядке. Но семейство твое малахольное…

Увлечены любовной игрой.

РОСТИСЛАВ. Я люблю идею семьи. Семейные ценности… Я люблю мою семью. Согласен, они несколько малахольные. (Смеется.) Это малахольное семейство представляет собой вымирающую русскую интеллигенцию. Другой такой нет… Страшно далека она от народа… Герцен ее будил, будил… Не помнишь? В школе по литературе проходила, дуся моя?

АЛЛА. Проходила. По биологии… Вымершие животные. Называются динозавры.

РОСТИСЛАВ. Нет, по литературе. Называются лишние люди… Теперь таких не делают. Раритет, я же говорю! (Звонит мобильный.) Не понял. У нас с ним не одна сделка идет, а две параллельные. Пока.

АЛЛА. Нашел раритет! Полстраны таких раритетов! Три четверти населения – лишние люди. Никто не хочет работать!

РОСТИСЛАВ. И все-таки я уверен, история нашей семьи – прекрасный сюжет для твоей книги.

АЛЛА. Очень статично. Никакой истории как раз и нет.

РОСТИСЛАВ. Ну что ты! Как раз это и интересно!

Звонит мобильный телефон.

АЛЛА. Какой тираж прошел? Немедленно допечатку! Пятьдесят? Двести пятьдесят, я говорю… (Отключает.)

РОСТИСЛАВ. Сколько всего произошло – революции, войны, репрессии, а они не изменились, несмотря ни на что – чистые люди! Они чистые люди!

АЛЛА. Не знаю, о чем ты… Чистые! Сплошная антисанитария. Надо продезинфицировать… а еще лучше – сжечь!

Смолкает стук пишущей машинки, входит Наталья Ивановна, кидаются в объятия друг другу. Целуются, снова целуются, снова целуются.

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Наконец-то! Ростик! Аллочка! Вы без детей? Как жалко! А где же Савик с Груней? Савик уже вернулся? Нет? Как вы чудно выгладите! Аллочка! Какая ты у нас красавица! Как же я рада, детки!

РОСТИСЛАВ (одновременно с матерью). Христос Воскрес! Приехали поздравить вас с Пасхой! Ну, как вы тут? Ой, подарки в машине оставил! Сейчас принесу! Где сестры мои?

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Что детки?

РОСТИСЛАВ. Савик в Лондоне, Грунька с няней. Новая гувернантка замечательная, с немецким, английским и французским, смешная девчонка швейцарка, ее прабабушка, представь, в России гувернанткой служила…

АЛЛА. Наталья Ивановна! Здесь так мило, такой участок огромный, и такое романтическое запустение… Как Леля, Варя? Лиза к нам заезжала как-то… Ростик, насчет швейцарки еще посмотрим, у меня есть некоторые сомнения. Савик в Лондоне до конца мая, а потом собирается на практику в Бразилию…

РОСТИСЛАВ. Слушай, мам! Что это у вас – стол накрыт, ни души… Куда весь народ подевался?

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Ну… Вава спит, отстояла длинную службу, пришла утром. Леля с мужем уехала вчера в Москву, у Константина рука нарывает, так что они сначала к хирургу, а потом собирались ночевать у друзей… Андрей Иваныч… О! Это действительно новость! У Анны Павловны муж умер…

РОСТИСЛАВ. У Железной Жизельки? Я думал, она и сама давным-давно умерла!

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Жива-здорова… Вызвала к себе Андрея… Его уже два дня нет. Завтра он на похороны собирается.

РОСТИСЛАВ. К мертвому сопернику?

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Ну что ты, Ростик, они же многие годы общались, в шахматы играли, у них были очень хорошие отношения.

РОСТИСЛАВ. Ой, Алка! Это такая семейная история! Точно для тебя! Ты дядю нашего помнишь?

АЛЛА. Да конечно помню. Был у нас на свадьбе… С усами. Гибрид Чапаева с балалайкой… и потом я его как-то видела…

РОСТИСЛАВ. Ну да! Он с детства был влюблен в балерину… И после нее всю жизнь путался исключительно с балеринами…

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Аллочка! Не слушайте его! Все совершенно не так! Он преданно любил ее всю жизнь, а она вышла за другого…

РОСТИСЛАВ. За несколько десятков других!

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Ну Ростик! Как ты можешь! Она действительно несколько раз была замужем. Но с Андреем Ивановичем всю жизнь тайно встречалась…

РОСТИСЛАВ. Это романтическая версия. А реально – всю жизнь он путался с молоденькими балеринами… Имей в виду при этом, что он математик! В голове – сплошная абстракция, какая-то Банахова алгебра, Гилбертовы пространства… и молоденькие балерины всю жизнь! Разве не сюжет? А?

С улицы входит Андрей Иванович —в пальто, в шляпе, с тростью.

РОСТИСЛАВ (целует его). Здравствуй, дядька! Христос Воскрес!

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Воистину! Рад тебя видеть! О, ты с женой! (Целует Алле руку.) Редкие гости! Как кстати! Давайте к столу!

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Ой, что же это я! Конечно же, к столу! К столу!

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. А где все? А где Мария Яковлевна? Ишь, как она расстаралась! Где же она?

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Она слегла, бедняжка. Радикулит разбил. Накрыла на стол и слегла… (Отходит в глубину и кричит.) Мария Яковлевна! Гости приехали!

РОСТИСЛАВ (кричит).М аканя!(Звонит мобильный телефон.) Да, Алексей! Конечно! Будем смотреть из восьми… Ну, хотелось бы. Встретимся. Обсудим. (Алле) Борташов звонил.

АЛЛА. Сам?

РОСТИСЛАВ. А куда ему деваться? Предложил встречу.

АЛЛА. Сам? (Ростислав кивает.) Нет слов!

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Маканя! (Ростиславу) Сейчас выйдет. Она так тебя… вас ждала! Так готовилась! Три дня от плиты не отходила!

Андрей Иванович лезет в холодильник, достает бутылку водки. Входит Мария Яковлевна с палкой, сильно хромая.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Осторожно, Андрей Иванович! Дверка плохо захлопывается! Ростик! Дорогой мой! Мальчик мой! Аллочка! (Целует их.)

РОСТИСЛАВ. Христос Воскрес, Маканя!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ну, хорошо, хорошо! Пусть воскрес! Это, конечно, против моих убеждений, но праздник есть праздник!

РОСТИСЛАВ. Наша Маканя – враг всех религий, Аллочка! Тетя наша атеистка! (Целует ее в голову.) Все бы христиане такие были, и проблем бы не было!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Да, я атеистка, Алла. Но я уважаю чужие взгляды… Вот Вава, например. Уважаю… И семейный уклад для меня – святое! Праздник – превыше всего! Я все праздники чту – Новый год, Рождество, Пасху, Седьмое ноября и Первое мая. Для меня все праздники равны!

РОСТИСЛАВ. Но есть особенно равные!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Так что прошу к столу!

Рассаживаются. Ростислав пытается перевернуть стул.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Конечно, мой покойный брат был принципиальнее меня! Ваш отец никогда не сел бы за пасхальный стол! Да – были другие времена! Зато какая дисциплина! Какой порядок! Профком, местком, треугольник! Это теперь – шаляй-валяй!

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Осторожно, Ростик, там доска гнилая, можно провалиться!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Кулич немного пригорел, но только сверху. Берите поросенка, ветчину… Хрен, горчица, пожалуйста…

РОСТИСЛАВ. Нет, нет! Мне не наливай! За рулем!

Звонит мобильный телефон.

АЛЛА. Нет, свяжитесь с моим агентом. Нет, нет, я этим не занимаюсь. Только через агента. Всего доброго.

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. А я без руля! Да! Мне можно! Всегда можно! (Наливает себе, всем предлагает, все отказываются, кроме Аллы.) А невестка молодец! Может, Алла, вы предпочитаете коньяк?

АЛЛА. Нет, нет! Предпочитаю водку! Дезинфицирует!

Входит Варвара.

ВСЕ. Вава! Варвара! Варечка! Христос Воскрес! С праздником!

ВАРВАРА. Воистину воскресе!

Все выходят из-за стола, целуются, снова рассаживаются.

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Подождите, а Лиза? Где Лиза?

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. В мезонине.

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Надо Лизу позвать.

Мария Яковлевна встает, хромает к лестнице. Лиза спускается по лестнице с телефоном.

ЛИЗА. Ростик! Сам приехал! (Лиза виснет на нем, как маленький ребенок, тепло целуются.) Ростик! Генерал ты наш!

Все рассаживаются, принимаются за еду.

АЛЛА. Нет, нет, спасибо, я мяса не ем…

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Скажите пожалуйста… Какое совпадение! А я рыбы не ем!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ростик! Я давно тебе хотела сказать, между прочим… Вот ты купил Лизе машину, и мы теперь в постоянном беспокойстве! Девочка одна носится по ночам на машине…

ЛИЗА. Маканя! Ты забыла Ростика спросить про вибрацию!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Да, Ростик! Я всех спрашиваю, никто не может мне разъяснить! Ты понимаешь, в доме какая-то вибрация! Говорили, что до войны здесь был военный завод – не слышал? Там вот мне кажется, что временами из-под земли какая-то вибрация. Не чувствуешь? (Она прислушивается.) Нет, кажется, сейчас не чувствуется? Я думаю, там какой-то вибратор! А ты как думаешь?

РОСТИСЛАВ (переглядывается с женой). Вибратор? Нет, ничего не знаю. А что ты про машину спрашивала? Какая машина?

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. А, машина! Которую ты Лизику подарил! «Оку»!

РОСТИСЛАВ. Я? «Оку»?

ЛИЗА. «Оку»! Ты мне подарил «Оку»! Ко дню рождения! Ты что, забыл, Ростик? «Оку»!

РОСТИСЛАВ. Ах, «Оку»? Нуда, «Оку»…

ЛИЗА. Ты же не жалеешь, правда? Ты же Савику тоже купил машину, когда ему восемнадцать лет исполнилось? Правда?

РОСТИСЛАВ (смеется). Правда… Правда… Конечно, без машины сейчас невозможно… Ты водить-то научилась?

ЛИЗА. Закончила школу, сдала на права… Все в порядке.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Аллочка! Почему вы не кушаете? Лелечки нет, а то бы вся семья в сборе…

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Она обещала утром приехать. Скоро будет, я думаю… Ростик, ты бы придумал что-нибудь насчет ее работы.

РОСТИСЛАВ. Мам, я Елену уже устраивал… В общей сложности три раза…

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ваш покойный отец был бы так рад…

ЛИЗА. Кулич сырой!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Нет, Лизик, он пригорел немного.

ЛИЗА. Сверху пригорел, зато внутри сырой.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ростик, ты совсем не кушаешь! Аллочка!

Стук в дверь. Входит Семен.

СЕМЕН. С праздником! Поздравляю всех!

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Поздравляем вас, Семен.

СЕМЕН. Ну, я пришел насчет двери-то!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ой, как хорошо! Мы вас так ждали! Чем это от вас пахнет?

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. А может, немного попозже, а? У нас гости…

СЕМЕН. То сами просили – срочно, срочно, а как я пришел – заняты.

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Действительно, может, завтра?

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Селедкой пахнет! Конечно, селедочкой пахнет!

СЕМЕН. Сами же говорили, засор, то-се… я конкретно пришел…

Направляется к выходу, оборачивается у двери. Наталья Ивановна шепчется с Марией Яковлевной, та встает и, ковыляя, собирает продукты: бутылку водки из холодильника, кулич, яйца и большой кусок ветчины.

СЕМЕН. Мне бы с вами переговорить, Андрей Иваныч.

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Семен! Семен! Вот вам гостинцы! (Кидается ему вслед, сует продукты.) Пожалуйста!

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Да, да… на днях, Семен. Непременно.

СЕМЕН (полные руки продуктов). Ну, как хотите… То сами говорили – срочно, канализация не работает, а когда я прихожу, ничего и не нужно, выходит дело… Дверь там на улице прислоненная к уборной стоит… (Уходит с видом глубокой обиды и оскорбленного достоинства.)

РОСТИСЛАВ. Что это за хмырь?

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ростик, это наш спаситель! Золотые руки! Все нам чинит! Если бы не он, дача бы давно рухнула! Просто бы рухнула!

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Прораб местный.

РОСТИСЛАВ. Подозрительный тип!

НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Действительно, все нам починяет…

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Да! Он такой мастер! Блоху на скаку остановит!

Алла и Лиза заливаются хохотом.

ЛИЗА. Маканя! Не блоху! Коня! Коня на скаку украдет!

МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ах, бросьте ваши хиханьки, честное слово! Вы думаете, легко общаться с простыми людьми? Каждый раз – десять долларов.

РОСТИСЛАВ. Ну ладно вам! (Подходит к окну.) Здесь так прекрасно! Старые сосны. Там часть сада еще осталась? (Звонит мобильный.) Ты с ума сошел? Только с производителями! Даже разговору быть не может… (Разъединяет.)

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Осталось несколько яблонь.

РОСТИСЛАВ. А вишни?

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Давно посохли.