Валет Бубен Седов Б.
– А я и не говорю, – перебил меня Бурлак. – Мне эти понятия – знаешь, где? – и он ткнул себя двумя растопыренными пальцами в горло.
– Знаю, – кивнул я, – отлично знаю. И заметь, что эти авторитеты, которые громче всех кричат о соблюдении воровского кодекса, сами же его и нарушают. Взять хотя бы того же Стилета, чтоб ему на том свете раскаленный лом в задницу засунули.
– Верно говоришь, – кивнул Бурлак. – А я так думаю, что эти понятия только для того, чтобы рядовую братву в узде держать. Тут как в партии – кто наверху, тот делает то, что хочет, и на всякие там понятия плюет. Это я уже давно понял. Да и сам ты,
Знахарь, разве не так делаешь? Ты пойми, я не в упрек тебе говорю, просто сам в авторитеты целю и знаю, что буду поступать точно так же, как и остальные. А дальше все от человека зависит.
– Точно, – подтвердил я, – так и есть. Именно – от человека. Ну что, еще по одной?
– А давай! – с готовностью поддержал мою свежую мысль Бурлак и разлил водку.
Мы приняли еще по одной, и он сказал:
– Ну так что у тебя за дело, давай, излагай, а то мы что-то о теории заговорились, пора и к практике переходить.
– Пора, – согласился я.
Налив себе минералки, я заговорил о деле.
– Так вот, мой названый брат в руках у «Аль-Ка-иды».
Бурлак округлил глаза и присвистнул:
– Эка тебя занесло! Высоко летаешь, Знахарь, с такими знаменитыми людьми схлестнулся!
– Вот именно. Они хотят получить за него выкуп, и этот выкуп у меня есть.
– А что за выкуп, крупная сумма?
– Это вообще не деньги. Это просто одна старинная книга.
– Это что же за книга такая, – наморщил лоб Бурлак. – За какую это такую книгу исламисты человека в заложниках держат? Ну не за подшивку же «Плейбоя» за последние тридцать лет?
Наташа засмеялась, и я ответил:
– Конечно, не за «Плейбой».
– Тогда получается, что у тебя какой-то особо ценный Коран, потому что никакая другая книга не может представлять для них большой ценности, – уверенно заключил Бурлак, и я приятно удивился его сообразительности.
– Правильно получается, – подтвердил я.
– И еще получается, что Бурлак не такой тупой, как это кажется с первого взгляда, – с довольным видом сказал Бурлак. – Ну что, еще по одной?
– А как же! – согласился я, и мы выпили еще по одной.
Рюмочки были маленькие, граммов по двадцать, так что такое частое опрокидывание их не могло привести к каким-нибудь неприятным последствиям. Голова оставалась ясной, язык работал четко, и только приятное тепло расходилось после каждой рюмочки по всему телу.
– Да, Бурлак, у меня имеется особо ценный Коран, за который они готовы не то что заложников хватать направо и налево, а еще и продать свои бессмертные бородатые души самому шайтану.
– О как! – изумился Бурлак и закурил. – А посмотреть-то на него можно?
– Можно, – великодушно ответил я, – потом покажу.
Бурлак кивнул, и я продолжил:
– Сначала я думал, что этот Коран представляет ценность только для них. И нужно было всего лишь грамотно организовать обмен, чтобы не пострадал заложник. Но потом я узнал еще кое-что и теперь не хочу отдавать им книгу. Но и Алешу нужно вытащить. Вот такая вот задачка.
– Та-ак… – Бурлак прищурился куда-то в пространство, – значит, их нужно валить. Всех до единого.
– Вот именно, – подтвердил я, – но Алеша должен остаться невредимым. И чтобы ни один волос. Понимаешь? Если такой возможности не будет, придется отдать им Коран.
– Короче, и чтобы волки сыты, и овцы целы, – задумчиво протянул Бурлак. – А что это за Алеша такой, что ты за него так болеешь?
И он внимательно посмотрел на меня. Я помолчал и ответил:
– Из-за меня погибла его сестра, а его самого выкрали агенты ФСБ и попытались сделать из него своего пидара гнойного. Но ничего не вышло. А к арабам этим он попал опять же из-за меня. И я теперь просто честью своей должен его вытащить.
– Тогда понятно. Ну а Коран этот, что в нем ценного?
Я усмехнулся и сказал:
– Я не буду говорить тебе, что именно в нем такого ценного, но обещаю, что если поможешь мне благополучно провернуть эту операцию, то я тебя отблагодарю. Не буду называть суммы, но обещаю, что это будет в любом случае больше, чем ты хотел бы. И тогда ты сможешь купить себе островок в Карибском море и послать всех очень далеко. Вместе с их авторитетами и понятиями.
– Складно звонишь, Знахарь, – засмеялся Бурлак и налил еще.
Было видно, что такая перспектива ему по душе. Еще тогда, на зоне, присмотревшись к нему, я увидел, что у нас с этим парнем много общего. Он не был прирожденным уголовником, не принимал блатной мир как нечто родное, не радовался своей причастности к криминалу. Но, с другой стороны, волею судьбы получив такую роль в жизни, следовал ей со всей возможной строгостью и по-своему честно. И, гадом буду…
Неожиданная мысль пришла мне в голову, и я, засмеявшись, сказал:
– А давай поспорим!
– А о чем? И на что? – оживился Бурлак.
– На что… А на щелбан!
– А о чем?
– А о том, – и я придвинулся к нему, глядя прямо в глаза, – что, когда ты станешь авторитетом, то очень скоро про тебя скажут, что ты неправильный вор в законе. Идет?
– Нет, не идет, – засмеялся Бурлак, откинувшись на спинку кресла.
– Это почему же? – удивился я и взял со стола полную рюмочку.
– А потому что я и сам об этом знаю!
– Ну во-от… – разочарованно протянул я. – Ая-то хотел тебя подловить!
– Меня хрен подловишь! – гордо сказал Бурлак и опрокинул рюмку в рот.
Я последовал его примеру и, переведя дыхание, спросил:
– А откуда ты это знаешь?
– А оттуда, что эти базары уже слышал. Тутошние паханы не устают об этом говорить, что твои попы. Все втирают – ты, мол, будь правильным, и тогда будет тебе хорошо, а будешь неправильным будет тебе плохо и кишки твои по забору развесят. А сами… Знал бы ты, Знахарь, что они сами творят.
– Знаю, – коротко ответил я и подцепил на вилку кусманчик белой рыбы с перламутровым отливом на срезе.
– Очень хорошо знаю, – повторил я и отправил рыбу в рот.
– Ну вот, раз знаешь, тогда и говорить не о чем. Но в авторитеты выдвигаться все равно нужно. А то ходить в вальтах что-то не очень уютно. Даже если валет и козырный.
– Верно говоришь, Миша, – вздохнул я. Он кивнул, а я посмотрел на Наташу.
Она вела себя, как хорошо воспитанная восточная женщина. Двое мужчин беседовали о своих мужских делах, а ее будто бы и не было здесь. Молодец, соображает, подумал я и спросил у Бурлака:
– А как там насчет горячего? Закусочка дорожку проложила, теперь пора и основной хавке подтягиваться.
– Созрел, значит, – удовлетворенно отметил Бурлак и, повернушись в стоявшему в отдалении метру, кивнул.
Тот кивнул в ответ и важно вышел из зала.
– Сейчас будет и горячее, – сказал Бурлак, – а мы пока что еще по одной.
– А я пропущу, – в первый раз за все это время подала голос Наташа.
– А как хочешь, – благодушно отозвался Бурлак и наполнил две рюмочки.
Я взял свою и сказал:
– Вот я тебе рассказал про арабов, Алешу и Коран, но это ведь еще не все.
– Да ну? – заинтересовался Бурлак и выпил водку. – Давай-давай, рассказывай, я внимательно слушаю.
– Слушать-то ты слушаешь, но ведь я не услышал еще, вписываешься ли ты. Еще раз говорю тебе, что дело это очень серьезное и опасное. И еще раз повторю, что главное тут – спасти человека. Лично для меня важно только это. И если у нас ничего не получится, то не видать тебе ни островка в Карибском море, ни загорелых мулаток. И останешься ты простым уголовным авторитетом, к тому же неправильным, как мы уже выяснили.
– Это я уже понял, – сказал Бурлак.
Он внимательно посмотрел на меня и, почесав пальцем щеку, задумчиво произнес:
– Простым авторитетом, говоришь… Ну а если бы мы не встретились в аэропорту, то так ведь оно и было бы, верно? А кто не рискует, тот не пьет шампанского. Я, правда, шампанское не люблю, но рискнуть ради стоящего дела готов. Тем более что есть шанс хорошее дело сделать – человека спасти. А то ведь мы, сам знаешь, обычно рискуем только ради того, чтобы кого-нибудь ограбить или завалить. Согласен?
– Ну, по большому счету… Конечно, так оно и есть, – согласился я.
– Вот именно. А так, может быть, и на небесах зачтется, и сковородочки для нас поменьше раскочегаривать будут. Так что я – согласен. Давай, говори, что там еще за обстоятельства.
Я посмотрел на Наташу, потом снова перевел взгляд на Бурлака и сказал:
– Наташа, которой я вполне доверяю, – бывший капитан ФСБ.
– Ого! – воскликнул Бурлак и посмотрел на нее новым взглядом. – И как же это ее угораздило связаться с нами, с погаными урками?
– Не паясничайте, Михаил Юрьевич, – оборвала его Наташа. – Во-первых, это неприлично, а во-вторых, я вас вспомнила. И отлично знаю, как вы стали уголовником. Я занималась тем саратовским делом, в которое вас втянул Воротчик, и совершенно точно знаю, как все было. Большим и толстым начальничкам нужно было перевести стрелки от себя на кого-нибудь другого, и вот вас-то они на роль козла отпущения и выбрали. А дальше – все по накатанному сценарию. Как и у Знахаря, между прочим. Так что не надо. А что касается меня, то в ФСБ я угодила точно так же, как и вы со Знахарем к своим уркам. Большой, кривой и ржавый крюк. Знаете, что это такое?
– Знаю, знаю, – ответил Бурлак и выставил перед собой ладони. – Прошу прощения, не хотел обидеть.
– Меня обидеть невозможно, – сказала Наташа, – а кроме того, Знахарь сказал вам, что мы с ним вместе и он мне полностью доверяет. Вы это слышали или пропустили мимо ушей?
Я смотрел на нее и диву давался. Такой твердой я ее еще не видел. Интересно! Налив водочки, я взял рюмку и, как и Бурлак минуту назад, посмотрел на Наташу другими глазами.
Бурлак улыбнулся тоже, взял рюмку и обратился ко мне:
– Слышь, Знахарь, а девушка твоя – ничего, мне нравится! Выпьем за прекрасных дам!
– А мне она тоже нравится, – ответил я и поднял рюмку.
Наташа уставилась на меня, затем, посмотрев на Бурлака, сказала:
– Представляете, это он впервые сказал мне о том, что я ему нравлюсь. Не прошло и сорока лет! И еще для этого понадобилось ехать в Самару и встретиться с вами. За могучий мужской ум!
И она ловко хлопнула рюмку водки. Мы с Бурлаком заржали, и я сказал:
– Понял?
– Понял, – ответил он.
– Ну, тогда давай.
– Давай. За прекрасных дам! И мы выпили еще.
Дверь в углу зала распахнулась, и на пороге показался официант, торжественно кативший перед собой тележку, на которой было что-то, накрытое сверкающим серебряным колпаком.
– Ага, – оживился Бурлак и потер руки, – это их фирменное блюдо.
– А что именно? – поинтересовался я.
– Сейчас увидишь, – ответил Бурлак, и по его глазам я понял, что нас с Наташей ждет сюрприз.
И, когда официант снял скрывавший горячее блюдо колпак, я увидел…
Да, это был действительно сюрприз.
На просторном серебряном блюде лежал маленький, тщательно сделанный из различных сортов тушеного и жареного мяса, Ленин. Он выглядел в точ-ночти, как в Мавзолее, и даже разложенная вокруг него зелень поразительно напоминала венки, которыми была украшена настоящая мумия, лежавшая на Красной площади в Москве.
Несколько секунд я смотрел на это экзотическое блюдо, выпучив глаза, а потом меня разобрал смех. Наташа тоже захохотала. Бурлак, явно довольный произведенным эффектом, сдержанно улыбался.
Когда мы перестали ржать, он сказал:
– Вот такой сюрпризик. Нравится?
– Нравится, – ответил я. – А после того как мы его съедим, коммунистами не станем?
– Депутаты жрут, и ничего, – ответил Бурлак, – и мы съедим за милую душу Не бойся, не отравимся.
– А я и не боюсь, – ответил я и, схватив нож, оттяпал Ильичу голову и положил ее себе на тарелку.
– А вам какую часть? – спросил Бурлак у Наташи.
– Я знаю, какую ей часть, – ответил я за нее.
– Эту часть сам ешь, – возразила она, – тем более что ее тут и нету. Мне – ножку.
– Были ножки Буша, теперь – ножки Ильича, – засмеялся Бурлак и, отхватив ленинскую ногу, положил ее Наташе.
А я, отрезав кусочек гениальной головы вождя мирового пролетариата, налил всем водки и сказал:
– Ну, за светлое будущее?
– За светлое, будь оно неладно, – подтвердил Бурлак, и мы немедленно выпили.
Через полчаса от Ленина не осталось ни кусочка, и одновременно с этим мы прикончили первую бутылку водки. Бурлак повернул голову в сторону метра, и тут же опустевшая посуда исчезла со стола, а вместо нее появились две полные бутылки водки. Этикетки были мне незнакомы, и, рассмотрев их внимательно, я увидел, что водка называется «Самарская конкретная». Уж не знаю, кому в голову пришло такое дурацкое название, но сама водочка была хороша, ничего не скажешь. Проходила она в организм без задержки, и никаких сивушных ароматов не ощущалось. Нормальная водка.
Первая бутылка уже оказала свое вредное, но приятное, воздействие, и мы, слегка расслабившись, благожелательно поглядывали друг на друга и вообще – культурно отдыхали.
Бурлак закурил и, выпустив в потолок несколько колец дыма, спросил:
– Ну так что, ты все мне рассказал, или имеется еще что-нибудь?
– Что-нибудь обязательно имеется.
– Ну, тогда давай, рассказывай, – сказал Бурлак и поудобнее устроился в кресле.
– Бывший Наташин начальник, тот самый пидар, который поймал ее на крюк и заставил работать на органы, тоже хочет присутствовать на этой встрече.
– А на хрена он нам нужен? – перебил меня Бурлак. – Мы с братвой прекрасно справимся с этими муслимами, без всяких там федералов. Ты получишь своего брата, книга останется у тебя, а этот фээсбешник пусть курит бамбук. И все дела!
– Да нет, Миша, к сожалению, все гораздо сложнее. Этот человек – генерал ФСБ Губанов. И это именно он посадил на крюки и Наташу, и меня, и он выкрал из таежного поселения староверов Алешу, которого теперь нужно спасти от муслимов. А еще он хочет поймать меня, зацепить Наташу и снова схватить Алешу и отомстить ему за неподчинение. И это еще не все. Он ничего не знает про Коран, но знает, что у меня есть деньги, на которые он рассчитывает. Он и эти деньги хочет тоже. Выслушав меня, Наташа добавила:
– И еще о том саратовском деле с Воротником, на котором вы погорели. Это ведь именно он держал все на контроле. Я просто не все вам сказала.
– Ага… – протянул Бурлак, и его глаза сузились, – тогда совсем другое дело. Это даже хорошо… Ну что же, пусть приезжает. Встретим.
– Нет, Миша, не надо его встречать, – сказал я, – мне понятно твое желание лично разорвать ему жопу. Это было бы справедливо. Но мы накажем его лучше. Зачем тебе подставлять братву под мусульманские маслины? Для этого есть Губанов. Он ведь встрял в это дело не только для того, чтобы от жадности хапнуть все, о чем я тебе рассказал. Он еще и героем России хочет стать, хочет местную «Аль-Каиду» повязать и получить всякие там бляхи на мундир и на погоны. Вот пусть и старается. Пусть федералы с арабами друг друга покоцают, а нам останется только подчистить все это дело. Так сказать, отполировать поляну.
– Ладно, ты меня уговорил, – сказал Бурлак, – главное, конечно, то, что не хочется зазря братву под пули посылать. Если есть другие люди, готовые на это, то вот пусть они и шмаляют друг в друга. А мы в сторонке пока постоим, это ты правильно сказал. С ними, с пидарами, только так и нужно.
Он вздохнул и добавил:
– И все-таки хотелось бы этому Губанову напоследок в глаза посмотреть…
– Может, и посмотришь, – обнадежил я его, – может, и сложится так, как ты хочешь. Сам знаешь – загадывать ни к чему.
– Точно, ни к чему, – сказал Бурлак, – но все-таки хочется.
– В общем, завтра, на свежую голову, начнем действовать. А там – видно будет.
– Годится, – решительно объявил Бурлак и налил всем водки.
Мы подняли рюмки, и он хрипло объявил:
– Ну, за удачу.
Глава 7
МАХНЕМ НЕ ГЛЯДЯ
Проснулся я оттого, что в комнате кто-то храпел.
Повернув голову и с трудом открыв глаза, я увидел лежавшего на диване Бурлака. Он лежал на спине, открыв рот, и храпел так, будто его душили и резали ему горло одновременно. Я попытался почмокать губами, чтобы этим старинным способом заставить его умолкнуть, но у меня получилось только какое-то шуршание. Губы были совершенно сухие, а когда я почувствовал запах, который исходил у меня изо рта, то мне стало плохо.
Я поднялся с огромной кровати, в дальнем углу которой примостилась Наташа, и побрел в ванную. По пути зацепился плечом за холодильник, и тут в моей голове медленно проползла первая за этот день мысль.
Пиво.
Холодное пиво.
Остановившись, я с завистью посмотрел на белый и совершенно благопристойный, в отличие от меня, холодильник, и зависть плавно превратилась в ненависть. Стоит тут, понимаешь, чистый такой, не пьет, не курит, с похмелья не мучается, ничем не воняет, сволочь белоснежная…
Открыв большую белую дверь, я заглянул внутрь и с облегчением увидел небольшое стадо бутылок с различными напитками. Было среди них и пиво. Я достал бутылку поводил глазами вокруг себя и обнаружил лежавшую на старинном полированном столике открывалку. До нее было недалеко – всего метра три. Без труда преодолев это расстояние, я взял открывалку и, накинув ее на пробку, начал открывать бутылку. Раздалось тихое шипение, и Бурлак тут же перестал храпеть. Он закрыл рот и, не открывая глаз, оторвал голову от дивана и застыл в этой страшно неудобной позе. Видимо, услышав знакомый и столь желанный сейчас звук, он попытался проснуться, но у него ничего не получилось. Когда я, заметив его движение, остановил руку, шипение прекратилось, и голова Бурлака стала медленно опускаться обратно.
Это было интересно, и я, забыв о похмелье, зачарованно следил за тем, как он снова открыл рот и захрапел сначала негромко, а потом – во все завертки. Тогда я вновь нажал на открывалку, снова раздалось волшебное шипение, и снова Бурлак закрыл рот и заткнулся. И голову приподнял, словно на сеансе гипноза. Ну, тут уж мне стало стыдно мучить товарища, я резко скинул с бутылки крышечку, и она покатилась по покрытому темным лаком паркету. И этот звук был уже настолько убедителен, что Бурлак, все еще не открывая глаз, стал медленно садиться.
Тогда я решил разбудить его окончательно и, высоко подняв бутылку, направил пенящуюся струю пива в большой высокий стакан. Услышав это, Бурлак открыл глаза и, посмотрев по сторонам, просипел:
– А я думаю – кто это тут шебуршит… Слышь, Знахарь, мы, по-моему, вчера нормально дали, а?
– Нормально, будь уверен. Лично у меня – мозги раком. А у тебя? Ты хоть помнишь, как мы до номера добрались?
– Не, не помню, – ответил он и потер лицо руками.
– Вот и я не помню. На вот, пивка выпей. И я протянул ему полный стакан.
Бурлак поднес стакан ко рту, но в последний момент его рука дрогнула, и пиво полилось по подбородку и на грудь.
– Ну, бля, облился, – сказал Бурлак, осушив стакан и отдуваясь, – но сразу лучше стало. Сушняк пропал.
Я налил пива и себе и, приложившись к полному стакану, в который вошла вся бутылка, почувствовал себя верблюдом, добравшимся до оазиса. Да, подумал я, алкаши знают толк в этом деле. Ведь попить пива утром после пьянки гораздо приятнее, чем сама пьянка. Вот они и доводят себя до состояния постоянного снятия ломок, а потом тащатся от этого.
Я достал из холодильника еще две бутылки и, открыв их, разлил по стаканам. И только мы с Бурлаком взяли эти стаканы и с пониманием посмотрели друг на друга, как с кровати раздался голос:
– А меня здесь как бы и нет, да? И все пиво в две хари, да? Никакого уважения к женщине, джентльмены хреновы! А вчера оба распинались, как они женщин ценят, уважают и берегут. Ручки целовали, на дуэль друг друга вызывали из-за меня…
Мы с Бурлаком посмотрели друг на друга, и он недоверчиво спросил севшим голосом:
– Что, Знахарь, правда, что ли? Ты что-нибудь такое помнишь?
Я наморщил лоб и что-то такое вспомнил. Что-то было. Не помню точно, что, но – было. И поэтому без особого удовольствия ответил:
– Да, Миша, было. Так что придется ответить за базар.
И, протянув полный стакан пива Наташе, сказал:
– С добрым утром, сударыня! Не желаете ли выпить малую толику этого прекрасного напитка?
– Малую – Толику, большую – Вовану, – сказал вдруг Бурлак и засмеялся.
После вчерашнего смех его напоминал скорее хриплое кудахтанье, и я понял, что пивом тут не обойдешься.
А Наташа закуталась одеялом до подбородка и спросила:
– А джин-тоника там нет?
– Сейчас посмотрю, – ответил я и залпом выпил пиво, которое только что было предложено ей.
После этого опять встал и, с удовольствием чувствуя, как сухожилия перестают быть слишком сухими, а движения становятся более точными, открыл холодильник. Джин-тоник там был. Открыв банку, я вылил ее в третий стакан и протянул его Наташе.
Потом повернулся к Бурлаку и вопросительно посмотрел на него.
Он понял меня без слов и сказал:
– Да-а-а… Пивом голову не обманешь. Но есть дела. Сначала, пока мы еще не совсем поправились, тебе нужно позвонить в два места. А уж потом мы имеем минимум три дня на то, чтобы заниматься пьянством и развратом.
– Развратом – без меня, – заявила Наташа.
– Это понятно, – рассудительно ответил Бурлак. – А пьянством?
– А пьянством – обязательно со мной. Если бы вы знали, ребята, – мечтательно сказала Наташа, – сколько времени я уже не пьянствовала от души!
– А сколько? – с интересом спросил я.
– Ну-у… лет пять, наверное, – ответила она. – То, как мы выпивали с тобой, не в счет.
– Так уж и не в счет? – удивился я.
– Конечно! Все это было на диком напряге, в перерывах между беготней и стрельбой, а тут вроде бы появился небольшой стоп-тайм. Так что можно расслабиться в хорошей компании.
– Хорошая компания, это, я так понимаю, – мы? – полуутвердительно спросил Бурлак.
– Ну, в общем, да, – согласилась Наташа. – Да и другой-то все равно нет!
– Вот так, – сказал я Бурлаку, – вот они всегда так. Все вроде хорошо, а только расслабишься, обязательно поганку подсунут.
И я швырнул в Наташу подушкой. Она взвизгнула и, облившись джин-тоником, спряталась под одеялом.
– В общем, Знахарь, – сказал Бурлак, – давай еще по одной, и притормозим. Ты позвонишь этим своим арабам и федералам, а уж потом, когда договоришься с ними, пойдем в кабак. Пиво – это хорошо, конечно, но сначала – дела.
– Годится, – ответил я и достал из холодильника еще две бутылки.
Через полчаса, уже освеженный душем и оживленный пивом, я сидел перед телефоном и смотрел в бумажки, на которых были записаны номера трубок Губанова и Надир-шаха.
Бурлак сидел напротив и косился на холодильник.
Набирая номер Надир-шаха, я испытывал некоторое беспокойство, но тут уж ничего поделать было нельзя и приходилось терпеть.
В трубке прозвучали несколько звонков и наконец раздался ответ на арабском языке.
– Здравствуй, Надир-шах, – спокойно сказал я.
– Здравствуй, Знахарь, – последовал ответ.
– Книга у меня, она в полном порядке. А что с мальчишкой?
– Он тоже в полном порядке, – ответил Надир-шах, и в его голосе я услышал смесь облегчения и удовлетворения. – Теперь осталось только встретиться.
– Вот именно, – подтвердил я, – но для этого тебе придется приехать с Алешей в Россию.
Я ожидал, что Надир-шах будет протестовать, и уже приготовился врать ему, что меня снова объявили в розыск и что я не могу пересекать границу, но он неожиданно согласился со мной:
– Это правильно, Знахарь. Нельзя рисковать тем, что находится в твоих руках. На границе книгу могут отобрать, сочтя ее исторической ценностью. И это, как ты знаешь, так и есть.
Я, сделав вид, что именно так и подумал, сказал:
– Ты понимаешь меня с полуслова, Надир-шах. Это хорошо. Тогда я жду тебя через три дня в Самаре. Книга при мне.
– Не торопись, Знахарь, – сказал на это Надир-шах, – мы вряд ли увидимся с тобой еще когда-нибудь. Это совершенно ни к чему. Встречаться ты будешь с уже известным тебе человеком.
– Это будет Ахмад? – спросил я, догадавшись, что мне предстоит встреча с этим питерским подонком.
– Совершенно верно. Но до этого, прямо сегодня, я хочу, чтобы ты показал книгу моему человеку в Самаре. Он убедится, что это та самая книга, и тогда уже сообщит мне, что Ахмад может выезжать.
– А что насчет Алеши?
– После того как я услышу сообщение о том, что книга действительно у тебя, Алеша поедет в Россию в сопровождении моих людей.
– Хорошо. Как я встречусь с твоим человеком в Самаре? У вас что – и тут свой филиал имеется?
Надир-шах засмеялся:
– Конечно, Знахарь! Верные слуги Аллаха рассеяны по всему свету и готовят мир к переходу в Ислам. И в этой вашей Самаре – тоже.