Бандит по особым поручениям Седов Б.
Отщелкнув крышку теперь уже на Машином «LG», он снова набрал тот же номер. По его подсчетам выходило, что для свободного пользования этой, второй SIM-картой, оставалось не более получаса.
– Гулько, сделаем так. Через полчаса твои люди привезут к городской свалке негодяя, о котором мы только что беседовали, оставят и уедут. Не к «Стеле», а к городской свалке, уяснил? А на «Стеле» мы пересечемся через час после этого. Ты больше никогда не вспомнишь об этом человеке, а я об ужине в «Садко». Когда я решу с ним все вопросы, мы встретимся там, где договорились. Думаю, это будет правильно, потому что смешивать в один разговор две полярные темы было бы глупо.
– Договорились, – несмотря на закружившуюся от гнева голову, Рома счел предложение разумным. Он уже не оставлял шансов зарвавшемуся американцу.
А Андрей, унося из номера Машину трубку и песцового кролика, оставлял в нем ее кровь и свой разбитый телефон.
В машине он решился на то, что оставлял на самый последний момент. По всей видимости, этот момент наступил. Мартынову очень не хотелось возвращаться к тому, от чего старался уйти все годы проживания по ту сторону океана. Перелетев через него, он еще в течение двух лет рубил прежние связи, отрешался от прошлого, входил в новую жизнь с новыми героями, чтобы вскоре уйти и из нее. Через три-четыре года должен был наступить последний период жизни, когда в возрасте сорока пяти можно все зачеркнуть и родиться для новой жизни. Она продлится недолго, в лучшем случае пятнадцать – двадцать лет. Но ради этих двадцати последних лет стоило прожить первых сорок пять.
Однако по всему выходило, что приходится возвращаться в прошлое и черпать силы оттуда. Андрей набирал не желающей шевелиться рукой номер телефона, который хранил в памяти все эти годы, и даже не знал, чему будет рад больше – ответят ему либо трубку поднимет чужой человек…
– Слушаю, – воззвал к нему знакомый хриплый голос.
– Сема?..
– Кто спрашивает? – на этот раз басок показался Мартынову чуть построже.
– Сема Холод? Омский централ, Сема, двести сороковая хата… – Андрей чувствовал, что улыбается помимо своей воли. – И Хатанга, Сема, третий барак. Холод, тебя что, глючит?!
– Мартын?.. Андрейка? Брат! – хриплый рев магаданского вора разрывал американцу слух.
Пять минут разговора. Всего пять минут. Ровно столько, чтобы переговорить о больших делах. Тогда, когда тебя по ошибке или за большие деньги конвой помещает в одну камеру с подельником. Никто не ценит время так дорого, как тот, у кого его теперь невпроворот.
– Сема, я знаю тебя, поэтому обратился именно к тебе. Прошу о двух вещах.
– Андрей, просто назови темы, и они будут закрыты. Я помню, как тебя бил конвой за мои дела, и помню твое молчание. Теперь можешь выговариваться до конца. Сходняк нужен?
– Сходняк не нужен. Он не «в законе». Молодого босяка лукавый попутал. Если через три дня я не позвоню тебе и не сообщу, что с моим здоровьем все в порядке, «прими» этого парня. По всем понятиям прими, чтобы на весь остаток жизни запомнил.
– Кто такой? Мартынов назвал.
– Разберемся… Вторая тема? – мозг вора работал, как компьютер.
– Я ищу Хорькова Владислава Антоновича. Сейчас ему сорок четыре и он крутится где-то под Новосибирском.
Холод попросил координаты Андрея, но тот пообещал перезвонить сам. Чувствуя, что тот торопится, Холод попрощался.
– Сема, я насчет этого Хорькова… Если узнаешь о моей кончине, а я тебе перед этим не позвоню и не сообщу, что вопрос по этому типу решен, доделай дело за меня. И мы квиты за Хатангу.
– А что он натворил?
– Расспроси его, что он сделал в семьдесят восьмом году в поселке Ордынское с женщиной. Она была матерью шестилетнего мальчика по имени Артур.
До указанного Гулько времени оставалось двадцать минут. Ровно столько, чтобы успеть доехать от гостиницы «Центральная» до городской свалки. Телефон со встроенной видеокамерой лежал в ящике для вещей и ждал своего нового подключения после возвращения с третьего километра Ордынского шоссе. Нового, потому что его SIM-карта была уничтожена точно таким же способом, как и карта телефона Мартынова. У каждой вещи свой срок. Бывает, что этот срок приходит тогда, когда вещь совсем новая. Пусть лежит не подключенный. Если он не возвратится, то и подключать его незачем. Андрей взял кролика за уши и перекинул его через левое плечо.
– Скоро увидишь ее, – пообещал он и тронул машину с места.
Но, зная, что опаздывает, перед тем как ехать на встречу, он заехал в расположенный неподалеку банк и пробыл в нем десять минут.
Глава 7
РАЗБОРКИ НА ДОРОГАХ
Его ждали, несмотря на опоздание. Темно-синий «Лексус» с совершенно черными от тонировки стеклами кособоко замер на краю дымящейся ямы и всем своим видом опровергал теорию о том, что есть вещи, которые не могут находиться рядом по определению.
Андрей Петрович остановил «восьмерку» за полета метров от джипа, заглушил двигатель и вышел наружу. В ноздри ударил отвратительный запах тлеющих тряпок, плавящегося целлофана и гнилой рыбы. Яма, которой не было видно конца, напоминала вход в ад. Мартынову на миг показалось, что где бы грешник ни отдавал богу душу, после приговора Высшего суда его приволокут обязательно сюда.
По всей видимости, в салоне сидел некто, кто знал его в лицо, так как из машины вышел невысокий парень в черной рубашке и вразвалку направился в его сторону. Крепыш, каких в обойме Гулько, очевидно, видимо-невидимо. Траурного вида атлет подошел к «Жигулям» и взглядом профессионального угонщика оценил ее взглядом.
– Гулько велел передать тебе то, что ты просишь, – спокойно бросил он.
Да, после того как у Мартынова даже не спросили имени, можно было смело утверждать, что в машине сидит человек, знающий его визуально. Скорее всего, один из тех, кому досталось в Луна-парке. Боится даже показаться, и это воодушевляет. Не приехал и Рома Гулько. Хотя чего ему бояться? Их встреча состоится ровно через тридцать четыре минуты.
– Заодно Гул спрашивает, успеешь ли ты к указанному времени на встречу. Если нет, он согласен перебить «стрелу» на полчаса позднее.
Любезно с его стороны.
– Малыш, если мне что-то нужно будет передать Роме Гулько, я обойдусь без тебя.
– Ты можешь опоздать, – упрямо возразил крепыш, выполняя указания своего хозяина.
– Из-за тебя.
Крепыш пожал плечами, повернулся к джипу и махнул рукой. Не ожидая дальнейших действий, так же лениво направился к своей машине.
Дальше произошло то, чего Мартынов ожидал увидеть меньше всего. Из левой задней дверцы, в грязь, на самый край ямы, кто-то сидящий справа вытолкнул безвольное тело. Уже знакомый Андрею по столкновению в Луна-парке и по видеосъемке боксер вывалился, как тюк с ватином, и с трудом отполз от обрыва.
Еще секунда – и джип, проворачивая колесами и забрызгивая «груз» комьями сухой земли, выехал на дорогу. Он уехал, оставляя в отхожем месте столицы Сибири самого ненавистного для Андрея человека.
Скинув пиджак, Андрей выправил из брюк рубашку и отправил ее на капот «восьмерки» вслед за пиджаком. Через минуту и то и другое могло разорваться под напором тугих мышц или окраситься кровью или остатками из какой-нибудь прошлогодней банки кильки в томате. Это же могло произойти и с брюками, но, как решил Мартынов, пусть будет чистым хотя бы «верх», который не спрячешь под рулем. Снимая часы, Андрей бросил взгляд на циферблат. В его распоряжении тридцать две минуты. По истечении этого времени он обязан быть на третьем километре Ордынского шоссе для встречи с Ромой. Американец вспомнил последний разговор с Метлицким и еще раз заставил себя поверить в то, что встреча за городом произойдет с участием обеих Романов.
Полчаса назад бывший авторитетный зек нарушил святой закон не мешать масло с водой. Он никогда не поступил бы так семь лет назад, но теперь у него есть оправдание. Он американец, сменивший гражданство, и работает на американцев, давших ему кров и пищу. Этого не могла ему дать здешняя жизнь. А потому меняются и принципы поведения. Есть работа, которую нужно выполнить. Время летит, и его остается все меньше для того, чтобы найти человека по имени Артур Мальков. Найти и выполнить задание, вернув Малькольму его семь миллионов долларов. Впрочем, это уже совершенно другая история. Сейчас же начиналось то, что выходило за рамки запланированных мероприятий. Так случается всегда, когда на борт военного корабля попадает женщина. После этого даже штурман теряет карту навигации, а уж что говорить о тех, кто идет по наитию?
– Ты знаешь, кто я?
Боксер, поднявшись с земли, рассматривал искусные татуировки на теле американца. Ему не нужно было подсказок, чтобы догадаться, кто перед ним и что сейчас должно произойти. В его глазах зримо для Мартынова светилась мысль о том, что дальнейшее его существование зависит лишь от того, насколько хорошо он тренировался в зале последние десять лет. Боец видел перед собой странного мужика с крутыми мышцами, молодцеватой мелированной прической, но посеребренными висками. Он полегче, постарее, помедленнее и, пожалуй, пониже ростом. Шанс есть, но он последний.
Сплюнув розоватую после разговора с Гулько слюну, боксер едва заметно кивнул. В компании Гулько есть отморозки, но Мартынов еще ни разу не встретил среди них идиота. Людям, занимающимся преступным промыслом, совершенно очевидно, кто перед ним, если визави украшен авторитетными татуировками, дающими понять, что их обладатель почти треть жизни провел за колючей проволокой колоний строгого режима.
– И зная это, ты бил мою женщину ногами в живот?
Боксер, если речь идет о боксере-мастере, никогда не ударит первым в быту. Он хорошо знает, что на первый и последний удар времени у него всегда хватит. И знает, какие последствия для противника наступят после этого удара. Но эта идея теряет смысл, когда разговор идет один на один, на краю помойной ямы. И боец ударил первым…
Мгновенно отшатнувшись, Мартынов услышал свист кулака перед своим носом. Снова вернувшись вперед, коротко бросил:
– Это не Гулько тебе портрет разрисовал?
– Гулько, Гулько… – пробормотал его противник, просчитывая расстояние и начиная движение по «рингу».
Мартынов улыбнулся. Оба они выбрали одинаковую тактику боя. На ринге противника нужно прижать к канатам, тут – к краю ямы. Боец, рассчитывая на двойку «правый хук – левый прямой» рванулся вперед и на первом же движении поймал рукой пустоту, а печенью – сокрушительный удар слева.
Вынырнув из-под провисшей руки молодого призера России, американец отскочил в сторону и прямо перед собой увидел его висок. Весь разговор можно было закончить прямо сейчас, и на встречу к Гулько ехать со скоростью не сто двадцать, а сто километров в час. Но Андрей хотел не этого.
– Любитель? – поинтересовался он. – На профессиональный ринг ни разу не выходил?
Теперь пришлось не нырять, а отбрасывать тело на несколько шагов в сторону. Перед ним несколько раз мелькнуло позеленевшее после удара в печень лицо соперника, и на третий раз тот все-таки его достал. Казанки мизинца и безымянного пальцев уже на излете чиркнули его по губе, и Мартынов почувствовал во рту солоноватый привкус. Это был первый удар, который достиг цели, и боец на секунду замешкался, оценивая урон, нанесенный врагу. Десятая доля секунды, когда его подбородок оказался незащищенным снизу…
Глубокий мощный апперкот с разворотом туловища отшвырнул тело парня по такой дуге, что на миг Мартынову припомнилась картина в Луна-парке – тело есть, а головы не видно. Глык!..
Удар пришелся гораздо глубже, чем на это рассчитывал Андрей, его кулак вонзился не в сам подбородок, а под всю нижнюю челюсть. Пыль, вылетевшая из-под тела рухнувшего парня, заставила американца слегка расслабиться. От его апперкота на пол падал не только маньячок-неудачник в Ордынском. Неудобство от потрясения испытывала братва в России, братва в Штатах и даже боксеры на ринге Вегаса, где первое время Андрей был вынужден зарабатывать на хлеб.
Но боец пришел в себя очень быстро. На его лице прибавилось немного крови от прокушенного языка, и помимо воли из слезотоков выступила влага. Это был не плач, а банальная реакция организма, такая же, как после зевоты или мгновенная бледность лица перед откровенным поступком. Двадцативосьмилетний паренек сдаваться или молить о пощаде даже и не думал. А это уже не реакция, это воля…
Стычка продолжалась. Впрочем, парень сам снял все вопросы дальнейшего поведения своего противника. Боксер из него весь вышел, остался простой мужик, которого жажда жизни пинает под зад и торопит совершать ошибки. Быстро наклонившись, он схватил валяющийся в пыли метровый обрезок арматуры и, не долго думая, стал совершать движения бейсболиста, выбивающего мяч в поле. Второе, третье, четвертое…
Мартынову оставалось лишь дождаться момента, когда тот увлечется…
На очередном взмахе он поймал паренька на противоходе и с силой впечатал кулак в его переносицу. Это удар не для тех, кто ловит фортуну за фалды на первенстве России. Это удар, разящий неудачников. Металлический прут, описав полукруг, упал в кусты и исчез из поля зрения.
Мартынов этого не заметил. Он видел перед собой лишь злое, окровавленное лицо негодяя, который избивал его женщину. Женщину, которую ему так и не удалось увидеть после того, как она призналась в том, что любит.
И боксер вышел из Мартынова так же, как вышел из бойца Гулько. Последний уже почти потерял сознание от ударов, похожих на заводской молот, и отступал шаг за шагом уже в глубоком нокауте. Упасть ему не давали лишь новые удары.
Наверное, так должно было закончиться в любом случае. Не было рядом ни Вайса, ни Флеммера, которые в подобных ситуациях всегда орали, охлаждая пыл Мартынова, и этого оказывалось достаточно, чтобы остановиться.
Встав на колени над поверженным врагом, он отвел руку, собираясь обрушить ее в последний раз на его переносицу. Мартынов знал, что за этим последует. Сломанные кости носа вонзятся в мозг, и грузное тело, зайдясь в агонии, через минуту затихнет.
Время шло, а он смотрел на хлюпающие кровью губы бандита. Оставалось нанести один-единственный удар, но… он не мог его сделать. Не боялся, что на плечах повиснет труп, нет. Ему просто не хотелось убивать. Тот, что жил в нем прежде, вышел весь без остатка.
Отвернувшись, Мартынов прищурился и полез в карман брюк за сигаретами. А вот теперь стоило подумать, что делать с этим шашлыком…
Живой бандит-вещественное доказательство, ибо Метлицкому, который уже наверняка нервничает, ничего не стоит «расколоть» людей Гула на предмет того, кто и куда возил избитого боксера в половине четвертого двадцать шестого июля. И самое главное – к кому и зачем.
Таких вещдоков за своей спиной Мартынов не оставлял никогда.
Выплюнув до середины выкуренную сигарету, он поволок тяжело дышащее тело к машине. Между ног полутрупа, словно дорожная разметка, оставалась линия, запрещающая на всем протяжении поворот налево или разворот. Кровь высохнет, это не вопрос, она впоследствии может высохнуть и в салоне, однако повторять глупость героев «Криминального чтива» Мартынов не собирался. Столько крови не отмыть даже брандспойтом при помощи опытного «чистильщика»…
Закинув неудачника в багажник «восьмерки», Андрей отмыл руки минералкой и быстро оделся. Поломанного человека, с которым так и не удалось до конца познакомиться, нельзя оставлять даже в радиусе пяти километров от этого места.
«Вонючка» в салоне, купленная в момент безделья во время тонирования стекол, произвела на Мартынова живительное действие. Вдыхая химический аромат ванили, он чувствовал, что даже кровь отходит от головы. Отходит, уступая место здравому смыслу. Времени думать уже не было. Быстро оглядев себя, он убедился в том, что никаких следов борьбы, за исключением рассеченной губы, на нем не видно, и резко взял с места.
Его остановили, когда он проехал семь километров от свалки. Из серебристой «Волги», умело замаскированной за придорожными кустами, выскочил молоденький лейтенант в форме нынешнего ГАИ, свистнул и коротко взмахнул палкой, фиксируя место последующей остановки.
– Я сегодня точно никуда не успею, – успокаивая вскипевший адреналин, пробормотал Мартынов.
Глянув в зеркало на лениво приближающегося офицера, он вспомнил, что не закрыл багажник своего «хетчбэка» на ключ. Вот смеху-то будет, если очухавшийся боец Гулько решит выбраться самостоятельно, причем именно в тот момент, когда гаишник займется проверкой документов Мартынова.
Потерев подбородок, он попытался найти правильное решение. Решение не приходило. Мозг лихорадочно предлагал абсолютно бесперспективные варианты: то сумасшедшую гонку по городу с караваном всего автопарка ГИБДД на хвосте, то безумную идею рукопашной схватки с двумя ее представителями, которая обязательно закончится автоматной очередью в упор, то вызывающую очевидные подозрения мгновенную дачу взятки.
В зеркале заднего вида показался и второй. Сержант, слава богу, не полковник, что затруднило бы задачу втрое. Вынув из кармана портмоне, Мартынов выбрался из-за руля.
– Здрасьте.
– Командир взвода ДПС Голубков. – Молоденький офицер, взмахнув палкой так, что едва не хлопнул ею Мартынова по лбу, вскинул к козырьку руку.
– Командир взвода… кого? – ловко уклонился от жезла Андрей Петрович, выворачивая наизнанку документы.
– Дорожно-патрульной службы, – пояснил лейтенант. – Будьте добры, пройдемте к машине.
– Конечно, конечно! – согласился американец, которому самому не хотелось стоять в двадцати сантиметрах от свистяще дышащего бандита Гулько.
Но удача опять изменила ему. Освобождая место на переднем сиденье Мартынову, сержант вышел и направился к «восьмерке». Андрей, пока лейтенант погружался в изучение документов, быстро осмотрелся. На заднем сиденье «Волги» лежал автомат. В крайнем случае, можно будет вырубить этого интеллигентного лейтенанта, шея которого торчит из воротника робы, как карандаш из стакана, а сержанта запугать очередью вверх и разоружить. Поняв, что в этом случае начнется то, что мозг подсказал в первую очередь, Мартынов снова почесал подбородок и поморщился. Сегодня утром он избежал задержания лишь благодаря Маше. А сейчас его «загонят» в считанные минуты.
– Классные машины, – похвалил Андрей милицейские средства передвижения. – Впереди в них еще ни разу не сидел.
Попытка рассредоточить внимание офицера милиции окончилась фиаско. Тот лишь кивнул, отвлечь его оказалось не простым делом. Ситуация стала осложняться, когда сержант наклонился к нижнему уровню багажника и довольно долгое время стоял буквой «Г» над регистрационным номером. Высмотрев что-то незаконное, за чем, собственно, к машине и подходил, он развернулся и пошел к «Волге».
– Нарушаем, гражданин водитель, – наконец-то «прорвало» интеллигентного, но не словоохотливого лейтенанта. – Скорость превышаем…
– Согласен, – не дав ему договорить, покаялся Мартынов. – Сколько стоит штраф?
– Суд решает.
– Давайте быстро проведем заседание?
– Товарищ водитель, – наклонившись к окну, вмешался сержант, – а чего это у вас из багажника кровь течет? А?
– Тушу везу.
Лейтенант принюхался к верхней части гардероба от «Francesco Smalto», насквозь пропитанной ароматом дымящейся городской свалки.
– Шашлычки?
– Да. Знаете, не хватило, пришлось вторую ходку делать. Барана одного только что замариновал. Люди ждут, отсюда и скорость…
– А где это вы шашлыки готовите?
– На третьем километре Ордынского шоссе.
Сержант присвистнул, что дало основания Мартынову убедиться в том, что теперь он точно никуда не успевает, а лейтенант, которому по мере прояснения ситуации могло прийти в голову только одно, осведомился:
– Значит, пили?
– Нельзя, – вздохнул Мартынов. – Гипертензия.
– Знакомое дело, – подтвердил сержант. – Я вот тут в феврале тоже на винт намотал, так целый месяц пришлось без пива и женщин…
– Ну сейчас-то все в порядке? – спросил Андрей.
– Сейчас да.
– Так в чем же дело? – И в консоль «Волги» воткнулась купюра в пятьдесят долларов. – После смены приготовьте мяска, прикупите пивка, прихватите девочек – в лесок, и закружите… Заодно и за день рождения моего сына стаканчик пропустите.
Вот теперь очень западло мужика тиранить. У обоих на пальцах обручальные кольца и, судя по всему, оба очень хорошо знают, что такое именины первенца.
– Мы мзды не берем, – отвернулся к окну лейтенант. – За державу обидно.
– А мне как обидно! – возмутился Мартынов, постоянно слыша одно и то же от всех милиционеров, берущих деньги. – Так теперь что, пиво не пить и мясо не жарить, что ли?
Через минуту он, стараясь унять дрожь в руках, подошел к своей машине, спокойно вынул тряпку, стер с бампера свежую, но уже начинающую терять блеск кровь, на глазах милиционеров помыл «Нарзаном» руки, закурил и только после этого сел за руль.
Глава 8
МЕНТ ПРОТИВ АВТОРИТЕТА
Он подъехал к дорожному указателю, обозначающему третий километр, имея дебиторскую задолженность в двенадцать минут.
Из белого «Ягуара», припаркованного в сотне метров от дороги на краю лесополосы, вышел атлетического сложения человек. Мартынову даже не нужно было приглядываться, чтобы понять, что это Гулько. Рядом с гордостью английского автомобилестроения теснились еще три иномарки, но из них никто не показывался. Мартынов усмехнулся. По всей видимости, Рома решил создать для него ощущение разговора один на один. По дороге туда и обратно проносились машины, и лучшего места для откровенного разговора без опаски заметить торчащие из-за дерева уши было не найти.
Мартынов приехал бы с опозданием не в двенадцать минут, а в семь, но пять из них ушло на то, чтобы, отъехав от «Волги» ППС на двести метров, выгрузить тушу «замаринованного барана» под ограду психоневрологического диспансера. Туша улеглась на спину, благодарно посмотрела на Мартынова и забылась.
– Где женщина? – спросил Мартынов, едва они приблизились на расстояние негромкого разговора.
– О, – Гул посмотрел на верхушки деревьев, – это вопрос всего периода существования человечества.
– Не осли, – предупредил американец. – Философия тебе ни к чему.
Гулько развернулся и щелкнул пальцами. Щелчок, конечно, в «Mitsubishi-Pajero» никто не слышал, но там очень хорошо поняли жест. Задняя дверца медленно распахнулась, и детина, опять же в гавайской рубашке, вывел наружу… Машу. Да, это была она. Над ее левой бровью уродливым росчерком багровела ссадина, и свободной рукой она придерживала живот. Увидев Мартынова, она заплакала.
А он, не сводя с нее глаз, сжал зубы и процедил:
– Скажи ему, чтобы он разжал руку.
– Отпусти ее! – не поворачиваясь, крикнул Рома.
Если бы могла, Маша быстро побежала бы и бросилась в объятия Андрея. Но все, на что она была способна, это медленно дойти до него и повиснуть у него на руках. Мартынов часто видел женщин в момент отходящего шокового синдрома. Некоторые, чувствуя, что снова находятся в безопасности, начинали кричать как сумасшедшие. Другие смеялись и тем доводили себя до истерики. Но это были чужие женщины, и особого внимания Мартынов их состоянию не уделял. Сейчас же в его руках, подергиваясь от потрясения, беззвучно рыдал действительно близкий человек.
– Все хорошо, малыш, – еле слышно шепнул Андрей. – Иди в машину, милая, я скоро…
Опираясь на капот, Маша неуверенными шажками преодолела расстояние до передней дверцы и села внутрь.
Снова почувствовав тяжесть в голове, Мартынов обтер подбородок, словно выжимал с него воду, и развернулся к Роме. Больше всего сейчас хотелось убить, и Андрей даже не сомневался в том, что успеет сделать это голыми руками быстрее, чем к нему приблизятся быки из машин. Но он летел через океан не для того, чтобы найти в чужой стране бандюка по фамилии Гулько и вбить ему кости носа в мозг. В конце концов, уже нет сомнения в том, что теперь они будут рядом друг с другом до конца истории. А хорошему боксеру всегда хватит времени на один удар.
– Ты просто идиот, Рома, – глядя в глаза Гулько, произнес Мартынов. – Ты применил насилие там, где его не нужно было применять. Неужели трудно сообразить, что если по твою душу приехал человек, то он от тебя уже не отвяжется? Ты и Метлицкий. Два человека, один из которых в детстве именовался Артуром Мальковым. Мне нужен он, а пока я даже понятия не имею, кто из вас искомый! Два дня назад ты отмахивался от меня, как от мухи, и возмущался, что я тебя преследую, а сегодня крадешь мою женщину, чтобы я приехал к тебе побыстрее. Тебе что, кто-то в голову насрал?
– Не хами, – поморщился Гулько. – Два дня назад я спросил тебя о подробностях истории, а ты ответил мне, что сие не моего ума дело. Я хотел, чтобы ты понял – все, что вызывает мой интерес, автоматически становится моим делом. Сегодня утром тебе наконец-то стало это понятно. А ты мне загонял про то, что тебя на зоне топтал конвой… Ты ведь меня отморозком считаешь? Так вот, что тогда взять с отморозка Гулько, если конвой ничего не добился? Сейчас мы посмотрим, добился я или нет… Фома!
Из приоткрытой дверцы джипа появилась сначала коротко стриженная голова, что совсем не шло тридцатидвухлетнему мужчине, потом высунулся АКМ с отпиленным прикладом, а потом вылезло само тело. Это тело подошло к «восьмерке» и расположилось в пяти метрах от лобового стекла. Еще секунда понадобилась на то, чтобы Фома передернул затвор и направил дульный срез автомата на переднее пассажирское сиденье «Жигулей».
– Мне конвой не нужен, Мартынов, – объяснил суть пертурбаций Рома. – Меня тоже в зоне не жаловали. Но учили там, судя по всему, лучше, чем тебя.
У Мартынова дернулось веко.
– Ладно… Артур Мальков – сын известного советского боксера Виктора Малькова, который оставил на счету одного из зарубежных банков крупную сумму денег на имя своего сына. Две третьих этой суммы Малькову-младшему не принадлежат в соответствии с неким договором. Я ищу Артура, чтобы удостоверить его личность, привести в банк, отдать треть и забрать две трети. Этого достаточно?
Гулько поморщился.
– Как этого может быть достаточно, когда я ничего не понял? «Некий договор», «две трети», «крупная сумма»… Ты что, руководитель пресс-службы ФСБ перед телекамерой общественного канала? Какой, блин, договор? Кого с кем? Что за «крупная сумма»? Откуда она взялась? Ты скажи, а я уж сам посчитаю. Слава богу, делить на три я умею.
– Мне нужен Метлицкий, – сказал Андрей, скосив взгляд на Фому с автоматом.
– Не понял…
– Мальков – один из вас. Мне нужно собрать вас вместе, чтобы разом решить проблему, кто из вас есть кто! Ты говорил, что в твоем дворе детства растет огромная сосна. Так оно и есть, черт возьми!
– Так в чем же проблема?
– Проблема в том, что Метлицкий помнит собаку, которая была привязана около его дома двадцать пять лет назад, и помнит, что дом был оранжевый! И это также правильно.
– Экая невидаль! Собак с каменного века к дому привязывают! А кирпич всю жизнь оранжевый, мать твою!
– Вообще-то, и сосны с палеозойской эры на Земле растут!! – хрипло закричал Мартынов. Ему сейчас нужен был шум. Было бы еще лучше, если бы раздалась автоматная очередь. При данных сложениях рельефа стрельбу слышно за три километра, а больше и не нужно…
– Так как же ты найдешь Малькова? Андрей, я теряю терпение. – Гулько поводил головой, как конь, у которого затекла шея. – Ты знаешь что-то важное и пялишь меня тут, на солнышке, как лоха! Шняга какая-то – сосны, собаки!.. Фома!
За время стояния у Фомы отяжелели руки, и ствол автомата опустился вниз. После вскрика Гулько тот сморкнулся в землю и снова поднял АКМ. Андрей увидел, как Маша в полумраке тонировки прижала к груди кролика. В памяти всплыл тот темный подъезд, из которого он уходил однажды ночью. И вспомнил, как в таком же полумраке ее рука, не давая двери захлопнуться, лежала на замке… Как и тогда, сейчас в темноте блестят ее глаза. Только уже не от тоски, а от дикого ужаса…
Американец почувствовал, как у него пересохло в горле.
– Ты избил свою шестерку, который поднял руку на женщину, а сейчас хочешь эту женщину убить? – Он не узнавал своего голоса. – Я не верю.
– Ты сам разрешил. Забыл? Фома…
Очередь из нескольких патронов заставила Мартынова дернуться всем телом…
Гильзы уже давно замерли в траве, а в воздухе до сих пор стояли клубы серой пыли. «Восьмерка», присев и шипя, стала наклоняться к правому переднему колесу.
– Дождя давно не было, – поморщился Гулько. – Дышать нечем. У вас там как с погодой, в Америке?
– Засуха, – кашлянув, выдавил Андрей, разглядывая взбугренную калибром 7,62 землю перед машиной. Поймав на лету опускающуюся травинку, сунул в рот и перевел взгляд на женщину. – Гулько, ты только что заработал «кровника». Посмотри на женщину.
Маша сидела, прижав ладони к груди, и кролика в ее руках уже не было видно. Наверное, он лежал на коленях или скатился под ноги.
– Мария мужественная женщина, – склонясь к стеклу, заметил Рома. – Она вела себя достойно, Мартынов. И даже не плакала, когда мой врач обрабатывал ей на лице рану перекисью водорода. А ты знаешь, как бывает больно, когда рану обрабатывают перекисью водорода? Андрей, ты должен был заметить, что я сделал с человеком, прикоснувшимся к твоей даме. И так я всегда делаю со всеми. Я не бью женщин, но вот пугать… иногда пугаю. Про запрет этого в законе нет ни слова. Или ты про мусорские законы речь ведешь?
Он еще хотел что-то добавить, но, бросив взгляд на трассу, осекся на полуслове. Его лицо перекосила волна ярости, и Мартынов заметил, как тот лихорадочно обдумывает дальнейшие действия. Трассу, мигая проблесковыми маячками, на огромной скорости пересекали две «шестерки» и «девятка», получасом раньше стоявшие на той стороне дороги…
– Гад!.. – рванулся Гулько к Андрею.
Не давая тому закончить разворот и твердо стать на землю, Мартынов обрушился на него всем телом и сбил с ног. Запутавшись в переплетении собственных конечностей, стокилограммовый Рома всем весом рухнул на Фому.
Машины были совсем рядом…
Первым на ноги вскочил Фома. Вскинув автомат, он тут же направил его в сторону американца. За эту очередь его, Фому, простят в любой зоне мира…
Сделав длинный выпад вперед, Андрей носком мокасина выбил защелку, и магазин с остатком патронов, сверкнув в воздухе стертыми гранями, завертелся в воздухе. Заканчивалась секунда его рывка, и Мартынов, падая уже почти на шпагат, ударил подошвой того же правого мокасина по затвору автомата. Латунный блестящий патрон, отражаясь из приемника, описал в воздухе параболу и врезался в траву. Нажимая на спуск, Фома опоздал на тысячные доли секунды. Все, что ему оставалось, это глупо смотреть на спусковой крючок, который под нажимом его пальца без усилий ходил взад-вперед… В войсках связи, где он когда-то служил, учили заряжать и разряжать автомат, чтобы охранять державу от посягательств вероятного противника. Но он впервые в жизни увидел, как оружие в его руках разряжает сам вероятный противник.
Оказавшись на земле и слыша топот, сопровождаемый криками, Мартынов привычно лег на землю и положил на затылок руки. Уже никто не тронет. Эти, которые орут, как чайки: «УБОП!», «На землю!», бить теперь будут тех, кто в машинах.
– Ты гад, Мартынов, – шепнул Гулько, лежа неподалеку от Мартынова. – У меня чувство какое-то было, что ты ссученный…
– Я тут ни при чем, – так же тихо заверил Андрей Петрович. – Это у тебя в бригаде говоруны у ментов харчуются.
– Мои люди слова не скажут!
– Лежать!!! Пасть закрыли!!! – раздалось над головой обоих.
– Особенно толстяк у тебя молчаливый, – выждав паузу, продолжил разговор Мартынов. – Так напрягся для молчания, аж обоссался…
В бок Андрея врезалась кроссовка.
– Дай ему еще, – попросил Рома невидимого Андрею борца с оргпреступностью и щелкнул на затылке пальцами. – Сделай «почки два раза»…
По всей видимости, тот чего-то недослышал в просьбе, или понял неправильно, но через мгновение Гулько заработал точно такой же удар.
За все время захвата прозвучало три одиночных выстрела и длинная автоматная очередь. По всем направлениям «розы ветров» слышалась возня, мат, перемежаемый вскриками, и глухие удары. Когда дыхание, доносившееся со всех сторон до Гулько и Мартынова, стало реже и тише, над ними прозвучал знакомый обоим голос:
– Те же, без азербайджанцев. Кто из вас пчелка, а кто медом намазан? Или это просто я – муха навозная?
«Метлицкий, – усмехнулся про себя американец. – Все правильно, значит, с телефоном я не ошибся».
– А ты почто, Рома, людей бьешь и стрельбу устраиваешь? – подал голос с земли Гулько и даже осмелился приподнять голову. – Что за беспредел? Я жаловаться буду, блин.
– Ну да, ну да, – неопределенно выразился Рома Второй. – Не засыпь прокуратуру бумагой. Андрей Петрович, кто сидит в этих белых «Жигулях»?
– Моя приятельница, – уложив подбородок на руки, как на пляже, буркнул Мартынов. – Где, кстати, консул? Или он среди этих, в масках?
Метлицкий вздохнул и развернулся к свободным от контроля за задержанным операм:
– Значит, так, этого – в мою «шестерку», этого – в «девятку». Пацанву растасовать по тачкам и – в Управление.
– Роман Алексеевич, вы закон нарушаете, – заметил Мартынов, пытаясь рассмотреть с земли сидящую в машине Машу.
– А я всегда нарушаю закон, потому что это один из способов борьбы с организованной преступностью.
– Не льсти мне, – попросил Гулько, которого поднимали с земли, как мешок картошки. – Скажешь тоже – «оргпреступность»… Адвоката давай, безотцовщина! Андрюха, тебя куда? Меня – в «девятку»…
И тут произошло непредвиденное. Иначе говоря, об этом и подумать-то никто даже не мог. Воспользовавшись тем, что является «хорошим знакомым» Метлицкого, оставленный без наручников и приучивший своего преследователя к смиренному поведению, Гулько сорвался. Струна, которая все это время натягивалась внутри него, разорвалась в самый неожиданный для всех, включая, наверное, и его самого, момент. Одним движением выхватив из открытой оперативной кобуры одного из оперативников двенадцатизарядный пистолет Макарова, он так же молниеносно выбросил руку в сторону Метлицкого.
И только сейчас, посмотрев на убоповца, Мартынов увидел, что тот уже держит свой пистолет у головы Гулько…
– Лихо, – заметил Андрей, довольный тем, что не нужно повторять это слово дважды. – И что теперь?
– Не слишком ли глупое расстояние для дуэли? – спокойно промолвил Метлицкий. – Может, разойдемся? Андрей Петрович у тебя секундантом будет, я зама к себе приставлю. Разойдемся и – к барьеру?
– Ты Мартынова к себе приставь, – подрагивая от напряжения, огрызнулся Гулько. Кажется, он уже сам жалел о том, что сделал. – Уведи своих псов к машинам, нам поговорить нужно.
– Заберите его людей и отойдите на двадцать метров, – громко произнес Метлицкий.
Выворачивая руки подельникам Гулько, ошеломленные нестандартной ситуацией оперативники удалились. Пистолеты дрожали в десяти сантиметрах от головы каждого из врагов, и не один из них не соглашался на компромисс.
– И что теперь? – повторил мысль Мартынова Метлицкий. – Гражданин Гулько, ваше поведение не соответствует обстановке. С таким темпераментом можно даже до предварительного следствия не дожить. Вы на зоне активистом не были?
– Заткнись и послушай своего стукача! – рыкнул авторитет.
– Почему ты решил, что Мартынов – мой стукач? – Пистолет в руке Метлицкого еле заметно дрогнул. Это было не что иное, как желание обернуться к Андрею и найти там ответ на свой вопрос.
Гулько на одном дыхании предъявил неоспоримые подтверждения своей версии. В ресторане Мартынов появляется – через десять минут туда УБОП влетает.
В поле, уже за городом, с ним встретишься – через десять минут УБОП с неба валится.
– А может, это ты мой стукач, раз ты всегда появляешься там, где я выхожу на Мартынова?
Гул, оценивая каждый сантиметр движения, вынул из кармана платок и так же медленно вытер испарину на носу. Неоспоримые доказательства рассыпались в прах. Теперь пистолет дрогнул в его руке.
– А что он там за тему поднимает? – поинтересовался Метлицкий.
– О наследстве. Он тебе что, не говорил? Метлицкий признался, что слышит об этом впервые в жизни.
– А о каком наследстве? – добавил он.
– Я, конечно, страшно извиняюсь, – вмешался Мартынов, закуривая сигарету, – но коль скоро я неподалеку, может, будет лучше, если я сам расскажу? По всей видимости, в пылу социальной борьбы вы просто не заметили, что я в метре от вас, поэтому спрашиваю: кто из вас выстрелит первым, чтобы второй не узнал, кто из вас двоих является владельцем состояния в десять миллионов долларов?
Гулько сглотнул сухой комок, его пистолет нарисовал перед носом Метлицкого маленькую восьмерку, а Метлицкий стоял неподвижно, словно был глух. Легкое волнение угадывалось лишь по слегка порозовевшим скулам.
Небо заряжалось грозой. Прибавляя в силе, как и неделю назад, ветер стал обволакивать всех присутствующих холодком. Двое под этим ветром по-прежнему сжимали в вытянутых руках по килограмму металла, словно пытались перестоять друг друга, а американец с загадочным выражением на лице продолжал наблюдать за антагонистами.
– Да опустите вы оружие!.. – не выдержал наконец Мартынов. – Все равно стрелять уже не будете.
Или дайте пистолет мне, я вас обоих застрелю к чертовой матери и домой поеду!.. Я новую работу себе, в отличие от вас, всегда найду.
Первым опустил пистолет Гулько. Он был уверен, что Метла с подобной инициативой не выступит, даже если ему придется так стоять до начала августа. Этот упрямый мент никогда не пойдет на попятную. И никогда не пойдет на сделку. А люди Гула… его люди поймут. Их хозяин никогда не дырявит ментов и не бьет женщин. А с теми, кто это делает, он поступает весьма сурово. Так что нет ничего странного в том, что Гул сдался первым.
Щелкнул предохранитель, и оружие полетело к ногам опера, у которого было изъято. Не убирая Макарова от лица Ромы, Метлицкий вынул наручники и толкнул его на капот «восьмерки». Когда дело было закончено, он повернулся к американцу:
– У вас «запаска» есть, мистер Мартенсон?
Еще бы. Чтоб в новом авто, да не было запасного колеса? Не на рынке брали…