Без Надежды Седов Б.

Ведь если не считать того, что я сейчас находился в федеральном розыске, никаких забот на ближайшее время у меня не было. А все немногочисленные обязанности в подготовке ограбления депозитария я распределил между своими помощниками, ловко обделив при этом себя.

***

Во вторник, 25-го сентября, Конфетка картинно швырнула на стол стопку старинных лиловых ксерокопий и с гордостью доложила:

– Вот! Загребла все, что смогла, по этому сраному дому! Здесь планы подвала и первого этажа, схемы сантехники и электричества. Что еще надо?

– Ничего, – ответил Сварадзе, сразу начав разворачивать огромный, как скатерть, лист плотной бумаги. А я, окинув этот лист безразличным взглядом – все равно ни черта в этом не смыслю, – поинтересовался:

– И чего тебе это стоило?

– Чуть ли ни жизни! – возбужденно воскликнула Света. – А если честно, я думала, будет сложнее. Но самым трудным оказалось проникнуть в управление Метростроя. Я угробила на это полпонедельника. А потом до самого вечера пудрила мозги одному инженеришке из техотдела. Он поил меня кофе, раздевал взглядом и пускал обильные слюни. Кстати, – Конфетка бросила взгляд на часы, – сейчас я должна сидеть с ним в кафе на Садовой. Андрей меня ждет, – наигранно вздохнула она, – а я вместо этого тут перетираю с вами ограбление банка.

Я хмыкнул. Глеб закурил сигарету. Сварадзе увлеченно пошуршал планом подвала. А Света продолжила свой складный отчет о проделанной накануне работе:

– …напарила этому дяденьке, что я из треста «Севзапреконструкция», а сама даже точно не знала, существует ли такая контора. Оказалось, что существует. И оказалось, что, к счастью, у этого инженера из Метростроя там нет никого из знакомых. Он честно пытался припомнить, кто из его однокурсников распределялся в эту «Севзапаа…» – проклятье, язык сломаешь! – «Севзапреконструкцию», но я быстренько перевела разговор на более интересную тему. – На какую, уточнять Конфетка не стала. – Одним словом, легенда сработала, никто проверять меня и не подумал. Инженерик промямлил: «Приходите, девушка, завтра. Все будет готово. А сегодня мы можем вдвоем расколбаситься на какой-нибудь классной тусе». Я ответила: «Будет документация – будет и расколбас». Ну и, конечно, уже сегодня после обеда все было сполнено в лучшем виде. Я забрала эти схемы, договорилась о встрече в кафе и… Вот, пожалуй, и все, – развела руками Конфетка.

– В бюро пропусков свои данные оставляла? – сразу задал вопрос я.

– Что я, вольтанутая? Что, у меня нет левой ксивы?

– Хорошо. – Я замялся, вдруг обнаружив, что, по сути, мне и сказать больше нечего. Что все дела на сегодня, вроде бы, переделаны. Глеб ждет, когда завтра ему кто-то передаст какие-то материалы по сигнализации, Сварадзе теперь предстоит изучать принесенные Светой схемы и планы. А вот мне и пепелящей сейчас меня взглядом Конфетке заняться попросту нечем. А ведь безделье расхолаживает. Надо срочно придумать какое-нибудь занятие. Скажем, как в армии: копать канаву от забора и до обеда, а после обеда закапывать. Или, к примеру… М-да, вот ведь забота: спасать и себя, и своих подчиненных от скуки. Трудно быть боссом!

– Ну, я пошел. – Серега запихнул в полиэтиленовый пакетик кипу документации, вышел из комнаты и уже из прихожей прокричал: – Сегодня ночью изучу все бумажки. И продумаю, как проползем в этот подвал. А завтра утром надо будет съездить на место. Еще раз все посмотреть уже повнимательнее.

Глеб затушил в пепельнице сигарету, посмотрел на часы и молча отправился в коридор вслед за Сварадзе.

Я тоже поднялся со стула.

– Может, останешься? – Света продолжала сидеть за столом, подперев подбородок ладошками и, по своему обыкновению, взирала на меня исподлобья. – Чего тебе переться в твою дурацкую Вырицу? Все равно завтра утром надо быть здесь.

Я сразу представил, как мне сейчас предстоит под мелким осенним дождем добираться на общественном транспорте до электрички. А потом ее ждать. И почти час ехать до Вырицы. И в темноте рисковать переломать ноги на пути от станции к даче – холодной и неуютной, пустой и тоскливой, где, кроме буханки черствого хлеба, совершенно нечего жрать; где меня никто не ждет… А рано утром придется проделать весь путь из Вырицы в Питер в обратном направлении.

Я выразительно посмотрел на диван – единственное спальное место в этой квартирке.

В комнату заглянул Глеб, буркнул:

– Мы пошли. До свидания.

И гулко хлопнула входная дверь. Мы остались вдвоем.

– Чего смотришь? – улыбнулась Конфетка. – Только диван. Кстати, если его разложить, то довольно широкий.

– Ты хочешь сказать, что мы ляжем спать вместе? Что прошел почти год, и тебя уже больше не коматозит при одной мысли о том, что к тебе прикоснется мужчина? Время лечит? Да, Светка? Или вовсе не время, а нечто другое? Вернее, кто-то другой? Скажем, те парни-«таймырцы»?

– Хм… – Конфетка взяла валявшийся на краю стола пульт, нацелила его на блестящий, космического дизайна, музыкальный центр «Пионер» – единственную дорогую игрушку в этой небогатой квартирке, – и комнату, создавая уместный для этой мелодраматической сцены фон, наполнила негромкая душещипательная мелодия. – Если сейчас в тебе говорит ревность, Денис, то мне это нравится. А насчет кого-то другого можешь забыть. Никого не было. Пытались многие, но… В лучшем случае, они оставались ни с чем. В худшем, – с отбитыми яйцами. Сам знаешь, что быть со мной чрезмерно настойчивым – не лучшая тактика.

– Да. Именно об этом я и думал когда-то, сметая с полу осколки той полочки, которую ты сбила ногой.

– Извини. Я и правда тогда психанула. Обидно стало. Очень обидно. И знаешь, почему?

– Почему?

– Помнишь, как в сказке про Царевну-лягушку?… – Света откинулась на спинку стула, закрыла глаза.

Из колонок у меня за спиной растекалась по комнате баллада Ричарда Маркса. Сквозь плотные шторы в квартиру пытались пробиться остатки дождливого сентябрьского дня. Для завершения антуража не хватало только зажженных свечей.

– … «Что ж ты наделал, Иван-царевич, зачем спалил мою лягушачью кожу? – с выражением продекламировала Конфетка. – Потерпел бы еще всего несколько дней, и я была бы твоей! И все у нас было бы супер!» И ты не дотерпел немного, Денис. К тому моменту, как ты меня выгнал, я уже принадлежала тебе. Со всеми потрохами, как говорится. Оставалось только одно. И для этого мне надо было созреть, выждать еще немного, буквально день-два. Чтобы я сама этого пожелала. Чтобы легла рядом с тобой той ночью не с отвращением, а с замиранием сердца и сладостным трепетом в предвкушении того, что сейчас произойдет между нами. И я чувствовала тогда, что осталось немного. И очень жалела потом, что не поддалась на твои уговоры. Но ведь если бы поддалась, тогда это могло бы меня навсегда оттолкнуть от тебя. И не только от тебя, Денис. И все-таки я отдалась бы тебе, смирилась бы. К подобному повороту я была готова. Такой исход я тоже предполагала. Но… В тот вечер все произошло настолько стремительно, что я даже не успела толком понять, что творится. И пришла в себя только на улице. И очень жалею теперь, что не попыталась сразу вернуться обратно. Наверное, тогда все было бы по-другому.

«Тогда я не сошелся бы с Ольгой, – сразу же выстроил я цепочку событий, которые бы со мной не произошли. – И не угодил бы к куму в гараж. И не пришлось бы захватывать вертолет. И я не метался бы сейчас, как затравленный зверь, в поисках хоть какого-нибудь убежища, хоть каких-нибудь денег».

– И теперь ты хочешь вернуть то, что когда-то…

– Нет, – не дала мне договорить Конфетка. – Уже ничего не вернуть. Вспомнить – да. Но вернуть невозможно. Так ты остаешься?

Она продолжала сидеть, откинувшись назад. Закрыв глаза. С выражением полного спокойствия, даже безразличия на точеном личике восточной красавицы. Но я точно знал, что это безразличие – маска. Под ней – ураган!

Одна красочная баллада Ричарда Маркса сменилась другой.

Царивший в комнате полумрак сгустился настолько, что его стало возможно потрогать руками.

Не доставало только зажженных свечей.

– Так ты остаешься, Денис?

– Да, – чуть слышно ответил я и робко шагнул к застывшей на стуле Конфетке.

Глава 3

ЕСТЬ У НАС ЕЩЕ ДОМА ТЕЛА

Я протягиваю к ней руки, и она вкладывает в мои ладони свои тонкие холодные пальчики.

Длинные ногти покрыты фиолетовым лаком. Ловя последние лучи света, поблескивает стразами перстень. Дешевые китайские часики показывают половину девятого.

– Встань, – негромко произношу я. Отступаю на шаг, увлекая ее за собой, и Света, опираясь на мои руки, легко поднимается со стула. Замирает напротив меня. И ждет.

Глаза по-прежнему крепко зажмурены. Ротик чуть приоткрыт, и из-под верхней губы выглядывают ровные белые зубки. Узкий серенький джемпер и джинсы в обтяжку выгодно обрисовывают плавные линии идеальной для участия в конкурсе «Miss „Miami Beach“ фигуры – высокая грудь, осиная талия, упругая попка, на которую так и хочется положить ладони.

«Давно хочется, – думаю я, – но лишь однажды, когда год назад мы вот так же, как сейчас, стояли на кухне, довелось это сделать. Тогда Конфетка позволила мне по ее меркам очень многое. Разрешила обнять. Позволила поцеловать. И даже ответила на поцелуй! И даже пустилась со мной на такие откровения, которые не разрешала себе никогда – ни до, ни после. А как сейчас? Если ее поцелую, надеюсь, этой красавице не взбредет в безмозглую голову опять укусить меня за губу или начать крушить мебель?»

Я закидываю ее руки себе за шею, и она, сцепляя пальчики у меня на затылке, слегка дергает меня за волосы. Мои ладони ложатся ей на бедра. Я чуть заметным движением предлагаю Конфетке прижаться к себе, и она охотно откликается на мое предложение – приникает ко мне настолько плотно, что, пожалуй, между нами не остается ни единого сантиметра пустого пространства. «Наши тела слились воедино» – избитейший штампище, но именно он способен передать как нельзя лучше то, как мы стоим сейчас посреди темной комнаты. Под музыку Ричарда Маркса. Не хватает только… Впрочем, не надо свечей.

Я чуть сдвигаю в сторону гладкие черные волосы и губами касаюсь мочки маленького аккуратного ушка. Совсем как когда-то, больше года назад. Вот только тогда в мочку была вдета золотая сережка в виде сердечка. Сейчас она куда-то девалась. Неважно!

Конфетка оттягивает высокий ворот моего свитера, утыкается личиком мне в шею. Я чувствую, как она несколько раз касается ее язычком, и чуть слышно, одними губами шепчу:

– Мне это нравится.

– Не говори ничего. Лучше сними свой балахон. – Света отстраняется от меня и наконец – наверное, впервые за последние десять минут – открывает глаза. Наблюдает – не исподлобья – за тем, как я путаюсь в свитере, и при этом у нее на губах играет улыбка, которую ни понять, ни описать невозможно. Ее надо увидеть. Ее надо прочувствовать. Ее надо пережить. Ей надо присвоить такое же, как «улыбка Джоконды», нарицательное определение: «загадочная улыбка Конфетки». Никогда раньше она так не улыбалась. Никогда раньше так не улыбался никто.

А может, эта улыбка просто пригрезилась мне в темноте?

– Так лучше? – Я, наконец, выпутываюсь из свитера и небрежно кидаю его – скомканный и вывернутый наизнанку – на стул. Свитер на какие-то доли секунды замирает на краю сиденья, но, так и не сумев за него зацепиться, падает на пол. Мы не спешим кидаться друг другу в объятия и наблюдаем за его злоключениями. Потом Света коротко констатирует:

– Свалился. – И переводит взгляд на диван. – Надо его разложить.

Мне в ее голосе слышится обреченность.

– Успеется. – Я делаю шаг к Конфетке и привлекаю ее к себе. – Почему сразу диван?

Ее руки снова у меня на плечах. Она опять жарко дышит мне в шею. Я ласкаю ее ушко. Я вдыхаю аромат ее духов. Терпкий и чуть резковатый, этот запах, как и вся Светка, тоже по-своему экстремален и непредсказуем. Он возбуждает, как и все остальное, что сейчас окружает меня. Он мне нравится, но все-таки я зачем-то шепчу.

– Дурацкие духи.

– Дурацкая борода, – ни секунды не размышляя, парирует Света, а я обращаю внимание на то, что ее голос уже начинает сбиваться.

– Надеюсь, от нее скоро удастся избавиться. – Мои пальцы сильно сжимают упругие, обтянутые плотной джинсой ягодицы. – А тебе не мешало бы избавиться от своей кофты. Прямо сейчас. Я же снял свитер.

– Хорошо. – Света отрывается от меня, опять отступает на шаг. Выправляет джемпер из джинсов, и вместе с ним выправляется и светленькая футболка. В сгустившемся мраке я не могу определить, какого цвета ее узкий краешек, торчащий из-под джемпера. Желтый? Салатный? Не суть!

– Футболку можешь снять тоже.

Света бросает на меня стремительный взгляд, ладошкой сметает с лица черную прядку волос и опять улыбается. Смотрит на меня с озорством. Или мне это кажется? Я это придумал? Ведь в темноте подобное разглядеть невозможно.

– Сниму, если так хочешь.

Сквозь рулады Ричарда Маркса я с трудом разбираю ее шепот.

Почему-то мы не решаемся сейчас разговаривать в полный голос. Обстановка обязывает? И я и она боимся одним неосторожным движением, одним громким звуком спугнуть эту близость?

Или это наше дыхание?

Света приподнимает футболку. Обнажает животик. Футболка сейчас прикрывает лишь грудь. Как топик, в котором я впервые увидел Конфетку почти месяц назад после года разлуки.

– Если сейчас сниму ее, тогда счет будет уже два-один в твою пользу, – произносит она.

– Сравняю без особых проблем. – Я тут же демонстративно выправляю из джинсов рубашку, начинаю расстегивать пуговицы.

Конфетка смущенно хмыкает, словно оправдываясь, бормочет: «Я не ношу бюстгальтера», и я с удивлением отмечаю, что она сейчас стесняется передо мной обнажиться до пояса. Даже в темноте! Пять лет воздержания до добра не доводят.

Секунды две-три Света собирается с духом, потом решительно поднимает руки и судорожным движением стаскивает футболку. Еще раз смущенно хихикает и замирает передо мной: ладошки плотно прижаты к бедрам, растрепанные черные волосы прикрывают хрупкие плечики, высокая крепкая грудь, увенчанная двумя черными точечками сосков, идеальна настолько, словно в нее набили килограмм силикона. Но я точно знаю, что это не так. Скорее, в махинациях с бюстом можно обвинить какую-нибудь монахиню из монастыря, чем Светку.

Свою рубашку, не особо стараясь попасть – все равно грязная, – я кидаю на стул, и в результате она на полу составляет компанию свитеру.

– Что, так и будем исполнять друг перед другом стриптиз? – неуверенно спрашивает Конфетка и, дожидаясь ответа, наклоняет чуть набок головку.

– Да. Сейчас еще включим свет.

– Нет. Свет мы не включим.

– Ах, так?! – зловещим шепотом выдаю я. – Что же, тогда счет три-два в мою пользу!

Я расстегиваю пуговицу на поясе и опускаю джинсы на щиколотки. Переступаю ногами и ловко зафутболиваю свой паленый «Ли Купер» мимо Конфетки в дальний угол комнаты. Он растворяется в темноте, а я уже собираюсь победно возвестить: «Ну что? Три-два в мою пользу! Изволь сравнивать!».

Но Света опережает меня буквально на доли секунды.

– А слабо забить мне еще один гол?

– Легко. – Я быстренько стягиваю носок. – Четыре-два.

– Увеличивай разрыв.

– Пять-два. – Второй носок летит неизвестно куда.

– А шесть-два? – подначивает меня Конфетка. И опять смущенно хихикает, словно шестиклассница, повстречавшая эксгибициониста.

– Хм. Ты, похоже, вошла во вкус, девочка, – растягивая слова, этаким елейным голоском произношу я. Большими пальцами цепляю резинку трусов и медленно опускаю их вниз. Опять переступаю ногами, и трусы улетают куда-то… наверное, в компанию к джинсам. – Тебе нравится? Включить свет?

Она молчит: ладошки плотно прижаты к бедрам, растрепанные черные волосы прикрывают хрупкие плечики, высокая крепкая грудь, увенчанная двумя черными точечками сосков, идеальна…

– Включаю! – Я делаю шаг назад, чуть ни натыкаюсь на одну из колонок, нашариваю на стене выключатель…

Яркий свет режет глаза.

Оказывается, что джинсы я ухитрился зафитилить точнехонько в корзину для мусора, которая неизвестно что делает в комнате.

Света продолжает стоять по стойке смирно – справа диван, слева обеденный стол. На губах застыла глупенькая улыбочка; взгляд уперся в мои неприкрытые чресла – прям девочка-одуванчик, впервые узревшая голого мужика. Никогда и не скажешь про это неземное создание, что она непринужденно вышибает здоровенным бугаям зубы и умеет сбивать ногами полочки с головными уборами.

«И чего пялится? Чего, блин, не видела?! Купила бы видик и пару кассет. Там такие! Не чета моему! В натуре, и чё уставилась!» – мнусь я около выключателя и замечаю за собой, что начинаю чувствовать себя неуютно. Парадокс!

– Он не стоит, – вдруг разочарованно констатирует Светка.

– А почему он должен стоять? Что ты для этого сделала? – Я резко шагаю к ней, решительно, даже несколько грубовато прижимаю ее к себе. – Ты сможешь?

Она молчит: ладошки плотно прижаты к бедрам, растрепанные черные волосы…

– Светка… Конфетка… Расслабься… – Я кладу ладонь ей на грудь.

Ни единого движения в ответ. Только опять закрывает глаза.

– Расслабься. Тебе понравится. Я сделаю все для того, чтобы ты запомнила это на всю жизнь. – Я, не убирая ладони с груди, опускаюсь перед Светой на одно колено. – Очень понравится… Очень…

Справа от пупка родимое пятнышко размером с мелкую монету. Я касаюсь губами этой «монеты». Касаюсь языком пупка.

Конфетка кладет ладошки мне на голову, запускает пальчики мне в волосы.

Кнопка на поясе ее джинсов оказывается довольно тугой, и приходится приложить небольшое усилие, чтобы она со щелчком сдалась моим пальцам. Зато молния не оказывает никакого сопротивления, ее замочек легко скользит вниз, открывая моему взору белые трусики с кружевной оборочкой поверху. Я старательно, сантиметр за сантиметром, начинаю стягивать узкие джинсы. Это непросто.

Тем временем Ричарда Маркса сменяет «Энигма». А Света захватывает в обе пригоршни мои несчастные волосы.

«Сначала Наталья, теперь она, – думаю я. – Такими темпами скоро стану плешивым».

До колен джинсы приходится стаскивать с превеликими сложностями, но дальше, расклешенные, они падают сами, опутывают Конфеткины щиколотки, но та даже и не думает откинуть их в сторону. Ее больше устраивает оставаться стреноженной. Или она сейчас об этом просто не думает.

– Светка… Светка-Конфетка…

Ни единого звука в ответ. Лишь длинные красивые ногти, покрытые фиолетовым лаком, теребят моя волосы. – …Тебе нравится?… Тебе нравится…

Кружевная оборочка на трусиках… Я осторожно берусь пальцами за эту полоску и осторожно тяну ее вниз. Трусики скользят по гладким смуглым ногам. Минуют коленки, уже без моего участия сами падают на джинсы.

А я утыкаюсь лицом в черный треугольник внизу живота, захватываю губами прядку волос. Слегка дергаю.

Конфетка отвечает мне тем же. Только не губами, а пальцами. Только не на лобке, а на голове. Только совсем не слегка… очень даже… «Проклятье, суждено мне все же остаться плешивым. Или, коли того не хочу, жить оставшиеся годы аскетом».

– Поднимись! Встань же, Денис! – Света, сейчас не особо разборчивая в средствах, тянет меня за волосы, и приходится подняться с колен. А уже через мгновение она, чуть ни свернув мне набок башню, обвивает ручками мою шею и в неистовом, просто каком-то вампирском поцелуе впивается мне в губы. Мы стукаемся зубами, она просто насилует меня своим языком. Моя ладонь судорожно тискает ее ягодицу, потом огибает бедро, пальцы погружаются в густую поросль волос на лобке, проникают как можно ниже, как можно глубже.

Света вдруг отрывается от моих губ и, словно стараясь прийти в себя, сильно встряхивает головой. Ее волосы скользят мне по лицу.

– Погоди! – она вцепляется в мою ладонь, вырывает из пылающего страстью, влажного лона мои пальцы. – Погоди…

Я «гожу». Стою, с легкой улыбочкой свысока наблюдаю за Светкой и жду, когда она немного очухается. А мой твердый, как камень «указующий перст» тем временем упирается ей в низ живота.

– Не так сразу, – еще раз встряхивает головой Конфетка, сдувает с лица прядку волос. – Надо все-таки разложить диван.

– А сначала сходить под душ, – добавляю я. – И выпутайся ты, наконец, из своих штанов.

– Под душ? – Света снимает у меня с плеча одну руку, чуть наклоняется и начинает стаскивать с ноги джинсы. Ее волосы приятно щекочут мне грудь. – Тогда под душем все и произойдет.

– Ну и что.

– Нет. Как-то не так. Давай-ка я лучше Все-таки разложу диван. – Она широко улыбается мне, эффектно вскидывает вверх брови. – Угу? – Отступает от меня – и резво бросается к дивану. – Я моментом! Засекай по часам.

И куда только делась ее былая стеснительность?!

Она, стоя ко мне спиной, низко наклоняется, цепляет одну из подушек, а я в этот момент с вожделением взираю на то, что в этот момент откровенно выставляется на мой обзор. Потом Света оборачивается и мерит меня насмешливым взором. И констатирует:

– Стоит! Вот теперь вижу, что ты готов.

«Всегда готов», – автоматически отмечаю я, и вновь принимаюсь с похотью наблюдать за тем, как Конфетка нагишом раскладывает диван.

***

Точкой отсчета нашего путешествия вдоль труб отопления должен был послужить не люк, как планировалось раньше, а подвал соседнего дома.

– Вот колодец теплосети. Вот еще один. И еще, – возил карандашом по схеме теплосети Серега Сварадзе. – Все расположены в таких дурацких местах, что не засветиться, залезая в них, невозможно. А представьте себе картину: под покровом ночи двое людей опускаются в люк. Подозрительно? Да. И бдительные обыватели, если заметят нас, тут же позвонят по «02». Возможен другой вариант: напялить спецовки и забраться в колодец под видом рабочих. Внаглую, днем. А потом сидеть там до ночи. Тебе это надо, Денис?

Я отрицательно покачал головой.

– Мне тоже не надо. Поэтому в короб пройдем из подвала вот этого дома. – Серега ткнул остро заточенным грифелем в совершенно бессмысленное для меня нагромождение линий. – К тому же отсюда и ближе – всего шестьдесят метров. Меньше ползти. Сегодня утром я туда съездил, зашел в тот подъезд. Дверь в подвал, естественно, заперта. Но замок – ерунда. Сковырнем его ломиком.

– Что, ту дверь открывать будем только, когда уже отправимся в банк? – озабоченно спросил я. – Той же ночью? А если окажется, что из подвала проход в короб заделан?

– Конечно, заделан. Так же как и в подвале под банком. Обычно это закладывается кирпичом. Но кладку легко разбить обычным кайлом. Так что с этим проблем не возникнет.

– А с чем возникнет?

– Не знаю. Они такие гадины, эти проблемы, – усмехнулся Сварадзе, – что вылезают обычно там, где их вовсе не ждешь. Как ни старайся учесть все, Денис, один черт – что-нибудь да упустишь. И к этому приходится быть готовым.

– Всегда готов, – произнес я свою любимую присказку. И подумал, что уже более пяти лет живу в состоянии этой повышенной боевой готовности, позволяя себе отвлечься лишь иногда. И ненадолго. Скажем, всего на одну безумную ночку. Например, как сегодня.

Я раздвинул губы в блаженной улыбке и заговорщицки пересекся взглядами с Конфеткой.

Итак, с тем, как проникнем в подвал под «Северо-Западом», похоже, все было ясно. И оставалось лишь два нерешенных вопроса. Притом первый из них должен был отпасть вообще без осложнений – надо было всего лишь зайти в большой строительный магазин и купить там два двадцатитонных гидродомкрата, арматурные ножницы и еще кое-что по мелочам из того, что могло пригодиться во время акции. Шахтерскими фонарями и касками обещал нас снабдить Челентано.

В которого, кстати, и упирался второй нерешенный вопрос. Что-то там у него не заладилось с отключением системы охраны. Уж не знаю, что именно. В моем понимании, проблема сигнализации не стоила и выеденного яйца. Перерубить телефонные кабели в люке, и вся недолга! Чего тут мудрить? Но Глеб, по-моему, именно чего-то и мудрил. И сегодня сдвинул сроки своей готовности еще на неделю.

– Ты обещал к октябрю, – напомнил я.

– Меня подвели. – При этом он был сама невозмутимость. Само хладнокровие. – Теперь приходится действовать по-иному.

– Чего там действовать? – В отличие от олицетворявшего спокойствие Глеба я был готов взорваться. – К тому, чтобы просто перерубить сраные кабели, надо готовиться месяц?

– Денис, ты не понимаешь…

– Все понимаю!

– Тогда пойди и отключи сигнализацию сам, если ты такой умный! – Челентано тоже умел выходить из себя. – Вот тебе будут рады лягавые!

Если бы вовремя ни вмешалась Конфетка, мы, возможно, разругались бы окончательно, и в результате «Северо-Запад» не понес бы никакого ущерба. Но амазонка, когда это требовалось, умела быть чертовски гибкой. И мудрой. Она не попыталась, как рефери в ринге, разводить нас по углам. Она просто подняла нас на смех.

– Алло, господа! Отложите грызню до лучших времен! Например, до того, как начнете дербанить мандру. Тогда хоть будет повод полаяться. Я и сама с удовольствием… А сейчас-то чего? Раньше времени!

– Да не грыземся мы, – смущенно пролепетал я. – Просто еще неделя…

– А чего тебе эта неделя? – насмешливо уставилась на меня Света. – Семью днями раньше, семью днями позже. Ни один ли хрен тебе, милый, когда в этом банке тебя заметут мусора? Или когда, при хорошем раскладе, ты смахнешь из хранилища фишки? Ни те, ни другие от тебя никуда не уйдут!

– В том-то и дело, что могут уйти, – сокрушенно покачал головой я. – В любой момент хозяева того рюкзака могут забрать его, и тогда…

– Тогда, значит, кысмет, как выражаются террористы Бен-Ладена, – развела руками Конфетка. – Судьба, и ничего не попишешь. Будем ждать, пока она не изменит к нам отношение. Пока в этот депозитарий для нас не положат еще один рюкзачок.

– Вся проблема-то в том, что я ждать не могу, – вздохнул я, но с тем, что придется терпеть еще неделю, смирился. Хотя последнее слово все же оставил за собой. – Ладно, Глеб. Продолжай работать. И при этом имей в виду, что восьмое число – дата отчета. Никаких форс-мажоров, никаких объяснений я тогда уже не приму. По рукам?

– Хорошо, – протянул мне тонкую руку Челентано и, мудро решив больше не мозолить мне сегодня глаза, отправился продолжать свою сложную подготовку к тому, чтобы элементарно перерубить телефонные кабели. Следом за ним отправился в магазин за домкратами и арматурными ножницами Серега.

– Ты как, сегодня у меня или в Вырице? – Не успела за Сварадзе захлопнуться входная дверь, как Конфетка уже тесно прижалась ко мне. Ее холодная ладошка рыбкой нырнула мне под футболку. – Чего-то твоя курица не звонит. – Она имела в виду, конечно, Наташу. Просто никаких других куриц на данный момент вблизи меня не наблюдалось.

– Я еще вчера отключил телефон.

– Чтобы не мешал?

Холодная ладошка скользнула чуть вниз, тонкие пальчики ловко справились с пуговицей на джинсах.

– Чтобы не мешал. Э-эй, прекрати меня раздевать.

– Он и теперь отключен?

– Что?

– Телефон.

– Угу.

– Чтобы не мешал… – пробормотала Светка и присела на корточки. – Вот видишь, милый, придется тебе… – Резким сильным движением она спустила джинсы мне до колен. – Раз не успел сбежать в свою Вырицу, считай, что попал. Придется доказывать мне, что ты настоящий самец. Погоди, – резво вскочила Конфетка. – Сейчас разложу диван.

А я так и остался потерянно стоять посреди тесной комнатенки. Со спущенными до колен штанами. С сумбуром мыслей в голове.

Из которых отчетливо выделялась одна:

«Допрыгался, грешник? Добился того, что под твоим чутким руководством сорвалась с цепи несчастная девка после пяти с лишним лет воздержания. Как алкоголик, развязав после длительного перерыва, обязательно уходит в глубочайший запой. Вот теперь и ублажай ненасытную. Впрочем, не к этому ли ты когда-то так настойчиво стремился?!»

***

Следующие выходные я провел в Вырице в компании Натальи и ее отца. Всю субботу, как и три недели назад, мы опять провозились с соседской баней. А в воскресенье по испытанному еще в начале осени распорядку снова хотели сунуться в лес, но в отличие от первых чисел сентября там оказалось совсем беспонтово, и, за пятнадцать минут успев промокнуть до нитки, мы поспешили домой. Беззаботно пить возле печки деревенскую бражку и дожидаться сослуживца Дениса, который обещал заехать за ним и Натальей, чтобы помочь переправить в Питер громоздкие «Ибанез», процессор и комбик.

– Кстати, о птичках, – так, между прочим, сообщила мне важную новость Наталья в последний момент перед тем, как усесться в старую «Волгу», появившуюся на даче уже в темноте, когда мы совершенно отчаялись ее дождаться. – Я в четверг уплатила за дом еще и за октябрь. Так что, никаких проблем. Живи дальше. Пользуйся. Доходи здесь со скуки.

– Спасибо, – только и нашелся, что произнести в ответ я. И, конечно же, промолчал о том, что собирался, как только «Волга» отъедет от дома, отправиться в Питер следом за ней. К Свете. В однокомнатную квартирку в Ульянке, куда был намерен перебраться уже насовсем.

«Но то, что эта изба будет в моем распоряжении еще месяц, – тут же прикинул я, – тоже неплохо. Никогда не мешает иметь под жопой запасной вариант, особенно если имеешь дело с такой непредсказуемой фурией, как Конфетка».

– Арбалет я тебе пока оставляю, чтобы не боялся, – чмокнула меня в щеку Наталья и юркнула на заднее сидение машины. – Приеду на выходные, постреляем за домом. До свиданья, любимый. Я буду скучать.

– Я тоже, – как и положено по протоколу, соврал я, точно зная, что в компании развеселой Конфетки мне скучать не придется. И, как дальше положено по тому же самому протоколу, попросил: – Как приедете, позвони.

А ни успели еще скрыться из виду задние габариты «Волги», как я уже набрал Светкин номер и договорился, чтобы она встретила меня с электрички…

– Знаешь, как я бесилась все выходные! – точила меня весь следующий день Конфетка. – Ты, тормоз, даже представить не можешь, что я испытала за эти две ночи, когда вы с этой бухгалтершей…

– Она не бухгалтерша.

– Один черт, из финансистов. Так вот, когда вы с этой банкиршей оттягивались на даче, я ворочалась в одиночестве в холодной постели и воображала, чем вы сейчас занимаетесь. Бли-и-ин! И как же мне было не в кайф! Денис, ты больше не поедешь в эту проклятую Вырицу?

В ответ я трусливо молчал. И это было единственным, что я сейчас мог ответить Конфетке.

Ближе к вечеру, слава Всевышнему, она угомонилась и выбросила Наталью из головы, переключившись на другие темы. А потом и вовсе убралась на кухню – я запретил ей курить в комнате – и надолго уткнулась в какую-то яркую книжку. И мне, как ни странно, стало немного тоскливо.

Так, спокойно, и, более того, несколько скучно, прошел вторник… Сварадзе, закупив все, что было необходимо нам в предстоящей акции, дисциплинированно сидел дома и ждал команды на старт.

Потом минула среда… Глеб все еще продолжал подготовку к диверсии на телефонной линии. Копался, как кур в навозной куче, своей показной неторопливостью трепал мне нервы, но хотя бы не пропадал и отзванивался каждый вечер, отчитываясь в том, как у него продвигается дело. А оно, по его словам, наконец, сдвинулось с мертвой точки, и никаких форс-мажоров впереди вроде бы не предвиделось. Все шло к тому, что к понедельнику Глеб наконец созреет, и нам можно будет отправляться на дело. Полоса одуряющего безделья закончится…

Но для меня и Конфетки она закончилась раньше.

Наступил четверг, 4-е октября…

Глава 4

ЧЕЛОВЕК – МУХА

…И монотонная – почти семейная – черно-белая жизнь, которая вгоняла меня в сон всю эту неделю и, признаться, уже порядком поднадоела, вдруг приобрела яркий контрастный окрас.

Вечером Света, прособиравшись весь день, наконец соизволила выползти в магазин за продуктами. И пропала, вернувшись домой только через два часа сама не своя, можно даже сказать: ошалевшая. Передала мне пакет, из которого задранным кверху шлагбаумом торчал длинный французский батон, и застыла посреди тесного коридора, не торопясь снимать с себя куртку и взирая на меня растерянно.

– Рассказывай, – сразу же предложил я, не сомневаясь в том, что Конфетке есть, что мне рассказать.

– На улице холодно, – в ответ пробормотала она.

– И потому-то ты сейчас выглядишь, как чукотский оленевод, впервые попавший в секс-шоп?

– Там и правда дубак. – Конфетка наконец вышла из оцепенения и, опершись спиной о стену, принялась стягивать сапоги. – Денис, скажи, а того прокурора, что тебя подставил в 96-м, ты решил оставить в покое? Остыл? Забыл про этого Муху?

– Пока этот пес жив, я про него никогда не забуду, – покачал я головой. И мне сразу же стало ясно, что привело Светку в столь возбужденное состояние. – Докладывай, где его встретила?

– В универсаме. – Так и не сняв куртки, Конфетка босиком прошлепала на кухню, швырнула на стол пачку «Мальборо» и зажигалку. – Он стоял рядом со мной так, как сейчас стоишь ты.

– И ты хочешь сказать, что сразу узнала его? – недоверчиво посмотрел я на Свету. – Свет, ты же раньше ни разу не видела Муху воочию. Только на фотографиях, и то это было почти год назад. Боюсь, ты ошиблась. К тому же этот мудак обитает на другом конце города. Чего ему здесь болтаться по магазинам?

– А того, что твои сведения устарели, – гордо произнесла Конфетка и высыпала наполненную окурками пепельницу в помойный пакет. – Он теперь живет здесь, на Ветеранов, и я это знаю точно. И вот почему. – Она закурила и опустилась на табуретку. – Я столкнулась с ним буквально нос к носу, как только зашла в универсам. И сразу подумала: «Вот мужик, один к одному отвечающий описанию прокурора, которого год назад Знахарь так и не вычислил. Даже рожа почти как на фотках, что я тогда видела». Но я бы все равно убедила себя, что ошибаюсь, и спокойно пошла бы домой, если бы ни оказалось, что этот чел пришел в магазин с женой и двумя ребятишками. Мальчик и девочка. А я ведь отлично помню, что в досье на Муху читала о том, что у него двое детей – как раз мальчик и девочка. А зовут его Владимир Владимирович. И того мужика в магазине жена называла Володей, я слышала. И подумала, что слишком много совпадений, чтобы это был не тот прокурор, которого ты когда-то пытался достать. В общем, я отправилась следом за этой семейкой, провела их до подъезда. Дальше пройти не смогла. Там был консьерж. Тогда я выждала минут десять и подвалила к нему. Говорю: «Здесь живет мой дальний родственник, Муха Владимир Владимирович. Я визуально помню, как расположена его квартира. Но забыла и ее номер, и этаж. Подскажите». Консьерж, молодой такой парень, и отвечает: «Таких справок, девушка, я не даю, но насчет того, чтобы с Вами по быстрому у меня на диванчике…»

– Свет, не юродствуй.

– Хорошо, не юродствую. Одним словом, из того, что в одной из квартир, действительно, проживает некий Владимир Владимирович Муха, консьерж никакого секрета не делал. И даже выложил мне, что напротив подъезда стоит серебристый «Форд Фокус», на котором этот Муха ездит. Все замечательно! Тут бы мне и свалить. Но этот мудак, который консьерж, вдруг взял от усердия да и связался с прокуроришкой по домофону: «Владимир Владимирович, здесь Вами интересуется симпатичная девушка». И протягивает мне трубку: «Разговаривайте». – Конфетка сокрушенно развела руками.

– И о чем ты с ним разговаривала?

– Денис, честное слово, я ничего не успела придумать. Это уже потом поняла, что спорола косяк, а тогда ляпнула первое, что пришло в голову: «Владимир Владимирович, я здесь лишь для того, чтобы передать Вам привет от Разина Константина. Заверить, что он про Вас не забыл. И скоро встретится с Вами».

– Что Муха ответил?

– Он промолчал. Я вернула трубку консьержу, сказала: «Спасибо» и поспешила свалить. – Конфетка затушила в пепельнице недокуренную сигарету и подняла на меня виноватый взгляд. – Денис, мне очень жаль. Но такая уж я неуклюжая. За что ни возьмусь, сразу все встает раком. Вот и сейчас. Повезло дуре, пересеклась случайно с этим Мухой, так надо же было сразу все испортачить!

– Все нормально, малышка, – вздохнул я. – Бывает. Оно, может, даже и к лучшему, что ты поставила на измены этого гада. Не раздевайся, сейчас едем, покажешь подъезд, где он живет. Надеюсь, свалить еще не успел.

И я, на ходу скидывая с плеч тесный Светкин халатик, поспешил в комнату натягивать джинсы и свитер.

***

Конфетка была ой как не права, заподозрив меня в том, что я мог остыть и оставить в покое исковеркавшего мне жизнь прокурора! Ничего подобного!!! Просто последнее время были дела поважнее, но тот вопрос, что у меня остается еще один невыплаченный должок – прокурор, я всегда держал на контроле. И лишь дожидался лучших времен, когда хоть чуть-чуть разгребу вокруг себя завалы проблем, и у меня появится возможность вновь заняться поисками Мухи.

И вдруг судьба, весьма благосклонная ко мне в последнее время, преподносит такой бесценный подарок – буквально на блюдечке подает пса прокуроришку, и теперь не надо тратить время на выяснение того, где он сейчас обитает.

Если б еще при этом не засветилась Конфетка! Если бы не растерялась, когда этот проклятый консьерж предложил ей пообщаться с прокурором по домофону. Ведь всего-навсего надо было банально ответить: «Извините, но мне сейчас сказать ему нечего» и быстренько делать из этой парадной ноги.

Предположим, что после этого Муха и начал бы ломать голову над вопросом: «Что за девушка могла меня разыскивать, а потом отказаться со мной разговаривать?» Предположим, он бы насторожился. Но не настолько, как сейчас, когда понял, что мне известно, где он сейчас обитает. Не настолько, чтобы снова начать гаситься от моей мести по каким-нибудь глухим уголкам, как делал это год назад. А в том, что именно так и произойдет, я даже не сомневался. И, кроме того, был совершенно уверен в том, что побежит Муха сразу, потратив лишь минимум времени на то, чтобы собрать на скорую руку пожитки.

А поэтому очень спешил, надеясь перехватить его, как только он выйдет на улицу. И не прошло, по Светкиным расчетам, и часа с того момента, когда она ляпнула прокурору насчет того, что я про него не забыл, как красная «девятка» уже стояла метрах в восьмидесяти от мухинского дома в таком месте, откуда отлично просматривался подъезд. Конфетка молчаливо сидела за рулем, я держал на коленях «Призматик», в любой момент готовый приникнуть к его окулярам. Но бинокль мне так и не понадобился. И без него было видно, что все, кто выходил из подъезда, на Муху не походили и близко.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Никакой любви на свете не существует! Девятиклассница Катя Прокофьева была уверена в этом на сто про...
Герои Верещагина – временами смешные, временами трогательные – твердо уверены, что они отлично знают...
Герои Верещагина – временами смешные, временами трогательные – твердо уверены, что они отлично знают...
Эта страшная камера называется `пресс-хата`. Законченные отморозки `прессуют` тут непокорных заключе...
Вике, скромной учительнице английского, подвернулась неплохая подработка – переводчицей при тургрупп...
Переводчица Вика Победкина приехала с иностранной делегацией на экскурсию в Ясную Поляну, но умудрил...