Наследство старого вора Седов Б.
И тут один из новоприбывших обратился к другому на чистейшем английском языке. Причем с американским акцентом.
- Слушай, Дамбер, - сказал он, - мне это все сильно не нравится. Да и воняет тут…
- Хрен с ним, пусть воняет, - резонно ответил другой, - а вот что с нами будет?
В голове Владислава Андреевича что-то щелкнуло, и через несколько мучительных мгновений он снова ощутил себя преподавателем английского.
- То, что будет с вами, - сказал он, - зависит от того, за что вас сюда доставили.
Оба иностранца уставились на вонючего бомжа, вдруг свободно заговорившего с ними на их родном языке, как на ожившего сфинкса.
- Так что вы натворили? - поинтересовался бомж и, насколько позволяло пространство, принял непринужденную позу, показывавшую, что когда-то, в другой жизни, он был интеллигентным человеком.
Остальные присутствовавшие притихли, заинтересовавшись неожиданной диковиной - грязный бродяга, свободно говорящий на языке Шекспира и Рузвельта.
- Мы не знаем, - пожав плечами, ответил Дамбер, - мы зашли на какое-то торговое шоу, а там…
- А там, - перебил его Грин, - сначала мошенники, потом карманники, а потом нас избили русские гангстеры на «Мерседесе». А потом какой-то парень подкинул нам героин, и тут нас арестовали.
- С героином, - кивнул Владислав Андреевич.
- Да.
- Да, ребята… - вздохнул он. - Вам не повезло. Вы знаете, что такое русская тюрьма?
- Слышь, - прохрипел сизый бомжара, зажатый в углу обезьянника, - это кто такие?
Владислав Андреевич, который в эти минуты чувствовал свое превосходство над теми, кто делил с ним эту жалкую тесную камеру, снисходительно ответил:
- Американцы.
- А ты что, английский знаешь? Владислав Андреевич пожал плечами:
- Естественно, я же был преподавателем в Технологическом.
- Уважаю, - кивнул бомж.
- Ну так что, - Владислав Андреевич снова обратился к неудачливым гангстерам, - не были еще в русской тюрьме?
- Мы вообще в России первый раз, - ответил Грин.
- И первый день, - добавил Дамбер.
- И вам сразу же подкинули наркотики, - саркастически заметил Владислав Андреевич.
- Ну да, так и вышло.
- Я думаю, что в отделе борьбы с наркотиками вам не поверят, - Владислав Андреевич пожевал губами, - сейчас в городе проводится спецоперация «Невод-Наркотрафик». Во всех газетах написано.
Владислав Андреевич регулярно читал газеты, которые в избытке валялись повсюду, и был в курсе всех событий, в том числе и международных.
- Скоро Санкт-Петербург посетит президент, - продолжал оборванный лингвист, - и к его приезду за таких, как вы, взялись всерьез. Хотят показать, что недаром казенный хлеб едят. Так что вам, ребята, не повезло. Я думаю, что будет показательный процесс и вы получите лет по тридцать строгого режима. И увезут вас на Колыму.
- А это где? - поинтересовался Дамбер.
- В Сибири, - ответил Владислав Андреевич. Грин, который с болезненным любопытством слушал рассуждения Владислава Андреевича, представил, как он в ботинках из коры березы убегает по глубокому снегу от белого медведя, и в его глазах потемнело.
Он застонал и повалился на заплеванный пол.
- Сомлел бедолага, - прокомментировал событие сизый бомжара, - тут ему не по Бродвею с тросточкой гулять!
Дамбер посмотрел на товарища, лежавшего в обмороке, и сказал Владиславу Андреевичу:
- Нужно вызвать доктора.
- Какой доктор, - вздохнул бывший преподаватель английского, - забудьте об этом.
И, усмехнувшись, добавил:
- Вы не в Чикаго, мой дорогой.
Часть вторая
Лина поправила невзрачный русый парик и критически осмотрела себя в старинном потемневшем зеркале. Она надела карие контактные линзы, наложила тональный крем по оттенку темнее ее кожи, что ее немного состарило. Одета она была в мешковатые джинсы и мужского покроя рубаху. На носу красовались купленные в ближайшей аптеке очки без диоптрий.
- Нда-а, голубушка, - сказала она зеркалу.
Лина посмотрела на портрет прабабки, висевший слева от зеркала. Елизавете Оттовне Гессер на этом портрете было двадцать три года, и красоты она была умопомрачительной. Поэтому Лина почувствовала себя в новом обличье уродливой курицей, и ей показалось, что Елизавета Оттовна смотрит на нее с осуждением.
- Прости, бабушка, - сказала Лина, сложив ладони перед грудью, - вот я схожу сейчас кое-куда, а потом приведу себя в приличный вид. Так что ты не хмурься.
Взяв с трюмо ключи, мобильник, деньги и сигареты, Лина засунула все это в сумочку и вышла на лестницу.
Снизу послышались шаги, и Лина, перегнувшись через перила, увидела соседку из восьмой квартиры Марью Сергеевну. Пенсионерка медленно поднималась по лестнице, держа в обеих руках тяжелые полиэтиленовые мешки с провиантом.
Проходя мимо нее, Лина едва удержалась от того, чтобы как всегда приветливо поздороваться со старухой. Марья Сергеевна равнодушно посмотрела на нее и продолжила восхождение.
«Не узнала, - подумала Лина. - Отлично! Если уж Марья Сергеевна не узнала меня, то там, куда я направляюсь, не узнают и подавно!»
А направлялась Лина как раз туда, где ее могли ждать серьезные неприятности.
Несколько дней назад, когда девушка вертелась в постели, в очередной раз мучаясь бессонницей, она подумала, что неплохо бы попытаться найти ту квартиру, в которой ее держали. Может быть, ей удастся что-то подслушать, что-то разведать. Ей нужна была информация, которая могла привести ее к Червонцу. Неделю она продежурила под домом Червонца, проявляя чудеса маскировки и ни разу не появившись в одном и том же обличье. Но за семь дней Червонец не появился дома ни разу. Вряд ли он уехал в отпуск. Может быть, он переехал? Или у него несколько квартир? Лина попыталась выяснить что-то у старушек, сплетничавших под подъездом, но они ничем не смогли ей помочь, только подтвердили, что уже неделю не видели «этого бандюгана, по которому тюрьма плачет». Тогда девушка решила попытаться разыскать ту квартиру, в которой ее держали в плену. Может быть, Червонец там? Или по крайней мере появляется в этой квартире? В любом случае, другой зацепки у нее не было…
Сев за руль зеленой «восьмерки», которую Лина взяла в аренду, девушка поехала в Купчино. Доехав до знакомой заправки на углу Бухарестской и Гашека, она вышла и осмотрелась по сторонам. Так… ее везли откуда-то справа, это место должно быть совсем рядом. Лина повернула направо, ориентируясь на смутные ощущения и воспоминания. Она шла минут десять, внимательно глядя по сторонам. А теперь, кажется, надо свернуть во двор… Вроде бы здесь! Девушка приблизилась к дому, на котором красовалась табличка с надписью «Бухарестская 32, корпус 3». Нашла!
Она хотела, как настоящий шпион, сначала разведать все подходы и отходы. Но перед этим вернулась к «восьмерке» и припарковала ее за гаражами, расположенными справа от дома. Мало ли… Лина не хотела дежурить в машине, это бы странно выглядело - одинокая женщина сидит часами в автомобиле. Поэтому для начала она пошла на детскую площадку и уселась на изрезанную надписями скамейку.
С этого места было хорошо видно все четыре подъезда, и Лина, достав из сумочки потрепанный сборник рассказов Агаты Кристи, что вполне подходило к ее настроению, стала рассеянно перелистывать его, поглядывая на дом. Вздохнув, она подумала, что ее опять ждет недельное дежурство, скорее всего безрезультатное… Но на этот раз ей повезло.
Прошло полчаса, потом еще час, и к крайнему подъезду справа подкатила темно-серая иномарка неизвестной Лине марки. Из нее вышли двое мужчин, в криминальной профессии которых сомневаться не приходилось, и быстро скрылись в подъезде. Водитель остался за рулем. Лина вспотела от волнения. Неужели удача?
Ну, сейчас они выйдут и уедут.
И что дальше? Надо рискнуть… Надо проследить за ними.
Она поднялась со скамейки и вернулась к своей машине. Залезла в багажник, делая вид, что ищет там что-то. Потом, дрожа от волнения, вытащила пакет с каким-то хламом, неведомо как попавший в багажник, и пошла в этот подъезд. Сердце девушки колотилось, как у кролика. Она поднялась на четвертый этаж, каждую минуту ожидая, что ее схватят и узнают… Добравшись до цели, она встала в углу у подоконника, так, чтобы ее не заметили те, кто выйдет из той самой квартиры - номер 11, она успела заметить. Она с трудом заставляла себя сидеть на месте, хотелось что-то делать, бежать отсюда подальше, пока ее не схватили. Она очень надеялась, что никто из жителей дома не пристанет к ней с вопросами, на которые она не знает, что отвечать. Небось бандиты, облюбовавшие квартиру № 11, отучили окружающих задавать глупые вопросы незнакомым людям…
Через пятнадцать минут дверь квартиры распахнулась, и те двое направились на улицу. В руках у них были пакеты, набитые апельсинами, яблоками и пачками сигарет.
- Вроде все взяли? - спросил один из них, бритый наголо.
- Вроде все, - кивнул другой, стриженный под Шварценеггера.
- Ну что, поехали. Проведаем Червонца. Ох, бедолага, угораздило ж его попасть в реанимацию! Кто ж его так отделал?!
- Да-а, чудо, что он вообще жив остался.
Дальше Лина не расслышала ни слова, потому что братки вышли из подъезда. Она рванулась вниз, дождалась, когда темно-серая иномарка тронется, и, стараясь изображать равнодушие, поспешила к своей «восьмерке». Сегодня ей определенно везло. Она вырулила из двора и поехала следом за бандитской иномаркой…
Как оказалось, Червонец лежал в больнице Костюшко.
Когда Лина поняла, куда направляется серая иномарка, она свернула, чтобы не вызывать лишних подозрений. Дождавшись, когда братки скроются из виду, она опять поехала следом и добралась до больницы минут на десять позже их. Так, теперь надо выяснить, в какой палате лежит Червонец. Реанимация…
По коридорам больницы Костюшко бродили медсестры, по-домашнему шаркая мягкими тапками, разносили шприцы и таблетки; родственники, изображая бодрость и жизнерадостность, набивали тумбочки пациентов домашней снедью и апельсинами…
Лина стояла в коридоре и, делая вид, что кого-то терпеливо ждет, наблюдала за дверью служебного помещения. Эта выкрашенная тусклой бежевой краской дверь привлекала ее тем, что не более как десять минут назад в нее вошла немолодая девица, одетая в обычную одежду, а вышла она уже в халате и белой шапочке.
Сразу же после нее в раздевалку зашли три молоденькие сестрички, одетые в больничную одежду. Они весело обсуждали достоинства дискотеки «Метро», и Лина поняла, что после их ухода в раздевалке можно будет найти как минимум три белых халата.
Так оно и вышло - сестрички выпорхнули из раздевалки, одетые по наираспоследней молодежной моде, и бодренько поскакали к лифту.
Лина огляделась и с замирающим сердцем толкнула дверь раздевалки. Оказавшись внутри, она почувствовала себя шпионом, пробравшимся к штабному сейфу. Вот сейчас ворвутся сотрудники НКВД и злорадно закричат: «Сдавайтесь, гражданин Гадюкин!»
Нервно усмехнувшись, Лина нацепила на себя первый попавшийся халат. На вешалке висели белые шапочки, и одна из них нашла себе место на ее голове. Уже собравшись выходить, Лина увидела валявшуюся на подоконнике марлевую маску. Это было как раз то, что нужно.
Зацепив маску за уши, Лина направилась к выходу и бросила быстрый взгляд в покрытое пятнами отслоившейся амальгамы зеркало, которое висело рядом с дверью.
Из мутного стекла на нее смотрела обычная неопознаваемая медсестра. Но чего-то не хватало…
Оглядевшись, Лина взяла со стола планшет с прищепкой, в котором были зажаты какие-то медицинские бумаги. Она профессиональным деловым жестом приложила его к груди и снова посмотрела в зеркало.
- Вот теперь - другое дело, - пробормотала Лина и, поправив маску, осторожно открыла дверь.
Выйдя в коридор, Лина деловой походкой направилась к лифту. Войдя в кабину, она протянула палец к кнопкам и тут поняла, что забыла, на какой этаж ехать. Можно было спросить у кого-нибудь, но медицинская сестра в полной боевой форме, спрашивающая, где в этой больнице реанимация, могла вызвать обоснованные подозрения.
Проскочив между начавшими медленно закрываться дверями лифта, Лина перевела дух и, оглядевшись, увидела на стене большое табло, на котором были расписаны этажи и отделения больницы.
Реанимация располагалась на четвертом этаже.
Кивнув сама себе, Лина вернулась к лифту, но он уже уехал. Пришлось ждать. Рядом с Линой появилась приземистая широкая тетка в больших войлочных тапках, надетых поверх уличных туфель. Она держала в руке объемистый пакет с гостинцами и обязательными апельсинами и, одышливо сопя, заговорила в пространство:
- Все разворовали… Сталина на них нет… Где это видано, чтобы лечили за деньги? Все за деньги - жилье за деньги, больница - за деньги… Дерьмократы!
Лина притворилась, что не слышит сиплого бурчания тетки, и уставилась в закрытую дверь лифта деревянным взглядом.
- А сами гладкие ходют, машины дорогие покупают, - тетка сделала паузу, - перстни с малахитами…
«Так, - подумала Лина, - это уже относится непосредственно ко мне». На правом безымянном пальце она имела скромный серебряный перстень с зеленым камнем, который очень подходил к ее рыжим волосам, скрытым под серым париком.
Наконец лифт приехал и, пропустив тетку вперед, Лина зашла в просторную, обшарпанную каталками кабину, вонявшую карболкой, и нажала кнопку четвертого этажа. Лифт устрашающе затрясся, дернулся и, загудев тросами, тронулся наверх.
Выйдя на четвертом этаже, Лина медленно пошла вдоль редких белых дверей, прислушиваясь к звукам за ними. Дойдя до неплотно прикрытой двери с цифрой восемь, она услышала мужские голоса и грубый смех. Затем звуки приблизились к двери, и она еще больше приоткрылась. Лина едва успела свернуть за угол.
- … так что не ссы, Червонец, мы их найдем. А Грыже предъява будет конкретная.
Говорил тот из визитеров, у которого голова была выбрита наголо, как у Котовского.
- Ты апельсины хавай, - добавил Шварценеггер, - и это… Говорят, что минет хорошо помогает для выздоровления.
Парни заржали и, закрыв за собой дверь, стали удаляться к лифту.
Дождавшись, когда лифт увез дружков Червонца, Лина внимательно посмотрела вдоль пустого коридора и, убедившись, что он пуст, взялась за ручку двери.
Стиснув зубы, девушка решительно открыла дверь. Сегодня она доведет дело до конца.
Червонец лежал на просторной металлической кровати, оснащенной множеством сверкающих рычагов и штурвалов. Было видно, что его состояние очень далеко от нормального.
Голова Червонца была туго забинтована, так же плотно была упакована его грудь, вокруг глаз были огромные черные круги, что говорило о серьезном сотрясении мозга, правая рука покоилась в гипсе, а левая нога, закованная в аппарат Илизарова, висела на небольшом подъемном кране.
В ноздри Червонца уходила приклеенная лейкопластырем трубочка, еще одна трубочка шла от капельницы к его вене на левой руке, сбоку от кровати висела баночка с кровавой мутью, и шланг от нее скрывался под одеялом.
Короче говоря, Червонец был совершенно беспомощен, хотя и вполне жив - об этом говорили показания медицинского осциллографа, вычерчивавшего на мониторе зеленые зигзаги в такт ударам его сердца.
Его сердца…
Лина представила, как сжимает его красное пульсирующее сердце в пальцах, как оно судорожно бьется и затихает… У нее шумело в ушах от волнения.
Стряхнув наваждение, она плотно закрыла за собой дверь и подошла к кровати. Червонец равнодушно посмотрел на нее и тихим хриплым голосом поинтересовался:
- Ну, чо там? Опять уколы? Лина ничего не ответила.
Вместо этого сняла марлевую маску и сдернула с головы медицинскую шапочку вместе с дурацким париком. Потом она встряхнула головой, и рыжие кудри рассыпались по плечам.
Она криво улыбнулась и спросила:
- Узнаешь меня, урод?
Глаза Червонца расширились, и он прошептал:
- Ты, это… Ты чего тут? - Узнал… Это хорошо.
Она не торопясь надела парик и шапочку и снова превратилась в обычную медсестру.
- Что я тут? - Лина огляделась, придвинула стул и села рядом с Червонцем. - А ты не понял? Ну так я тебе сейчас объясню.
Она раскрыла сумочку и заглянула в нее.
- У меня тут пистолет. Если что не так - застрелю сразу. Что будет потом, меня не интересует. Понял?
- Понял, - кивнул Червонец, и его лицо покрылось мелкими капельками пота.
- Потеешь… - Лина улыбнулась. - Значит, боишься. Ну что же…
Она сделала паузу и, раздельно выговаривая слова, сказала:
- Сейчас ты мне подробно расскажешь, где медальон. Если я тебе не поверю, убью. Стрелять буду не в сердце, как мне очень хотелось бы, а в живот. И еще пулю в позвоночник. Чтобы мучался подольше.
Никакого пистолета в сумочке, понятное дело, не было, но у Червонца не возникло ни малейшего сомнения в том, что Лина говорит совершенно серьезно. Кроме того, пистолет был для него совершенно обычным предметом, так что Червонец поверил Лине сразу.
- Ну, говори, - сказала Лина и сунула руку в сумочку.
Червонец внимательно проследил за ее движением, потом с трудом вздохнул и, поморщившись, сказал:
- Я продал медальон. Бабосы были нужны…
- Кому продал?
- Гвоздю. Он под Грыжей ходит.
Лина не совсем поняла насчет грыжи, но сказала:
- Под чем он ходит, меня не интересует. Где можно найти этого Гвоздя?
- В автоматах.
- В каких автоматах? - нахмурилась Лина. Она опять не поняла.
- Ну, это… В игральных. На Садовой и на Московском. Он только там и играет.
Червонец старался говорить четко, быстро и понятно, чтобы эта рыжая сучка поскорее оставила его в покое. Он и так-то чувствовал себя препогано, а тут еще живот прихватило, и он боялся, что обделается прямо при ней.
- Это… - он пошевелился, стараясь поплотнее зажать заднепроходное отверстие. - «Супер-джек» называются. Там игровые автоматы, и он играет. А у меня бабки кончились, я ему медальон и продал. А на следующий день говорю - продай обратно… А он… В общем, непонятка у нас вышла, и его братва меня… Сама видишь.
Червонец умолк, и Лина, внимательно посмотрев на него, поняла, что он не врет.
- А что, - Червонец закряхтел, с трудом сдерживая приступ поноса, - дорогая вещь, что ли?
Лина усмехнулась.
- Не твое дело, - ответила она.
- Сейчас я уйду, а ты останешься, - сказала Лина, и это было чистой правдой, - но сначала я кое-что сделаю.
И она, найдя в медицинском шкафчике большой моток бинта, быстро привязала к кровати руки и ноги Червонца.
Странно, но приготавливаясь к убийству, а именно так оно и было, она не чувствовала ни малейшего волнения. Все куда-то ушло, и теперь она, словно хлопотливый паук, пеленающий муху, по-деловому упаковывала свою жертву.
Червонец же расценил это как обычные меры предосторожности и подумал: «Давай, давай, сучка, старайся, потерпим. Потом меня все равно развяжут, и тогда…»
Он молчал, злобно глядя на Лину и только один раз, когда она небрежно отодвинула в сторону его запакованную в гипс сломанную руку, прохрипел:
- Ты, слышь… Ты поаккуратнее… Ты чо, думаешь, я тебя не найду? Ты смотри, это я сейчас не при козырях, а выйду отсюда…
В этот момент Лина затолкала ему в рот объемистый кляп, сделав его из того же бинта, и внимательно осмотрела дело рук своих. Червонец лежал, распятый на кровати, и был совершенно беззащитен.
Лина снова села на стул и сказала:
- Ты не выйдешь отсюда. Никогда. Медальон - это мелочь. Я пришла к тебе вовсе не ради этой вещи. Мне нужна твоя жизнь.
Глаза Червонца расширились, он задергался, и Лина сильно ударила его крепко сжатым кулаком по гениталиям. Червонец замычал и скрючился, насколько позволяли крепко привязанные к кровати бинты.
- Не шевелись. Я сказала, что убью тебя, если не поверю. Но я не сказала, что я сделаю, если поверю. Так вот - тоже убью.
Лина наклонилась к Червонцу и заговорила:
- Ты, подонок, просто так, между делом, убил моего любимого человека. И после этого ходил и веселился. Ты купил судей, и они отпустили тебя. И ты думал, что так оно и будет дальше? Ты будешь жрать водку, грабить и убивать людей, спать со своими шмарами и жить, жить, жить? Нет. Этого не будет. Я убила твою мускулистую тварь. Я ударила ее железом, а потом она попала под грузовик. И сейчас я убью тебя. Ты сломал мне жизнь. За это ты отдашь свою, хотя она и ничего не стоит. Если бы я могла, я убила бы всех вас. Всех, кто ходит по земле и убивает других. Но я всего лишь женщина, и я одна. Если бы я могла, я бы убивала тебя тысячу раз, и каждый раз по-другому.
Она перевела дыхание.
- Все. Хватит. Пора.
Лина встала и подошла к распахнутому шкафчику.
Когда она доставала из него бинт, на глаза попалась бутылочка с йодом. И теперь Лина точно знала, что сделает. На столике, стоявшем рядом с кроватью, в эмалированной кювете лежали какие-то медицинские инструменты, и среди них был большой двадцатикубовый шприц.
Набрав полный шприц йода, Лина подошла к Червонцу и, посмотрев на него, воткнула иглу шприца в прозрачную трубку, соединявшую перевернутую бутыль капельницы с веной Червонца.
Закрыв краник, чтобы йод не пошел вместо вены в бутыль, она заглянула Червонцу прямо в его наполненные страхом глаза и сказала:
- В некоторых штатах Америки казнят именно таким образом. Но только там используют проверенный яд, и человек умирает наверняка, а я вынуждена пользоваться тем, что есть. Если ты не сдохнешь от йода, я буду гнать тебе в вену все подряд до тех пор, пока ты не перестанешь дышать. Тут много разных баночек и бутылочек.
Червонец задергался и, не в силах больше сдерживать неутихающий напор поноса, почувствовал, как из него с громким противным звуком полилось содержимое кишечника.
В палате завоняло, и Лина, наморщив нос, сказала:
- Достойная смерть.
Помедлив секунду, она с силой нажала на поршень, и двадцать кубов спиртовой настойки йода устремились в вену Червонца. Через несколько секунд его лицо побагровело, и на шее вздулись вены.
Глаза Червонца налились кровью, и его крупно затрясло. Судороги были настолько сильны, что бинты, привязывавшие Червонца к кровати, порвались, и, выгнувшись, он скатился на пол. Аппарат Илизарова с лязгом бился об пол, кляп выскочил, и Лина увидела, что Червонец, высунув язык, азартно кусает его, словно посторонний кусок мяса. Кровь текла у него изо рта, руки выворачивались, словно кто-то невидимый выкручивал их, а сам Червонец в этот момент чувствовал, как стальные крючья раздирают на части его голову. Гипс, в который была упрятана правая рука Червонца, треснул, и Червонец, поднеся скрюченные руки к лицу, засунул пальцы себе в рот и стал разрывать его.
Видя все это, Лина похолодела.
Она знала, что Червонец сейчас умрет, но такого впечатляющего зрелища не ожидала. Однако Лина была совершенно удовлетворена. Она не знала, что все будет происходить именно так, но то, что она увидела, наполнило ее сладким чувством исполнившейся мести.
Наконец судороги достигли апогея и Червонец, испустив сдавленный утробный рык, замер, а через несколько бесконечно долгих секунд распластался на полу колышущейся грудой безвольного мяса.
Его глаза были открыты и смотрели прямо в потолок.
Нагнувшись к нему, Лина с жадностью вбирала в себя его смерть. Червонец был безусловно мертв. Гарантированно и навсегда.
- А жаль, - пробормотала Лина и выпрямилась.
Совершенно хладнокровно она вытерла полотенцем все предметы, к которым прикасалась, и, еще раз оглянувшись на труп Червонца, вышла из палаты.
В коридоре было все так же пусто.
Пройдя мимо лифта, Лина стала спускаться по лестнице.
Сняв халат, шапочку, а заодно и парик, она сунула все это в стоявшую на лестничной площадке урну, затем сняла мамину кофту и со вздохом повесила ее на перила. Пусть кто-нибудь бедный носит…
Встряхнув волосами, она поправила юбку, которая была в общем-то вполне приличной и современной, и вышла в вестибюль. Быстро пройдя по нему, она оказалась на улице и, закинув сумочку на плечо, пошла к воротам.
В этот момент рядом с ней остановился уже знакомый ей «Крайслер», и из распахнувшейся двери выскочил давешний Шварценеггер. Лина помнила, что он тоже был на суде и, сидя рядом с клеткой для подсудимых, несколько раз внимательно посмотрел на нее.
Столкнувшись с Линой, которая в этот момент быстро отвернулась, он буркнул:
- Из-зните.
И поспешил к входу в здание больницы.
- Ты ее на подоконнике оставил, - раздалось ему вслед из машины.
Неожиданно Шварценеггер резко остановился и, повернувшись к уже удалившейся на несколько шагов Лине, сказал:
- Слышь, это… Девушка, а где мы с вами виделись?
- На дискотеке, - не оглядываясь, весело ответила Лина, хотя в этот момент ее сердце ушло в пятки.
И торопливо пошла дальше.
- На дискотеке… - Шварценеггер пожал плечами. - На какой еще дискотеке?
- Шевели копытами! - крикнул ему сидевший в машине Бритый. - Нам еще к Желваку ехать.
- Иду, иду, - отозвался Шварценеггер.
Он забыл в палате Червонца мобильный телефон, и им пришлось возвращаться с полдороги.
Говорят, что пути не будет…
Глава десятая
Покончив с Червонцем, Лина сдала машину в агентство проката, вернулась домой и в полном опустошении сидела на кухне с чашкой чая. Она думала, как ей жить дальше. Мысли роились самые неутешительные. Первое - она стала убийцей. Отняла человеческую жизнь. Пусть Червонец был подонком, тем не менее… Но Максим теперь отомщен… Она почувствовала себя опустошенной, но эта странная пустота образовалась на месте переживаний, терзавших ее больше двух месяцев, и Лина с удивлением смотрела внутрь себя, не ощущая ни тупой боли, уже ставшей привычной, ни тоски, ни страха… Только оцепенение…
Второе - с работы ее наверняка поперли, так давно она там не объявлялась. Кое-какие деньги у Лины еще остались, конечно. Она - девушка экономная, зарплата у нее была немаленькая, плюс бонусы и проценты. Так что удалось кое-что скопить. Плюс то, что оставили ей в свое время родители. Но надолго этих денег не хватит. Хотя, мрачно подумала девушка, вполне вероятно, что она скоро окажется за решеткой, так что вопрос о хлебе насущном может и не встать. В тюрьмах кормят, пусть и баландой, с голоду умереть не дадут. В воображении Лины представилась кошмарная картина, основанная на прочитанных ею когда-то романах Б. К. Седова (папочка увлекался, и она пару книг пролистала): вот она лежит на верхней шконке, одетая в полосатую робу… В камере вместе с ней еще двадцать жутких теток, одна другой отвратительнее. И вот одна из них, ростом почти с Кинг Конга, улыбается Лине и говорит: «Ах, какая цыпочка! Какая милашечка! Иди ко мне, я тебя приголублю!»
Девушку передернуло. Лучше сразу вниз головой с десятого этажа…
Третье - Артур… Этот чертов спецагент, в которого ее, кажется, угораздило влюбиться… Ох! В человека, которому от нее нужно одно - загадочный медальон и который не задумываясь пожертвует ее жизнью, если надо будет. Или не спецагент, а бандит? В глубине души девушке казалось, что этот Бэтмен к ней неравнодушен, но… Не верила она ему, и все тут.
И последнее - медальон. Надо вернуть его и разгадать его тайну. Чем черт не шутит, а вдруг там и впрямь ключ к сокровищам? Что там еще может быть? Не списки же немецких шпионов времен Первой мировой войны? Медальон принадлежит ее семье уже третье поколение, если в нем таились какие-то политические секреты, они давно утратили актуальность. С годами не утрачивает актуальность только ЗОЛОТО… Золото - это ключ к свободе… Она сможет уехать подальше отсюда, может быть, даже из этой страны, забыть обо всех ужасах, которые ей довелось пережить за последние несколько месяцев… Лина вздрогнула. Год назад ее приводила в ужас одна мысль о том, чтобы уехать из России, из Питера. А сейчас… Но теперь ее ничто здесь не держит. Она потеряла любимого человека, брата, маму… На глаза девушки навернулись горькие слезы.
Тяжелые мысли Лины были прерваны телефонным звонком.
Лина вздрогнула, бросилась в гостиную и схватила трубку:
- Алло!
- Здравствуйте, Лина, - раздался бархатный голос Воронцова.
- Артур! Здравствуйте! - Лина изобразила радость.
- Лина… Милая, я очень хочу вас видеть. Давайте встретимся сегодня…
- О! Не смею отказывать суперагенту, которому сам Джеймс Бонд в подметки не годится. Конечно, я согласна! - лукаво ответила девушка.
- Я буду счастлив видеть вас. Заеду в семь часов. Годится?
- Да, вполне. Жду вас.
Положив трубку, Лина задумалась…
Почему бы не попытаться использовать Воронцова для того, чтобы разгадать тайну медальона… Очевидно, что хрупкая девушка вроде нее, не имеющая нужных связей и возможностей, в одиночку мало что сможет сделать. Зато вместе с Артуром… а там будет видно.
Внезапно Лина вздрогнула и покрылась холодным потом. Она совсем забыла про Прынцессу… Хотя… в свете того, что она сделала с Червонцем, история одиннадцатилетней давности ситуацию не сильно ухудшит. И девушка горько засмеялась. Потом встряхнулась, посмотрела на часы.
- В семь часов. А сейчас два. И как мне убить эти пять часов? - Она подумала и решительно произнесла: - Я знаю. Я потрачу эти пять часов с пользой для дела.
И пошла в комнату одеваться.
Через десять минут Лина вышла из подъезда и, остановив белую «Волгу», сказала:
- В Московский район. К «Электросиле».
- Сто пятьдесят, - бодро ответил водитель. Лина кивнула и уселась рядом с ним.
В этот день Гвоздю снова везло. Поставив тысячу, он выигрывал уже восемнадцать.