Сыск во время чумы Трускиновская Далия

– Знакомый вертопрах, – согласился, обернувшись и сквозь прорези колпака вглядевшись в лицо, Тимофей. – Только ночью-то на нем мундирчик был. А вон тот, выходит, твой приятель, Федя… талыгайко…

– Шли б такие приятели к монаху на хрен, – пожелал Федька. – И чего шатаются? Заразу подцепить норовят?

– Нам с тобой барских затей не понять, – успокоил его Тимофей.

Варварские ворота Архаров и Левушка увидели издали.

– Так вон там, что ли, образ висел? – спросил, указуя перстом вверх, Левушка.

– Так он, поди, по сей день там висит. Кабы убрали – Сидоров бы сказал. А народу, гляжу, не густо, – отвечал Архаров.

Перед ними была широкая и высокая арка ворот, слева от которых торчала приземистая безверхая башня. Над аркой, в нише, и впрямь виднелось что-то вроде образа и даже стояла прислоненная лестница.

– Ги-ись! – негромкий этот оклик заставил их обернуться и быстренько уступить дорогу фуре мортусов.

– Где же тут мастеровой с сундуком сидел? – заинтересовался Левушка. – У башни, что ли?

– Там, где народ не стопчет. Статочно, что и у башни… – Архаров вертел головой, изучал местность – и местность эта была унылая, какая-то заброшенная и запущенная, сплошь деревянные домишки да немощеные улицы. Хотя он знал, что тут, в Зарядье, стояло и немало богатых особняков.

– Вон там! – сообразил Левушка. – Видишь, Николаша, где нищие? Там он сидел!

– Надо же, чума, город на осадном положении, людям самим жрать нечего, а кто-то ведь им подает, – удивился Архаров. – Ты прав, пойдем с ними потолкуем. Толковать буду я, ты стой поодаль.

Они подошли к нищим, сидящим у основания Варварской башни. Но по дороге еще раз услышали «Ги-ись!» и пропустили еще одну фуру.

– Вот кто нам нужен, – Архаров показал на безногого старика, сидящего в деревянной тележке. На старике был грязный зеленый пехотный мундир – надо думать, времен государыни Анны. И стояли по обе стороны тележки два чурбачка с рукоятками – вроде утюгов. Ими он пользовался, отталкиваясь от земли, когда ехал.

Архарова эти чурбачки заинтересовали – он подошел поближе, чтобы их разглядеть. Таким образом, и выбор был сделан – к кому обращаться.

– Помолись за мою душу грешную, – сказал Архаров старику, бросая ему на колени монетку. – Что это тут негодяи разъездились? Вторая уж фура.

– Спаси Господи. А стоянка у них, сударь, неподалеку, на бастионе, – объяснил старик. – И домишко ихний тут же. Нам и хорошо, они хоть и негодяи, а хлебом делятся.

– Что за бастион? – удивился Архаров.

– Земляной бастион, еще при царе Петре строен. Шведов, что ли, в Москве ждали. А может, и турку.

– То есть, толком не знаешь?

– Про свои баталии все тебе расскажу, я с фельдмаршалом Минихом в Крым ходил, я Очаков брал. Нас из Очакова точно такая же чума выжила, не чаяли, как и уцелеем.

– А ног где лишился?

– А когда со шведами воевали.

– Так при тебе, выходит, бастион поставили? Или ты, дядя, не приметил?

– Так я же тебе, сударь, сказываю – задолго до того! При царе Петре, поди! – возмутился калека.

– Николаша, не кипятись, это древняя история! – вмешался Левушка и тоже бросил старику монетку.

– А не было ли тебя тут, дядя, когда митрополит за сундуком денег приезжал? – спросил Архаров.

– Как не быть! Только я не здесь, я вон там сидел.

– И видел, как на митрополита напали?

– Да как же я мог видеть, коли толпа собралась – в тыщу человек! Наша братия только ноги и разглядела.

– А что, правда ли, что сундук был полон медяков? – продолжал Архаров.

– Какие медяки? Туда и серебро на свечу кидали, и бабы серьги из ушей вынимали, кидали, и перстеньки, сам видал.

– А велик ли был сундук?

– Даже и не сундук, это люди врали. Так, укладочка… – старик обвел руками контуры воображаемого сундучка. – Митьке говорили – возьми поменьше, скорее наберется. Он же обет дал – набрать сундук денег на свечу. Богородица ему так во сне велела, чтобы поставить всемирную свечу и мор прекратить. А малый-то сундучишко скорее соберется…

– Митькой, выходит, звали?

– А чего ты, сударь, докапываешься? – вдруг сообразил спросить старик. – На что тебе Митька сдался?

– Да я тоже хотел на свечу пожертвовать, – и Архаров показал меченую монету. – Нарочно для того от Никитской пришел. Знать бы, где тот Митька с сундуком! Мы-то думали – суета кончилась, и опять он тут сидит. Приходим – а его и нет.

– Так и мы думали – отобьет его народ у солдат, и соберет он свой сундук денег на всемирную свечу.

– Солдаты его, выходит, забрали? – удивился Архаров. Ничего подобного Сидоров не рассказывал. Опять же – коли бы загадочный мастеровой был схвачен и сидел в надежном месте – полицейские драгуны могли умолчать об этом из одной вредности, чтобы столичным гвардейцам служба медом не казалась…

– Может, и забрали, а только после того он уж не появлялся. А может, и чума прибрала.

– Вместе с сундуком? – не унимался Архаров, а Левушка, забеспокоившись, обернулся – не слышит ли кто лишний этих назойливых вопросов.

Нищий пожал плечами.

– Вам у Всехсвятской церкви лучше скажут, – пообещал он. – Там батюшка, коли еще жив, про Митьку много чего знал. А то еще дьячок, Петров Устин, он с Митькой дружбу водил.

– Дай тебе Боже здоровья, дядя, – сказал Архаров. И, отходя, заметил Левушке:

– Помяни мое слово, дьячок много чего про сундук поведает.

– Это он Митьку научил, как деньги собирать! – догадался Левушка. – Неспроста же – сперва со здешним дьячком задружился, а потом именно про здешний образ ему Богородица во сне толковала!

– Не вопи, люди сбегутся.

Они прошли по Варварке и свернули к храму. Еще одна фура мортусов обогнала их. Три фигуры в балахонах обернулись, перемолвились словцом, глядя на переодетых офицеров.

– Раскланяйся, Левушка, – велел приметливый Архаров. – Вон, вон – наши знакомцы!

– А как ты их признал? Все же одинаковы!

– А чего такого – это они нас первые признали.

Архаров огляделся и увидел, что к церкви поспешает бабка, а из дверей, напротив, выходит степенный, на старинный манер благообразный мужчина и, обернувшись, трижды крестится на наддверный образ.

Архаров прищурился – мужчина его заинтересовал. Но, быстро подойдя к церковным дверям, обратился он к старухе.

– Бог в помощь, бабушка!

– И тебе, сынок, и тебе, – глядя на него по-птичьи, боком, отвечала старуха. И отошла – чума приучила общительных москвичей к осторожности.

– Ты, я гляжу, здешняя?

– А тут, в Зарядье, живу.

Благообразный мужчина в длинном кафтане на купеческий лад, застегнутом не на пуговицы, а на серебряные лапки, неторопливо подошел к нищим и оделил их полушками. Тоже держался от убогих подальше.

– И здешнего прихода? – продолжал Архаров.

– Здешнего.

– А тогда скажи, сделай милость, как мне дьячка Устина Петрова сыскать.

– А на что тебе?

– А по своему делу.

Старуха задумалась.

– А сказывали… – начала было она, но тут вмешался мужчина.

– Помер Петров, царствие ему небесное, – сообщил он.

Левушку, в силу его музыкальности, позабавило сочетание дородной стати внезапного собеседника с бойким пронзительным тенорком, почему-то обычным для московского торгового люда. Архаров тоже отметил этот голос, переливчатый, выразительный, сейчас в нем прямо-таки звенела скорбь.

– Как это помер! Не мог помереть! – возмутился Архаров.

– А как ныне все мрут? Мор – одно слово. Вчера еще бегал, сегодня в беспамятстве лежит, а завтра и хоронить волокут, – растолковал мужчина.

– Да ты что, сударик? – растерялась старуха. – Не помирал он! Кабы помер, я бы слыхала…

– Да от кого теперь слыхать? Некому и слухи переносить стало, все на тот свет отправились. А какое тебе, сударь, дело до Устина?

– Да есть дельце, – уклончиво отвечал Архаров. – Должен я ему остался. Как тетка померла – звали Псалтырь читать у гроба. Все никак не мог должок вернуть…

– Теперь разве что панихиду по нем на те деньги заказывать…

– Да не помирал же, – вмешалась старуха. – Он от меня через два дома живет, так там красного креста над воротами еще не намалевали! Стало быть, и язвы в доме нет.

– Сегодня нет, а завтра есть, – не унимался мужчина. – Ты уж мне, сударь, поверь.

– Да как не поверить… – Архаров тяжко вздохнул. – Ну, недосуг мне. Ты ведь, сударь, этого прихода? Сделай божеское дело – вот тебе рублевик, отдай в церковь на помин Устиновой души.

– Это дело, – согласился мужчина и достал из кармана влажную тряпицу – тут же всем в нос шибануло уксусом.

– Мне бы, батюшка мой, дал! – возмутилась старуха, меж тем как Архаров передавал мужчине в расстеленную на ладони тряпицу меченый рубль. Левушка было кинулся наперерез, но был отодвинут.

– А тебе зачем? Ты ж твердишь, что жив Устин!

– Так я бы за здравие помолилась…

– Ступай, ступай, старая трещотка! – прикрикнул на нее мужчина. – Молодых парней чума не милует, а тебя, вишь, все стороной обходит! А на рубль я и сорокоуст закажу, и панихидку, и на обновление храма останется.

Он начал костерить старуху на высоких тонах, а к концу своей речи опускал голос все ниже и ниже, слова выпевал все медленнее, сообразно словам, и Левушка вдруг подумал, что неплохо бы когда-нибудь этот купецкий говорок записать нотами.

– Бог тебе в помощь, – с тем Архаров отошел и увлек за собой Левушку. Они неторопливо пошли к Варварке.

– Ты спятил, Николаша, ей-Богу, спятил, – зашептал Левушка. – А ну как этот дядька заразный? А ты его трогал!

– Нет, Левушка, такого жоха и чума не возьмет, такие долго живут, – задумчиво сказал Архаров. – Какого беса он нам врал про дьячка? Он в этом деле с сундуком, стало быть, как-то замешан…

– Так ты ему меченый рубль дал? – наконец-то догадался Левушка. – Ох, мать честная, и что же теперь из всего из этого выйдет?

– Понятия не имею. Встанем тут, отсюда увидим, как бабка из храма выходит. Вот бабка – та не врунья…

– Так ты же не просто так рубль дал! Отродясь ты деньгами не швырялся! Что он такого сказал, чего я не уразумел? – Левушка, поняв, что его умственные способности оказались под сомнением, сильно разволновался.

– Соврал он. А кабы я знал, что иное бы предпринять, то и не швырялся бы. А тут вижу – врет и не краснеет, стало быть, сие может оказаться зацепочкой… А может оказаться и бесполезным мотовством. Я не сыщик, Тучков, я их ухваткам не обучен, орудую в меру своего разумения. Что-то из этого непременно получится и где-то меченый рублевик, помяни мое слово, вынырнет… Не может быть, чтобы он всего лишь из любви к вранью нам про дьячка врал. Стало быть, для чего-то ему надобно, чтобы дьячка мертвым сочли.

И тут к Архарову и Левушке подошел парень, весь увешанный разнообразным имуществом. Лет ему было не более двадцати пяти, высок, узкоплеч, сутуловат, как положено разносчику, светлорус, из той особой породы российских губошлепов, у которых главное, что запоминается при знакомстве, – большой приоткрытый сочный рот. На голове у него были нахлобучены две треуголки, через плечо висело на веревочках несколько пар сапог, еще какое-то тряпье переброшено через руку – так что даже не разглядеть, во что одет. Также имелся лоток, словно у торговки пирогами, накрытый тряпицей.

– Для хороших господ есть товарец первого разбора, – сказал парень и приподнял тряпицу. – Табакерки с патретами, табакерки костяные, лубяные, резные, всякие. Сударушке подарить, самому табачком побаловаться, я и табак держу… Недорого отдам, право! Голод такой настает, что не до прибытку – за свою цену бы продать да поесть…

Архаров склонился над лотком.

– А что, перстеньков с сережками нет ли?

– Ты полагаешь, Николаша?.. – начал было Левушка, но Архаров так на него посмотрел – пришлось заткнуться.

– А как не быть, в карманах и не то найдется…

– А покажи, – велел Архаров.

– А вот, полюбуйся, господин хороший… – парень протянул на ладони побрякушки. – Сережки с яхонтами лазоревыми, сережки висячие, сережки жемчужные…

– Дороги, поди, а мне для девки, обещал, – сказал Архаров, уже доставая из левого кармана кошелек. – Девка простая, ей такое надобно, что здешние мещанки носят.

– Так и у меня – не графские перстеньки! Эй, эй!

Но поздно было вопить – на торговца налетел мортус со своим дрыном и так решительно ткнул парня, что поверг наземь, и весь его товар разлетелся.

– Вот ведь змей! – воскликнул он и сердито обратился к Архарову: – Из ума ты, что ли, выжил? Сейчас на улице с рук покупать – чуму брать!

– Ах ты сука! – крикнул торговец. – Мало вам, каторжным, плетей-то дают!

– Поговори мне! – Федька поддел крюком свалившуюся с головы продавца лишнюю треуголку и отшвырнул ее подальше. – Видит, сволочь, что вы нездешние! Свои-то не дураки – товар у него брать! Все это – из выморочных домов, зачумленное. Наденешь такую шапочку – а через три дня в ней на тот свет пойдешь красоваться, дурак дураком!

– Спаси и сохрани! – Левушка истово перекрестился.

– Вперед будь умнее, – сказал Федька Архарову и направился было обратно к фуре, но Архаров заступил ему дорогу.

– Пожалел, выходит, дурака? – прищурившись, спросил Архаров.

– Выходит, так. Дураков жалеть сам Бог велел, – отвечал Федька. И, судя по голосу, рожа его под черным колпаком была весьма ехидной.

Левушка фыркнул.

– Ладно. Судьба нас и в третий раз сведет. А ты для такого случая запомни – я за все вдвое плачу, и за услугу, и за обиду, – сказал Архаров. – Я – Преображенского полка капитан-поручик Архаров.

– Потише бы про себя объявлял, – заметил Федька. – Народ на вас, на усмирителей, зол. Как раз схлопочешь камушком в темечко.

– А мы ведь еще никого усмирить не успели, его сиятельство граф Орлов по больницам поехал, – вмешался Левушка. – И ежели кто из крепостных согласится пойти в больницу зачумленных выхаживать – тому вольная.

– Точно? – удивился Федька.

– Так сегодня с утра решили! – Левушка, сообщая это, был так счастлив, как будто сам получал некую вселенскую вольную.

– Как Бог свят! – и Архаров медленно, весомо перекрестился.

– С нами обоз врачей приехал, Москву поделят на участки, и в каждом будет свой особый врач, – продолжал Левушка. – А выморочные дома пожгут!

Ему хотелось ну хоть добрым словом побаловать мортуса, который так решительно кинулся спасать Архарова.

– Это по уму, – согласился Федька, – только ведь голод огнем не остановишь. Фабричные без работы остались, жрать им нечего, они теперь как сухой хворост – только искру урони… злобы в них…

И помотал головой, всем видом показывая – и сравнить-то не с чем.

Торговец попытался подняться с земли, но Федька опять замахнулся на него дрыном – и он замер.

– Так и об этом граф Орлов позаботится! – воскликнул увлеченный графскими затеями Левушка. – Слыхано, будут заставы укреплять, а кто пойдет туда трудиться, тому в день по пятнадцати копеек платить станут.

Архаров меж тем как бы ненароком сунул кошелек мимо левого кармана и уронил наземь.

– Государыня не велела понапрасну кровь проливать, – сказал он. – Так и товарищам своим передай.

– Кто мои товарищи – знаешь? – выкрикнул Федька.

Архаров пожал плечами.

– А кто бы ни были…

Федька помолчал. Вся эта беседа казалась ему беспредельно странной. Двое переодетых офицеров, молодой и постарше, словно бы не замечали на нем дегтярной робы и колпака с дырками для глаз.

– Кому рассказать – не поверят, что ты с каторжным негодяем по-божески говорить не побрезговал.

– А, знаешь, не брезглив я…

Торговец простерся по земле, протянул руку и прибрал кошелек, а затем стал отползать.

– А коли я сто человек порешил? Коли у меня рожа клейменая? Коли меня лишь чума от виселицы спасла?

Левушка сделал шаг назад – звучало сие из-под колпака яростно и с надрывом.

– Не успел ты ста человек порешить, – сказал Архаров. – Годы твои не те. А по пьяному делу из-за бабы задрался. И пришиб какого-то дурака, царствие ему небесное. А поскольку с тем дураком был в приятелях, то и вообразил себя превеликим душегубом. И сам же заорал – вяжите меня, православные! Что, не так?

Федька ничего не ответил.

– Ну, еще кому-то от тебя досталось на орехи. Не валяй дурака, не гневи Бога, – посоветовал Архаров.

Тут торговец поднялся на ноги и стал отступать к закоулку. Архаров резко повернулся к нему и так посмотрел, что парень ударился бежать.

– Чего это он? – удивился Левушка и полез в карман кафтана.

– Не стянул ли чего? – забеспокоился Федька.

– Мой цел, – добыв кошелек, сказал Левушка. – Николаша, а твой? Погоди, ты же его в руке держал!

– Обронил! – воскликнул Федька. – То-то этот змей к нам все жался!

Левушка, ни говоря ни слова, выхватил шпагу и кинулся в погоню.

– Стой, Тучков! Стой! – крикнул Архаров. – Заразу подцепишь! Вот дурень…

Он сильно огорчился тому, что Левушка, уже зная его затею с мечеными деньгами, не разгадал уловки.

– Не догонит, сейчас же и вернется, – уверенно сказал Федька. – Тот дворами уйдет, а твой недоросль тех дворов не знает.

– Ты его раньше тут встречал? – спросил о торговце Архаров. – Вы, мортусы, тут где-то поселились, должны уж местных знать.

– Эти к нам не суются, мы колечек зазнобам не покупаем, – отвечал Федька. – Нашарил, сволочь, по выморочным домам, ходит, ищет дураков… мало я ему влупил…

– Мародер, – четко произнес Архаров. – Может, и мародер…

Торговец, бросая товар, действительно уходил какими-то немыслимыми закоулками и дырками в заборах.

Левушка давно сбился со следа, но гнался наугад – музыкальным своим слухом вылавливая в притихших закоулках топот мужских, обутых в грубые башмаки, ног.

Он заскочил в какой-то двор. По всему видать – то был задний двор большой московской усадьбы, со службами – конюшнями, каретным сараем, всякими мелкими строениями.

Левушка встал, огляделся – ему стало ясно, что вор, кажется, ушел. Но он, явно копируя Архарова, исподлобья и чуть ли не принюхиваясь, исследовал пустой двор, затем прислушался, что-то показалось ему подозрительным.

В двухэтажное деревянное здание, раскидистое и просторное, вели довольно широкие распахнутые двустворчатые двери. Левушка с обнаженной шпагой вбежал по ступеням, оказался в сенях и остановился.

Откуда-то сверху донеслась тихая музыка.

Музыка!

Он встал, как вкопанный и сам не ощутил, как губы раздвинулись в рассеянно-радостной улыбке.

Музыка!

Далекий, пронизанный светом из высокого окна, образ – белое платье, белые руки, невесомо ласкающие струны арфы, юное сосредоточенное личико…

Музыка…

Тут звучала не арфа – кто-то незримый играл на клавикордах… играла! Это несомненно была женщина, красавица! Женщина – потому что только женщина могла выбрать эту хрустальную, грациозную, наивно-пленительную пиесу… только красавица, уродина ввек не выберет того, в чем столько красоты…

Левушка пошел на голос спрятавшихся в доме клавикордов.

Музыка, та самая… ноты, привезенные из Вены… дитя, наполовину ангел, потому что человеку такой дивной гармонии не создать, такую гармонию можно лишь подслушать на небесах!..

Левушка и сам не заметил, как перешел на скорый шаг.

Дом, где он оказался, был богато убран, огромен и пуст. Музыка, созданная юным ангелом, распахнула перед Левушкой все двери, и он спешил по анфиладе, слыша ее все отчетливей.