Ну и пусть Токарева Виктория

Лариска. Не догадываешься?

Кира. Нет.

Лариска. Странно. Ты занимаешься у Игнатия?

Кира. Конечно.

Лариска. Сколько времени?

Кира. Сорок пять минут.

Лариска. Двадцать две минуты твои и двадцать две минуты мои.

Кира. Но…

Лариска. Он не просил меня любить его. Я знаю. Моя любовь не пригодилась и плавает над крышами как неприкаянная. А ты – моя подруга, вместилище моих тайн, живешь как ни в чем не бывало и занимаешь мои самые главные двадцать две минуты в жизни.

Кира (растерянно). А что я должна была сделать?

Лариска. Перейти к Самусенко.

Кира. Но Самусенко – халтурщик, а Игнатий – педагог.

Лариска. Я не в состоянии тебе объяснить то, что ты не в состоянии понять.

Кира. У тебя свои задачи. А у меня свои. Я хочу быть пианисткой, и все остальное для меня во-вторых.

Лариска. У тебя какая-то этическая глухота.

Кира. Ты хризантема, а я – репей.

Лариска. Ты права. Но ты – не права.

Мимо прошел Игнатий. Лариска напряглась.

Забормотала.

Лариска. Не думать, не думать, не думать, не думать…

Кира. Ты сошла с ума?

Лариска. Нет. Это моя гимнастика. Я каждое утро просыпаюсь и повторяю, как молитву: «Мужество, мужество, мужество, мужество…» Раз пятьсот. И перед сном тоже: «Надежда, надежда, надежда, надежда…»

Раздается выстрел. Лариска вздрогнула.

Лариска. Это он.

Кира. Это лопнула шина у грузовика. По-моему, ты сошла с ума.

Лариска. Ну и пусть! Любовь – это и есть умопомешательство. Особенно неразделенная.

Кира. Почему неразделенная? Может быть, у него принципы. Все-таки он – учитель. Ты – ученица. Это безнравственно.

Лариска. Я скажу ему: если он хочет, я брошу училище. Плевать мне на это училище. Сейчас пойду и скажу.

Кира. Я тебя не пущу.

Лариска. Ты пойдешь со мной.

Кира. Это нескромно. Ты бегаешь за ним навитая, раскрашенная. Мужчины ценят скромность.

Лариска. Стой здесь!

Лариска исчезла куда-то и очень скоро вернулась обратно. Волосы у нее мокрые, гладкие, прижатые к темени. Ресницы смыты.

Кира. О! На кого ты похожа!

Лариска. Кусочек рабоче-крестьянского движения. Я ведь родом из деревни Филимоново.

Появляется Игнатий. Смотрит с удивлением.

С Ларискиных волос на платье стекает вода.

Игнатий. Маркова! Что это с вами?

Лариска. Я люблю вас, Игнатий Петрович!

Игнатий (растерянно). Спасибо…

Лариска. Не за что.

Игнатий. Вот именно, что не за что. За что меня можно любить? Я уже старый.

Лариска. Ну и пусть!

Игнатий. Я не свободен!

Лариска. Ну и пусть!

Игнатий. Я выжженное поле, на котором ничего не взрастет!

Лариска. Ну и пусть!

Смотрят друг на друга не отрываясь. Слышна музыка.

Учительская. Педагоги: Гонорская, Самусенко. Включено радио. Передаются последние известия.

Игнатий сидит, углубившись в кресло. За его спиной стоит Лариска. Она существует только в его воображении.

Лариска. Я все время пишу тебе письма, и мне кажется, я с тобой разговариваю. Родной! Любимый! Единственный! Тебе сейчас грустно. Чем я могу тебе помочь? Ничем. Только тем, что я есть у тебя. А ты у меня. Ты должен знать, что ты есть у меня, а я есть у тебя. Любовь – вот высшая заинтересованность. Считай, что мы с тобой – духовные миллионеры…

Появляется Самусенко. Это лысеющий человек, скрывающий лысину. У него прическа, которая называется «внутренний заем»: волосы от правого уха перекинуты к левому. Они постоянно возвращаются на свое положенное место, то есть к правому уху, и свисают к правому плечу. Самусенко все время их подправляет. Может быть, поэтому, а может быть, по ряду других причин Самусенко постоянно раздражен.

Самусенко (с раздражением). Ну вот! Опять не пришла!

Гонорская. Кто?

Самусенко. Маркова. Пропускает восьмое занятие. Месяц. Скоро экзамены за полугодие. Что я покажу?

Гонорская. Может быть, она болеет?

Самусенко. Ее вчера видели в парикмахерской. Маникюр делала. Вот такие ногти. Пианистка! Зачем она пошла в музыкальное училище? Шла бы в манекенщицы.

Гонорская. А чего ты злишься? Ты что, никогда прогульщиков не видел?

Самусенко. А то почему ее перевели ко мне? Она же у Игнатия была. Почему ее подсунули мне? Игнатий!

Игнатий (очнувшись). Да?

Самусенко. Почему ты Маркову ко мне перевел?

Игнатий. Она не занималась.

Самусенко. Вот я и говорю. Значит, ему – всех способных, а мне – всех сынков и всех гудков. А потом он, получится – педагог, а я – халтурщик.

Гонорская. Что ты разошелся?

Самусенко. Пусть Игнатий забирает Маркову обратно. Это нечестно. Или пусть ее переведут еще к кому-нибудь. К тебе вот.

Гонорская. Я не возьму. Я вообще предпочитаю парней. Я в девок не верю в принципе. Недаром лучшие врачи, учителя, повара, портные – мужчины.

Самусенко. Но ведь есть женские профессии.

Гонорская. Рожать. И все. Помнишь, у Бунина: женщины живут рядом с людьми и подобны людям, но… дальше не помню.

Самусенко. Но ты же сама женщина.

Гонорская. Поэтому я и знаю.

Лариска.…Когда ты обнял меня в первый раз, Бог тихонечко положил руку на твою спину и вжал тебя в меня. И теперь непонятно – где ты, где я. Я твоя собака. Я буду идти за твоим сапогом до тех пор, пока тебе не надоест. А когда надоест, я пойду за твоим сапогом на расстоянии…

Самусенко. Учти, к экзаменам я ее не допущу.

Гонорская (испуганно). Ты что… У нас лучшие показатели в районе. Мы идем впереди Римского-Корсакова, впереди училища Ипполитова-Иванова. Ты хочешь нас подвести?

Самусенко. Пусть Игнатий забирает ее обратно.

Гонорская. Игнатий, ты ее возьмешь себе?

Игнатий (очнувшись). Кого?

Гонорская. Маркову…

Игнатий медленно отрицательно качает головой.

Самусенко. Ну вот. Игнатий ее не берет. Ты любишь мужчин. Мне она тоже не нужна. К экзаменам не допущу!

Гонорская. Ну подожди! Может быть, есть какой-то выход…

Самусенко. Есть. Через дверь. Гнать ее надо.

Гонорская. Это неудобно… Мы же ее принимали… Ты, кстати, и принимал…

Самусенко. Это была ошибка. Мы должны ее поправить. Это была общая ошибка, ее и наша. Лучше исключить ее с первого курса, чем она потом всю жизнь будет заниматься не своим делом. Это, конечно, неприятность, но это полезная неприятность. Она потом сама нам спасибо скажет. Все надо делать своевременно, пока не поздно. И даже умирать своевременно…

Самусенко достает из портфеля завтрак, термос, начинает есть и пить. Гонорская стоит, задумавшись…

Гонорская. Пока не поздно… Вот и мне надо гнать моего Сеньку, пока не поздно. А то все сама. Все одна. И за мамонтом, и у очага… Вчера прихожу в магазин. А там кур продают. Французские и наши. Так французские в красивых пакетиках, с бантиками, как невесты. А наши лежат, ноги торчат. Три часа варить. И все равно жесткие. А почему? Потому что добытчицы. За каждым червяком полдня бегают… Ладно, отчисляй Маркову. Пусть приказ оформляют…

Звенит звонок. Урок.

Кира играет «Ромео и Джульетту» Чайковского. Тему любви. Игнатий прикрывает глаза. Возникает Лариска (или ее голос).

Лариска. Я знаю, я всегда с тобой. Когда ты идешь на работу – я. Слушаешь партитуры – я. Когда ты закрываешь глаза, перед тем как заснуть, видишь мое лицо. Сначала оно будет туманным, и тогда в тебе будет нежность. Потом начнет тебя жечь. И в тебе будет тоска. И тоска запоет в каждой жилочке. Тебе плохо без меня и неудобно, будто из тебя выдрали одно легкое, одну почку и половину сердца…

Музыка прекращается. Игнатий сидит по-прежнему.

Кира. Я сыграла.

Игнатий. Да? Да… Хорошо. Еще раз то же самое.

Кира. Зачем?

Игнатий. Что «зачем»?

Кира. Зачем то же самое, если хорошо?

Игнатий. Да… Действительно. Тогда дальше, сколько успеете.

Кира сидит какое-то время раздумывая: играть или не стоит? Какой смысл играть человеку, который тебя не слышит? Но потом принимается играть – прекрасно и вдохновенно. В конце концов, это его дело: слушать или нет. А ее дело – играть. И притом с блеском.

Если получится, конечно…

Дом Лариски. Лариска в красивом длинном платье. Украшает на столе маленькую елочку. Звонки в дверь – стремительные, нетерпеливые, как на пожар. Лариска метнулась к двери, распахнула. Входит Игнатий. Подхватывает Лариску. Кружит ее по комнате. Потом опускает на пол. Оба стоят, молча глядя друг на друга, как после долгой разлуки. Игнатий, что-то вспомнив, направляется к двери.

Лариска (испуганно). Ты куда?

Игнатий. Сейчас.

Лариска. Я с тобой!

Игнатий. Ну подожди…

Лариска. Не могу! Я не могу без тебя ни единой минуты. Я и так жду, жду…

Игнатий. Досчитай до десяти. Я приду.

Он выходит из комнаты. Лариска начинает считать.

Лариска. Раз… два… три… четыре… пять…

Игнатий появляется с длинным шарфом.

Игнатий. Вот. Это тебе новогодний подарок. Извини, он дешевый. У меня не было больше денег.

Лариска (замирая). А… Какая красота… Ты ничего не понимаешь. Это же самый модный хипповый шарф!

Лариска заворачивается в него. Кружится. Игнатий радуется вместе с Лариской.

Лариска. У меня тебе тоже подарок. (Снимает со своей шеи золотую цепочку с подковкой, вешает на шею Игнатия.) Все! Недолго маялась старушка в высоковольтных проводах!

Игнатий. Какая старушка?

Лариска. Я эту подковку заколдовала. Теперь всегда будешь меня любить.

Игнатий. Как заколдовала?

Лариска (берет в руки подковку, бормочет). Так бы он и скрипел, и болел, и в огне горел. Не мог без меня ни быть, и ни жить, и ни пить, и ни есть…

Игнатий. От тебя мандаринами пахнет.

Лариска. Это хорошо или плохо?

Игнатий. Мандарины – значит, зима. Ты что сегодня делала?

Лариска. Любила.

Игнатий. А еще?

Лариска. Все. Я целый день этим занималась. Сначала я писала тебе письма. Потом гадала на гороскопе. Вот.

Лариска достает листки бумаги. Игнатий садится за пианино, тихо наигрывает.

Лариска. Я – Скорпион. Ты – Лев: характер властный, натура богатейшая. Основная черта характера Льва – доброта.

Игнатий встает из-за рояля.

Лариска. Ты куда?

Игнатий. Никуда. Что с тобой?

Лариска. Я все время боюсь, что ты уйдешь. Когда ты от меня уходишь, у меня обрываются внутренности, как у пчелы. Если пчелу разозлить, она жалит, а потом улетает помирать, потому что вместе с жалом у нее отрываются внутренности.

Игнатий обнимает ее.

Лариска. А если я умру, что ты сделаешь?

Игнатий. Напьюсь.

Лариска. И все?

Игнатий. Напьюсь и заплачу.

Лариска. Мой образ со временем будет высветляться в твоей памяти, и ты полюбишь свою утрату.

Игнатий. Подожди, может, я тебя и так полюблю.

Лариска. Я не верю. Не могу себе представить. У Бунина рассказы о любви всегда кончаются смертью и никогда свадьбой. Наверно, очень сильная любовь должна быть обречена, а я хочу уготовить для нее такую банальную судьбу, как семья, – троих детей, физзарядку по утрам, прогулку перед сном.

Игнатий. Не изводи меня. Я сегодня целый день принимал зачеты. У меня уже слуховые галлюцинации.

Лариска торопливо накрывает на стол. Садятся.

Лариска подпирает лицо кулачками и смотрит, как

Игнатий ест.

Лариска. Когда ты ешь, я почему-то вижу, какой ты был маленьким.

Игнатий. Какой?

Лариска. В коротких штанишках с лямками. Мне кажется, что ты и не вырос. Мне кажется, что я тебя гораздо старше.

Игнатий. Ешь. А то сидишь и смотришь мне в рот. Я так не могу.

Лариска. Ты широко кусаешь, а потом жуешь с сомкнутым ртом… А когда ты чихаешь, у меня вот здесь, под ложечкой, что-то сдвигается, как будто разражается тихая гроза.

Игнатий. Раньше мне казалось, что я жую и чихаю исключительно для себя.

Лариска. Когда я с тобой, я спокойна и счастлива. И я больше ничего, ничего не хочу. Вот так бы и сидела до второго пришествия… Ешь мед.

Игнатий. Я не люблю мед.

Лариска. У тебя больной желудок. А все, что твое, – и мое тоже. Значит, это наш желудок. И ты не имеешь права распоряжаться им по своему усмотрению.

Игнатий. Уже и желудок не мой. И голова не моя. И кажется, ты права. Я потерял голову и ничего не делаю. Я не могу ни о чем думать, ничего не могу делать.

Лариска. Но ты же занят.

Игнатий. Чем?

Лариска. Ты любишь.

Игнатий. Разве это занятие для мужчин? На страстях живут одни бездельники.

Лариска. Настоящий мужчина не должен бежать от любви. Не должен бояться быть слабым.

Игнатий. Я ненастоящий. Ты принимаешь меня за кого-то другого. Ты меня не знаешь.

Лариска. Это ты себя не знаешь. Ты сильный и талантливый. Ты самый лучший из всех людей. Просто ты очень устал, потому что ты жил не в своей жизни. Ты был несчастлив.

Игнатий. Почему ты так решила?

Лариска. А ты посмотри на себя в зеркало. Такого лица не бывает у счастливого человека. Я имею в виду ту жизнь. До меня. У тебя было такое лицо, как будто у тебя ужасающая мигрень и ты вынужден ее скрывать.

Игнатий. Да?

Лариска. Такое впечатление, что ты прожил всю свою прошлую жизнь и живешь по инерции. По привычке жить.

Игнатий (после молчания). Знаешь… Моя любовь к жене умерла. А мы ее не хороним. И она – как мертвец в доме, которого не выносят.

Лариска. Ничего себе… Жить в доме, где мертвец.

Игнатий. Но мы уже привыкли. Если его вынести, то вроде будет чего-то и не хватать. Человек очень сильно привыкает к своим привычкам. В биологии это называется динамический стереотип. Его очень трудно ломать.

Лариска. Ну уж дудки…

Игнатий. Ты еще молодая. У тебя нет привычек. Они тебя не тянут.

Лариска. Ты когда первый раз меня увидел, что подумал?

Игнатий. Не помню. Я не помню своего первого впечатления.

Лариска. А я помню. Я увидела тебя и тут же поняла: что-то произошло. А потом я все время о тебе разговаривала. Как помешанная.

Игнатий. А сейчас?

Лариска. А сейчас я все время строчу тебе письма. И мне кажется, что я с тобой разговариваю.

Лариска достает из письменного стола пачку писем и протягивает Игнатию.

Лариска. Возьми. Прочитаешь.

Игнатий. Опять пачка? Ты просто Бернард Шоу.

Смотрят друг на друга не отрываясь.

Игнатий. Пожалуйста. Я очень тебя прошу. Пока мы с тобой… пусть у тебя никого не будет.

Лариска. Я буду с тобой до тех пор, пока ты захочешь. А когда ты не захочешь, я умру.

Обнимаются. Лариска кладет голову ему на плечо.

Игнатий. Ты дышишь мне в самое ухо. Как барашек.

Лариска. Почему барашек, а не собака, например?

Игнатий. Мы во время войны жили в эвакуации. Папа был на фронте. Я убегал в овраг и ложился на зеленую траву. А ко мне откуда-то приходил маленький барашек, ложился возле меня и дышал мне в ухо. Как ты сейчас. А мне казалось, что это – душа моего папы. А потом этого барашка съели. А я не ел. Хотя был голод. И папа не вернулся.

Лариска. А я потеряла сразу и папу, и маму, когда мне было тринадцать лет. Они погибли в автомобильной катастрофе. Я помню, пошла в морг, а мне служитель стал выдвигать жестяные листы с трупами. И спрашивал: ваш? Ваш?

Игнатий. О Господи… Почему ты мне раньше это не говорила?

Лариска. Не люблю вспоминать. И ты не помни. Хорошо?

Обнимаются.

Лариска. Ты пахнешь, как цветущее дерево. Я не могу тобой надышаться. И не могу на тебя насмотреться.

Целуются.

Лариска. Ты сейчас о чем-то подумал. О чем ты подумал?

Игнатий. Не рассердишься?

Лариска. Нет.

Игнатий. Под окном проехала машина. Дала гудок. Я подумал: ре-фа-соль.

Лариска. Это, конечно, обидно. Но я привыкну. Я буду слушать с тобой все автомобильные гудки. Я буду тем, что ты хочешь. Ты куда?

Игнатий. Взять сигареты.

Лариска. Я с тобой.