Ну и пусть Токарева Виктория

Лариска. Я знаю, что ты хотел сказать.

Игнатий. Что?

Лариска. Чтобы я поехала на каникулы к бабке в Коломну.

Игнатий. Действительно. А как ты догадалась? Ты что, телепат?

Лариска. По отношению к тебе – да. Я не поеду к бабке.

Игнатий. Я должен подготовить программу. В консерватории вакантное место. Объявлен конкурс.

Лариска. Ну и пусть!

Игнатий. Как ты не понимаешь?

Лариска. А как ты не понимаешь? Если бы у меня была шапка-невидимка, я пошла бы вместе с тобой. Я не могу без тебя.

Игнатий. Но ведь это всего десять дней: понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, понедельник, вторник – и все!

Лариска (сухо). Почему я должна ехать к бабке? Я могу остаться здесь, в Москве. А ты занимайся. Пожалуйста…

Игнатий. А что ты будешь делать в Москве?

Лариска. Но жила же я без тебя. Как жила, так и буду жить.

Пауза.

Игнатий (грустно). Я знал, что все равно ты когда-нибудь меня бросишь.

Лариска. Я? Почему?

Игнатий. Потому что ты тучка золотая на груди утеса-великана. Утром в путь она пустилась рано по лазури, весело играя. Но остался влажный след в морщине старого утеса…

Лариска. Женатый утес…

Игнатий надевает пиджак.

Игнатий. Мне надо идти…

Лариска. Нет!

Игнатий. Я должен идти. Уже поздно. Через час Новый год!

Лариска. Я пойду вместе с тобой.

Игнатий. Это невозможно.

Лариска. Тогда ты останься здесь.

Игнатий. Я не могу.

Лариска плачет.

Игнатий. Я приду к тебе завтра в восемь утра. Мы не увидимся только девять часов.

Лариска. Это надо считать до пятнадцати миллионов двухсот сорока трех.

Игнатий. А ты не считай. Спи.

Лариска вцепилась в его рукав.

Игнатий (гладит ее по волосам). Через час Новый год. Ты напиши желание на бумажке. Потом съешь эту бумажку и запей шампанским. И все исполнится. А потом посмотри новогодний «Огонек» и ложись спать.

Лариска плачет.

Игнатий. Не изводи меня. Я не могу уйти, когда ты плачешь.

Лариска. Я уже не плачу.

Она плачет. Игнатий уходит. Дверь за ним закрывается. Лариска припадает к двери. Считает.

Лариска. Раз, два, три, четыре, пять…

Дом Игнатия. Зоя наряжает елку. Звонок в дверь. Зоя открывает. Входит Никита. Вид у него растерзанный.

Зоя (в ужасе). Ты пьяный?

Никита. Я не пьяный.

Зоя. Нет. Ты пьяный.

Никита. Мама, я не пьяный. Я подрался. Возле метро.

Зоя (оседая на стул). Как подрался?

Никита. Была такая ситуация, что не вмешаться было невозможно.

Зоя. А если бы тебя ударили ножом? Или ты ударил ножом?

Никита. Но меня не ударили, и я не ударил. Мама, ну что за манера задавать риторические вопросы?

Зоя. Какие?

Никита. Риторические. Вопросы, которые не требуют ответа.

Входит Игнатий. Елка со звоном падает на пол. Зоя поднимает елку, с нее вместо шаров свисают одни нитки. Весь пол усеян сверкающими осколками.

Игнатий. С наступающим!

Зоя. Вот…

Звонит телефон. Игнатий напрягается. Никита берет трубку.

Никита. Да. Это я…

Уходит вместе с телефоном в другую комнату.

Зоя. Он сегодня подрался возле метро. Представляешь? Ты должен с ним поговорить.

Игнатий. Вот тебе подарок. Дешевый, правда, но у меня больше не было денег.

Зоя (разворачивает). Шарф… Фабрика «Большевичка»… Зачем ты покупаешь то, что заведомо не может быть применено? Мало в доме хлама… Хотя я буду заворачивать в него кастрюлю с кашей…

Игнатий. Через десять минут Новый год. Давайте поторопимся… Никита!

Появляется Никита. Семья усаживается за стол.

Игнатий. С кем ты подрался?

Никита. Это не я. Это Мишка подрался. Их двое, а он один. Что же, я буду рядом стоять?

Игнатий. А кто был прав?

Никита. Те двое. Но в данной ситуации это не имело значения. Я же Мишке друг.

Зоя. Но Мишка же не прав.

Никита. Значит, по-твоему, я должен был присоединиться к тем двум и бить его третьим…

Зоя. Я позвоню Мишкиному отцу.

Игнатий. А где твои джинсы, которые ты шил?

Никита. Продал.

Игнатий. Зачем?

Никита. Деньги понадобились.

Зоя. Зачем?

Никита. Зачем всем, затем и мне.

Телевизор включен. Нарядная дикторша объявила: «С Новым годом, товарищи!»

Игнатий. С Новым годом!

Все поднимаются. Пьют шампанское. Звонок в дверь. Игнатий напрягается.

Никита. Это ко мне.

Никита открывает дверь. Вваливается радостная компания – человек десять или двенадцать.

Никита. Мам! Мы в мою комнату.

Уходят в другую комнату, и оттуда тут же раздается музыка на всю мощность. Никита забегает в комнату, снимает со стола тарелку и бутылку. Скрывается.

Зоя. Совсем от рук отбился… Что там за девочки? Что за мальчики? Еще научат наркотики курить…

Игнатий. Он не отбился, Зоя. Он вырос.

Едят молча. Зоя некоторое время смотрит на Игнатия. Тот смущен. Ему кажется, Зоя все про него знает.

Зоя. Ты странно ешь. Наклоняешься над тарелкой, как собака над миской. Сиди прямо, а ложку неси к лицу.

Игнатий (слегка заискивая). Очень вкусный салат.

Зоя. С ананасом и свежим огурцом…

Появляется Никита и забирает со стола салатницу с салатом. На телевизионном экране появляется Аркадий Райкин.

Зоя. А где седая прядь? У него же была седая прядь…

Появляется Никита. Выносит отцу телефон.

Никита. Это тебя.

Игнатий (официально). Я слушаю!..

Голос Лариски. Игнатий…

Игнатий. И вас тоже.

Голос Лариски. Игнатий, Игнатий, Игнатий, Игнатий, Игнатий, Игнатий…

Игнатий. Большое спасибо…

Кладет трубку.

Зоя. Кто это?

Игнатий. Ученица.

Зоя. Влюбилась?

Игнатий. С чего ты взяла?

Зоя. Я нашла письма. Вот. (Показывает письма.) Что ты молчишь?

Игнатий. А что ты хочешь, чтобы я сказал? Нашла и нашла.

Зоя. Прочитать?

Игнатий. Как хочешь…

Зоя разворачивает одно из писем. Читает вслух.

Зоя. «Сегодня я проснулась в шесть утра. За окном крыши, крыши, как в Париже. И облака». Почему в Париже?.. «Крыши – это не ты. А облака – это ты». Чушь какая-то… «Я сейчас пишу тебе и люблю. Но как… Нежность стоит у самого горла. Хочется качаться, как мусульманин». Она татарка?

Игнатий. Нет.

Зоя. А почему мусульманин?

Игнатий. Мусульмане, когда молятся, качаются.

Зоя. Значит, она на тебя молится?

Игнатий. Там все написано.

Зоя. «Спасибо тебе за это утро. За это чувство. Ты сейчас еще спишь. Спят твои реснички на щеках, и живот вздымается, как у щенка, в такт дыханию. Спит мой синеглазый боженька, и ему снятся лошади. Аве Игнатий». Очень красивое письмо… Надо же… Я тебе ничего подобного не писала… Она красивая?

Игнатий. Очень красивая.

Зоя. Так. Что это, любовь?

Игнатий. Да.

Зоя. Что же делать?

Игнатий. Ты помоги мне.

Зоя. Как?

Игнатий. Потерпи.

Зоя. Значит, ты будешь любить, а я терпеть?

Игнатий молчит.

Зоя. Что я должна делать?

Игнатий. Не знаю.

Зоя. Может, мне уехать?

Игнатий. Ни в коем случае! Воспоминания будут так настойчивы! Я тут же пойду к ней.

Зоя. Ну так и иди к ней. Кто тебя держит?

Игнатий. А ты? А Никита? Я без вас не могу. Здесь моя корневая система. Я больше нигде не приживусь.

Зоя. Тогда оставайся с нами. Тебя никто не гонит.

Игнатий. А она? У нее нет ни отца, ни матери, ее выгнали из училища. Как она будет жить? На что она будет жить? Без денег, без профессии. Одна, в большом городе…

Зоя. Таких много по стране. Ты же не станция спасения.

Игнатий. Я не имею права не думать об этом, иначе получится законченный рисунок подлеца.

Зоя. Ты что, ее соблазнил?

Игнатий. Нет. Это не моя инициатива. Я, можно сказать, сопротивлялся изо всех сил.

Зоя. Тогда в чем твоя подлость?

Игнатий (после молчания). Я ее люблю.

Зоя поднимается, выходит из комнаты. Возвращается с чемоданом. Раскрывает его. Начинает собирать вещи. Игнатий наблюдает молча.

Зоя. Тебе теплое белье положить? В твоем возрасте уже пора носить кальсоны.

Игнатий молчит. Зоя заканчивает сборы. Закрывает чемодан. Вручает Игнатию.

Игнатий (потрясенно). Спасибо, Зоя…

Зоя. Ну о чем ты говоришь… Мы же друзья.

Игнатий берет чемодан. Уходит. Тут же возвращается.

Игнатий. А ты? Ты отдала мне двадцать лет жизни, у тебя не было других интересов, кроме меня и Никиты. Я так не могу.

Зоя. Оставайся с нами.

Игнатий. А она?

Зоя. Ну хорошо, пусть у тебя будут две. Она и я. Как ее зовут?

Игнатий. Лариска.

Зоя. Пусть у тебя будут я и Лариска.

Игнатий (растерянно). Это как?

Звонит телефон.

Зоя. Это она. Возьми трубку и пригласи ее к нам на Новый год.

Игнатий. У меня такое впечатление, что ты надо мной издеваешься.

Зоя. Почему? Пусть придет к нам в гости. Потанцует, поест, в конце концов. Что она сидит одна, как заяц? Войди в ее положение.

Звонит телефон.

Зоя. Сними трубку.

Игнатий. Позови ты.

Зоя. Я с ней не знакома. Вот ты нас представишь друг другу, и уж потом я буду ее приглашать…

Игнатий. Да?.. (Раздумывает.)

Поднял трубку и тут же положил ее на место.

Игнатий. Не могу. По-моему, в этом есть что-то ненормальное.

Зоя. Ну посуди: ты же все равно от Лариски не откажешься, и тебе все время придется врать – то у тебя концерты, то у тебя прослушивания, будешь крутиться как уж на сковородке, все нервы себе разболтаешь. У тебя два пути развития: врать или не врать. Я предлагаю – не врать. В Дании все так давно живут и не делают из этого трагедии.

Телефон звонит. Игнатий подходит к аппарату. Стоит в нерешительности.

Дом Лариски. Лариска сидит посреди комнаты на стуле и не отрываясь смотрит на телефон. Из-за стен, сверху и снизу доносятся музыка и топот. Люди празднуют Новый год. Лариска подходит к столу, пишет на листке бумаги желание. Потом жует эту бумагу. Жует довольно долго, и чувствуется, что ей противно.

Звонит телефон. Лариска схватывает трубку.

Лариска. Да! (Разочарованно.) А… Кира… Спасибо… Не могу долго говорить. Жду звонка. Потом…

Лариска бросает трубку и начинает ходить по комнате из угла в угол. Считает: двенадцать тысяч восемьсот сорок девять, двенадцать тысяч восемьсот пятьдесят. Звонок. Лариска схватывает трубку.

Голос Игнатия. Это я.

Лариска рыдает.

Голос Игнатия. Ну вот. Опять за старое. Ты же обещала.

Лариска. Я больше не могу. Я не умею без тебя.

Игнатий. Приходи ко мне.

Лариска (растерянно). Куда?

Игнатий. Ко мне домой. Дом ты знаешь. Третий подъезд. Пятый этаж. Квартира восемьсот девять. Все вопросы потом.

Торопливо набирает номер.

Лариска. Кира… Я тебя очень прошу – ты можешь сосредоточиться?

Кира. Сосредоточилась.

Лариска. Теперь слушай. И ты должна мне сказать не то, что я хочу от тебя слышать. А то, что ты думаешь на самом деле. Договорились?

Кира. Хорошо, скажу, что думаю.

Лариска. Поклянись.

Кира. Ну, началось…

Лариска. Мне только что позвонил Игнатий и велел, чтобы я пришла к нему домой. Это как понимать?

Кира. А чего там понимать: решил на тебе жениться.

Лариска. Почему ты так думаешь?

Кира. Ну а зачем он тебя зовет? Не с семьей же знакомить.

Лариска. Но он был у меня днем и ничего не сказал.

Кира. Днем он еще сам не знал. Днем он колебался. А сейчас решил.

Лариска. Ты думаешь?

Кира. Конечно. Поэтому он и снял тебя с училища.

Лариска. Не понимаю.

Кира. Тебя же отчислили. Ты что, не знаешь?

Лариска. Первый раз слышу.

Кира. Три дня назад. На доске висит приказ за номером сорок один дробь девяносто три.

Лариска. Это значит, до меня выгнали сорок и одного человека?

Кира. Господи, ну о чем ты думаешь… Неужели тебе Игнатий не сказал?

Лариска. Нет. Ничего не сказал.

Кира. Значит, он решил жениться и не хочет, чтобы ты оставалась в училище. Меньше разговоров…

Лариска рыдает.

Кира. Ты чего?

Лариска. Я не выдержу… Такое счастье… Теперь я не умру. Понимаешь?

Кира. Нет.

Лариска. День – это макет всей жизни. Утро – детство, день – зрелость, вечер – старость, а ночь – смерть. А мы – вдвоем, и нет смерти.

Кира. Счастливая… А как ты до него доберешься? Машины же не ходят.