Патриций Посняков Андрей

Глава 1

Декабрь 234 г. Августа Треверов (Трир)

И справедливость для всех

Исключительно важным и своеобразным источником развития римского права в классический период становится деятельность юристов, которая способствовала развитию стройности и цельности всей правовой системы Древнего Рима.

История государства и права зарубежных стран. Том первый

– Пусть судьей будет Квинт Фабий Рутин – так приказал претор, суть же дела в следующем…

Громкий и гнусавый голос судьи Фабия Рутина гулким эхом отдавался в полупустой базилике, располагавшейся на главном форуме Августы Треверов, города, основанного божественным Августом. Юний вдруг поймал себя на желании закрыть руками уши. Впрочем, он был неплохой человек, этот Фабий, к тому же знающий юрист, что в провинциях считалось редкостью. Вот везучим его нельзя было назвать никак – все крупные дела от имени императора Александра расследовал и судил претор, оставляя назначенным судьям лишь всякую мелочь, на которой не сделать ни карьеры, ни имени. Вот и сейчас…

– Нумерий Фусс, корабельщик, владелец лодок, что ходят по реке, требует у кормщика Каллиния возвратить лодку, данную упомянутому кормщику во временное владение, стоимостью в пятьсот сестерциев… – Судья запнулся и, почесав большую лысеющую голову, недоверчиво взглянул на истца – маленького кривоного человечка, вырядившегося по случаю суда в тогу. – Нумерий, а не завысил ли ты цену? Пятьсот сестерциев за утлый челнок – это уж слишком!

Корабельщик замялся, покраснел и, утерев выступивший на лбу пот, беспомощно оглянулся на Тита Манлия, иначе Лупоглазого Тита, защитника. Высоченный, с длинными, похожими на оглобли руками, тот своим видом наводил на мысли, что такому бы не в суде выступать, а камни ворочать или, по крайней мере, биться на арене цирка. А так силушка-то в никуда уходит, зря пропадает. Хотя, конечно, ум у него тоже имеется, иначе б не подался в юристы.

– Уважаемый судья, – встав, Тит моргнул светлыми, навыкате, глазами, – хочу напомнить о прескрипции…

Ага! Юний обрадованно усмехнулся. Ну, правильно, как это Фабий мог забыть о прескрипции, сиречь о том, что лодочник, хоть и оценил свой челнок в полтысячи серебряных монет, в случае безвозвратной утраты лодки нанимателем удовлетворился бы в два раза меньшей суммой, которую, надо полагать, этот челнок и стоил на самом деле. А может, даже меньше, если верить ответчику, кормщику Каллинию, интересы которого и представлял сейчас молодой адвокат Ант Юний Рысь по прозвищу Юстус – Справедливый.

Бросив быстрый взгляд на представителя истца, судья шумно вздохнул и обиженно прогнусавил, что, дескать, напрасно его упрекают в забывчивости, вовсе он не забыл про прескрипцию, как раз сейчас и собирался сказать.

Громко огласив новую – в два раза меньшую – сумму, Фабий благосклонно выслушал принесенную всеми сторонами по очереди присягу и, не тратя больше времени даром, приступил к разбирательству. Первым от имени лодочника, который, похоже, был весьма косноязычен, выступил Лупоглазый Тит:

– Летом, точнее, в июньские иды уважаемый господин Нумерий Фусс, владелец лодок, заключил с кормщиком Каллинием договор, по которому предоставил означенному кормщику внаем свой большой челн за оговоренную сумму…

– Какую сумму? – тут же поинтересовался судья.

– Ммм, – адвокат обернулся к лодочнику.

– За десятку… За десять сестерциев в месяц, так мы договаривались, – подтвердил тот.

– Договор был вербальным или литеральным?

– Литеральным, господин судья. На то имеется соответствующая расписка.

Судья кивнул и, откашлявшись, продолжил:

– Как видно из существа дела, договор был заключен на срок до конца осени, а сейчас уже декабрь, и наниматель так и не возвратил имущество. Почему?

– Так… – кормщик Каллиний – молодой, неробкого десятка парень с копной рыжих волос, в суде неожиданно потерял всякую смелость и даже стал заикаться. – Т-так… я ж-же и х-хотел ему отдать, да…

Вполуха следя за ходом процесса, Юний любовался сине-желто-красным разноцветьем оконных витражей. Стекольные мастерские имелись и здесь, в Августе Треверов, и неплохие, но вот эти витражи, украшавшие базилику, судя по качеству, были привезены из Колонии Агриппина, столицы Нижней Германии. Интересно, сколько за них заплатили? Наверное, немало…

А кормщик что-то мямлил, и круглое, с морщинками под глазами лицо судьи становилось все более хмурым. Хотя дело-то, если откровенно, было таким плевым, что… Впрочем, пришла пора вмешаться.

Юний поднялся со скамьи:

– Можно, господин судья?

Фабий сухо кивнул.

– Так вот, хочу сказать, что мой подопечный и рад был бы вернуть чужое имущество, да только он его утерял вследствие воздействия неодолимой силы. Помните октябрьскую бурю? Вот тогда и пропала лодка, скорее всего, утонула, или, быть может, ее унесло куда-нибудь вниз по реке да разбило о скалы. В общем, вещи как таковой уже нет – как нет и вины кормщика Каллиния в ее утрате. Он добросовестно выплачивал оговоренную сумму и также имел добросовестное намерение вернуть лодку по истечении срока договора.

Закончив свою небольшую речь, Юний обернулся в зал – очень уж ему не нравился там один тип в грубой, крашенной корой дуба тунике и плаще, подбитом волчьей шкурой. Спутанная борода, лохматые, давно не стриженные волосы, недобрый взгляд исподлобья. Германец? Галл? Вряд ли чистокровный римлянин, впрочем, их здесь не так уж часто встретишь, разве что в легионе. Юний не знал этого человека, но инстинктивно чувствовал исходящую от него опасность для порученного ему дела. Кто же это, кто? Подставное лицо, лжесвидетель? От Лупоглазого всего можно ожидать…

Соперник Рыси на ниве закона, Лупоглазый Тит, тоже посматривал в зал с видимой озабоченностью, и Юний знал почему. Рысь подстраховался: несмотря на молодость, он был умелым юристом. Как-никак четыре года изучал право в Риме, слушая лекции представителей двух конкурирующих юридических школ – прокулеанцев и сабинианцев. К тому же его учителем был знаменитый Герений Модестин, префект ночной стражи и ученик знаменитого Домиция Ульпиана, лет шесть назад сгинувшего в пучине дворовых интриг. И вот сейчас здесь, в зале, находился еще один человек: неприметный, средних лет дядька в потертом плаще с красным подбоем – Авл Пассий, дальний родственник Каллиния. Ой как вовремя он нашелся, вернее, это Юний его разыскал, выудив у своего подзащитного все, что могло пойти на пользу делу. Так что не зря волновался Тит, не зря! Хотя и Рысь не мог чувствовать себя спокойно – ему никак не давал покоя тот лохматый тип в волчьем плаще.

– Да, уважаемый Юний Юстус точно изложил все факты, – в свою очередь начал выступление Лупоглазый Тит. – Только об одной мелочи забыл упомянуть. Тогда, перед бурей, наниматель, кормщик Каллиний, не предпринял никаких мер для сохранности полученной во временное пользование лодки. Какой же он тогда добросовестный пользователь? Тут явно налицо преступная небрежность!

– Кормщик Каллиний всегда привязывал челнок прочной веревкой, – немедленно вступился за своего подопечного Рысь. – Тому найдется немало свидетелей, и, если будет позволено, я их всех перечислю.

– Верю, – отмахнулся судья, по всей видимости не имевший никакого намерения затягивать дело. – Принадлежащая Нумерию вещь, утерянная нанимателем вследствие воздействия непреодолимой силы – ведь все мы помним тот страшный ураган! – несомненно, относится к неделимым, движимым и простым. Однако вопрос: считать ли ее индивидуально-определенной?

– Конечно же нет, уважаемый судья! – обрадованно закричал Лупоглазый Тит. – Это родовая вещь, только родовая! Если ответчик не хочет платить, так пусть просто заменит ее на подобную по роду вещь – любую лодку. Мой подзащитный, думаю, вполне согласится на это!

Кормщик съежился – Юний хорошо знал, что лишних денег у него не было. Иначе стал бы он нанимать чужую лодку? Конечно, приобрел бы свою.

– Хочу задать один вопрос истцу, господин судья, – попросив слова, улыбнулся Рысь и, получив милостивое соизволение, повернулся к лодочнику: – Твой челнок относился к вещам заменимым или же нет?

– Конечно же, он это… для меня незаменим, вот! – Глаза Нумерия алчно блеснули, а его адвокат, услыхав такое, в ужасе схватился за голову.

– О, боги, – тихо шептал Лупоглазый Тит. – За что вы послали мне такого глупца? Ведь я же предупреждал его, чтоб без моего разрешения ничего не говорил!

– Ага! – Рысь довольно усмехнулся. – Раз вещь отнесена владельцем к категории незаменимых, то по закону должник освобождается от обязательства, если утрата вещи произошла без его вины!

– О, нет! Нет! – закричал Тит. – Мой подопечный ошибся, он вовсе не это хотел сказать.

Судья поморщился. Нехорошая это была тяжба – нудная и бесконечная. Слишком уж много вопросов возникало в этом на первый взгляд простом деле. С одной стороны – ураган. Действительно, обстоятельство непреодолимой силы, стихийное бедствие – сколько черепицы тогда сорвало с крыш. Кстати, сорванная ветром черепица ушибла некоторых прохожих, и те обратились в суд с исками против домохозяев – почему те не укрепили как следует свои крыши? Выиграли… Так и здесь может быть: привязывал ли наниматель лодку или нет, а если привязывал, то крепко ли и чем – простой веревкой или цепью? От всего этого у Фабия Рутина пухла голова. Вообще-то, конечно, кормщик должен был заплатить… Но никак не двести пятьдесят сестерциев, а куда меньше. Эх, был бы лодочник не таким алчным, давно бы уже закончили дело. А так, кто его знает, этого Нумерия? Накатает еще жалобу претору, да и Лупоглазый Тит, защитничек, тот еще прощелыга!

– Уммм, – судья скривился, словно от зубной боли, и предложил обеим сторонам определиться насчет суммы.

– Подождите пока с суммой, – махнул рукой Рысь и повернулся к судье: – Хочу кое-что напомнить и уточнить.

– Давай, – кивнул Фабий.

Юний улыбнулся и поклонился:

– Моему подопечному, кормщику Каллинию, совсем недавно, в декабрьские ноны, исполнилось двадцать пять лет…

Услыхав это, Лупоглазый Тит посерел – как же он не учел этот скользкий момент? Ну, как же?

– А следовательно, – уверенно продолжал Юний, – в июне, во время заключения договора с лодочником, ответчик по закону являлся несовершеннолетним, а значит, лицом ограниченно дееспособным, то есть имел право беспрепятственно расторгнуть договор. Что по его поручению и сделал месяц назад его попечитель Авл Пассий – вот он сидит в пятом ряду.

Авл Пассий, неприметный дядька в потертом плаще, встал и молча поклонился.

Судья еще больше нахмурился – дело опять затягивалось.

– Впрочем, – улыбнулся Рысь, – мой подзащитный готов выплатить истцу определенную сумму, только не сразу, а в течение какого-то времени, скажем, года-двух.

– Года? Двух? – вдруг распалился лодочник. – А мне денежки сейчас нужны, ух! Ах ты! – С разъяренным лицом он повернулся к Титу: – Ты ж мне обещал, что…

– Спокойно, уважаемый Нумерий, спокойно! – вскочил тот. – Если потребуется, мы напишем апелляцию, а сейчас… Господин судья, могу я предо…

Судья вдруг улыбнулся и, не дослушав адвоката истца, махнул рукой.

– Сальвиний Вер, – обратился он к тому самому бородачу в волчьем плаще. – Поведай-ка нам о том, как осенью, после урагана, ты отыскал в низовьях реки чужую лодку!

Ах, вот оно что! Юний ухмыльнулся. Так, значит, этот непонятный тип – креатура судьи! Добросовестный приобретатель бесхозного имущества! Нашел… Нашел лодку! Ну конечно, же, кроме лодки он должен будет вернуть хозяину и все доходы с нее, начиная с сегодняшнего дня.

Лодочник и его представитель разом повеселели, да и судья был рад побыстрее закончить дело. Ай да судья, ай да Фабий Рутин! Молодец, не терял времени даром. Хотя это скорее и не судья сделал, а претор, вызвавший своей властью всех возможных свидетелей.

Когда Юний вышел из базилики, на улице вовсю лил холодный дождь пополам со снегом, порывистый ветер бросал это мерзкое месиво прямо в лицо, не помогал ни капюшон, ни плащ-пенула, ни верхняя шерстяная туника. Брр! Ну и холодина.

Пока длился суд, небо, еще с утра высокое и голубое, затянули серые угрюмые тучи, задул ветер, но, вместо того чтобы разогнать облака, пригнал их еще больше. Вокруг резко потемнело, и редкие прохожие попрятались под крышами портиков. Августа Треверов – старая столица Белгики, город, где вот уже около года проживал молодой юрист Ант Юний Рысь Юстус – бывший британский легионер, бывший страж императора, бывший гладиатор и бывший раб, родившийся в далекой стране на берегах Нево – огромного озера-моря. Уж там-то подобная погода не была редкостью!

Юний поежился, вспомнив, как именно в такой дождь с мокрым снегом однажды преследовал на охоте лося, огромного злобного быка, внезапно решившего перейти от бегства к нападению. Бегущему первым Тарму, парню из рода Доброя, отца Рыси, копытом снесло полчерепа, другого чуть замешкавшегося охотника разъяренный зверь поднял на рога, третьего… Третьим был Рысь, совсем недавно получивший это имя. Сколько ему тогда было? Двенадцать? Да, пожалуй, так… Лось, озлобленный рогатый гигант, кося красным глазом, попер на него так, что Рысь едва успел отпрыгнуть в сторону, а затем, как учил отец, бросился брюхом на землю и, проскользнув у самых копыт, ударил рогатиной в сердце быка. Лось захрипел, замотал башкою и мягко повалился в мох… Да, если б отец не обучил кое-чему, Рыси пришлось бы плохо. Доброй ведал многое и многое мог. Недаром же его, пришельца из южных краев, приняли в род и даже со временем избрали вождем. Доброй явился из земель народа, который римляне иногда называли антами, а иногда – венедами. Сами же себя эти люди звали «словене» – «ведающие слово». Об этом много рассказывал Доброй своему сыну от Невдоги, дочери старейшины веси – племени, населявшего непроходимые леса к востоку от Нево-озера, или Альдейги, как его еще называли. Доброя уважали, но все же считали чужаком, а жрец Кердай проявлял к вождю откровенное недоверие и враждебность. Именно он, Кердай, настоял на том, чтобы во время неурожая в жертву богам принесли дочку старейшины, которая так нравилась Рыси… А в общем, жить было можно. Рысь любил охотиться, преследовать хитрого и сильного зверя. Обучаться военным приемам – метанию копья, стрельбе из лука, борьбе – ему тоже нравилось…

О, вот борьбу он, пожалуй, осилил, как никто другой из сверстников… Правда, не очень-то она помогла, когда явились ободриты. Они пришли под утро, приплыли на больших кораблях. Пользуясь численным преимуществом и внутренними распрями рода, они сокрушили всех – убили мужчин, захватили в рабство детей и женщин, а Добронегу, юную сестру Рыси, изнасиловал на его глазах сам вождь ободритов Тварр, а затем, натешившись, отдал своим воинам. Так она и погибла, Добронега. Не осталось в живых ни отца, ни матери, а сам поклявшийся отомстить Рысь был продан в рабство.

Он оказался в Лугдунской Галлии, на одной из вилл. Смышленый мальчишка быстро выучил латынь, но вскоре бежал, был пойман, наказан и продан в гладиаторскую школу Ротомагуса, города в землях галльского племени секванов. А затем попал в Рим, где стал популярнейшим бойцом, известным под именем Рысь из Трех Галлий. Теперь его звали Ант Юний Рысь: Ант – по названию племени, к которому его причисляли римляне, Юний – по названию месяца июня, когда он появился на галльской вилле, ну а прежнее имя Рысь стало прозвищем. Красивейшие женщины, деньги, уважение ланисты и, как высшая награда, рудис – деревянный меч, полученный из рук императора Александра. Символ свободы…

Как оказалось, что делать с этой свободой, Рысь не знал. Зачем и как жить? Неожиданно именно эти вопросы стали главными для Юния – может быть, потому, что он слишком быстро повзрослел? Ради чего жить? Вернуться в свой род? Так не к кому было возвращаться – весь род вырезали ободриты. Отомстить им и их вождю Тварру? Рысь попытался было его разыскать, правда, неудачно, еще будучи в Галлии. А в Риме… В Риме стало не до того. Сам император взял Юния в свою охрану, а Гай Феликс, префект, сделал доверенным лицом. Правда, от этого доверия произошли лишь одни неприятности – как выяснилось, Феликс попытался устроить переворот. Однако боги не явили своей благосклонности к этому умному и циничному авантюристу, и Феликс вынужден был покончить жизнь самоубийством, красиво бросившись с моста в Тибр. В это самоубийство Рысь не очень-то поверил – слишком уж картинно, да и труп в реке не нашли…

Впрочем, некогда было заниматься выяснением судьбы Гая Феликса – выжить бы самому. Юнию пришлось бежать из Рима в самую дальнюю провинцию – Верхнюю Британию, где он оказался в шестом легионе, несущем службу на валу Адриана. А там… А там снова не стало спокойной жизни! Во время строевого смотра внезапно пропала Клавдия, приемная дочь наместника Нижней Британии Клавдия Апеллина, – и тот, наслышанный о римских успехах Юния, поручил ему найти и вернуть пропавшую девушку. Что Рысь и выполнил, заодно отыскав сокровища Боудикки – древней королевы бриттов.

Клавдия… Эта красивая девчонка привязалась к своему молодому спасителю, вытеснив из его сердца прежнюю любовь – Флавию Сильвестру, с которой Рысь познакомился еще в Галлии. Однако Флавия вместе со своей семьей переехала в Рим, где тут же переняла все привычки столичной золотой молодежи и вышла замуж за одного из богатейших аристократов, Гнея Клавдия Роста – желчного кривоногого старика. Эх, Флавия, Флавия… Впрочем, может быть, она и была права. Красота – тот же товар, который нужно суметь выгодно продать. Флавия сумела… Кто ее будет осуждать за это? Что касается Клавдии – та, наверное, была слишком юна и наивна, да и Юний вовсе не собирался оставаться в Британии. Едва выпала возможность, он вернулся в Рим, к радости друзей и любимых женщин.

Вот только привезенные из Британии деньги быстро закончились, нужно было на что-то жить, а поступать на императорскую службу Рысь больше не хотел – не желал ни от кого зависеть. Император Александр Север, несомненно, был неплохим человеком – образованным, умным, порядочным, вот только слишком доверял советам матери, прожженной интриганки Юлии Маммеи. Да и других интриганов при дворе хватало, взять хотя бы того же Максимина Фракийца, трибуна четвертого легиона. Как умный и начитанный человек, Рысь хорошо понимал, что карьера при дворе ему не светит, а поэтому выбрал юриспруденцию и теперь зависел сам от себя, вернее, от своих гонораров, для провинции неплохих, прямо скажем.

Идея уехать из Рима в провинцию возникла у него не сразу и не вдруг, а после долгих размышлений. Да, конечно, Юний не потерялся бы и в Риме, но ему все меньше и меньше нравился этот город, пухнувший от богатства и крови провинций. Свободные жители Рима – граждане – не работали, вообще презирали любой наемный труд. Даже представители свободных профессий – художники, архитекторы, юристы – получали не заработную плату по найму, а почетное вознаграждение – гонорар. Есть разница.

Жиреющий и развратный Рим все больше производил впечатление обреченного города, который ненавидели все провинциалы. Ненавидели – и стремились к нему, ибо Рим был сосредоточием денег, а деньги правили миром. Римским миром.

Однако чем дальше, тем все больше денег оставалось в провинциях. Именно там бурлила настоящая жизнь – на виноградниках Галлии и Испании, на пшеничных полях Египта, в германских рудниках, в кузницах Британии, в стекольных мастерских Колонии Агриппина и Августы Треверов. Провинции были сильны производством, предприимчивыми людьми, меценатами – а в Риме оставались лишь паразиты-ростовщики да тупая военная сила. Да и в войсках все больше места занимали варвары. Римляне, пресыщенные и развращенные, еще по привычке считали свой город центром мироздания, но времена менялись, и довольно быстро. Все больше людей в провинциях задумывалось над вопросом: а зачем им кормить этот распухший развратный город? Не лучше ли послать подальше и жить без него? Своим трудом, своим умом, своими деньгами. Подобные настроения все больше овладевали провинциальной знатью, и в недалеком будущем им предстояло стать одной из причин падения великой империи.

Уехав из Рима, Рысь вдруг почувствовал молодую силу дряхлеющей державы, перетекшей из столицы в провинции. В Германиях, Лугдунской Галлии, Белгике, Норике или Реции не было заметно римской спеси и римского безделья, зато очень хорошо просматривалась римская предприимчивость, римская хватка, римский здоровый цинизм. Свежая кровь бурлила в провинциях, скрепленных в единое целое силой легионов и едиными для всех законами. И законы, пожалуй, играли даже большую роль.

Августу Треверов Рысь выбрал по совету старых знакомых, достигнувших известности в армии, – легата Гая Валерия Прокла-младшего и Квинта Луция, командовавшего когортой преторианской гвардии.

– Понимаешь, Юний, – потягивая дорогое фалернское вино, убеждал Валерий. – Ты бы мог поехать, скажем, в Александрию или поближе, в Массилию, но подумай о будущем. Германцы – это, знаешь ли, те еще люди! Они давят, давят на имперские земли со всех сторон, и, клянусь богами, это очень скоро к чему-нибудь приведет!

– Ты советуешь мне выбрать местечко поопаснее?! – улыбнулся Рысь.

Легат засмеялся:

– Я знаю, ты не трус. А где ничего не происходит – там застой, болото, из которого весьма непросто выбраться. В Германиях же постоянно что-то случается. О, сигамбры, херуски, квады – это тебе не замиренные бритты! Там явно что-то назревает. Умный человек – а ты, дружище, несомненно, умен, поверь, это не лесть. Так вот, умный человек там многого сможет добиться!

– Мне кажется, сейчас опасностей больше в Парфии, – вскользь заметил Рысь.

– Ты имеешь в виду войну с Ардаширом, царем Персии? Так она очень скоро закончится, можешь мне поверить. Персы уже потеряли и боевой задор, и силы. Думаю, принцепс совершенно напрасно сидит в Антиохии – там уже никто не нападет. Граница с дикими германскими племенами, лимесы – туда надо идти, не дожидаясь, пока варвары хлынут сами! Сам Фракиец положил глаз на те места. Слыхал о таком?

– Кто ж не знает Максимина Фракийца? Мне кажется, это вполне честный человек и строгий командир. Он ведь трибун четвертого легиона, не так ли?

– Да, четвертого. – Валерий кивнул. – Он слишком нравится императору.

– Как это – слишком? – не понял Рысь.

– А так, – легат почему-то оглянулся – это в собственном-то особняке на фешенебельной улице Лата! – И, понизив, голос, пояснил: – Понимаешь, у Фракийца всего слишком: он слишком сильный, слишком популярный, слишком жестокий. Либо он слишком умный, либо, наоборот, дурак. Не знаю, что хуже. Поверь мне, он обязательно появится в какой-нибудь из Германий во главе легионов цезаря.

– Советуешь держаться от него подальше?

– Ха! Наоборот! Помнишь, я говорил про твою карьеру?! Вот с Фракийцем-то можно будет достигнуть многого. Или погибнуть!

– Ничего не скажешь, занятная перспектива.

– О, Юний… Я всегда подозревал, что ты киник!

С предложениями Валерия Рысь согласился.

Правда, что касается карьеры, то он представлял ее иначе, чем думалось облеченному властью легату. Рысь вспомнил свою давнюю задумку, мечту о продвижении римской культуры – несомненного блага – в дремучие леса своей далекой Родины. Основать новую провинцию, новый легион – это могло получиться, особенно если германские племена начнут прямую агрессию. Тогда неплохо будет надавить на них с тыла, с востока и севера, через балтов и поморян. А для этого на северо-западе неплохо бы иметь анклав, мощный во всех отношениях – военном, хозяйственном и культурном.

Римские законы, одинаковые для всех, римские дороги, письменность, книги и прочее – Юний давно уже не представлял жизни без всего этого и был очень не прочь принести римскую культуру на далекие берега озера Нево. И вот, после беседы с Валерием, ему показалось, что это вполне можно устроить. Может быть… Впрочем, это все в будущем, пока же… Пока же следует добиться финансовой независимости и уважения, что не так-то просто, причем соблюдая тот самый принцип, который с некоторых пор олицетворял для Юния такое понятие, как смысл жизни – omnes, quantum potes, juva – всем, сколько можешь, помогай! Вот Юний и помогал, даже будучи зависим от гонораров.

Августа Треверов был большим и красивым городом, опытных юристов хватало и там, но Рысь не страшился честной конкуренции – недаром еще в Риме он много общался с Модестином, а уж тот был опытнейшим юристом, автором нескольких десятков пособий и книг. На новом месте у Юния дела пошли – сняв скромный домик на окраине, в виду городской стены, у храма Меркурия, он начал вести дела людей не то чтобы бедных, но и не очень богатых. Поначалу за довольно скромный гонорар. Зарабатывал он не за счет больших сумм, а за счет высокого качества защиты и все возраставшего количества клиентов. Популярности нового юриста способствовало и то, что некоторые дела он вел за чисто символическую плату или вообще бесплатно, компенсируя это повышенным гонораром от торговцев и прочего зажиточного люда. Такие к нему тоже потянулись, особенно после успешного составления виндикационных исков и публичного спора с одним из частных судей относительно толкований институций Гая.

По мере роста числа клиентов приходил и опыт – Юний стал браться за сложные и запутанные дела и многие из них успешно разрешал, так что уже через полгода стал, пожалуй, самым знаменитым юристом Августы Треверов. Это вызвало зависть конкурентов, и не только зависть – однажды темным безлюдным вечерком Рыси повстречались трое парней с кинжалами. Чуть не убили… так, чуть-чуть… Это его-то, бывшего гладиатора и легионера?! Юний никогда не бросал тренировки, а сейчас, чувствуя обострившиеся отношения с коллегами, всегда носил с собой короткий меч – гладиус, который без колебаний пустил в ход – парни насилу убежали. Могли б и не убежать, просто Рысь не хотел крови.

Потом, в течение трех дней кряду, произошло еще несколько покушений, таких же безрезультатных. Рысь, впрочем, теперь был начеку и даже предпринял ответные действия. Вычислив «доброжелателей», через третьих лиц нанял на рынке парней с дубинами – а уж те постарались, отбили бока недоброжелателям, число коих стало стремительно уменьшаться.

Придя домой, Рысь сбросил на руки подбежавшему слуге плащ и, переобувшись в домашние сандалии, поднялся на второй этаж, в кабинет, отапливаемый печкой-жаровней, уже растопленной к приходу хозяина. В небольшой, узкой, как пенал, комнатке находился стол с резным полукреслом, а напротив него – широкое ложе под балдахином из зеленой киосской ткани, той самой, полупрозрачной, что так нравилась бесстыжим римским модницам. Изящные светильники на золоченых ножках, полки с книгами и вощеными табличками – вот и вся обстановка. На столе имелись принадлежности для письма – чернильницы из яшмы, перья и палочки – каламусы и стилеты. Обстановка, конечно, ничуть не напоминала просторные покои зажравшегося аристократа, но все же в комнате было довольно уютно и, самое главное, удобно хозяину.

Обсохнув, Юний велел рабу принести полотняную домашнюю тунику и в ожидании обеда завалился на ложе, прихватив с полки полированный футляр с длинным папирусным свитком – одним из томов «Естественной истории» Гая Плиния Старшего.

Вчитался:

«Здесь вода в океане подымается дважды в течение суток через равные промежутки времени и заливает огромные пространства… Здесь живет это убогое племя, занимая либо высокие холмы, либо возвышения, сооруженные руками человеческими…»

– Хозяин, – осторожно кашлянул появившийся в дверях раб.

Это был пожилой человек, невысокого роста, с седыми короткими волосами, наполовину галл, наполовину германец из того самого племени хавков, чье скудное житие красочно и во всех подробностях живописал в своей «Истории» Плиний – причем беспардонно, собака, врал. Рысь купил этого раба из сострадания – работорговец намеревался продать его на рудники, а уж там он бы долго не протянул, потому и приставал ко всем проходящим, живописуя собственную умелость в ведении домашнего хозяйства. И, надо сказать, не солгал, в отличие от того же Плиния – экономом он и в самом деле оказался отменным, к вящей радости Юния, который теперь наконец-то мог на кого-то положиться во всех домашних делах. Флакс – так звали раба – кроме всего прочего, исполнял обязанности секретаря и номенклатора, запоминая и записывая всех клиентов хозяина, а также составлял распорядок приема. Вот и сейчас, как видно, явился доложить.

– Чего тебе? – Рысь оторвался от книги. – Пришел кто-нибудь на обед?

Вообще-то Юний сегодня с удовольствием отобедал бы один, но это было не принято – к чему давать повод клеветникам и завистникам распускать слухи?

– Пришел этот, с выкаченными глазами, – не очень-то почтительно доложил раб. – Кажется, его зовут Лупоглазый Тит.

– Ах, Тит! – Отбросив книгу, Рысь встрепенулся. – Интересно, что еще нужно этому прощелыге?

Небось вздумает оспорить сегодняшнее решение. Тогда зачем ко мне приходить?

– Так, может, прогнать этого лупоглазого пса?

– Э, нет, постой! Так не годится. Давай-ка проводи его в таблиниум да вели стряпухе накрывать на стол.

Дав рабу указания, Юний надел сверху еще одну тунику – просторную голубую безрукавку – и, немного выждав, спустился вниз.

Неожиданный гость уже невозмутимо расположился на почетном месте, так называемом консульском – ближайшем к хозяину, на среднем ложе, покрытом не самым бедным ковром. Такие же ковры накрывали и остальных два ложа, на маленьком столике между которыми уже стояла серебряная ваза для омовения, а на жаровне, в углу, синим прозрачным дымком курились благовония.

– Аве, Тит! – усаживаясь, вежливо улыбнулся Рысь. – А я думаю – и кто это ко мне пришел?

– Извини, что без приглашения, – осклабился гость. – Есть к тебе разговор.

– Сначала отобедай да выпей вина!

– Само собой, Юний, само собой.

– Знал бы, что ты придешь, нанял бы флейтистку – и не одну.

Тит замахал руками:

– Обойдемся сегодня и без музыки… и без лишних ушей.

– Что? – Рысь напрягся. – Настолько серьезное дело?

– Да уж, серьезнейшее.

С серебряным блюдом в руках вошел Флакс, и гость прикусил язык. Еду в доме Юния сегодня подавали простую, без особых изысков – круто проваренное мясо, печеную речную рыбу, политую соусом из протухших рыбьих кишок, да черствый, размоченный в молоке хлеб, поджаренный на оливковом масле и щедро политый медом. Впрочем, гостю, как видно, понравилось все, особенно рыба, которую он уничтожил в один присест, запив довольно хорошим вином, не фалернским, конечно, но все ж недурным, разбавленным чуть подсоленной водицей.

– Здорово ты сегодня провел меня на суде. – Перекусив, Лупоглазый Тит перешел к светской беседе. – Я ведь не знал, что у этого кормщика имеется попечитель.

– Имелся, – улыбнулся Рысь. – Когда ему еще не было двадцати пяти. А сейчас вот уже две недели как кормщик считается совершеннолетним и вполне дееспособным. Ты пей, пей, Тит. Я прикажу слуге – принесет еще вина. Интересно, откуда судья Фабий Рутин узнал о том, что пропавшую лодку кто-то нашел?

– А, мало ли… – Тит презрительно махнул рукой. – Наверное, сказал кто-нибудь, станет Фабий просто так шевелиться! Да, кажется, у него жена из тех мест, ну, где нашли эту лодку. Не в ней дело, не в лодке и не в судье… Отошли-ка слугу, Юний.

Рысь жестом отпустил Флакса и вопросительно посмотрел на гостя. А тот вовсе не торопился излагать суть дела – выпил еще вина, тщательно облизал пальцы, затем, подумав, сполоснул руки в вазоне, после чего вдруг заговорил про веселых девок из лупанария старухи Мнемозины. Образно этак заговорил, с большим знанием дела. В другое время и Юний бы с удовольствием поддержал эту тему, но только не сейчас. Сейчас он почему-то нервничал – едва ли Лупоглазый явился только за тем, чтобы пообедать. Впрочем, Тит – парень наглый, это всему городу давно известно.

– Что смотришь? – неожиданно ухмыльнулся гость. – Думаешь, только пожрать пришел? А вот и нет. Есть одно дело. Имеется у меня один хороший знакомый в Могонциаке…

Дело, с которым явился к Юнию Лупоглазый Тит, неожиданно и в самом деле оказалось довольно интересным, как выразился Тит – «стоящим». Могонциак, располагавшийся за полторы сотни миль к востоку от Августы Треверов, набирал силу как столица Верхней Германии и двух ее легионов: восьмого – «Августа» и двадцать второго, называемого «Примигения», что значит «перворожденный». Город становился известен как центр богатейшего края, город пограничья, где можно было относительно безнаказанно крутить финансово-торговые дела. В Могонциаке хватало богатых людей, и это были именно «новые богачи», чье состояние явилось результатом целого ряда земельных спекуляций и финансовых афер с воинскими подрядами. Наживались на всем, даже на строительстве дорог – правда, и дороги строили отличного качества, только за деньги, которых с лихвой хватило бы и на куда большее строительство. Хороший город Могонциак, отличное место половить рыбку в мутной воде! Только какой от этого толк для Анта Юния Рыси?

– А толк большой, смею тебя уверить, – усмехнулся Тит. – Видишь ли, в Могонциаке мало хороших юристов. Я сам к нему давно присматриваюсь, но вдвоем, мне кажется, легче. Вот я и подумал, что, может быть, стоит дать моему знакомцу твой адрес?

Ой, хитрец! Юний покачал головой. Ну и хитрец же этот Лупоглазый Тит! Да еще какой наглый – дескать, вон, какая бескорыстность, надо же! Нет в Могонциаке юристов, как же… Сунься туда только – головенку быстро оттяпают, хотя, конечно, соблазн немаленький. Дело не в том, что в Могонциаке мало юристов, а в том, что там слишком много тяжб. В основном, конечно, земельные, связанные с ветеранскими участками, ну и деликты само собой, так называемые обиды – кто-то кому-то морду набьет по пьяни, кто-то что-то украдет или кого ограбит, в общем, в судах работы хватит. Да и народ кругом не бедный. Неплохое предложение, если хорошенько подумать. Неплохое для человека неробкого десятка, всегда готового отстоять свои интересы. А Лупоглазый Тит к таковым явно не относился – эта его всегдашняя наглость не в счет, она только на дураков да запуганных слуг действует. Тогда в чем для Лупоглазого корысть? Ведь не от доброты душевной он предлагает Юнию свое посредничество – желает поиметь за это процент? Наверное… И заодно избавиться от конкурента – вот оно, главное! Ну да, ну да… Ладно, посмотрим, что из всего этого выйдет?

– Если ты не против… – Тит шмыгнул носом. – Вчера из Могонциака приехал один заинтересованный человек, остановился на постоялом дворе. Очень верит в справедливость, в справедливость для всех – такой уж он человек. Можно ему зайти завтра с утра?

– Что ж, – Рысь усмехнулся. – Пусть заходит, посмотрим…

– Надеюсь, он получит от тебя веру в законы! – расхохотался гость. – И эту свою справедливость для всех.

– И справедливость для всех, – тихо повторил Юний. – Omnes, quantum potes, juva.

Глава 2

Декабрь 234 – январь 235 гг. Могонциак (Майнц)

Сопутствующие проблемы судопроизводства

Но даже наиболее блестящие юристы этого времени не были теоретиками, а являлись прежде всего практиками… Они рассматривали право не в абстрактном виде, а как серию жизненных и подлежащих судебному решению проблем.

История государства и права зарубежных стран. Том первый

Юний вытянул ноги к очагу, наблюдая, как от подошв башмаков поднимается и быстро исчезает белый горячий пар. Потрескивая, горели дрова, приятное тепло быстро охватывало молодого человека, глаза слипались, клонило в сон… Нет! Рысь тряхнул головой – только не спать! Не за этим же он сюда пришел? Протерев глаза, Юний украдкой осмотрел корчму – длинный узкий зал, столы, лавки, прокопченные стропила. Вдоль стен тускло горели светильники, то и дело распахивалась входная дверь, впуская вместе с посетителями очередную порцию промозглого холода. Накрапывавший с утра дождик ближе к обеду сменился самым настоящим снегопадом, и Рысь благодарил богов, что надел сегодня и теплый шерстяной плащ, и крепкие башмаки, и штаны. Здесь, в Пограничье, штаны носили почти все римляне – холодно! Даже не брезговали ходить в них по гостям или в присутственные места, что в самом Риме считалось бы верхом неприличия и дикого провинциализма.

Раньше Рысь представлял себе Могонциак жуткой дырой, однако действительность оказалась куда лучше – город был большим и красивым. Выстроенный в типично римском стиле – с просторным форумом, украшенным статуями, и прямыми улицами, он привольно раскинулся на левом берегу широкой реки, несущей свои воды в холодное Германское море. Множество лодок и кораблей покачивалось у пристани, вернее, уже вмерзло в лед, опасно-тонкий, беловато-зеленый. Ну разве это лед? Рысь с детства помнил совсем другой лед – толстенный, надежный, по которому проезжали тяжелые возы и целые отряды, не говоря уж об отдельных всадниках. А здесь так, ледок. Ведь и не морозит особо – редко когда идет снег, в основном дождик. Впрочем, для римлян и это испытание. Хотя, конечно, местные давно ко всему привыкли.

Корчемный служка с поклоном поставил на стол перед Юнием большую деревянную кружку с пивом и тушенное с травами мясо, завернутое в только что выпеченную лепешку. Вытащив из-за пояса гладиус, Рысь отрезал от мяса кусок и, подув на него, с удовольствием отправил в рот. Ничего оказалось мясо, вкусное, приготовленное не на римский манер, а как готовят местные – сохраняя все соки.

– Ничего, если я присяду рядом?

Повернув голову, Юний увидел перед собой высокого легионера в шерстяной верхней тунике, штанах и плаще, с мечом в ножнах на правом боку. Могонциак, как все селения Пограничья, сильно напоминал воинский лагерь – из трех встречных двое обязательно окажутся легионерами, что и понятно: воинственные германские племена требовали неусыпного присмотра, и император не жалел денег на войска. Правда, здешние воины сильно отличались по внешнему виду от тех, кто служил, к примеру, в Галлии или Испании, в первую очередь своей простотой. Они носили гладкий, безо всяких украшений, панцирь-кирасу, простой круглый шлем без перьев – все пусть не так красиво, зато удобно. Этот легионер явно был не из новичков, и, судя по морщинам на обветренном лице, возраст его уже приближался к ветеранскому.

– Пожалуй, тебе не так и много осталось до участка земли в четыреста югеров и хорошей пенсии? – усмехнувшись, подвинулся на лавке Рысь.

– Три года! – радостно осклабился воин.

Видно, подобные вопросы были ему чрезвычайно приятны, на что и рассчитывал Юний.

– Три года, – усевшись, повторил легионер. – Всего три года, даже самому не верится. Семнадцать лет прошло с тех пор, как я вступил в славный легион «Августа» еще совсем сопливым юнцом. Пролетели, как один миг.

– Давай-ка выпьем за твою нелегкую службу! Эй, слуга, неси еще пива… Впрочем, постой. Не найдется ли в корчме вина?

– Хм, – посмотрев на легионера, скривился служка – молодой рыжеволосый парень, видно, из тех рабов, что были захвачены за рекой. – Боюсь, что не найдется, мои господа…

– Честный малый! – захохотал воин. – Не хочет приносить нам скисшее вино, знает – чревато!

– Да, лучше велите принести пива, уважаемые.

– Что ж, неси…

Служка умчался и быстро вернулся с двумя пенными кружками.

– Публий Корнелий Марцеллин, – вмиг опростав кружку, представился легионер. – Легион «Августа», вторая когорта.

– Ант Юний. – Рысь вытер губы. – Юрист.

– Юрист, вот как?! – Корнелий хлопнул глазами. – А я сразу почувствовал, что ты не простой человек. Рад знакомству. Знаешь, я не из тех, что кичатся своим воинским званием и ни во что не ставят всех прочих. А ты и через три года здесь будешь?

– Не здесь, так в Августе Треверов найти можно!

– Отлично! – снова расхохотался легионер. – Не знаю, как сейчас, а через три года ты мне, верно, понадобишься.

– Всегда готов к услугам. – Юний со всей серьезностью кивнул и пригубил пиво. – А тебе, думаю, уже пора начинать присматривать себе участок. Не все еще расхватали?

– Скажешь тоже! Земли полно.

– Я имею в виду хорошую землю, из тех, что не только пригодны к обрабатыванию, но и к устройству виллы. – Рысь потянулся. – А это ведь не такое простое дело, верно? Нужно все предусмотреть – и чтоб была вода, и дорога, и строительный материал. Да много всего нужно.

– А ты, я вижу, разбираешься. – Корнелий посмотрел на нового знакомца с нескрываемым уважением.

– За тем сюда и приехал, – скромно потупил глаза Юний. – Не знаешь ли ты случайно такого Гнея Октавия Лепида?

– Гнея Октавия? – задумчиво переспросил легионер. – Нет, не знаю. А кто это?

– Так, один ветеран. Тоже получил землю, теперь не знает, что с ней делать.

– Не знает? – Корнелий удивился. – Что же он не построит виллу? Не прикупит рабов? Пенсия-то, я думаю, позволяет. Двенадцать тысяч сестерциев – не шутка. Эх, скорей бы прошли эти три года!

– Дело не в пенсии – в соседях, – кратко пояснил Рысь. – Участок-то у него за Черным урочищем, знаешь?

– Ах вот оно что, – воин понятливо кивнул. – За Черным урочищем, значит… Гиблое место!

– Гиблое? – Юний прищурил глаза. – Видишь ли, я не местный. Не расскажешь, что это за урочище такое? А то я ведь только название и знаю.

– Что ж, рассказать можно. – Легионер впился зубами в мясо.

Пока он жевал, Рысь, бросив проходившему мимо служке мелочь, заказал еще пару кружек и принялся с нетерпением ждать, когда его собеседник насытится. Честно сказать, клиент, присоветованный Лупоглазым Титом, оказался типом упрямым и даже несколько глуповатым. Выйдя в отставку, Гней Октавий Лепид получил положенные по закону четыреста югеров земли милях в двадцати от Могонциака, за пресловутым Черным урочищем, издавна пользующимся дурной славой. Там же находилась и деревня одного из германских племен – херусков или сигамбров, – и так получилось, что эти люди считали часть полученной ветераном земли своей. И ладно бы это были дикие, никому не подчиняющиеся племена – кто бы тогда их спрашивал? Так ведь нет, именно эти херуски – или сигамбры – вот уже лет с полсотни являлись союзниками Рима, а двадцать два года назад эдиктом императора Каракаллы, как и все прочие провинциалы, получили права римских граждан и теперь честно платили налоги. Так что наплевать на их мнение глуповатому Октавию было затруднительно. Он, конечно, попытался распахать луг – или пастбище, Юний пока не особо вникал в подобные мелочи, – но сигамбры (или херуски) тут же поднялись на защиту и едва не перебили всех рабов Октавия во главе с хозяином. Причем сделали это, как понимал Юний, на вполне законном основании. Сам Октавий Лепид, вспоминая тот эпизод, лишь бешено вращал глазами да выкрикивал какие-то невнятные угрозы. Пояснить что-то большее по существу дела он был не в состоянии. Вот и приходилось теперь добывать информацию самому. Юний, конечно, мог бы зайти в канцелярию легиона – только кто бы там что показал штатскому? В Пограничье как нигде более в почете были воины, легионеры на государственной службе – всех прочих откровенно презирали. Вот и новый приятель, Корнелий, тоже бы воротил нос, кабы не собирался на пенсию и не понимал, что в таком случае очень пригодился бы знакомый юрист – казусы случались всякие.

– Ну, что тебе рассказать? – расправившись наконец с мясом, легионер откинулся к стенке. – Черное урочище – это, как бы тебе сказать… Да тут целая история…

Корнелий, конечно, был не очень хорошим рассказчиком, не оратором, прямо скажем, однако все же куда лучше Лепида. Тема урочища неожиданно оказалась близка и соседям по столу, которые поначалу прислушивались к рассказу легионера, а потом начали вставлять замечания, что, в принципе, было весьма на руку Рыси. За этим он в корчму и зашел, а не только для того, чтобы погреться да попить пива. Хотя и для этого тоже.

Черным урочищем называлась поросшая густым сосняком гора да огромный овраг посреди мертвого леса, толстенных, когда-то поваленных бурей деревьев. Стволы их почернели от времени, отсюда и название урочища. Заросший густым колючим кустарником овраг спускался к реке, а мертвый лес тянулся по обеим его сторонам мили на три – и это были на самом деле мертвые земли, куда никто никогда не ходил. Говорили, что когда-то давно один пастушонок сунулся в урочище поискать пропавшую корову – на следующее утро у дороги нашли сразу две головы – коровью и несчастного пастушонка. Самое интересное, что головы были не отрублены, что еще можно было бы свалить на разбойников-алеманов. Нет, с окровавленных шей свисали лоскутки кожи со следами острых зубов! Местные жители со страхом рассказывали, что в Черном урочище издревле обитает оборотень, а может, и не один. Правда, людей, тех, кто не забредал в мертвый лес, оборотень не трогал, а вот коровами не брезговал – до самого леса тянулись луга, полные сочной травы и клевера, и пастухи иногда теряли бдительность.

– А что там за селение рядом? – напомнил Рысь.

– А, ты про херусков? Гретарк – так оно называется, а что это означает в переводе с их варварского наречия, извини, не знаю.

– Староста там хитрющий, в этом Гретарке, – заметил кто-то из слушавших историю посетителей, по виду крестьянин или мелкий торговец.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно повернулся к нему Юний. – Что за староста?

– Хизульф, так его зовут, кажется. Тот еще жук.

– Это как – жук?

– Да так, – крестьянин (или торговец) поправил сползший с плеча плащ, подбитый заячьим мехом, – себе на уме. И серебришко у него водится, хотя деревня бедная.

– Да германцы все бедные, иначе б не рвались так в империю! – громко расхохотался Корнелий и, хлопнув Юния по плечу, предложил завалиться в лупанарий.

– В лупанарий? Это хорошо, – улыбнулся Рысь. – Только как-нибудь в другой раз, сейчас, извини – дела. Меня же, как волка, ноги кормят да еще мозги.

– Что ж, – легионер развел руками, – как знаешь. А я пойду – в лупанарии Сервилия веселые девки! Рад был знакомству.

– Я тоже.

Рысь проводил нового знакомого до самых ворот, краем глаза следя за торговцем-крестьянином в плаще на заячьем меху – выйдя во двор, тот как раз отвязывал от коновязи запряженную в телегу лошадь.

– Твоя? – подойдя ближе, кивнул на телегу Юний.

– Ну да. – Мужик обернулся. В круглой, натянутой на самые глаза шапке, отороченной собачьим мехом, с узенькой редковатой бородкой, он чем-то напоминал утомленного зимней непогодью сатира.

– Хочу нанять тебя, – Рысь улыбнулся. – Видишь ли, мне нужно привезти дров.

– Привезу! Конечно, привезу, господин! – явно обрадовался крестьянин. – Тут и говорить нечего. Дорого не возьму, не думай. Тебе каких дров – колотых или сойдет и хворост?

Юний задумался: вообще-то, положа руку на сердце, дрова ему и вовсе не были нужны – пусть о том болит голова у хозяина того доходного дома, в котором Рысь снял двухкомнатные апартаменты на втором этаже. Не самый шик, но и не вовсе уж бедно.

– Сойдет и хворост, – подумав, махнул рукой молодой юрист. – Когда привезешь?

– А когда скажешь! Только куда везти-то?

– Знаешь доходный дом Помпония Метлы?

– А, четырехэтажный, тот, что напротив театра?

– Он.

– Что же, Метла перестал отапливать постояльцев?

– Да не перестал, – пожал плечами Рысь. – Только вот берет за отопление больно уж дорого.

– Ну, это конечно… Да я привезу хворост, не беспокойся. Меня Эдоардом зовут, летом крестьянствую, зимой так, на извозе.

– За город поедешь?

– Куда ж еще?

– Ну и я с тобой заодно прокачусь, проветрюсь. Погода-то, эвон!

– Да, слава богам! Как уже надоела эта слякоть.

И впрямь – то истекающие дождем, то исходящие снегом тучи, словно бы утомившись от своей гнусной работы, быстро уползали на восток, за покрытую льдом реку, открывая ясное чисто-голубое небо, в котором сверкало золотым самородком яркое желтое солнце. Пусть даже пока не грело – все равно было приятно.

– Ну, поедем, коли так хочешь, – согласился Эдоард, взбивая на телеге солому. – Садись, господин!

Он тронул поводья, и повозка медленно покатила по мощеным улицам Могонциака, молодой столицы Верхней Германии. Объехав форум, миновали арки акведука, проскрипели колесами мимо доходных домов, мимо базилики Августа, мимо лупанария Сервилия, мимо постоялых дворов – выбрались к воротам. На мосту через ров Юний обернулся на залитый холодным солнечным светом город. Красиво! Каменные дома, мощеные улицы, портики, чуть вдалеке – позолоченный купол храма Юпитера и Юноны, за ним – белая колоннада театра. Чем не Рим? Маловат, правда, городок по сравнению с Вечным городом, но для Германии он огромен, ничуть не хуже Августы Треверов или Колонии Агриппина. Уже начали строить каменные стены с грозными башнями, постепенно заменяя ими частокол и деревянные укрепления – на зависть соседям, на страх диким варварским ордам. Те временами нападали из-за реки, сверкавшей по правую руку широкой ледяной полосою, кое-где прерывавшейся черными пятнами – полыньями.

Почти сразу за городом начинался лес – клены, осины, липы, встречались и дубравы, а чуть дальше – сумрачные ели и сосны. Дорога, как и следовало ожидать, оказалась скользкой, телега так и норовила съехать в сторону, возница Эдоард ругался на своем языке, подстегивал лошадь, иногда отвлекаясь на беседу с Юнием. А тот уж не терял времени даром, расспрашивая возницу обо всяких подробностях жизни Гретарка – германской деревни на римской земле по левому берегу Рейна.