Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем Дворецкая Елизавета
«Я тоже персона. Женщина Ваги!» С этой мыслью она спустилась по неохраняемой боковой лестнице и оказалась в длинном полуподвальном помещении. Сквозь ряд мутных окон вверху справа лился желтоватый свет. Часть левой стены занимало собранное из полированных металлических пластин зеркало. Скамьи у стен. Нечто вроде турника. Еще какие-то приспособления. Тренировочный зал?
Эту догадку подтверждало занятие стоящей спиной к Наоми плотного сложения женщины. Она метала ножи в дальнюю, противоположную входу стену. Свист. Удар входящего в деревянный щит лезвия. Свист… Удар…
На женщине была лишь короткая кожаная юбка. Голые плечи блестели от пота. Но она неутомимо продолжала свое занятие. Вот она взяла в руку сразу несколько ножей. Взмах и… В центр каждой из шести нарисованных на щите мишеней вошел нож. Наоми перевела дыхание. Женщина резко обернулась. Круглолицая, коротко стриженая, глаза так и буравят непрошеную гостью…
– А, это ты, – Она говорила так, будто знает Наоми уже давно. – Я – Бренда. Ты должна со мной дружить.
– Почему? – у Наоми внезапно похолодело между лопатками.
– Потому, – Бренда подошла к ней и Наоми ощутила резкий запах пота. Взгляд новой знакомой не сулил ничего хорошего. На два пальца выше Наоми, сложения она была просто богатырского. Под кожей упруго перекатывались округлые мускулы. Она презрительно сощурилась.
– Потому, что при случае, от меня будет зависеть, как тебе умереть. Легко и быстро или…
Наоми оборвала ее.
– Вы палач? Так приговор мне никто не выносил.
Бренда ухмыльнулась:
– Я же сказала «при случае». А пока посмотрим, чего ты стоишь.
Голос ее стал резким.
– Иди! – Она больно схватила Наоми за плечи, развернула лицом к стене с мишенями. От толчка в спину Наоми чуть не упала.
– Иди!
Медленно, ощущая себя, как в дурном сне, Наоми подошла к деревянной, израненной ударами ножей и стальных, коротких стрел стене. И обернулась, почувствовав на себе взгляд Бренды. Та примеривала в руке нож.
– Стой спокойно! Не дергайся!
Удар. Нож вонзился в стену над ее головой. Наоми зажмурилась. Удар. Этот еще ближе. Удар. Чуть зацепило волосы. Удар. Сбоку. Удар. Удар. У ног. Удар. Удар, удар, удар… Она вдруг ощутила душевный подъем, почти восторг. Собственное тело казалось невесомым, ощущение времени исчезло… Удар. Тишина.
– Нормально.
Это голос Бренды. Вот она, совсем рядом.
– Осторожно!
Бренда придержала ей голову, не давая повернуть.
– Выходи вперед! Вот так… Теперь можешь посмотреть.
Бог ты мой! Вся стенка утыкана, только контур виден, где она стояла.
Голова чуть кружилась, но была ясной. Больше всего Наоми интересовало – это затея самой Бренды, или ее продолжают испытывать? Скоро она узнает.
– А вы не боялись пришпилить меня случайно? Чуть мимо и одной наложницей меньше, – и, поймав хмурый взгляд Бренды, попыталась подойти по-другому:
– Как вы чувствуете, куда идет нож?
Бренда оживилась:
– Нож – продолжение моей руки. А рукой я всегда достану, куда хочу. Не ошибусь, – она нацелилась в Наоми сложенными щепотью пальцами.
Наоми кошачьим движением увернулась.
– У меня тоже реакция! Только похуже стала. Можно, я буду приходить сюда разминаться? И научите меня метать ножи!
Бренда глянула оценивающе.
– Хитренькая. Порезвиться – заходи. А ножики… – она погрозила пальцем с обкусанным ногтем, – кто ж тебе даст!
Наоми глядела ей прямо в глаза. И тут же быстрым движением выдернула один из ножей из стены. Успела почувствовать в руке успокаивающую тяжесть стали. Как вдруг дыхание перехватило, в глазах поплыло. Звякнул выпавший из руки нож. Не в силах удержаться на ослабевших ногах, она сползала на пол, цепляясь за Бренду. Услышала ее свистящий шепот:
– Только попробуй снова. Голову оторву!
– Я только… – она глотнула воздух.
– Дыши глубже, сука!
– …Только показать хотела…
Потом Бренда выговаривала ей размеренно и четко:
– Никогда так больше не делай. Со мной твои номера не пройдут. Помни, – и с ехидством передразнила: – Тоже мне, реакция! Вот я тебе ничего не повредила. Почему? Схватила сразу, что ты не всерьез, а выпендриваешся.
Наоми сделала еще несколько глубоких вдохов. Да, потроха целы, похоже. Тихо сказала, чувствуя, как обретает, кажется, ключи к этой странной натуре:
– Спасибо…
Бренда впервые выказала удивление.
– За трепку ты первая, кто благодарит.
– За то, что не убили.
С этого дня она приходила в «топталку», как называлось это помещение, каждый день. Заставала там Бренду, иногда в компании молодых охранников. Наоми никто не выпроваживал, делали вид, что не замечают. А она, пристроившись в углу, смотрела, как Бренда швыряет здоровых молодых мужчин. Ловила изредка брошенный в ее сторону взгляд, чуть приметно улыбалась в ответ. Не задерживаясь долго, уходила.
Но чаще всего после обеда «топталка» пустовала. И тогда Наоми давала себе волю. Через два часа возвращалась к себе, мокрая от пота, с участившимся дыханием. Молоденькая, рыжая Тонка – это было ее дежурство, быстро привыкла к новому распорядку. Теперь ванна всегда ждала Наоми и, сбросив одежду, она с наслаждением погружалась в горячую, пенную воду.
Как-то она спросила Тонку, давно ли та здесь.
– Третий год.
Худенькие, сильные руки Тонки массировали ей спину. В окне наверху виднелось только небо, и его рассеянный свет отражался от выложенных керамикой стен. Каждая из цветных плиток изображала картинку любви. Как заметила Наоми, сюжеты ни разу не повторялись.
– Я сама пришла сюда.
Выступающая верхняя губа придавала личику Тонки мышиное выражение. Не красавица. Но неплохая фигура и уверенная манера держаться давали ей шанс. В прошлом нищая девочка. Сейчас служанка, да. Но молодые ребята из окружения самого поглядывают с интересом. Остается, не спеша выбирать.
Все это Тонка выложила немногословно, ни на секунду не прекращая растирать полотенцем вымытую голову Наоми. Тут Наоми вспомнила:
– Тонка! Ты сделала?..
– Все готово, госпожа. Вы только обсохните…
Наоми просила у нее для своих упражнений одежду попроще. Теперь Тонка положила перед ней сверток. Свежевыстиранные, отглаженные штаны, две рубашки, куртка. Одежда юнги. Тонкое, прочное полотно. Она оделась перед зеркалом. Какое все легкое! Повернулась, прошлась. Здорово! У Тонки глаз – алмаз, так подобрала по фигуре. И как хорошо, что можно держать руки в карманах.
Чмокнула довольную Тонку в щеку. Еще пару дней…
В тот, назначенный самой себе день, Наоми встала до зари. Сквозь задернутые занавеси сочился бледный свет. Быстро оделась в обновку. В кармане штанов завязан уголок – там тонкая золотая цепочка. Левый карман куртки – застегнуть на медную пуговицу. Овальное зеркальце, самый первый подарок Ваги. Рамка из чистого золота. С этими средствами и начнет она новую жизнь.
Взяла в руки башмаки и неслышно выскользнула в полутьму коридора. Тускло светились флуоресцентные лампы на стенах. Пройти надо мимо только одного часового. Она шла, опустив голову, не спеша, хотя сердце отчаянно колотилось.
«Не вижу я весь белый свет,
А вы меня. Меня здесь нет»
Часовой продолжал смотреть прямо перед собой. Закусив губу, Наоми осторожно ступила босыми ногами на лестницу. Шаг, еще… «Спи, проклятый кретин. Спи наяву. Мальчик милый, спи…»
Последние ступени – и она в нежилой комнате, откуда Пини показывала ей Большую бухту. Здесь нет решеток на окнах. До земли пятнадцать метров, ерунда. Обулась. Быстро выпростала из кармана («какая прелесть – эти карманы!») моток тонкой веревки и крепко привязала к оконной раме. «Смотри, не угробься, Наоми. Ты у меня, дорогая – одна».
Требовались шелковая туника и четыре ночи, чтобы получилась эта тонкая веревочка с частыми узелками. Наоми вынула две узкие полосы ткани – простыне тоже досталось, и стала аккуратно бинтовать ладони.
Протиснулась в щель окна-бойницы в толстой стене. Вот ноги не ощутили опоры. Она изо всех сил сжала веревку, зная, что если руки не выдержат – конец. И соскользнула в пустоту. Ее развернуло лицом к стене. Веревка резала ладони, узелки больно проскальзывали меж намертво сжатых пальцев. Жгло так сильно, что, стиснув зубы, Наоми с трудом подавила стон. «Держись, родненькая! Наоми, держись!»
Земля ударила по ногам, Наоми упала на колени, ладони ее горели. Размотала самодельные бинты: так и есть – волдыри. Переживем. Теперь – быстро! Легла на землю и осторожно выглянула из-за угла, чувствуя щекой шершавый камень фундамента. Слева в утреннем сумраке видна беседка перед главным входом. Дежурит Бубо, толстый любитель пива. В четыре утра он всегда выходит по малой нужде. Наоми взмолилась про себя, чтобы он не успел еще отлить, пока она проделывала свой опасный номер. Иначе, все впустую – этот Бубо не из сонливых и со зрением у него в порядке.
Коренастый охранник проковылял и скрылся за беседкой. Наоми, как могла быстро, проползла ужом открытый участок. Справа, очень близко, был грандиозный обрыв к морю. Сквозь деревья виднелись большие валуны, образующие нечто вроде защитного ограждения. Сад вблизи обрыва не ухожен, кусты в беспорядке разрослись, деревья, старые и молодые, сплелись ветвями. «У вас нерадивый садовник, Вага, любезный хозяин. Спасибо за гостеприимство. Чтоб вам сто лет жить и двести ползать».
Она показала дворцу нос и нырнула в наполненный пряными ароматами сырой полумрак зарослей. Одичавший сад постепенно перешел в рощу. Местность шла под уклон. Наоми пробиралась, где еле заметными тропинками, где наугад, по-прежнему чувствуя справа море. Светлело. В чаще начали подавать голоса птицы. Еще два часа и она будет в пригороде Вагнока…
Деревья расступились, и она вышла к расселине, глубоко вдававшейся в берег. Далеко внизу кипела среди камней вода. Наоми стиснула в досаде руки, ощутив боль в ободранных пальцах. Вага изумился бы неожиданному богатству лексикона своей несостоявшейся пассии. Сильнодействующие слова, точный перевод половины из которых ей был неизвестен, обрушила она (шепотом) на окружающую утреннюю красоту. Теперь-то куда?
Придется взять левее. И выйдет она в опасной близости от дороги из Гнезда в Вагнок. Уж там-то ее станут караулить в первую очередь. Да делать нечего. «Вперед, Наоми». Тропа расширилась, стала твердой, утоптанной, видно, что здесь часто ходят. В такую рань можно было надеяться никого не встретить, и Наоми торопилась изо всех сил, на ровных участках переходя на бег. Переполнявшее ее вначале чувство беспечной отваги исчезло. Теперь на смену пришло тягостное ощущение, что ее отсутствие во дворце обнаружено, что ее ищут.
Тропа вела меж невысоких деревьев все вниз и вниз. Вот на прогалине перед Наоми раскрылся вид на спящий Вагнок. За гребнем Тонкого мыса (она называла его «левой клешней») в утренней смутной дали не увидать синей полосы моря. Рубикон – пролив, отделяющий Остров Ваги от необъятного Мира, был здесь безбрежно широк. Но, если выйти на восточную окраину города в бедняцкие кварталы на берегу Виолы, то, подвернись оказия, можно подняться по главной реке Острова до Лейны, потом, так или иначе, добраться до Верены. Заплатить за проезд на пароме она сможет. В конце-концов, месяца через два она окажется в Мете, а там… Ищите иголку в стоге – Наоми в Мире! Разумеется, дорога оказалась бы проще, будь Виола судоходной в устье. Но природа сама закрыла здесь выход в море прочным замком Виольского водопада.
Меж тем птичьи голоса уже слились в радостный гвалт. Светящиеся полосы облаков у горизонта отмечали место, где вот-вот вынырнет солнце. Наоми остановилась. Нет, не ослышалась. Шаги. Похоже – один человек. И, кажется, она знает, кто. Ей стало не по себе. Все ближе слышался хлест раздвигаемых тонких ветвей. Еще миг и Пини вылетела из-за поворота тропы, задыхаясь от быстрого бега. Первые лучи солнца заблестели золотом в ее волосах.
– Наоми!… Вернись! – голос ее срывался. – Вернись, тебя все равно задержат на Нижней заставе.
Наоми молча стояла, не в силах сказать ни слова. Ну почему, спрашивала она себя, почему это я чувствую себя виноватой? И, отчасти поэтому, а еще дала себя знать усталость, боль в израненных руках, но ответила она грубо:
– Я кого-то убила? Украла что? И потому меня все ловят?
Пини схватила ее за руку, попыталась увлечь за собой.
– Ну, пожалуйста, Наоми! Ты не понимаешь, все образуется. Каких-то полгода и ты будешь наша. Вольна делать, что хочешь. А будут дети – он обеспечит тебя на всю жизнь. Не обделит, ты не знаешь, какой он богатый. Хватает на всех.
Наоми медленно согнула в локте руку, за которую ухватилась Пини. Отклонилась, перенося тяжесть тела назад.
– Я сильнее. Пини, милая, пусти… Это ты не понимаешь – через полгода здесь не будет ничего. Одни пепелища, а… – она мотнула головой в сторону раскинувшейся внизу панорамы Вагнока, – а там только печные трубы торчать останутся.
Пини отпустила ее, отшатнувшись.
– Ты что говоришь? Ты что такое говоришь?
Не двигаясь, смотрела Наоми на потрясенную Пини. Ну, как сказать ей? Кто слепому объяснит, что такое радуга? Или, что гром не страшен, а вот молния, которую он никогда не видит – убивает. И она растерянно искала нужные слова. И почти уже решила взять все обратно, просто, мол, брякнула со злости. И знала, что поступив так, скорее всего утешит Пини…
Если б она не медлила. Если б сразу бросилась бежать – она бы успела. Нижняя застава в последние годы совсем не охранялась, и задержать Наоми было некому. Она имела фору минуты в две перед теми, кто спешил перехватить ее. Достигни они заставы, Наоми была бы уже далеко. Стали бы обшаривать город, но она наверняка бы нашла способ укрыться до поры.
Молодой, еще не годный для верховой езды стикс, выскользнул из зарослей. Мурлыкнул радостно, потерся головой о колени Наоми… Его круглые глаза светились. «Чтоб ты сдох, дружище. Понимаю: ты рад меня видеть. Но какую скверную услугу оказал мне твой тонкий слух. Нет, нет… Живи долго, всю свою кошачью жизнь. Просто я – неудачница». Появилась охрана – вынырнули со всех сторон тихо, окружили…
Кто-то из них вежливо сказал:
– Вы должны пойти с нами.
И Наоми пошла. Рядом всхлипывала Пини:
– Я поговорю с отцом… Все будет хорошо…
На обратном пути, пока ее вели к Гнезду, Наоми не сказала никому ни слова. Когда вновь очутилась во дворце, ей мнилось, что отсутствовала она очень долго, хотя знала – прошло всего полтора часа. Пини бросилась разыскивать отца и вернулась в панике – Вага еще утром уехал в порт. Наоми услышала, как старший в сегодняшней смене сказал:
– Она сама разберется…
И отчаянный вскрик Пини:
– Не надо! Не отдавайте ее Бренде!
Вскоре тяжелая дверь подвала захлопнулась за нею, и были яростно-спокойные слова Бренды.
– Ты знала, что тебе нельзя выходить? Отвечай.
– Да…
– И ты сделала это. Отвечай.
– Да, я…
– Не объясняй ничего, меня не интересует.
– Я…
– Молчи. Разоблачайся. Становись сюда. Возьми кляп, закуси зубами.
Потом Наоми стояла нагая, согнувшись в три погибели, ремни крепко обвивали запястья поднятых сзади рук. Полностью вздергивать ее на дыбу Бренда не стала. Дополнительно стянула ей ноги под коленями жгутом, неторопливо прикинула в руке тяжелую плеть. И на спину обрушилась обжигающая боль. Бренда медленно отсчитывала удары:
– …Восемь… девять…
Уже не осталось воли сдержать крик. Наоми захрипела, пуская слюну сквозь кляп-уздечку, повисла на ремнях, чувствуя, как слезы текут по щекам.
– Пятнадцать, – закончила Бренда, бросая плеть.
Наоми обнаружила, что стоит на коленях, упираясь руками в каменный пол, а Бренда поливает ее водой из кожаного ведра. Попыталась встать. Пол под нею, казалось, медленно вращается, раскачивается. Ухватилась за Бренду. Это уже было… было… Только теперь ей не оправиться так скоро. Она с усилием выпрямилась. Бренда хмыкнула и скомандовала:
– Руки – мне на плечи!
Когда Наоми подчинилась, Бренда, подавшись вперед, взвалила ее на себя, держа за руки. И легко, будто не чувствуя тяжести, стала подниматься по лестнице. В коридоре Бренда позволила Наоми встать самой на ноги и довела, доволокла до дверей ее комнаты. Там уже ждала Пини. Наоми, судорожно вздохнув, ничком повалилась на постель. Простонала:
– Что с моей спиной…
– Все в порядке, шрамов не будет. Потерпи, сейчас смажу…
Наоми дышала сквозь стиснутые зубы, пока Пини наносила ей на спину целебную мазь. Потом дала глотнуть из склянки маслянистой, страшно горькой жидкости. Боль не то, чтобы уменьшилась, но отдалилась, перестала быть ее, Наоми, частью. Сознание затуманилось, сквозь полудрему она видела свою моряцкую одежду на полу. Хотела попросить Пини проверить, осталось ли что в карманах. Но так и не поняла – сказала она это вслух или только подумала. Свет в окнах постепенно мерк, время в полузабытьи ощущалось плавным, быстро несущим ее потоком воды.
Она барахталась в нем, чувствуя, что захлебывается. Вот удалось приподнять голову, захватить жадно воздух. Сзади накатывалась, поднималась новая волна. Ее несло все быстрее и, вдруг, ноги почувствовали дно! Вода схлынула и Наоми, с трудом поднявшись на ноги, бросилась бежать к берегу, пока ее не накрыло снова. Третья волна догнала ее, но уже не смогла утащить обратно в море. Наоми лежала на илистом берегу, лицом вниз. «Надо подняться. Накатит и утащит обратно…»
С усилием выбросила вперед руки, уперлась коленом, скользя в вязком иле, поползла. Над головой в ночном небе, в прогалинах между быстро несущихся туч виднелись звезды. Неистовая радость охватила ее. Жива! Жива!! Под ладонями захрустели высохшие, колкие, пахнущие йодом водоросли…
Она глубоко вздохнула и обнаружила, что сжимает в кулаке смятый угол простыни. Вечер давно угас, за окном стояла ночь. В кресле у противоположной стены тихо спала Пини. Ее лицо в призрачном свете Минны – дальней луны, казалось безмятежным. В изголовье на низком столике Наоми увидела маленькое зеркало и золотую цепочку.
Весь следующий день Наоми провела в постели и встала только под вечер. Пини, довольная, что подруга потихоньку оживает, напоила ее крепким бульоном. И молча сидела, наблюдая, как Наоми приводит себя в порядок. Отшвырнув тунику, снова облачилась матросские штаны и рубашку. Рубашку завязала узлом на животе, рукава закатала. Обуваться не стала. Присела на подушки, сложив руки на коленях, будто ожидая чего-то. И, как угадала. Появилась Дина и с поклоном сообщила, что Вага требует ее к себе.
Наоми старалась побороть тревогу. Дина вела ее коридором, что шел к личным покоям Ваги. «Он что, станет домогаться меня прямо сейчас?». От неяркого света ламп на пол ложились, выбегая из под ног и удлиняясь, симметричные тени. Часовые нагло пялились на нее. У дверей Ваги освещение было получше. И здесь, у этого полукруга света, Дина ее оставила. Массивная дверь отошла в сторону. Наоми старалась сохранить спокойствие.
Жилище Ваги оказалось роскошью подстать комнате, отведенной Наоми, только раза в два больше. Широкая, низкая тахта, два дивана вдоль смежных стен, кресла, пуфики, подушки. Два столика у окон с разной формы бутылками, некоторые початы. О! Вот этого у нее нет: картины на стенах. Рассмотреть их в подробностях она не успела.
– Сядь ближе.
Вага полулежал на подушках, вытянув длинные ноги. Полурасстегнутый, темно-красный с золотым шитьем халат открывал широкую грудь, поросшую седыми волосами. Прямо на полу стояла пузатая бутылка, несколько бокалов.
Наоми осторожно присела рядом. Было неловко оттого, что приходилось смотреть сверху вниз на лежащего. «Ждет – и я разлягусь?». Вага, вроде настроенный вполне благодушно, чуть усмехнулся.
– У тебя неприятности, – это не был вопрос.
И вдруг Наоми ощутила такой же душевный подъем, как тогда, когда исполняла для метательницы ножей Бренды роль мишени.
– Все нормально. Дня четыре не смогу спать на спине. Просьба при употреблении поворачивать меня другой стороной.
И замерла, наблюдая за реакцией своего владыки. Тот, казалось, не заметил дерзости. Чуть повернул голову.
– Покажи руки.
Молча взял ее израненные руки в свои огромные ладони. И так же молча, бережно поцеловал. Наоми осторожно высвободилась. Встала.
– Спину тоже посмотрите? – не дожидаясь ответа, развязала узел и прогнувшись, осторожно скинула рубашку. «Любуйся, ценитель красоты».
Она услышала его тяжелый вздох и обернулась. Вага подыскивал нужные слова. Наоми заметила, что он не отрывает взгляда от ее небольшой, крепкой, с коричневыми сосками груди. Нагнулась, подняла с пола рубашку…
– Девочка… У меня не было в мыслях так тебя наказывать. Я узнал о твоем глупом проступке уже, когда вернулся. Бренда превысила свои полномочия, и я с ней разберусь.
Наоми одевалась с ожесточенным видом, а в душе ликовала. Он оправдывается! Словно большая волна подхватила и поднимала все выше, чувство абсолютного бесстрашия захватило ее:
– Я понимаю. Каждый делает свое дело. Одни меня мучают, а вы сострадаете. Я расчувствуюсь, упаду в ваши объятия и сладятся меж нами совет, да любовь!
В этот раз она его достала. Лицо Ваги медленно багровело. Прошло больше минуты в молчании. Наоми, одевшись, снова присела рядом. Эйфория ее прошла, она искоса следила за Вагой, сдерживая внутреннюю дрожь. Он шумно выдохнул.
– Тебе нравится эта одежда?
Неожиданная перемена темы сбила ее с толку.
– Д-да… Очень удобно.
– Прошу тебя больше так не одеваться.
Он сказал последние слова спокойно, но Наоми сразу поняла – этой просьбой нельзя пренебречь.
Вага решил, что настала пора снижать накал беседы. Взглядом показал на пустые бокалы, дескать, наливай, детка. Наоми тут же повиновалась. «Как она быстро все схватывает. Все замечает. Если б не она… Но этого я ей не скажу». Он давно понял, что двигало Наоми, заставив спасти его от покушения. Берегла человека, уже сохранившего ей жизнь. Скорее не умом, инстинктом понимая, что он – единственная защита. Но, какова нахалка! Ведь знает, что она в полной его власти, боится его… И, все же, находит в себе силы дерзить.
– Возьмите… – Наоми протянула бокал. – Я поняла. Все оскорбились в своих лучших чувствах – я оделась морячком, а надо было – портовой шлюхой.
Она опять старалась задеть его, но теперь это не злило, а скорее, забавляло. Так приятно слышать ее волшебно-неправильный выговор. Взяла свой бокал, пригубила. Как интересно меняется лицо, когда смотришь на него снизу! Но все равно узнаваемые, эти неповторимые черты. Наоми Вартан.
Провела рукой по волосам, наклонилась к нему.
– Я буду спрашивать, а вы отвечать.
Он согласно кивнул.
– Вы хотите, чтоб я стала вашей любовницей?
– Да. Скажи, вот только что догадалась…
Губы ее тронула улыбка.
– У вас, наверное, была тысяча женщин… Что же во мне нашлось? Вам не все равно, с кем спать?
Он искал нужные слова. Сказать «не все равно» – подставить голову под ее каблук. Обрадуется – втрескался старый черт, а ну давай вить с него веревки! Потом придется ставить ее на место, быть может, очень сурово. Закончится попреками, ненавистью. Хм…
– Ты не такая как все. Даже внешне.
Наоми засмеялась:
– Ну, уж и не такая… Среднего росточка. И ничего выдающегося, – движением рук она изобразила пышные бедра и огромный бюст.
Он, в свою очередь, не смог удержаться от смеха.
– Нет, правда, ты ладно скроена. И еще… Ты кажешься не корыстной. Другая уже вовсю качала бы права. А ты даже из побрякушек прихватила не самые… Кулон с бриллиантами так же мал, а стоит в двадцать раз больше.
– И… – ему казалось, что он говорит глупости, но остановиться уже не мог, – из всех красивых женщин, что я знаю, ты одна не пользуешься…
– Косметикой, да, – ее чудесная улыбка завораживала. – Так и не привыкла.
Она посерьезнела.
– Я – пленник, раб. Ваша вещь, если хотите… Что будет, только предположим, вы говорите «иди ко мне», а я отвечаю «нет»?
– Скажу тебе. Самый страшный враг – женщина, которую силой уложил в постель. А врагов у меня и так хватает. И я не хочу оказаться зарезанным или удавленным во сне одной из своих подружек. Поэтому тебе ничто не грозит. Не хочешь быть моей женщиной, будешь служанкой. Через год выкупишь себя, и дальше станешь работать за плату. Многие соглашаются. А там… Мои люди грубы и неотесанны в большинстве, но ты зря думаешь, что их желания ограничены выпивкой и продажными девками. Иметь свой дом, где тебя ждет твоя женщина, дети… Знать, что есть, кому поплакать по тебе, когда сгинешь в море…
– В общем, вы берете мягкостью и посулами. С ума сойти можно, оказавшись в этой роскоши… А на крайний случай или пуганете до полусмерти, как меня в начале или…
Она наклонилась к нему совсем близко.
– Вы лжете. Любого человека можно сломать. Меня тоже. Прикажите Бренде каждый день меня мучить, а вечером утешайте, будьте добрым, как сейчас. Вы уже начали это делать. Скоро я буду ждать встреч с вами, жаждать их, только бы услышать ласковое слово, пожаловаться, выплакаться… И стану покорной, полной благодарности, радостно исполню все ваши прихоти…
Снова наступило молчание. Он смотрел на Наоми, и решение пришло само. Небрежным движением повернул к себе раковину переговорника.
– БОЛО КАНОПОС!
– А-х-х-х! Какого… Слушаю, Вага, чтоб ты подох через сто лет… – сонно пробурчал Боло. – Что стряслось, Минна с неба упала?
– Боло, продери глазки и прочисть уши. Возьми купчую на тот дом в Норденке, что принадлежал Арде и сделай дарственную от меня Наоми Вартан. В-а-р-т-а-н. Понял? И две тысячи реалов. Только не наличными. Вклад в банке Магистрата.
Обернулся к Наоми. Она сидела неподвижно, отведя взгляд и плотно сжав губы.
– Обдумай на досуге. Возможно, согласишься принять от меня этот подарок. Тогда скажешь. А пока я разрешаю тебе выходить в город вместе с Пини.
Наоми молча кивнула. «Вот и славно. Еще немного, и начнешь есть у меня с рук». Наоми замялась, он угадал ее сомнение.
– Говори, не бойся.
– А если я сбегу?
При этих словах тень мелькнула на ее лице.
– Пини расстроится – это верно. Но ты можешь потом подать ей весточку. Она ведь учила тебя нашему письму? «Сумеешь ли так ее обидеть?»
И, вдруг, неожиданно для себя, задал вопрос, от которого Наоми, вздрогнув, застыла.
– Ты – лесбиянка?
3. «ГРОМОВЕРЖЕЦ»
– Ну, что? – Пини взволнованно смотрела на нее.
Наоми стояла в дверях, опираясь вытянутой рукой о косяк.
– Что ты молчишь? Тебе плохо?!
– У-у-ф-ф! – она устало выдохнула. – Поздравь меня. Твой папаша, прости, твой высокочтимый отец – первый адмирал, поставил мне диагноз. Во-первых, дура. Во-вторых – я лучшая из тех, кого он знает. Красивая и не жадная. Убегая, не утащила целиком дворец со всем барахлом.
– А в-третьих? – Пини подвела ее к постели. – Ложись. Что там с тобой, в-третьих, – она уже успокоенно улыбалась.
– Еще я – розовая, но это мелочи.
Пини тихо ахнула.
– Значит, не ты ему разболтала… Кто-то внимательно следит за нами, Пини.
Она плюхнулась животом на постель.
– И… и что было? – Пини дышала ей в затылок
– Я сказала, что больше люблю мужчин, но в этом гадюшнике нету достойных… Вру, про гадюшник не говорила.
– И… потом?
– Он засмеялся и сказал, что уж один-то найдется.
Пини прыснула.
– Ну, а я говорю, вряд ли. Арни-то прогнали.
Пини схватилась за голову.
– Да ты что? Я тебе сама язык отрежу, чтоб только голова уцелела! Ты хоть думаешь, кому говоришь такое!
– Пини, родненькая, он не обиделся. Был в хорошем настроении. И, знаешь, почему? Оттого, сказал, что я не убилась, спускаясь из окна. Неподготовленный человек сорвется обязательно, даже с пяти метров – пальцы не выдержат, разожмутся. Потому я и дура. Ну, я и рассказала, как готовилась. По ночам цепляла веревочку за карниз и висела на ней, сколько могла. И так каждый узелок новый проверяла.
– А как аккуратно он меня клеил! И я тоже пудрила ему мозги. Я, он сказал, влипла по неразумию… или недоразумению… А я так на него наехала, что он решил, видно, пришибить меня своим благородством.
Она слышала за спиной взволнованное дыхание подруги. Повернулась на бок, подперев щеку кулаком, и красочно описала Пини беседу с ее отцом. Против ожидания, Пини не слишком огорчилась известием о том, что Вага знает об их близости.
– Он уже намекал мне, что в курсе наших забав. Я тогда не врубилась, а сейчас поняла. Но, не бойся, ревновать тебя к женщине, тем более, к собственной дочери, он не станет. Я знаю.
– А когда мы с тобой побываем в городе?
– Выберешь удобное время, и мы съездим с тобой. Спрашивать ни у кого не надо, я сама себе хозяйка. А так тебе не слишком плохо здесь, а?
Наоми вздохнула:
– Теперь мне кажется, что да. Если б не Бренда… Впрочем, я, сама не зная, оскорбила кого-то в лучших чувствах. И… как ты думаешь, сколько мне еще удастся держать его на расстоянии? Пока он не скажет: «или-или», – Наоми выразительно чиркнула себя пальцем по горлу.
Пини ласково обняла ее за плечи.
– Будь с ним вежлива. Если решишься отказать, я сумею тебя защитить. Но, думаю, ты сама переменишь мнение.